Катарина и Антал

Она была странной девушкой – мечтательной и задумчивой. Пепельно-русые волосы и глубокие, как океаны, сапфировые глаза захватывали дух у всякого, кто видел ее впервые – длинные волосы ниспадали до самого крестца, и красиво развивались по ветру, когда она гуляла по любимому ранчо или в лесу с друзьями.

Веселая и легкая на подъем, девушка-студентка радовалась жизни рядом с родителями на семейном ранчо, где разводили лошадей, и сама безумно любила этих животных, но, вопреки желаниям ее родителей, никак не могла решиться на покупку собственной лошади. Летом, когда университет казался далеким и странным местом, она часто брала одну из лошадей, которых обычно подъезжала на продажу, и ехала в лес или в поля, любя всех лошадей равно, и ни одну из них – настолько, чтобы оставить себе.

В их ухоженной конюшне не только разводили лошадей на продажу, но и сдавали в аренду денники, предоставляя коневладельцам услуги опытных берейторов и коноводов, заботливых конюхов и великолепного ветеринара, регулярно осматривавшего всех лошадей. Ранчо процветало, и в этом нельзя было не признать некоторую заслугу Катарины – эта девушка, предпочитающая, зачастую, общение с лошадьми, нежели чем гулянки в клубах, очень помогала родителям.

В последний год обучения в институте, она уже точно знала, что будет всю жизнь работать на ранчо – ничего иного ей не было нужно – лишь растить и воспитывать прекрасных друзей и товарищей для спортсменов, высоко ценящих лошадей, вышедших именно из-под воспитания Катарины. Уверенные, спокойные и очень восприимчивые лошади казались не просто перспективными, но великолепными в плане именно сотрудничества с всадниками.

И когда она вернулась на ранчо с дипломом об окончании, она узнала, что одна из хозяек продает привезенного невесть откуда рослого и мускулистого красивого жеребца. При чем больше всего Катарину удивила непомерно низкая цена на эту лошадь – линия крови великого спортивного коня, множество кубков и наград, но… что же могло быть не так с этой лошадью?

Катарина шла к леваде, где стояла хозяйка этого коня – странная, приземистая и очень толстая женщина в белых одеждах из очень тонко выделанного льна и непомерно больших очках, закрывающих половину старого, обвислого лица. Волосы этой женщины, сухие как солома, были собраны на макушке в странный пучок. Катарина задумчиво шагала к леваде, где женщина ждала именно ее, так как девушка вызвалась первой посмотреть и оценить жеребца, которого они могли бы использовать для улучшения поголовья. Когда она подошла и поздоровалась, женщина лишь брезгливо окинула совсем еще молодую девушку, на ее взгляд – неспособную знать ничего ни в лошадях, ни в жизни вообще.

Один из хорошо знакомых коноводов – Джим – вывел из конюшни сверкающего белоснежной шкурой жеребца – высокого, очень гармонично сложенного, с длинной волнистой гривой и пышным хвостом, в которых, казалось, нельзя было найти ни единого черного или, даже, серого волоска. Упруго шагавший жеребец спокойно дошел до входа в леваду и, когда человек отпустил его, побежал красивой высокой рысцой, будто бы сам показывая наблюдавшим – «Смотрите, какой я красавец, как сильны мои ноги, и как ветер поднимает гриву на скаку».

Катарина тихо ахнула, смотря на это безупречное животное, в каждом движении которого были видны грация, сила и ловкость. Он то рысил, то останавливался, то срывался галопом, то кружил шагом по леваде, наслаждаясь чувством свободы.

-Почему вы его продаете? – спросила женщину Катарина.

Губы стоявшей рядом женщины, больше напоминавшей девушке какое-то бесформенное облако или старую ведьму, решившую казаться доброй, скривилось в презрении и ненависти.

-Этот монстр убил моего сына. – скорее выплюнула она. – Если бы не проблемы с деньгами, я бы сдала его на мясо.

Катарина поджала губы, решив промолчать, чтобы не высказаться по поводу такого подхода к лошади – нельзя так относиться к ним, винить их в чем-то или сдавать на мясо. Нельзя. Тем более – такого шикарного жеребца, который может еще послужить кому-то другому верным другом или, хотя бы, оставить красивых, сильных жеребят после себя.

-Я беру его! – твердо и решительно сказала Катарина. – Можете обговорить детали с моим отцом.

-Естественно, не с тобой же мне обсуждать цену этой скотины… - фыркнула женщина и направилась прочь, к великому облегчению девушки.

Катарина облокотилась о забор, за которым бегал и резвился столь прекрасный жеребец, о котором может мечтать любой настоящий всадник, а жеребец, вдруг увидев, что девушка осталась одна, замедлил бег и приблизился к ней, изучая незнакомку взглядом внимательных, умных карих глаз.

-Привет, красавец… - тихо прошептала Катарина, рассматривая жеребца, и тот, будто отвечая на приветствие, тряхнул головой. Шикарная челка взметнулась, обнажая черную звездочку на лбу – большая редкость, если учесть, что все тело коня было абсолютно белоснежным.

Тихий писк телефона вызвал у коня интерес, и он подошел вплотную к забору, протянув нос к девушке. Катарина осторожно погладила его, другой рукой поднимая трубку.

-Да?
-Ты абсолютно уверена на счет этого коня? – голос отца был немного напряженным, было заметно, что он размышляет о чем-то.
-Да, папа, я определенно хочу этого жеребца.
-Он твой. – коротко отозвался отец после минутной паузы, и повесил трубку.

Конь навострил уши и фыркнул, вызвав на лице Катарины улыбку.

Она осторожно пролезла между балок забора, и увидела, как жеребец прянул прочь, но остановился в нескольких шагах от нее. Наметанный долгими годами работы с лошадьми глаз девушки тут же отметил, что конь предпочитает держаться поодаль. Ей стало интересно как же с ним справлялись конюх и коновод.

Она шагнула к нему, и он шагнул прочь, держа дистанцию – вроде и близко, но не настолько, чтобы можно было его коснуться, погладить. Он дал ей прикоснуться к себе, когда она была за забором, но так – будто бы насторожился и не доверял ей.

Катарина приняла игру и, весело улыбнувшись, попробовала шагнуть назад. Жеребец глянул на нее и осторожно шагнул в ее сторону. Какое-то время она то убегала от него, вынуждая бросаться в погоню рысцой, то прыгала к нему, от чего он то вставал на дыбы, то бросался прочь стремительным галопом.

Наконец, выбившись из сил, девушка села в углу левады, просто смотря на коня, пытаясь изучить каждую линию его мускулов, запомнить каждое движение, и, даже, попытаться усмотреть в нем хоть какой-нибудь изъян.

Она нашла изъяны не сразу, и они скорее относились не к самому жеребцу, а к тому, как с ним обращался бывший всадник – потертости на боках выдавали чрезмерное увлечение всадника шпорами, коросты на уголках губ – жесткие руки всадника, нередко не думавшего о том, сколько боли он причиняет животному.

Только очень сильно присмотревшись, она заметила чуть выпирающие полосы воспаленных мест на теле коня – его били хлыстом, и били нещадно.

Она сразу поняла почему и как мог убить этот конь.

Такие лошади были редкость – с характером, с яркой индивидуальностью, которую некоторые всадники пытались ограничить и подчинить, но никогда – работать сообща, наравне. И подобные этому жеребцу лошади, не терпящие такого бездушного и жестокого отношения… иногда срывались. Вероятнее всего, именно так и погиб сын той женщины.

Катарина заметила идущего к леваде молодого человека – этот конюх уже несколько лет работал на ранчо и всегда находил возможность просто переговорить с ней, особенно когда вопрос касался той или иной лошади, подход к которой могла ему подсказать Катарина. Рослый, мускулистый брюнет всегда носил самую обычную, потертую от времени красную кепку, из-под которой выбивались завитки его густых и непослушных волос.

Девушка улыбнулась ему, и вышла из левады, предоставив жеребца самому себе.
-Привет, Джим.
-Привет… - молодой человек облокотился о забор, посмотрев на коня. – Я слышал от твоего отца, что ты решила его выкупить?
-Да… И я хотела у тебя как раз спросить кто с ним занимался.
-Из коноводов – только я. Остальные вызывают у него панику…
Катарина задумчиво прикусила нижнюю губу.
-А ты видел что произошло, когда… - она замолкла на полуслове, посмотрев на коня.
-Видел. Я не одобрял способов Антона. Он порол коня за свои собственные ошибки, рвал ему губы и весьма посредственно сидел в седле. В тот раз он перегнул палку и… жеребец не выдержал. Честное слово, Кэт, я никогда не видел, чтобы лошадь так бесновалась. Нам потребовалось ружье с транквилизатором, чтобы усыпить его, прежде чем хоть кто-то смог подойти. После этого Антона увезли на скорой, а мы еще долго возились с двумя захромавшими лошадьми, которые были в манеже вместе с ним… - Джим кивнул в сторону коня.

-Понятно… - девушка отвела взгляд. – Спасибо. Сможешь его через часок завести в конюшню?
-Без проблем. Если только согласишься потом выпить со мной чая по окончании моего рабочего дня.

Катарина подмигнула ему, широко улыбнувшись, но промолчав, и направилась к дому. Ей очень хотелось спросить у отца осталась ли запись с камеры видеонаблюдения, которая висела у них в манеже, чтобы как следует посмотреть на то, что на самом деле произошло.

Отец встретил ее угрюмым взглядом в своем кабинете, окно которого выходило как раз в манеж, и кивнул в сторону кресла.
-Что тебя сподвигло выбрать его? – спросил он, сев на край стола.
Катарина откинулась на спинку и подумала, прежде чем ответить:
-В нем что-то есть. Что-то… очень ценное, уникальное.
-Я знаю какова ты в седле, но… многие пытались сесть на него, Кэти… - в глазах пожилого мужчины блеснул укор.
-Папа, я не сяду на него сразу, уверяю тебя. Я хочу поработать с ним на земле, в руках… и знаешь… мне кажется, что я смогу изменить его. Заставить забыть прежнего седока…
-Я доверюсь твоему суждению, как нередко делал, но… будь осторожна, хорошо? – перед девушкой сидел сильный, мускулистый мужчина, всю жизнь занимавшийся физическим трудом и искусно сидящий в седле, который сейчас казался постаревшим, и беспокойным за жизнь и здоровье дочери.
-Я обещаю. И папа…
-Да?
-Измени табличку с его именем, пожалуйста. Я хочу, чтобы его звали Антал.
-Я займусь этим сегодня же, милая…

* * *
Недели проходили быстро и неторопливо одновременно – Катарина решила повременить с непосредственной работой над жеребцом, и каждый день приходила к нему в леваду – а гулял он постоянно, по ее просьбе Джим забирал его в конюшню только на ночь.

Девушка ничего не требовала от коня – она приносила с собой книгу и, садясь под высокий, раскидистый дуб, растущий в углу левады, и читала, тайком изучая повадки коня. Тот сначала сторонился ее, потом начал смелеть и подходить ближе и ближе.

Сколько часов они так проводили – в безмолвном единении, в наслаждении природой и свободой друг с другом, даже не прикасаясь. Нередко бывало, что Катарина оставалась в леваде до самого вечера, когда солнце спускалось за горизонт и ночная прохлада медленно наползала на мир.

В один из таких вечеров Катарина задремала, очнувшись лишь только когда кто-то подал голос:
-Эй, мисси, ты что, здесь одна?

Катарина увидела пришедшего невесть откуда мужчину – лицо, густо заросшее всклокоченной бородой, было покрыто сажей и слоем дорожной пыли, поношенная одежда, местами дырявая, и давно не стиранная, выдавала в нем закаленного бродягу. И как только он мог оказаться в этих краях – неизвестно.

Девушка медленно встала, шагнув подальше от этого неприятного человека, от которого откровенно веяло жутью – блеск его глаз, и нервная дрожь в руках говорили сами за себя.

-Эй, я тебе ничего не сделаю… - он шагнул еще ближе. – Только дай мне глянуть что у тебя под этой твоей чистенькой блузкой…

Мерзкий смешок сорвался с его потрескавшихся губ, и Катарина, повинуясь импульсу, бросилась бежать – прочь, через всю леваду, к спасительным и далеким огням родного дома.

Она услышала топот ног позади и прибавила ходу, но что-то швырнуло ее на землю, все еще теплую после приятного солнечного дня. Не успела она подскочить, как ее схватили за ногу, и снова повалили на землю, но вместе с этим она услышала удары копыт по земле и взбешенное ржание несущегося во весь опор жеребца.

Мужчина оглянулся как раз вовремя, чтобы успеть прыгнуть в сторону от едва не сбившего его с ног коня.

Катарина, захлебываясь от льющихся слез и испуга, обернулась и отползала назад, а перед ее глазами Антал гнал бродягу, пытаясь ударить его копытами или схватить зубами. Мужчина старался бежать изо всех сил от разъяренного жеребца, но жеребец не сдавался, бросаясь из стороны в сторону, следуя каждому прыжку мужчины, как тень – он не позволит ему остановиться, ведь нужно таких прогонять…

Девушка сжалась на земле, давясь рыданиями – слишком пугающим была эта встреча с бродягой, которого Антал, наконец, выгнал из левады, громко ударив копытами о забор. После этого жеребец галопом прибежал обратно к хозяйке и склонился над ней, тихо фыркая и изучая – все ли в порядке. Аккуратно и нежно он щекотал ее плечи и шею губами, стараясь не причинить ей вреда, и словно проверял жива ли она. Осознав теплоту его прикосновения, девушка расплакалась еще сильнее, и обняла его за голову. Жеребец так и стоял над ней несколько долгих минут, успокаивая и согревая.

Когда слезы стали сходить на нет, Катарина встала с травы и обняла жеребца, тихо и долго благодаря его за спасение.  И когда Антал снова принялся щекотать ей бока бархатным носом, уже тихий смех сорвался с губ девушки, и жеребец тихо фыркнул, довольный, что она приходит в себя. Он ткнулся бархатным носом ей в ладошки, а потом защекотал щетинками ее шею, снова вызвав ее смех, и тогда… она посмотрела в его глаза и поняла, что не могла даже мечтать о таком друге.

Они возвращались вдвоем – она не вела его за недоуздок – он просто шел рядом – внимательный, чуткий, все время прислушивающийся к звукам вокруг – не вернется ли этот бродяга, чтобы вновь причинить зло этой хрупкой и милой девушке, так беззаветно проводившей столько времени с жеребцом.

И вот тогда Катарина поняла, что Антал готов. На следующий день около часа они играли, бегая и резвясь по леваде, а девушка незаметно для жеребца применяла одну из систем взаимодействия с лошадью. Дождавшись нужного момента, она стала ему другом по играм, товарищем по времяпрепровождению, ничего не требующим наблюдателем, и восхищенным зрителем.

День за днем она играла с ним, и с каждым разом вводила все более сложные и более интересные коню игры и состязания. Благо, она очень много знала про такой способ общения с лошадьми – именно потому и не торопила его, давая ему время оправиться от полученных травм.

Еще спустя месяц он уже позволял ей сидеть на его спине, лишенной седла, и она подсказывала ему направление посредством свободно висящего на его шее кордео – самодельной ленты, сплетенной из нескольких разноцветных шнурков, которую она сделала там же – в леваде, в один из безмятежных дней.

Антал – раньше считавшийся опасным – на самом деле был очень спокойным, отзывчивым жеребцом, ценившим ласку и заботу, которой его одаривала Катарина.

Вечерами Джим смотрел на эту парочку, казавшуюся неземным воплощением чего-то ослепительного, редкого, возвышенного. Катарина казалась ему эльфийкой, сошедшей со страниц какой-нибудь книги, а Антал – ее верным товарищем.

Несколько раз он пытался войти в леваду, чтобы побыть рядом с Катариной, но Антал повторял с ним то же, что и с бродягой – он гнал его прочь, да так рьяно, что Джим перестал им мешать. За пределами левалы жеребец стал идеален – он слушался хозяйку даже по мановению руки, но стоило этим двоим оказаться в леваде… Антал становился грозным защитником девушки – это было их личным пространством, их маленьким мирком единения душ.

Молодой человек наблюдал за ними, и дивился, а потом, ему в голову пришла неплохая идея, которую Катарина восприняла с восторгом. Несколько недель они упорно репетировали номер, которые написали совместно, и организовали на ранчо вечер своего необычного шоу.

Солнце садилось, и становилось прохладно, люди лились потоком на ранчо – множество машин еле умещались на дороге, ведущей к манежу и конюшням. Все работники ранчо потрудились разрекламировать предстоящее шоу своим родным и друзьям, те, в свою очередь передавали дальше весть о том, что на ранчо их ждет необычное зрелище.

-Все зрители на местах. Ты готова? – отец приобнял дочь за плечи, и она увидела гордость в его глазах.
-Как никогда. Пусть увидят на что он способен. Ведь он уникален. – улыбаясь, прошептала в ответ Катарина.
-Джим уже в седле, ждет команды, так что… твой выход. – отец склонился и поцеловал дочь в лоб.
Девушка на мгновение обернулась снова к зеркалу, проверить не осыпались ли блестки с щек и волос, не подправить ли платье, и… двинулась к входу в манеж.

* * *
Темнота прорез;лась единственным лучом прожектора, освещавшего его наполовину от самого входа, ровный темный песок и тихая музыка, набирающая ноты флейты и арфы… Резкая смена настроя, и в воздухе повисли звучания боевых барабанов, сплетенных в изгибах звучания виолончели, скрипки и прочих инструментов оркестра, и…

Из прохода вырвалась девушка – она бежала со всех ног по этим темным пескам, оглядываясь и будто бы плача… длинные волосы развевались по ветру, как и легкое, полупрозрачное платье из светло-зеленой многослойной органзы. За ней летел шлейф опадающих из прически лепестков каких-то цветов, и слышался грохот копыт. Следом за ней на манеж вырвался черный конь, каждый шаг которого сопровождался шуршанием кольчуги и латных доспехов.

Зрители молча, затаив дыхание смотрели на разворачивающееся на манеже действо – вот девушка вскрикнула, вторя взвившимся нотам музыки, прибавила шаг… споткнулась, упала, и рыцарь нагнал ее. Девушка бросилась в сторону, но конь рыцаря бросился следом, и завязалась игра в кошки-мышки – девушка пыталась бежать и сбивала с толку нагнавшего воина, а тот, ловко маневрируя высоким конем, пресекал ее пути к отступлению, и кружил вокруг несчастной, высоко поднимая пыль копытами своего коня.

Музыка захватила и зрителей, и участников, ведь происходящее скорее было похожим на танец – опасный, рискованный, жаркий танец противостояния кажущейся маленькой и беззащитной девушки и могучего рыцаря на вороном коне.

И вон, внезапно, раздалось оглушительное ржание и рыцарь замер, как и все – ведь ржал вовсе не его конь, а какой-то иной. Мгновение, и с другого конца манежа в свет прожектора вырвался безумно красивый, ослепительно белый жеребец.

Конь рыцаря привстал на дыбы, а белый жеребец налетел на них, отсекая девушку своим телом от врага и отгоняя прочь, но рыцарь не желал сдаваться, и кружил и метался, уворачиваясь от нападений красавца. Но, спустя время, сдался, и прочь поскакал из манежа, оставляя девушку и жеребца наедине. Белый гнал недруга прочь – до самых ворот, а потом… остановился, и долго смотрел всаднику вслед. Бока его вздымались, уши вертелись, пытаясь услышать хоть какой-то намек, что тот вернется… замерла музыка на половине ноты, затихла, и зрители молча смотрели, как жеребец оборачивается к девушке и галопом бежит к ней, чтобы несколько минут обнюхивать ее и ласкаться.

Музыка снова сменилась и зазвучали ноты арфы, и флейты, тихий голос на неизвестном языке напевал что-то, кажущееся древним, могучим, великим… Жеребец поклонился девушке, и та поклонилась ему, и они… закружились в танце – словно пара из снов, воплощенная каким-нибудь богом, они кружились, танцуя, единые в этом движении. Девушка гнулась и танцевала, как может лишь гибкая юность, а жеребец – так, как может полный грации конь. Шею выгнув, рысью, и шагом, галопом, стоя… вертелся в танце вместе с ней.

Это было красиво, волшебно и сладко. И ни один из зрителей не нарушил молчания.

Эта пара казалась идеальной. Катарина и белоснежный Антал. Девушка смеялась и улыбалась, танцуя, ее жеребец был великолепен, и действительно танцевал вместе с ней.

То были красота, грация и сила… То было единение танцевальных па у человека, и выездковых элементов у коня. Девушка красиво танцевала, извиваясь под музыку в изысканном и сложном сплетении элементов и движений. А жеребец вторил ей по-своему, оказавшись великолепно вышколенным конем, без всадника прекрасно исполняя то пиаффе, то пируэт, то менки на галопе… Красиво выгнув шею, словно лебедь, сверкающий белоснежный конь изображал великолепно все элементы Высшей Школы верховой езды.

Он был отрадой для тех, кто видел его впервые, и был партнером равным для танцующей в манеже вместе с ним юной девушки.

Все, кто смотрел, ясно понимали, что в танце – их спасение, их мир. Они сверкали, словно звезды, внезапно спустившиеся с небес и своим уникальным способом касаясь сердец всех тех, кто смог присутствовать на шоу.

Кто-то в зале плакал, видя эту связь между свободной лошадью и человеком. Кто-то, вдохновенно замер, стараясь увидеть каждый шаг и взмах руки, каждое движение могучих мышц у жеребца, и каждый взмах волос у девушки, и гривы – у коня. Все слушали и смотрели, не отрывая взглядов от происходящего в манеже.

Номер закончился тем, что танцоры в красивых па обернулись вокруг своей оси и склонились в поклоне перед зрителями.

Катарина старалась отдышаться, блестки все еще сыпались с ее волос, лепестков же не осталось. Смотря в песок, девушка слушала – а зал утопал в тишине.

Но вот, наконец, кто-то всплеснул руками, и ее оглушило внезапно поднявшейся волной громких аплодисментов.

Антал напрягся, но, глядя на девушку, спокойно встал рядом. Катарина же, осматривая стоя рукоплескавших зрителей, счастливо улыбалась и кланялась снова и снова, поглаживая и похлопывая Антала по плечу.

Их дебютное шоу, их первый успех, их верность и дружба – двух душ, скрепленных навек…