Рассказ Герка Соловьёв

   Я хочу рассказать себе и тебе, Мой Читатель, о том, как совершаются ошибки, расплачиваться за которые потом приходится всей своей жизнью, и не только своей. За ошибки родителей приходится порой отвечать их детям, и это очень несправедливо на самом деле, но получается, что так.
   
   Стимулом к этому исследованию зарождающейся совместной жизни моих родителей было то, что хотелось наконец-то понять, почему моя жизнь сложилась так, а не иначе.

   Мои родители развелись в начале моего четвёртого класса. Разбежаться им было некуда, и потому нам, детям, пришлось жить вместе с двумя бывшими супругами, которые вспыхивали друг от друга по любой причине и без неё, как трут и солома.

   Какие представления о нашей будущей супружеской жизни - моей и брата - мы могли получить? Что женщина в семье всегда больна и раздражена на супруга, который выполняет за неимением другого выхода её хозяйственные обязанности по дому, при этом всегда является плохим? Что мужчина в семье занят больше всего прочего тем, что носится с визгом по дому, то открывая форточки, то закрывая их с таким остервенением, что стёкла от этих его упражнений бьются, осыпаясь в том числе и на головы его детей? Что муж и жена всегда спят в разных комнатах? Что в случае, если папа по какому-то поводу подходит к маме, чтобы поцеловать её в щёчку, она отпрыгивает от него в сторону с перекошенным от отвращения к своему мужу лицом? Что родители только одну общую тему и имеют - без конца обсуждать, чего каждый из них мог бы достичь, если б они не встретили друг друга?

   Обе бабушки, жившие во времена моего детства в одной квартире, часто говорили в присутствии нас, детей, о том, что супружество наших родителей было большой ошибкой для обоих. Приводились доводы, и я приблизительно к пятому классу имела очень точное представление о том, что мой папа мог бы жениться на женщине, которая бы, в отличии от моей мамы, любила его. Это было мнение бабушки, папиной мамы. А мамина мама часто говорила о том, какой красивой и весёлой была наша мама до того, как вышла замуж за папу.

   Мама же всё время вспоминала друга своей юности Герку Соловьёва. Рассказы о нём и их дружбе были нам вместо вечерних сказок. Очень хотелось посмотреть на фотографиях, каким был мамин друг, но в фотографиях тех лет, в том числе и общих отдельческих (все трое - мама, папа и Герка Соловьёв работали когда-то в одном отделе) на месте, где была подпись "Соловьёв Г.Б.", было вырезано ножницами его лицо. Зато в большой деревянной шкатулке, где хранились семейные документы, был доступен для просмотра любого желающего (что мы с братом и делали), целый ворох писем, что писал когда-то почти ежедневно Герка нашей маме, работая с ней в одном отделе. Письма были написаны красными чернилами, красивым чётким почерком с наклоном влево, на плотных больших листах. В каждом письме были вопросы, признания, упрёки, и - стихи. Стихи были прекрасны, и я даже помню некоторые из них наизусть:

* * *
... А помнишь ленты алые зари,
Вдвоём бродили по траве высокой,
И ты тогда сказала: "Посмотри,
Как тополь тот тоскует одинокий!"

Теперь я сам, как тополь тот, поник,
Как тополь тот, тоскую дни и ночи,
И, если ты смогла понять его язык,
То почему меня понять не хочешь?

   Как же это всё произошло?

   Я попробую разобраться в этом вместе с тобой, мой Читатель. Просто буду писать здесь то, что я помню из рассказов старших во времена моего золотого детства.

   1946 год. С большим трудом удалось моим бабушке, будущей маме и её сестричке Симочке, в честь которой, умершей от эндокардита в возрасте 21-го года, меня назвали, вернуться из эвакуации в Ленинград. Мама устроилась работать конструктором в институт, который территориально помещался внутри Гостиного Двора. Время было замечательное несмотря на безденежье, отсутствие в магазинах нужных товаров - после войны все люди жили верой в счастливое будущее.

   В отделе, где работала моя мама, (я буду называть её здесь Ларочка, как её называли тогда и гораздо позднее все) было много молодёжи. Ребята были совсем молодыми, и в то же время все они прошли через годы войны, у них имелись награды, лычки, что указывали о ранениях. Часто устраивали отдельческие вечера с танцами. Писали друг другу на работе записочки, нехитрые стихи, дарили на память подарки, сделанные своими руками.

   Судя по фотографиям, Ларочка была очень хороша собой - тоненькая, изящная, весёлая, её мама (моя бабушка) покупала на "толкучке" чьи-то старые одёжки и перешивала их для своей дочки. На фотографиях Ларочка всегда очень красиво одета, а талия у неё тоненькая, как у осы. Впоследствии мама хвалилась мне, что талия у неё в те годы была пятьдесят сантиметров.

   Среди парней в отделе выделялся своей пригожестью Герка Соловьёв. Герке было 24 года, когда он пришёл устраиваться конструктором в отдел, где уже работала Ларочка. В то послевоенное время мужчины часто ходили и "на гражданке" в форме. Герка был высоким, стройным, белокурым, сероглазым. На груди у Герки красовались многочисленные ордена и медали. Самой красивой девушкой в институте по праву считалась Ларочка, и Герка немедленно начал за ней ухаживать.

   Как ухаживали тогда, после войны? Провожал с работы домой на канал Грибоедова. По дороге разговаривали, рассказывали друг другу обо всём. Не буду сочинять от себя. То, что можно было понять из Геркиных писем: часто, не как теперь, ходили в театры, бывали на танцах, бродили по паркам и пригородам, писали друг другу письма, не взирая на то, что на работе целый день находились в одном помещении.

   Отношения между Геркой и Ларочкой стремительно развивались: уже были сказаны слова любви, строились планы на общее совместное будущее. Каждый день в Геркиных письмах были упрёки и переживания влюблённого: например, он хотел поцеловать в парадной любимую девушку, которую провожал до дому весь вечер, но она (Ларочка), оскорблённая его вольностью, убежала от него, рыдая от того, что он её "обидел".

   В отделе появился новый сотрудник Серёжа. Серёже был 21 год, он только что окончил техникум. Для сравнения: Ларочке уже было 26, а Герке - почти 25 лет. Серёжа тоже влюбился в Ларочку. Иногда Серёже удавалось проводить Ларочку до дому, это, если Герка был занят на работе до позднего вечера. Оба парня - Герка и Серёжа, конечно, возненавидели друг друга, это и понятно - они были соперниками. Однажды рослый и плотный по сложению Герка так выразил своё презрение к соперничающему с ним худенькому и невысокому Серёже: поднял Серёжу за ноги и встряхнул его вниз головой.

   Ларочка жила безмятежно. Она особенно не задумывалась о будущем, которое после страшных военных лет, блокады и эвакуации, обещало быть счастливым.

   И вдруг известие, поразившее Ларочку до глубины души: Герка получил письмо из далёкой белорусской деревни. Подробности этого письма и предшествующих ему событий Ларочка узнала от общих с Геркой друзей...

   Наши войска отступали. Герка, совсем ещё молоденький лейтенант, был ранен. Он закопался в канаве среди осенней листвы, и через эту канаву прошли немцы, проехали их танки. Чудом не обнаруженный врагами Герка дополз до избушки лесника. В этой избушке лесник и его дочка Надежда почти год выхаживали раненого Герку и укрывали его от фашистов. Когда снова пришли наши войска, Герке удалось к ним присоединиться, и Победу он встретил, как и многие, в Берлине.

   А теперь о письме из Белоруссии. Неграмотно, но убедительно дочь лесника, спасшая вместе со своим отцом Герку от плена или смерти, писала о том, что после расставания с Геркой она родила дочь, и ей (их совместному с Геркой ребёнку) к этому времени было уже три года.

   Ларочка горько плакала, узнав, что прочёл Герка в письме из Белоруссии, не от него. Когда Ларочка и Герка встретились, разговор был такой:

   - Ты меня любишь?

   - Да, очень люблю.

   - Если ты меня любишь, дай слово, что исполнишь мою просьбу.

   - Даю слово.

   - Поезжай в Белоруссию, привези ту женщину с твоей дочкой и женись на ней. Ребёнок не должен расти без отца.

   Герка писал Ларочке письма, из них было понятно, что Ларочка отказывалась встречаться с ним вне работы.

   "Ты сделаешь несчастными всех - меня, себя, Надежду и Сергея".

   К этому времени стало понятно, что Ларочка выйдет замуж за Серёжу, который очень сильно её любил и всячески старался доказать ей свои чувства. К примеру - провожает Серёжа Ларочку после работы домой. Осенний проливной дождь, старенькие Ларочкины туфли промокли сразу, как она вышла на улицу. Серёжа насильно затащил упирающуюся Ларочку в обувной отдел Гостиного Двора и купил ей новые мальчиковые баретки за пятьдесят рублей "старыми" (а "новыми" деньгами, по временам моего детства - за пять рублей). Денег всегда не хватало, и Ларочка никак не могла "рассчитаться" с Серёжей - отдать ему деньги за купленные ей баретки. Это было одной из причин будущего замужества. А второй причиной, и, я думаю, главной, было то, что в очередной культпоход в театр Герка пришёл с Надеждой. В гардеробе все встретились. Герка помогал снимать галоши высокой полной женщине в плюшевом деревенском зипуне и длинной цветастой юбке в сборку. Женщина громко разговаривала, видно было, что в театре она впервые, и выглядела эта женщина на много старше Герки. Но все в отделе и так уже знали: Надежда старше Герки на 10 лет... Вот после этой встречи, где Герка был уже "не один", Ларочка, поплакав, дала согласие Серёже на брак.

   Свадебная фотография моих родителей: взявшись за руки "крест - накрест", молодые люди позируют перед об,ективом. Ларочка в белом платье, Серёжа в костюме не со своего плеча, кругом белые цветы.

   После свадьбы Серёжу "забрали" в армию, и Ларочка поехала вслед за мужем в Таллин, где Серёжа за 7 лет военной службы на флоте, а, вернее, ещё раньше, в 27 лет, дослужился до капитана. Жили трудно, но весело - на заводе "Пунана Рет", где Ларочка работала конструктором, был интересный молодёжный коллектив, вместе отдыхали в выходные, вместе занимались спортом, ходили друг к другу в гости. Через два года после свадьбы у молодых родился сын Миша, Ларочкина мама сначала приехала в Таллин, чтобы помочь ей с ребёнком, а потом забрала Мишутку в Ленинград, где растила внука в любви и заботе.

   Что я знаю о том периоде жизни моих родителей из писем Ларочки своей маме: "Я на больничном уже две недели. Обследовала весь организм, даже "щитовидку", сдала все анализы. Всё в полном порядке за исключением нервной системы. Целыми днями лежу, нет сил даже согреть себе чаю, Серёжа приходит со службы и делает все дела по дому." Что за "нервная система", что заставляет совсем молодую ещё мою маму, Ларочку, лежать целыми днями, отвернувшись лицом к стене? Насчёт этой позы я слышала из воспоминаний моей бабушки. Перечитывала многочисленные письма в Таллин бывших маминых (Ларочкиных)ленинградских сослуживцев. Все пишут о том, что Герку "не узнать", совсем другим стал после женитьбы на Надежде...

   Дальше опять из письма: "Эту путёвку по Военно-Грузинской дороге тебе предоставил наш профком в память о твоей работе в институте. Не отказывайся, в поездке ты развеешься, отдохнёшь, окрепнешь".

   В семейном архиве много фотографий, сделанных на Военно-Грузинской дороге - Ларочка позирует на фоне гор, улыбающаяся, тоненькая, в лыжном костюме, белой войлочной шляпе с бахромой. По рассказам моих близких знаю: приехав из отпуска в том году, мама (Ларочка) обнаружила, что у неё будет ребёнок, который в последствии и стал Симочкой, которая пишет сейчас эти заметки.

   Брат Миша всегда говорил: "Мама привезла Симочку с Военно-Грузинской дороги". А папа часто говорил обо мне, своей любимице: "Симочка спасла нашу семью. Благодаря ей мы с вашей мамой снова соединились и стали жить вместе после того, как она, вздумав от меня отделаться, уехала из Таллина к своей маме в Ленинград".
    
   Так всё и было - мама после возвращения с Военно-Грузинской дороги сначала уехала от папы из Таллина, решив с ним развестись, но потом, после его долгих уговоров, решила к нему вернуться, будучи уже "на сносях", и, едва успев вернуться к мужу, попала в роддом, где и родила меня.

   Мама была уже при смерти, когда мы с моим сыном Митей, перебирая старые семейные фотографии, обнаружили не виденный нами прежде снимок: на фоне деревьев какого-то сквера стоят рядом два счастливых улыбающихся человека - молодая Ларочка в тёмном пальто "в талию" и белой горжетке из лебяжьего пуха на плечах и молодой мужчина в длинном пальто и широких брюках, в фетровой шляпе, "заломленной" по моде того времени. На обороте снимка написано маминым круглым почерком: "Я и Герка, (и дата)". Мы с сыном, прочитав надпись на обороте, перевернули фотографию снова вверх отпечатком, и не даром: из-под фетровой шляпы смотрел на нас, улыбаясь... Митя! Лицо Герки в тот послевоенный год - это лицо моего сына Мити!

   Оба с Митей пришли в мамину комнату, сели возле её кровати.

   - Бабушка, расскажи, почему на всех фотографиях лицо Герки Соловьёва (мой сын так же, как и все, привык называть маминого друга Геркой) вырезано, а на этой фотографии - нет?

   - Нууу, я не знаю, - говорит нам моя мама, - наверное, мне было жалко портить такую хорошую карточку, вот я и не стала вырезать из неё Геркино лицо.

   - А на других фотографиях ты зачем его вырезала?,- любопытствует мой сын Митя.

   - Не хотела расстраивать Серёжу, - просто отвечает Мите бабушка Лара.

   - А чем же ты могла его расстроить?, - удивляется Митя.

   - Знаешь, после того, как Серёжка узнал, что на Военно-Грузинской дороге я встретилась с Геркой, он стал выходить из себя всякий раз, когда я вспоминала о Герке.

   - Но почему дедушка так злился?, - снова спрашивает Митя.

   - А как ему было не злиться, - спокойно говорит баба Лара любимому внуку, - если его долгожданная дочка Симочка родилась совсем непохожей на своего отца, жгучего брюнета - светленькой и сероглазой. Симочка ведь не похожа и на меня, и на всю нашу родню.

   - А почему мама (Симочка - это я) не похожа на всех наших родственников?


   - Не знаю, - спокойно говорит баба Лара, - наши общие друзья всегда шутили,  что свою дочь я родила похожей на свою первую любовь.

   - На Герку?, - спрашивает Митя.

   - На Герку, - соглашается баба Лара.


   - Значит, Герка Соловьёв - мой отец? - спрашиваю я у мамы в большом волнении. К этому времени, о котором я сейчас пишу, я уже похоронила папу Серёжу и не далёк уже был час, когда уйдёт от нас и смертельно больная баба Лара. Моё всегдашнее одиночество искало человека, который мог бы войти в мою и Митину жизнь, как родной. Поэтому найти себе настоящего отца было бы для меня огромным счастьем.

   - Нет, что ты, - возражает мне мама, - это не правда! Этого и быть не могло.

   Почему же тогда я родилась светленькой, сероглазой? Откуда взялась у меня способность писать стихи, как у Герки? Мои родители не писали стихов.

   Что ещё я помню из маминых рассказов? Там, на Военно-Грузинской дороге, мама действительно встретила Герку. Путёвок в институте, где когда-то работали Герка и Ларочка, было две, и друзья решили сделать так, чтобы Ларочка и Герка ещё раз встретились. Встретившись на Кавказе, Ларочка и Герка оба воспряли духом. Ведь до этого Ларочка умирала от тоски в Таллине, а Герка - в Ленингаде.

   Влюблённые, встретившись, решили больше не расставаться. Вернувшись из отпуска, Ларочка собрала вещи и уехала от мужа Серёжи к маме в Ленинград. Сыну Мише было сказано тогда: "Твой папа - самый лучший, и очень любит тебя. Но так уж случилось, что теперь твоим папой будет другой дядя. Он тоже очень хороший, и будет любить тебя очень сильно". Эти слова мой брат Миша помнит и поныне.

   Почему же, решив быть вместе, Герка и Ларочка снова расстались при том, что не могли, как оказалось, жить вдали от друг друга?

   Ларочка как раз собиралась сказать Герке о том, что она ждёт ребёнка, когда Герка поделился с ней новостью:

   - Когда я уезжал на Кавказ, я ещё не знал, что моя Надежда беременна. У нас с ней скоро будет второй малыш. Но для нас с тобой это открытие ничего изменить не может - мы с тобой, Лариса, должны быть и будем вместе, а иначе нам обоим не жить. А о детях и о Надежде я буду продолжать заботиться всю жизнь.

   Господи! Стоит ли говорить о том, как поступила Ларочка в этой ситуации? Ну конечно:

   - Ты меня любишь?

   - Да, очень.

   - Тогда вернись к жене и расти с ней своих детей....

   Что ещё я хочу прибавить к этому рассказу? Вот так и получилось, что моя мама (Ларочка) ничего не сказала Герке о том, что у него будет ещё один ребёнок - я, и на этот раз от горячо любимой им женщины.


   Моя близкая подруга Галя, выслушав мой рассказ, сказала:

   - Все принципы были нарушены твоей мамой. Она должна была слушаться мужчину, говорившего ей, что, перекроив всё на свете, она сделает несчастными всех - себя саму, Герку, Серёжу и Надежду.

   Вот так и получилось, что мой папа Серёжа прожил всю свою жизнь нелюбимым, не зная счастья любить взаимно. А моя мама Лара всю жизнь болела и, по сути, совсем не жила. А мы с братом Мишей, "внутренне" и внешне совсем непохожие друг на друга, выросли в семье, где не было любви, и, не видя перед собой примера поведения мужчины и женщины в семье, мы с Мишей так и не смогли построить свои собственные семейные отношения, и оба мы так и остались одинокими.

   Незадолго до маминой смерти Герка Соловьёв разыскал её в новой квартире - после развода с моим отцом мама взяла снова свою девичью фамилию. Каждое утро начиналось с того, что в 8 часов, придя на работу в тот институт, где когда-то работали вместе Ларочка и Герка, а теперь Герка работал главным инженером, Герка звонил маме:

   - Ларочка! У тебя совсем - совсем прежний голос!

   Мама говорила, что Герка, ухаживавший за парализованной Надеждой 12 лет, недавно схоронил её и снова делает маме предложение выйти за него замуж. Папы Серёжи уже не было в живых, и Герка говорил маме: "Я всегда знал, что когда-нибудь мы с тобой, Ларочка, обязательно будем вместе, несмотря ни на что."

   Мама не знала, что у неё рак, я ей этого не говорила. Но она уже в ту пору, когда стал названивать ей Герка, была совсем больная. С маминых слов Герка убеждал её, что, если они будут вместе, она обязательно поправится, потому, что с ним она будет вести совсем другой образ жизни. На ту пору, когда  маме было уже почти 80, и она кричала от боли, Герка ещё катался на лыжах и велосипеде, что было удобно в том районе, где у него была квартира и куда он звал переехать к нему мою умирающую маму.

   Однажды Герка позвонил: "Можно попросить к телефону Лару?", и я сказала ему, что мамы больше нет...

   Герка замолчал, и я решилась:

   - Мама мне всё рассказала. Мы могли бы с вами встретиться для личного разговора, Георгий Борисович?

   - Для какого разговора?, - удивился никогда не видевший меня Герка, - Лары больше нет, а вас я совсем не знаю.

   Так закончился мой единственный разговор с Геркой. Я нашла потом его телефон в адресной базе данных, но звонить ему не стала - я ведь не знаю точно, отец он мне или нет. Судя по всему, и Герке было неизвестно о том, что, быть может, я его дочь...

   Обо всём этом позаботилась моя умная мама...