Притча о ближнево-сточной трубе...

    Чёрное ржавое жерло трубы, выглядывающее из песчаного берега, торчало грязной треснувшей пушкой. Тёмная жидкость, густая, с тяжёлым неприятным запахом, вытекала  прямо в изумрудные воды ласково плещущегося Средиземного моря. Покрытый зелёными сорняками откос нависал над желтоватым пляжем. Лазоревое небо, с зависшим в зените солнечным желтком, излучало безмятежную необъятность. Тишина и покой, неспешность и одухотворённость ближневосточного послеобеденного марева, когда даже бродяге ветру дунуть всего-то один раз было жутко тяжело, и он нежился в полусне за облысевшим от времени песчаным барханом. Казалось , что ничто и никогда не сможет выгнать его оттуда.  Из неги и задумчивого разговения. И в это самое время прямо в двух шагах... из чёрного ржавого зева с противным харканьем и хлюпаньем выливались нескончаемые потоки  зеленовато-коричневых нечистот. Испражнения, плюхаясь с высоты на голубую ласковую поверхность, расплывались безобразной уродливой кляксой, протягивая во все стороны длиннющие бесформенные  загребающие щупальца. Складывалось полное впечатление, что взявшееся ниоткуда и неизвестно зачем очевидное безобразие и гадость поставило себе целью покрыть всё и вся! Захватить весь мир, всю человеческую Ойкумену, а после этого протянуть извивающиеся  склизкие  щупальца в иные миры. Распространяя и туда свою вопиющую мерзость и поразительное уродство. Было совершенно очевидно: чем дальше распространялся этот ужас, тем меньше было у чистого и доброго шансов  остановить эти поползновения. И тем более обернуть их вспять. При малейших предпринимаемых попытках волны залива с седыми прядями пены наиболее уверенные в себе и ставящие превыше всего так называемую “политкорректность” поднимали дружный  плеск и вой... Они возмущались любыми проектами решения проблемы. Заткнуть поганую глотку-жерло было, видите ли, ну никак нельзя! "Это же нарушения свободы слова прибоя  и элементарных прав волн", – вопили они. Забывая в принципе объяснить, какое отношение права волн, признанные международным сообществом, имеют к ржавой мерзкой трубе и её ужасно агрессивным  выбросам-испражнениям. Волны собирались в небольшие штормики, выясняли между собой отношения, протестовали и в запале частенько разбивались об утёсы берега, но... кардинально и, главное, справедливо решить проблему никак не могли. В принципе, это и не было возможно. Ведь Европейское экономическое содружество волн – штука весьма аморфная. Каждая тянет одеяло принятия решения в свою сторону с заранее известным результатом.

      Проблема окончилась бы неизвестно чем, если бы... Однажды проснувшийся после обеда и окрепнувший ветер, выглянув из-за лысого бархана и подивившись красоте увиденного,  вздохнул полной грудью и, надув до неба щёки, подул во всю свою необъятную силу. На многие сотни километров распространилась эта неукротимая сила. Она скрутила плывущие по небу по своим делам вечно занятые облака, из которых образовался колоссальный ОБЛАЧНЫЙ СТОЛП. Он с огромной скоростью перемещался по миру, тщательно что-то высматривая и ища, обходя ненужное в состоянии постоянного поиска. Он подбирал и, закручиваясь центральной воронкой, поднимал ввысь маленькие, едва различимые, словно песчинки, неизвестные споры, которые, по своей исключительной природной прочности, способны были выдержать и не такое. ОБЛАЧНЫЙ СТОЛП, путешествуя, насобирал их миллионы на севере и юге, в западных и восточных странах. И со свистом, удалью и мудростью принес на тот самый откос и тот самый берег, где зверствовала треснувшая ржавая, длинная и чёрная. Казалось бы, пусть миллионы, но маленьких и слабых спор-зёрнышек... Ну что они могли изменить? Однако ОБЛАЧНЫЙ СТОЛП не остановился на содеянном. Казалось, что он не устаёт никогда и ему подвластно всё в этом странном мире. Словно нетерпеливый пастух, он согнал со всех сторон стадо свинцовых барашков-туч, пролившихся струями кристально чистого тёплого дождя, который стеной падал с высоты. Довольно быстро он размыл и растворил чёрную гадкую кляксу, и внизу вновь заплескались изумрудные волны, чистые, как слеза маленького ребёнка. А дальше? Дальше случилось подлинное чудо. Миллионы зёрнышек-спор  проклюнулись, пустили зелёные стебли-побеги, и каждый создал сферический, идеальной формы бутон. Яркое солнце, натянув свой звенящий лук, пустило разящие, несущие жизнь стрелы-лучи, и бутоны распустились роскошными разноцветными цветами. В этом море цветов-огней были розы и тюльпаны, пионы, каллы и гладиолусы. Гиацинты, улыбаясь, стряхивали с себя хрусталь колышущихся дождевых капель. Берег и пляж стали источать невиданное благоухание, покрывшись невиданным ковром исключительной живительной силы. И постепенно стала исчезать чёрная треснутая ржавая труба, и незаметно пропала вовсе, оставив только воспоминания об ужасе, миазмах-запахах и планах захвата всех параллельных миров. Хотя... если приглядеться, то у самого берега, куда почти достают вечно любопытствующие волны, между крупной вишнёвой розой и хороводом белоснежных гвоздик, проглядывал чёрно-ржавый кусок. Когда ветер, добродушно поглаживая траву, раздвигал цветы, только тем, кто обладал орлиным зрением, можно было с трудом разобрать несколько странных букв. Если их прочитать вместе, то получалось “ФАЛЫСТЫН”.