Выбор часть 1
- Приходишь в себя? - спросил Риад, на секунду отведя взгляд от бледного лица Али, бросив на дверь больничной палаты.
Братья почему-то остались без присмотра в полночный час, и их мать отправилась искать кого-нибудь из персонала.
- Стараюсь… - ответил Али.
Но его не переполняло ни то самое чувство торжества жизни над смертью, ни чувство благодарности своему брату-донору. Мешали этому из года в год холодеющие отношения между ними, соответствие в характере которых было далеко не таким, как во внешности. Риад в свои 20 лет преуспел в бизнесе и в спорте, был любимцем стройных девушек и влиятельных друзей. Ему, по мнению близкого окружения, не хватало лишь того, чем обладал в избытке Али, т.е. строгого нрава, терпения, тяги к различным, впрочем, не всегда отвечающим требованию действительности, знаниям.
Однако и это со временем потеряло актуальность. Все чаще Али стали приводить в пример сильные стороны брата. Особенно после того, как их отца 2 года назад сняли с должности, и благосостояние семьи стало зависеть от дел Риада. Примерно в это же время у Али появились первые признаки лейкемии. Всё его лечение оплачивал брат, а сейчас ради него даже лег под "нож".
Родичи чуть ли не молились на сына-спасителя. Они почти забыли о том, как гордились и хвастались победами своего ныне беспомощного отпрыска на школьных гуманитарных олимпиадах и прочих интеллектуальных соревнованиях, как ехидно улыбались, когда Али помогал отгадывать кроссворды их сверстникам, а в телевизионных играх, рассчитанных на эрудицию, находил слово раньше игрока. Основное внимание теперь занимали автомобили, перегоняемые Риадом из заграницы в Баку для продажи.
Конечно, обиду Али могли усиливать уязвимый возраст, болезнь, прочие обстоятельства. Ведь не могут родные братья быть настолько противоположными. Рано или поздно у него пробудились бы гены, бушующие в брате. Но сейчас создавшаяся ситуация настолько ущемляла достоинство, что он категорически сопротивлялся операции, узнав, кто будет его донором. И просто вынужден был сдаться суровой реальности. Как убедили врачи, только у однояйцевых близнецов пересаженные органы и ткани приживаются идеально, без последующих осложнений. Другими словами, если бы не Риад, трансплантацию пришлось бы делать за границей, за очень большие для них деньги. В местных клиниках никто не давал полной гарантии на выздоровление при изъятии костного мозга у другого человека, объясняя это чрезмерной запущенностью болезни.
- Надеюсь, тебе не сделали больно, - выдавил Али, в знак очередной благодарности.
Он набрал воздуха, насколько это ему позволяло ослабленное тело, чтобы сказать, что когда встанет на ноги, не пожалеет сил для создания их общего, более прибыльного дела... И хотел ещё пошутить по поводу молоденькой медсестры, которая, перепутав их, уговаривала брата вернуться на койку, согласившись даже по настоянию лжепациента прилечь рядом с ним. Звонок на мобильный перебил на полуслове.
- Не думай об этом, - бросил Риад и переключился на разговор по телефону.
Али умолк и ушел было в раздумья относительно различия во взглядах и жизненных приоритетах между людьми. Это занятие занимало все его свободное время, коим он поневоле владел предостаточно в последние месяцы. Поиски истины пока не давали конкретных результатов и лишь поражали обширностью вариантов ответа. Он пытался сгруппировать все эти варианты по нескольким критериям. До сих пор выявил 5 - наследственность, воспитание, образование, социальный статус и образ жизни. Сейчас намеревался поразмыслить над последним, 6-м. В совокупности, эти 6 основных показателей позволили бы легко определить суть поведения человека.
Али прекрасно понимал, насколько расплывчаты и негодны его суждения, и что тема, затронутая им от безделья, всерьёз волновала великих философов мира, так и не сумевших полностью разгадать секрет личности. Совершенно не рассчитывая на чью-то признательность, он просто забавлял себя, давая глазам отдохнуть от компьютера и телевизора. Теперь, он предположил, что 6-м определителем характера может быть знак зодиака в рамках тех 5 критериев. Тут же в уме всплыл давно не дающий покоя вопрос: "Ведь у нас с Риадом многое совпадает… Неужели воспитание так повлияло на характер?".
Появившаяся в комнате мать нарушила мучительный ход мыслей. За ней следовал мужчина в белом халате. Походка, жесты и выражение лица незнакомца явно отличали его от санитара или медбрата. Вероятнее всего, это солидный пациент, решивший перед выпиской прогуляться ночью по пустому коридору и любезно согласившийся оказать помощь, а так как кроме него больше не к кому было обратиться, мама второпях приняла его за обычного служащего медперсонала, подумал с ухмылкой Али.
Сомнения подтвердились, когда вошедший, несмотря на довольно жесткую критику в адрес сотрудников клиники, начавшуюся, как видно было, ещё со встречи в коридоре, улыбчиво согласился отворить форточку, чтобы проветрить душную палату.
Али не любил лежать под работающим кондиционером, из-за чего последним почти не пользовались. А его мама – заядлая сторонница вегетарианской еды и фитнеса – хоть и взбиралась без труда на высокий подоконник, справиться с механизмом замка не смогла. Легко выполнив её просьбу, отзывчивый гость поинтересовался состоянием больного. Али поблагодарил его и заодно захотел проверить свою интуицию по поводу личности собеседника. Как раз в этот момент Риад отбросил телефон в сторону, присел и немедля выразил своё недовольство, снова не дав брату договорить задуманное.
- Где вас носит?! Мы уже полчаса здесь лежим без присмотра, хотя за всё заплатили сполна.
- Вам будет лучше пока ещё полежать. Действие лекарств не прошло.
- Мы не могли открыть эту проклятую форточку. Моему брату нужен чистый воздух. Вы понимаете?! - возмутился Риад, спустив респиратор к горлу для устрашения оскаленными зубами.
Его просто бесило, когда уклонялись от прямых ответов. Но нарастающая ярость стала спадать при дальнейшем знакомстве.
- Чтобы позвать персонал, нужно нажать вот на эту кнопку. Вечерняя смена, кажется, не успела здесь всё показать, а ночная, похоже, не появлялась. А вам и вправду может стать хуже, если не успокоитесь и не ляжете, - Сказал это всё ещё загадочный субъект, абсолютно не изменив ни спокойного тона речи, ни добродушного выражения лица.
Вместе с тем, его решительный голос и уверенные движения стали убавлять у присутствующих накопившуюся за день усталость и злобу. Через минуту в дверях появилась растрепанная медсестра. Повернувшись в её сторону, он нахмурился и громко отчитал её, не использовав при этом ни одного грубого слова. Смиренно выслушав упрёки, медсестра вместе с извинениями и какими-то объяснениями вышла из палаты. Первой после неё заговорила мама, с едва заметным смущением.
- Значит, вы доктор. Зачем вы не сказали этого, перед тем как вскочить на подоконник?
- Лишнее движение только на пользу. Говорю вам это как доктор Аяз Мамедов, профессор, старший научный сотрудник нашего и российского института. Я буду следить за здоровьем вашего сына, - представился, наконец, Аяз.
Он почему-то захотел протянуть ей руку. Но, видя, что утомленная от переживаний женщина не склонна к излишним любезностям, ограничился рукопожатием с её сыновьями.
- Нам не хватает наблюдательности Али. Он, кажется, сразу вас распознал, - произнес Риад, пытаясь оправдать свою изначальную дерзость.
- Это точно! - поддержала его мама, вытирая пот со лба довольного Али. - Мы слышали ваше имя, но представляли несколько другим. Для профессора вы кажетесь очень молодым и непосредственным. Не ассоциируетесь с медиками вашего уровня, которых мы видели здесь. У большинства из них прямо на лице написаны все имеющиеся и намеченные титулы.
- Надеюсь, вы не разочарованы, - сказал Аяз, нисколько не обидевшись на прямоту этой незаурядной дамы и вполне искренне добавил: - А если судить по возрасту и внешности, то и вы не похожи на мать таких взрослых мужчин.
Судя по тусклой реакции, ей, стоящей у изголовья своего исхудалого чада, сейчас было не до хвалебных слов. Аяз понял, что поторопился с подобным признанием. Очень часто по прибытии на родину из какой-либо европейской страны, куда приходится ездить по работе, его чувственные порывы переваливают за край. Вот и сейчас пришедшего на дежурство прямо из аэропорта Аяза что-то побудило сначала чуть ли не взять за руку, а затем одарить неуместным комплиментом порядочную восточную женщину при её сыновьях.
Естественно, что Аяза никто не собирался открыто осуждать или убивать за откровенность. Но всё равно, такая безудержность не радовала. При всем своём свободолюбии, он, получивший довольно консервативное воспитание, с детства соблюдал субординацию с посторонними и требовал того же по отношению к себе. Чтобы скорее вернуться к сути дела, он сказал:
- Вообще-то, меня должен был познакомить с пациентами мой турецкий коллега. Но мы с ним разминулись.
- А мы с ним говорили. Он абсолютно не сомневался в компетентности и порядочности своих здешних коллег, в том числе и в вашей, - ответила она в противовес своему ранее озвученному первому впечатлению. - Вот только жаловался на отсутствие строгой дисциплины среди медперсонала и на слабый послеоперационный уход. Надеюсь, эти проблемы нас минуют, – закончила обеспокоенная мать, на миг взглянув с мольбою вверх и тут же наклонившись к доктору, тихо спросила о самом важном для неё на свете: - Как он? Когда поправится?
Аяз, держа руку на пульсе Али, увидел перед собой опечаленную, сломленную бытом и бесконечными переживаниями достаточно молодую женщину. Совсем незадолго до этого, при встрече в коридоре, он оценил её гордую осанку, прямой и немного надменный взгляд маленьких, карих глаз, широковатое лицо с редко появляющимися морщинами, придающими ему неповторимый шарм.
Эти тонкие морщинки по краям глаз были естественным проявлением приобретенной зрелости, уравновешенности и очарования слабого пола, пришедшего на смену девичьей пылкости, бесшабашности, в дополнение к природной красоте. Только местами обмякшая кожа на кистях рук, очень практичная прическа и, может быть, ещё нетерпеливый тон голоса внешне выдавали в ней заботливую хранительницу домашнего очага.
Она понравилась Аязу именно прекрасным сочетанием качеств домохозяйки и светской львицы. "Если захочет, то заставит думать о себе любого", - заметил он в тот миг про себя, нехотя поддавшись искушению на службе.
Сейчас же, она, забыв обо всех условностях в ожидании ответа, всем видом передавала озабоченность, трагизм и мольбу. Прерывистое дыхание, распущенные волосы, прилипшие к шее и щекам выступившим потом, который она забывала вытирать помятой в руке салфеткой, свидетельствовали об отведении ею себя на второй план. Любая негативная информация могла бы окончательно сломить её дух. Аяз, зная это, решил соблюсти врачебную этику и не говорить пока всю правду.
- Скоро поправится. Ведь в нем уже течет здоровая кровь брата, - соврал он частично.
- Спасибо доктор, - облегченно выдохнула она.
И из-за страха возможности появления новых проблем, больше ни о чем не расспрашивала. Её мозгу необходимо было на несколько часов отдохнуть от тревожных мыслей, целиком отдавшись вере в удачный исход событий. Она улыбнулась и положила руку на кровать другого сына.
- А он уже завтра может выписаться, - опередил с ответом Аяз.
- У меня столько дел осталось, что я сбегу, если сами не выпишите,- отшутился Риад на свой манер.
- Не сомневаюсь, – проговорил Аяз, и на интерес попробовал потушить вызывающе вспыхнувшее пламя в глазах Риада своим стойким, холодным взглядом.
Однако, юношеский максимализм, разбавленный достигнутыми возможностями, немного наглостью и невежеством, на этот раз оказался сильнее твердых убеждений умудренного жизненным опытом интеллигента.
Уставший от работы Аяз посчитал бессмысленным тратить оставшиеся силы на дискуссию с этим не в меру самонадеянным типом, и посмотрел в сторону двери. Завоевание уважения в глазах людей, выбравших жизненным кредо не знание, а находчивость, всегда отнимало у него много энергии. Пусть и частенько приносило удовольствие от победы.
Это были единственные пациенты на последнем этаже клиники и последние больные, которых Аяз осмотрел за сегодняшний обход. Он задержался в их палате чуть дольше обычного, набравшись новых впечатлений. Еле преодолевая усталость, он отдал необходимые распоряжения персоналу и собирался выйти. Прямо на пороге Риад застал его вопросом:
- Доктор, можно вас спросить? А то я об этом буду думать всю ночь. Почему вы, имея такие связи и знания, не работаете в какой-нибудь навороченной, европейской клинике? Вы там меньше уставали бы и больше зарабатывали бы.
Целью Риада было не только показать правильность своего подхода к жизни. Он учуял избыток симпатии доктора к своей маме и решил принизить недруга вопросом, больше похожим на ироничное наставление.
Аяз собрал последние силы для достойного ответа. Иначе этот малый присудил бы себе окончательную победу после недавно законченной визуальной дуэли, чего не допускало самолюбие профессора. Вариации этого немало поднадоевшего вопроса Аяз слышал от людей с различным мировоззрением, заработком, темпераментом, и чтобы быть убедительным, каждый раз подбирал нужные слова, в зависимости того, кто спрашивал.
Истинная причина исходила от любви к Родине и к своей нации, которая по-настоящему пробудилась в нем после поездок в зарубежные страны. К сожалению, большая часть интересующихся его выбором, были людьми, стремившимися к лучшей жизни. Они, как и Риад считали, что деньги не пахнут, где бы ты их не зарабатывал, а патриотическими чувствами и тому подобным могут себя баловать только законченные романтики или уже разбогатевшие. Им было достаточно любви и ответственности по отношению к своим родным.
Аяз до недавнего времени был того же мнения. Перемена произошла незаметно. Поэтому объяснить без пафоса, простыми словами, основываясь на одну лишь логику, алгоритм возрастания и вознесения той первичной, теперь ему кажущейся такой ограниченной и эгоистичной любви в большое, всеобъемлющее чувство, приносящее порою материальный ущерб, было крайне сложно. Выражения типа – "не в деньгах счастье", "в гостях хорошо, а дома лучше", давно ставшие пустым звоном, тем более не подействовали бы на 20-летнего парня, полного амбиций. К тому же, Аяз очень хотел избежать потока встречных вопросов. А единственным способом этого добиться было выкладывание всех своих мыслей одним длинным предложением. Вот, что вышло в результате:
- Да, я видел клиники разных стран и на приглашения поработать в них отказался не сразу, выбирая вначале подходящий моему вкусу небольшой город с умеренным климатом, приветливым, красивым населением, где бедность или богатство примитивно не выпячивалось бы наружу, пока все мои поиски не закончились пониманием того, что мне нравится и подходит только мой родной город и лечить я хочу только своих близких, ибо я хоть и не являюсь националистом, но чувство привязанности к своему народу, появившееся во время недолгого проживания в Европе из обычной ностальгии, во много раз усилилось, став выше денег, и теперь я считаю близким себе каждого представителя своего народа, например тебя и твоего брата.
Аяз не просчитался. Его оппонент, не привыкший к долгим изречениям, смог сконцентрироваться на значении последних слов.
- Выходит, мы для вас важнее денег. Жаль, что не все так думают – пробормотал он. Не зная, что ещё добавить, направил тлеющие очи на брата.
Безучастно дремлющий до сих пор Али выручил брата неожиданно бодрым высказыванием:
- Вы могли бы стать политическим деятелем или революционером. Но вы не любите рисковать и лукавить, слишком цените стабильность и благородство. По-моему, ваш путь самый верный. Не стоит с него сворачивать, оглядываясь по сторонам.
- Ты прав, политика не мой конек. Стараюсь проявить себя в науке, – ответил Аяз, в благодарность такому изящному определению его натуры. Он также уловил двоякий смысл выражения "оглядываясь по сторонам", умело акцентированное со стороны Али и живо поддержанное другим близнецом.
И всё-таки, выходя за дверь, снова оглядел троицу. Сидящая на стуле, посреди двух кроватей мать, с одной стороны излучала то самое благородство, о котором говорил Али, с другой - бескомпромиссность, присущую её другому сыну. Плотно облокотившись о спинку стула, под прямым углом к полу, она строила светлые планы и даже не вмешалась в разговор мужчин, дабы не прервать эйфорию, охватившую её при мысли, что всё плохое уже позади. В её элегантном стане и устремлённом в пустоту взгляде исчезло былое напряжение.
Судя по истории болезни, это было всего лишь затишье перед очередной бурей. Аяз с удовольствием пожертвовал бы временем на отдых ради обоюдного общения с этой женщиной и лично подготовил бы её к неприятной новости
***
Он думал об этом, поднимаясь на лифте к себе на квартиру, находящуюся на последнем этаже новостройки, построенной прямо напротив здания клиники.
Его дежурства, с недавних пор, состояли из одного обхода, после которого он отправлялся к себе домой, оставляя включенным мобильный телефон. При необходимости ему звонили из больницы, и он оказывался на месте за считанные минуты. Руководство клиники уступало молодому профессору эту шалость, зная его личные качества и заслуги. Он ведь был одним из немногих в стране, кто упорно трудился в сравнительно молодой, медленно развивающейся области медицины.
С одной стороны Аяза манила техническая сложность подбора, хранения и пересадки органов, с другой - этическая сторона дела. Оно, вместе с хорошими знаниями физиологии и генетики, требовало максимальной порядочности, стремления поэтапно реализовать большие, долгосрочные планы, вместо жажды мгновенной наживы. Иначе, благодаря современным лекарствам, замедляющим процесс отторжения донорского органа, части человеческого тела продавались бы не хуже оружия и наркотиков. Несмотря на ужесточение законов, трансплантационный туризм процветал. Спекуляция органами больше не ужасала народ, а интриговала.
Аяз мечтал сделать в своей республике трансплантацию рутиной, не противоречащей морали. Осторожно испытывал силы отечественной медицины, усложняя поставленные цели. Местное здравоохранение, не имевшее в наличии оснащённых клиник, банка органов, списка ожидания, одинаково доступного всем нуждающимся, не обходилось пока без поддержки извне. Он организовал несколько пересадок почек и печени, посреднически связав обратившихся за помощью соотечественников с европейскими врачами. Трансплантация костного мозга от одного брата-близнеца к другому, под дальнейшим присмотром местного персонала являлась его последним достижением.
Осложнение состояния Али очень омрачило ситуацию. Аяз винил себя в том, что перед отъездом не ознакомился со всеми результатами предварительного обследования. Ведь мог бы назначить другие препараты, перенести время или место операции. Его доверие другим превратилось в упущение, грозящее запятнать собственную репутацию в глазах у руководства, семьи пациента и главное самого себя. Причем, вина перед Али с мамой, не заслуживающих новых испытаний судьбы, не оставляла в душе места терзаниям из-за личной профессиональной неудачи.Он впервые воспринимал проблему чужой семьи не пропуская через призму врачевания и уже выходя из кабины лифта дал обет не браться за новые дела не довершив лечение Али.
Зайдя на кухню, взял из холодильника бутылку пива, присел на диван и стал тщательно рассматривать врачебные записи, прихватившие с собой. Они не оставляли сомнения, в том, что сильнодействующие лекарства травмировали почки больного и ему не избежать острой почечной недостаточности. При нынешнем состоянии Али это означало смерть в течение нескольких недель. Единственным выходом из положения была снова трансплантация.
На этот раз Риад должен будет пожертвовать своей почкой, а пересадку придется делать, скорее всего, в Турции, так как пригласить в Баку иностранных специалистов обойдется гораздо дороже. По предположению Аяза, финансовое состояние семьи не позволит проделать операцию ни в местных, ни в западных клиниках, подобрав для Али другого подходящего донора. Он мог бы посоветовать им поехать в Китай, Индию или Пакистан, где за меньшие затраты и большой риск можно добиться выздоровления. Но ему очень не хотелось, чтобы они дошли до этой крайности.
Не дотерпев до утра, набрал номер турецкого врача. Извинившись за поздний звонок, подробно расспросил про все принятые меры. Турок, безупречно выполнивший работу, думал нежданную проблему с почками разгласить, посоветовавшись с Аязом. Он был обескуражен. Как он выразился, словно кто-то частями отбирал душу несчастного парня. После 10-минутного разговора, Аяза больше озадачило, чем разочаровало иссякание жизненных сил у Али. И тем более затруднило объяснение его родным, необходимость ещё одной трансплантации. Свалить всё на воздействие потусторонних сил было бы нелепо.
Он представил отрывки предполагаемых реплик недовольных близнецов. Мозг уже готовил ответы на словесные выпады Риада, продуманные заявления Али и беспощадные прогнозы их мамы.
Хотя её, в отличие от сыновей, он не слышал, а видел в мыслях, всё отдалявшихся от насущного. Её недоступность провоцировала желание узреть её внутренний мир, узнать, не появится ли там уголок для него. Такое неадекватное восприятие замужней женщины, чье имя он даже не знал, раздражало. Нездоровый интерес не являлся плодом одурманенного алкоголем воображения, а нагло шел наперерез принципам. Следовало обуздать вредоносные инстинкты.
Обычно, чтобы затмить превосходство объекта своего влечения, он относил его к какой-нибудь условной, обобщенной категории. Как только старая привычка вступила в действие, рядом с её очертаниями всплыл силуэт мужа. Этого бывшего чиновника, ныне пребывающего под домашним арестом, часто показывали по телевизору дающим интервью. Невысокий, коренастый мужик, больше походил на агронома, нежели на представителя столичной мэрии и внешне, своим смуглым лицом, не слаженной речью, мало соответствовал утонченной, белотелой жене. Впрочем, противоположности тянутся, и он мог привлечь её твердостью характера, подумал Аяз. С другой стороны, она ни разу не упомянула о своём супруге.
Этот факт преградил нашествие неугомонной совести, пропуская вперед совращенные мысли. Она предстала его взору в медленном танце с мужем. Он, ковшеобразными кистями, обхватил её талию, и, не попадая в такт мелодии, раскачивал её, кидая знаки приветствия знакомым. Иногда важно вытягивал голову, так как её обнажённые плечи, расположенные высоковато для его роста, ограничивали поле зрения. Потом агроном исчез, и она стала мерещиться ему одна. Но не в свете традиционных эротических фантазий, а в непримиримом, траурном обличье. «Она – страдающая мать. Сделай всё возможное для спасения её сына и ты получишь неимоверное удовольствие» - в итоге посоветовал себе Аяз.
Переключившись на работу, посмотрел, нет ли пропущенных звонков. Кроме Сары – новой аспирантки, которая изредка оставалась с ним на дежурствах, никто не звонил. Значит, в клинике пока обходились без его помощи, а разговор с аспиранткой не требовал спешки. Решив отвести сон и отягощающие душу думы, увеличил громкость звонка телефона, выпил рюмку коньяка и зашел в ванную принять душ. Холодная вода прояснила голову и Аяз, укутавшись в банный халат, разлегся на любимой тахте.
Вспомнив про Сару, набрал её номер. Удивился, когда одновременно с гудками услышал мелодию звонка, а следом стук в дверь. На лестничной площадке, за её спиной, стоял недавний знакомый Аяза и нагло смотрел в глазок. Увидев Риада, Аяз почувствовал, как кровь сгустилась в жилах. Он предположил, что визит этих двоих, вызван смертью Али или, в лучшем случае, впадением в кому. В ожидании самого худшего, распахнул на себя дверь, наткнулся на вытянутую руку Риада и, не задумываясь, поднял свою для сдачи.
- Профессор! Одну минуту, - закричала Сара, - он хотел постучаться.
Риад стоял ошарашенный. Босоногий человек, свирепо замахнувшийся на него, весьма отличался от того аккуратного, сдержанного доктора в палате.
- Что вы здесь делаете? - замешкавшись, бросил Аяз.
Шустрая Сара по тону поняла подразумеваемый вопрос: «зачем ты его сюда привела?»
- Звонил Турок. Говорил про пересадку почки. Мы хотим кое-что обсудить с вами, до того как узнает Мая ханум - отрапортовала она.
- Кто?
- Мама Риада и Али. Это деликатное дело... Вас не продует?
После этих слов, он предложил им войти. Сара по-хозяйски достала из настенного шкафа 3 пары тапочек. Она, следила за чистотой и порядком в доме со дня переезда Аяза, взяв на себя, по своей же инициативе, роль частичной домохозяйки. Аяз был опрятным только в работе, а помошь аспирантки, пару раз в месяц приводящей домработниц, заурядной и не сказывающейся на устоях его холостяцкого быта. Он даже заказал для неё дубликаты ключей от входной двери, чтобы захаживала во время отъездов.
Натянув тапки, Сара и Риад последовали за Аязом в столовую. Весть о благополучии Али растворила неприятный осадок, и Аяз готов был выслушать любую идею. Кроме того, коллега, первым поставив в известность семью пациента, избавил его от нежелательной конфронтации.
Ночные гости уселись напротив и походили на давнейших знакомых или на парочку в расцвете отношений. Риад, видимо не теряя времени даром, проник аспирантку заботой к своей семье настолько, что она произносила имена его родных теплее собственного. Однако Сара не делала добрых дел во имя дружбы. Лишь мало знающий её расторопный попутчик мог принять за таковую. Аяза настораживала напускная фамильярность Сары, легко прослеженная им в виду продолжительного, изредко бывающего содержательным и охотным общения с ней.
Её порекомендовал бывший научный руководитель Аяза, которого он глубоко уважал и не ответил отказом, даже услышав не лестные слова в адрес молодой выпускнице университета. Вначале, Аяза удивило, что негодную кандидатуру направил почитаемый человек. Добиться статуса протеже, используя только личные связи, вряд ли удалось бы этой провинциалке, с чрезмерно темпераментным, взрывным характером. Согласно дошедшим слухам, помогло исключительно кровное родство, в котором сознался и сам маститый учёный, перешагнув через гордость. Выяснилось, что он, после долгих уговоров приютил племянницу, чтобы та поухаживала за больной женой. А Сара, пользуясь временной благосклонностью дяди, не терпящего невежественных проныр вроде неё, пробовала наладить личную жизнь в столице.
Аяз потерял интерес заниматься с ней при первом же знакомстве, когда Сара назвала трансплантологию очень перспективным, для накопления всего того, что создает авторитет поприщем. Переделать сущность девушки с неуёмной энергией, распространяющейся от неё пленительным теплом в любую погоду, не выходило ни в какую. Эта хищница демонстрировала абсолютную непрошибаемость, недоумевая скромным запросам и самоотверженности Аяза. А с Риадом нашла общий язык, не открыв рта. То, что Сара выглядела и вела себя как подобает старшей по возрасту, не мешало им прекрасно дополнять друг друга. Прежде, чем перейти к делу, Аяз прямо спросил, не родственники ли они и предложил что-нибудь выпить, чтобы растопить лёд. Сара, погладив Риада по голове, призналась в своём отношении к нему как к младшему брату.
- Не дай Бог, - воскликнул Риад, отсев подальше.
- Почему? – спросил Аяз, - ты его знаешь?
- Не знаю, - ответил Риад, переглянувшись с Сарой и невпопад сменил тему, - У вас вечеринка была или вы один всё это выпили?
Он, с явным любопытством разглядывал пустые бутылки из-под пива и ободрившегося от приятных новостей Аяза.
- Профессор никогда не пьянеет, - вмешалась Сара, – поверь мне.
- Вообще-то, пить на службе запрещается законом, - высокомерно пояснил юноша, - стоило ли мне приходить сюда?
В ответ на это, Аяз чуть не выпроводил его за дверь. Но вспомнив про Али, терпеливо произнёс, приподнимаясь с кресла.
- Если хотите обсудить закон, то выбрали не то место и время.
- Нет. Просто Риад очень переживает за брата и маму, а вас почти не знает. Я ему говорила, какой вы хороший и как вас ценят сослуживцы. Забыла отметить вашу устойчивость к алкоголю, – усмирила Сара мужчин, притрагиваясь кончиками пальцев к их коленям, - Риад сейчас перед страшным выбором между здоровьем родного брата и своим. В 20 лет, когда думаешь, что весь мир принадлежит тебе, любая невосполнимая жертва кажется концом света. Вы – надежда этой семьи.
При словах о семье, снова вспомнилась Мая в качестве страдающей матери. Сколько иронии было в том, что её звали Мая. Аяз, с юности, это имя считал самым вульгарным. Многие, из тех, кого они с друзьями находили для короткого отдыха от будничной суеты, предпочитали называть себя этим именем. А теперь, он Мае готов был оказать любую посильную помощь, лишь бы она не усомнилась в его добропорядочности. И такая возможность сама пришла к нему в дом с предложением. Он сосредоточился на начавшемся монологе Сары:
- Мой отчий дом находится в далёком горном районе. Из-за нехватки перспективной работы, молодежь покидает эти райские места. С родителями, остался младший брат. Мы им отсылаем деньги редко. Положение плачевное. И я подумала, что брат может поделиться с Али своим крепким, деревенским здоровьем, взамен на материальную помощь. Выиграют обе стороны, а мы совершим благое дело. Чтобы не беспокоить вас зря, я уже проверила группу крови на совместимость и психологически подготовила брата к операции. Он не крупный, так, что почка нормально вместится и приживется...
- Он согласился стать инвалидом за несколько тысяч долларов? – прервал её Аяз
- Сельскому парню не много нужно. Риад в силах дать обговорённую сумму.
- Вы действительно пришли с делом. Помышляете неладное и меня втягиваете. Уверен, что знающий законы Риад слышал о запрете на куплю-продажу органов. Ими можно только жертвовать. Кроме того, у Али гораздо выше шансы выжить с почкой своего брата, а не твоего. Генетическая несовместимость вызовет непосильную реакцию отторжения. На твоем месте я бы уговорил Риада. Он молод, силен. Многие люди прекрасно живут с одной почкой. Нечего бояться...
Пока дискусирующие вдавались в тонкости транспланталогии, Риад пристально изучал картинки и сувенирчики на стенах и полках в комнате, прикидывая стоимость убранства всей квартиры. В ожидании итога разговора, он поддакивал Саре, когда та оборачивалась за поддержкой. «Риад, если профессор не поможет, ты станешь инвалидом». Эти слова прозвучали как сигнал бедствия, заставив активнее подключиться к беседе:
- Доктор говорил, что считает нас близкими. Мы поверили в вашу человечность. А сейчас, вы толкуете о законах, далеких от гуманности. Я не боюсь и не жалею себя. Но, мысль о неполноценности не даст мне покоя. Я не смогу полностью выкладываться. Брат Сары оставит старых родителей. Пострадают люди, зависящие от нас. Мы ведь не совершаем преступление. В Интернете полно объявлений о продаже органов. Есть банки, берущие в залог 1 из парных органов. Люди так помогают друг другу. Мы ни чем не отличаемся.
На лицо было влияние Сары, знающей характер Аяза, и слабое, по сравнению с ней, умение убеждать Риада. Поэтому, заученные слова не впечатлили. Изумила Аяза столь личная заинтересованность зачинщицы этим делом. За сколько же она продавала почку брата? Удерживая субординацию, он не спрашивал о цене. В то же время, Риад не был миллионером. Исходя из этого, Аяз допустил, что она претендует на более близкие отношения с подающем надежды парнем, используя своё дикое воображение. Он попросил Риада ненадолго остаться наедине, предложив Саре пройти в другую комнату. Там, под воздействием легких угроз, нацеленных на её будущие планы, Сара раскрыла суть происходящего.
Сперва Аяз узнал, что она с Риадом познакомилась на 2 день пребывания близнецов в больнице. Братья приняли её за медсестру, а она ошиблась пациентом. Присевший на кровать брата Риад, увидев энергичное тело, с выраженным бюстом, всем существом подчинился животному началу. Короткий, белоснежный халат, пикантно контрастировал со смуглой кожей ног, к которым Риад незамедлительно дотронулся, плутовски уложив её рядом. Ощущение полета оборвалось вместе с разоблачением хитреца и последующей пощечиной. От дальнейших воспитательных мер, аспирантка воздержалась после долгих извинений и преподнесенных в подарок французских духов. Во время выяснения отношений оба поверили в мудрость пословицы «нет худа без добра». За исключением грубоватых жестов Сары и самовлюбленности Риада, ничто больше не препятствовало взаимной тяге схожих натур. Их тандем одолел бы любую преграду, кроме хладнокровия Аяза. Некая странность в поведении непрошенных гостей мешала им войти в доверие осмотрительного хозяина. Риад, откровенно шарахался от неожиданных, резких прикосновений напарницы, чувствуя в них скрытую угрозу, а Сару доставала неуместная прямолинейность Риада. Складывалось мнение, что она утаивает основную причину, побудившую разыграть аферу. Аяз не желал, подобно пылкому Риаду, становиться способом достижения цели в руках у смекалистой девушки.
- Что тебе нужно!? Пока всё не узнаю, не жди помощи – сказал он полушепотом, притиснув её к стене, - ты играешь жизнью человека.
Сара опустила голову. Она сопела, вытирая руками нос и глаза. Аяз лицезрел такое, когда она не справлялась с каким-либо заданием или жаловалась на безразличие дяди, и за несколько месяцев знакомства научился отличать настоящие слезы от фальшивого хныканья. Если нужно было вызвать сострадание, то Сара обычно «забывала» носовой платок, чтобы Аяз преподнес ей свой. При этом он заметно смягчал позицию и тон. А на следующий день, возвращая неженатому профессору вымытый, выглаженный платок, вложенный в красивый конверт, Сара заслуживала полного прощения. Аяз, не очень уважающий косвенные методы воздействия, в душе рукоплескал её таланту обольщения. На этот раз, реальный плач вырывался из глубины души. За неимением при себе платка, он протянул ей полотенце. Она бесшумно прошла в ванную комнату, вымыла лицо и насухо вытерла. Из-под полотенца выступили, ранее затушеванные следы от выдавливаемых в нервной спешке угрей и неровная пигментация. Лицо, как-будто бы став крупнее, выпятило раны, нанесённые в тяжелой, самостоятельной борьбе за существование. Оно словно хотело злобно подмигнуть, и только покрасневшие глаза, наполненные печалью, обязывали выслушать её историю.
- Он в беде из-за меня. Нас ищет полиция, проклинает вся деревня. Мы больше не можем прятаться. Умоляю, помогите, – взмолилась Сара изменившимся подстать лицу голосом.
- Преступление совершили?
- Брат совершил. Он поверил мне, а я подвела. Теперь нужны деньги, чтобы откупиться. Если поможете, будем по гроб обязаны.
- Я не стану соучастником. Но могу дать совет.
- Вы поймете меня, когда всё узнаете. Вы ведь человек, служащий высоким целям, - воодушевилась Сара.
Прежде, чем удовлетворить очевидное любопытство профессора, она тихо приоткрыла дверь столовой. Риад, крепко спал там в кресле. Боясь его строптивости и расчетливости, Сара утаила некоторые детали дела. Уверившись, что он не создаст сейчас лищних проблем, прошмыгнула обратно в спальную, села на кровать рядом с Аязом вопросив:
- Ответьте честно, любовь между мужчиной и женщиной так же высока как любовь к Родине и к нации?
- Понятно. Преступление на почве ревности.
- Не надо утрировать, когда речь идёт о простых людях. Я вас не зря спросила. Испытали подобное?
Несмотря на сопутствующую обстановку, у Аяза не возникло желания ворошить тему любви. На лице Сары застыло выражение ненависти ко всем, кому повезло больше, чем ей.
- Если это связано с делом я, уж, как-нибудь пойму, – сухо ответил он.
- Тогда дослушайте. Их любовь необъятна. А её родители решили выдать дочь по своему усмотрению. У брата не было денег на то, чтобы сбежать с ней. Страдание изнуряло обоих. Я больше не могла и не хотела видеть жалость со стороны односельчан. Мы бедные, но никогда не были жалкими. Я искала выход. Идею подала подруга. В их селе свадебные обычаи похожи на наши. Гости, в день торжества, вместо денег вручают невесте подарки. Обычно её обвешивают драгоценными украшениями. Нашелся смельчак, уговоривший чужую невесту, которая была его возлюбленной, сбежать со свадьбы вместе с ним, прихватив подарки. Они пару месяцев скрывались, а потом поженились. Все смирились с происшедшим. Я поведала всё это брату. Он обрадовался, но девушка наотрез отказалась покинуть тайком зал торжеств. Поэтому, в самый разгар свадьбы, мы позвонили и сообщили о якобы заложенной бомбе. Все выбежали. Невеста, воспользовавшись темнотой и суматохой, вышла к краю дороги, где её поджидала машина. Они поселились в столице, продав большую часть ювелирных изделий. Всё шло хорошо, пока я не вмешалась. Один мой друг предложил заняться бизнесом. Вложенные средства вроде возвращались с прибылью за короткий срок. Если бы не несчастный случай при перевозке так и произошло бы. Я потеряла все деньги, что взяла у них в долг. Им теперь, неначто жить. Брата хотят арестовать, родня девушки грозит убить, а наша не скрывает своего презрения. Я проклинаю себя. Но он снова мне поверил. Согласился на этот отчаянный шаг, ради неё и будущего ребенка. C деньгами, они спокойно возвратятся домой...
- Трагикомедия в стиле индийских фильмов, – резюмировал Аяз, - Почему он не устраивается на работу?
- Куда? Без образования, опыта, прячась от полиции и родственников.
- Не всё равно куда, если он здоров? За хулиганство дают мало или условно. Немного помучается, пока докажет чистоту своих намерений, зато останется невредимым.
- Я не хочу, чтобы он мучался.
- В таком случае продай свою почку и верни долг. Ты ведь во всем виновата, - не выдержал Аяз и впервые увидел, как Сара запнулась, - Ему в голову не пришло предложить тебе самой заработать потерянные тобой деньги, - продолжил он, встав на ноги, - Потому, что он ценит тебя. Как ты можешь говорить о любви, когда жестоко пользуешься элементарным доверием!? Не удивлюсь, если тебе отстегнут за услуги посредника.
- Это уже слишком, – прошипела Сара.
Теперь её глаза были красными от гнева, а рот кривился при каждом слове:
- Вы меня оскорбляете, совсем не зная. Я на многое пойду ради близких. И в данном случае думаю о нашей семье.
- Предлагая руководителю грязное дело!? Я столько раз отговаривал богачей, готовых заплатить любую сумму, от подобных затей. Находил выходы, позволяющие поступить по закону и по совести. А ты, ещё не успев защитить тему, у меня под носом спекулируешь чужими органами. Для этого устроилась ко мне? Я настаиваю на своём. Если продашь свою почку и отдашь деньги брата, мы сделаем действительно благое дело, никак иначе.
- В любом случае будет торг. А как же закон?
- Совесть останется чиста. Как будущему трансплантологу и тебе советую не сильно пятнать её.
- К чему мне незапятнанная совесть, когда всю оставшуюся жизнь придется пить лекарства и следить за едой? Чего я добьюсь в жизни, став слабее? Проработаю лаборанткой в затхлой больнице или вернусь в деревню, выйду замуж за неграмотного мужлана, вроде моих братьев, и умру беспорочной, в окружении неряшливых внуков, так и не увидев мир. Лучше сразу смерть, чем уготовленная судьба моих бабушек. А брат только и мечтает о горах да баранах. Он никогда не оценит моё самопожертвование. Я люблю его, но не настолько, чтобы жертвовать своими мечтами. Кто-то из нас должен выбиться в люди.
- Любовь и преданность проверяются на прочность через жертву. Видя, как ты сейчас хочешь поступить с родным человеком, я тебе не смогу завтра доверить чуж...
- Ладно, профессор, будь, по-вашему. Я не стану уговаривать брата. И кто знает, может, выручу его, посягнув на своё здоровье. У меня лишь одна просьба. Не говорите избитыми фразами. Не прячьтесь за маской интеллигента, употребляя цитаты классиков о любви. Ведь это чувство яснее прочих показывает наше отношение к жизни. Ваше откровение, возможно, откроет мои глаза, поможет посмотреть на вещи с другой стороны. Вы принадлежите тому миру, к которому я стремлюсь, и я хочу вынести что-то из нашего разговора.
Она посмотрела на Аяза снизу вверх так, будто сидела не на кровати, а на коленях перед ним.
- Чего ты хочешь Сара? – спросил он, пригнувшись к ней, - Ни моё отношение к любви, ни чему-то другому, не изменит твоё нутро и не приведет в иной мир. Он один для всех. Не устраивай здесь театр.
- А вы поживите неделю, зимой в нашем селе. Увидите иной мир, – не отступала Сара.
- Все мы родом из деревни. Человек должен развиваться, облагораживаться. Начни менять свой взгляд с приношения пользы другим, а не наоборот, как это ты пробуешь делать сейчас со мной.
- Папа всю жизнь угождал людям и остался ни с чем. Надо родиться под счастливой звездой, чтобы твоё добро ценилось и... преумножалось. Я вас не использую. Бог тому свидетель. Хочу небольшой поддержки. Если вы не хотите меня понять, то помогите, хотя бы, мне понять вас. Объясните суть любви с вашей позиции.
- И тогда твоё добро преумножиться? – засмеялся Аяз.
Сара, бесспорно, была мещанкой. Однако её таланты и целеустремленность принесли бы много пользы обществу при надлежащей коррекции. Подумав так, Аяз подсел к ней и разведя руки в стороны постулировал:
- Чем проще индивидуум, тем проще любовь и наоборот. Накопляя знания и опыт, расширяя кругозор, человек углубляется в личные ассоциации, становящиеся всё изощреннее и труднее для понимания, утончается система ценностей. Это очень затрудняет поиск родственной души. Легче, может быть, даже правильнее, просто жить в заданных с рождения рамках, принимать все как есть, радуясь хлебу насущному, мелким удачам, как, скажем, твои братья. Их любовь так же проста и непридирчива как их бытиё. Им большего и не надо, как ты правильно заметила. Влюбиться же человеку, пытающемуся распороть, расширить рамки познания своих возможностей - сложнее. Обычно, это занятие отнимает много сил и времени в молодости и любовь приходит в зрелые годы, если вообще приходит. Но лишь совершенствуя своё восприятие жизни, удастся улучшить отношение других к себе, вызвать интерес тех, кого ты считаешь лучшими. Ты пробуешь меняться и прогрессировать - это похвально. Проблема в том, что не соблюдаешь последовательности в желаниях. Хочешь высокого положения, денег, любви разом и без потерь. Однако всё имеет цену.
- Об этом я слышала. И знаю многих, кому просто везет.
- Это видимость. Всегда что-то теряешь взамен. Твой дядя, например, добился определённой известности и других благ, потеряв друзей детства. Сейчас, часто о них вспоминает. Однажды признался, что обзаводясь новыми знакомыми терял старых друзей. Увидеться и провести с ними время как прежде не может – они ведь больше ему не ровня, а просто односельчане.
- У дяди старческая ностальгия, – ухмыльнулась Сара, - Я ни с кем в деревне близко не дружу и не жалею об этом. А потери, думаю, можно сократить до минимума, если быть умной и чуточку везучей.
- Везение тоже имеет цену. Давай капнём глубже, - сказал Аяз неохотно, - умный человек самостоятельно регулирует баланс потерь и приобретений, а за глупого это делает природа. Счастлив и доволен собой тот, кто не понимает того, что теряет. Большинство предпочитает игнорировать мысли о потерянном, создавая иллюзию счастья - они умеренно счастливы. 3–я категория – это люди стремящиеся узреть весь баланс плохого и хорошего. Их счастье мелькает в отдельные моменты и быстро угасает, оставляя темь обыденности, так как за каждым успехом или достижением видится равный по силе провал или лишение.
- А какая категория права? Что посоветуете?
- Не знаю. Нет единой, согласованной модели. Хорошо бы, - передохнул он, – ни в чем себе не отказывать, но знать всему меру. Установи границы для себя и для других по отношению к себе. Главное - это служение собственным идеям и принципам, которые завлекли бы в свои границы сторонников, готовых добровольно делить и отстаивать твои взгляды. Чем раньше задашься этой целью, тем скорее достигнешь желаемого.
- Ограничений и так достаточно. К чему обременять себя и других дополнительными? Я бы подумала, что вы наивны.
Аяз покачал головой, сожалея, что напрасно загружал несговорчивую собеседницу информацией, основанной на сугубо-личных выводах. Сара отвергла его мысли одним, нечаянным, грубым махом, увеличив между ними пропасть непонимания. Её, в чем-то, оправдывали возраст и другой ритм жизни. Но чтобы она себя не посчитала правдивой, он сказал:
- Напросилась на философскую беседу, наберись терпения. Оно одно из составляющих самодисциплины, которой ты не обладаешь.
- Я темпераментна и поэтому несдержанна. А вы спокойный,... покладистый.
От её прежней мольбы осталось только мокрое полотенце на руках, со следами туша.
- Так вы были влюблены? – спросила Сара настырно, подчеркивая небрежно мимикой, что заведомо знает ответ.
- Нет, - ответил Аяз раздраженно, - равно как 99 % населения земли. Настоящая любовь не повседневное явление. Иначе к ней не было бы такого интереса во все времена. Не разбрасывайся больше этим словом. К тому же, мне надоела эта тема. Мне поручено сделать из тебя ученого, а не драматурга.
- А вы эту тему почти не затронули. Мне кажется, что вы избегаете её как крайность, способную нарушить ваш баланс.
Сара явно пыталась сломить волю оборонявшегося, по её мнению, профессора, местами перегибая палку. Слово «покладистый» подействовало как ругательство. Он выдержал паузу и умерив нервозность сказал:
- Вынуждая себя говорить о счастье, я подразумевал и любовь. Лично для меня, эти слова - синонимы. До тебя это не дошло. В следующий раз, если придется, будем обсуждать только приземленные темы, самым открытым текстом. Крайностью я считаю твой обман, - продолжил он, не дав ей возразить, - улаживание проблем, за счет органа родного брата – поступок, граничащий с подлостью.
Сара сердито прикусила губы. Несоответствие в форме и содержании высказываний приобрело амплитуды дерзкого спора.
- Подлостью было бы заставить его пойти на это. У нас была долгая беседа, как сейчас с вами, но без оскорблений и нравоучений. Жена его тоже согласилась. Они знают, что я никогда их не оставлю.
- Ты кого угодно проведешь, – не унимался Аяз
- Вы считаете меня дрянью. Да? – возмутилась Сара, переходя с полушепота на полукрик, - Наше отличие в том, что я родилась в семье крестьянина, а вы - военного врача. Я не привыкла отклоняться от удара, рассчитывая на чью-то опору и проявлять благородство, когда надо ответить ударом на удар.
- Отличий между нами больше, чем ты думаешь. Я познакомлю тебя с теми, кто вырос в детдоме, без всякой опоры сделав карьеру, благодаря умению завоевать уважение и самодисциплине. Успокойся и запомни, - добавил Аяз примирительным тоном,- любая открытая борьба оставляет травмы, независимо от её исхода. Разбивая голову врага, идя на таран, набьешь и себе шишек. Лучше сначала отступить, найти удобную позицию для аккуратной подножки или же, если есть время, ждать, пока равновесие добра и зла не восстановится само-собой.
- Пока будешь ждать, поезд уйдет. Я, скорее, рискну пойти на крайний шаг, взять быка за рога – сказала Сара поучительно, потеряв терпение от благоразумных советов.
Аяз не знал, что ответить. Дальнейший поиск компромисса, ещё больше вздул бы её неотёсанное деревенское начало.
- Сейчас проверим, – сказал он и с твердым намерением завершить затянувшийся диалог развязал пояс на банном халате.
Сара от неожиданности выпучила глаза, но не успела сообразить, как оказалась на спине, прижатой корпусом Аяза. Такого она не ожидала от профессора, который придерживая руки, наклонил лицо к её шее. Она впилась ногтями в плечи Аяза, повелевая отстать. От глубоких царапин уберег толстый махровый халат.
- Ты всегда выбираешь крайние шаги, в чем проблема? - спросил он спокойно.
- Я не проститутка.
- Предлагаю оплатить крайностью за крайность,- сказал Аяз, - твоё тело в обмен на деловое предложение.
- Моя честь дороже всего.
- Моя совесть не дешевле твоей чести, – заявил он, расслабив руки и приподнимаясь, - пусть будет уроком.
Сара захотела пригрозить жалобой дяде, полиции, но видя, что ситуация и тогда обернется не в её пользу, сказала:
- Я думала о вас как о порядочном человеке. Как вам не стыдно!?
- Продолжай так думать. Но помни – всё в меру. Я наглядно показал тебе границы, на правах учителя.
- Учителя?... Вы чуть не изнасиловали меня, лежали тут голым на мне.
- Не преувеличивай. Я в халате и опирался на свои руки. Прими как урок.
Саре необходимо было восстановить доброжелательность Аяза, не проглотив оскорбление.
- Не смейте больше так делать, - грозяще помахала она пальцем, - всё равно не уподоблюсь вам... Отныне не будет никаких нештатных, отрешенных разговоров. Оставайтесь с чистой совестью.
Аяз иронично поблагодарил её за понимание и предложил разбудить Риада, который несколько раз прерывал их шепот отдельными выкриками во сне.
- Ну что? – спросил Риад, протирая выспанные глаза и пялясь в мобильник, – Али звонил, мама звонила. Его опять одного оставили что-ли... Сказать им, что вы в деле, доктор? Вместо ответа, Сара посоветовала ему уйти, вслед за ней. Риад недовольно поволок ноги к выходу. «Что будем делать?» послышался его голос, когда Аяз запирал за ними дверь. Слова, раздавшиеся эхом, зависли на слуху. После неприятной беседы, вынудившей переступить за правила приличия, Али представлялся совсем беспомощным, а Мая, по сравнению с воинственной Сарой, почти ангелом. Аяз долго перебирал в уме пути решения их проблемы и уснул под утро.
Свидетельство о публикации №214051901751