Одинокий вечный странник

      Этот человек никогда не отличался разговорчивостью. Он не был хорошим соседом, но почему- то взрослые его любили и уважительно кивали головами при встрече. Сколько его помню, он всегда одевался необычно, выделялся из всех людей.   Волосы были гладко зачесаны назад, лицо не выражало никаких эмоций, лишь глаза поражали своей живостью, иногда они блестели лихорадочным блеском,  и от этого становилось как-то не по себе. Рубашка всегда была белоснежная, неизменный черный жилет,  штаны со стрелками и коричневый плащ с высоким воротником. Истинный аристократ и вечный одинокий философ. У нас, детей со двора, был к нему особый интерес. Когда мы гуляли на улице, этот человек выходил во двор  и молча наблюдал за нами, он ничего не говорил, просто держался на расстоянии и смотрел. Казалось, он хотел поднять руку, окликнуть нас, но в тоже мгновение его рука безжизненно висла в воздухе,  и он опять погружался в свои мысли. О чем думал этот странный человек, сидя на скамейке нашего уютного двора? На этот вопрос никто не мог ответить. Он жил на первом этаже, и когда форточка была открыта, можно было услышать звуки музыки, лившейся из граммофона. Мы с мальчишками завороженные незнакомыми голосами, сидели часами без движения под окнами первого этажа и слушали, как мелодия, такая легкая, может резко превратится в бурю ярости, сметающую все на своем пути. Мы не могли увидеть, что творится внутри комнаты, шторы закрывали весь обзор. Любопытство в нашей компании мелких шалопаев росло. С каждым днем хотелось протянуть руку в форточку, и приоткрыть завесу тайны, но страх быть пойманным охлаждал наш интерес.
     И вот, однажды, я решил все-таки испытать судьбу, ведь ничего серьезного, если мы просто посмотрим,  что творится в комнате, хотя бы одним глазком. Я встал на цыпочки и осторожно протянул руку к приоткрытому окну, еще бы немного, и я бы посмотрел вовнутрь, но тут меня схватили цепкие руки. Я даже вскрикнул от неожиданности.  Мои товарищи разбежались в испуге, а я оказался в ловушке. В окне появилось сердитое лицо, глаза лихорадочно сверкали, рот был похож на волчий оскал. Я понял, что совершил жуткую ошибку. Испугавшись, я заплакал, горячие слёзы потекли по щекам. Они застилали мне глаза, а после, и вовсе сошли на рыдания и вопли. Сквозь слёзы я видел лицо, и не мог перестать рыдать. Мужчина испугался, и попытался меня успокоить.  Поняв,  что это не помогает, он в безнадежности отпустил мою руку. Почувствовав свободу, я вскочил, и побежал. Куда я бежал? Я не знаю. Прохожие оборачивались, кто-то окрикивал меня, но мне было все равно, я боялся. Перед собой я видел это страшное лицо,  и это предавало мне еще больше прыти. Я остановился после нескольких минут, мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, кровь стучала в ушах. Меня кто-то позвал?  Нет,  это не была галлюцинация. Меня действительно  догоняли. Я обернулся,  и страх вновь сковал моё тело.
   -Мальчик! Стой! Подожди! Не бойся меня!
   Мужчина бежал за мной. Его рубашка взмокла, волосы растрепались, по лицу катился пот. Запинаясь, он подошёл ко мне. Я в испуге решил было бежать, но он встал у меня на пути, загородив дорогу.
-Стой, я тебя умоляю! Не бойся! Извини! Только не убегай.
Я остановился и с недоверием посмотрел на мужчину. На его лице не было прежней злости, кажется, он испугался не меньше меня,  и сейчас извиняясь перед маленьким мальчиком, неуверенность сковывала морщинки его пожилого лица. По моему же лицу все так же ручьями струились слезы, но я их не замечал,  и, хлюпая носом, неуверенно подошел к мужчине. Он тяжело дышал и молча смотрел на  меня. Протянув руку,  он представился:
-Антон Максимович Пермяков. Извини, что так получилось. Я думал, что ты вор. Тебя как зовут?
-Данил.  Дрожь в голосе никак не входила в мои планы, я протянул и пожал его широкую, теплую ладонь.
Антон Максимович добродушно улыбнулся. Кажется, за все семь лет своей жизни я не видел никогда такой улыбки. Мои рыдания прекратились. Теперь я устало вытирал ладонью щеки, и злился, что показал свою слабость перед этим странным мужчиной. Невыносимо захотелось есть. Мой желудок, несмотря на все переживания, не переставал работать. Но сейчас меня он не занимал. Сейчас я думал о человеке,  идущем справа от меня. Да, он занимал первое место в списке моих мыслей. Мы молча шли по тротуару. Оказывается,  я и не заметил,  как пробежал два квартала. Наконец,  мы дошли до дома. Антон Максимович спросил, войдя в подъезд, не хочу ли я выпить чаю, так сказать, за наше обоюдное примирение. Я согласился. На удивление этот человек внушал мне доверие, и что-то вроде симпатии. Все образы злого ученого, которые были нарисованы моей детской фантазией,  испарились, но любопытство, и боль в правой руке остались, как напоминания. Мы вошли в просторную прихожую. С непривычки я даже раскрыл рот. Мы с семьей ютились в однокомнатной квартирке, и для меня такой простор был большой неожиданностью. Одна такая прихожая составляла две наших квартиры. Теперь вы представляете мое состояние.
        Прихожая была оклеена зелеными обоями. Прямо передо мной висело зеркало.  В углу умещалась вся обувь хозяина.  На вешалке, в одиночестве, висела старая шляпа. Тумбочка была завалена рекламными брошюрами и прошлогодними газетами. На стене висела картина, на которой была изображена странная птица с пушистым разноцветным хвостом. Антон Максимович усадил меня на роскошный кожаный диван в гостиной, и пошел на кухню. Честно сказать здесь я был лишний, столько роскоши я не видел нигде. Комнату оглушало мирное тиканье старинных часов, возле стены стоял письменный стол, а на нем куча бумаг. Около двери в горшке росло неизвестное мне растение. Было очень  много книг, они лежали везде: на полу, на подоконнике, под столом. Граммофон со старинными пластинками занимал свое место у окна, злосчастное окно все так же было открыто, шторы раздувались, словно парус. Казалось, вся комната дышала морским, соленым воздухом. Но главную ценность всей комнаты составляла стена, увешанная различными вырезками, грамотами, а в центре всех этих разнообразий висел портрет семьи. Портрет был помещен в позолоченную рамку, и представлял для хозяина все богатство и редкость. На портрете был молодой мужчина с маленькими черными усиками, его глаза были устремлены  куда-то вдаль, и казалось, мужчина находится где-то далеко, далеко. На его плече покоилась рука красивой белокурой женщины, а на коленях скромно сидела голубоглазая девочка. Никогда в жизни я не видел такой красивой девочки. Её алый ротик был задумчиво приоткрыт, черные волосы были заплетены в косы, нежный румянец разлился красками по щекам и тоненькой шейке, реснички покрывали веки черным ореолом. Это была его семья, семья хозяина этого дома и девочка, сидящая на его руках, была не иначе как его дочкой.
-Сейчас будем пить чай…
От неожиданности я вздрогнул. Я повернулся и увидел Антона Максимовича с чашками чая  в руках. Он подошел к столику и поставил кружки.
-Садись, я сейчас принесу конфеты и печенье. Где-то у меня здесь они были.
 Я молча сел на краешек дивана и стал рассматривать расписные узорчатые кружки. Они были очень красивы, узоры пестрели разными цветами, и оторвать глаз от них я не мог. Антон Павлович принес вазочку с конфетами и стал молча наблюдать за мной. Я без стеснения потянулся за конфетой.
-Ну, теперь, брат, скажи мне, почему ты полез в мою форточку?
Заглатывая кусочек конфеты,  я  подавился:
-Извините меня, просто я хотел послушать музыку.
-И поэтому, ты залез ко мне в окно?
-Нет, я просто… Просто…,- я запнулся, не зная, что сказать и покраснел. Антон Максимович заметил это, на его лице появилась лёгкая улыбка.
-Ну, если ты так любишь слушать музыку, приходи ко мне днём, я так и быть разрешу тебе воспользоваться моим граммофоном. Это даже похвально, что будущее поколение так интересуется классикой. В наше время это редкость.
        Так между нами возникло, что-то, напоминающее дружбу. Я ходил к нему и подолгу засиживался, слушая легкие звуки романсов,  и многие другие мелодии, волновавшие мое юное сердце. Я узнал многое о моем соседе. Он, на мое удивление, не был агентом КГБ, не имел дома тайную лабораторию, не общался с монстрами другой планеты. Антон Максимович был писателем, любил слушать и сочинять музыку, собирал раритеты, и состоял в обществе по защите окружающей среды. Теперь мне были понятны его задумчивые глаза, уходящие взором вдаль. Он подолгу мог смотреть в одну точку, а потом,  резко вскочив, бросался к письменному столу и что-то писал. После того как у него что-то получалось, по его лицу расплывалась улыбка, и  усевшись в высокое кресло, он дымил трубкой. Иногда его не было дома или он просто не открывал дверь.  Одиночество было его необходимой средой, но когда этот период проходил, двери его дома были всегда для меня открыты. Я мог поговорить на любые темы с этим человеком и всегда получал точные ответы на свои вопросы. Однажды, я спросил про портрет, и кто был изображен на нём. Улыбка сразу исчезла с лица, а вместо неё появилась грозная тёмная туча.
- Это моя жена и дочь. Они погибли.
Я понял, что затронул то живое, что было в этом человеке, и хотел было покинуть квартиру, но Антон Максимович остановил меня властным жестом.
- Они погибли, а я остался жить со своими вечными проблемами.  Ты слишком мал, но в твоих глазах я вижу то, что не могу увидеть во взрослом человеке. Моя дочь была такого же возраста, как и ты. Жаль, что она не дожила…
Он замолчал, а потом тяжело продолжил. Всё это время я внимательно наблюдал за ним.  Я и не замечал раньше, каким несчастным был этот человек. По походке, по жестам можно было узнать всё, и сейчас, сидя на диване, я понимал как плохо этому человеку.
-Этот портрет остался как напоминание о том кто я, и что счастье так далеко от меня. Я слишком много отдавал времени своей работе, слишком много эмоций было отдано именно ей. На семью, которой я обзавёлся слишком рано для своего возраста, у меня не хватало времени. Я пропадал в командировках, бежал от ответственности, сторонился теплых, семейных чувств. А когда и бывал дома, надевал маску безразличного человека и показывал всем свою настоящую гнилую  сущность. От меня отвернулись все друзья, только семья все ещё верила в меня, но мне не нужна была их вера. Бедная моя девочка. Сколько слёз ты пролила, но так и не поняла, что твой папаша чудовище. Жаль. А когда они попали в автокатастрофу, я понял,  какой я был дурак, просто идиот, но Бог жесток. Он сделал всё, чтобы я почувствовал всё горе, что чувствовали мои родные, но он и после так и не отнял у меня жизнь. Значит, грехов у меня больше,  чем у самого гнусного подонка. Предательство семьи - вот самый большой грех. Так что я дам тебе совет,  никогда не смей выбирать между семьёй и безделушкой. Этот выбор принесет тебе страдание и множество слёз. Семья-вот, что дороже всего на свете.  Семья последняя соломинка, которая удерживает человека на плаву.  Помни это, мальчик. Помни. Ну, наверно на сегодня хватит,- он взъерошил волосы и направился к входной двери. Я молча проследовал за ним, и также молча вышел в подъезд. За мной хлопнула дверь, с этим хлопком что-то разрушилось в моём детском сознании. Знал ли я, что больше не увижу этого человека, чувствовал ли, что чувствует этот человек? Нет, я был слишком мал для взрослых масштабных эмоций. Даже сейчас этот человек остался все так же нерешаемой для меня тайной. Но одно я понял точно, что сделал больно, и что теперь между нами возникла каменная стена. Да, мне было жаль этого одинокого, покинутого всеми писателя. Из моих глаз бежали слёзы. Я проникся к этому человеку, и теперь было жалко терять его.
   В тот день, сидя в кругу семьи, я понял, что никогда и нигде не будет более радостных и теплых минут. Что главная ценность жизни - это эти горячо любимые лица, которые весело улыбаются и громко разговаривают. Ценность всей моей жизни - это семья. Без неё я никто, такой же одинокий человек, идущий медленно по краю пропасти и всегда ждущий смерти, которая никогда не приходит. Мученик. Вечный странник. Нет более страшной кары  на свете. Одиночество, мрак - уйдите. Растянуть бы эти счастливые, полные любви минуты. Остановить время. Нет,  время не останавливается и несётся словно поезд, а  мы являемся пассажирами, которые не знают,  кто из нас  выйдет на следующей станции.
  Больше я не видел Антона Максимовича. Говорят, что он уехал в другой город и не приедет больше. Но я верю и всё ещё жду, что из его приоткрытого окна польются лёгкие звуки музыки, а квартира наполнится плотным табачным дымом.