Только не захлебнись. Глава 23

глава 23
Я сидела в этой дыре уже, наверное, трое суток. Об этом свидетельствовали три стеклянных бутылки воды, если я не ошибалась. Каждый день, я полагаю, мне приносили по бутылке воды, которые так и остались нетронутыми, одиноко стоять в углу. Я просто ждала помощи, а спасать меня никто не приходил.
Это чувство, как будто ты тонешь в колодце, вверху видишь маленькую точку света, и это, наверное, последнее, что ты увидишь в этой жизни. Всё так глупо и наигранно, и ты вроде понимаешь, что это конец, но отказываешься верить. О, это мерзкое чувство, когда ты теряешь осознание окружающего тебя мира, когда ты теряешь осознание собственной личности, когда смутно понимаешь, кто ты, где ты, и что ты представляешь собою в этом мире. Всё настолько мерзко и противно, что хочется выпрыгнуть из собственного тела. И единственное, что ты можешь сделать, это сделать последний жадный вдох, и позволить воде наполнить твои лёгкие. И что будет дальше?..
От имени Влада.
Я выкурил уже четыре пачки сигарет, но легче не стало. Сжимая в руках её кулон, я медленно, с ужасом осознавал, что потерял самое дорогое, даже не пытаясь её спасти. Серебренная полная луна отражалась в серебре кулона, лежащего у меня на ладони, в голове прокручивались воспоминания о ней.
Когда пришёл конверт, я сначала ничего не понял. Я сто раз перечитывал записку, на которой ровным почерком вывели: «Ничего не вечно». И только лишь тогда, когда я нашёл на дне конверта маленький серебренный полумесяц, с ужасом осознал, что являлось не вечным для меня.
Всё изначально пошло не по плану. Я неправильно вышел, неправильно оставил открытую дверь, неправильно придумал и осуществил план. Почему я начал осознавать, насколько просчитался только сейчас? Как я мог поставить на кон её жизнь? Она ведь была так молода... Ещё не осознала всех радостей жизни, чтоб умереть сейчас. Господи, я бы отдал всё на свете, даже собственную жизнь, лишь бы она жила…
В глазах противно защипало, и капля влаги упала на грудь. Когда в последний раз я плакал? На похоронах матери? Или в последние дни её жизни? Тогда я пообещал ей, что буду сильным. Что больше никогда не буду плакать.
– Прости, мам, – прошептал я в темноту, и горло судорожно сжало, – прости, что не сдержал своего обещания…
Я выбросил тлеющий окурок в пепельницу, и решительно поднялся с кресла. Я убью эту тварь, чего бы это мне не стоило. Я отомщу за мою девочку, даже если ценой этого всего будет моя жизнь.