У озера

Ко всякого рода диковинкам, которые я собираю, добавился теперь наконечник стрелы - каменный. Лет ему - тысяч двадцать пять. Не могу  вообразить себе столь гигантский отрезок времени. Он вместил всю историю человечества и даже то, что историей еще не было. Некий досужий ум, запомнилось мне, применяя какую-то особую методику, подсчитал, что на земле за эти годы успело побывать семьдесят шесть миллиардов человек. И кажется мне, что все они, в какой-то микроскопически малой части присутствуют теперь здесь. Над этим осколком людской планеты поколения сменялись, как волны. Даже у камня, как оказалось, есть какая-то тайная, непонятная мне структурная память, и мне хочется думать, что она вмещает в себя многое из того, чем было наполнено невозвратно ушедшее время. Хочется думать мне и о том, что какой-нибудь гений более позднего времени научится проникать в эту тайную структурную каменную память и сможет оживить время, хотя бы так, как оживает экран кино от несложных манипуляций механика. И тогда... Ах, как волнует меня этот камешек на письменном столе.
Нашли мы его с любителем-археологом, школьным учителем из тверской глубинки, скитаясь из любопытства по степному простору, по древней здешней земле.
Школьный учитель этот преподает историю и большой энтузиаст и знаток того, что происходило в этих местах. Местная колоритная личность, которая так замечательно подходит к потаенным краям нашей протяженной земли, где мест бесславных не бывает. Разве, что мало знаем мы о них.
Бродили мы с ним долго. Сзади нас катились далекие, бесшумные и медленные от расстояния поезда. Там, куда направлен их бег, живет шумной упорной жизнью не очень большой, но славный в истории город Тверь... Для своей прогулки мы выбрали редкий по здешним местам порядочный кусок степного пространства. Степь в это лето не такая уж безрадостная. Частые дожди опять сделали ее зеленой... И сегодня небо зреет дождем. Синие метлы его уже метут по далекому краю земли... Я слушаю рассказы бывалого человека и они не утомляют, поскольку полны неведомого мне. Рассказы эти навевают призрачные видения, картины бывшей здесь когда-то жизни...
...Между тем стало смеркаться. В гостиницу возвращаться не хотелось.
Решили еще посидеть, потолковать у вечернего степного костерка. То ли растревожен я был этой прогулкой, то ли живые рассказы школьного учителя подействовали, но одно мгновение этого вечера, на которое в иной раз, вероятно, не обратил бы внимания, произвело на меня неожиданно сильное впечатление.
Тьма над нами опустилась окончательно. Наш костер пульсировал на самом дне этой ночи, как бьются родники на дне глубокой воды.
Прошедший день вспоминался отрывочно, и память о нем была такой же неровной, как свет этого костра. Отдельные мгновения его вырывались, как яркие блики, а что-то уже угасло...
Вдруг, с той стороны, где потухло небольшое степное озерцо, ночь донесла крик птицы. Крик полон был дикой и тревожной силы. Он заставил встрепенуться мою одомашненную душу. Это был голос каких-то иных времен. Крик был полон первобытной тайны и мрачной красоты. Я не мог определить, что за птица подала этот голос. Да, может, и не птица это вовсе была. Может, это какой-нибудь старый языческий бог дал нам знать о себе. От этого ночь в одно мгновение стала иной.
Почему-то представилось мне, что вот так же сотни лет назад мог сидеть тут у такого же костерка мой далекий сумрачный предок и такая же птица, очумелая спросонья, могла закричать таинственно и дико. И душа его наполнилась тогда той же неясной печалью и тревогой.
В те мгновения я ощутил бесконечную привязанность к нему, передавшему мне в наследство не только способность чувствовать тревогу и величие ночи.
В каком-то потаенном уголке своей души, в сплетении неоткрытых хромосом, он тогда уже имел начало неукротимой воли к совершенству. И она, эта жажда, была всегда главным содержанием человеческого пути, как ни называй его - жизнью, эволюцией, естественным отбором...
Стало быть, и я сам, многократно повторяясь, являюсь продуктом этой его изначальной неистребимой жажды движения к лучшему. И вот вопрос. Таков ли я, каким он представлял меня, сидя на этом самом месте? Настолько ли я совершенен, чтоб без сомнения и страха взглянуть теперь ему в глаза, показать то, чем живу?..
Но как бы то ни было, а все то, что мы называем историей, весь ряд  великих и мелких её эпизодов - это и есть путь от прочувствованного мной невообразимо далекого предка к теперешнему мне.
Путь этот пролег мимо этого озерца, мимо сегодняшних мгновений... И когда и где это закончится? Не узнаю ответа...