Бездна. Глава 7-3. Самая Счастливая ночь

   Первый вечер прошел в простых разговорах и нежностях.

   После благодарственной вечерней молитвы мы долго сидели на крыльце нашей террасы, смотрели на луну, звёзды, на причудливые переплетения стволов, ветвей и лиан на фоне освещённых лунным светом лёгких облаков, на лунную дорожку в океане и строили планы на будущее. Светланка подсчитывала, сколько у нас будет мальчиков и девочек, какие она будет шить им наряды. Ольга, пользуясь полумраком, украдкой целовала меня. Я с благоговением проводил пальцами по Оленькиным пальчикам, волосам, плечам, спине.

   С наступлением ночи мы молча слушали пение ночных птиц и треск насекомых. Девочки с двух сторон тесно прижимались ко мне, изредка вставляя замечательные простые слова. У меня кружилась голова от их слов, милого запаха волос, от нежданного исполнения всех желаний. Я получил всё: райский остров без государства и коммунизма, пора бы уж забыть об этом, без армии, контор, без холодов и даже без колючек, мух и комаров. Исполнились вдруг мечты о чистой и прекрасной любви без нарушения закона.

   Главное — меня любят и жаждут моей любви. Быть может, я забуду теперь о пошлости и грязи “цивилизованного” мира, и мы будем в вечной идиллии жить в гармонии с природой и простыми, прекрасными туземцами.

   А страстно желанный секс?! Не стоит торопить события, чтобы наши отношения на много лет вперёд и даже на целую жизнь не были омрачены насилием.

   Я ощутил телом трепет Оленёнка и ещё крепче прижал её голову к себе, глубоко вдохнув головокружительный аромат её волос.

   Светланка незаметно уснула, положив милую головку на мои колени. Я легонько прикасался к её волосам и старался не двигаться. Потом перенёс девочку на топчан в “нашей” комнате и вышел к Оленьке. Я прижал её голову к своей груди и почувствовал, как она дрожит всем телом от волнения. Я понял: она ждала меня целый день, чтобы сказать нечто весьма важное. Настолько важное, что почти не могла от напряжения говорить. Вместо слов она прильнула ко мне и долго плакала.

   — Тоскуешь о родителях… или боишься первой ночи? — спросил я, целуя её слёзки.

   — Да… — прошептала она.

   Я не понял, к чему относится это “да”, но она так крепко обняла меня, что я обо всём забыл, забыл, пока целовал её волосы и мокрые глазки.

   Чтобы не смущать Ольгу и не разрушать идиллию ночи, я лёг, не раздеваясь, рядом со Светланкой и тихо позвал:

   — Оленёнок, пора спать. Утро вечера мудренее.

   Ольга, не раздеваясь, легла на мою руку, тесно-тесно прижалась ко мне и быстро затихла.

   Я лежал на мягком топчане рядом со своими маленькими жёнушками и наслаждался воспоминаниями о прошедших семи днях. Стыдливо предвкушал, как однажды, уединившись с одной из них — не делать же это на виду у другой! — я близко-тесно прильну в девичьему телу.

   Я боялся думать только об Алинёнке, потому как знал, что она всё ещё в моём сердце занимает добрую половину. Но здесь — реальные, любящие и любимые жёны. Там — простое недоразумение извращённого сладострастника. Ребёнок, у которого свой жизненный путь, на котором я был бы лишь помехой. Но сердце в груди стучало: “Я — предатель — я — предатель”.

   Я мысленно поставил девочек рядом. Оленёнок — Алинёнок… Как я хотел отождествить Алинку с моей Олюшкой, хотя Алина на несколько лет младше. Нет, не самих девочек — как можно?! — а мои чувства к ним, чтобы в своих же глазах не прослыть предателем. Но это желание, это наваждение прошло в первые же дни. Алина — там, далеко, она просто милая девочка, которой уготовано неведомое мне будущее. Здесь — иное. Но любовь ли то, что можно променять? Любовь ли то, что может возникнуть вдруг взрывом внезапной страсти?

   Что значит моя вспыхнувшая страсть к Алинке, к Оленёнку?! Я — ничтожество: оставил Алинку по идейным соображениям — коммунизм, видите ли, не нравится. Чуть не предал мою любовь из-за пустякового синяка! А что будет дальше?

   Я шепнул-пожаловался Мишке, свернувшемуся на подушке в объятиях Светланки:

   — Разве я предатель? Там я никому ничего не обещал. А мои извращённые мысли ни к чему меня не обязывают.

   Мишутка сладко зевнул и проворчал:

   — Придумал проблему… Там тебе ничего не светило. Алина подрастёт, выйдет замуж. Ну, дождёшься её совершеннолетия… Прыщики, косметика… однокурсники с ней начнут заигрывать. Тебе это надо?

   — Мишка! От тебя ли я это слышу?!

   — Я ответил так, как ответил бы ты сам. Спи. И мне не мешай.

   Я хотел обидеться на Мишку, но подумал, что обижаться не стоит — он прав!

   Глупец, казнил себя, что променял любовь к Алинке на любовь к Оленёнку… Оленька, девочка, испытавшая ужас медленного умирания от жажды над Марианской бездной. Ставшая заботливой матерью для маленькой Светланки. По-взрослому понимающая жизнь, с детским ужасом в глазах, безропотно ожидая смерти в образе страшных дикарей, защищала свою маленькую подружку. Но дикари оказались добрейшими людьми, и Оленька прониклась к ним чуткой любовью. Девочка с худенькими ручками, с неведомой мне грустью в глазах, по-детски осознавшая, что на далёком острове поздно или рано ей уготована участь стать моей женой. И полюбить меня — за что? За просто так! Просто потому, что её маленькое сердечко по-взрослому готово к любви и самопожертвованию!

   Что есть моя любовь?! Если бы не вьющиеся шелковистые волосы Оленёнка, если бы не милое до безумия личико, и не тринадцать лет — смог бы я полюбить? Я попытался представить, как будет выглядеть Оленька через десять, тридцать, пятьдесят лет. Воображение рисовало утешительные картины. Её лицо может быть весьма привлекательным, как у благородных женщин на лучших картинах известных художников, как у милейших старушек из русских сказок.

   А если нет? Мог бы любить её тридцатилетней беременной женщиной, трижды мамашей с тусклым от недосыпания взглядом? Сорокалетней строгой дамой, да-да, как наша историчка? Если да, то есть Любовь с большой буквы. Если нет — то бежать мне быстрее на необитаемый остров и провести остаток жизни отшельником, лишь бы не портить атмосферу райского острова своей грязной похотью!

   Мне стало стыдно перед Оленёнком. Она — совсем ребёнок, играет со Светланкой в детские игры, любит, чтобы я рассказывал сказки. В то же время в ближайшие дни ей предстоит познать настоящий взрослый секс. Страстно желанный секс непременно ассоциируется у меня с чем-то непомерно пошлым: грязными словами, алчной похотью, пьянкой, извращениями, проституцией, с собственными разбойничьими мечтами. Теперь мне придётся научиться любить так, чтобы возвышенные чувства, страстность, жертвенность и секс соединились в одном слове: Любовь. У кого научиться? — у неё!

   Я представил себе, что буду лапать, как обезьяна, такую чудную, хрупкую девочку, раздвигать её ножки и делать ей больно. Возможно, даже применять насилие для укрощения детской робости и стыда. Это при том, что я испытывал к ней чувства исключительно нежные.

   Честнее и достойнее хранить до поры её невинность, довольствоваться нежными объятиями и поцелуями в её чистый лобик и нежные щёчки. Но столько лет дожидаться совершеннолетия? — не выдержу! Слишком волнующий аромат волос, так нежен голос и прекрасно её лицо! Я сдамся без борьбы в первую же неделю или в первый день!

   А Светланка совсем ребёнок. Пусть она считает себя законной женой, но трогать её не буду. Вырастет, поумнеет, а там поймёт, что быть женой — это не просто целый день держаться за руку, вести домашнее хозяйство, гладить бороду и целоваться каждую минуту.

   Сердце ещё немного капризничало. Я снова хотел было накручивать себе вину, что так быстро променял Алинку на Оленьку, но рядом с собой услышал стон и жалостное поскуливание.

   Я сначала подумал, что Светланка увидела страшный сон. Но плач раздавался с другой стороны.

   — Оленёнок, миленькая девочка! Ты плачешь, что с тобою?

   Девочка уткнулась мне под мышку, с трудом сдерживая рыдание. Я высвободил руку из-под Светланкиной головы и крепко прижал к себе Олюшку. Она прямо-таки тряслась от молчаливого рыдания.

   — Не пугайся, я почти каждую ночь просыпаюсь и плачу, — всхлипывая, шептала Оля, когда судорога рыдания немного прошла. — Может, теперь буду плакать поменьше… Я постараюсь…

   — Плачь, моя ненаглядная, если тебе от этого легче… И всегда со мною делись. Горе в одиночку труднее переносить. Поделись со мною своей болью.

   В лунно-светлячковом полумраке мне показалось, что она отрицательно качала головой.

   Сначала я подумал, что это из-за Светланки. Несомненно, женщины, как и мужчины, страшные собственники. Но Олюшка заверила меня, что она не представляет нашей жизни без её названной сестрёнки.

   — Папу жалко? Но ещё есть надежда — вы же спаслись! Пусть прошли месяцы, но вдруг он на соседнем острове ждёт тебя.

   Оленька согласилась со мною, но у меня остались подозрения, что нечто другое гнетёт её.

   Если её отец и Светланкины родители найдутся, то идиллия будет под вопросом, наверняка будут неприятности с законом, но ради любимых — я готов пожертвовать своим счастьем!

   — Можно, я иногда буду плакать на твоей груди?

   Я крепко-крепко прижал Оленёнка к своей груди, а у самого из глаз полились обильные слёзы.

   Через пять минут в светлячковом свете я увидел её счастливую улыбку. Теперь она меня утешала и целовала мои мокрые глаза.

   — Я верю, ты спасёшь нас…

   — Мы всегда, вечно будем вместе! Со мной ты будешь в полной безопасности. Оленёнок, я люблю тебя так, что ничто, никто и никогда не разлучит нас.

   Так мы постепенно и затихли, утешая друг друга и обещая друг другу поддержку, верность и вечную любовь. Я поклялся Оленьке, что обязательно сделаю, чтобы на острове девочки жили, как в сказке. Это и так сказочный остров? Чунга-чанга… остров счастья и добра? Но и на счастливом острове они получат ещё большее счастье, чем можно даже представить.

   Перед тем, как уснуть я ещё поразмышлял о своём лукавстве. Ловко прикрываясь законом острова о ранних многоженных браках, я воспользовался им (как бы даже ни в чем не виноват) только лишь в своих интересах. Если разобраться, то я и правда, лишь жертва туземного закона. И никакой не похотливый кобель, а простой парень-студент, волей случайностей и судьбы попавший в необычные обстоятельства. Но какое-то жуткое лукавство ускользало от моего понимания, в затуманенном полусном сознании превращая меня в мерзкого монстра.