ИШАК

  Рассказ 


У двора верёвкой за ногу привязан ишак.  Металлический кол полуметрового достоинства, забитый в землю, лопоухому ограничивал  пространство свободного передвижения.   
   
Ишак по масти  сер и лишь чёрные грива и хвост придают животному лихую элегантность дикого кулана.
   
Рваное ухо посаженного на привязь животного, горланящего в определённые промежутки времени, свидетельствует о его агрессивном нраве по отношению к  собратьям при любовных баталиях.
   
Резвостью "ирод"  был лих, за что и ценил хозяйский  пацан своего красавца, а за подаренные ему победы в скачках, периодически проводимых сверстниками,  баловал любимца приличным кормом  и волей, выпуская ишака в луга  к степной речке, петляющей по камышам.
   
Ипподромом служил яр - лощина за посёлком - и  своих "мустангов" к скачкам  хозяева-жокеи готовили тщательно.
   
В послевоенные годы в селе  в летнюю пору в засуху по обе стороны гравийной дороги были выбиты скотом и гужевым транспортом две широченные  колеи, которые по колено заполнялись  пылью и становились любимым местом для детворы, погружающейся по вечерам  в мягкое тепло. Днём пыль раскалялась солнцем так, что  ходить по ней босиком было не выносимо.
   
По утрам, когда хозяева выгоняли скотину  в стадо, по посёлку  поднимался такой пыльный туман, что на расстоянии 10-15 метров силуэты коров и овец превращались в сплошную движущуюся массу.  Такая же картина наблюдалась и по вечерам во время возвращения рогатого полчища по дворам.
   
Рассказывала мама, что я, будучи пятилетним ребёнком, однажды, когда  стадо под вечер возвращались в посёлок, меня абсолютно голого каким-то образом занесло в гущу  живого потока.  Видимо я пошёл встречать свою красно-рябую кормилицу, несущую мне с пастбища очередную кринку парного молока.

Корова по-своему была привязана ко мне и, подходя к калитке, завидев меня, опускала голову и подставляла мне рог, за который я брался ручонкой и Маня - так звали корову - с опущенной головой сопровождала меня ( или я её ? ) до стойла под навесом во дворе.
   
Мать выносила из дома  большое ведро с пойлом и выливала в деревянную кадку, стоящую тут же у стойла  и шла за подойником.
   
А в тот раз я, видимо, перестарался, далеко выдвинувшись в поток бредущего стада. Коровы, говорят очевидцы, и не пытались обидеть человеческое дитя, старательно обходя, дабы не задеть голыша ненароком. Так  рогатые кормилицы и сопровождали меня  в пылевом тумане, пока кто-то из встречающих своих животных случайно не заметил бредущее среди  коров по колено в пыли  чумазое чудо.
   
Гравийная дорога не столь интенсивно подвергалась истязанию копытами животных  и колёсами телег, колдобины на ней всецело предназначались полуторкам и «Захарам» - грузовикам – терзающим свои амортизационные рессоры на выбоинах.
   
Вечером на закате, после очередной ишачьей баталии, кавалькада безусых джигитов на своих длинноухих скакунах  возвращалась с ипподрома в посёлок , поднимая только что осевшую после вернувшегося  с выпаса стада.
   
Чемпион, как всегда,  был водворён на привязь  и, исполнив на ночь свою ишачью серенаду: -  « и-а ... и-а ... и-а» -  приутих. Поглядывая на заходящее солнце, пофыркивал и о чём-то вспоминал ...   


Южное солнце, изводящее всё живое до изнеможения, подтолкнуло аборигенов на мысль спасаться от жары, казалось бы, совсем не приемлемыми методами: аксакалы, особенно те, которые целыми днями  вынуждены  находиться под палящими лучами солнца, облачались в стёганные балахоны-чапаны и массивные чалмы, впитывающие  потовые выделения, которые, испаряясь, снижают температуру тела, обеспечивая некий комфорт организму. Таким образом, поливальщики на хлопковых полях могут весь день  проработать под жгучим солнцем без всяких последствий для здоровья. Привыкают.
   
Дядька Нурутдин, один из таких поливальщиков,  имел обыкновение пару часов в обеденное время провести дома, побаловаться пловом, зелёным чайком, да и просто вздремнуть часок, растянувшись на топчане сооруженном над арыком во дворе его сакли  и иногда, когда особо злобствовало солнце, на своей ослице приезжал  домой.
   
Вот и на этот раз Нурутдин в своём  оригинальном одеянии, копной возвышаясь на небольшом животном, покачиваясь, продвигался по пыльной обочине дороги, не обращая внимания на притихшие от зноя дворы сельчан и редких лопоухих  на привязи у дворов.
   
Когда поливальщик стал приближаться ко двору  где чемпион коротал жаркое полуденное время, своенравный ишак заегозил, узрев подругу под седоком, и, выдав на гора своё излюбленное "и-а" ... , начал рваться с привязи.
   
То ли верёвка оказалась непрочной, то ли кол, к которому был привязан горлопан, был вырван из земли, и стервец рванул в сторону движущегося объекта, продолжая издавать свой мерзкий клич.
   
Нурутдин и опомнится не успел как охальник налетел на облюбованную им  сексуальную цель, и, не обращая внимания на орущего и отмахивающегося  камчой  наездника,  приступил  к насильственному ухаживанию за длинноухой мамзелью, несущей на своей спине хозяина.
   
Дело закончилось тем, что ишачка вместе с хозяином рухнули в пыль и, барахтаясь, всячески отбивались  от насильника, пытаясь подняться на ноги.
   
Услыхав неистовые крики Нурутдина и ишачьи вопли, на шум выскочил хозяин бесстыжего животного, безуспешно пытаясь выручить попавшего в историю незадачливого наездника.
   
Едва спасшийся от нападения поливальщик почём зря крыл нахальную скотину – пресловутого чемпиона, который успешно вершил  своё начатое дело,  не обращая внимания на негодование и хохот свидетелей случившегося конфуза и ни и чём не повинного хозяина сексуального маньяка.

26.06.2009.