Вчерашние люди. Часть пятая

Зло, топая по лужам дорогими ботинками, не разбирая дороги, я устремился в самое  тёмное ущелье улицы, лишь бы быть подальше от этого невыносимого человека. Из-под ног с резким звоном отпрыгнула пустая бутылка и ещё долго звякала, где-то в темноте обочины. Занавешенные плотными шторами окна цедили скупой свет, фонари здесь были давно побиты скучающими мальчиками и только мои шаги гулко разносились вдоль сырых стен и тёмных подворотен. Бесконечная труба улицы сменилась яркими огнями впереди. Я вышел на центральную площадь, залитую неоном рекламы, отражающимся в стёклах дорогих машин, и бриллиантовых подвесках фланирующих дам.
Около меня взвизгнули тормоза, и вальяжный голос окликнул меня по имени.
- Ким Андреевич! Дорогой Вы наш, и где это Вы запропастились? Позабыли старых друзей, нигде не показываетесь. Нехорошо Ким Андреевич, айя-яй.
- Ну что Вы Виолетта Аркадьевна! Как можно?! Весьма рад нашей встрече. Каюсь – заработался. Знаете ли, выставки презентации, и всякая невозможная суета. Виноват, исправлюсь, как появится возможность – расшаркался я.
- А она уже появилась, милейший Ким Андреевич. Завтра в восьмом часу вечера у меня приём. Придут очень известные люди, будет интересно. Будет даже Ковальский с супругой, которую он так долго скрывал. Я Вас жду, и ни каких отговорок не принимается. Доброй ночи милейший. – Она одарила меня на прощание многозначительной улыбкой, и лоснящиеся бока дорогой машины исчезли в потоке других иномарок, текущих сверкающей рекой в незамутнённое обеспеченное будущее.



За ночь ветер разогнал все имеющиеся тучи, и утро выдалось ясным и солнечным. Солнечные лучи заполнили всё пространство, одинаково отражаясь в стёклах дорогих машин и в грязной бутылке на обочине.
Меня разбудило  непонятное квохтание и возня на балконе. Откинув штору, я увидел двух голубей, которые с утробным урчанием пытались залезть друг на друга, при этом, успевая нещадно гадить на всё вокруг.
Милые мои, скажите мне – ну кто обманул Пикассо, что это птица мира? Когда эта птица обгадила все шедевры мирового зодчества и ведёт жизнь наглого паразита?
То ли дело ворона. Умная, живёт долго, всегда при параде, и жрёт всё подряд, не оглядываясь на людей.
Я с чувством вылил остатки вчерашнего кофе на пытающихся размножаться голубей, и задёрнул штору.
На столе заморгала лампочка автоответчика, и пространство комнаты заполнил гнусавый голос моего агента по продажам, Вили Сошерски. Мне надлежало быть в ресторанчике на набережной, чтобы обсудить  вопросы сбыта. От его голоса несло подлостью и аммиаком.



Зеркальная дверь ресторана на секунду отразила меня, пропуская внутрь помещения заполненного ровным гулом голосов, изредка заглушаемым, каким-то скачущим галопом из динамиков.
Мой агент сидел в отдельном загончике, отгороженном от остального зала деревянной решёткой. Перед ним стояла тарелка томатного супа, из которой он методично хлебал, успевая рыться в открытом ноутбуке, с надкусанным яблоком нарисованном на крышке.
Это был долговязый тип, одетый в светлый костюм, со старорежимной бабочкой вместо галстука. Очки в тонкой золотой оправе, скользили по его потному носу как по слаломной горке, то чудом удерживаясь на его кончике, то подпирая поросячьего цвета брови.
Он стал мне навстречу, осклабившись в дежурной улыбке, призванной выразить неописуемый восторг от нашей встречи.
- Рад Вас видеть господин Ким! Как Ваша семья, дети? Ах, ну да, да – затормозил он сам себя.
- Я имел в виду здоровье Ваше, всё о кей?
Осклабившись ему в ответ отрепетированной улыбкой, я сообщил ему, что здоровье моё при мне, и его деньгам ничего не грозит.
Он мешком плюхнулся в кресло, и сразу сделав постную физиономию занудил о делах.
- Хочу Вас обрадовать господин Ким, распродажи держатся на уровне и ещё одна арт - галерея готова разместить ваши работы у себя на обоюдно выгодных условиях. Это добавит нулей к Вашим счетам в банке.
Я вяло кивнул, наблюдая через завитушки деревянной решётки, за упившимся до полного изумления джентльменом, пытающимся попасть вилкой в одинокую оливку, скачущую по тарелке.
- Но есть и одно обстоятельство, господин Ким, которое озадачивает наших хозяев –
Продолжал гнусить Вили, поглядывая в ноутбук.
- Ваши последние работы стали обладать смыслом, это не есть хорошо! Люди не хотят думать, что Вы там изобразили. Не в силах постичь видимый смысл они почувствуют себя идиотами. А это, извините, за свои деньги никому не нужно. Больше эротических намёков и расплывов краски, тогда всем будет хорошо. Поверьте мне, если бы Пикассо начинал в наши дни, он бы не продал ни одной картины. За старика Босха и говорить нечего.
Во мне медленно, как в старом чайнике закипала злость. Я смотрел на этого гнусного человечишку, непонятной национальности, который пытался липкими лапками править во мне понятие об искусстве, подталкивая к черте, из-за которой нет возврата.
- Я Вас понял, господин Сошерски, не трудитесь более. Ваш суп остывает. И советую Вам заменить Ваших Джотто и Веласкеса, красующихся в Вашем доме, на Полока и Миро.
Вили, вскинул голову, отчего его очки, наконец-то сорвались с носа и золотой рыбкой булькнули в томатный суп, победно выставив одинокую мачту.
Шипя проклятья, на неизвестных мне языках, Сошерски ухватился за торчащую дужку, пытаясь извлечь своё богатство из густого варева. Но, по всему, бесы сегодня были на службе. Скользкая дужка,  уже спасённых было, очков, вырвалась из потных пальцев Вили, и они смачно шлёпнулась на светлые брюки, оставив на причинном месте томатную розу. После, совершив в полёте замысловатое движение, звонко разлетелись красными брызгами по кафельному полу.
Агент по продажам, застыв в нелепой позе – с растопыренными над столом пальцами и приподнятой ногой, перевёл на меня осоловелые глаза.
- Господин Сошершски, полагаю, мы выяснили основные вопросы. Извините мне пора. Дела, знаете ли, эротические распплывы, так сказать. Желаю приятного вечера.
Поднявшись из-за стола, я прошёл мимо окаменевшего Вили, направляясь к выходу.



Вечерний воздух был пропитан осенней тоской и свежестью, с тонким ароматом увядающих листьев. Я вдохнул поглубже, возвращаясь в далёкоё детство, когда по дворам и на улицах собирали большие кучи, ещё не потерявших цвет листьев и жгли их.
Сладостный запах, на многие недели заполнял городской воздух.  А в садах ещё висели несобранные яблоки, и в помидорной ботве попадались переспевшие помидоры. Как же сладки они были для нас! Трава по утрам, уже хрустела от изморози, и синицы тонко тинькали в пустеющих садах, предвещая холода. А впереди была чудесная зима со своими подарками. И было у нас столько радости и удовольствия от Жизни, что казалось, это не кончиться никогда.
Кто-то налетел на меня с овоськами, осторожно извинился, и я снова вернулся в Сейчас.
Навстречу тянулся озабоченный вечерний люд. Мысли, давящие в их голове друг друга, отражались на их лицах.
 Забрать Светку из садика. Нет, нет, вначале зайти выпить пива, а потом Светка. Заскочить в магазин. Ай, чёрт сегодня же футбол, как бы от Зинки отбиться и не гулять с её чёртовой собакой и посмотреть. А долг Петровичу – хрен ему, подождёт.
Мимо мелькали силуэты уже плохо различимые в сгущающихся сумерках, и за каждым тёмной тенью тащилась его судьба, сгибая плечи, выпячивая животы и отряхивая последние волосы с макушки.
И многие из них понимали, что бешеный поезд жизни летит мимо, и уже не хватит сил ни зацепиться за пролетающий поручень, ни запрыгнуть на подножку. И скоро мигнут красные огни вдали, оставив их в этой вечной осени навсегда.



Удачно поймав такси, с редкостно неразговорчивым, водителем, я отправился на обещанную встречу.