Узкая полоса

      Порывы холодного ветра подхватывали темные волны, перекатывая их через край песчаной косы Телигульского лимана, размытой тающими снегами ранней весны. Наступающая морская вода, которую подгонял привычный в этих местах переменный ветер, уже захватила большую часть суши, заполнив небольшие озерки, поросшие осокой. Молодой коршун оставил свою подругу в старом гнезде и взлетел в мглистое родное небо. Он уверенно держался в быстром потоке воздуха, зорко оглядывая с высоты знакомые окрестности, с укромными овражками и ложбинками, где перезимовавшие зайцы уже выводили свой первый выводок весенних зайчат. Первый, потому что теплой осенью может быть еще и второй - листопадничек.

       От острого взгляда хищника не укрылись и заброшенные участки земли, с почерневшей лебедой и полынью, среди которых виднелись небольшие норки полевых мышей и сусликов. Но на это лакомство уже были другие охотники. Цепочка свежих следов на мокрой земле означала, что это старая лисица вывела свой молодняк на мышкование. Покружившись над песчаной косой и соленым озером, коршун направился к своему гнезду, преодолевая окрепший с рассветом ветер, который завывал над небольшим поселком, порывисто стуча в крыши и изгороди небольших строений.

    В крайнем дворе возле самой косы уже зажгли свет. Из печной трубы летней кухни потянулся сизоватый дым и закружился в прозрачной воронке морского ветра. От тепла небольшой печки в просторной комнате, условно разделенной на три части, сразу стало уютно. Хозяева привыкли к порывам утреннего ветра.
И от него пламя огня в печурке гудело весело и без копоти. Клавдия Петровна как обычно встала рано и управлялась у горячей плиты. Она уже вскипятила вечернее молоко и поджаривала на большой сковороде сырники на завтрак внуку Косте, который с утра должен был уехать в Одессу на склад стройматериалов. Сложив в миску румяные сырники и налив в объемную чашку домашнюю ряженку, старая хозяйка с беспокойством выглянула в оконце - в большом доме напротив, где жили молодые, все еще было темно. Значит, внук еще не встал.

«Как бы ни проспал после вчерашних гостей, - подумала Петровна. - Засиделись у нас допоздна, и мы с Костей из-за них не выспались. И чего только своими языками-то не мололи за столом. Пока две бутылки оковитой оприходовали, так вошли в азарт, что разлейся море! Приманил внука хитрый хозяин своим бизнесом - четвертый год обещает, что самолет ему даст для работы на полях. Видит, что працевитый работник, классный механик и водит его, как телка на веревке, а он и верит. Закис, бедолага, сиднем-то на земле. Почти уже восемь лет без самолета, так и вовсе забудет свое летное дело. Круглый год ишачит на них в хозяйстве - и на бульдозере, и на грузовике. Говорят, что теперь новый бизнес они придумали, даже базу отдыха у нас на чистом лимане будут возводить.

   Вон, куда теперь повернуло. Как-то так незаметно оказалось, что вся жизнь людская им нипочем, даже могилы солдатские им помеха. Позорище-то какое! Места им мало, что ли? Вчера под рюмку Сомыч аж слюной захлебывался - и рыбацкие домики тут будут, и сезонная охота для богатеев - все уже просчитал. Деньги-то считать быстро научился, не то, что задачки решать по математике. Забыл, как в школе всегда на задней парте сидел, а теперь вдруг стал важным хозяином и большие капиталы нажить мечтает. Видно, что все же мало я ему безобразнику на уроках говорила: «Не шали, не мешай детям учиться, лучше посиди тихо и подумай о себе - кто ты есть!»

      Вот он и додумался, в конце концов, согнать мужиков на дурное дело. Не изменился, хоть и седина в бороде, вовсе не видит себя со стороны. А сам-то уже полностью оскотинился, и наглая ряха до самого брюха свисает! И как наши мужики, дураки-то, таким еще верят? Ослепли от сплошного вранья пустобрехов, будто сонной белены объелись»!

  Сердито качая головой, Петровна повязала платок, поставила на плиту чайник и подошла к загородке в углу кухни, где навстречу ей с подстилки поднялся красивый белый лебедь. Любуясь сильной птицей, она насыпала в корытце горсть ппшеничного зерна: 
 - Вот и перезимовали мы с тобой, Василий! А помнишь, каким заморышем я тебя осенью на берегу подобрала? Потрепало тебя тогда в шторме, но мне в руки не давался, шипел из последних сил. Перья твои были уже во льду, а все выдирался. За зиму у нас красавцем стал, не узнать. Однако пришла весна, пора тебе дружочек, улетать. Вон, у деда Павла его два лебедя вчера улетели-то, а ты все за мной пешим по косе ходишь, никак не отвяжешься.
Не годиться так. И сегодня опять пойдем с тобой к морю. Может быть, услышишь своих и полетишь в небо. Вдруг и тебе пара найдется? Мимо нас часто лебеди пролетают.

   - Что ты там, бабуня, рассказываешь? - Громко спросил Петровну забежавший Костя, присаживаясь к столу завтракать. Темные волосы внука были еще мокрыми после утреннего умывания. Быстрый взгляд его зеленоватых глаз оживлял заметно худощавое лицо.    
   - Да вот, Василию нашему выговариваю, что он никак не улетает. Пригрелся, говорю, с квочками и цыплятами в тепле возле печки. Видать, забыл, своих-то за долгую зиму.

 - Ничего, это не впервой! Сейчас двинется перелет птиц с юга, так он услышит их и сразу небо вспомнит. Потом еще скучать за ним будешь, - сказал Костя, с любовью глядя на бабушку.
 - Да, знаешь, как досадно получилось, - сказала Петровна, нарезая хлеб для бутербродов внуку в дорогу.

 - Ведь вчера у деда Павла его пара улетела. Я ему даже выговаривала, что надо было их вместе с нашим выпускать. Мы же осенью вместе их на берегу забирали, когда они ослабели в бурю и не могли лететь дальше. Так, вчера дед своих отвязал в загородке, чтобы они крылья расправили, и они обрадовались воле и сразу улетели. А наш Василий все за мной по косе пешим ходит и даже не пытается взлетать.

 - Так это он на кур насмотрелся, что они не летают, и забыл за зиму, как хорошо ему было в небе, - улыбнулся Костя, глядя на красивого лебедя. - Ничего, улетит. Видать, те сразу полетели, потому что в паре, - добавил он и помрачнел лицом.
  - Да ладно тебе, подумаешь, в паре, - тихо вздохнула Петровна, упрекая себя, что расстроила внука перед дальней дорогой, не ко времени напомнив о паре. От его Юльки уже полгода не было никаких вестей. Уехала в Турцию, то ли отдыхать, то ли за красивой жизнью. Теперь и он неизвестно кто, с двумя детьми - то ли муж, то ли и не муж уже вовсе.

 - А зачем это ты иконку приготовила? - Спросил Костя, взяв в руку небольшой образок из плотного картона. Было заметно, что ему тоже не хочется говорить с бабушкой о сбежавшей от него жене.
 - Да вот, пойду еще схожу на косу, попрощаюсь. Слышала, как ваш хозяин вчера говорил, что могилы надо прикрыть от чужих глаз, чтобы комиссия не придиралась. Наверно, хороший куш кому-то всучил, чтобы разрешили тут землю под базу отдыха отхватить. 

 - Ну, что ты городишь! - Встрепенулся Костя. - Он же пообещал перевезти прах солдат из могил на косе к общему обелиску в поселке. Даже с военкоматом договаривался, чтобы они служивых выделили для перезахоронения.
- Дай-то бог! Пусть перехоронят с почестями. Я вам еще в школе рассказывала, какие тут страшные были бои весной сорок четвертого года. Туго бы пришлось нашим при наступлении на Одессу, если бы не те пареньки артиллеристы. Все они и полегли в поселке. Один из них был тяжело ранен в живот, так еще почти три дня у нас в хате пожил. Мы с соседями его потом там на косе рядом с другими и похоронили.

Клавдия Петровна горестно вздохнула, заметив, что у внука за последний месяц лицо стало не по годам изнуренным. Видно, что все же сильно он переживает, что улетело от него его счастье, как дым на ветру.   
  - Ну, не рви мне сердце! - Запальчиво проговорил Костя, как будто пытаясь  убедить себя самого в праведности происходящего.
     - Что мы, изверги конченные, не понимаем? Ты же слышала, обязательно  все будет сделано по-людски. Просто на днях к Сомычу приедут партнеры денежные. Надо им показать, что уже площадка под строительство готова.
Я же говорил тебе, ведь они берутся и виноградники новые насадить. Сама же постоянно вздыхаешь, что все вокруг бурьяном поросло. А теперь у нас будет настоящая работа, они даже обещают мне небольшой самолет выделить. Представляешь, бабуня, я опять буду летать!

 - Что-то мне не верится, что от таких мордоворотов можно дождаться добра! - Покачала головой Клавдия Петровна, складывая в дорожную сумку продукты и небольшой термос с чаем.    
 - Но, может быть, нам надо теперь хотя бы из зла делать добро, если больше уже тут не из чего? - Костя обнял бабушку и виновато улыбнулся, понимая, что она во всем права. 

  - И где это ты такого наслушался? Башка твоя, что ли, совсем задурилась?  Ведь сам знаешь, что Сомыч давно заблудшее, наглое мурло. Он только для себя самого сытное корыто городит, и людей в округе так затюкал, чтоб никто и не пикнул. Как же, надейся! Дождешься от таких добра, держи карман шире!
С горечью высказалась Клавдия Петровна, вспомнив, сколько лет она старалась перед учениками на своих уроках. Какие только им слова ни находила, даже народные песни пела, чтобы в них ожила совесть. Однако же не до всех достучалась. Хотя бы родной внук поумнел, ведь и ему уже давно за тридцать. 

   - Ох, Костя, когда же ты будешь, наконец, трезво мыслить? Лучше вспомни, разве же он хоть раз, кому-то посочувствовал? - Голос у нее задрожал, срываясь на слезы: 
- Да ты посмотри на свои руки, черные от мазута. Откуда же тут взяться добру, когда оно уже привыкло за чужим горбом обжираться? 

 - Ну, бабуня, успокойся! Не заводись, с утра пораньше, а то вдруг опять  сердце заболит! И на малых днем не шуми. На косе пока еще холодный ветер. Так, пусть они сегодня в доме посидят у компьютера и мультики посмотрят.   
 - Ладно, я в твои порядки не лезу. - Уже спокойно проговорила Петровна. - Ведь знаешь, что я им всегда говорю, чтобы они тебя во всем слушались. А ты бы лучше сегодня по дороге из Одессы заехал в Южный. Пора уже вам с отцом серьезно поговорить. Может быть, он тебя где-то у себя в порту на работу устроит? Да и детям в городе будет лучше жить. Старая я уже, Костик, не помощница вам.

 - Не кряхти, родная! Никуда мы пока от тебя не поедем. Вот если до осени опять самолет не дадут, то клятвенно тебе обещаю, что все вместе в город переедем, одну тебя здесь не оставим. Посмотри, лето уже на носу, ведь красотища тут на лимане. Пусть детвора еще на морском воздухе поживет. Взбодрись, авось еще все и наладится. Ты же знаешь, что я все свои летные деньги после Африки в новый дом вбухал. А теперь попробуй его продать, и половину вряд ли верну.

 - Да, знаю я, Костик, лучше езжай осторожно. И помни на дороге, что ты не на самолете. Ведь теперь все наперегонки мчатся, как будто белый свет им не мил. А ты о своих детях думай.
 - Ничего, прорвемся! Ну, я полетел. А к родителям обязательно на той неделе заскочу. Сегодня мне на складе надо полную машину загрузить, так что в Южный к ним вряд ли не успею.

                ***
   Когда внук уехал, Клавдия Петровна присела у стола и привычно задумалась. Никак у них с Костей теперь не получался откровенный разговор. Ничем она не могла ему помочь, сам уже понимал, что поспешил с женитьбой. Не пара была ему Юлька. И никто не знает, как у них все дальше будет. Может быть, Юлька и вовсе не вернется к детям. Но разве же другая женщина заменит им родную мать? И что потом. Что их ждет в такой бестолковой жизни, когда вырастут?
И ей со своим советом не хочется лезть к Косте. Да и что она может подсказать ему, когда все, что когда-то было по-людски понятно, взбаламутилось в мутном болоте наживы, будто вовсе свет перевернулся.

        Пытаясь освободиться от грустных размышлений, хозяйка посмотрела на отгороженный доской домашний птичник и занялась кормлением птенцов. Она привычно порубила на доске несколько яиц, сваренных вкрутую, добавив к ним немного зеленой травы, и высыпала в коробку недельным цыплятам, которые тут же высунулись из-под пестрой квочки. «Теперь еще и вы мне тут под печкой, сущая морока на голову! - Покачала головой Петровна, прищурясь поглядывая, чтобы всем птенцам поровну достался яичный желток. - И в сарай отнести жалко, не то и вас зверюга кровожадная подушит! Давненько у нас тут не было такой напасти. Известно, что иногда лисица со степи забежит и гусенка утащит по дороге от озерца, или коршун за забором ухватит кого из курчат постарше. Но вот чтобы за неделю вырезать половину весеннего выводка по всем сараям в пяти дворах на краю косы, то такого еще точно никогда не бывало»!

        Как будто в ответ на ее хозяйские жалобы, во дворе незлобно загавкал дворняга Бублик, и в кухню, держась за поясницу, вошла соседка баба Оксюта.
  - Бывай здорова, Петровна! Уже с утра хозяйствуешь? А я только что бычка привязала на пашне, смотрю, твой Костя уже на грузовике поехал. Ну, думаю, раз в оконце у тебя свет горит, так зайду, проведаю. У меня-то уже два дня после работы на огороде радикулит не на шутку разболелся, видать, на ветер скаженный. Хорошо, что вчера дед керосином спину растер, а то бы сегодня и вовсе не поднялась.
     - Да и у меня все кости обычно с утра ломит, пока не расхожусь. Но уже привыкла. - Приветливо отозвалась хозяйка. - Присядь к столу, Ксюша, и попей чайку с горячими сырниками. Чайник у меня только вскипел. А я вот, пока детвора еще спит, собираюсь на берег пойти с нашим лебедем. Вдруг увидит птиц и полетит искать своих. Теперь мне и без него хлопот хватает. Да еще и квочку с курчатами под печкой держу, опасаюсь выпускать на молодую травку попастись. Потому и сама здесь на летней кухне ночую с ними за сторожа. 

  - Ну, затем и зашла к тебе, чтобы сказать, что уже можно спокойно цыплят во двор выпускать, - улыбнулась соседка, прихлебывая чай.
 - Представляешь, вчера вечером нашли-таки кубло куницы у Кучеренков на горище в старом сарае. Видать, эта старая куница откуда-то издали сюда в поселок забежала и две недели кормила свой выводок нашими цыплятами.
 - То-то дед Павло сразу приметил, что во всех хатах была пропажа, а у Кучеренков за всю неделю, хотя бы один птенец пропал! - Всплеснула руками Петровна.

  - Ага! Знала, хитрущая, что возле своего гнезда нельзя душить. И вот вчера ихний пацан полез на горище, а там в старом тряпье четверо детенышей копошится. Он сверху кричал, что щенки уже глазами смотрят и пушистые, с длинными хвостами. Сколько шуму-то было, не знали, как их оттуда достать. Хорошо, что зять Кучеренков давно на лисиц охотник, так он быстро справился и в мешке их в овраг отнес, чтобы зазря ребятню не пугать. И потом уже ближе к ночи сама мамаша-злодейка в капкан попалась.    

   - Так, ты думаешь, что она к нам одна такая забралась? Бывает, что их целый выводок перебегает. - Вздыхая, засомневалась Петровна. 
- Нет, пусть мои курчата еще недельку посидят на летней кухне, а то новых лупить у меня уже и сил-то нет. Я Косте только что говорила, чтобы они с детьми уже переезжали в город к родителям. Старая я помогать ему с детишками, а он все надеется, что Сомыч ему тут небольшой самолет выделит для работы. Сколько он ему уже за копейки старой техники отремонтировал, каждый день допоздна на него на базе ишачит. 

  - Что тут скажешь, Петровна, мужик сам решиться должен. Да и доченька твоя хотя бы пожалела старую мать. Приезжает летом барынькой на недельку в гости, позагорает, покрутится возле внуков, а тебе каково каждый день за ними ходить? Может быть, хотя бы свою корову кому продали? А молоко у нас будете брать. Куда тебе управляться с коровой, ведь тебе уже за восемьдесят, а внук все думает, что бабушка у него вечная и молодая, как в его детстве.

   - Да, сегодня за наше молоко заготовители платят меньше, чем за бутылку газировки, - ответила Петровна, поставив миску с сырниками на теплую плиту.
   - Конечно, - живо откликнулась баба Оксюта. - Не зря говорят, что для них пальмовый  порошок выгоднее молока. Ясно, что для торгового дела много ума не надо. Видно, пальмовое масло где-то покупают по дешевке, и потому никому нет дела до наших коров.

       Соседка подумала, что Клавдия Петровна от гордости ничего не хочет ей рассказывать о сбежавшей Юльке. С жалостью глядя на неторопливые движения старой учительницы, она заметила, что та сильно сдала за эту зиму.   
  - Так что, Ксюша, наверно, мы с детьми скоро переедем жить к дочке в Южный, - тихо сказала хозяйка, присев к столу передохнуть. - Сегодня Костя мне говорил, что еще лето здесь поживем, чтобы детвора вволю накупалась в лимане. 

Разговор с соседкой расстроил Петровну, потому что она поняла, что теперь в поселке все кому ни лень своими языками перебирают им косточки.
   - Ничего, не переживай, все еще наладится. Такой хороший мужик долго сам не задержится, за него любая молодайка пойдет. - Бодро протараторила баба Оксюта, которая давно имела на Костю свои виды и мечтала посватать его к своей дочке. Однако, как оказалось, не судьба. Петровна поджала губы и строго на нее взглянула, показывая, что продолжения разговора на эту больную тему с ней не будет.
               
                ***
       Обсудив все житейские новости, соседка ушла, и Клавдия Петровна стала собираться на берег. Она достала из шкафа теплую вязаную кофту и большой платок. Затем на минуту присела, по привычке глянув на себя в небольшое зеркало на шкафу, и усмехнулась себе глазами. Вспомнилось, как зимой сдуру укорила внуку, что подарил ей платок не синего, а зеленого цвета. Тогда она ему сказала, что ей к лицу не идет зеленый цвет и что лучше бы синий. Костя улыбнулся и не понял, о чем это она говорит. И как это ей в ее восемьдесят два года может быть еще что-то к лицу или нет! Ведь и глаза у нее уже подслеповатые и не сразу понятно, какого они когда-то были цвета. Да и черты лица давно не те. Самой ей это все тоже странно. Нет-нет, да и подумает - молодость уже давно прошла, а вот внутри звучит все так же, как и прежде. Ну, разве же это кому-то объяснить? Да и не поверит Костик, пока сам не постареет и не переживет это.

  Повязав платок, Петровна нахмурилась, уткнувшись взглядом в Юлькин рисунок на стене, потемневший за два года на кухне: «Надо бы убрать с глаз, чтобы Костика лишний раз не тревожить». Этот небольшой портрет Юлька нарисовала фломастерами к ее юбилею. Когда прикрепила кнопками, то еще раз попрекнула Костю, что много раз обещал, однако так и не купил ей настоящие краски. Оказывается, художества и краски были у нее в голове, а не дети малые».

   Для Петровны этот блеклый рисунок был обидным напоминанием о ее старости. Хотя нарисованное лицо было очень даже похоже, с поджатыми губами и строгим взглядом. Значит, такой ее Юлька представляла в себе все эти годы. Почти восемь лет прожили рядом, но так и не породнились. Вздохнув, Клавдия Петровна взяла в горсть немного зерна и направилась к лебедю. Но вспомнив о картонной иконке, бережно завернула ее в носовой  платок, пошептала у иконы в углу комнаты и поманила лебедя за собой во двор.

    Утреннее солнце уже вырвалось из сизых облаков, которые гнал еще крепкий ветер. Однако яркий весенний свет набирал силу, ослепляя молодой зеленью травы, поднявшейся после обильных мартовских снегов. Было свежо, но Клавдия Петровна глубоко вдыхала соленый воздух, стряхивая с себя горьковатый запах кухонной печки, который каждой весной становился особенно надоевшим после вынужденного заточения долгой зимой. Сегодня она решила пойти вдоль узкого правого берега, устланного толстым слоем выброшенных коричневых йодистых водорослей, где на мелководье в прозрачной воде сновали мальки черноморских бычков и плавали крупные пучеглазые креветки.

  Подойдя к лиману, лебедь, перебирая красноватыми лапами, сразу же поспешил к воде, и Петровна в который раз его подбодрила: «Вот и живи уже на воле. Смотри, сколько тут для тебя живности». Однако одомашненный Василий, как обычно, поплыл вдоль берега, ныряя и изредка поглядывая в сторону Петровны. Она покачала головой и медленно пошла по дорожке к белевшим вдали старым солдатским могилам.

     Недалеко, в метрах двадцати от степной тропинки, никак не затягивалась серой землей уже малоприметная траншея военных лет. Небольшой холм засыпанного блиндажа давно порос колючим шиповником, который изредка краснелся не опавшими ягодами на темных после зимы ветвях дикого кустарника. Подойдя к могилам, старая женщина размотала небольшую мотыжку и стала молча убирать сухую траву. Прикрепив картонную иконку на обелиск под проволоку с прошлогодним венком, Петровна присела у крайней могилы, вспоминая военные годы: "Спите, ребятушки? А мы вот тут под нашим небом, еще как-то коптим помалу".
         
       Высокое солнце уже побороло прохладный ветер, и вдали от воды заметно потеплело. Клавдия Петровна расстегнула пуговицы на вязаной кофте, вздыхая, что силы у нее давно уже не те, и даже уборка сухой травы быстро натрудила ее слабое сердце. Морские чайки протяжно вскрикивали, вызывая в ней память о прошлом и жалость о горестном. Она знала, что пришла на берег не только из-за лебедя. Ослабела она за последнюю зиму. Уже больше недели, как у нее было предчувствие, и Петровна надумала еще раз прийти на это место, чтобы попрощаться. Посмотрев на образок, старая женщина тихо сказала: «Прости меня, Господи, что я так и не решилась сходить в церковь на исповедь. Даже не знаю, позовет ли Костик священника меня отпевать, когда я умру. Каюсь, что сама ему с детства говорила, чтобы в Бога не верил. А теперь он видит иногда, как я молюсь у иконы, и отшучивается. Мол, сколько раз выше облаков летал, но никого такого там не заметил».

  Клавдия Петровна достала из кармашка небольшой платок и вытерла набежавшие слезы. Потом посмотрела прищуренными глазами на небо и прошептала:
«Во многом я грешна перед Тобой. Прости меня, Боже, за все стыдно. Вот постарела я и сама читаю Слово. Знаю, что у Тебя с учителей спрос будет особый. Да Ты обо мне и так все знаешь. Никогда на уроках я не кривила душой, хотя тогда мы всей правды и не знали. Но раз пришло теперь на нашу землю время скорби*, то значит, страшно окаменели люди. Ох, как горько! Ведь многие теперь потеряли совесть. Значит, не достучались мы когда-то в их детские души».

         Утренний ветер поутих. Подслеповато вглядываясь в мелькающих птиц, Петровна уже вблизи заметила ровный ряд подлетающих к болотцу уток. Наверно, вскоре за ними и лебеди не задержатся. Хорошо бы и Василию найти себе подругу. Придумали это люди, про какую-то лебединую верность. Поди, и птице одной тоже не весело жить. Клавдия Петровна опять запечалилась о Костиной судьбе. Так уж случилось, что у нее никого не было родней внука. Дочь с зятем жили в Одессе, а мальчишка еще с детства больше любил быть с ней.

      Большое счастье познала она, воспитывая внука, который в ответ радовал ее искренним родством: "Знаешь, бабуля, мне тут спокойнее и так легко дышится. С тобой я как масло на теплом хлебе". Помоги ему Боже, перетерпеть несчастье. Достав из кармана кусочек хлеба, Петровна по обычаю раскрошила его на солдатских могилах и перекрестилась, горестно вспомнив глаза молодого солдата, умиравшего в их хате после смертельного ранения в живот. Не подоспел тогда военный госпиталь, а в поселке помочь ему было некому.

    Она в свои пятнадцать лет два дня вместе с матерью сидела у его кровати, губы водой смачивала и смотрела на него, а он тоже на нее смотрел и молчал. Знал, что умрет, но не жаловался. А может быть, из-за нее и молчал? Мать, было, хотела ее отправить из комнаты, но он попросил: «Оставьте ее, мне так лучше. Пусть посидит рядом, немного еще осталось, потерпите». Тихо заплакав, Петровна пошла к дому, зная, что правнуки без завтрака с утра найдут в доме сладости и потом вовсе откажутся от горячего. Уже пройдя мимо низкого берега лимана, она рассеянно оглянулась, но белого лебедя нигде не было видно.
               
                ***
        Костя не зря давил по трассе на газ и успел-таки заехать в Одессу до утренних пробок. Проехав по Пересыпи, он вынырнул под старым мостом и повернул на узкую дорогу вверх, мимо морвокзала в сторону новых складов стройматериалов. Однако на складах уже разгружались две большие фуры, и погрузку его машины задержали до обеда. Поэтому он только в три часа дня с нетерпением поднялся на второй этаж и нажал на кнопку звонка в знакомой квартире на Одесских Черемушках. Здесь жила старшая сестра его Юльки. Костя знал, что она как многие одесские морячки сейчас не работает, поэтому надеялся застать ее дома. Он нарочно не предупредил Светку о своем приезде, понимая, что та специально не отвечает, видя его номер на экране своего мобильника. Но сегодня Костя настроился на откровенный разговор, решив добиться от нее правды, во что бы то ни стало.

   Услышав шаги за дверью, он чуть отошел в сторону, чтобы Светка не увидела его в дверной глазок. Ни о чем не подозревая, та спокойно открыла дверь, однако, увидев Костю, недовольно поджала губы и впустила его в квартиру неохотно. Он сдержанно с ней поздоровался и спросил, скоро ли ее муж Виталя придет из рейса домой.
      - Так, он только два месяца как ушел в море, - пожала плечами Светка, поставив на плиту чайник и включив вытяжку, видя, что Костя закурил.

   - Не злись, Светик, слишком у меня на душе накипело. Но я к тебе с мирным разговором, - медленно проговорил Костя, нервно затягиваясь сигаретой.
    - Ты ведь прекрасно понимаешь, что на мне теперь двое детей при старой бабушке. Так что имей хоть грамм совести. Зачем ты уже полгода темнишь перед нами? Добром тебя прошу, скажи честно, что там Юлька надумала. Я знаю, что ты в курсе ее дел.

 - Не дави мне на грудь своими малыми, - по-одесски резко вздернулась на него Светка, - у меня свой такой же, только что на тренировку в спортзал побежал. Думала, что это он зачем-то домой вернулся, потому и открыла тебе дверь. - Проговорившись, она посмотрела на Костю с открытой неприязнью: 
 - Ты что же, зятек, считаешь, что я все эти годы плясала от радости, когда ты женился и мою младшую сестричку в дыру бездорожную, а потом родами привязал ее к корове и к своей старой бабке? - Светка раскраснелась и встала перед ним в боевую стойку.

    - А ты никогда не задумывался, что и ей еще пожить хочется и что и у нее могут быть свои интересы и свои надежды? Разве она тогда вообще еще что-то соображала, когда ты ее в семнадцать лет соблазнил своими шикарными летными погонами и большими деньгами? Не подумал, как оно потом будет, когда взял за себя девчонку на десять лет моложе, чтобы ублажала твое тело в постели? Вообразил, что осчастливил ее? Вспомни, как она ночами тебя молила: «Оставь меня, хватит, хватит». А ты ей: «Первый просит добро на взлет»! 
- Заткнись, гадина, а то я за себя не ручаюсь! - вырвалось у него от боли.

         У Кости потемнело в глазах от страшной догадки, что Светка сама  способствовала побегу Юльки из дома.
- Мы поженились, когда ей уже было восемнадцать лет! Наверно, это ты ее подбила от детей уехать? Наверно, и документы помогла оформить!
Проговорил он сквозь зубы, уговаривая себя держаться хладнокровно. 
- А ты на меня не ори! Не боюсь! Да помогла. А к кому бы она пошла, как не к родной сестре? Не ищи ее. Она давно не в Турции. Уехала в Европу с художниками. Они давно  реставрируют старые картины и сказали, что у нее хорошие способности. Что моргаешь глазами? Ах, ты даже забыл, что твоя жена училась в художественной школе и у нее талант? Много ты о ней не хотел знать, Костя, так что не обессудь. А дети, когда подрастут, то поймут мать. Она тоже имеет право на свою жизнь. Надоело ей смотреть, как вы с мужиками сволочитесь и выдираете друг у друга кусок сала. Опостыло!   

- Тогда передай, пусть забудет о детях, - Костя почувствовал, как у него перехватило в горле, но он все же сдержался.
- Ну, причем тут дети! - Взвилась Светка. - Не будь дураком! И вообще, что ты мужик, понимаешь! Это Юлька им мать! Это она мучилась и рожала. Вспомни, столько она им сил отдала, столько ночей не спала, пока подросли. И ты теперь угрожаешь, что лишишь ее детей, совсем совести нет? Угомонись, прошу тебя, и не смей ее преследовать, дай ей найти свою дорогу. Она устроится в жизни и позаботится о детях. А ты еще найдешь себе жену для баиньки. Для тебя это не проблема! 

У Кости от нервного озноба заныл зуб, который он потерял на тренировке еще в летном училище. От злости ему хотелось растерзать Светку, но у него перед глазами стояли дети. Значит, не зря она так долго не хотела с ним встречаться, знала, что он не простит ее. Однако, видя его состояние, Светка тихо вздохнула и повинилась:
 - Ну, не проклинай меня, Костик, ты же не маленький. Как тут удержишь - насильно мил не будешь. Ты думаешь, что я ее не уговаривала? Как бы ни так! Вот тут же, на этой кухне, когда Виталий с прошлого рейса вернулся, мы ее вместе с ним так прочихвостили, но где, там. Сказала, что если вы не поможете мне деньгами, так сама на панель пойду, там заработаю и все равно уеду! Не могу его больше видеть! Ненавижу!

Костя отодвинул чашку и сжал кулаки. Надо было уходить. Светка посмотрела на него уже с жалостью, однако ему от ее сочувствия стало еще хуже. Слов не было. Да и что тут скажешь. Она права - насильно мил не будешь. Оказывается, опротивел он Юльке настолько, что сбежала. И дурак, что сам не замечал.

   - Вот передай племянникам, - Светка ткнула ему в руки пакет, который Костя машинально взял, пряча сигареты в карман куртки и чувствуя отвратительную слабость в ногах. - Хотела твоей матери на днях завезти, чтобы им передала. - Добавила она, опустив глаза. Потом торопливо достала с полки фотографию в рамке: - Посмотри, вот эту фотку она на прошлой неделе мне прислала, отдай детям.

Костя угрюмо взглянул на цветной снимок, где улыбающаяся Юлька стояла возле старинного костела между парой стариков. У лысоватого художника в руках была корзинка с фруктами, а у старушки ее коротко подстриженные волосы были почему-то подкрашены в фиолетовый цвет. Нашла себе семейку! - С ненавистью мелькнуло у него в голове, и он молча отодвинул от себя Светкину руку.

Остервенело хлопнув дверью и уже спустившись по лестнице, Костя со злостью подумал, что в растерянности все же взял пакет с подарками для детей, поэтому в сердцах хотел сразу же бросить его в мусорный бак во дворе. Однако, вспомнив маленькую дочку, которая обычно подбегает и спрашивает, что он им привез вкусного, сдержался и положил пакет на сидение. Он уже понимал, что сегодня не сможет ходить по магазинам за покупками.

                ***
  Из города Костя выехал на полуавтомате. Два раза проскочил на желтый свет. Хорошо еще, что по близости не было гаишников. Но проехав километров десять, он вдруг резко повернул на Дофиновку, в сторону моря. Ехать в таком состоянии по загруженной трассе, он не мог. Остановившись на крутом спуске, Костя некоторое время посидел в кабине, пытаясь успокоиться, затем медленно спустился с дороги и подошел к морю.

    Было пусто. На тяжелых волнах оранжевыми зигзагами змеилось предвечернее солнце. Подтопленный берег покрывала желтая пена, которая уцепилась за прошлогодний мусор и обломки досок от увеселительных костров. Пройдет каких-то пару месяцев, и на этот дикий пляж опять будут подъезжать машины, и веселые компании будут отрываться здесь по полной, со спиртным и шашлыками.

       После разговора со Светкой Костя был в полном ступоре. Эти полгода он постоянно переживал и мысленно говорил со сбежавшей Юлькой, думая, что она просто случайно на курорте нашла себе какого-то хахаля и теперь боится возвратиться домой. Костя даже представлял, как он их найдет и даст ему в морду, чтобы не уводил чужих жен. Однако ее все же вернет домой. В этих своих долгих с ней разговорах он стыдил ее, а потом обязательно прощал.

       И Юлька, виноватая перед ним, осознав, что только он настоящий мужик, соскучившись по дому и детям, обязательно раскаивалась и просила у него прощения. После всех мерзких разборок он собирался сказать ей, что весь мир давно опаскудился, и она еще молодая, ничего не знала о жизни, потому вот так оступилась и попала в дерьмо. Они же навсегда забудут эту тему, и у них все будет хорошо. И вот, сегодня он узнал от Светки, что свой побег от него Юлька продумала заранее, когда была под одной крышей с ними, когда подавала еду на стол, играла с детьми, купала их и его купала.

    Костя глухо вскрикнул и до боли закусил кулак. Затем он закурил сигарету и стал отрешенно смотреть на чаек, мелькающих среди зеленых волн. Почему-то получалось, что во всем случившимся виноват он сам. Как теперь это пережить и объяснить бабушке и детям, когда они вырастут? Хотя сама же бабушка его и предупреждала, увидев еще совсем зеленую Юльку, что та вряд ли надолго задержится в поселке. Как говорят, накаркала! Однако разве ж тогда он мог что-то слышать? Ведь его душа горела - сбылись мечты идиота, о молодой и красивой жене, и вот она тут! Подарок с бантиком, живая кукла, которая еще умеет говорить и танцевать, и замуж пошла за него, и детей родила.

       В памяти мелькнула улыбка Юльки с последней фотографии. Теперь Костя  вспомнил тот старинный собор. Это в Испании! У него была прекрасная память, как и у многих летчиков. Им с экипажем в средине 90-х довелось побывать в небольшом приморском городке, в котором среди узких улочек, действительно, сохранилось много старинных зданий. Воспоминания перенесли его в пору его летного бума, и в нем сразу же взбурлила кровь. Костя подумал, что уже через месяц может полететь в Испанию и уговорить жену вернуться домой, привезя ей фотографии подросших детей. Наверно, надо хотя бы попытаться ее уговорить возвратиться, пока она не нашла в Европе кого-нибудь другого.

          Такую красивую и там быстро может кто-то увести. Костя вспыхнул от сильного желания крепко обнять свою Юльку, глянув на высокое небо, он подумал, что так и полетел бы к ней сквозь облака. Он сразу вспомнил, что очень кстати вчера вечером Сомыч обещал ему дать весной хорошо заработать на бульдозере. Предстояло аврально построить подъездную дорогу к новым строениям на косе. «Все же вовремя хозяин затеял это строительство базы отдыха», - бесшабашно подумал Костя и тут же ощутил, что внутри шевельнулось что-то ползучее.

В глаза немым укором бросились кучи мусора на морском берегу. Бывший летчик криво усмехнулся, почувствовав себя предателем. Что ж, сегодня говорят, что деньги помойкой не пахнут, особенно у таких ушлых, как Сомыч. Теперь здесь повсюду такие хозяйчики стали устанавливать жизнь без правил, а правила остались только в параграфах школьных учебников. Да и кому они нужны сегодня после окончания школы хорошие ученики? Вот и у него уже сын заканчивает первый класс, а через год и дочка пойдет в школу. Наверно, быстро забудут, как им было привольно на лимане, когда морская коса была живой природой. Костя вздохнул. Да и птицы через пару лет уже будут стороной облетать знакомое озеро. Люди сами оскотинились, как говорит бабуля, и рядом с собой никому живому не оставляют чистого места. Но теперь ему так нужны эти проклятые деньги, чтобы попытаться возвратить свою Юльку.

          Закурив сигарету, Костя горько усмехнулся своим фантазиям, которые безудержно взлетели вверх, унося его от страшной реальности. Так с ним частенько бывает, еще с детства, но теперь уже не по годам, выглядит слишком уж глупо. Опять его завертело в ветряной трубе новой иллюзии, и бывший летчик, кувыркаясь в воздушных потоках своих нереальных желаний, на мгновенье утратил почву под ногами. И опять земля убегает из-под ног, как перед прыжком в небо, хотя он сам давно к ней пригнулся и втоптал себя по самое горло. Пора бы уже жить без фантазий. Ведь после разговора со Светкой получалось, что сама Юлька не хотела семью, а это произошло случайно, под его бешеным напором. Теперь Костя с тоской вспоминал, как уговаривал Юльку родить детей. Он тогда шутил, что их дети - это подарок от Деда Мороза, потому что он сам лично под Новогодней елкой сначала просил сына, а через год - дочку. Но оказывается, что сама-то она все эти годы плакалась своей сестре о том, что он замучил ее своей любовью.
      
      Дурак - совсем ослеп, ошалел и готов лететь за ней хоть на край света, а ведь лететь-то не к кому. Костя глухо взвыл от невыносимой раны. Никогда бы не подумал, что она такая мерзавка! Даже любовь его замарала перед посторонними. Разве он мог когда-то даже подумать, что она представит его, любящего мужа, как насильника? И слова его в постели передала чужим, и теперь они жгут его как пощечина: «Первый просит добро на взлет»! Сказала сестре, что его любовь вызывала в ней только боль и слезы. Значит, не было у нее к нему ничего, не любила. Получается, что родила ему двух детей и уехала - жить дальше, настоящей жизнью, как душе угодно. За столько лет у него-то и в голове не было об этом. Думал, раз жена, то и не надо задумываться. А она затаилась. Страдала, как сказала Светка. Возненавидела его и сбежала, даже дети не удержали. Выходит, не было у них семьи вовсе.
И незачем ему ехать в Испанию искать ее. Чужие они. 

       Весеннее солнце клонилось к западу, и Костя поднялся и прошелся вдоль берега. Стало прохладно, но ему не хотелось подниматься к машине за курткой. Он подобрал обрывок журнала и поджег небольшой костерок. В последнее время он отгонял от себя страшные мысли о налетевшем на него несчастье. Да и поговорить ему было особенно не с кем. Далеко его друзья, за эти восемь лет он многое потерял. Хотел жить спокойно - женился, дети, какая-то работа. Вокруг общая сутолока и безразличие. Каждый где-то притерся, пристроился и кормится, кто лучше, а кто и не очень. Не правильно все вокруг, как часто говорит бабушка. Поэтому, раз не правильно, то и безразлично как.

     Он думал, что приобрел опору, главную свою правду, семью и дом. Однако  оказалось, что ничего он не приобрел. У него была своя правда, а вот у Юльки другая. И в этой ее правде его самого не было вовсе. Все эти годы она готовилась жить потом, когда его уже не будет рядом с ней. И теперь она уже далеко в этом своем потом, а он нигде. Холодные руки никак не могли согреться над тлеющим огнем, и Костя положил на край костерка поломанный ящик. Но отсыревшая древесина дымила и не загоралась, поэтому ему пришлось подбросить в огонь картонную коробку. Прибрежный ветер за несколько минут раздул-таки небольшой костер, возле которого Костя согрелся и уже спокойно ворошил прутиком потрескивающие угольки, беспощадно вытряхивая из себя накопившиеся думы.

         Он понимал свою вину, что упрямо не хотел замечать сухой трещины в отношениях с женой, которая быстро расползлась после его скоропалительной женитьбы и переросла в пропасть полного отчуждения. Влюбился он в свою Юльку глазами, с первого взгляда, не разбирая, что там в ней самой. До свадьбы они почти ничего не знали друг о друге, да и потом. Он вообще не заморачивался. Как-то бабушка ему сказала: «Поговори с ней, Костя, как-то не по-людски живете, молчите». Но он тогда удивился и отмахнулся, с шуткой: «И о чем это я с ней буду говорить»? А бабуля с укором на него посмотрела и сказала, что очерствел он душой, как будто подменили его в Африке. Что мог сказать ей бывший летчик, что рановато придавило его в жизни? Уже не летал... 

    Хотя ребята с его экипажа по-прежнему работают и не заморачиваются. А он захотел покоя и полной безопасности. И понимал ведь, что для летчика это кранты. Да и мать еще ныла. Когда вернулся живой, тоже уговаривала оставаться дома. Мол, переживает за него, знает, что техника старая. И Костя нашел свою надежную полосу, свою Юльку, женился и бросил летать. Обжег свои крылья слепой страстью. Получилось как в глупой песне: «Чтоб только женские глаза стреляли в сердце вместо пулемета». Но разве же это покой? Теперь каждый день ползет и тянет тебя за собой, как будто смеется, с презрением, что вот ты еще на один день ближе к старости.

    Еще когда его Юлька была рядом, играла с детьми, прыгала с ними во дворе в классики, купалась в море, в нем все бурлило. Казалось, что сил еще столько, что горы для них своротит. Куриная слепота, как сказала бабушка. Хотя, он все же пытался говорить с Юлькой. Бывало, даже рассказывал ей о своей службе в Африке. Вот только она его не слышала, Костя уже тогда это понимал. Сидела с ним рядом, но мыслями витала где-то далеко от него. И потом уже на все его летные закидоны и привычные шутки только морщилась, как от кислятины. Он  сразу подметил, о чем бы ни начинался у них разговор, у нее всегда было противоположное мнение. Даже бабушкина правильность ее раздражала.
    
    Вспомнилось, как на Юлькин день рождения он подбирал ей золотые сережки. Несколько магазинов в городе обошел, очень хотелось ее обрадовать. Да и дата была особая - двадцать пять лет. Потому он искал особенные сережки под ее глаза, с синими камушками. Но не угодил. Когда утром хотел сам вдеть в ее уши, то даже руку его отстранила и сказала, с укором: «Ведь ты еще в прошлом году мне обещал, что купишь на день рождения хорошие краски»! А он воспринял ее обиду как оскорбление и грубо засмеялся: «Тоже мне нашлась великая художница от слова худо»! На что Юлька выкрикнула ему со слезами: «А ты одичавший самодур, мамба африканская»!

      Бывший летчик склонился над костром, вздрагивая всем телом от нервного озноба. Значит, все же она запомнила его рассказ об этой свирепой змее. Но не просто запомнила, а внутри себя сроднила его с ядовитой гадиной, которая беспощадно расправляется со своей жертвой. Потом в тот день при гостях ему показалось, что ненужную ссору он быстро потушил, залив обиду вином. Однако  после этого случая между ними, как обычно, долгие месяцы, почти - ни слова. 

                ***   
        Холодное небо на закате заметно порозовело, земля завершала еще один дневной круг. Костя смотрел на заходящее солнце и уже спокойно курил сигарету, вспоминая почерневшее солнце перед бурей в африканской пустыне.
До сих пор ему часто снится невыносимая липкая жара. Наверно, никому до конца своих дней невозможно забыть изнуряющий климат Африки, опасную работу и крик в наушниках - самолет под огнем! Но он все же выдержал там почти пять лет. Повезло, что в его летном экипаже подобрались все земляки. Сам Костя летал вторым пилотом. С командиром Лехой Плошкиным они вместе учились в летном, а штурман Кущик был на пять лет их старше, поэтому они его называли по отчеству - Викторович.

   В тот злополучный день перед бурей местные задержались с погрузкой, и они собирались лететь по маршруту уже после полудня. Старый ангар находился у небольшой взлетной полосы в паре километров от селения. Все работники после погрузки разъехались, и в ангаре остался только механик, совсем молодой парнишка, который собирался тоже уехать на велосипеде сразу же после их взлета. Но внезапно их накрыла песчаная буря. Они уже завели двигатель, когда налетел страшный ветер, и парень стал им кричать, чтобы они скорее бежали к нему в ангар. Странно, что тогда именно Костя хотел всех удержать, говоря, что в самолете оставаться надежнее. Но бывалый штурман за минуту буквально вытолкал их в спину из самолета.

    Они добежали да ангара и только успели закрыть дверь, как он содрогнулся от сумасшедшего удара песчаного вихря. Известное всем в Африке страшное слово САМУМ вдруг обрело свою смертельную реальность. Жаркий, колючий ветер вытеснил свет и воздух. Тучи горячего песка закрыли полуденное солнце. Костя в ангаре залез на бочки из-под горючего и увидел в узкое окно, как их самолет протащило по заметенному песком полотну и повалило на бок.

      Диспетчерская им тогда ничего не сообщила о возможном песчаном буране. Порядка не было. Не служили, а так, волынили. В основном, все считали дни и деньги, строя планы на потом, когда будут дома. Два самолета за год разбилось, и никому не было дела, даже никого не уволили со службы. Костя себе честно признался, что струхнул он в тот день основательно. В старом ангаре их стало трясти, как при близком землетрясении, до онемения конечностей. Тонны песка сдвинулись с места, и это вызвало звуковые волны, которые болезненно обрушились на мозги, вызывая панический ужас. На многие километры пустыня злобно ревела свирепым чудовищем. Казалось, что в полной темноте погасло солнце. Хотя оно все же изредка выныривало из стены песка и пыли, которая погребала их заживо. Все ребята замотали головы, кто чем, и почти не говорили между собой. Мелкая пыль проникала в глаза, нос и глотку.

Местный механик застелил в углу ангара полосатый коврик и стал громко молиться своему Всевышнему. Летчики сидели на ящиках, изредка передавая друг другу канистру с тепловатой водой. Сначала штурман Кущик пытался взбодрить их одесскими анекдотами, но они с Лехой ни разу не засмеялись, и он улегся на картон под стеной, укрывшись летной курткой, и задремал. Однако Костя долго не мог уснуть. В голову почему-то лезли всякие катастрофы и небылицы. Бывают же совпадения - думал он, Сент-Экзюпери именно в пустыне, потерпев катастрофу на своем самолете, сочинял рассказ об отчуждении среди людей ...

     Той памятной ночью под рев африканского ветра Костя тоже вспоминал свое раннее детство и теплые волны лимана, где он мечтал взлететь в небо. Еще лет в десять он выбрал для себя на родной косе заветную стометровку за озером.
И каждым летом загорелый крепыш Костик обычно разбегался в конце косы, представляя себя огромным самолетом, который быстро движется по взлетной полосе. Раскинув руки крыльями, он громко гудел, имитируя вой двигателя, и мчался во весь дух среди взлетающих чаек к самому узкому песчаному горлышку, чтобы с разгона прыгнуть в соленые волны и нырнуть, задержав дыхание.

Покачиваясь на волнах, впечатлительный мальчишка долго лежал на спине, глядя на белые облака. Это с того самого времени у него и появилась поговорка:
«Первый просит добро на взлет». Он знал, что жизнь летчика постоянно связана со смертельным риском, но почему-то именно та африканская буря обострила в нем восприятие мига жизни. Костя не умел молиться, поэтому в ту ночь обещал себе, что если выживет, то обязательно построит на родном берегу новый дом для спокойной жизни. 
 
  Под вой пустыни он все же забылся и проснулся уже в тишине. Слабый рассвет пробивался в тусклое оконце, и закоченевший от холода Костя рассмотрел ползущего возле него скорпиона, с задранным вверх хвостом. Сплюнув с зубов налипшую пыль, он оглянулся на ребят и раздавил насекомое ботинком, а затем, ничего не соображая, поджег кусок картона и бросил скорпиона в огонь. От запаха дыма мгновенно проснулся Леха и двинул его в скулу. Но Костя уже сам очнулся, соображая, что рядом с ними горючее, и быстро погасил огонь. Проснувшийся Викторович поднял парнишку, и они начали открывать прикипевшие от песка ворота. Им повезло, что с подветренной стороны их не сильно занесло, хотя по всей взлетной полосе намело целые сугробы песка. Белевший в конце полосы самолет тоже был основательно заметен бураном. И они решили сразу же взять лопаты и начинать расчистку, а парнишка сказал, что пойдет в поселок, чтобы привести людей на помощь.

    И вот тут произошла эта история со змеей. Механик не успел отойти от них и на тридцать метров, как со страшным воплем кинулся обратно к ангару, показывая, чтобы они опять быстро закрывали дверь. Извиваясь в тугие стальные кольца, парня стремительно настигала длинная черная змея. Летчики опять забежали в ангар, испугавшись перекошенного лица парнишки. Оказалось, что его преследовала огромная мамба. Черная змея была больше двух метров, свирепая и матерая. В Африке известно, что обычно они охотятся на определенной территории, и никого не пускают на свою узкую полосу, беспощадно расправляясь с каждым, кто нарушит ее границы.

     Считается, что у этих змей самая быстрая скорость, поэтому у летчиков в тот день не было иллюзии убежать от нее или незаметно обойти ее на таком близком расстоянии. После укуса мамбы живых почти не остается. Так они в тот день снова попали в западню и около часа наблюдали в окно за ядовитой гадиной, которая чернела в пыльном песке, почти не двигаясь, лишь угрожающе поднимая в их сторону страшную голову. Летчики с досадой периодически выглядывали в оконце, но перед глазами простиралось только бескрайнее море песка, изрытое ветрами, с высокой грядой холмов, которые желтели горячими мертвыми волнами.

         Костя часто любил рассказывать эту байку, так как конец ее был тоже неожиданным для обычных штатских. Через пару часов они услышали шум мотора, и со стороны поселка показался старый грузовик, который буквально вынырнул из-за заметенного полотна. Как оказалось, на машине приехал старший брат механика. Паренек, увидев брата, стал ему кричать о змее, но тот в ответ засмеялся, обрадовавшись, что младший остался жив после песчаной бури. Африканец соскочил со ступеньки грузовика за метров пять от мамбы и точно метнул в змею поясным ножом, который насквозь проткнул ее свирепую голову.

Самолет им в тот день завести так и не удалось, и они ночевали у механика в африканской хижине. Но сидя в чужом дворе у вечернего огня, Костя тревожно всматривался в черную бездну ночного неба и прислушивался к каждому шороху. Может быть, поэтому, встретив юную Юльку в городском парке под родными белыми акациями, он очертя голову кинулся в любовную полынью, ликуя, что молод и жив, и что на этот раз все страшное осталось позади.

         С особой тоской летчика Костя взглянул в прозрачное весеннее небо.  Перед закатом ветер на берегу немного затих, но от морской воды стало тянуть промозглой сыростью, поэтому он подвинул в костер подсохший ящик. Несколько чаек опустились рядом с ним на песок и вопросительно высматривали возле него какую-то еду. Костя грустно усмехнулся им, пробормотав, что сегодня возле него им не удастся ничем подживиться. В памяти опять мелькнуло воспоминание о его любимом летчике - Сент-Экзюпери.

    Костя почти наизусть помнил его рассказ о простодушном маленьком принце, который удивленно бродил в странном мире людей. Сегодня он тоже понял, как трудно справиться с отчаянием, когда реальность не оставила тебе ничего от твоей мечты о счастье. Военный летчик тогда один героически выстоял в безводной пустыне, смог устранить поломку и поднялся в небо. Костя горько усмехнулся, вспомнив о доброй змее из рассказа, которая шептала человеку, что она может быстро освободить его от всех проблем...

    Нет, такой шаг для него тоже не возможен. Надо справиться с несчастьем и не только ради детей. От горевшей древесины ему стало теплее, и летчик решил, что как только ящик догорит, то сразу же поедет домой. Обвиняя во всех своих бедах только себя самого, Костя протянул руки над горячими углями и долго держал их, терпя жар, как будто пытаясь выжечь из себя что-то скользкое, что свирепо мечется, кидаясь из стороны в сторону. «Надо только немного перетерпеть, и боль утихнет. Пусть Юлька живет без него. Она свободна и имеет право сама решать. Имеет право», - прошептал он в горячее пламя.

   Воспоминания о службе и ребятах немного его успокоили. Он вздохнул о том, что и постаревшая бабуля с ним редко теперь говорит. Не то, что раньше, когда она еще работала в школе да и позже, когда он только возвратился из Африки. Тогда ему было странно, что жизнь вокруг стремительно изменялась, а бабушка от всех перемен ждала только новой беды. Костя даже смеялся над ее причитаниями, что он решил остаться жить в поселке, спорил, когда она говорила, что новое время окутало всех ложным благодушием. И из-за огромной кучи обмана уже никто не замечает погибельной реальности и полного распада морали. Но Костя возражал, говоря ей, что у реальности всегда много лиц. Ведь и он сам уже полетал по шарику, повидал разное в других странах. И везде сейчас миром правят деньги, а не добрые дела, поэтому ему в это время будет лучше дома. Однако бабушка упрямо качала головой и говорила, что у каждого мера правды начинается с той меры, которую он себе сам определит.

      Это как взлетная полоса для самолета - бывает узкая, а бывает широкая. Так и человек сам себе создает пространство - хочешь, стисни себя и пыхти всю жизнь на диване. Однако, так душа твоя быстро задохнется. Не бывает для человека шкурной радости и куцего счастья. Не хотела бабушка, чтобы внук  оставался в заброшенном поселке. А когда привез Юльку, то и вовсе замкнулась. «Поспешил ты, - сказала ему грубо. - Не ожидала от тебя, что ты будешь жить так несерьезно. Неужели поверил в такую ее любовь? Эта девчушка вряд ли еще саму себя знает, не то, чтобы и тебя понимать». Так прямо и сказала, как в воду смотрела. Однако Костя тогда никого не слышал и от своего телячьего восторга витал высоко в облаках…

     Засыпая костер песком, Костя вспомнил, как через месяц после знакомства с Юлькой они отмечали ее восемнадцать лет, и он пригласил в гости ребят из экипажа. Правда, Костя сразу почувствовал, что Леха тогда пришел больше из вежливости, но веселый Кущик его как жениха добродушно подначивал и помог заказать для Юльки именинный торт. Они вместе долго объясняли кондитеру, каким должен быть этот огромный торт. Оформляя заказ, Викторович еще острил, что молчаливый кондитер, как пить дать, напартачит, так как с виду немного молдаван. Однако переживания были напрасны, и торт получился не только вкусным, но и картинным.

    Юлька даже прыгала от радости у праздничного стола, рассматривая высокий шоколадный замок и дерево с птицами на зеленом поле, на котором кондитер мастерски выписал кремом золотой ключ от сердца влюбленного летчика… Вот такой получился тот забавный ключик. Костя опять вспомнил Светкины упреки и подставил воспаленное лицо соленому ветру. Рановато он загнал себя на запасной аэродром и закрыл себя тем ключиком и от неба, и от друзей, и от белого света, чтобы не напрягаться. Ребятам тоже было непонятно, с чего это он вдруг решил спрятаться в семье.

   Когда Леха на именинах вышел на балкон покурить, то Костя подошел к нему, чтобы все же объясниться. Ведь они дружили и летали вместе почти десять лет. Костя предупредил командира, чтобы ему не оформляли летные документы, после чего лицо у друга стало непроницаемым. Поэтому, на вопрос о молодой невесте, Леха тогда только насмешливо скривился, сказав, что взлетевшему высоко в небо, бывает, нужен надежный парашют. Но даже на земле, когда хочешь высоко прыгнуть, планку надо бы ставить выше груди. Мол, дорога та женщина, которая знает, что ей в жизни необходим только ты. Настоящая любовь бывает только на равных. Костя не выдержал обиды и вспылил, резковато ответив ему, что с надежными крыльями, в небе парашют не нужен. Однако теперь ему до жути  тоскливо и часто снится, что он летит высоко в небе над громадой белых облаков. Наверно, и Леха не мог простить Косте, что он предал их общее небо.

    Оказалось, это страшно предать свою мечту детства. Возможно, из-за этого он и сам переродился. Ведь оказалось, что когда Костя спустился с неба, то стал сползать все ниже, до гада ползучего. Сомыч с мужиками в поселке только и трындят, что о заработках. Как будто добровольно залезли каждый в свою  узкую гадючью нору. Ни у кого не осталось никаких интересов, кроме проклятых денег. Махнут по пиву или чего покрепче, и каждый начинает свое барахло нахваливать. И бывший летчик тоже волком кидался на разную халтуру и стал тащить все подряд в свое логово. Теперь иногда кажется, что уже у самого, то звериный загривок на шее шевелится, то из горла волчий рык прорывается. Все старался ей угодить - купил новый автомобиль и нафаршировал дом разной новой техникой с побрякушками. Однако не угодил, как оказалось.

       А может быть, Юлька не захотела жить ним, с таким приземленным? Костя такой и сам себе стал не родной. Хотя, вернее всего, она просто повзрослела и поняла, что не любит. Разными они оказались. Костя погасил огонь и вымыл руки в морской воде. И это надо же! Настолько его тогда разобрало на любовь, что оглох, как токующий тетерев, и не слышал, так ли звучит в ней самой. Как последний олух, принял за чистую монету восторг наивной девочки перед взрослой жизнью за настоящую любовь.   
                ***
        В кабине Костя надел куртку и прогрел автомобиль. Весенний вечер был холодным, могли быть еще заморозки. Подъезжая по трассе к знакомому повороту на поселок, он включил дальние фары. На закате солнца он заметил возле рощи большого степного коршуна, кружившего над зарослями кустарника. Костя жадно потянулся за ним взглядом в небо. Уверенный, стервец! Летает! Как легко выписывает круги и мощно парит на воздушной волне, крепко держась в восходящих потоках воздуха своими сильными крыльями. Летает на воле, счастливый! А это совсем не то, что катить перед собой телегу по трассе.

Как говорят в Одессе, очень даже большая разница. Проведя несколько часов в одиночестве, Костя как будто возвратился в свои прежние уверенные годы, когда не унывал. Теперь он твердо решил, во что бы то ни стало, вернуться в свой экипаж. Понимал, что зто будет совсем не просто, но возможно. Пусть родители помогут бабушке с детьми, пока он снова окрепнет в небе. Может быть, он вернется в свою стихию и еще найдет свою единственную женщину?

Сколько раз он отмахивался, когда бабуля ему выговаривала, что родную душу ищут не глазами, и что любовь бывает только сердцем к сердцу. Наверно, грубая откровенность Светки все же выжгла в нем дикое самомнение. Телячий любовный восторг исчез. Надо быстрее выбираться из пике, как говорят летчики. Хотел прыгнуть в небо, но запутался в стропах. Однако теперь Костя был уверен, что выкарабкается. Тут главное сдержаться, не заглядывать в бутылку, не затосковать. Не получилось у них с Юлькой надежной связки. Не летали они вместе. Но дети останутся с ним. 

     На базу Костя подъехал вечером, и почти все рабочие разошлись по домам. Он сказал сторожу, что на ночь поставит грузовик у себя во дворе и приедет на разгрузку рано утром. Сторож ответил, что Сомыч тоже распорядился, чтобы мужики пришли завтра с утра пораньше. Костя уже собрался уезжать, но его по-дружески окликнул сосед, который закрывал кабину бульдозера. Машинально ответив на его приветствие, он вдруг заметил у него в кабине на стекле знакомый картонный образок, который бабушка достала рано утром. Мгновенно у него потемнело в глазах, и Костя бросился к соседу с кулаками, крича, что тот безмозглый хозяйский холуй, который козлячит не задумываясь, и уже настолько оскотинился, что посмел бульдозером заровнять солдатские могилы.

  В свой отчаянный крик и в злобный удар по лицу он вместил все болезненное, накипевшее на его израненном сердце. Но шофер, сплевывая кровь, грубо его выматерил и сказал, что он сегодня не был у могил, а ровнял бульдозером дорогу на косу и случайно подобрал этот картонный образок у кустарника. Видно, просто его откуда-то ветром занесло. Костя растерянно извинился, сказав, что основательно замотался в дороге, потому и психанул сдуру.

       Однако старый сторож, опираясь на свою палку, сердито покачал на него головой: «Ты сынок, не бушуй! Известно, что бабы бывают разные стервы, но сам-то ты на людях не отрывайся! А то теперь как бешеный на всех кидаешься! Будь мужиком, в конце концов»! От внезапной ярости у Кости зашумело в голове. Уже подъезжая к дому, он вдруг с ненавистью подумал, что все же правильно двинул шофера в наглую рожу, так как Сомыч, падлюка, не сдержал свое слово. Ведь он сегодня отдал соседу выгодный наряд на бульдозерные работы, который еще вчера вечером пообещал Косте. Так что ему опять придется завтра допоздна крутить гайки в гараже, а потом неделями выпрашивать у бухгалтера копейки за ремонт старого барахла. По горло обрыдла эта болотная канитель!

    Поставив во дворе машину, он раздраженно хлопнул дверцей и тут же ощутил колкую боль в груди, как будто в ней шевельнулся живой тугой узел, сжимая его изнутри. Непривычная боль была предупреждением. Никогда еще его мотор не барахлил. Сам виноват, что забил его грязной копотью. Костя глубоко вздохнул и поднял голову, взглянув в звездное небо. К ночи ветер на косе совсем затих, и в полной темноте ярко светились мириады звезд. Высокое небо было чистым и таким безнадежно далеким от бывшего летчика, что он в отчаянье сжал голову руками. Чужая подкожная корысть не давала дышать и тупо сжимала его, как воздух в узком баллоне, и ему стало гадко от самого себя: «Врешь, ползучий, меня так просто не возьмешь! - Сказал Костя кому-то в себе. - Никогда больше не будет по-твоему». Услышав тихий голос хозяина, Бублик преданно завертелся под ногами и лизнул ему руку. Костя потрепал лохматую голову и зашел в дом.

    В груди у него еще дрожало. Однако он услышал смех детей, которые играли со старшим соседским мальчишкой в компьютерную игру, и приказал себе успокоиться. Когда Костя зашел в ванную, зеркало отразило запавшую физиономию, с двухдневной щетиной. И он пробормотал, что от такого бешеного точно, что и дети малые тоже разбегутся. Поэтому, перед тем, как идти в детскую комнату, Костя все же тщательно умылся и побрился. Взяв пакет с подарками, он глубоко вздохнул и бодро пошел к детям, но остановился, прислушиваясь у приоткрытой двери. Детский разговор у компьютера был не совсем детским и буквально пригвоздил его к полу. 

- Доедай его! Доедай! - Кричал сыну соседский пацан. - Посмотри, ты ему уже отгрыз половину туловища, а он все еще пасется. Я тебе говорю, быстрее перекуси ему голову!
- Ну, как же он может пастись, если у него уже нет хвоста? Разве ему не больно? - Упрямо возражал сын пацану.
- А ты думаешь, почему динозавры вымерли? Ведь они были огромные, но сигнал от хвоста до мозгов доходил медленно.

- Да, туловище у них было здоровенное и постоянно жевало, - вставила слово дочка, которая прислонилась к столу с другой стороны от брата и с интересом наблюдала за игрой.   
- Ну, видишь! Ты его кромсаешь, а он все равно жрет и жрет листья! Быстрее отгрызай ему голову! - Азартно закричал соседский пацан. - И сколько тебя можно учить! Это как в «Эволюции», сначала пожирают травоядных динозавров, а потом хищные тираннозавры уже начинают пожирать друг друга. 
- Ага! И, правда, - удивился сын. - Точно, что у него сигнал от хвоста до мозга еле ноги волочит! Видно, не доходит вовремя к его малой голове. 

- Ну, представь, натурально - диплодок хватает ветки, а ему в это время уже кто-то отхватил кусок хвоста. Смотри, он ничего не замечает, продолжает спокойно жевать, как отмороженный, и даже не чувствует, что медленно истекает кровью. - Грубо засмеялся пацан. - Никак до него не доходит! Короче, продолжает получать удовольствие, набивает свое брюхо и жует жвачку.
Да, таким зубатым палец в рот не клади, перекусят и не подавятся, - удивленно подумал Костя. - Так незаметно пробегут годы, и уже придет их пора браться за лопаты.

    Задумчиво глядя на подросших детей, он решил, что обязательно этим летом выведет их на свою заветную стометровку на косе, чтобы с детства закалить в них силу духа. Пятилетняя дочка говорила со старшими на равных, всем видом показывая мальчикам, что и она тоже участвует в игре:
- А вот папа нам рассказывал, что когда-то давно на севере мамонты тоже внезапно умерли от сильного мороза и даже не дожевали свое сено.
- А вот папа всегда говорил и сейчас говорит, что детям так близко сидеть у экрана вредно! - Сказал Костя веселым голосом, войдя в комнату и поднимая дочку над головой.

- Опусти меня на землю, папочка, и покажи, что там в твоем большом пакете, - радостно засмеялась дочка.
- Да тут целый шоколадный супермаркет! - Закричал в восторге сын, доставая из пакета коробки конфет и мандарины.
- Подождите, сначала расскажите мне, как вы сегодня ужинали. - Сказал Костя, присаживаясь в кресло у телевизора. - Вы же знаете наш железный порядок, что сладости можно есть понемногу и только после еды.

- Да, а то все зубы быстро повыпадают, - в тон ему ласково сказала дочка. Но сын растерянно приумолк и подбежал к окну, выходящему во двор. Затем он обернулся и тихо сказал, что вечером бабуня к ним в комнату еще не заходила, а они так заигрались, что до сих пор не ужинали.

    Мгновенно вскочив, Костя глянул в темное окно напротив и побежал через двор в летнюю кухню. Сердце стучало где-то в висках. Когда он открыл дверь, ослабевшая рука не сразу нащупала выключатель на стене. От натопленной печи в комнате было еще тепло. Но бабушкина рука, к которой он прижался губами, упав на колени возле ее кровати, была уже холодной. И Костя громко заплакал:
   - Прости меня, родненькая! Что же ты мне не жаловалась? Видать, ослабела, но терпела и молчала. А я за целый день даже не подумал, как тебе одной.
И кто же теперь, бабуня, в этой жизни высповедает меня и спросит, кто я есть? Скотина я бессердечная! Не успел! Хотел тебе сегодня сказать, что уже твердо решил опять вернуться в небо. А вот ты сама ушла от нас уже навеки, куда-то еще выше... Сверху-то теперь хорошо видишь, как мы тут на земле тупо грыземся, как дурные собаки, и гребемся, как безмозглые куры?!   

    - Папа, зачем ты включил свет? - Негромко сказал у него за спиной забежавший в кухню сын. - Наверно, наша бабуня уже спит! Не буди ее, мы сами справимся и что-то придумаем поесть.
   - Ничего, - сказал тихо Костя, обернувшись к сыну мокрым лицом, на котором резко обозначились черные впадины под глазами. - Иди в дом! Сейчас что-то придумаем. Конечно, мы с вами сами справимся.      

*время скорби/библ./ - время мерзости и крайнего развращения человечества.
    
13.10.2013г.