Ветрогон

Иосиф обвел умудренным, уставшим взглядом преподавателя, читающего лекцию нерадивым студентам и требующего повышенного внимания собравшихся, старательно прослюнявил свой указательный палец и ткнул им в небо, словно собрался продырявить купол над головой, дождался его высыхания и деловито изрек.
– Дует северо-восточный ветер.
– С чего ты решил? – Не поверил ему Бесик.
– Сырой, тяжелый ветер. – Невозмутимо пояснил
Иосиф и продолжил наматывать леску на длинный, пружинистый шест бамбука, крючок зацепив в нижнее дупло.
– Какой крючок берем, Иосиф? – Спросил Даур, копошащийся в крючках в коробке из под леденцов. Ухаживания за женщинами и рыбалка Иосифом были
доведены до артистизма и его советы в этих делах считались аксиомами, непререкаемыми.
– Я возьму «заглотушку».
«Заглотушка» была самым мелким крючком из имеющихся у нас. Мельче бывает разве что колбаса, нарезанная для тещи зятем, но если колбаса с просроченным сроком хранения, можно и расщедриться. Я не пробовал, теща умерла сама.
В сторону моря с гор дула «Полуденка». Было свежо и чисто. На скенче, бирже для сходняка утомленных безделием местной шпаны, ряды скамеек пустовали. Мимо продефилировала девушка, не удостоив нас вниманием. Противно стало смотреть, какая она шла гордая, независимая, красивая. Она знала себе цену, но, видать, не желала брать деньгами и мужскими ухаживаниями, предпочитая оставаться собой.
Мы прошли по аллее тенистого парка вековых платанов, у аэрокассы завернули за угол кафе, стоящего на месте снесенного памятника Усатому Вождю, и по длинной лестнице, построенной после войны к приезду Любителя дымить трубкой, спустились к пирсу, сняли шлепанцы и по гальке, берегом моря, дошли до волнореза, где река Уодуг впадает в Черное море.
Несмотря на полдень, рыбаков было многовато. Кому в кайф посидеть в тишине, а кто-то предан шумным сборищам. Угодить всем невозможно, если даже каждому раздать по миллиону.
– А почему это ему и мне одинаково дали денег? Он что, ровня мне? – Скажет иной.
А другой рассердится.
– У него же есть, куда ему еще?
Незнакомый мне рыбак поздоровался с нами. – Привет трем мушкетерам и главному. – Кого из нас четырех приняли за главного, трудно было понять, если самолюбие больное.
– Арсену, салам! – Ответил Иосиф и спросил. – Много у тебя в экдазе рыбы весят?
– Не клюют, суки! – И Арсен с досады сплюнул в реку, недовольный поведением рыб.
– Не плюй в колодец, пригодится для ловли рыб. – Попросил его Иосиф и начал закатывать штаны. – Учись, друг, пока жив, потом некому станет. У гениев учеников нет.
Иосиф умел прочитанное, увиденное, услышанное собирать в малую кучу, давая навозу настояться, а после настой использовать для удобрения почвы в беседах и спорах. По природе талантливый, он был харизматичен, ярок и самоуверен, но не подпитанный корнем, глубиной, угасал на глазах, как личность. Или мне так казалось, хотевшему от шурина большего.
– Иосиф, на чем здесь ловить? – Спросил Бесик, отвлекая его от приготовления к празднику
– Сунь нос в воду. Живой крючок лучшая приманка.
Клюв Иосифа ничем не уступал носу Бесика, тем страннее, почему он выбрал «заглотушку».
– Не, я серьезно. – Так влюбленный уверяет в своих глубоких чувствах понравившуюся ему девушку.
Иосиф поздоровался со всеми рыбаками, оценил их успехи и влез в охотничьи резиновые сапоги, отцепил крючок от конца бамбука, поднял по леске свинцовую грузилу, посчитанный им приемлемым. Рыбаки зачарованно смотрели на него, как на явление и ждали чуда, что он пойдет по воде, как сын одноименного пастуха. Любители посидеть с удочкой на берегу были разочарованы будничностью происходящего. Иосиф достал белую мягкую булку, скатал мякишь, нацепил на крючок, пальцами приладил тесто крепче, и бросил леску в море.
Теперь он принадлежал стихии, как Адам Еве. Других вариантов, за неимением других, не существовало.
Стоило крючку уйти под воду, как поплавок сразу запрыгал, пританцовывая. Первая рыба, кажется, долго его дожидалась, отказывая в удовольствии другим рыбакам и увидев подношение Иосифа, нетерпеливо, нервно накинулась на мякишь. Он вальяжно покачал удочкой, давая ей время одуматься, потом резко дернул бамбуком. Попытка еще одну доверчивую дуру провести на мякине удалась.
– Не золотая рыбка, всего лишь лобань, но сгодится. – Снимая с крючка трепыхающуюся рыбу, поздно осознавшую ошибку, скромно, но удовлетворительно констатировал Иосиф.
– Мамой клянусь, ты счастливый, Иосиф. – Похвалу Нодара он принял с невозмутимостью гаишника, сующего в карман деньги оштрафованного на собственные нужды водителя, потом насадил рыбу на прутик с рогаткой в конце; другую палку вбил у берега и привязал их леской. Лобань, оказавшись в воде, почувствовала спасение, схожее с преждевременной иллюзией счастья.
Иосиф опять скатал сердцевину мякиша булки, еще не утратившей мягкости, отломал оттуда маленький кусочек и насадил, даже налепил, на крючок, внимательно всмотрелся в море, не заплыло ли лохнесское чудовище, готовый и его поймать, но увидел только то, что Даур встал рядом в поиске хлебного места. В полете пущенная Иосифом леска издала посвистывание стрелы, направленное на жертву.
Даур стоял с отсутствующим лицом ушедшего в себя. Рыба не клевала и он прилагал усилие показать, что ни рыба, ни он здесь не причем, сам же оказался тут случайно, и вообще, он не местный, и бамбук чужой, и море ему чуждо, и Иосиф с Бесиком и со мной не его друзья.
Хорошо усвоил Даур нехитрые приемы двоечников. – Находиться на уроке и умудриться не попадаться на глаза учительнице, ищущей его в журнале, а не в классе.
Вот и появился повод поговорить о впечатляющих достижениях Иосифа, со взлетами и падениями, в школе. Я давно откладывал эту тему, внушаемый просьбами Иосифа, теперь расскажу, хотя бы чуть-чуть, о нем, о великом сушенном Геркулесе, как порой представлялся он.
В первом классе, во избежание быть неправильно понятым учителями впредь, он сразу расставил акценты и стал успеваемость по предметам подгонять под твердую «двойку», лишь изредка отползая от намеченного курса, запутывая недоброжелателей. Следующий год оказался скучным на забавы, вспомнить-то нечего, не считая усилий родителей по переводу его в третий класс, начатый им с курения и посматривания, по-взрослому, с многозначительными намеками, на пионерок и комсомолок. Кем-то неосторожно заделанная дырка в женском туалете, в наблюдательном пункте любознательного Иосифа, стремящегося к расширению кругозора, стоило школе разлившихся фекалий от кинутых им в туалет дрожжей, полученного подзатыльника от отца с ремнем в вдогонку по мягкому месту, на неделю превращенному в твердый, как камень.
– Возьмись за ум, сынок, ты же взрослый! – Умоляюще попросила тогда мама, для придания серьезности словам всплакнув.
Он попробовал взяться, но ума и терпения не хватило прорвать стену, выстроенную прочно из его двоек, раствором послужившие редкие тройки, и предубеждения учителей, что он лентяй, каких еще школа не видела, хотя, признаться, здесь его незаслуженно перехвалили, конечно.
Проучившись и промучившись еще несколько лет, сам не зная, как и для чего, из школы он вынес аттестат о среднем образовании и легенду о происхождении нашего
города, да и то товарища по парте. Иосиф эту историю рассказывал каждой отдыхающей, с которой встречался, и каждому прохожему, среди которых мог оказаться и сочинитель легенды. В общем, и девушка Туа, и парень Дуг полюбили друг друга, как всегда. Родители против, у влюбленных горе, а город ждет развязки. Один лишь сочинитель ходит радостный, потирает руки. Сюжет-то получается интригующим. Не вытерпев давления родителей, влюбленные прыгают в реку, даже не переодевшись в купальный костюм. А может тогда, как сегодня, моды не было прикрываться. Одним словом, на радость жителям, город обрел название – Туа Дуг.
Могут удивиться, чего это я Иосифа довел до третьего, а не десятого класса? Ну, во-первых, птица в полете видна. Ну, поднимется она чуть выше, или опуститься чуть ниже, ну и что? Ползать и бегать на стометровку птица не будет. Или как говорит мой друг со слов своего отца, «если ишак поднимется в гору, конем обратно не вернется.» Во-вторых, о аттестате было упомянуто вскользь, так что еще ничего не кончено, жизнь продолжается, закончим недостающие классы вместе.
Вернемся со школы на берег моря, иначе неудобно получится: к нам приближается Заза, а нас нет.
– Иосиф, я отходил. – Извиняюще сказал он. – Говорят, ты рыбу поймал!
– Говорят. – Подтвердил он, не сводя глаз с поплавка, ловящий взгляд подсеки.
– Большая? – Заза посмотрел вокруг, но не увидел рыбу.
– Была большая, но увидела тебя и поджала хвост. – Немного грубо ответил Иосиф, раздосадованный, что мешают.
На той стороне реки, ближе к морю, Артем Чаландия, тренер местной футбольной команды, крикнул.
– Иосиф, я поймал красноперку.
– Я что, рыбнадзор, отчитываешься? – Я видел, у него портится настроение. Занятый наблюдением переменчивости поведения Иосифа, я пропустил атаку рыбы на мой крючок.
– Сако, ты где? Тяни! – Сказал Иосиф, как бы тормоша и торопя меня.
На крючке висел лосось. Он водится на Черной речке, у «Золотого берега», видимо, заплыл в море, погнался за стаей карасей и оказался здесь, у соединения моря и реки Уодуг, потом на крючке.
– Молодец! – Похвалил меня сам Иосиф.
Скоро у Иосифа перестало клевать, что было странно. Он вышел на берег и начал сворачивать удочки.
– Вы со мной? – Спросил он, скидывая сапоги.
– Куда идем? – Поинтересовался Даур и тоже достал из моря леску.
Иосиф расхохотался. Крючок был без наживки.
– На чем ты ловил, Даур? – Продолжая смеяться, спросил Иосиф.
– На номер «шесть».
– Что насадил на номер «шесть»?
– Черви из Инкитского озера.
Это были черви-деликатесы из Пицунды. Мыс, реликтовые леса, птицефабрика поблизости, чистейшее, прозрачное озеро и микроклимат местности сделали свое дело превосходно. Черви по окрестным городам и даже в Сочи обходились рыбакам дорого.
– И где же твои инкитские черви? Пошел бы ты домой, Даур, и занялся рисованием картин. – Посоветовал ему Иосиф.
– Картины пишут. – Поправил друга Даур.
– Рыбу на голый крючок ловит, а еще поучает! – Сказал Иосиф, уже собравший свои пожитки.
– Куда идем? – Бесик повторил слова Даура, будто только проснулся.
– Поднимемся выше по реке, до Баклановки. У дома отдыха ЦК «Строитель» одно место знаю, пальчики оближешь!
– Это же далеко! – Запротестовал Бесик.
– Хорошо, стой здесь, обратно пойдем, прихватим тебя. Тем более, подул холодный ветерок.
– И что? – Спросил Бесик. Вот уж в ком отдыхала сестра таланта.
– Послеобеденный «ветрогон» дует. Значит, рыба уйдет подальше в море и тут можно будет поймать все, кроме рыбы.
На вечер у нас были куплены билеты на фильм «Седьмая пуля», которым мы бредили в школьные годы, времени еще оставалось достаточно и мы побрели за Иосифом, который шел впереди, хотя тот Иосиф, библейский пастух, за овцами следовал сзади, как слышал я.