Бездна. Глава 7-1. Головокружение

   Я проснулся на рассвете. На улице было солнечно. Солнце сверкало на каждом листочке в оставшихся от дождя каплях. За два дождливых дня чуть не забыл про солнце и солнечные блики на воде.

   Девочки успели нарядиться в белые вышитые платья, каких я ещё ни разу не видел.

   Едва я умылся, как за нами прибежал мальчишка. Он что-то торопливо сказал Ольге и мгновенно убежал назад.

   Оля подала мне новую накидку-рубашку с причудливым орнаментом и помогла подвязать пояс. Потом наскоро помазала бесцветной мазью ссадину на щеке, от которой почти не осталось следа, и мы сразу отправились в деревню.

   Мы с Ольгой шли по тропинке и в смущении молчали. Светланка вприпрыжку бежала поодаль за нами. Стоило мне оглянуться, как она пряталась за ствол пальмы и не показывалась, пока я не продолжал путь.

   — Оленька, я не понимаю, что происходит… Неужели будет свадьба? Если да, то разве это может коснуться нас?

   — Может. И вас, и меня…

   — Но меня никто не спрашивал — хочу ли я жениться, влюбился ли я в кого…

   — Меня тоже никто не спросил… Я с первых дней знала, что меня выдадут замуж и не спросят.

   — А если это будет старый и злой дикарь?

   — Старых и злых здесь нет.

   — А вождь с шаманом?

   — Им жена не нужна. Для них все молоденькие девчонки — жёны. Нет-нет, не бойтесь. Нас здесь никто не тронет!

   Я хотел спросить о правилах этикета. Как вести себя, если и если… Но мы уже ступили на украшенную пышными букетами площадь.

   — В любом случае слушайте меня и не пытайтесь возражать, — шепнула Ольга и мы предстали перед вождём.

   Вождь внимательно осмотрел нас и, похоже, остался доволен. Он жестом указал мне на двух туземцев, одетых в такие же, как у меня причудливо вышитые накидки.

   — Идите к ним и ждите, — шепнула мне Ольга.

   Женихов, в том числе меня, вывели на поляну. Одного из них я хорошо знал. Я встал рядом с Могучим Дубом и стал готовится к любому ужасу.

   Под радостные крики кто-то сзади завязал мне глаза. Потом за руки завели на каменный постамент и властно поставили меня на неведомом месте. Я чувствовал себя совершенно безвольной пешкой, которой дали под зад и заставили лететь через всё поле, чтобы упасть с доски на пол.

   Я стоял с завязанными глазами, готовый в любую минуту устроить на острове бунт. Эта готовность почти созрела, как я услышал радостные возгласы туземцев. Моё сердце трепыхалось от нетерпения.

   То предвкушая радость, то тревожась — вдруг, это будет страшная туземка, а моя (ах, уже моя!) Олюшка достанется дикарю, я был бессилен хоть чуточку ускорить финал.

   Если страшная туземная девушка… Какое право имеют этот шаман, или вождь распоряжаться нашей жизнью, диктовать мне, кого любить? Но если они оправдают мои ожидания, то они будут самыми лучшими друзьями.

   Кто? Ольга? Туземка? Самая желанная — Олюшка… А вдруг Светик? Но она совсем малышка… — Здесь закон не писан, у туземцев есть жёны по тринадцать-двенадцать лет… А девять?

   Я сплю! — ужаснулся я. И сейчас проснусь на лекции по дарвинизму. Я попытался открыть глаза — на глазах тугая повязка.

   Кто-то уж дышал мне в затылок. Властные руки развязывали узел, бесцеремонно дёргая мои волосы.

   Я готовился к любому ужасу.

   Повязка соскользнула с глаз, и я увидел перед собою чудовищ: четыре беременных туземки с огромными животами — красавицы с точки зрения дикаря! — с чёрными рожами, расписанными красными и жёлтыми полосами, с толстыми губами и широкими носами, они тряслись в жуткой пляске перед нами, женихами.

   Все смеялись. Я пожалел, что это не сон. Такая насмешка! Проклятый вождь! Надругался надо мною, выставил посмешищем. Гадкие законы острова! Сегодня же сбегу с острова вместе с девочками! Сегодня ночью, только плот достать!

   Через миг я понял: беременные туземки — это просто шитые из кожи маски, как щит закрывающие настоящих невест с ног до головы. После свадьбы мне объяснили, что беременные женщины — символ плодородия.

   Первой под торжественную речь вождя и бой барабанов откинула кожаного двойника крайняя слева невеста, и я услышал довольный смех первого жениха. Он с восторженным криком подскочил вверх на целый метр. Вся деревня встретила это радостным криком.

   Отброшена вторая маска, за которой оказалась страшная молодая девчонка, слывшая местной красавицей — Порхающая Бабочка. Второй претендент, Могучий Дуб, от радости обежал бегом всю поляну, подскочил к своей невесте и обнял её. Снова восторженный крик.

   Но оставалось ещё две маски.

   Туземки? Ну хоть бы одна из них — Оленька… А вдруг это лишь игра — как на вечеринке, или детки во дворе играют в школу или в дом, где всё понарошку: войнушка, кушанья, и свадьбы, и папы-мамы?

   Жуткие невесты одновременно отбросили свои чучела.

   От напряжения у меня чуть не подкосились ноги.

   Вокруг все хлопали, кричали от восторга, смеялись, кто-то дружески хлопал меня по плечу. Я, открыв рот, смотрел на моих солнышек, которые тоже хлопали, смеялись… Розыгрыш? Такого счастья не бывает!

   Лишь когда мои невесты подбежали ко мне, я стал громче всех хлопать, плясать, кричать. А они, мои солнышки, уже обнимали меня. Маленькая повисла на моей руке, старшая, не скрывая слёз, смеялась и обнимала мои плечи.

   Дальше было застолье с самыми лучшими лакомствами, пляски под барабанный бой, состязания. Я играл на губной гармошке так, как не играл никогда.

   Наконец, женихи, в том числе я, должны были чем-то всех удивить.

   Чем мог их удивить я? Оторвать большой палец! Этот известный любому ребёнку фокус я показывал очень артистично, при этом палец я действительно “отрывал”: зажимал в кулак большой палец “отрывающей руки”; он выглядывал из кулака на целый сантиметр и весьма эффектно шевелился. Я обходил ряды туземцев, особенно детей, и давал им потрогать двигающийся “оторванный” палец.

   Успех был небывалым.

   Когда я палец “прирастил”, дети стали требовать, чтобы я повторил.

   Второй раз я уже не стал обходить все ряды, опасаясь, как бы не разгадали секрет фокуса.

   М-да… я заработал ореол волшебника. Не оказаться бы конкурентом шаману…

   Но меня уже не интересовало. Я ликовал, и от нетерпения — быстрее бы всё это закончилось — едва мог сдержать крик возбуждения. Так мне хотелось остаться наедине — наедине с девчонками, ускорить величайший! исторический момент!


   Понемногу стали расходиться по своим хижинам женщины с малышами. При первой же возможности я попросил Ольгу уладить быстрейший уход со свадьбы.

   — Мы можем идти хоть сейчас!

   Неужели сейчас наступит счастливейший момент моей жизни? Необъяснимая, иррациональная воля случая! Десяток дней назад я рвал на себе волосы, глядя на удаляющийся остров Несбывшихся Надежд. А сейчас!… Светланка чуть ли не повисла на моей руке, смеясь и попискивая от радости.

   — Тили-тили тесто, — Ольга, смеясь, потрепала светлые кудряшки Светланки.

   Малышка в ответ что-то тонюсенько щебетала.

   Ещё раз разнесли блюда-раковины с яствами.

   Все устали от торжества.

   Приближалась большая жара.

   Но предстояло ещё одно действо.

   Женихи прощались со своими невестами. На несколько дней…

   Какая традиция? Неужто и нам надо прощаться?

   Разве вы ничего не знаете о праве первой ночи?!

   Это даже не одна ночь, а несколько, возможно, целая неделя… даже больше…

   Вождь и шаман тоном партийных лидеров завершали-сворачивали веселье и готовились к походу в логово. Логово? Это два шикарных дома со всеми удобствами там, за горой.

   Две невесты уже попрощались со своими женихами и обречённо стояли в сторонке, ожидая команды вождя.

   Женихи после бурного веселья вдруг сникли. К ним подошли женщины с ребятишками, как курицы с цыплятами, и повели их по домам.

   Для них это — неизбежное, должное, как у нас служба в армии, например.

   Я кипел от возмущения и снова готовился к бунту: значит, по непонятному праву после всюжизньжданной свадьбы моя милая Оленька, и Светланка! пойдут… А я должен с благодарностью ждать несколько дней. И сам факт, что девятилетняя девочка будет посвящена в такую грязь и пошлость жизни, меня убивала.

   Я готов был вцепиться в их глотки, представив Оленьку и Светланку в развратной картине. Видно, шаман догадался о моих настроениях и объявил, что для морских людей законы острова распространяются не в полной мере. Поэтому мы можем спокойно идти в свою хижину. Когда Оленька перевела мне указание шамана, я до боли стиснутыми зубами угасил решимость устроить на острове бунт и повёл своих суженых в дом, который теперь уже по праву стал моим.

   Ликование от моего нового положения заглушало возмущение и мысленную ругань в адрес вождя и шамана. Когда я увидел, что женихи относятся к этому, как к неприятной, но необходимой повинности, переключил всё внимание на своих невест. Я опасался, что Оленька опять будет тосковать, но она просто светилась от счастья.

   Что ж, на родине закон мне жёстко повелевал жениться только на совершеннолетней. Здесь закон обязал меня жениться на прехорошеньких девчонках, к тому же сразу на двух. И как бы от меня ничего не зависит, я ни в чём не виноват, напротив, воля не своя.

   Содрогался я лишь от вероятности, что на месте девочек могли оказаться многодетные чернобрюхие тётки или даже старухи — как тогда?! Неужели вождь мне указ? Ещё негодовал из-за похоти “верховного руководства”, чуть не запустивших свои мохнатые лапы в мою семью.

   Светланка вприпрыжку бежала впереди меня. Она остановилась и спросила:

   — Вождь с шаманом колдовать там будут?

   — Что остаётся делать дикарям? — не знал, как бы ещё деликатней объяснить Светику грубость жизни. — Ой, прости. Они не дикари. Они милые и очень умные туземцы.

   Я мысленно поблагодарил деспотов — вождя и шамана — за оказанную мне нежданную милость и подхватил Белочку на руки.


   Мы возвращались в хижину. От пережитого возбуждения я готов был растянуться прямо на тропинке, как в усмерть пьяный мужик. Я порывался, как обезьяна, сигать с ветки на ветку, прихватив под мышки девчонок.

   Задыхаясь от волнения, я останавливался, обводил взглядом сомкнутые своды всклокоченных от радости деревьев. Потом томление кидало меня с огромной скоростью вперёд по тропинке туда, где яркие платьица девочек едва виднелись за кустами можжевельника. Я мигом догонял девочек, так же не способных от волнения осознать величие момента. Девчачий визг я слушал как бы со стороны, не понимая, что это происходит с нами: со МНОЮ и МОИМИ НЕВЕСТАМИ, МОИМИ ЛЮБИМЫМИ ЖЁНУШКАМИ!

   Чуть успокоившись, я стал искать случай приблизить самый ожидаемый момент моей жизни — миг, когда я их поцелую, не каким-то дальнеродственным поцелуем… или как под строгим материнским взором: сыночек, поцелуй тётю, а то она тебе больше не будет приносить конфетки. И не под пьяные крики “горько”… А робким первым поцелуем настоящей любви.

   Этот момент возник как бы сам собой, в обычной детской игре в догонялки, которую затеяла Светланка возле ручья. Когда Оленька оказалась в волнующей близости, а Светланка меня “поймала”, я с замирающим от робости сердцем объял их руками и прижал к себе. Они слабо сопротивлялись. Под негромкий детский писк я принялся целовать их щёчки, носики и глазки.

   Светланка, для которой свадьба была просто интересной взрослой игрой, быстрее оправилась от неожиданности и сама в ответ стала теребить мою бородку и целовать мой лоб, щёки, не решаясь прикоснуться лишь к губам. Потом она вырвалась и побежала догонять Ольгу.

   Мы прошли мимо опустевшей хижины и подходили к нашему жилищу. Я шёл позади девочек и сходил с ума от Светланкиных завитушек и от волос Ольги, струящихся мягкой волной до тоненькой талии.

   Светланка забежала в хижину. Ольга в нерешительности остановилась.

   — Оля, Оленька, Оленёнок… — с наслаждением произнёс я.

   Девочка покраснела и в смущении отвернулась.

   Мне так захотелось, чтобы её щёчки снова запылали. Я знал, что добьюсь этого одним лишь словом:

   — Оленёнок, я так сча… — и задохнулся от перехватившего горло комка, потому что слёзы выступили на её глазах.

   Слёзы счастья. И любви?

   Любви я, наверное, недостоин.

   — Оленька, я так счастлив… а ты?

   Она молчала… Но сияли её глаза.

   Её счастье — избавление от одиночества, от угрозы выйти замуж за страшного туземца?

   Олюшка, Оленька, Оленёнок… Расцвела в моём присутствии… А вдруг она меня полюбила?! Как я этого желал!

   Светик меня точно любит! Совсем по-детски. Не понимая, что такое любовь… А разве понимаю я? Но именно у малышки самая взаправдашняя любовь!

   Светланка выбежала из хижины. Она теперь не пряталась в кустах. На правах законной супруги она держалась за мою руку или, забравшись на колени и обвив меня ручонками, с урчанием целовала мои щёки. С интересом трогала бороду, усы и снова по-детски неумело целовала меня.

   — Да, я счастлива… — вдруг услышал я совсем рядом за своей спиной голос Оленёнка.

   Когда Светланка со словами «А как счастлива я» снова убежала в дом, я шепотом сказал:

   — Оленёнок… я люблю тебя.

   Я с видом последнего глупца смотрел, как Оленька вот-вот готова была упасть в обморок или взлететь от счастья до небес, и я сам был готов обнять весь мир или от радости умереть.

   — Да, я счастлива… — тихо-тихо прошептала Ольга. И ещё тише: — я вас люблю.

   Должно быть, это и есть любовь с первого взгляда? И она взаправду меня любит!

   Невозможно, нельзя меня полюбить! Я — развратник, я разбойник!

   Но я сразу, без малейшего сомнения ей поверил. И каждую минуту ощущал её любовь.

   В чистом взгляде, в счастливой улыбке. В каждом слове и прерывистом вздохе.

   В первом настоящем — пока не видела Светланка — первом легчайшем поцелуе.

   И внезапном головокружении. И томной нежности, что одновременно охватила меня и Оленёнка.

   Как озарением, понял — я самый счастливый на свете человек!

   Я в мыслях стал благодарить неведомого Бога, что услышал молитвы маленьких пленниц с далёкого острова.

   Вдруг услышал:

   — Да, я счастлива… Я вас люблю.