Глава 23 Книга 2 Мейлах в октябре

                ВСТУПЛЕНИЕ

Открывала гражданам
  Светлые дорожки
  Маленькая книжечка
  В красненькой обложке.    
   
В советские времена каждый из нас куда-нибудь вступал. А  именно: в октябрята, в пионеры, в комсомол, в ДОСААФ (Добровольное общество содействию армии, авиации и флоту), в народную дружину, в общество охраны природы, общество рыболовов – любителей.

 Было и, самое смешное вступление, – в общество трезвости, которым руководили выпивохи и не случайно. Выбирали председателей общества трезвости, на каждом предприятии из числа коммунистов человека, который, предполагалось, чувствуя ответственность за порученное дело, станет трезвенником.

Руководя обществом трезвости, председатель пил не меньше, но его никто не трогал, так как он отводил от себя всяческие алкогольные подозрения, выполняя общественную работу, за которую трезвенники не брались – не хотели себя марать общением с выпивохами. Кто же скажет вслух на «Председателя общества трезвости», что он пьяница?

Общественно значимая должность не предполагала об этом говорить вслух. Простых членов общества заставляли туда вступать, принуждая разными способами. Трезвенниками они не становились, но платили взносы и, поднимая стакан, провозглашали тост: «За трезвость!».  Всем от этого было весело.

 Самым престижным всё же оставалось вступление в КПСС.
 Женщин в партию принимали охотно, так как по природной мудрости они не желали бесполезно тратить личное время на глупости и туда не стремились. Но были и такие, которые хотели иметь от этого выгоду, то есть, сделать карьеру.

В то время невозможно было занимать даже маленькую руководящую должность, не вступив в партию. Рахиль Менделевна раньше о карьере не думала, а теперь пересмотрела свои взгляды и предложение директора школы ей, не обременённой семейным заботами, понравилось. Она решила всем «утереть нос» партийным билетом.

 Обеспечив себя рекомендациями от авторитетных коммунистов, подала заявление в первичную организацию. Вступление в партию для женщины не представляло никаких трудностей, так как здесь тоже была разнарядка сверху на неограниченный приём женщин в «её передовые ряды».

Правда, была одна сдерживающая зацепка – национальность, но учитывая, что план приёма в партию женщин отставал, а по евреям был выполнен, то решили, если Рахиль Менделевну записать белоруской, - можно пропустить.

На небольшой сцене заводского клуба за столом, под красным полотном с замызганными краями, сидели серьёзные, облечённые доверием партсобрания члены президиума. Они должны были вести собрание и утверждать голосованием каждое предложение, предлагаемое на рассмотрение. На начальном периоде этого сборища тон задавал парторг.

Парторг – это как вожатый пионерского отряда, можно сказать - комсорг, но чуть выше, это ум, честь и совесть всех поводырей увлекавших нас в светлое призрачное, называемое будущим.

 Но это предполагаемое такое будущее, которое, по разным причинам почему-то как мираж, с приближением к нему – удаляется, то есть по разным причинам откладывается и никогда не наступает.

Всё время кто-то мешает: то империалисты, то враги народа, то диссиденты, то мороз,  то дождь, то ветер, то все сразу, включая евреев, без которых нигде не обходится.

  Парторги – это особые люди, из отъявленных лодырей, которым симулировать трудовую деятельность удобнее, чем работать. Они из той среды общества, которая приравнивается к паханам, дембелям, немощным старикашкам, безнадёжно больным, а посему к работе и, тем более, ответственности за неё никакого отношения не имеющие.

Выдвиженцы из работяг, здесь не приживаются. Красиво молоть языком не умеют, могут сказануть правдой, а потому на трибуне смотрятся неуклюже, как молотобоец во фраке и быстро изгоняются.

 Правильный парторг похож на праздничный торт «Сказка»: румян,  сладок, липок и норовит всем по вкусу, несмотря на то, что многих от него тошнит. В любом деле он первый инициатор. Умно морщит лоб, деловито входит «взад и вперёд», уверенно задаёт глупые вопросы и со «знанием дела»  даёт  такие же советы.

 К язвительным подковыркам и насмешкам у него – морда лопатой, охраняемая стойким иммунитетом. Ещё бы – он тут не с неба упал, а поставлен партией бдить процесс и не важно, что он в этом процессе с понятием недоумка, но присутствие партии обеспечивает в полной мере.

 Парторг – это вошь на здоровом теле человека,  грыжа на узле которой держится партия  -   потяни за парторга и у рабочего организма кроме неё обнаружится простатит в самой коварной форме, поэтому парторга никто не трогал и ему прощали все глупости, провозглашаемые им в соответствии с должностью. Важной заботой любого парторга было пополнение партии новыми «членами».

Приём в партию начинался с вопросов к претенденту. Нужно было проверить политическую зрелость, деловитость, знание Устава КПСС, а также придать значительность процедуре.

Вопросы повторялись каждый раз одни и те же:
– Для чего вы вступаете в партию? – строгим голосом спрашивали из зала.
– Чтобы находится в передовых рядах строителей коммунизма! – штампованной фразой написанной на бумажке отвечал испытуемый. Точно так отвечала Рахиль Менделевна.

– Вы изучили материалы последнего доклада Секретаря  ЦК КПСС?
– Ой, я не знала, что это последний доклад. Если бы я  знала, что он последний, то я бы иго сама на память выучила и заставила бы сына сделать то же самое! – с подкупающей искренней хитростью пролепетала Рахиль Менделевна и продолжала развивать мысль:

–  А то, как же. Если он последний, так больше докладов не будет? А как же мы?  Нам без доклада нельзя! Где же мы тогда наберёмся ума? Как мы узнаем про культ личности и ищё много интересного?
В зале одобрительно, в знак согласия с Рахилью Менделевной, зашушукались ярые коммунисты.

– Как вы понимаете партийную демократию, и в чём она проявляется? – прицелившись новым вопросом, выстрелил в её предполагаемую партийную неопытность разукрашенный всевозможными орденами начальник отдела кадров Чертицкий, который долго работал в военкомате и за время службы подобрал себе по вкусу всяческих наград, которые сдавались вдовами бывших участников войны.

 Взглянув на металлическую грудь строгого отставного майора, она оробела, как перед Генералиссимусом и взволнованно заговорила:
– Партийная демократия – это выборность руководящих  органов снизу доверху и сверху донизу, пока существует партия! – с пафосом отчеканила смелая женщина.

Чертицкий задумался и про себя заметил, что Рахиль Менделевна так ловко, обтекаемо, ответила, что даже не поймёшь, что она хотела этим сказать,  и решил задать дополнительный вопрос:

– А можете ли вы быть выбраны,  например, секретарём ЦК?
– Конечно, могу. Разве вы это сами не знаете? При нашей демократии каждый может быть избран секретарём,  это даже реальней, чем, например, стать Богом, которого партия давно отменила.

 А секретаря  ЦК КПСС мы имеем и пока он не помрёт на своём посту – другого избирать не нужно! Другому не справиться. Где же найти толкового человека из двухсот миллионов жителей страны, пока этого ни похороним?

  У нас есть выбор из существующего, поэтому мы вибираем из одного кандидата – одного Генерального секретаря, но самого наилучшего, который уже есть! В общем – «Слава КПСС»!

- Газету «Правда» выписываете? – спросили  из президиума.
- Пока нет, покупаю.  Наша «Правда»  стоит всего лишь  две копейки.

- Её не только покупать, но и читать нужно – поучительно бросил реплику майор в отставке.
- Читаю, каждое утро. Сколько в по нужде оторву, столько и прочитаю – тут же нашла, что сказать Рахиль Менделевна.

- Тогда расскажите о международной обстановке.
- Да ради бога,  уважаемый, слушайте. У миня завсегда есть, что поведать миру и хорошему человеку. А вы што… не слушаете газет и радио?
 Там же полный ужас, что в джунглях с братскими неграми творится! И в Зимбабве и Комбодже что-то надо решать. Да у миня давно за Африку сердце беспокоит.

 А в ЮАР вообще, полнейший апартеид, я вас уверяю! А Ближний Восток… Происки империализма опять  таки головы подняли… Это же вообще агроице цедрейте тухес! Большая и свихнувшаяся со своего места попа!

- Достаточно, достаточно! - испуганно остановил её парторг.
Зал с интересом слушал ответы, которые здравомыслящих веселили, и один из таких решил тоже задать вопрос от себя, из головы, а не предложить его из заранее подготовленных записочек, которые парторг раздал присутствующим:

- Расскажите коротенько биографию Ленина. В общем, самые яркие эпизоды его жизни.
- Самым ярким эпизодом в жизни был 21 января 1924 года, когда он умер в Горках, даже не успев покататься на лыжах.

 Почтим его память вставанием! – сказала Рахиль Менделевна и первая, с поникшей головой, заняла стойку смирно. Зал поднялся. Чувствовалось, если вопросы будут задавать далее, то скоро она заставит присутствующих исполнить «Интернационал» и песню «Ленин всегда живой». Вопросы прекратились.

Наступил самый ответственный момент – выступление рекомендующих партийцев и тайное голосование. Даже беспардонные мухи прекратили свой головокружительный пилотаж у графина, расползлись по пятнистому сукну стола и затихли, как бы заинтересовавшись происходящим спектаклем.

 Два партийца начали так её расхваливать, что можно было подумать, о ней говорили на панихиде по случаю её кончины. Рахиль Менделевна  сидела в первом  ряду и соображала, что они хотят от неё получить за такое красноречие – её, как  женщину, или, учитывая сизый бугристый нос одного из них – возможно выпивку?

 Сидевший рядом с ней Самсон Ибрагимович, с виду очень кавказский человек, не выдержал и тоже решил похвалить будущую коммунистку. Он с трудом поднялся и, не пытаясь взобраться на сцену начал булькать свою хвалебную речь у насиженного места:

- Я этат малатой женщин знаю, как красивий чилявек уж болше давно. Хачу сказат: он активная апечествены  дэятэл, он нужена партыя.  Пуст будит он явлается харощий прымэр для саветский малатеж. Такой прынымат нада, он красивий, приятна на сабрании палтать будит, а то дома у мене старий, никрасивий женщин. Скучна там, а зидесь будит люче. Я, за!

Зал со смехом воздал оратору развеявшему тоску и скуку бурные аплодисменты. После хвалебной оды парторга политическая грамотность кандидата показалась собранию достойной, и все единогласно проголосовали за приём в партию нового человека.

Далее, рассматривали персональное дело коммуниста Угрюмого.  Его жена, истосковавшаяся  по мужской ласке, написала кляузу на своего супруга.

 Она сообщала, что «На протяжении трёх месяцев он не выполнял свой супружеский долг в постели. Усиленное питание, новая кровать, наводящие мной действия им во внимание не принимаются. Он с вечера отворачивается от меня и спит, спокойно уткнувшись носом в импортный ковёр, висящий в спальне. Прошу партийную организацию повлиять на вашего члена и заставить коммуниста Угрюмого выполнять постельный долг без отговорок, как решения партии».

После читки заявления коммуниста Угрюмого поставили за трибуну и налетели с претензиями. Его стыдили, угрожали выговором, намекали на возможность привлечь к этому делу активистов, но Угрюмов, выслушав выступления партийцев, не сказал ничего обнадёживающего.
 
- Не могу я, товарищи, не могу. Я импотент…
- Как это не могу! Не можешь - научим, не хочешь – заставим! Прежде всего, ты коммунист, товарищ Угрюмов, а для коммуниста нет преград в выполнении любой поставленной партией задачи.

Партсобрание относительно Угрюмова приняло краткое решение: «Обязать!» - не расшифровывая подробности. Люди весело расходились по домам с собрания, которое на этот раз было весьма не скучным.

- Во, дела! Партия и здесь принюхивается! Молодцы. Если что, так и импотенцию собранием отрегулируют. Нужно запомнить. Пригодится, если что какое… - заметила для себя Рахиль Менделевна и возгордилась причастностью к партии.

Оставалось пройти утверждение на заседании бюро РК КПБ.
В просторном кабинете за длиннющим столом, облепленным со всех сторон членами бюро из самых важных районных членов восседал во главе стола как именинник – первый секретарь.

 По должности он числился самым умным. Был строг, решителен и ехиден, как все выбившиеся «в люди» и не предполагавшие получить сдачи от обиженного, нижестоящего соратника. Первому было позволено всё, и что бы он ни сделал, все «опричники»,  сидящие вкруг стола, заранее одобрят любое  его суждение и поступок!

Утверждение приёма в коммунисты Рахиль Менделевна прошла. Даже хорошая национальность ей не повредила, хоть еврейский нос и запись в анкете: белоруска – не совпадали. Как всем, попадавшим на бюро и ей дали совет, что нужно учиться дальше.

– Вы знаете, что Ленин сказал по этому поводу? – спросил первый секретарь.
– Ещё как знаю! Учиться, учиться  эх раз,  ищё раз и много, много раз, пока ни поумнеешь! Это лучше, чем работать, работать и работать, пока не околеешь! Учёба ни одному дураку не помешает бить самим собой! Если человек учёный, то разбирается во всём, если нет – иму и флаг в руки, всё равно толку не будет! – ответила Рахиль Менделевна.

– Вы, Рахиль Менделевна, так оригинально рассуждаете, что вам не помешало бы выучиться на  философа! – ехидно заметил первый секретарь.
Сидящие за столами, поощряя его остроумие, растянули рты в угодливо-гаденьких улыбках.

– Спасибо за подсказку! Я так и сделаю. Интересы партии для меня важнее личного! Только я вас в этом случае папарашу дать мине направление на учёбу – ответила Рахиль Менделевна и обвела взглядом засиженный как мухами стол с притихшими членами бюро.  Направление на учёбу ей выписали.

                *  *  *

Учёба на заочном отделении философского факультета у Рахили Менделевны пошла успешно. Преподаватели её слушались, декан факультета – боялся, ректор – не вмешивался!

 Дело в том, что она могла задавать такие интересные вопросы, что ответить на них практически было невозможно. Воистину, как говорится, один дурак задаст такой вопрос, что десять мудрецов не ответит.

 Пришли к взаимному соглашению: Рахиль Менделевна не будет задавать вопросов прилюдно, на лекциях, а преподаватели будут ставить ей в зачётку нужные оценки, не интересуясь уровнем её знаний.

По существующей практике заочники не столько учились, как это принято понимать, сколько стояли в очереди для получения диплома. Учитывая уникальную личность студентки, ей уменьшили сроки обучения с условием, что она, получив диплом, уйдёт с миром и, не будет продолжать всех терроризировать в аспирантуре.

 По согласию сторон ей выдали диплом, и она оставила их в покое. Университет и сейчас стоит в целости и сохранности, т. к. Рахиль Менделевна выполнила условия договора.

 Теперь Рахиль Менделевна вывесила на лацкан пиджака сияющий золотым гербом академический ромбик, которым помечались обладатели дипломов о высшем образовании. Без ромбика, зачастую высшее образование не определялось ни по их поведению,  ни  интеллекту, ни по культуре поведения в обществе.

 Некоторых метили двумя-тремя ромбиками, но кроме повышенных амбиций они существенных отличий от толпы не имели. Учитывая это, Рахиль Менделевна не стала стоять в очереди на получение следующих дипломов, решив, что «хорошего по немножку».

У Миши с учёбой было не всё благополучно. Преподаватели его не слушались, декан не боялся, а директор постоянно подписывал приказы с карающими строчками. Миша оформлял академический отпуск и учёба затянулась на лишний год.

 Пришлось его образованной маме с университетским ромбиком на лацкане вмешаться в учебный процесс техникума и заняться воспитанием «нерадивых» преподавателей, которые требовали от студента Михаила Крендельсона невыполнимого – посещать занятия, ходить на практику и не появляться с пьяной рожей на комсомольском собрании. Как дипломированный философ Рахиль Менделевна тут же доказала преимущество пьяной рожи над трезвой.

- Да у нас, на пьяных рожах государство держится! Как вы смеете упрекать порядочного человека, уважающего устои государства?
 После этих слов пристыженные моралисты из преподавательской среды успокоились и. потупив головы, умолкли. Миша вскоре получил долгожданный диплом.