часть третья, 5-6

Глава 5
 1

Биг был вне себя. Человек, попортивший ему столько крови, человек, испоганивший ему финансовую и военную карьеру, изуродовавший лицо, сейчас уходил из-под носа. Ведь из-за этой внутрисемейной разборки с участием долбанного испытателя новый генеральный директор военного завода в Алабинске не мог заниматься поручением д’Провеньяна так эффективно, как ему хотелось. А хотелось побыстрее разобраться с заводом и рвать из этой «обновлённой» до какого-то непотребства России когти. Где даже такой гнус как Юра Самойленко чувствовал себя крайне неуютно.
- Автомат! – заорал он на бойца. Тот сидел на заднице и разевал рот. Он только теперь понял, что если бы не бронежилет, быть ему дохлым. Надо сказать, что Клим, не собираясь никого убивать, кроме Юджина Смола, влепил короткую очередь в грудь этого камуфлированного барана только потому, что увидел на нём пуленепробиваемую верхнюю одежду. Баран логично сел на задницу, ещё логичней перестал почём зря палить из своего «калаша», а когда новый хозяин заорал про автомат, услужливо протянул его этому крикуну с кривой рожей. Протянул и на всякий случай залез в угол кабинета между сейфом и стеной. А Вов Вовыч уже сидел в поместительном металлическом ящике и пытался изнутри захлопнуть за собой дверцу.
- Вот, сука, - выдохнул Георгий Кондратьевич и навскидку прострочил примерное направление уходящего к таёжному массиву врага. Но не попал, а тот, вильнув ещё раз, и, не подбитый ещё одной очередью с крыши котельной, ушёл в спасительные заросли вековых елей.
Новый гендиректор брякнул автомат о пол, нервно закурил и схватил радиотелефон.
- Алло, Антонов?! – рявкнул он.
- Слушаю, - невинно отозвался капитан.
- Почему так долго молчите? И чем вы, вообще, занимаетесь? И, хотелось бы знать, где?
- Так это! – возразил Дмитрий Александрович. – Производим зачистку на территории рыбзавода!
Сообщив о зачистке, капитан Антонов скромно замолчал тот факт, что перед зачисткой оставшиеся бойцы вместе с командирами долго препирались, матерились, чуть не подрались, но потом-таки кое-как договорились и начали работать. Для этого разбились на группы, которые возглавили капитан Антонов, его брательник господин Густомылов, рыбный бизнесмен господин Капустин и старший лейтенант Петренко. Надо сказать, все они очень старались, но не обнаружили не только никакого диверсанта, но даже ни одного его следа.
- И кого вы там зачищаете? – издевательски полюбопытствовал Георгий Кондратьевич.
- Известно кого, - удивился Дмитрий Александрович.
- Население оповестили? – зло осведомился Биг.
- Это насчёт награды-то? Оповестили, - скептически ответил капитан. – Только зря вы это затеяли. Сейчас, после Пасхи-то, нашим мужичкам диверсанты на каждом углу начнут мерещиться. Отбою от осведомителей не будет, вот увидите…
- Молчать! – заорал Биг. – Грузитесь на вертолёт и – мухой на завод. Диверсант только что посетил амбулаторию, а сейчас уходит через таёжный массив к аэродрому. Предположительно…
- А вертолёт мы отпустили, - сообщил Дмитрий Александрович, - сразу после того, как обнаружили МИ-4-ый.
- Так вызовите его! И закажите ещё одного пилота. Пусть ведомственный вертолёт сделает оказию до МИ-4-го, второй пилот поднимет его, оба вертолёта прилетят к вам, и вы сможете всем расширенным составом прибыть сюда. Понятно?
- Так точно!
- Следопыт в команде есть?
- Даже два.
- Всё, жду…
Биг выключил связь и обратился к бойцу, забившемуся в угол:
- Возьми автомат с подсумком и марш на выход!
Когда боец выкатился, Биг снова напряг радиотелефон и переговорил с теми бойцами, кого Клим обработал солью.
- Так ты ранен или нет? – в натуре бесновался гендиректор.
- Да хрен его знает, - бормотал тот боец, у которого Клим забрал автомат. – Я, значит, по нему стрельнул, а он в меня как бабахнет! Гад…
- Идиот! Он, наверно, попал в бронежилет!
- Так у нас с Петькой нет никаких бронежилетов. У нас вообще их было две штуки на четверых. Один забрали вы, а другой на себя надел Стулов, как старший по званию…
- Как вы меня достали, кретины! Сейчас к вам выйдет ваш старший по званию Стулов, и тот, на крыше, пусть спускается и все – жив-ва за диверсантом! Задача ясна?
- Да уж как не ясна…
«Ни хрена не понимаю! – подумал Биг, подошёл к сейфу и, увидев высовывающегося оттуда Вов Вовыча, треснул по дверце ботинком. – Это как такой профессионал, как Клим Безменов, стреляя почти в упор, не отправил на тот свет ни одного бойца? Херня какая-то полная…»
Сначала он хотел возглавить преследование испытателя, но потом передумал. Чёрт с ним, пусть побегает. Теперь он точно назад не сунется. А у нового гендиректора и помимо беготни по сибирской земле дел хватало. Надо было вплотную заняться документальной работой, то да сё и так далее. Поэтому Биг решил двигать в свой кабинет. И он пошёл, с усилием сдержавшись, чтобы второй раз не приложить железной дверцей паскудного Вов Вовыча, который к тому времени снова стал высовываться из сейфа, преданно глядя на шутника-хозяина.
2
«Снова у меня ни хрена не вышло пришить этого козла, - с досадой думал Клим, замедляя темп в еловой гуще и прикидывая дальнейшие действия, - и расход получился неудачным. Сейчас этот гандон велит перебросить сюда банду Митьки Антонова, они сами слезут вниз, вертолётик пустят поверху и – пиши пропало. А то собачек приспособят… Хотя – вряд ли. Сколько я знаю, всех стоящих собачек давно толкнули местным олигархам, а деньги на их содержание получает лично главный ментовский кинолог района…»
Клим на ходу достал из кармана носовой платок и, как мог, под плащом заткнул рану на плече, чтобы не оставлять кровавых следов. Он добежал до сезонного ручья, несущего полые воды по неглубокой ложбинке к речке Быстрице. Быстрица подрезала северо-западный угол периметра ограждения завода и, само собой, утекала к Иртышу. Клим слегка помешкал на берегу ручья, затем снял с себя бронежилет и спрятал его в молодой еловой поросли. Но, спрятал не тщательно, при этом довольно чувствительно «вывихнул» несколько еловых лап. Затем, стараясь не оставлять следов, перешёл ручей и спрятался за нижним ярусом хвойного дерева. Тут он более тщательно занялся раной. Она оказалась рваной, но пуля в плече не застряла: ударившись на скользящей траектории в кость, она упала где-то в больничной комнате амбулатории.
«Ну, вот, если останусь жив и проживу долго, буду рассказывать внукам и об этой отметине», - невесело подумал он и наложил на рану повязку. Пришлось повозиться, однако опыт у бывшего наёмника и бывшего десантника насчёт самоперевязов накопился богатый и с этой раной он справился за каких-то четыре минуты: сбросил плащ, отрезал рукав от рубашки, от рукава отпорол манжету, манжету использовал как тампон, и «завязался» так, чтобы не следить кровью. Ну, и не терять её, ведь она не казённая. Окровавленный платок Клим сунул в карман плаща, плащ надел, затем запаковался оружием так, чтобы не мешало в движении, и стал «прибираться». Он подровнял несколько моховых вмятин, оставленных по пути к ели, зачистил потревоженный слой палой листвы, ещё раз внимательно осмотрелся и полез на ель. При этом бывший десантник очень надеялся, что те бойцы, которые сейчас участвовали в междусобойчике, не сильно будут рваться догонять его.
Клим, надеясь на «расторопность» преследователей, как в воду глядел. Бойцы из местного ОМОНа, привыкшие к провинциальному безделью, которое они разнообразили рэкетом мелких правонарушителей (рэкетировать крупных им не позволяла демократическая законность), не горели лезть на рожон. Когда бойцы получили от нового хозяина военного завода приказ преследовать диверсанта, они с опаской вошли в реликтовый массив. А тот, у кого Клим увёл автомат, удрал косить в амбулаторию. Трое оставшихся бойцов не стали углубляться в чащу, но залегли, закурили и принялись с удивлением обсуждать странное поведение диверсанта. Тот боец, кто первый получил заряд соли в грудь и первый распрощавшийся с жизнью, предположил, что диверсант стрелял в него солью потому, что боевые патроны у него к тому времени кончились.
- Хорошо, блин, камуфляж не пробил, - бубнил омоновец, выковыривая кристаллы соли из одежды и пробуя на вкус.
- Больно было? – интересовался тот боец, который слез с крыши котельной.
- Чёрт его знает, - с сомнением отвечал крещённый крупной поваренной солью охотник за головой опального испытателя, - но на жопу усадил, факт. В упор ведь стрелял, падла…
- Так в меня он пулей засветил, - выступал со своей партией старший по званию Стулов, - если б не жилет, я бы сейчас в другом месте перекуривал…
- Больно было? – снова интересовался боец с крыши котельной.
- Да как лошадь копытом!
- А я так говорю, братцы: это нам здорово повезло, что у него нормальные патроны кончились, - продолжал гнуть свою линию первый боец.
- Ну, теперь у него автомат, так что церемониться с нами он уже не будет, - высказал общую мысль боец с крыши котельной.
Все одновременно помрачнели, замолчали и ещё больше утвердились в своём первоначальном намерении зря не дёргаться. И никто из них не задался вопросом: а за каким хреном диверсант вообще полез на завод, имея на вооружении один обрез, когда он расстрелял боевые патроны и где он потом взял соль?
А Клим тем временем поднялся до вершины ели, качнул её и, пользуясь тем, что в этом месте сибирские красавицы росли близко друг от друга, очутился на соседней. Затем он проделал тот же акробатический номер ещё раз пять, пока достаточно не удалился от ручья. Он спустился ниже середины ели и, завернувшись в плащ, зарылся в лапы, терпко пахнущие родной русской горечью.
«Зря я вертолёт Сергея Сергеевича не покалечил, - с запоздалым сожалением подумал бывший советский десантник. – Или надо было хотя бы датчики биосенсора вывести из строя…»
Да, если бы он тогда догадался сделать это, сейчас бы чувствовал себя намного уверенней. А так приходилось рассчитывать на старинный плащ Марк Захарыча, сработанный из добротного брезента, который, вымокнув под непрекращающимся дождём, сумеет скрыть тепло тела беглеца от биосенсора. Впрочем, имел смысл надеяться на то, что преследователи больше не воспользуются МИ-4-ым.
3
Капитан Антонов со своей дружиной на двух вертолётах «добирался» до завода в течение сорока с лишним минут. За это время новый гендиректор успел много сделать. Он занял свой «генеральный» кабинет, вызвал туда назначенцев, и они вместе занялись «полезным» законотворчеством. Но в самом начале Биг велел издать особый приказ, согласно которому все наличные деньги, имеющиеся на данный момент в заводской кассе, плавно перетекли в руки назначенцев в виде скороспелых премий. Особо бывший киевский студент поощрил своего зама по науке, как недавно чуть не пострадавшего от рук диверсанта.
Бывший главный инженер военного завода в Алабинске остался доволен, но продолжал маяться нервным тиком, «приобретённым» во время исторической встречи с мерзавцем-испытателем. Двое других назначенцев и исполняющий пережили премиальный приоритет зама по науке чисто по-русски: зам по экономике от души пожелал бывшему главному инженеру подавиться своей повышенной премией, будущий директор-распорядитель вознёс скоропалительную молитву неизвестно кому о скоротечной инфляции, а новый зам по кадровой политике мысленно просто обложил счастливчика трёхэтажным матом.
Следующие двадцать минут Георгий Кондратьевич подписывал приказы, подготовленные по его рекомендациям в рекордно короткие сроки. Подписывал и не уставал удивляться, с какой покорностью ведущие специалисты завода согласились на его разрушительный для завода план мероприятий.
Последними были приказы, касающиеся отношений заводской кассы с банком. Согласно одному из них предполагалось нанести значительный урон заводскому расчётному счёту в местном отделении «Промышленного банка России (12) ». А в другом приказе шла речь о получении кредита в том же банке по льготному тарифу под залог тридцати процентов основных фондов. И снова тишина, и даже новый зам по экономике сидел тихо, словно в рот воды набрал. Да и не диво: лишь половина предполагаемых на перемещение денег планировалась на компенсацию увольняемых по сокращению рабочих и служащих. Другая половина предназначалась в счёт «индексируемых» заработных план руководящих работников завода.
Когда Биг подписал последний приказ, он корректно со всеми простился и прозрачно намекнул, что чем быстрее все покинут его кабинет, тем лучше. Намёк был понят без комментариев и все испарились так скоро, как это умеют делать дисциплинированные сотрудники военизированного предприятия. А Биг закурил, сделал третью глубокую затяжку и услышал характерный шум приближающихся к заводу вертолётов. Машины – уфээсбэшный МИ-8-ой и МИ-4-ый покойного Сергея Сергеевича – упали возле административного здания, из одного выскочил Дмитрий Александрович и, неясно отсвечивая на сыром асфальте в свете заводских фонарей (освещение на территории завода включалось и выключалось автоматически), порысил к главному подъезду. Через три минуты он, гулко протопав казёнными ботинками по полу коридора, стучал в дверь кабинета, где заседал новый генеральный директор.
- Войдите! – крикнул Биг.
- А вот мы и выздоровели! – дурашливо запел капитан Антонов, вкатываясь в кабинет и стараясь не следить на дорогом ковре. – Вот коллективу-то радости, вот…
- Агугусеньки! – грубо оборвал капитана Биг. – Хватит Ваньку ломать! Доложите о составе группы преследования.
- Значит так, - молвил Дмитрий Александрович и принялся неторопливо перечислять. Он назвал себя, своего двоюродного брата, старшего лейтенанта Петренко, рыбного бизнесмена господина Капустина, трёх членов экипажей двух вертолётов и восьмерых бойцов, среди которых имелось два следопыта. – Однако вечер на дворе, - заключил он, - а какой толк впотьмах от следопыта?
- Да вы уж как-нибудь расстарайтесь, - подчёркнуто вежливым тоном попросил Георгий Кондратьевич, - фонариками, что ли посветите. А можно и вертолёт с биосенсором по кругу погонять. Начать с малого круга над во-он теми елочками за амбулаторией и так далее. И смотрите, - уже зловеще продолжил Биг, - если опять промашка выйдет…
- В порошок сотрёте, ага? – в свою очередь перебил генерального директора капитан Антонов.
- Вы зря иронизируете, - холодно возразил Георгий Кондратьевич. – Ведь если что, то я и генерал-лейтенант Хабалин останемся в стороне. А вот вас и лейтенанта Селедина, получившего за некую услугу пять тысяч долларов и теперь проматывающего их в Питере со своей молодой женой, могут сильно припечь. Заодно могут взять за его шершавый зад и майора Корзунова, который намылился в Москву на повышение, но пока сидит в Омске и сочиняет там себе подорожные с подъёмными. Ведь в…
Биг чуть не сказал «в вашей», но вовремя опомнился и продолжил:
- …В нашей стране безнаказанно могут творить всякие беззакония только очень уважаемые люди вроде президентов и их ближних сподвижников. А такую мелочь как вы принято – в случае какой-нибудь очередной пропагандистской кампании – наказывать. Пусть не сурово, но чувствительно для текущего благосостояния подобной мелочи. А, может, вы, намылившись в начальники районного управления ФСБ, возомнили себя неприкасаемым?
- Что вы пугаете? – плачущим голосом сказал Дмитрий Александрович. – Я в тех делах вокруг вашего завода никакого участия не принимал… прямого…А на должность вместо товарища майора Корзунова Ивана Матвеевича согласился встать потому… потому… что…
- Каких дел? – невинным голосом переспросил Биг. -  И кто кого пугает? Бог с вами, Дмитрий Александрович!
- Я… никак нет… не могу знать…
- Правда? – участливо осведомился Георгий Кондратьевич.
Капитану Антонову стало вдруг не по себе, и он жалобно спросил:
- Так я, того, могу идти, действовать?
- Идите.
- А вы, того, поучаствовать не желаете?
- Того… не желаю.
Биг решил временно поберечь себя. А сегодняшний вечер и следующие дней пять-шесть он собирался посвятить плотным занятиям с базой данных конструкторского бюро «вверенного» ему завода.
4
Клим сидел в еловой хвое и боялся заснуть. И даже рана не могла помешать ему это сделать, потому что, какая это рана? Так себе, ещё один вырванный из тела кусок грешной плоти. И ещё ему хотелось курить.
«Курить – здоровью вредить», - утешал он себя и, чтобы не заснуть и не свалиться с еловой лапы вниз, стал делать упражнения лицевыми мускулами. Его этому научил напарник в Африке, где бывший советский десантник охотился на браконьеров. В принципе, если делать вышеупомянутые упражнения сосредоточенно, то можно себя надолго и качественно отвлечь от таких пустяков как сон, свежая дырка в туловище и возможность быть подстреленным каким-нибудь глазастым преследователем наподобие глухаря.
«Фиг вам, а не глухаря», - продолжал мысленно бубнить Клим, шевелить бровями и таки задремал. А когда раздался шум приземлившихся невдалеке вертолётов, он очнулся и чуть не сверзился со своей ёлки на землю.
«Так, прилетели», - резюмировал опальный испытатель и невольно пошевелил раненным плечом. Плечо пока не занемело и не болело во время пульсации, однако Клим чувствовал, что оно продолжает кровоточить. Он сунул руку под плащ, потрогал перевязь, убедился, что она ещё не промокла насквозь и снова замер. Через десять минут один из вертолётов снова поднялся в воздух и погнал по прямой в сторону заводского аэродрома. Он пролетел метрах в двадцати мимо Клима, минуту тарахтел вдаль, а затем принялся работать по кругу.
«Это МИ-4-ый, - определил бывший советский десантник, - биосенсор у него работает с пределом до тридцати метров во все стороны, но меня он не засёк. Однако предполагает точку моего минимального отрыва километра три, начал работать с двух и сейчас, сделав круг, поедет дальше…»
Клим определял расстояния на слух и почти не ошибся. А вертолёт покойного Сергея Сергеевича, как и думал опальный испытатель, стал уходить вдаль от него увеличивающимися кругами. Зато по земле к нему приближались вооружённые люди.
- Эй, сюда! – раздался радостный вопль.
- Чё там? – завопили в ответ.
- Кажется, есть след…
После данного обнадёживающего сообщения на всю ивановскую минут пять стояла тишина под шорох надоевшего, но спасительного дождя. Он, кстати, чуть усилился и стал сыпать как-то порционно.
- Где след?
- Какой след?
- Чё ты дуру гонишь?
Голоса, из-за предельной плотности «посаженных» друг возле друга хвойных реликтов, звучали приглушённо и частью невнятно. Однако Клим слышал всё до последнего ударения в последнем слоге.
- Да, вот же, блин, бронежилет!
- Ну?
- Чё – ну? Ведь и барану ясно, что он пошёл вниз по ручью к Быстрице.
- Да на хрена ему по ручью ползать? Чё, земли мало?
- Ну, чтобы собак со следа стряхнуть…
- Так нет у нас никаких собак!
- А ему откуда знать?
- Товарищ капитан!
- Дело говоришь! Разделиться на две группы и по обоим берегам ручья к Быстрице – вперёд марш! Да погасите вы фонари! Какого хрена устроили тут иллюминацию?!
- Так не видно ни хрена!
- По два фонаря в группе! У впередиидущего и замыкающего. Всё, пошли…
Далее ещё минут пять стояла брань: бойцы выясняли, кому из них лезть в воду, чтобы перебраться на противоположный берег ручья, а кому двигать к Быстрице по ближнему.
«Бакланы хреновы, - мысленно обозвал преследователей Клим. – Однако получилось довольно удачно. Они, то есть, сейчас отвалят, а я слезу с этого мехового дерева (13)  и скорым шагом дую в сторону Раздольного…»
5
Утро Клим встречал в промысловой избушке на берегу Раздольного озера. Озеро было огромным и отсвечивало утренним сумеречным небом. Избушка на берегу озера имела мизерные размеры и стояла на некотором возвышении, метрах в двадцати от воды. Поднявшийся за ночь ветер разогнал тучи, дождь прекратился и к утру подморозило. Пока бывший десантник бежал по тайге, он не обращал внимания на смену в настроении погоды, но, когда очутился в неказистой избушке, ему показалось в ней гораздо теплей. Во-первых, сухо, во-вторых, не дует. Клим не стал разводить огня в добротной печке, но просто разделся, отжал одежду и стал голышом бегать по избушке. Затем стал интенсивно приседать и махать здоровой рукой, пока от него не повалил пар. Слегка согревшись, Клим перевязал рану и стал осматриваться в избушке в поисках съестного. Он обшарил все углы, но ни черта не нашёл. Раньше охотники, побывав в избе, оставляли кто галеты, кто колодку (14) , кто свиное сало. Спички и растопка в избушке имелись всегда. Теперь промысловый домик напоминал внутренности барабана. А какая-то сука даже унесла чугунную фасонину с печки.
- Вот козлы! – выругался Клим. То есть, пожелай он развести в избушке огонь, ни хрена у него не вышло бы. К тому же дрова отсутствовали напрочь. А их раньше рубили и складывали в избушке впрок.
- Ладно, хрен с ним, - пробурчал бывший советский десантник и оделся. Одевшись, он проверил и спрятал автомат. Потом зарядил обрез. Один ствол он «забил» солью, другой – полупустой, без свинца, но хорошо запыженной гильзой. Сунул обрез за пояс и посмотрел время. Часы показывали семь утра. Солнце уже встало, и Клим вышел на воздух, чтобы хотя бы теоретически погреться в его лучах. Он стоял, зажмурившись и не двигаясь, минут пять, пока не услышал шум далёкого вездехода. Клим встал так, чтобы его не увидели, и через десять минут наблюдал прибытие трёхосного вездехода, оборудованного гребным винтом, к причалу. Дверцы вездехода распахнулись, на землю спрыгнули Марк Захарович с Валькой Угловым и, не говоря лишних слов, стали тащить с крыши вниз надувную лодку с мотором.
Клим, не дожидаясь окончания такелажных работ, неслышно подкрался сзади к бывшему личному шофёру Сергея Сергеевича Мостового и треснул его по мясистому затылку самодельной рукоятью обреза. Валентин крякнул, выпустил край лодочной упаковки, секунду постоял и стал опускаться на колени. Клим треснул Валентина туда же тем же второй раз для верности и, не дожидаясь, когда хозяин японского вездехода упадёт окончательно, подхватил его подмышки и потащил в избушку. Валька весил немало, рука у Клима болела, он хотел попросить помочь доктора, но, оценив его вытянувшееся лицо, не стал.
- Вы поесть привезли? – спросил он Марка Захаровича.
- Привёз… здравствуйте…
- Здравствуйте, - буркнул Клим. – Тащите всё, что привезли, в избу. Да, ещё: снимите с лодки опоясывающий шнур и тоже тащите…
- Хорошо, - покорно отозвался доктор. Он спихнул упаковку на землю, взялся за конец шнуровки и невольно залюбовался на холодную просыпающуюся природу. Озеро, без единой морщинки, в малахитовом обрамлении отражающейся в воде тайги, отливало золотом поднимающегося солнца, камышовые поросли отзывались утиным кряканьем, а где-то в вышине прочищал голос белоплечий орлан.
- Шевелитесь, док! – повысил голос бывший советский десантник и почти вкатил тяжёлого Валентина в промысловый домик.
- Иду-иду! – крикнул Марк Захарович. Он достал из кабины рюкзак, поднял верёвку и вслед за Климом вбежал в избушку.
- Верёвку, - кратко велел Клим.
Доктор протянул ему верёвку, и опальный испытатель привязал здоровенного Валентина Углова (всего на кепку ниже Клима) к дубовой лавке. Эта лавка была вырублена из цельного бревна и имела такую конфигурацию, каковая вместе с весом не позволила осуществиться самовывозу даже силами самых отчаянных ворюг. То есть, очнись Валька на лавке, но привязанный к ней, он ни черта бы не смог поделать. В смысле, ничего поделать с теми, кто его к лавке привязал.
- Теперь не мешало бы перекусить, - предложил бывший десантник. Доктор с готовностью достал из рюкзака поместительный пакет, и его приятель принялся есть и выпивать. Ну, да, умный Марк Захарович не поскупился присовокупить к домашней еде домашнюю же водку двойной очистки.
Утолив первый голод, Клим закурил и попросил доктора посмотреть рану. Марк Захарович вынул из-под большого рюкзачного клапана аптечку, раскрыл её, затем осмотрел оголённое плечо приятеля и радостно сообщил:
- Что ж, рана чистая, но зашить придётся!
- Не говорите ерунды, док! – огрызнулся Клим. – Обработайте, наложите повязку и сделайте противостолбнячный укол. Если вы его не забыли положить в аптечку…
- Как можно забыть укол? – слегка обиделся Марк Захарович. – И как не зашиться? Ведь останется ужасный шрам!
- Не смешите меня.
Марк Захарович обиделся ещё больше, выпил стакан своей домашней водки и принялся за работу. Затем не выдержал и заговорил:
- До меня дошли слухи о перестрелке на заводе. Это во время неё вас ранило и так, э, обработало лицо?
- Во время неё, - буркнул Клим. О лице, иссечённом штукатуркой, он и не думал.
- Лицо надо будет тоже обработать, - неуверенно сказал доктор.
- У вас зелёнки не хватит, - буркнул Клим. – Протру водкой и – всего делов.
- Лучше перекисью, - предложил Марк Захарович.
- Перекись мне ещё пригодится, - возразил Клим.
- Говорят, вы кого-то убили? – продолжил беседовать и накладывать новую повязку доктор Лялин.
- Трёх директорских холуев, которые приехали из Москвы с новым хозяином. Ещё ранил Сеню Мазина. Но Сеня сам напросился…
- А больше вы никого не убивали?
- Нет, но начну, если достанут.
- Я, разумеется, ничего не слышал!
- Ну, и правильно, - одобрил Клим.
- А зачем вы оглушили Валентина? – поинтересовался Марк Захарович, закрепил бинт и снова выпил водки. – Вы знаете, как-то некрасиво получилось. Я его, понимаете, пригласил поохотиться, он, понимаете, по-дружески согласился, а вы…
- Дорогой доктор, - устало произнёс Клим, вынул из рюкзака ворох своей одежды и стал переодеваться, - не хотел вас перебивать, но как вы относились к Сергею Сергеевичу Мостовому?
- Это был глубоко порядочный человек! – убеждённо воскликнул Марк Захарович.
- Я его тоже уважал, - сказал Клим. – А Валентин Углов несомненно причастен к гибели нашего замечательного Сергея Сергеевича. Валька Углов вообще нехороший человек. И Сергей Сергеевич держал его исключительно за его профессиональные качества. Вот так держал-держал, дал Вальке доверенность на вездеход, а потом, раз, и помер. И Валька каким-то странным образом стал владельцем и вездехода, и служебного УАЗика, и личной «кавасаки (15) » Сергея Сергеевича, на которые наш бедный бывший директор также в своё время выписал Валентину доверенности.
- Ничего не понимаю! – воскликнул Марк Захарович. – По-вашему выходит, что это Валька организовал гибель Сергея Сергеевича с целью завладеть не принадлежащим ему имуществом!
- Вот ещё! – невольно ухмыльнулся Клим. – Кишка у Вальки тонка, чтобы организовать такое. Однако рыльце у него точно в пушку. Поэтому я всё это и затеял: попытаю Вальку наедине и, авось, узнаю, откуда растут ноги и яйца у всей нашей заварухи, где присутствуют крушение вертолёта, гибель экипажа с персоналом, а также появление в нашей глухомани моего старого знакомого, некоего капитана наёмников Юджина Смола, нынче прикидывающегося целым генеральным директором с таким солидным погонялом как Георгий Кондратьевич Смолянинов.
- Я всё равно ничего не понимаю! – плачущим голосом повторил доктор Лялин.
- Но вы мне верите? – задал интересный вопрос Клим.
- Верю.
- Вот и сходите, погуляйте по берегу озера. А мы с Валькой тут немного пошепчемся. Буэно (15) ?
- Буэно, - понурился доктор и покинул избушку. Выйдя на свежий воздух, он потоптался рядом с промысловым домиком, затем подхватился и рванул подальше от места замысловатых событий.
А Клим обыскал Вальку, обнаружил отличный финский нож в чехле и положил его на рюкзак доктора. Остальное содержимое Валькиных карманов опальный испытатель просто побросал рядом с рюкзаком, а затем добросовестно пнул бывшего личного водителя Сергея Сергеевича Мостового в бок.
- Э… у-ф-ф… х-с-с… - стал приходить в себя матёрый сибирский мужик Валентин Углов.
- Как жизнь, Валентин? – поинтересовался Клим и ещё раз пнул собеседника.
- Чё те надо, гад? – прохрипел Валька, затем осмыслил происходящее, узнал Клима и лицо бывшего личного водителя Сергея Сергеевича Мостового исказила какая-то идиотская ухмылка.
- Мне надо знать, Валентин, почему Сергей Сергеевич Мостовой двадцать седьмого февраля сего года не воспользовался своим транспортом для поездки в Омск? – раздельно произнёс Клим.
- Ты… сука… я сейчас… - заворочался Валька на скамейке. Был он не из пугливых, а здоровьем его Бог не обидел. Но Бог, наверно, зря старался, наделяя всякую сволочь отменным здоровьем. Однако ж он хотел как лучше?
- Ну-ну, - насмешливо сказал Клим, наблюдая тщетную Валькину возню. Потом хлопнул раскрытой ладонью Валентина по уху. Тот потряс головой и заорал:
- Чё ты ко мне пристал?!
Клим повторил вопрос и добавил:
- Мне хотелось бы, Валентин, чтобы ты был со мной предельно честным.
- Да пошёл ты! – зло выкрикнул Валька.
- Сейчас пойду, - пообещал Клим, достал обрез и, не говоря худых слов, пальнул Вальке в лицо тем патроном, что был лишь наполовину набит одним порохом. Валька несолидно завизжал, похлопал обожжёнными ресницами, нюхнул свежей «гари» от собственных опалённых бровей, понял, что с ним не шутят, и принялся канючить:
- Какого – такого февраля? Чё я, записывал, что и когда у меня было? Или я тебе компьютер ходячий?
- Двадцать седьмого февраля погиб Сергей Сергеевич Мостовой, - напомнил Клим, - ты вспоминай пока, а я выйду на минутку…
Он вышел из избушки, сгонял к вездеходу и вынул из панели автомагнитолу (17) . По пути обратно Клим отмотал плёнку назад, а входя в избушку, включил запись. Придерживая автомагнитолу под полой куртки раненной рукой, а здоровой – обрез, бывший десантник подошёл к Валентину и угрожающе поинтересовался:
- Ну, что, вспомнил?
- Поломался я, вот что, - сообщил Валька. – Как назло и УАЗик встал, и вездеход. Нет, бывает же такое? Вот Сергей Сергеевич и поехал на перекладных.
«Всё правильно, - подумал Клим, - а Сеня Мазин в то время валялся с высокой температурой в больнице. А с другими пилотами Сергей Сергеевич не летал…»
- Значит, говоришь, поломался, - зловеще повторил Клим и приставил обрез к Валькиному лицу.
- Ты чё творишь?! – завопил Валька.
- Произвожу допрос с пристрастием, - объяснил Клим и напряг руку, словно собирался выстрелить.
- Не надо! – крикнул Валька.
- Не надо – так говори правду!
Валентин зыркнул на свой нож, лежащий на рюкзаке, чего-то себе прикинул и решил сказать правду:
- Это всё Ванька Селедин, старлей уфээсбэшный. Ты бы лучше его поспрашивал. Небось, весь район знает, что за рулём сидел Ванька, когда Сергея Сергеевича давили. Ага?
- Ты о себе рассказывай, - ткнул стволами в лицо собеседника Клим.
- А чё – о себе? Я человек маленький. Двадцать пятого февраля, аккурат Сеню Мазина свезли в больницу с диагнозом «пневмония», с которой меньше двух недель не лежат, пришёл ко мне домой Ванька Селедин и стучит в окошко. Ночь – полночь, я уж спать собрался, ан стук. Ну, выхожу на веранду своего дома, а на улице этот… осветил свою морду фонариком и велит выйти. Я вышел, а он мне и толкует: дескать, Сергей Сергеевич на днях собирается в Омск, но чтоб я его не вёз. То есть, мне надо было тогда прикинуться сломанным, да так, что ни в какую. Ведь все знали, что Сергей Сергеевич никогда бы не стал собачиться из-за поломки личного транспорта в нужное время. Но мог, как все люди, воспользоваться нормальным общественным транспортом. Вот Ванька так и сказал: пущай, дескать, твой шеф валит по своим делам на автобусе, как все люди ездют. А тебе, говорит, ежели с Сергеем Сергеевичем во время этой поездки случится какая неприятность, мы поможем приватизировать и вездеход, и УАЗик, и «кавасаки». А ежели не сделаешь, как сказано, или, чего хуже, попытаешься языком шлёпать, то шею, говорит, я тебе сверну начисто. Да таково, что поправить её тебе смогут только в морге, перед последним публичным представлением.
- Выходит дело: ты знал, что ждёт Сергея Сергеевича? – уточнил Клим.
- А чё толку? – захныкал Валька. – Вот мне охота была в морге со свёрнутой шеей лежать. Или ты Ваньку Селедина не знаешь? Чистый медведь, зараза. И такой отморозок, что не приведи Бог…
- Понятно, - буркнул Клим, перехватил взгляд Вальки на его финку и невольно улыбнулся.
- Чё ты лыбишься? – забеспокоился Валентин.
- Не твоё собачье дело, - отрезал Клим и направился на выход.
- Ты куда?
- Пойду ломать твой вездеход.
- Ну, ты там не очень, - повеселевшим голосом попросил Валентин.
Бывший советский десантник вышел на свежий воздух, влез в вездеход, похлопал дверцей, а потом стал перекуривать и прослушивать запись. Спустя семь минут Клим вернулся к избе, обрез положил на порожек и вошёл в полутёмное помещение. Валька, как и ожидал Клим, в его отсутствие подтащил неподъёмную лавку к рюкзаку, как-то исхитрился обрезать путы, а теперь, непрофессионально притаившись сбоку, попытался напасть на опального испытателя. Одновременно дурак-водитель выставил перед собой финку, намереваясь с ходу вонзить её в бок своего врага. Но Клим ожидал нападения, он стремительно развернулся на девяносто градусов, легко поймал Вальку за обе руки и приподнял левое колено, блокируя возможные движения ног противника. Мгновением позже бывший десантник развёл руки незадачливого шоферюги и ударом лба в область переносья в очередной раз отключил бывшего личного водителя Сергея Сергеевича Мостового. В момент контакта Клим отпустил руки Валентина и тот, падая навзничь, грохнулся своим многострадальным затылком о край лавки.
Клим постоял минуту, затем нагнулся над Валентином, заглянул в его широко раскрытые глаза с остывающим взглядом и лицемерно сказал:
- Не хотел я тебя убивать, это ты сам себя угробил.
Клим машинально потрогал раненное плечо и поволок Вальку наружу. Затем засунул покойника в вездеход и позвал Марка Захаровича.
- Что? – спросил доктор, подходя к машине.
- Валентин скончался, - сообщил новость Клим.
- К… Что-о-о?!
- Увы, - развёл руки Клим. – Придётся вам, дорогуша, идти домой пешком.
- А дальше? – упавшим голосом осведомился доктор.
Он имел в виду свои дальнейшие отношения с семьёй Валентина, правоохранительным порядком и прочим общественным мнением.
- Всё будет нормально, - успокоил его Клим. – Сначала расстреляйте все патроны, затем выпейте водки. А когда вернётесь в город, представите дело так, будто по окончании охоты вы с Валькой подпили, затем Валентин сдуру спалил стартёр и, не рискуя бросить свой «комацу» на произвол судьбы, велел вам идти в город одному прямики через Василихинскую топь. Ну, чтобы быстрее прийти в Алабинск, а там сообщить Валькиной супруге о поломке Валентина. А та уж пусть сама напрягается и ищет любую техпомощь или тягач, чтобы выручить кормильца. Ведь, сколько я знаю, ни у вас, ни у Вальки не было с собой сотового телефона?
- У меня его вообще нет.
- И рация у Вальки на вездеходе сломана. В общем – вы можете начинать расстреливать свои патроны. Вы даже можете подстрелить пару уток. Однако в город вы должны прийти не раньше завтрашнего утра.
- И?
- И всё, - сказал Клим. – Об остальном, то есть, я позабочусь сам. Хотите знать, как?
- Нет!
- Тогда давайте снова прощаться…
Клим не предвидел трудностей в деле приборки убитого Вальки под видом несчастного случая. То есть, бывший десантник просто собирался сжечь вездеход. Дело в том, что этот запасливый придурок всегда возил в пассажирском отсеке четыре канистры бензина, курил как паровоз, да ещё и зашибал. И если до гибели Сергея Сергеевича Валька знал меру, то последнее время он умудрялся надираться за рулём так, что по приезде на место его приходилось вытаскивать из «салона». Он и сегодня, перед тем как отправиться на природу с Марком Захаровичем, успел всосать не меньше поллитры халявной докторской водки. Доктор и сам любил заложить за воротник, и по отношению к собутыльникам, случись такие в его компании, никогда не жадничал. То есть, на «горючем» Марк Захарович не экономил и брал его на охоту помногу. И об этом знала всякая местная собака.

Глава 6
 1
Пасхальная неделя пролетела незаметно. Не переставая удивляться, с какой лёгкостью ему удаётся уничтожать целый научно-производственный комплекс, Биг одновременно учился «эффективно» действовать в условиях экономического хаоса и правового беспредела. Так, он заключил союз с местными бандитами и подарил им должности начальника законсервированного цеха, заведующего инструментальным складом и заведующего складом сырья и расходных материалов. В ответ бандиты поскребли по сусекам и откатили новому гендиректору пятьдесят тысяч долларов.
«С худой овцы хоть шерсти клок», - вспомнил Биг старинную русскую пословицу, с удовлетворением наблюдая за начавшимся процессом разрушения. Бандиты, люди корыстные и примитивные, взялись за дело просто: с завода в одночасье сгинули дорогие инструменты, с руководимых бандитами производственных объектов «уехали» запасы металла, были срезаны все провода, а несколько специальных работников принялись снимать алюминиевые переплёты, гофрированное оцинкованное железо и прочий конструкционный материал, какой можно было легко переплавить (перештамповать) и продать. А удовлетворение бывшего киевского студента было тем полней, что он доподлинно знал такую аксиому: остановить процесс разрушения в сто раз трудней, чем процесс созидания. Впрочем, он сюда не созидать приехал.
Одновременно с разорением завода Биг вплотную занялся сбором интересующих его научно-технических данных. Ясное дело: сам он никогда бы с такой работой не справился. Поэтому новый гендиректор привлёк нового зама по науке, выдал ему очередную академическую премию и велел собрать на си-ди-ромовский диск всю имеющуюся бумажную информацию по разработке, техническим характеристикам и испытательным отчётам нового снаряда, «придуманного» российскими умельцами для стопроцентно эффективной «работы» с хвалёными американскими Ф-117.
Бывший главный инженер спорить не стал, премию принял с удовольствием, а когда Георгий Кондратьевич пообещал ему и бонус за скорость, то новый зам по науке, работая по пятнадцать часов в сутки, справился с заданием уже к концу пасхальной недели.
2
Клим Алексеевич Безменов, как честный трудолюбивый человек, всегда с презрением относился к пожеланиям удачи. Он старался находиться в стороне от воров, жуликов и прочих прохиндеев, чей дурно пахнущий успех в их сомнительной жизни зависел именно от удачи. В общем, бывший советский десантник не уважал какую-то рулеточно-картёжную удачу, но предпочитал преодолевать всякие трудности и достигать любых целей с помощью собственных воли, навыков и здоровья. Он предпочитал, а она, Удача, таки его подкузьмила.
Когда Клим закончил дела с Валькой и его вездеходом, он надул лодку (мотор Клим снял и забросил его на крышу вездехода) и поплыл вдоль берега в сторону Музыкального ручья. Этот ручей вытекал из Раздольного озера и впадал в Иртыш. В том месте, где ручей впадал в Иртыш, имелась землянка, про существование которой знал только Клим. Раньше о ней знал и дед, но он давно отдыхал на том свете, а Клим очень надеялся, что землянку ещё не обнаружили и не разорили. Само Раздольное озеро напоминало не совсем идеальной формы овал и имело площадь что-то около пятидесяти квадратных километров. И плыть вдоль берега до ручья представлялось занятием довольно нудным. Но Клим не хотел рисковать и отсвечивать на озере перед возможным стрелком с вертушки, буде таковая появится над озером в то время, когда бывший десантник станет сокращать путь.
- Вот именно, - пробормотал опальный испытатель, работая вёслами. Перевязка, которую наложил Марк Захарович, оказалась качественной, рана не кровоточила, а на боль Клим просто не обращал никакого внимания. Зато внимание пришлось обратить на течь.
- Ну, Валька, рыбак хренов! – помянул в сердцах покойника Клим, но предпочитал плыть, вычерпывая воду пластиковым ковшом, нежели причалить и тащиться по берегу. Тайга в районе, где Музыкальный ручей соединял озеро с рекой, изобиловала буреломом и пожарищами, каковые позже заросли совершенно буйной и почти непроходимой порослью. Продолжая упираться на коротких вёслах, плохо приспособленных для нормальной гребли, без устали вычерпывая воду, Клим невольно задумался о том, а хорошо ли он прибрал Вальку. Ведь от того, какие вопросы возникнут у следствия, могут возникнуть всякие проблемы у доктора Лялина.
«Да какое на хрен следствие, - успокаивал себя опальный испытатель, - вот ментам больше делать нечего, пьяного жмурика, погибшего от самовозгорания вездехода, тщательно расследовать. А что магнитолы с надувной лодкой на сгоревшем вездеходе не достаёт, так это ещё установить надо. А кто будет устанавливать? Наш районный криминалист Качанов, который тем и живёт, что со своим корешем, судмедэкспертом Потаниным, жрёт казённый спирт и делает фальшивые печати? Хотя Валькина супруга этого дела так не оставит и будет таскаться по инстанциям, пока её окончательно не пошлют на три буквы…»
Прикидывая так, Клим заметил, что течь увеличилась. И ковшик с прибывающей водой уже не справлялся. А лодка могла вот-вот затонуть. Приходилось приставать в удобном месте к берегу, лодку опрокидывать, снова спускать на воду и плыть дальше. Вот он и тащился до слияния ручья с Иртышём пять часов вместо двух запланированных. И даже не подозревал, что это ему так подгадила грёбанная Удача, баба гладкая, вульгарная, продажная и совершенно бесчувственная, предпочитающая глупым труженикам хитрожопых паразитов.
Когда Клим, наконец, оказался на месте и обнаружил землянку нетронутой, он так устал, что почти не испытал никакой радости. Бывший десантник, продолжая таскать себя почти на зубах, навалил в лодку камней, вынул клапан и оттолкнул её на середину ручья. Потом разобрал замаскированный вход в землянку, вполз туда сам, втащил вещи и без чувств свалился на лежанку.
3
Пробуждение Клима оказалось не из приятных. Удача, подгадившая ему с лодкой, решила не останавливаться на достигнутом и «подарила» своего клиента совершенно несвоевременной простудой. Болезнь оказалось тем более неприятной (и неожиданной), что до этого Клим вообще не болел (если не считать травм и похмелья) лет двадцать. Бывший десантник долго не хотел верить в то, что его скрутил смехотворный недуг. Не в силах заставить себя встать, он продолжал лежать, беспокойный сон сменялся болезненным бодрствованием вперемешку с невнятной дрёмой, пока, в полдень следующего дня, Клим не сполз с лежанки и не стал машинально делать разные первоочередные дела: он раскрыл вход в землянку, сгрёб ворох листьев с ветками и землёй с отдушины, затопил печку-мазанку и хотел собрать хворост, но чуть не потерял сознание.
- Ну, ни хрена себе, - пробурчал опальный испытатель, вернулся в землянку, снял с шеста подвешенную накануне аптечку и проглотил три таблетки: одну – аспирина, одну – парацетамола и одну – на всякий случай – анальгина. Он выпил воды из докторских запасов и сел на лежанку. Через пятнадцать минут его отпустило, и бывший десантник продолжил свои дела: собрал-таки хворост, подбросил его в печку, а затем нарубил сучьев и заставил себя съесть полпачки галет с куриной ножкой из тех же запасов.
Затем Клим достал из потайного места дедовский надувник и проверил его на профпригодность: накачал его имеющимся в землянке велосипедным насосом и спустил в ручей. Лодка испытание прошла успешно, и на ней можно было совершать недлинные путешествия, хоть в Суходолье, хоть в Алабинск-пристань. Данные населённые пункты находились на равных – в пятнадцати километрах – от землянки расстояниях. Но с путешествиями стоило повременить, а в первую очередь заняться собственным здоровьем. С тем Клим перебинтовал плечо, приготовил в дедовском котелке бульон из докторских кубиков, выпил его две кружки, съел ещё галет и прилёг на лежанку. Потом, когда землянка подсохла, Клим прикрыл вход, подбросил в печь дров, выпил ещё антибиотиков, накатил сверху водки и завалился спать.
«Говорят, таблетки с водкой мешать, вредно для сердца, - засыпая, вспомнил он, - вот и проверим, какое у нас сердце…»
Сердце не подкачало, однако болезнь не отпускала. Приходилось продолжать глушить её (и себя) таблетками и водкой. На третий день после прибытия на родовую заимку Клим наловил рыбы и сварил ухи. Уха оказалась полезней бульона из китайских кубиков. Бывшему десантнику значительно полегчало, он наелся варёной рыбы и снова завалился спать в жарко натопленной землянке. А чтобы его, как следует, прошибло потом, накрылся медвежьей дохой. Этого медведя завалил ещё дед Клима. И он, медведь, приснился спящему, рассказывал ему человеческим голосом о человеческих подлостях, одна из каковых – это охота на беззащитных медведей.
«Ничего себе – беззащитных, - возражал во сне Клим. – А кто прадеда моего, Варнаву Никанорыча, заломал?»
 «Двоюродный брат моей бабушки по материнской линии и заломал, - не спорил медведь. – А всё потому, что Варнава Никанорыч охотился по-честному, с рогатиной. А вы? Припрётесь зимой, когда самый сон, и ну по берлоге лупить дубьём. Пока, значит, не проснёшься и – на выход. А там – вы, да из карабина промеж глаз. Потом шкуру долой, а мясо – на выброс…»
 «Вот не надо, - отнекивался Клим, - мой дед медведей зимой не трогал. И мясо он никогда не выбрасывал…»
Но бурый персонаж Климовского сна удалялся на задний план, садился на велосипед и начинал кружить по манежу. А на расстоянии двух протянутых друг к другу рук от Клима появилась девушка, она беззвучно смеялась и кидала медведю конфеты.
«Лаура!» - узнал девушку Клим. Он хотел приблизиться к ней, но ноги оказались свинцовыми, а какая-то собака повесила на бывшего советского десантника бронежилет весом с полцентнера.
«Лаура!» - снова позвал девушку Клим. Ему стало во сне светло и радостно: его любимая жива и рядом с ним. Надо только напрячься, оторвать от земли ноги и подойти к ней.
Девушка повернулась к Климу. Она перестала смеяться, Клим увидел, как её лицо исказила гримаса боли, а на месте правого уха оказалась кровоточащая рана.
«Лаура!!!» - закричал Клим и проснулся. Голова кружилась, но не гудела. Пульс был почти нормальный. Четвёртый день пребывания бывшего десантника в охотничьей землянке стал днём его окончательного выздоровления. Клим выдержал санитарную паузу в три дня, и в ночь с воскресенья на понедельник, надув дедовскую лодку, поплыл к Алабинску-пристани.
3
Эта ночь выдалась морозная, ясная и безлунная. Клим, облачившись в родные одежды, взяв с собой из оружия один только нож, бесшумно пробирался к Новохамовке, посёлку из дворцовых новостроек, который появился в недавнее время на берегу Иртыша в пяти километрах от Алабинска-пристани. В посёлке жили местные богачи из властных чиновников, бандитов и предпринимателей. К одному из них Клим Алексеевич Безменов шёл в «гости». Человек, интересующий бывшего десантника, ворочал в районе лесозаготовками, состоял в большой дружбе с товарищем майором Корзуновым, бывшим начальником местной уфээсбы, и был заядлым видеодокументалистом. И жил сей удачно на отшибе, имел самую большую хоромину, которая занимала самый большой, огороженный колючей проволокой, участок. По участку бегали два отмороженных стаффордшира, одним своим видом отпугивая потенциальных ворюг.
Клим, воспользовавшись подходящей суковатой дубиной, оттянул нижний проволочный ряд над землёй и пролез на территорию лесозаготовителя. Он встал, достал нож и пошёл вперёд, чутко прислушиваясь к тишине. Клим знал, что стаффордширы не брешут, как обычные дворняги, но нападают на своих жертв молча. Так и вышло. Собаки вынырнули из темноты как духи и синхронно бросились на незваного гостя. Если бы Клим не был готов к атаке или страдал куриной слепотой, ему пришлось бы кисло. Но бывший советский десантник, прибавивший себе опыта нелицеприятного общения с разным диким зверьём в Африканском заповеднике, сделал выпад навстречу и чуть в сторону. Одновременно он воткнул нож в глаз одной из собак и моментально сбросил её с лезвия так, чтобы она «помогла» другому стаффордширу сойти с нужной траектории. Напарник убитой собаки, рассчитывавший схватить жертву за плоть в области шеи или головы, неловко кувыркнулся и обиженно тявкнул. Клим упал на него и вторым точным проникающим ударом в голову между ушей почти без звука убил второго стража покоя местного бизнесмена.
Вынув нож из жертвы и вытерев его о траву, Клим почувствовал сожаление: он не любил убивать животных, но не мог поступить иначе.
- Ладно, пошли дальше, - буркнул он и погнал, уже почти не таясь, к «дворцу» лесозаготовителя. Опальный испытатель знал, что местные богачи никого в своей вотчине не боятся, поэтому не держат никакой, кроме собак, охраны. В силу этого Клим рассчитывал без осложнений проникнуть в загородный особняк местного предпринимателя. Подойдя к строению, он задумчиво посмотрел на незастеклённый фасадный балкон второго этажа здания. Балкон располагался невысоко, и бывший десантник, подпрыгнув, смог ухватиться здоровой рукой за чугунный прут фасонного переплёта. После чего он легко – раненное плечо уже почти ему не мешало – вскарабкался на площадку внешнего архитектурного украшения «избы» районного олигарха. Балконная дверь оказалась незапертой, и Клим вошёл в дом. И очутился в одной из спален, где, ужасно храпя и чавкая во сне, дрыхла какая-то баба. Именно из-за него (из-за невнятно доносящегося храпа), бывший десантник ещё на земле понял, что балконная дверь прикрыта не плотно.
«Татьяна Васильевна Шарыгина, - машинально отметил Клим, минуя комнату, - главный бухгалтер АОЗТ «Ёлочки точёные», каковым АОЗТ рулит её родной братан, Шарыгин Иван Васильевич».
Судя по запахам, плавающим в комнате, сестра лесозаготовителя плотно поужинала и хорошо выпила.
Клим тихо миновал комнату, вышел в смежное помещение и, иногда подсвечивая себе зажигалкой, стал безбоязненно обследовать дом. Планировка в доме оказалась замысловатой, но бывший десантник таки набрёл на комнату с домашним кинотеатром и огромной, на всю стену, видеотекой.
- Эге! – невольно воскликнул опальный испытатель, оценив размеры стеллажа, набитого видеокассетами. Кассет, навскидку, было не меньше пяти сотен. Клим обескуражено приблизился к стеллажу и тотчас воспрянул духом: «образованный» хозяин АОЗТ педантично подписывал все кассеты. Больше того: на каждой полке стоял тематический указатель.
Клим огляделся, увидел торшер и придвинул его к деревянному сооружению. Затем плотно задёрнул шторы на окне комнаты, включил торшер и стал изучать надписи.
- Любительское порно, боевики, порно со звёздами областной филармонии, ужасы, зарубежное порно, частное порно… чтоб ты сдох! детское порно… пришить его, что ли? со всей поганой семейкой? бытовые торжества… Ага!
Клим остановился на торжествах и стал изучать кассеты под этим указателем. Пока не наткнулся на одну, подписанную несколько мудрёно.
- День тезо-имени-тства дорогого друга Михаила Сергеевича Корзунова, - с трудом прочитал Клим и выдернул кассету из плотного глянцевитого строя. Уже вставляя кассету в видеомагнитофон, бывший десантник сообразил, что под тезоименитством Иван Васильевич имел в виду обыкновенный день рождения бывшего начальника местного УФСБ.
- Надо же, тезоименитства, - бурчал Клим, нажимая кнопки «проигрывателя», - вот уж по-человечески им, падлам, и писать в лом...
Своё ворчание бывший десантник «украсил» несколькими нецензурными выражениями и пожеланиями хозяину ни дна – ни покрышки. Однако местный бизнесмен, не обладающий телепатическими способностями, дрых в своей царской кровати в трёх метрах от благоверной. Вместе с ними, объевшись и обпившись, без чувств дрыхла остальная семья лесозаготовителя: шестипудовая тёща, сухонькие папа с мамой, старшая сестра – горькая пьяница, и детки – милые конфетки. И никто из них, кроме толстого ленивого сибирского кота, не ведал, что в доме ошивается посторонний. И не только ошивается, но нахально пользуется домашним кинотеатром.
А Клим уменьшил звук на «проигрывателе» и стал смотреть записи. Но ничего интересного не увидел: на одной компания, где присутствовал друг семьи, товарищ майор Корзунов, ела, пила и веселилась. Пока не упились, гости и хозяева говорили прочувствованные речи за борьбу с коррупцией, незыблемость закона с порядком под бдительной охраной российских ФСБ и МВД, процветание бизнеса, укрепление демократии и усиление единства в новой партии «Единство». Каждый выступающий обязательно поминал хвалебным словом президента, губернатора и пару-другую влиятельных не то государственных чиновников, не то воров в законе. Потом всем миром швыряли тортами, холодцом и даже салатом оливье в приглашенных официантов. А в том месте, где один важный гость, до этого троекратно целовавшийся с товарищем майором, стал приставать к какому-то смазливому хлопчику из эстрады, запись пошла ходуном и прекратилась.
- Вот дерьмо, - прокомментировал Клим «киношку». Он машинально позыркал по полкам и обнаружил сотовый телефон. Бывший десантник примерно знал, как обращаться с таким «бытовым» приспособлением, включил его, посмотрел записную книжку, обнаружил интересный номер с позывными и задумался. Затем Клим выключил телефон и сунул его в карман. А потом снова запустил видак и несколько раз внимательно прослушал ту часть выступлений товарища майора Корзунова, когда он был ещё не пьян и говорил нормально.
«Жалко, записать не на что», - подумал он. В принципе, могла пригодиться автомагнитола, но её аккумулятор сдох, а чтобы его подзарядить, требовался специальный выпрямитель. Валька выпрямитель с собой если и возил, то Клим не догадался поискать этот нужный прибор в вездеходе. А надеяться найти что-то похожее в «избе» лесозаготовителя было глупо.
С этой мыслью Клим вырубил ящик и пошёл на выход. Покидая домашний кинотеатр, он глянул на настенные часы – 2 часа, 15 минут – и выключил торшер. В коридоре бывший десантник чуть не наступил на кота, который от нечего делать бродил по дому. Кот неуклюже увернулся, обругал пришельца на своём кошачьем языке и побрёл в подвал, делать смотр мышам, таким же толстым и ленивым. А Клим продолжил свой путь, намереваясь выйти там, куда он недавно проник. Его поход по коридорам и лестницам сопровождался разноголосым храпом. Храпели все, начиная с хозяина особняка и кончая его пятилетним сынишкой.
4
Помимо прочих навыков и способностей, Клим Алексеевич Безменов обладал умением имитировать чужие голоса и характерные звуки. Это его умение обнаружилось в детстве, когда он первый раз пошёл с дедом на охоту. Дед снарядился на уток, он, засев с внуком в специальном месте, стал подзывать глупую птицу манком, а Клим вторил деду без всякой «дудочки» и вышло у него не хуже. С тех пор и пошло. Клим на смех передразнивал участкового инспектора добряка младшего лейтенанта Васина, директора школы, лаял на все возможные собачьи голоса, «пел» на токовище, а в учебке орал побудку голосом самого батальонного командира подполковника Всеправского. И у него так хорошо получалось (в учебке), что вместе с молодыми бойцами просыпались дембеля-сержанты, предпочитавшие дрыхнуть в каптёрках и прочих укромных местах помимо общей казармы.
Теперь пришла пора вспомнить свои навыки в подражании человеческих голосов. Клим покинул пределы владений лесозаготовительного олигарха, добрался до места своей временной засидки и, не откладывая дела в долгий ящик, принялся по памяти надиктовывать речь товарища майора Корзунова. И, надо отдать тому должное, достичь хорошего уровня её подражания не составило бывшему десантнику большого труда, потому что вышеупомянутый товарищ майор отличался некоей косноязычностью и любил засорять свою речь разной словесной ерундой. Поэтому, наверно, он и не мог перебраться в область и выше. Пока ему не случилось оказать кому надо соответствующую услугу.
- Кхэк… муть зелёная… дружебан ты мой сизокрылый… задница ядрёная… кхум… - выговаривал опальный испытатель слова-паразиты и труднопроизносимые междометия, на всякий случай прислушиваясь «по сторонам». Его время ещё не вышло, кругом стояла темень и до первых петухов оставалось часа два с лишним. Тем не менее, осторожность ещё никому никогда не помешала.
- Кхэк, Ванятко, дружебан ты мой сизокрылый, задница ядрёная…
Спустя двадцать минут «эстрадных» упражнений бывший десантник взялся составлять целые предложения.
- Вот что я тебе скажу, Ванятко, задница ядрёная, а ты слушай меня, как есть внимательно, дружебан мой сизокрылый…
Тем временем вдали застрекотал вертолёт.
«МИ-4-ый», - определил Клим и подсел ближе к воде. Он перестал бормотать, глянул на часы – 4.07. – и закурил. Вертолёт, не приближаясь к месту засидки опального испытателя, протарахтел по прямой с юго-запада на северо-восток.
«Знать бы, что в городе делается, - пришла мысль не первой свежести. – Человека, что ли, нанять?»
Клим уже думал об этом. Так же, как и о необходимости посетить свою родовую избу в Суходолье, где у него имелась захоронка со всей его «цветной» и деревянной наличкой. И если над темой изъятия необходимых денег из тайника следовало работать впредь, вплоть до претворения теории в практику, то мысль о найме своего человека можно было оставить как непроизводную к действию. Потому что, какое на хрен производство, если все кругом скурвились до того, что готовы сдать кого угодно за бутылку водки? А почему нет, когда пора подвигов канула в проклятое советское (а местами – и царское великодержавное) прошлое, но пришла пора повсеместного предательства, всевозможной коммерции и самого аморального паскудства.
- Это точно, - буркнул Клим в ответ своим непатриотичным мыслям, загасил сигарету и принялся снова бормотать голосом товарища майора Корзунова. Затем, когда вдали сквозь звонкую морозную тишину ясной сибирской весенней ночи прорезался первый крик какого-то петуха, дальнего родственника жаворонка, Клим встал, размял ноги, помахал руками, помассировал заживающее как на собаке плечо и стал укладываться спать. Перед сном он тщательно «прибрался» так, чтобы его не могли обнаружить, даже наступив на него спящего. Хотя насчёт «наступить» вряд ли, потому что спал бывший советский десантник чутко как заяц. К тому же приготовил полдюжины специальных сигналов. Засыпая, Клим глянул на усыпанное холодными звёздами ясное морозное небо, на секунду ему почудилось имя любимой, высвеченное в ковше Большой Медведицы, и ему стало так хреново, хоть вой. Да ещё этот живучий Биг Смол. Вот же взялся откуда-то, испоганил жизнь простого заводского испытателя и встал на пути так, что или он, или Клим. Но ведь это к лучшему? А то жил бы себе простой заводской испытатель и знать не знал бы, что убийца его любимой жив – здоров, бегает себе по грешной земле ногами хорошо прикинутого джентльмена и разве что с морды не того. А так – будьте любезны! То есть: будем посмотреть – кто кого. И неважно, что этот упитанный хорёк при власти, деньгах и многочисленной свите хорошо вооружённых холуев, которые горят желанием завалить своего земляка не то за деньги, не то за ордена мужества, не то за простое продвижение по службе. А теперешний генеральный директор военного завода в Алабинске будет тем живей и толще, чем быстрее опрокинется он, бывший советский десантник Клим Алексеевич Безменов.
«А вот хрен вам всем», - подумал Клим, услышал второй вопль давешнего «жаворонка» и заснул.
5
Последние трое суток вертолёт с биосенсором и поисковой командой летал не так интенсивно. Однако население, взбодрённое обещанием награды за указание места нахождения диверсанта, нет-нет и разрешалось каким-нибудь тревожным сообщением. И команда, загрузившись в многострадальную машину, снова улетала на поиск. Сеня Мазин косил под недееспособного раненного (что-то отвращало честного Сеню от участия в этих грязных играх), поэтому его вертолётом рулил милицейский пилот, некто Генрих Шоммер по кличке Шнапс. А команду составляли Дмитрий Александрович Антонов, Виктор Степанович Густомылов, старший лейтенант Петренко, господин Капустин и двое рядовых бойцов, один из которых был профессиональным следопытом. Они все сидели в пассажирском отсеке, и вяло переругивались. Каковая вялость выражалась лишь в самом духе пререканий, поскольку, вяло переругиваясь, приходилось-таки кричать.
- Ой, не верю я в эту очередную наколку, мать-перемать! – орал господин Капустин. – Ох, и сволочь народ: пообещали ему бабло, вот и прётся показывать на любое дерьмо в любом месте!
Сам господин Капустин год назад заказал своего подельника по бизнесу за три штуки долларов. Ну, чтобы увеличить собственную долю в прибыли от вышеуказанного бизнеса на целых пятьсот долларов в месяц.
- А может быть, мать-перемать, в этот раз как раз верняк с наколкой! – драл голос бодрый старший лейтенант Петренко. Он спал меньше всех, но выглядел как огурчик. Много спать ему не позволяла его ревнивая жена, которая денно и нощно торчала на запасной взлётке, требовала постоянного (в перерывах между поисками) к себе внимания со стороны супруга, но и сама не плошала. Содержала, то есть, и себя, и отменный украинский борщ из сибирской свинины в горячем виде.
- Ты не молчи, родной, ты чё-нибудь да говори! – орал в свою очередь капитан Антонов, сунув голову в рубку пилота. В принципе, в вертолёте имелся комплект ларингофонов, но всем уже осточертело держать обода на головах, поэтому все просто орали, а иногда – по инициативе пилота – он использовал громкоговорящую связь.
- А чё говорить? – огрызался Шнапс, вглядываясь в экран биосенсора. – Пока пусто… А то вот, глянь, побёг кто-то!
Немец по национальности, рыжий, конопатый и долговязый Шнапс изъяснялся по-русски как обыкновенная «глухая» деревенщина. Как он изъяснялся по-немецки, никто никогда не слышал. Он высвечивал предполагаемое место подачи сигнала на биосенсор прожектором, выхватывал из ночной мглы зайца, стригущего по редколесью, и объявлял по интеркому:
- Вижу зайца!
- Зайца не тронь, - сонно бормотал рачительный хозяин тайги районного масштаба Виктор Степанович Густомылов.
- А вот, кажись, косуля! – азартно докладывал сибирский немец Шнапс.
- И косулю не тронь, - бубнил господин Густомылов, - а то штрафом задавлю…
- А вот и целый сохатый!
- Сохатого тем более не тронь…
- Я этого гада, если поймаем, пытать буду! – горячился господин Капустин. – Ух, как я его пытать буду!
Он азартно сжимал цевьё своей лупары правой рукой, левой кому-то грозил и сучил ногами по рифленому металлическому «полу» вертолёта.
- Человек! Человек! – завопил Шнапс, высветив характерную фигуру. – Вижу человека!
Члены поисковой группы оживились, кто прилип к иллюминатору, кто схватился за оружие, а господин Капустин первый высунулся из открытого люка и, забыв об обещаниях пытать диверсанта, принялся бомбить из своей именной лупары по освещённому человеку. Человек, надо сказать, оказался мужчиной. И перед тем, как по нему начали стрелять, он делал сразу три дела: справлял малую нужду, приняв характерную для «исполнения» мужской малой нужды позу, прикрывал свободной ладонью глаза козырьком и таращился вверх, на нарисовавшийся вертолёт с включённой подфезюляжной «фарой». Когда писающий на просторах бескрайней Сибирской тайги мужик услышал первый выстрел, он логично присел, а затем, придерживая брюки двумя руками, неловко сиганул в кусты. А так как стрелял господин Капустин из рук вон хреново, то человек, сиганувший в кусты, отделался средним по тяжести испугом и закономерно отсыревшими штанами.
- Караул! – обиженно вякнул мужик с отсыревшими штанами. – Убивают!
Господин Капустин тем временем взялся набивать магазин новой порцией патронов, а Шнапс, высветив характерную палатку, из которой торчало две «любопытные» головы, сделал новый комментарий:
- Братцы! Так это обыкновенные охотники! Отбой, то есть, тревоги…
- Что значит – отбой? – заволновался господин Густомылов. – А ну, бегом марш вниз к палатке!
- Сейчас, разбежался! – возразил ему Шнапс и вопросительно глянул на старшого, капитана Антонова.
- Да, ты чего это тут раскомандовался? – прокричал Дмитрий Александрович.
- Гриб поганый! – добавил Шнапс, имевший на Виктора Степановича свой особенный зуб.
- Как это – чего?! – заорал господин Густомылов. – Так это ж браконьеры! Они же народное добро разграбливают! А разве ж можно допустить, чтобы за такие дела не наказывать?! А ну, садись тут и никаких гвоздей!
- Да пошёл ты! – рявкнул Шнапс.
- А может, присядем? – предложил следопыт. – Поспрашиваем: кто, куда, что видели?
- Конечно, поспрашиваем! – поддержал инициативу следопыта Виктор Степанович.
- А вот я вас сейчас! – заверещал господин Капустин и попытался снова открыть стрельбу.
- Отставить! – заорал капитан Антонов, а лейтенант Петренко оттащил отморозка от люка.
- Ну, ты, дебил! – высказал своё мнение бравый молодец Петренко.
- Хрен с ним, садись! – распорядился капитан Антонов.
Шнапс недовольно помотал головой и пошёл на посадку. Да так со зла шваркнул машину оземь, что члены команды повалились на «пол», а отморозок Капустин кувыркнулся за борт. Падая, Шнапс переключился на верхний прожектор, и осветил уютную браконьерскую идиллию: двухместную палатку советского образца, изготовленную в братской Польше, дотлевающий костерок и специальную раму, на которую недавно натянули шкуру освежеванного лося. Рядом с рамой валялись развесистые рога. А из палатки высовывались уже три «любопытные» головы, потому что писающий мужчина таки успел спрятаться под братским тентом.
- А ну, кто тут есть, вылазий с головы до жопы на свежий воздух! – звонко приказал старший лейтенант Петренко, когда все рассредоточились, а ротор перестал греметь лопастями.
- На выход из палатки, арш-арш! – хорошо поставленным голосом повторил приказ господин Густомылов.
Головы переглянулись и стали совещаться.
- Так, который тут диверсант? – кровожадно поинтересовался господин Капустин, выпирая на передний план.
- Да отнимите у него ружьё! – велел Дмитрий Александрович.
Петренко дал бизнесмену кулаком по колпаку и, когда тот присел, ловко его обезоружил.
- А в чём дело, господа?
Одна из совещающихся голов повернулась на призывы со стороны прибывших, а затем на свет выползло и туловище, облачённое в хорошую охотничью амуницию с каракулевой и бобриковой оторочкой. Это оказалось довольно дородное туловище, принадлежащее моложавому дяде с голосом уверенным, но с некоторым в нём колебанием.
- В чём дело, говоришь? – налетел петухом на моложавого дядю господин Густомылов, законный радетель за охотничьи угодья родного района.- А это что такое? А это?! Ах, ты, рыло!
Виктор Степанович, брызжа слюной, стал тыкать в раму и указывать на саму тушу, высоко подвешенную на березё. От туши, кстати, уже изрядно отъели. Не то лесные звери-воришки, не то сами охотники.
- Это кто тут рыло? – стал надуваться дядя. – Да как вы смеете мне вообще тыкать?!
- Что? Как?! Ах, мать твою перемать! – завизжал господин Густомылов. – Да ты вообще каковский?!
- Я не каковский, - важно ответил дядя и переглянулся с приятелями, которые также вылезли на свет прожектора и, оправившись от первого испуга, горделиво охорашивались. – Я заместитель избирательной комиссии Омска Сигаев Василий Петрович, а это…
- Вы, Василий Петрович, того, не надо расшаркиваться перед всяким неизвестным, - властно прервал речь артельщика другой браконьер, важный и бровастый мужик в унтах, бухарском халате и собачьем треухе. – Пусть представится…
- А ты кто такой, чтобы я тебе представлялся? – заволновался Виктор Степанович.
- Я Гаврюкин, директор Омскхимбытреммаша, - солидно заявил обладатель странного охотничьего «гарнитура» и по-брежневски насупил брови.
- Говнюкин? – переспросил очнувшийся бизнесмен Капустин. – Нет, не слышал.
- Не Говнюкин, а Гаврюкин, - совершенно не обидевшись, поправил его бровастый. – Я с друзьями здесь по рекомендации самого Геннадия Андреевича…
- Зюганова? – злобно ощерился дубовый предприниматель.
- Да нет же, не Зюганова, а Мордасова, - досадливо отмахнулся бровастый. – Председателя депутатской комиссии облгосдумы по лесным угодьям.
- Как – Мордасова? Неужели – самого Мордасова?! - забуксовал господин Густомылов.
- Вот именно! – поддакнул писающий. – Он лично связывался с мэром Устюговского района, и ваш мэр в курсе, что нам санкционировали отстрел одной головы крупной сохатой дичи в его районе. Так что вы можете лично связаться со своим мэром, но прежде представьтесь, чёрт побери! Чтоб я знал, с кем судиться за то, что по мне открыли стрельбу… без предупреждения!
- Ах, Устюговского! – запел Виктор Степанович. – А известно ли господам, что вы давно уже за пределами данного района? И что перед вами начальник рыбохотинспекции Алабинского района Густомылов Виктор Степанович! На территории какового вы теперь находитесь!
- Какая разница? – пожал плечами отороченный бобриком и каракулем. – Лось-то Устюговский. Мы его от самой Плещеевки гнали.
- Но здесь же Алабинский район! – надрывался Виктор Степанович. – У нас свои законы, и с нами никакой Геннадий Андреевич Мордасов не связывался! Поэтому, господа, я вас арестовываю, а дичь, шкуру, рога и снаряжение конфисковываю. На основании поправки номер 117 к четвертому исправленному дополнению в положении о районировании деятельности губернской рыбохотинспекции в части нарушения запрета охоты на крупную сохатую дичь!
- Чё он городит? – удивился писающий, обращаясь к бровастому.- Какие – такие свои законы? Мы, чай, в одной стране живём и под одним авторитетом ходим?
- Па-пра-шу! – пел господин Густомылов.
- Документик покажите! – возразил отороченный.
- Па-пра-шу! – продолжал петь Виктор Степанович, специальным жестом извлекая удостоверение.
- Действительно, главный районный инспектор, - пробормотал отороченный. – Что ж, господа, скинемся по пятьсот рублей, чтоб не вонял?
- Но мы в своём полном праве! – пошёл в отказ писающий. – Не стану я скидываться…
- Как – по пятьсот?! – по-бабьи ахнул господин Густомылов. Его от такой наглости чуть кондрашка не хватила. Да и то: ведь он привык брать с пойманных на месте преступления браконьеров, заваливших без разрешения лося, двадцать тысяч рублей. И те, кто не мог расплатиться, попадали в долговую кабалу к новому русскому государственному чиновнику. И отрабатывали долги, как придётся.
- Да лучше скинуться, - гнул свою линию отороченный.
- Вот именно! Скинуться! И по десять тысяч, не меньше! – бесновался Виктор Степанович.
- Что?!!








 (12) Название банка вымышлено, хотя, кто его знает, сейчас много банков





 (13) Ель по-английски fur-tree





 (14) Вяленая сушёная рыба





 (15) Моторная лодка японского производства





 (15) Хорошо по-испански





 (17) В описываемые времена ещё пользовались автомагнитолами