Старик и судьба

За окном раздался вой сирены, на горизонте появился пароход. Он медленно и неумолимо приближался к берегу. Сдавило грудь у старика, вышел он к морю. Сидит, опечален мужик, тревожен. Седовлас, плечист, красота еще не покинула его, и всяк сказал бы, что сам царь морей вышел на брег чистым воздухом подышать. Но скрючился мужик, беда его сломала пополам, разбила всю силу его и волю, и рабом сделала своим. Навстречу тому мужику паренек идет, лет семнадцати. Молодой, красивый, волосы его черные вьются, словно волны, словно ручей в горах спускаются на плечи его. Сел он рядом с мужиком, спрашивает, что мучает старика.
- Беда, сын мой, - ответил ему старик, да тут в глаза его поглядел и ахнул. Не видал прежде он глаз таких. Глаза эти были мудры не по годам, и спокойны. Не встречал прежде мужик ни в чем такого покоя, как только в этих глазах. Кто пред ним был, дьявол, или ангел небесный, чистый, понять было невозможно. Но хорошо стало мужику на душе, легко, весело. Рассказал старик ему обо всем, о жизни своей, о том, что денег нет совсем, деток кормить нечем и дочь младшая болеет. Он бы рад жизнь за нее отдать, пожил он свое, а она дитем погибает. Николка, сынок его младший голодает, жена плачет. Горе в семье, голод.
- Не печалься, старик, - говорил ему спокойно бархатным баритоном юноша. Да и трудно назвать его юношей, уж слишком мудры его глаза, познали жизнь они. Они все знают, все ведают, ни о чем не жалеют.
Предложил он старику сделку, работу необычную. Коли мужик ее выполнит, так получит мешок золотых. Понял мужик, что юноша этот нечеловеческих сил и стал просить за дочку свою любимую. Тот согласился помочь в обмен на жизнь старика. Работа же заключалась в следующем.
Неподалеку от них, на берегу стоял разрушенный старый храм. Он был, словно и сродни старику, такой же старый, согнувшейся, скрюченный не первый взгляд. Но чувствовалось в нем величие, сила неустрашимая, нечто таинственное и могучее. Мужик же должен был до рассвета составить в храме из мозаики слово, которого более всего не хватало ему в жизни.
Задумался старик. Вспоминал жизнь свою, что сделал он, чего достиг, чего убоялся. Не находил ответа, чего же нужно ему для счастия иль для покоя. Ночь. Разожгли костер, глядят на волны, молчат двое. Вскоре ушел паренек. Не спокойно мужику. Смерть близиться его, а он слов-то и не придумал, и не знает он их, этих слов. Скоро уж утро, а нет ничего ни в сердце, ни в уме. Только тревоги и думы напрасные, безответные. Что делать? Идти к черноглазому, да сказать, что напрасно все? Дак ведь он сам придет и жизнь заберет стариковскую, напрасною смертью погибнет мужик.
Сидит один в храме, печалится. Лишь луна подглядывает за ним сквозь разрушенные стены и звезды торжественно блестят. Плачет мужик о дочке своей, которой помочь не сможет, о жене, да о детях, которые с голоду погибнут.
Светает. Ветер играет листьями деревьев, волны шумят, как всегда беснуются, последние угольки догорают, нет мужика на пеньке. Лежит мужик в храме, спокоен, глаза его открытые улыбаются. Нет в них больше печали, нет тревог, только покой.
Солнечный луч играет с золотыми волосами его, смеется, любуется, словно дитя малое, любопытное. Спрыгнул он, словно зайчик с мужика, да увидал мешок золотых, а рядом с ним слово, составленное из мозаики: "не бойся".
Раздался вой сирены, пароход отходил от причала в путь.