Похищение Елены

               

    


                Поселок весёлый.               

  Вот вы говорите: я дура. А я считаю: надо Ленку искать. Вера говорит: «Сама придёт» А я сомневаюсь. Вера говорит: «Куда она от такого мужа денется. Мой Жорик не муж, а золото».
  Жорик - сын Веры. Он так ничего себе парень. Не курит. Один недостаток: мямля. Ленка - она другая.  Вера склоку начнет, а Ленка ей в ответ скажет, как отрежет: «Необразованная вы женщина»,  Вера глаза вылупит, а возразить нечего.
  Так вот: вчера вечером Ленка домой не пришла. Может,  Веру видеть опротивело. Может, Жорик вконец надоел, не знаю. Жили они тихо, до ругани не опускались. 
  Я всё хожу и думаю, куда Ленка делась? Полная загадка. Нехорошо это: Ленка пропала, а дела до этого никому нет. У всех “моя хата с краю, ничего не знаю”. Откуда такое равнодушие, бабки? Неужели правду про “чужую беду” говорят?

  Так, примерно, я в тот день рассуждала. Что ж, думаю, дело в долгий ящик откладывать, надо собираться и вперёд. Попила чайку с баранками, подошла к сундуку, открыла его и давай вещи доставать. Всё вынула: только на самом дне нашла. Что нашла? Повязки ДНД. От деда моего покойного достались, а откуда он взял, ведать не ведаю. Только знаю ДНД  - это порядок. Что случится, Добровольная Народная Дружина сразу тут.  Власть-то, конечно, за порядком следит, но настоящий порядок только ДНД поддерживает. Когда власть спит, ДНД не дремлет. У ДНД всюду глаза и уши. А отсюда и уважение от людей. Поэтому многие в ДНД хотят записаться. Но конкурс большой:  повязки только две. Одна для меня, а вторая для  Чувилки – подруги моей.
  Вышла я на улицу, свежим воздухом дышу. У нас такая тишина, что слышно, как на другом конце поселка дед Михей протезом скрипит. Куда, интересно, намылился?  В карты, наверно, играть с Лихоманкой-хулиганкой и Бедой-сволотой.
  Дед Михей у нас еще тем прославился, что однажды на День Победы весь в орденах и медалях в клубе появился.
  Я ему говорю:
- Дед, ты же не воевал!
  Чувилка:
- И то верно: мал еще был.
  А Михей отвечает:
- Это моего отца ордена и медали: я в Верховный Совет написал, чтобы приняли закон, разрешающий детям носить награды родителей.
- И приняли?
- Пока нет. Но должны: зачем награды без дела лежат?!

   А еще слышно, как поросенок Чувилки хрюкает. Он у неё часто из сарая убегает и в окно Чувилке заглядывает. Встанет на задние ноги и смотрит в комнату через стекло. Зайдёшь к Чувилке в гости, а в окне свиная рожа. Волосы на голове дыбом. Сгинь, нечистая! А потом вспомнишь про Борьку, сразу успокоишься. Еще Чувилка на поросёнке ездит: в санки запрягает. А Борька рад, что свою хозяйку везёт! Кажется мне порой, бабки, звери лучше людей. Не образ наш любят, а душу. На Чувилку взглянуть страшно: все лицо в бородавках, а Борька всегда на нее с обожанием смотрит.

Иду я по посёлку дальше. У нас ребята снеговиков лепить любят. Где только не понаставят. Так и кажется, что за тобой по пятам невысокие люди ходят.
  Днем-то еще ничего, а ночью страшно. Как-то раз слышу сзади: хр, хр – кто-то догоняет. Ой, бабоньки, страсть-то какая! Но слышу, что-то звякнуло: тут же догадалась - это в башке у снеговика льдинка о льдинку ударилась: мысль родилась.  Ну, иди, иди, дурак ледяной своей дорогой, не мешай честным людям по ночам гулять.

  Значит, иду я по посёлку: навстречу Чувилка. Когда я на бородавки смотрю, мне кажется, ей лицо мёдом намазали и ткнули в горох. Шустрая бабка, а посмотришь на неё: откуда сила берётся, ростом не велика.
-  Привет, подруга, -  говорю.
  - Привет, куда идёшь?
- Ленку искать.
- Да она, небось, в городе.
- Разве не знаешь, в город у нас дорогу замело,- я вздыхаю, у меня сын в городе живёт, всю зиму его не вижу: скучаю.
- Это верно, - Чувилка соглашается.
- Вот видишь, поэтому я думаю, у нас надо искать, - я говорю.
- У нас все на виду, - Чувилка плечами пожала.


Пошли мы с Чувилкой вместе.  Снега в этом году навалило по самые окошки. В наших краях зимы долгие. Морозы - злыдни. Это старцы такие. Из леса выходят: взлохмаченные, седые, рубашки до колен, а руки и ноги синие.
Идем мы с Чувилкой: небо голубое, ветер у себя дома дверь на щеколду и спит. У нас на посёлке много спят. Лето, осень, зима, весна – без разницы. Лягут осенью, встанут весной. Лягут весной, встанут осенью.

  Темнеет, идем. Вдруг нам навстречу, судя по звукам толпа, но шаги и дыхание слышно, а никого не видно. Всё ближе, ближе, просто жуть.  Всё думаю, приплыли. Чуть не померла от страха. Но слышу, шаги удаляются. Фу, пронесло. Неизвестные мимо прошли.  Вот что у нас на посёлке творится. Кто бы это мог быть, просто ума не приложу. Таинственное явление.  Много непостижимого в мире, ох, много!

Я Чувилке говорю:
- Пошли ко мне, переночуем, а завтра с утра пораньше, снова искать будем.
- Правильно, - она отвечает.
- А то: пока за тобой зайду – время только уйдет.
- И то верно, - Чувилка соглашается.
 Постелила я Чувилке на кухне, а себе три стула поставила, легла на них – телогрейкой укрылась, мне по моему росту и так большое спасибо. Полежала, полежала я и заснула: и снится мне Ленка: только на себя не похожая в лице стала, вид утомлённый словно весь день на солнце пробыла.   
- Ну, здравствуй, Лена, - я ей говорю.
- Это ты здравствуй, бабушка.
- А тебе что же здоровье ни к чему?
- Я по хрустальному мосточку пройду, резным ковшиком водицы зачерпну, ног не замочу.
- Да где ж это такое?
- У добрых людей.
      У дороги цветок,
      Золотой лепесток
      В мотылька влюбился,
      В лучик превратился.
- Где?
- В голубом краю,
В голубой дали,
Ой, люлю, люлю,
Ай, люли, люли.
 - Как же ты там живёшь?
- Живу я хорошо, все у меня есть. И потэблы, и ренаканы.
- Что ж это такое?
- Когда-нибудь узнаете. Я золотое яблочко возьму, по серебряному блюдечку покачу – и наемся.
- О посёлке то вспоминаешь?
- О каком посёлке?
  Тут и ежу ясно, что это не Ленка.

  Проснулась я утром. По дому засуетилась. Чувилка носом рулады выводит. Словно птица уселась ей на лицо и песни распевает. Так и хочется рукой махнуть и эту птицу согнать – уж очень ее пенье на нервы действует.
-Эй, Чувилка, - бужу, - хватит дрыхнуть, уже день, вставай.
  Та проснулась, глаза трёт. Я на стол яичницу ставлю. Чайник уже кипит.
   Вот мы с дедом моим покойником любили чайком побаловаться! Бывало, как сядем с утра, и кто кого перепьёт. Он стакан, я стакан, он стакан, я стакан. Деду моему совсем плохо, он и говорит:
- Смотри, у тебя уже вода из ушей льётся.
  Я как прысну!

  Значит, сидим мы с Чувилкой, чай пьём.
- Ну,  - Чувилка говорит, - что делать будем?
- Жорика надо допросить, - я отвечаю.


  Вышли мы с Чувилкой на улицу и к Вере двинулись: Жорика проведать. Подходим к дому  Веры: в окне у нее что-то блестит. Наверно, Вера свои богатства перебирает: бусы отдельно, серьги отдельно, а перстни нанижет на пальцы и рукой на свету любуется: вот они и сверкают.
   В дверь  Веры стучим. Верка открывает: лицо у нее красивое, но хохотальник себе разъела будь здоров!
 - Привет, подруга, - говорю, - нового ничего не слыхать?
- А что нового?
- Я всё про Ленку думаю, может, её обманом увели?
- Кто?
- Какой-нибудь чужой человек.
- Какой ещё чужой человек? У нас на посёлке все свои.
- А вдруг?
- Прекрати, подруга. Вечно слухи распускаешь. Кто-нибудь глупость сморозит, а ты на подхвате.
- Какую глупость?
- Пашка Сазонов брякнул, что я бабка богатая, а ты об этом больше всех звонишь?
- Так это правда!
- Брехло. Какая я богатая, так… концы с концами свожу.
- Ладно, подруга, не будем ссориться.
- Зачем пришла-то?
- Я с сыном твоим  хотела поговорить.
  Верка брови нахмурила: стоит на пороге: руки в бока уперла: такую не обойдешь, тогда я повязку ДНД из кармана вынула и к предплечью себе её приложила.
- Чувилка, привяжи, - говорю.
Чувилка повязку помогла привязать. У Веры сразу глаза забегали, еще сильней нахмурилась, но пропустила нас. Я вокруг посмотрела: все блестит, не к чему придраться. Хотя понятно: Верка чистюля – свихнуться можно. Для нее уборка – праздник! Правда, досталось ей однажды на орехи. Домового она загоняла: то под шкафом вытрет, то на шкафу, то в шкафу. Домовой терпел, терпел, а потом взял и сбросил  Вере на голову  цветок в горшке. После этого Верка, прежде чем убираться, голову полотенцем повязывает.

 Прошли мы с Чувилкой  к Жорику. В комнате  кровать, стол, на столе клетка, в ней белка живет, Вера рассказывала, что Ленка её из леса принесла. Ещё Вера уверяет, что белка, по ночам из клетки выбирается: крупу и семечки ворует, которые Верка про запас хранит. Всю ночь Вера белку караулит, да под утро заснет – не уследит.
   Давно бы Вера от белки избавилась, да Жорик не даёт. Телепень, а тут уперся, говорит:
- Мне белка как память о Ленке дорога.
  Когда мы зашли, Жорик на кровати лежал, руки под головой – глаза в потолок.
- Как дела, Жорик? - спрашиваю.
 Жорик молчит.
- Ну, Жора, как живёшь? - я снова его спрашиваю.
- Ничего, - мычит.
- Расскажи нам про Ленку.
- Зачем?
Я ему руку с повязкой ДНД показываю.
Он замялся, но потом говорит:
- Хорошая она была. Знаете, как посёлок любила! Самозабвенно. Стихи про посёлок сочиняла. «Та-та-та-та-та-та-та посёлок, та-та-та-та-та-та-та весёлый». Врагов у неё здесь не было. Один раз, правда, напал мороз-злыдень. Но я то, конечно, парень не робкий, за свою жену заступился. Палку схватил и морозу по голове ударил. Мороз и упал. Лежит, не пошевельнётся. Я глаз ему приоткрыл, а глаз пустой. Страшно.
Жорик вздохнул и голову подушкой накрыл.
- Жорик, - я его за плечо тереблю, -  что ты можешь еще сообщить следствию? 
Но тот молчит, как партизан.
- Спасибо и на этом, - я говорю.
Вышли мы с Чувилкой.
- Что ж, - я вздыхаю, - ничего нового мы не узнали, но отсутствие результата тоже результат. На том и порешили.


                Научные мыши.


   На другой день иду: пасмурно, кажется, вот-вот стемнеет. Солнце в небе – пятно. Словно девочка-лапушка-малышка не в настроении: прикрыла лицо шифоновым платком, сидит – куксится. Снежок порхает: словно это на небе пьяный Пашка Сазонов  отряхивается (пока шёл, извалялся): вот снег и летит.
    Кстати, думаю, дай-ка к Пашке зайду, а то давно у него не была, может, он причастен к исчезновению Ленки.  Пашка Сазонов у меня под надзором, технику любит, но всё у него шиворот-навыворот выходит:  ремонтирует электроутюги да электробритвы, но только после ремонта утюг жужжит, а электробритву в руке держать невозможно – горячо. Всё изобретает какую-то ерунду, лучше бы на работе рацпредложения вносил. Одним словом, странный человек. Жена Анька с ним измучилась: так и говорит про него «мой маньяк». А за маньяком глаз да глаз нужен.

    Пришла я к Пашкиному дому: дверь приоткрыта: кто ж ее зимой так оставляет, я на Чувилку ругаюсь, когда она Борьку  ко мне впускает - он поросенок длинный.
- Эй, - кричу в дверь, - есть кто дома?
   Никто не отвечает.
- Эй, - опять кричу.
   И снова тишина.
   Постояла я на пороге, постояла и вошла: подозрительно ведь, что дверь открыта. Может быть, что случилось? Конечно, заходить без приглашения в чужой дом нехорошо, но ДНД – это не булка с маслом, а черствый хлеб, надо знать, что произошло.
    В доме чисто. Везде полотенца, да салфетки лежат, кастрюли и другая посуда по полкам расставлены, чистота, только в одном непорядок – мыши на столе!
  Что они на нем делают - непонятно.
  Хотя вспомнила: Пашка мне про этих мышей рассказывал: они дрессированные: одна мышь черная, а другая белая, одна мышь ночью спит, другая днем –  Пашка по ним время определяет: часы в доме есть, но ему  интересно по мышам какое время суток знать!
  Хозяева отсутствуют, надо было мне сразу уйти, да засмотрелась на мышей. Тут слышу шаги: снегом скрипит кто-то: куда деваться?  Неудобно, если  в доме застанут. Я шмыгнула  на всякий случай за вешалку и в одежде закопалась, польты до пола висят, авось, не найдут.
     Слышу, входят (судя по голосам) Пашка и Вера: она тут с какого бока!? Опять козни строит!? Подслушивать тоже нехорошо, но не специально же уши затыкать!
 Вера говорит:
- С чего ты взял, что я богатая бабка?
- А разве нет? Кулачок-то жим-жим.
- Ну, есть кое-какие сбережения, только богатством это не назовешь!
- Не прибедняйся, тёть Вер.
- Могу поделиться - но за это ты должен кое-что сделать. Мне капкан нужен. Хочу его под окном поставить, чтобы вора, если полезет, поймать.
- Теть Вер, ты в своем уме?
- В своем. Я хорошо заплачу.
- Я капканы делать не умею.
- А ты постарайся.
- Сказал же, не умею.
- Тьфу, тоже мне мастер.  А это у тебя что?
- Мыши.
- Вижу что мыши, что они на столе делают?
- Я по ним время определяю: видишь: чёрная спит, а белая нет – значит сейчас день.
- И так ясно - в окошко посмотри.
- Это не по-научному.
- Вот дуралей!
  Слышу: ушла Вера, Паша один остался: ходит из угла в угол,  думаю, сейчас заметит
меня, ой, заметит!  Сердце моё меня выдаст: оно стук-стук-стук. Так Вера ковры выбивает. Иной раз по часу колотит.
 На посёлке говорят:
- Пошла мутузить за себя и за дядю Кузю.
  Сила в ней нечеловеческая просыпается! Словно пыль для неё первый враг.
  Слышу, Пашка  совсем близко ко мне подошел, сердце у меня замерло, словно Вера один ковёр на другой поменяла, и снова стук-стук-стук.
     Но тут, о чудо, слышу: Пашка вышел из дома. Пронесло!
  Я стою, дух перевожу, а Пашкино пальто из кожзама мне на плечи рукава возложило, дескать, живешь ты хорошо, Ольга Ивановна, продолжай в том же духе, а вот Пашке моему передай, всё, что он ни делает, через пень колоду.
- А ты почём знаешь? - спрашиваю.
- А кто я?
- Ну…кто в пальто.
- А в пальто кто? Никого.
  Я руки сторожкой-то в рукава сунула: и впрямь пусто.
- Что, - говорю, - тогда выступаешь?
  Он молчит, обиделся что ли?
  Постояла я ещё, постояла, наконец, выйти решилась. Надо ж когда-то из своего убежища выбираться. Выползла с грехом пополам, да как чихну. От всей души, что называется. 
  Выглянула на улицу - никого, я шмыг в дверь.

  На другой день вышла я из дома пораньше. Небо ясное, душа радуется – воздух на поселке свежий. Мороз-злыдень тут как тут, нос мне хрустальной прищепкой зажал, вся-то его забота: к людям приставать – не работать. Хотя как посмотреть, такие порой узоры на окнах нарисует – диву даёшься. В венцы деревья оденет – сказка. Я порой своему деду покойному начну что-нибудь доказывать: ну, там, на дворе трава, на траве дрова или сшит колпак да не по колпаковски, надо колпак переколпаковать да перевыколпаковать, а он мне всё своё: «Не верю. Где трава? Какой колпак?» Тогда я его вывожу на улицу, кругом показываю и спрашиваю:
- А в это ты веришь?

   Иду, значит, я по поселку, вдруг крики: возле магазина  Вера голосит:
- Обокрали, по миру пустили!!!
 Ну вот: началось представление.  Вера - артистка, но ДНД не проведешь!
Подхожу ближе,  Вера кричит:
- В дом залезли, пока я за хлебом ходила.
  Бабки ее обступили:
- Ах, бедная ты несчастная! Ах, бедная ты несчастная!!!
  Жалеют аферистку:
- Ах, бедная ты несчастная!!!
Вот заладили.
Тьфу, противно слушать, знали бы они то, что ДНД знает.
  Подхожу я к  Вере:
- Что за шум, а драки нету? - спрашиваю.
- Обокрали меня, -  Вера голосит, - весь дом вынесли. Я Пашку Сазонова просила капкан смастерить, он отказался. Я думаю, Пашка меня обворовал. Специально капкан не стал делать.
- Ты факты давай, - я брови нахмурила.
- Утром за хлебом пошла: возвращаюсь - окошко разбито: в доме все вверх дном. Кинулась к шкафу – денег нет, и украшений нет, двенадцати серебряных ложек тоже нет - ничего нет.
- Во сколько ты за хлебом ходила?
  - Часов в девять.
- А Жорик где был?
- На работе.
- Понятно.
- Что тебе понятно!? -  Вера рыдает.
- Надо Пашку  допросить.
- Я уверена, что он.


Пошла я к Пашке. Воровства-то у нас на посёлке нет. Даже дверей никто кроме  Веры не запирает. Очень, конечно, всё странно.  Вдруг на ловца и зверь бежит: Пашка Сазонов навстречу идёт. Одну руку в кармане держит, другой размахивает.
- Что, попался преступник? - я говорю.
- Почему преступник?
- Веру Ивановну обокрал.
- Ничего я не крал.
- Она на тебя грешит. Ты ей капкан специально не сделал, чтобы самому залезть.
- Во сколько же её обокрали?
- Часов в девять.
- Я в мехмастерской в это время был.
И достал из кармана белую мышь, показывает.
- Мышь с собой за компанию взял, а она сбежала. Все механики её ловили. Хочешь, спроси.
- Понятно, - я говорю, - значит, у тебя алиби.

  Иду я по поселку дальше, думаю: надо рассуждать логически: Пашка Сазонов отпадает, тогда кто? Может быть, случайное совпадение: настоящий вор действовал – тогда дело сложнее. Надо место преступления внимательней осмотреть.  Помчалась я к дому Веры коротким путем, в пять минут уложилась. Осторожно в калитку вхожу и под окошко: а следов там полным-полно, словно специально топтались –  хожу: изучаю. Долго хожу. Результата нет.  Собралась  было уже уходить, и вдруг у самого сарая  увидела его. Что? Колечко. Серебряное с синим камушком. Кто-то у входа обронил.
- Ну, - думаю, - нашла след. В сарае сокровище спрятано. Видно, преступник побоялся днём ворованное нести, ночью за ним придёт.  Надо за сараем следить.

  Пришла я к себе домой, чай заварила, села пить с баранками, ночи жду. Выпила чаю, потом в доме прибралась: туда-сюда, гляжу: за окном темно, что ж, пора за настоящее дело приниматься: свою службу нести, потому что кто же если не мы?      
  Вышла я на улицу: мать честная, деревья небесные звездами-то как  усыпаны: ветви их до самой земли склоняются. Протянешь руку – сорвешь звезду.
Хочешь, звезду ; антоновку, хочешь, коричневку, или красную звездочку – пепин. Съешь: в животе сразу покой, чудным голосом воспоешь, хоть и слуха нет. У нас-то в этом году яблок не было. Как всегда в мае яблони распустились, а тут заморозок – помёрзли. У одной бабы Веры сохранились, потому что она всю ночь в саду костры жгла: дымом яблони спасала. Я у себя тоже хотела, потом плюнула, бабе Вере стала помогать – сучья для костра таскать. Вместе веселей, да и у  Веры такой вид был, будто дети её погибают ; спасать надо. Носилась она как угорелая:
- Больше, больше костров, - кричала.
  Так всех завела, что люди потом ей большое спасибо сказали. Давно такого подъема душевного не испытывали.
  Яблони не только у меня, но и на всем поселке помёрзли, зато у Верки невиданный урожай! Всем поселком ходили смотреть – гордились. Вера яблоки-то с яблонь никому не давала, но которые падали, позволяла брать. И скажу я вам, бабки, никогда таких яблок вкусных не ела.

  Так вот, подошла я к Веркиному дому.  В сарай через щель заглядываю: так и есть: царь Кощей над златом чахнет. Вера в дальнем углу копается: что-то бормочет: со своими сокровищами, наверно, разговаривает. Смехота, да и только! Деньги же - это просто бумага или металл, до чего надо дойти, чтобы их так любить!
  Отошла я от сарая и встала за яблоню в саду:  Вера минут через десять показалась: идет с фонарём по тропинке, и все назад оглядывается: неуверенна: надежно ли ее сокровища спрятаны. Что за жизнь у богатых: сплошная тревога!   
Ушла  Вера,  я в сарай скорей шмыг: зажгла свечку: за мешками с рухлядью  пошарила и вытащила шкатулку: тяжеленькая, посмотреть бы что там, да времени нет: вдруг  Верка вернется: спокойной ночи своим денежкам пожелать. В общем, перепрятала я шкатулку здесь же в сарае и дёру. Ох, завтра утром повеселюсь, так повеселюсь! 

  Дома я сразу спать легла, но долго не могла заснуть, бабки, гордость меня распирала: эх, дед мой помер: он бы за меня порадовался - как я следствие провела.
 Дед-то меня любил, несколько лет за мной ухаживал, прежде чем мы поженились.
А было это вот так: сделал он мне предложение, а я ему в ответ толстую книгу дала - про что сама не знаю - не читала.
- Прочти, - говорю.
  На другой день он приходит:
- Ну что, выйдешь  за меня замуж?
- Книгу прочёл?
- Да.
- Врёшь.
- Ну, почти прочел.
- Дочитай до конца.
- Ты что издеваешься надо мной, я сроду таких толстых книг в руках не держал.
- А эту прочти.
- Вот упёрлась, ладно прочту.
  На другой день прибегает: весь сияет. Я в книге-то ближе к концу написала карандашиком: «Я согласна».

   Утром проснулась я, позавтракала и на улицу, а там красотища: ночью пурга была: карнизы обмахнула, чехлы на деревья новые одела. Хорошо! Снега на ветвях столько, что и не знаешь: как он держится, кажется, закон земного притяженья ему не писан.
    Я прутик нашла и начертала на снегу: «Дура». Буковки ровные, наклон соблюдён. Красиво получается! Да какая же я дура!? Бабу Веру вокруг пальца обвела. Ха-ха!
  Иду. Посёлок пробудился. Мать-царица, у нас голуби летают, да голубицы. Мне хоть дворец предложи, хоть ларец – никуда с посёлка не поеду. Воздух у нас здесь какой! А на солнцепёк выйдешь – так волны по телу и прокатываются, словно стоишь голенькая, а сверху тебя из ковшика тёплой водичкой поливают.
  Иду, вдруг вижу:  Вера бежит. Платок набок съехал, губы сжаты, а ноздри как у рысака  раздуваются.
- Куда торопишься, подруга? - спрашиваю.
- Убивать иду, -  Вера зубами скрипит.
- Кого?  - делаю я вид, что не понимаю.
- Пашку Сазонова.
- Чем же он провинился? - строю из себя дурочку.
- Богатства мои украл.
- У него алиби.
- В другом месте уже украл.
- Почему он?
- Потому что на месте преступления мышь осталась. Только он с мышами возится.
-  Какая мышь: черная, белая?
- Дохлая. 
- Во, дела!
- Всё: пошла убивать.
- Подожди, - говорю, - знаю я, где твои сокровища. Только ты сначала правду скажи, ведь никто тебя в первый раз не обворовывал? Сама всё в сарай отнесла.
- Как ты догадалась?
- Колечко нашла, - я кольцо достала, - держи.
- Вот любопытная Варвара, во всё нос суёшь.
- Для чего ты это устроила?
- Чтоб настоящие воры думали, что у меня уже всё украли. Ну, говори, где сокровища?
- В сарае, в другом углу за бочкой. Я перепрятала.
- Вот ворюга. Я тебе ещё это припомню!
- Сама обманщица.
   - Подальше положишь, поближе возьмешь! -  Вера в ответ.
   Побежала в сарай, а я иду и думаю: откуда на месте клада дохлая мышь взялась? Не иначе от смеха померла, видя, как я над Веркой подшутила.



                Черный Великан.


  На другой день проснулась, потягиваюсь я в постели, вдруг в окно стук: смотрю: Веркин хохотальник за стеклом маячит. Форточку открыла, слышу:  Вера кричит:
- Вставай, подруга, пора на концерт.
- А кто  выступать будет? - я спрашиваю.
- Увидишь.
Выхожу:  Вера меня ждет:
- После концерта мы должны средства собрать.
- Какие средства? - я не поняла.
- Для поиска Ленки, без средств какой поиск!?
 Я плечами пожала: какие средства для поисков?Но с другой стороны ДНД сапоги новые нужны. Старые все износились, патрулируем много.
Пошли мы с  Верой к клубу, по дороге народ созываем:   
- Пашка Сазонов – вставай, соня.
- Чувилка – бросай вилку.
- А Семен Авксентич – слезай с печки.
 Семён Авксентьевич – это наш директор школы. Интересный мужчина, в тридцать лет уже директор, не женится только никак.
  Я его спрашиваю:
- Жениться не собираешься?
- Не встретил ещё  свою любовь, - отвечает.
- Смотри девчонок-то сколько!
- Сердцу не прикажешь, - Семён Авксеньтьевич улыбается.


   Пришли мы с  Верой в клуб, народ тоже подтягивается. У нас только повод дай:  как  ни собранье -  веселье. Пашка Сазонов полезет на сцену, да оступится - все в смех: «Гусь лапчатый!» Чувилка захочет пирожок купить, да мелочь уронит -  опять смешно: «Дуняша - растеряша», новую кофточку на ком заметят - хохочут: «Ирка - расфуфырка». А что смешного!?  Вот смешно было, когда однажды Чувилка Борьку в клуб привела, чтобы он песни нашей самодеятельности послушал, такой скандал был! И впрямь: если каждый в клуб своего поросенка приведет -  свинарник получится.
Расселись мы, значит, ждем. Пашка Сазонов из-за кулис выходит: баба Вера его концерт вести назначила, и объявляет:
- Барамберус.
- Что? - из зала кричат.
- Барамберус рокакану!
- Что? Что? - опять народ недоумевает.
- Не поняли? - Пашка улыбается, - вот и я ничего не понял, слушайте стихи!
  На сцену Жорик выходит, пиджачок-то ему маловат, словно от долгов, и как бабе Вере не стыдно, давно пора сыну новый купить!
  Жорик лицо проникновенное сделал, руку вперед протянул и говорит нараспев:
                -               Бияки карараби
                Каписка парасест
                Униба икояни
                Васаби ждет рассвет!
 Зал замер, было слышно, как поросенок Чувилки на улице хрюкнул - тишина стояла не меньше минуты, наконец, Вера спрашивает  радостно-удивленным голосом (так с сумасшедшими разговаривают или с детьми):
- Про что это, Жора?
- Про поселок, - Жорик отвечает, - я хотел сказать, как его люблю, но слов подходящих не нашел! - и вздохнул, - Ленка бы нашла!
  Фу, у меня от сердца отлегло. Значит, Жорик не сбрендил; хотя как посмотреть!? 
  Жорик ушел за кулисы, снова Пашка появляется:
- Слушали побаски - теперь смотрим пляски.
  Ансамбль школьный выходит. Молодежь у нас танцевать умеет, ребята такие коленца выкидывают, что диву даешься! То на лету кончиков сапог руками коснуться, то вприсядку пойдут да с ноги на ногу, кажется, что воробушки скачут!
  Ушли танцоры, Пашка Сазонов объявляет:
- А теперь хор молодух - от восьмидесяти до восьмидесяти двух.
  А, вот вы, бабки где! А я думаю, что-то вас не видно. Сарафаны надели, щеки нарумянили: красавицы, да и только! 
 Бабки запели:  - Поселок прекрасный, как песня,
                Лежит среди снежных полей,
                Жить весело-весело здесь нам!
                Нет Родины нашей милей!

- Молодцы, - я кричу.
  Чувилка захлопала.
  А Семен Авксеньтьевич встал и крикнул: - Браво!
  Хор со сцены ушел. Пашка дальше концерт ведет:
- Мы послушаем немножко, как играют на гармошке!
  Дед Михей выступить решился: из дома баян приволок: хорошо хоть не балалайку. Поставил ему Пашка стул: Михей сел и заиграл, да так здорово! И когда только култыхан научился? Слезу у меня выжал, когда мизинчиком нотку жалостливую подпускал, а я бабка чувствительная: чужая беда для меня как своя. Не думала, что музыка на меня так действует!
 Закончил дед Михей играть,  Вера на сцену вышла:
- Вы все знаете, что Ленка пропала!  Куда делась, не знаю? -  Вера голос повысила, -но что бы её искать, средства нужны.
  Народ притих, все переглядываются, денег жалко, но и концерт вроде как уже посмотрели, неудобно просто встать и уйти.
 Вера говорит:
- Пашка, давай коробку.
  Пашка Сазонов коробку из-под обуви принес и пошел по рядам: люди монетки в коробку кладут,  дед Михей  свой медяк бросил:
- Вспоможение на поиск чада, не пропади всуе.
А я рубль бумажный не пожалела, вообще он надорванный, но сойдёт.
  Собрал Пашка средства и ушел за кулисы.  Вера речь продолжает:
- Я Ленку любила. С утра каши-малаши сварю. Наворачивай - душа мера.
   Жорик рядом со мной  проворчал:
- Ленке кашей этой давилась.
- А что ты её не защищал, - говорю, - дурень?
  Да что с Жорика взять, его не перевоспитаешь: он мне картошку из нескольких сращенных клубней напоминает, такую в суп чистить лишний труд. 

Концерт закончился. Вера у Пашки коробку со средствами отобрала, говорит:
- Пусть пока у меня побудут, а потом решим, что с ними делать.
  Все по домам пошли, а я решила к Пашке Сазонову заглянуть. Машинка стиральная у меня сломалась, может, починит, думаю. У дома Пашку встретила, говорю:
- Стиральную машинку починить сможешь?
- Давай лучше из неё дробилку сделаем, будем вещи мельчить.
- Это зачем?
- От ненужного избавишься.
-У меня всё нужное.
- Препятствуешь, бабушка, конструкторской мысли.
  Вот дурень, вечно у него не как у людей, ерунду какую-нибудь выдумает.
Сова у нас есть в лесу особенная, в ночь на Ивана Купала вся молодежь  в дупло бумажки  с именами кладет, а на другой день каждый свою судьбу узнает. Сова по две бумажки выбрасывает - с именем парня и с именем девушки: чьи имена, те жених и невеста.
  Споров, правда, вначале было много: какой Петька, какая Тонька? Но фамилии писать стали - разобрались. И ведь главное, не обязаны жениться, а женятся по совиной подсказке. Разводов меньше стало. Чуть ссора – все на сову валят: сова виновата – с этим и помирятся.
   А вот Пашка Сазонов сову обхитрить вздумал: имя свое наоборот написал: ЛевапВонозас. Так ему на Анне Авосовой жениться выпало - как ни крути – Анна Авосова и есть.

  Вышла я от Пашки, навстречу Вера идёт, говорит:
- Вечером, приходи на банкет в столовую.
- По какому поводу?
- Без повода, просто настроение у меня хорошее: угощаю.
  Иду по посёлку и думаю, странно, что за аттракцион невиданной щедрости? Не похоже как-то на Веру. Её жаба задушит на свои деньги банкет устроить. Это  невозможно. Или Вера изменилась? Хотя трудно в такое поверить. Ладно, поживём, увидим.

 Походила я по посёлку до вечера, всё стихотворение бормотала:
-     Я бабка - косолапка.
      У меня два глаза ; видят всё сразу.
      Что вдали, что под носом. ; Нет вопросов.
      Ноги мои скалы, ; плечи облака.
      Звёзды складываю себе в рукав.

  А в семь часов явилась в столовую на банкет. Там по указанию Веры столы все в центр сдвинули: на столах еда и выпивка стоит. Народа, конечно, меньше, чем в клубе было, но тоже много. Все едят, пьют, разговаривают, я тоже за стол села, себе салат наложила. Конечно, хороший банкет, но выглядит так, как будто  Вера исчезновение Ленки празднует. Разве это нормально?
   Вера говорит:
- Собак у нас по посёлку много бегает. И никому дела нет. Безобразие, всё воруют. Я на днях продукты из магазина несла, сумку поставила, а Рыжая колбасу из сумки хвать и наутёк. Я в милицию обратилась, да милиционер наш Андрей Петрович говорит, что кроме меня на собак никто не жалуется, а я что не голос?
-  Чем тебе собаки мешают? - я говорю.
- Посмотри, какие у них морды хитрые, -  Вера ответила, - идешь по улице, а они корогодом навстречу и обязательно облают. Жорик говорит, это потому что я мясо каждый день жарю, они чуют. Неправда, я на шестидневке.
- Собака – друг человека, - Пашка Сазонов с набитым ртом сказал.
- Да, а волки из леса придут, попрячутся, -  Вера злится.
- У нас в лесу волков нет, - Пашка заметил.
- А были бы, спрятались, -  Вера итог подвела.
  Сидим мы на банкете дальше, едим, пьем. Народ развеселился. Дед Михей песню запел какую-то несуразную:
-  Ой, мороз-мороз
    Синий перст, сизый нос.
    Как пошёл Микитка за дровами,
    Увидел синее пламя,
    Взял его в руки, не жжется, а греет.
    За пазуху положил, щекочет, стало теплее.
    Ой, мороз-мороз, багровая выя,
    Зубы кривые.
    Ехал Ванька в таратайке,
    Обгоняет хромый дед.
    Бросил таратайку Ванька,
    Скок-поскок, а деда нет
    Ванька красный, как из баньки,
    Хоть согрелся дармоед.

  В общем, хорошо посидели,  банкет удался. Пашка Сазонов пытался плясать, да ноги заплетаются, его Анька домой повела, постепенно и все стали расходиться, я к  Вере подхожу, говорю:
- Подруга, выдели средства ты на нужды ДНД. Сапоги дырявые, как я Ленку буду искать?
- А средств нет, -  Вера отвечает.
- Как нет?
- Отняли, -  Вера вид печальный сделала.
- Как отняли? Кто?
- Великан, -  Вера слезинку невидимую утёрла.
- Когда? – я в растерянности.
- Когда из клуба шла.
- А куда он делся?
- Убежал.
- А как он выглядел?
- Ну, такой высокий, в чёрном балахоне и капюшон на голове.
- Ладно, Вера, не расстраивайся, ДНД займётся этим делом.
- Да уж, займись, пожалуйста, -  Вера  сразу повеселела.

   Иду я домой, а сама о Чёрном Великане думаю: и откуда он взялся?  Великаны в нашей местности не встречаются: снеговики есть, морозы-злыдни тоже водятся, а Великанов отродясь не было.
  Ведь Великан – это серьезно! Если и вправду Великан существует: никому мало не покажется. Но почему Великан? Основание: показание свидетеля: Бабы Веры. (См. материалы следствия). А работа со свидетелем – главный метод ДНД.

  Дома я спать легла. Утро вечера мудренее. Завтра буду загадки разгадывать, кто такой Чёрный Великан. А ночью приснился мне сон. Лежу я на кровати, а рядом человеческая фигура наклоняется ко мне. В комнате темно, но фигура всё равно своей чернотой выделяется. И что самое страшное: холодом от неё веет. Хочу я рукой двинуть: шевельнуться не могу. Чёрный Великан не иначе. Ой, думаю, пронеси Матушка – Земля Родительница, укрой в норку, да насыпь горку. Но постоял, постоял МРАК рядом со мной и растворился. Кошмарный сон.

  Утром встала, хозяйством занялась, картошку пожарила, банку помидоров открыла, вдруг слышу. На крыльце половица скрипнула. Ой! Кто там! Неужто, это Чёрный Великан по мою душу! Вот так, бабки, пришла расплата, а ведь я для посёлка старалась, чтобы у нас порядок был. Не доедала, не досыпала, а теперь вот жизнь отнимают, и никто за меня не вступится, скажите, где справедливость?
   Есть, конечно, надежда, что это не Великан, а какой-нибудь лесовик из леса забрел, еду ищет:   
  Лесовик-то он невелик –
  Лицом сморчок –
  Головой лохматушка,
  В репьях бок,
  Желуди трескает за милую душу.
  Решила я посмотреть: осторожно в окно выглядываю: на крыльце никого: я дверь приоткрыла: пусто! Только коробка на пороге стоит из-под обуви: та самая, куда средства на поиск Ленки собирали. Вот те раз! Я коробку открыла: смотрю пустая, а на дне у неё череп и кости перекрещенные нарисованы. Ясное дело, кто-то меня предупреждает, чтобы я нос свой не совала, куда не следует. Страх то какой! Но кто если не мы, бабки, до правды докопается?

 Вышла я вечером на дежурство, обычно уверенно хожу, а тут всё по сторонам оглядываюсь. Первобытный страх во мне проснулся. Но говорю себе: не поддавайся. ДНД не испугаешь.  Может вообще баба Вера наврала: не было никакого Великана. Она средства на банкет потратила, но признаваться не хочет, боится, что ДНД у неё  отчёт потребует и к ответу привлечет. Вот и сказала, что первое на ум пришло: Черный Великан виноват, а Чёрных Великанов не существует. Нет, бабки, существуют. Я его увидела.  В переулок свернула, а он стоит. Чёрный балахон, капюшон на лицо надвинут и высоченный.  У меня ноги к земле приросли, вдруг он не только за средствами охотится, но еще и за душами, с потусторонним миром как-то связан. Страшно, не знаю, что делать. Бежать, да разве от потусторонней силы убежишь? Стою, как вкопанная, неизвестно, сколько бы я ещё так простояла, но любопытство верх взяло, что это за великан такой?  Как говорится тело пух, да силён дух.  Решила к Великану подойти. Шаг сделала, а он вдруг перестал Великаном быть. Сразу в два раза уменьшился и побежал от меня, да побежал как-то знакомо, прихрамывая.  Так только дед Михей бегает. Оказывается это он на большом пне в чёрном балахоне стоял. Увидел, что я к нему направилась, с пня спрыгнул и наутёк. Я, конечно, за ним. Надо узнать, зачем он людей пугает, какой смысл в этом наряде. Хотя понятно какой смысл, думали, я испугаюсь убегу, но не на ту напали. У ДНД нервы железные.
  Дед Михей быстро бежит, но балахон ему мешает, я деда догнала, за капюшон схватила:
- Попался, голубчик.
- Ай, пусти, - дед Михей отбивается.
- А ну, признавайся, ты средства на поиски Ленки отнял?
- Нет, не я.
- Вера сказала: Чёрный Великан это сделал. 
- Говорю, не я.
- А кто?
- Я только чёрный балахон надел, мне Вера за это рубль дала, - дед Михей мне рубль протянул: я его сразу узнала: мой надорванный.   
- А ёще что-нибудь Вера сказала?
- Сказала, хочешь заработать?
- И ты согласился.
- Я может быть артист в душе.
- Чёрт ты малахольный. 
   Я чёрный балахон с деда Михея стащила, в руки ему сунула:
- Иди домой.
  Он и поковылял, а я напрямки к Вере. Теперь всё на свои места стало: дед Михей раскололся. В доказательство рубль  в руке сжимаю. Сейчас выведу Веру на чистую воду. Ишь, что удумала, ДНД загадки загадывать.

  Стучу Верке в дверь. Верка открыла, на пороге стоит: краснощёкая.
- Ворюга, - кричу, - зажала средства на поиск Ленки.
- Что ты гонишь!
  Я ей рубль надорванный показываю.
- У деда Михея отобрала, это мой рубль, который я в коробку в клубе положила.
- На нём что твоя фотография есть? – Вера засмеялась, и дверь передо мной закрыла.
  А действительно, как доказать, что это мой рубль?
  Я стою перед закрытой дверью, как дура, дура и есть. Решила, что Вера сама признается, дождешься. На неё где сядешь, там и слезешь.  Конечно,  Верка средства растратила, но хоть на общее дело: банкет закатила, за это ей люди спасибо сказали. Правда, придется в старых сапогах Ленку искать, но Бог судья Вере.

  Вечером иду по поселку, радуюсь: с организованной преступностью справилась: ведь баба Вера и дед Михей – это была банда. Иду, вдруг фонари на улице погасли. Хорошо, что больше Чёрного Великана не боюсь. Темно, но нет худа без добра,  на небе столько звёзд видно, что я от радости даже вскрикнула.
Вдруг голос с неба:
- Чего голосишь?
  Не иначе Бог со мной заговорил.
- Звёздам удивляюсь, - я отвечаю, а сама думаю, сейчас про козни бабы Веры Богу расскажу.
- Я думал, похужело, - Бог мне говорит.
- Сколько звёзд сегодня на небе!
- Много, - Бог соглашается.
- Это Вы звёзды сотворили? -спрашиваю.
- Мне не трудно, хочешь еще?
 Вверху как что-то сверкнёт, и искры посыпались: это Пашка Сазонов на столбе что-то чинил, он у нас по электрической части тоже, два провода под напряжением соединил: замыкание сделал. Вот называется, поговорила с Богом!


                Электрическая Ленка. 


  Несколько дней прошло: снова я на поиск Ленки силы ДНД мобилизую.  Смотрю: возле моего дома четыре снеговика, и на каждом из них по букве, догадываетесь какие? Правильно: на первом  Д  рябиной выложено, на втором  У, на третьем Р, дальше продолжать не буду. Кто-то снова на мой авторитет покушается.
  Эх, найду того, кто снеговиков этих лепил: поколочу, если я разозлюсь, меня не остановишь.
  Но сдается мне, бабки, не один человек здесь действовал, а целая организация за снеговиками стоит: СОУ – Сами Очень Умные.


  В общем, вышла я Ленку искать, у народа выходной, только ДНД семь дней в неделю трудится: вдруг вижу: Чувилка бежит.
- Пожар, пожар, - кричит.
- Где?
- Сарай горит.
  Я домой заскочила, ведро схватила, помчались с  Чувилкой на подмогу. Подбегаем, сарай пылает, заброшенный, но всё равно постройка. Несколько вёдер воды вылила, да куда там. Хорошо рядом домов нет, а то бы красный петушок пошёл бы по посёлку порхать.
- Что в сарае-то было? - спрашиваю.
- Хлам какой-то, - Пашка Сазонов отвечает.
  Ну и ладно, может быть, надо было его самим сжечь. Но это другое дело, мне интересно, почему он загорелся. Стоял, стоял, а потом вдруг, как полыхнёт. Мальчишки, может быть, баловались. Я вокруг сарая обошла, следов нет. Стою, на головешки гляжу, тут Жорик ко мне подходит.
- Тёть Оль, - говорит, - это Ленка сарай подожгла.
- Какая Ленка?
- Жена моя. Только теперь она электрической стала.
- Что ты мелешь?
- Правда. Я дома на диване лежу, глаза открыл: и вижу: Ленка передо мной стоит. Я обрадовался, говорю: Ленка, ты откуда? А она отвечает: из розетки.
- Как из розетки?
- Так. И правда, лицо у неё светится, и вся фигура сияет.
- А точно это твоя Ленка?
- Она сказала: здравствуй, муж мой.
- Это еще ничего не значит. На поляне цветок:
                мур, мур,
                каждый лепесток
                муж, муж, ; я отвечаю.
- Нет, это моя Ленка, я знаю.
- Да с чего?
- Она меня любит. Руки коснулась, говорит: снизойди дух тока,
                на нас двоих только.
- Ах, как трогательно. А чего она от тебя хочет?
- Чтобы я с ней пошёл.
- Куда?
- Туда, где ренаканы и потэблы.
- Как пошёл бы?
- Вдел шпильку в розетку. Ленка говорит, сразу на солнечной полянке окажусь. А не сделаю этого, грозит посёлок весь сжечь.
  Ну, думаю, дела. Мрак,
                Нас нет.
                Трах.
                Свет.
- Ну, и чем всё закончилось? - спрашиваю.
- Я попросил у неё день подумать.
- Ладно, придумаем что-нибудь, не дрейфь.
- Посёлок жалко, бабушка, сарай - это предупреждение.
- Во сколько её сиятельство к тебе приходила?
- В десять утра.
- Жди меня завтра в девять.

  Пошла я домой. Морозец бодрит. В воздухе запах гари обычное дело: в домах печи топят. Но все равно оглядываюсь: нет ли где красного петушка.  Дома села чай пить, думаю: странная какая-то эта электроленка-электрогрелка. Жорика-то легко обмануть, он уши развесил и рад. Но меня не проведёшь, устрою проверку, выведу её на чистую воду, если что не так, она у меня вверх тормашками полетит.
  Вот значит, сижу я, пью чай, вдруг, откуда ни возьмись, за столом напротив меня парень появился. Одежда какая-то старинная, нарядная, на голове берет с пером. А через мгновение, глядь, рядом с ним старик сидит в короне, борода до стола достает.
- Вы кто? - я недоумеваю.
- Догадайся с трёх раз, - парень в руках колоду карт вертит.
  Не иначе валет и король карточные ко мне в гости пожаловали, я кумекаю.
- Что вам нужно? - спрашиваю.
- Ничего, просто хотим в дурака с тобой перекинуться.
- Я не дура с проходимцами играть.
- Мы по-честному, - валет карты сдает.
- А на что играем? - я спрашиваю.
- Если проиграешь, повязку нам свою ДНД отдашь.
- Боитесь, что и до вас доберусь?
- Как тебе сказать…
- А если выиграю?
- О чем хочешь, нас проси, если в наших силах, сделаем.
- Ну, давайте играть, - я согласилась.
- Черви козыри, - валет говорит.
- У меня шестёрка козырная, - король сказал, - я хожу.
  Стали играть, я полколоды набрала, а валет ещё две шестёрки мне протягивает:
- Вот до кучи возьми.
  Смотрю: король валету мигнул.
- Что-то вы перемигиваетесь?- им говорю.
-  Нет, - король отпирается.
- Я всё вижу.
- Ночь, глаза слипаются, - валет зевает.
- Какая ночь, ещё вечер?
- Вот тебе семёрка, отбивайся, - валет семёркой под меня пошёл, и королю снова подмигнул.
- Нет, - говорю голубчики, вижу, что вы мухлюете.
  Сдвинула я карты, что в руках держала:
- У меня с проходимцами разговор короткий: сейчас всю колоду в печку брошу.
- Ой, не надо, не надо, - валет с королём заголосили.
- Хорошо, тогда выполняйте моё желание, - я говорю, - помогите мне Электроленку обыграть. Завтра дома у Жорика, как только в ладоши хлопну, сразу появитесь. А колоду я пока у себя оставлю, в залог: обманете - в огонь.

  Легла я спать, утром встала - готова к борьбе. Жорика надо спасать, а то приходят разные налётчицы. Хотят увести. Так мы вообще без парней в посёлке останемся.
  Пришла к Жорику в девять, тот открыл.
- Верка дома? - спрашиваю.
- Ушла в магазин, - Жорик отвечает.
- Хорошо, - говорю, - Электроленка ещё не приходила?
- Пока нет.
- Ладно. Есть у меня против неё средство.
  Жорик лёг на диван и в потолок смотрит, как обычно. Я в уголке на стульчике примостилась, можно сказать, в засаде. Жду, когда буйнопомешанная явится.
- Почему от меня Ленка ушла? - Жорик вздохнул.
- А сам как ты думаешь?
- Скучно ей со мной было.
- Правильно.
- Там где она теперь, наверно, весело.
- Мы не знаем, где она.
- На солнечной полянке.
- Это не Ленка.
- А кто?
- Дед Пихто.
  Просидели мы в тишине час. Вдруг вспышка: такая яркая, что я даже глаза зажмурила. Открыла глаза: посреди комнаты женщина стоит и вправду сияет. Похожа на Ленку, но не совсем, вроде, как нарисованная Ленка.
- Ну, что Жорик, ты готов? - Электроленка спрашивает.
  Жорик с дивана поднялся, глазами хлопает.
- Я… мне… - блеет.
- Вот шпилька, - Электроленка шпильку Жорику протягивает, - сунь её в розетку.
- Я… не…, - Жорик снова блеет.
- Ты меня любишь?
- Да.
- Так давай, докажи.
- Отстань от парня, - я не выдержала, - прохиндейка.
- Кто это? - Ленка на меня посмотрела.
- ДНД, а ты кто такая?
- Кто я такая? Я излучаю свет,
     Но если разозлюсь,
     То свет уже не лью,
      А свет уже вонзаю.
- Ишь, цаца какая.
- Ну, Жорик, - Электроленка к Жорику опять обратилась, - возьми шпильку и вставь в розетку, нет более сладкой муки.
- Жорик не смей, - я кричу.
  Жорик в ответ только мычит. Гляжу, Электроленка ему шпильку уже в руку суёт. Вот зараза. Погубить парня хочет. Повторяет при этом:
- Снизойди дух тока,
     На нас двоих только.
     Снизойди дух тока,
     На нас двоих только.
  Сектантка какая-то.
  Я ору:
- Не бери, придурок.
  Ничего не помогает, Жорик шпильку взял. Телок да и только.
  Я орех со стола взяла, который Жорик для белки положил, и в Электроленку бросила, а орех сквозь неё пролетел. И впрямь у этой Ленки тела твердого нет: одна видимость электрическая.
- Жорик, ты меня любишь, - Электроленка спрашивает.
- Да.
- Тогда убей эту бабку, - Электроленка на меня глазами, как зыркнет.
- Как убить?
- Ударь стулом по голове.
  Вот что удумала сволочь.
- Стой, Ленка, - говорю, - давай по-честному все решим. В карты сыграем. Если я выиграю, ты от нас отстанешь, а проиграю, тогда я сама шпильку в розетку вставлю.
  Ленка подумала и говорит:
- Давай, на солнечной полянке всем места хватит.
  Я за стол села, так, чтобы против окна быть, и в ладоши хлопнула. Карты появились: валет да король. Сдали, начали играть. Сморю: у валета на Электроленку глаз загорелся. Играет, а сам ус всё подкручивает. Да и король на Ленку поглядывает ; глаза масленые. В общем, непонятно на чьей они стороне. Ленку должны завалить, а они знай, мне карты подкидывают. Нет, думаю, ребята, так не пойдёт. Я и подмигнула. Кому подмигнула? Да Борьке. Как раз в окне его свиное рыло показалось. А для Борьки это знак, если я подмигну. Тут же свиное рыло исчезло.
  Играем мы дальше, я всё принимаю, и принимаю. Вдруг валет на месте подскочил, а за ним и король.
-Эй, - валет крикнул, - что это Вы придумали?
- Не делайте этого, - король кричит.
- Что, умники, заёрзали, - я им отвечаю.
  Сама улыбаюсь, - дело в том, что Борька к Чувилке прибежал и прохрюкал: жги карты. Она колоду к огню и поднесла. А эти перевёртыши почувствовали, что жареным запахло. Смотрю, стали мне помогать: Электроленку шестёрками и семёрками завалили. Так-то лучше.
  Борька снова в окне появился, я два раза моргнула: знак: повремени. Борька понял: свиное рыло скрылось.
  В общем, валет и король слово своё сдержали, обыграла я Электроленку. Та в электродугу превратилась и исчезла в розетке. Только голос её услышали:
-           Разряд, вспышка!
         Я растворилась, но вижу и слышу.
 Валет и король тоже исчезли. Жорик сидит на диване, глазами хлопает.
- Где Ленка? - спрашивает.
- Не знаю.
- Она же была здесь!
- Это не она.
- Где же теперь я её найду, - у Жорика глаза на мокром месте.
 “Где, где..?” - я подумала. “В Караганде”.




                Материалы к делу.  Том 3. Стр.184.

                Письмо Жорика к Электроленке.




  Любимая, мы снова в разлуке. Единственное, что меня утешает, это надежда на нашу новую встречу, потому что нет ничего невозможного для всепроникающего чувства беспредельной любви. Мы соединимся с тобой в области чистейшего света, где я буду принадлежать тебе всем существом своего внеземного Я.  Руки будут в руки, уста в уста, и имя нам будет – свет. И только порой зуд тела в разных частях напомнит нам, что мы не растворились в свете без остатка.
  Послушай, как я тренируюсь: свешиваюсь с кровати головой вниз и нахожусь в таком положении очень долго. Сначала аппарат мозга отказывается регистрировать какие-либо изменения, но постепенно в глаза начинают вспыхивать маленькие искры привета из далёкой страны чудесного перевоплощения. Их становится всё больше и больше, и я начинаю ощущать в себе прилив необыкновенной энергии постпонятийного свойства. Я чувствую, ещё немного и весь превращусь в свет, но  моё Я из отвлечённой философской категории  вдруг осознаёт себя вполне законченной формой земного существования, и я возвращаюсь к жизни, которая проходит в борьбе между томительным бездельем и нежеланием ничего делать.


                Подчуфаровские  инопланетяне.


  Я чувствовала, что сегодня должно что-то случиться. И не ошиблась! Вышла я на улицу: окошки желтым светом горят: сидят люди у себя по домам: у кого-то семейный вечер, а кто в одиночку время коротает, но все равно ему в родных стенах хорошо! И не думают они про тех, кто их покой бережет. Когда у всех отдых, у ДНД работа!
  С утра метель была: все дорожки замело: идти трудно, зато интересно: словно книгу читаешь: вот Андрея Петровича следы: их сразу можно узнать – косолапит! А это Пашка Сазонов кренделя выписывал: у него спьяну ноги заплетались, Чувилка на поросенке проехала, дед Михей култышкой след прочертил, в общем, журнал для посетителей, где каждый расписался.
  Дошла я до околицы: дальше дороги нет: поле, а за ним лес: надо назад возвращаться. Я поселок из конца в конец за полчаса прохожу: так и патрулирую всю смену. Дойду до окраины: вздохну и в обратный путь: но в этот раз все по-другому было: остановилась и стою как вкопанная, на краю Подчуфаровского леса огонёк заметила. Что за огонёк? Откуда? Может быть, это лихоманка-хулиганка и беда-сволота костёр жгут!?! С ними шутки плохи: я уже одному тому рада, что они поселок стороной обходят: знают: у нас ДНД!
  Так вот, значит, постояла, постояла: ноги замерзли - домой пошла! Моё дежурство закончилось: остаток ночи Чувилка на себя возьмет: она на Борьке до зари катается: полезное с приятным совмещает: какой русский не любит быстрой езды!
  Дома я разделась и легла: хыньки-расхахыньки: утро вечера мудренее.

  На другой день я не торопилась вставать. Лежу на кровати, о вчерашнем происшествии думаю: как сладко дремать, были бы мыши, давно протоптали  бы на мне тропинку, бегая по животу!
  Солнце уже высоко поднялось: луч из-за шторы на тумбочку падает: и от этого кажется, что на тумбочке золотая монета лежит. Я рукой к солнечному зайчику потянулась: хвать, а в руке, естественно, ничего нет!
Встала я, постель заправила, умылась, какаву попила: из дома вышла. Смотрю: Семен Авксентьевич; директор школы быстрым шагом идет: вид озабоченный.
-  Семен Авксентьевич, куда торопишься? - спрашиваю.
  Директор школы остановился.
- Многоуважаемая Ольга Ивановна, у нас ЧП.
- Что случилось?
- Трое ребят пропали, днём в школе не были, и вечером домой не вернулись.
- Кто?
- Юра Юрчиков, Дима Васин и Олег Коростелёв.
- Одноклассников спрашивали?
- Не знают ничего.
- Хорошо, Семен Авксентьевич, я займусь этим делом.
- Премного Вам благодарен, Ольга Ивановна.
- Благодарить после будете, Семен Авксентьевич, когда найдём.
  Директор ушел, я думаю: вот еще один случай, когда люди пропали. Сначала Ленка: теперь ребята. Так и знала, что Ленкой все не кончится: тут мафия действует.
  С чего же  расследование начать? Надо осмотреть комнату Юрия, может быть, в ней подсказка есть! Кстати, и родителей его расспросить, в общем, провести следственные мероприятия.
  Отец Юры - Колька, плотник. Всю зиму баклуши бьёт, разве что сани к Новому году починит или елку на площади установит, поэтому скорей всего он дома. А мать - Зоя, доярка, надеюсь, ее тоже застану: сын исчез: тут уж не до работы!

  Подхожу я к дому Юрчиковых: стучусь: дверь открывается: так и есть: Колька и Зоя на месте: стоят в дверях: лица вопросительные: ждут, с какой я новостью.
- Не волнуйтесь, - говорю, - мне бы только ниточку ухватить, а там потяну, весь клубок размотается.
- Вы нам надежду даете, Ольга Ивановна, - Зоя говорит.
- Правильно, надо надеяться, но я не утешать вас пришла. Можно комнату вашего сына осмотреть: мне надо понять, чем он жил?
- Конечно, Ольга Ивановна, проходите, мы в ней ничего не трогали.
  Я на пороге потопала, чтобы снег с ботинок сбить и в дом вошла.
- Сюда, Ольга Ивановна, - хозяева в комнату Юры меня провели: я со света полуслепая.
  Вижу шкаф, стол, диван, радиола на подоконнике стоит, на стене фотографии артисток.
- Мы на кухне посидим, - Зоя говорит, - тяжело нам: ведь единственный сын. Никому не пожелаешь такое пережить.
- Найдем, никуда он не денется.
- Ох, быстрей бы.
- Играл? - гитару со стула беру.
- Пытался, - Колька хмыкнул.
- Хорошо, идите, - я родителей отпустила.
  Коля и Зоя ушли, а я продолжаю комнату осматривать: шкаф открыла: свитера и майки комком лежат:  не удивительно, что еще от парня ждать? Брюки на вешалке тронула: сигареты «Лайка» из кармана выпали. Следствие отметило: в пачке пять сигарет с коричневым фильтром, на сигарете мелкими буквами написано «Лайка».
  Вот, Юрка - пострел, уже курит. Думаю, сказать родителям или нет? Ладно, не до этого теперь, как-нибудь в другой раз скажу, я не сомневаюсь, что Юрку найдем.
 Сунула я пачку обратно в карман брюк и шкаф закрыла - осмотр закончен: никакой подсказки. Узнала, правда, какие сигареты курит - может быть, это пригодится!
  К родителям на кухню зашла: Колька и Зоя за столом сидят с пустыми чашками:
- Разрешите пару вопросов? - говорю.
- Конечно, Ольга Ивановна, - Зоя слезу смахнула.
- У вас был с ним конфликт?
- Воспитывать - воспитывали, но без рукоприкладства, - Коля басит.
- А девушка у него есть?
- Одной нет, крутится с несколькими, - Зоя плечами пожала.
- Значит, вы не знаете, куда он делся?
- Я бы многое отдал, чтобы узнать, - Коля кулаком по столу стукнул.
- Ольга Ивановна, помоги, - Зоя просит.
- Помогу, помогу, - я платок поправила, - главное не теряйте надежды.

  Вышла я на улицу, морозного воздуха вдохнула:  думаю: вроде обычный парень – курит, с девчонками гуляет: все подростки такие!
  Гляжу по сторонам: деревья в белом уборе стоят - словно невесты. И кажется мне, что это выстроились в ряд Юркины девушки:   
- Выбирай любую, Юра. Всякая из нас мечта.
  И  ветками лица завесили, как будто стыдятся.
  Но парню еще рано жениться, он от них бочком, бочком и бежать. А девушки с криком и визгом за ним: - Мой, мой.

  Вот незадача! Сначала огонёк загадочный появился, потом Юра исчез. Происшествие за происшествием. Раньше на поселке тишь да гладь, божья благодать была! И вдруг началась заваруха. Пошла я к магазину. Там толпа бабок. Пропажу ребят обсуждают.
- Посторонних в посёлке не замечали? - я спрашиваю.
- Откуда им взяться, - мне отвечают, - разве только с неба спустятся.
- Ой, не смешите меня:  с неба.
  Стоим так, лясы точим. Вдруг видим Юрка Юрчиков по улице идет: живой, здоровый, улыбается, как ни в чем не бывало! Ну и дела!
  Вот, бабки, как бывает: сам объявился, пропащий! 
- Эй, малый, - я спрашиваю, - где ты был?
- Там, где надо, - Юрка буркнул.
- Ты понимаешь, что родители переживают?
- Я не мог их предупредить.
- Почему?
- Меня инопланетяне похитили!
  Вот сказал! Словно гром с ясного неба грянул. Я что угодно ожидала услышать, только не это! Ну, там: железку в поле лизнул, ждал дня, пока потеплеет, или ещё что-нибудь в таком роде.
- Где тебя умыкнули? - спрашиваю.
- На опушке леса, - Юра отвечает, - в летающую тарелку затащили, и прощай, Земля.
- А ребят тоже?
- Тоже.
  Я сразу об огоньке на опушке леса вспомнила. Но какая летающая тарелка?
- Врёшь ты всё, - говорю.
 -  Честное слово, баб Оль, - Юрка клянётся.
 Если правда, то эти инопланетяне чурбаны бесчувственные. Могли хотя бы родителям Юркиным сообщить: так мол и так, ваш сын у нас. Не волнуйтесь - мы проведём с ним пару опытов и вам его вернём. Помнить он вас будет, главное, вы его ни о чём не спрашивайте.
- Слушай, - говорю, - а как там в летающей тарелке?
- Внутри пар, - Юрка отвечает, - я ничего не видел, о рычаг какой-то бок ушиб.
И бок потирает.
- Как пришельцы выглядят? - я его дальше спрашиваю.
- Тело как у нас, а голова улитки: рожками всё время шевелят.
- Что они от тебя хотели?
- С собой звали на Сириус. Говорили, девушек у меня там будет, сколько захочу.
- А ты?
- Отказался.
- Почему?
- Да девушки с головами, как у улитки.
- Тогда понятно.
- Может и зря отказался, - Юрка вздохнул, - прикольно девушку иметь, которая от радости рожками шевелит.
Сказал и домой пошёл.

 Я тоже домой направилась. Думаю: итак, из свидетельских показаний Юрки ясно, что инопланетяне существуют. Может быть, уже давно между нами их агенты ходят в человеческих масках, а рожки у них под шапками скрыты, и единственный способ агентов разоблачить: шапку снять.
  Смотрю: навстречу Жорик идет. Спрашиваю его:
- Что грустный?
-  А что веселиться: жена пропала?
-  И Юрка Юрчиков пропал, а потом нашелся.
-  Я слышал, ерунду какую-то рассказывает про инопланетян.
-  Ты не веришь?
-  Нет никаких инопланетян.
- А это мы сейчас проверим.
  Я Жорика за шапку хвать и сорвала её. Смотрю: нет рожек. Славу богу, человек. Лысеть правда начал, но это ничего, главное: свой.
- Что Вы делаете, теть Оль? - Жорик возмущается.
- Шапку посмотрела - хорошая!
- Зачем же ее срывать?
- На, надень, простудишься.
- Ну и что? Умру.
- Вот дурак!
- Смерть -это средство от бессмысленного существования.  А те, у кого есть смысл, платят по общему счёту.
- Совсем парень сбрендил! - я головой покачала.
  Расстались мы с Жориком,  пришла я к себе. Размышляю: честно сказать, не верится до конца в инопланетян.  Заливает Юрка, ой, заливает. Фантазёр известный.
  За окном машина просигналила: я ведро с мусором подхватила и на улицу, а там уже народ со всех сторон к мусоровозу сбегается: шум, толкотня, шутки: дело-то, конечно, с душком, но как оно всех объединяет! Те, кто уже ведра высыпали в стороне стоят: последними новостями обмениваются:
- Слыхали, Юрка Юрчиков у инопланетян побывал?
- Говорят, он теперь все болезни одним прикосновением лечит.
- А у меня что-то поясница болит.
- К нему уже очередь на неделю вперед.
- Побегу, скорей: запишусь.      
  Я свое ведро высыпала и пошла, посмеиваясь, - какой у нас народ доверчивый!

  Дома хлеб маслом намазала, села чай пить, но на душе как-то не спокойно! С чего бы это? Вдруг в дверь постучали. У меня сразу сердце быстрей забилось: я никого не ждала!
- Кто? -  через дверь шепотом спрашиваю.
  В ответ тишина. Ну, думаю, не иначе инопланетяне за мной пришли! Всё-таки они существуют. Как быстро мнение меняется, когда пред фактом стоишь. Только какая из меня космонавтка? Здоровье никудышное, хожу только потому, что нога ногу подпирает. Но с другой стороны: пусть лучше меня забирают, чем молодого парня на Сириус увезут, у нас и так молодежи мало, а я уже жизнь прожила.
  Снова стук в дверь, я опять:
- Кто? - спрашиваю.
- Почтальон, - из-за двери голос отвечает, - Вам письмо.
  Какой почтальон, какое письмо: вокруг поселка все дороги замело: ни пройти, ни проехать?! Это пришельцы, пришельцы! Теперь уже никакого сомнения нет! И письмо это от пришельцев - приглашение: такого-то числа, во столько-то часов космического времени, летающая тарелка отправляется на Сириус, просьба не опаздывать!
  У меня сразу мысль: что с собой взять: полотенце, зубную щетку, смену белья, носки теплые не забыть: вдруг в космосе холодно? Но тут же подумала: жалко поселок покидать! Все тут родное, знакомое: каждая собака в лицо знает, каждый человек здоровается. Нет, бросай все и отправляйся к черту на кулички: а потом еще неизвестно: может быть, инопланетяне злые!? Изучат меня, а после забудут, и кукуй на их планете до конца века.   
Подумала  я так, бабки, и  по телу у меня мурашки побежали: может быть, под стол спрятаться, глядишь, обойдется!
  Я шаг от двери сделала, но настойчивый стук меня остановил: эх, будь, что будет, думаю: от судьбы не уйдешь!
  Я ключ в замке повернула и дверь нараспашку: полундра, бабки!
  Гляжу, а это действительно наш почтальон - Василий! С ноги на ногу на пороге переминается:
- Вам письмо, Ольга Ивановна, - конверт мне протягивает, глазки у него мышиные, да еще со сна слипаются: такое впечатление, что вообще глаз нет.
- Прощай, Вась, - я конверт в руках кручу.
- Куда это Вы собрались?
- В космос.
- Навсегда?
- Навсегда.
- Подарите тогда мне чайник, а то мой прохудился.
- Какой ты шустрый, я ещё чай буду пить.
- Я в таком случае позже зайду.
- Слушай, -  надпись на конверте читаю, - ведь это из Камышина от брата моего письмо, - я конверт открыла, - с днем рождения меня поздравляет, а оно у меня летом. Как это может быть?
- Письмо  на почте завалялось, но все равно, думаю, дай отнесу.
- Вот работнички!
- С Сириуса ещё дольше письма идут.
- А при чём тут Сириус?
- Так к  слову пришлось, - сказал  и пошел, я дверь за ним закрыла, стою, думаю: проговорился или случайно про Сириус ляпнул?

  Сижу я, чай пью, а сама думаю. Интересно,  а сквозь стены инопланетяне умеют  проходить? А то не успеешь оглянуться, а они уже за столом сидят.
Я представила, как это будет. Инопланетянин скажет:
- Давай, бабка, угощай, - и рожками пошевелит, - долго мы до вас летели!
- А откуда вы? - спрошу.
- С Сириуса, - инопланетянка мне ответит: у неё рожки на голове поменьше.
-И зачем в такую даль тащились? - я чайник на плиту поставлю.
- Хотели посмотреть, как вы живете, - инопланетянин мне подмигнёт.
- Ну и как? - я печенье достану.
- Плохо - одна лень да пьянка. А все потому, что страх потеряли. Мы вам его вернем, - инопланетянин ответит.
-  Да мы уж как-нибудь сами проживём.
- Сами вы не справитесь, - инопланетянка возразит.
- Дайте нам шанс, - я  кружки на стол ставлю, а у самой руки дрожат.
- Драть вас надо, и тебя бабка драть как сидорову козу, - инопланетянин как стукнет кулаком по столу, аж кружки подскочат, - не знаешь, чем от безделья заняться.
- Ой, мамочки  мои, - у меня душа в пятки уйдёт, я к двери бочком-бочком.
- Ты куда? - инопланетянка спросит.
- Мне по нужде надо.
- Мы тебя не отпускаем, - инопланетянин скажет.
- Что вы от меня хотите?
- Мы с тобой контакт устанавливаем, - инопланетянка объяснит.
- Я не против, -  пот со лба утираю, а сама думаю: как же мне от непрошенных гостей отделаться, и вдруг осенит, - а давайте в прятки играть.
- Это как? -инопланетянин  заинтересуется.
- Зажмурьтесь и досчитайте до десяти, - я объясняю, - а когда глаза откроете - ищите меня.
- Ха-ха-ха, - инопланетяне засмеются, - веселая ты бабка. Раз, два, три….
  Смотрю: инопланетяне глаза закрыли, я шмыг под стол, и скатерть за собой поправила. Жду, когда десять скажут.
- …десять, - инопланетяне хором говорят.
- Какая забавная игра! - инопланетянка добавит.
  Слышу, пришельцы встали из-за стола и по дому ходят.
- В шкафу посмотри, - инопланетянин скажет.
- В чулане пусто, - инопланетянка рапортует. - Под кроватью тоже нет.
- Где же она? - инопланетянин удивится.
- Выходи, бабка, мы сдаемся, - инопланетянка попросит.
  Но я не дура, подожду вылезать: пускай ищут, может быть, вчерашний день найдут.
- Говорят тебе - выходи, - инопланетянка злится, - а то хуже будет.
- Вот, хитрая бабка, -  инопланетянин из себя выходит, - обвела нас вокруг пальца.
- Не будем время терять, - инопланетянка предлагает, - все равно она от нас никуда не денется!
- Ну, смотри, бабка, попадешься ты нам! -  инопланетянин над самым моим ухом скажет, но так и не догадается, что я рядом.
- Всё, нам пора, - инопланетянка торопит.
«Давайте, чешите», - думаю, - «я вас не задерживаю!»
   Полная тишина наступит, но не буду спешить укрытие покидать: вдруг эти улитки двуногие притворяются - затаились и ждут, когда я покажусь. Десять минут пройдёт, пятнадцать, наконец, я скатерть приподниму и в щелку выгляну; прямо как мышь: нет ли в комнате кошек? Но никого не увижу: кажется, не обманули, в самом деле, ушли.
  Вылезу из-под стола, на стул сяду, за сердце держусь. Чуть не уморила шпана залетная!

  На следующее утро вышла я на улицу: что толку дома скрываться, все равно, если пришельцы захотят на дне моря достанут; а свежим воздухом подышать хочется.
  Иду, по сторонам глазею. Навстречу Семён Авксентьевич.
- Нашлись ребята, - ему говорю.
- Нашлись.
- А где были, сказали?
- Сказали, - Семён  Авксентьевич спокойно говорит, - их инопланетяне похитили.
- Вас это не удивляет?
- Тех, кто работает в  школе, уже ничего не удивляет.
  Мне нечего ответить,  я и промолчала. 

  Иду дальше. Вдруг вижу впереди Юрка Юрчиков с дружками Димкой Васиным и Олегом Коростелёвым. Куда идут? Думаю, дай за ними прослежу.  А они за околицу вышли и через поле к лесу Подчуфаровскому пошли. Идут гуськом друг за другом. Я подождала немного, чтобы меня не заметили и по их следам двинулась. Иду, а сама напеваю:
                -  Морозная ночка,
                Пурга до утра,
                Лишь черная точка
                В поле видна!
  Хотя какая ночка? Сейчас день.
  Добралась до опушки: следы в лес ведут. Ещё немного прошла: смотрю: избушка стоит: вот где балбесы скрывались вместо того, чтобы в школу ходить. Небось, еще летом себе жильё построили. Окошко светилось ночью - этот огонёк я и видела. 
  Из трубы избушки дымок пошел: хорошо устроились бездельники: про инопланетян-то всё придумали.
  Стою, размышляю, что теперь делать? Семёна Авксентьевича  надо сюда привести, чтобы он всю шайку накрыл. Ученики должны учиться, а не баклуши бить. Хотела я уже обратно лыжи навострить, да вдруг Юрка Юрчиков из избушки вышел, я едва за дерево успела спрятаться. Юрка валежник стал собирать, и, как на зло, всё ближе и ближе ко мне.  Рядом со мной сук большой лежал, Юрка на него нацелился. Не повезло, так не повезло. Я к дереву прижалась, но тонковата осина. Юрка меня увидел.
- Баб Оль, ты здесь откуда?
- За вами следила, - говорю, глупо отпираться.
  Хотела дёру дать, но Юрка меня хвать за рукав, кричит:
- Ребята, шпиона поймал.
  Дима и Олег из домика вышли.
- Какими судьбами!?
- А врали, что вас инопланетяне похитили, - с упрёком им говорю.
- Обманули, - Юрка согласился, - а знаешь, почему? Мы и есть инопланетяне. Нас сюда с летающей тарелки высадили, но скоро заберут.
- Ладно, ври, да не завирайся, - я говорю.
- Не веришь, пойдём, - ребята меня за локти подхватили и потащили на поляну - взяли в плен.
  Смотрю: на поляне на снегу вытоптано «Добро пожаловать»
- Ну, и что? - я говорю.
- Летающую тарелку ждем.
- Ну, ждите, а я домой пошла.
- Нет, - Юрка говорит, - ты  много знаешь, мы тебя с собой заберём.
- Отпустите меня, ребята, - я взмолилась, - я ничего никому не скажу.
-  Поздно, на Сириус тебя увезём, но ты не пожалеешь.
- Не нужен мне Сириус, у меня на посёлке дела.
- На Сириусе посёлок еще лучше, можно сказать идеальный.
- А ДНД что тогда делать?
  Вдруг рядом как что-то грохнуло, и фейерверк над поляной звёздами рассыпался.
- Летающая тарелка спускается, -  Юрка кричит обрадовано.
  А я от грохота так перепугалась, что вырвалась из рук похитителей и бежать. Откуда только сила взялась. Никогда в жизни я ещё так не бегала. Правду говорят: у страха глаза велики. 
За десять минут поле преодолела: по поселку, словно ураган пронеслась! Люди потом свидетельствовали:
  Анна Сергеевна (учительница): « Примерно в три часа пятнадцать минут видела небольшой тёмный объект, летящий над землёй с огромной скоростью. Это происходило в районе школы. Испытала безотчетный страх».
  Сазонов П.К. (мастер): «Около трех часов я возвращался из магазина, и меня чуть не сшибла с ног какая-то хрень. Никогда такую не видел. Больше ничего сказать не могу, так как был в лёгком подпитии».
  Александр Кудрявый (тракторист): « Я ехал на тракторе. Вдруг мотор заглох, и мимо пронеслось что-то непонятное, вроде как на двух ногах. Не знаю, что это было. Через минуту мотор заработал, и я поехал дальше».

  В дом свой влетела, дверь на замок закрыла, села за стол, тут только отдышалась. Вот дела, чуть в космос не улетела, но кажется, пронесло. Ишь, что удумали, идеальным посёлком меня соблазнять. Не нужен мне такой. Пусть будет какой есть. Ведь в идеальном посёлке бабы Веры не будет, туда жадную не возьмут, и Чувилке тоже путь заказан. Скажут: слишком поросёнка любит, это не нормально. А как я без бабы Веры и Чувилки? Без них скучно.
  Сижу я, так думаю, вдруг стук в дверь. Я в окошко выглянула: на пороге Юрка Юрчиков стоит. Не оставляют меня в покое инопланетяне. Раз узнали обо мне, пиши пропало. Коготок увяз, всей птичке пропасть. Будут преследовать теперь до гробовой доски.
  Опять Юрка Юрчиков в дверь стучит. Я не открываю.
- Баб Оль, - он мне через дверь говорит, - прости нас. Мы пошутили. Никакие мы не инопланетяне. Просто поиграть в них решили.
  Я помолчала, потом спрашиваю через дверь:
- А взорвалось что?
- Это петарда, с Нового года осталась. Баб Оль, мы пошутили.
- Отлупить вас надо за такие  шутки. Бабка чуть душу Богу не отдала, хулиганьё проклятое.
- Мы больше не будем.
- Ладно, - говорю, - прощу вас, но только с одним условием. Вы директору школы правду расскажете про сарай ваш в лесу, где вы отсиживались. И главное, школу пропускать больше не будете. 
- Мы согласны, только не обижайся.
  Вот и поговорили через дверь. Но главное, теперь ребята делами займутся. Учиться буду, а не дурью маяться. Хорошо, что на посёлке ДНД есть, у которого всё под контролем.

  Расследование закончилось: люблю я, когда на поселке порядок! А с Семеном Авксентьевичем мы позже встретились - поговорили.
  Семён Авксентьевич:
- Доброго здравия,  Ольга Ивановна.
  Я чих. Продуло, видно, в лесу.
- Еще раз доброго здравия.
  Я снова чих.
- Будьте здоровы,  Ольга Ивановна.
- На каждый чих не наздравствуешься. Пчхи.
- Наздравствуюсь, любезная Ольга Ивановна.
- Какая я Вам облезлая? Пчхи.
- У вас  уши заложены. Я сказал: любезная. Спасибо, что Вы глаза мне на прогульщиков открыли.
- Что?
-Я Ваш должник. Любую просьбу выполню.
- Что?
- Что бы мы без Вас делали?!
- Что?
- Вам цены нет! - Семен Авксентьевич  мне на ухо кричит.
  Вот глупый, думает, я не слышу, просто приятно, что ДНД на посёлке у нас так высоко 
ценят!!!

                Окопная война.


  Я шершавой пяткой почесала голую ногу: на кровати лежу, вставать лень. Наконец поднялась: за окном зима плачет: капель по подоконнику барабанит. Посмотрела я на улицу: пасмурно, оттепель на дворе. Вокруг деревьев проталины. Многие снеговики головы потеряли, стоят - развалины.
  Я зевнула и радио включила: там концерт по заявкам: Кобзон поет. Вдруг в радио что-то щёлкнуло, и гундосый голос произнёс:
- Жители посёлка, прослушайте важное сообщение. НАТО объявило нам войну. В окрестностях нашего посёлка возможна высадка вражеского десанта. Необходимо принять все меры для его отражения. В этот тяжёлый час сохраняйте выдержку и спокойствие. Наше дело правое - мы победим!
  Радио снова щёлкнуло и замолчало.  Я стою, ушам своим не верю. Потом оделась и на улицу: узнать, что народ говорит. Наверно сейчас все эту новость обсуждают. Ох, матушки мои, что ж теперь будет!? Даже в голове не укладывается: война!
  Смотрю у магазина толпа - я быстрей на собранье.
  Вера выступает:  - Братья и сестры, не позволим врагу топтать нашу землю! Отстоим Родину! Да здравствует наш посёлок!
- Что делать-то? - Пашка Сазонов из толпы кричит.
- Окопы рыть, -  Вера брови сдвинула.
- Где?
- За околицей.
- А где нам оружие взять? - Пашка спрашивает.
- Нам его с самолета сбросят, -  Вера уверенно отвечает.
- Ну, давайте за дело, - Пашка руки потёр.

  Через полчаса у всех уже лопаты были, кое-кто ломы принёс.  Вера палкой линию окопа начертила. Принялись мы за работу. Хоть и оттепель, но все равно землю долбить приходится:  тяжело идёт. Я уморилась - стою, о лопату оперлась.
- И почему люди воюют? - говорю.
- Никто работать не хочет, а вкусно есть все хотят, - Пашка хохотнул, сам, как эскаватор работает, земля только в сторону отлетает.
- Чтоб этим натовцам лопнуть! - я снова за работу взялась.
  Пашка выпрямился и сказал стихами:
-   Ракетчики, ключ на старт!
     Наивно думать, что можно с американцами ударить по рукам.
     Они Вьетнаму простят Вьетнам.
     Нам Вьетнам не простят никогда!

  Люблю я общественный труд: сразу видно кто лодырь по жизни, а кто труженик. Я спину разогнула, взглядом линию окопов окинула: людей много - это хорошо!
- Ничего, - говорю, - в сорок первом страну отстояли, и теперь отстоим.
- Веселей ребята, -  Вера подбадривает, - покажем натовцам кузькину мать, пожалеют, что к нам сунулись.
- Оружие-то где? - Пашка снова спрашивает.
- Копай, копай, сбросят.
- Ох, мне бы пулемёт, - Пашка кричит, - вот я бы повеселился.
- Интересно, а негры среди натовцев будут?
- Будут, - Пашка усмехается, - только их не сразу заметишь. У них полоски белой краски на лице, чтобы маскироваться: снег кругом, а они же коммандос.
  Копаем мы, копаем, навалились всем миром. Даже дед Михей одноногий прикултыхал. Ружьё старое притащил. Сам копать не может, но землю помогает выгребать, за одно старание ему уважение. Молодёжь тут же крутится: Юрка Юрчиков со своими дружками.

 Копаем мы дальше окопы; углубляемся, так сказать в проблему, вдруг слышим: хрю-хрю. Чувилка на Борьке скачет.
- Эй, подруга, - кричу ей, - что опаздываешь, сейчас закон военного времени действует.
- Почему военного?  - Чувилка спрашивает.
- Ну, ты даешь, по радио войну объявили, а ты не знаешь.
- У меня радио нет.
- Вот темнота, - я вздохнула.
- Дайте лопату, - Чувилка просит.
- Возьми, - Пашка ей свою подает, - я пока отдохну.
  Чувилка за работу принялась, а Пашка из окопа вылез, на корточки присел и Борьку за шею обнял:
- Ну что, Борька, повоюем?
- Хрю, - поросёнок отвечает.
- Чувилка, оставь его с нами, у нас на фронте каждое рыло на счету, - Пашка просит.
- Хрю-хрю, - Борька хрюкает.
- Вот он согласен, сразу видно боевой парень.
- Молод он ещё по человеческим меркам для армии, - Чувилка говорит.
- Тогда мы его свином полка сделаем, - Пашка смеется.
- Хрю-хрю, - Борька хрюкает.
- Ты смотри: он в бой рвётся, - Пашка крепче Борьку за шею обнимает.
- Хрю.
- А я на ком ездить буду? - Чувилка выпрямилась.
- Родина в опасности, а ты о себе думаешь, - Пашка её упрекнул.
- Я связная, - Чувилка гордо отвечает.

  Пашка снова в окоп прыгнул - свою лопату взял.
  Вера кричит:
- В полный профиль копайте, в полный профиль.
- Копаем, - я ворчу, а ты что отлыниваешь?
- Я вам сейчас обед принесу.
 Сказала и убежала.
  Я копаю, а сама рассуждаю: вот когда о немцах думаешь, первое, что представляешь - они в пивной пиво пьют, о бразильцах - они в футбол играют, а о русских ; они в окопе сидят: атаку отражают, из ружей палят и гранаты под танки бросают. Может я фильмов много о войне посмотрела, но именно так себе представляю и никак по-другому. Поэтому копаю и радуюсь: окоп дело привычное.
  Не соврала  Вера: обед принесла. Бидон с борщом и корзинку с хлебом из дома тащит. Что это с ней: расщедрилась, уж не заболела ли? Просто не узнаю  Веру. Неужели общая беда так её изменила?
- Ешьте, ешьте, -  Вера борщ в тарелки наливает, - с хлебушком сытненько.
  За последнее слово, я  Веру убила бы, но дело Верка доброе делает, поэтому пусть пока живет. Я себе тоже тарелку дымящегося борща взяла. Нужно подкрепиться, а то с утра мерзлую землю долблю: мозоли на руках. Подлые натовцы не могли до весны подождать. Нам бы легче было окопы рыть.
- Подозрительно, подруга, что так стараешься, - я Вере говорю.
- Дом мой рядом, -  Вера отвечает, - кому, как не мне кормить?
- И то верно, - Чувилка поддакивает.
  Поели,  Вера пустые миски собрала и говорит:
- Но если клад найдёте, тоже мой будет.
- Вот в чем дело! - у меня вырвалось.
- Почему твой? - Пашка ложку облизал.
- По международным правилам о примыкающих территориях.
- Нет таких правил, - я говорю.
- Спорим, -  Вера на меня зыркнула.
- Сама выдумала, - я ей отвечаю, но спорить не стала.
- Есть такие правила, я тоже читал, - Пашка  Веру поддержал.
  Гляжу, он  Вере подмигнул: дескать, полклада мои.
- Да кто здесь может клад закопать? - я у виска пальцем покрутила.
- Древние народы, - Вера со знанием дела говорит.
  Я снова у виска пальцем покрутила.

  Копаем дальше. Вдруг Жорик явился. Где раньше был? Лентяй, хуже, изменник Родины. Мы тут мёрзлую землю долбим, а он дома баклуши бьёт. Жорик вдоль окопов идёт, со мной поравнялся, я ему кричу:
- Жорик, проспал что ли?
- Нет, - Жорик отвечает, - кончайте работать.
- Это как? - я удивляюсь.
- Война кончилась? - Пашка на лопату облокотился.
- Её и не было, это я в радиорубке объявление сделал.
- Да как ты смел, болван, такими вещами шутить? - я ору.
- Простите, но теперь я точно знаю, что Ленки на посёлке нет. Если бы она здесь скрывалась, то не выдержала бы: вышла бы окопы рыть, ради посёлка она бы все обиды простила.
- Вот дурень, ничего лучшего не смог придумать.
- Да мы тебе сейчас бока намнем, - Пашка кричит.
- Бейте, мне всё равно, раз Ленки уже не найти.
- Не скули, найдём, вокруг посёлка снега непроходимые, куда ей деться?
- Нет, она окопы рыть вышла бы, - Жорик опять за своё.
  Мужики вокруг Жорика собрались, впрямь его побить хотели, но у Жорика такой вид горестный был, что ни у кого рука не поднялась первым ударить. Рука не поднялась, а нога да. Я ему пинка дала, он с этим домой и пошёл.
  Злюсь я на него, а самой жаль парня, понимаю его горе, с такого горя вообще крыша поехать может.
  Люди стали расходиться, а дед Михей из окопа не вылезает.
- Эй, - кричу, - дед, иди домой.
Но Михей головой показывает: нет:
- Здесь моё место.
- Нет никакой войны, разве не слышал?
- Уходите, и один в поле воин.
- Хватит дурить.
- Подай ружьё, -  дед Михей меня просит.
- Ребята, тащите его из окопа, а то к ночи околеет, балда.
  Мужики меня послушались,  вынули деда Михея из окопа и понесли на руках. Он брыкается, назад хочет:
- Отец мой воевал, и я буду, - кричит.
- Нашёлся вояка, - я у виска пальцем покрутила.
- Я хочу Родину защищать, - дед Михей не унимается.
  Юрка Юрчиков засмеялся:
- Как Карла двенадцатого под Полтавой раненого в ногу несут.
  Это он к чему про Карла? К тому, что дед Михей росточком не велик?


   Унесли деда Михея, я тоже домой направилась - устала землю ворочать, но рада, что войны нет. Надо чайку попить, отдохнуть: вечером дежурство: ДНД всегда на боевом посту.
  Иду, смотрю, как змейки ручейков серебрятся, но уже подмораживать стало: скоро они неподвижно замрут. Но час пробужденья природы уже близок. Один из признаков: собачьи свадьбы. За Рыжей корогод ухажёров. Даже мелочь пузатая, которой ловить нечего, в хвост пристроилась. Скорей бы весна, думаю, вот тогда я расцвету. Ведь я только притворяюсь человеком. На самом деле я ; растение. Мне много света нужно. А весной солнышко пригреет, вы меня не узнаете, бабки: на лице у меня все морщинки разгладятся, кровь в теле забурлит.
  Сижу я дома, чай пью. Вдруг вижу в окне свиное рыло, потом рыло исчезло: лицо Чувилки появилось. Она мне что-то знаками показывает. Я выбежала на крыльцо.
- Что случилось? - спрашиваю.
  Чувилка на санки вскочила, только успела мне сказать:
- Бой идёт, - и понеслась в сторону окопов.
  Какой бой, хоть бы объяснила, зараза. Она, конечно, бабка не многословная, за каждым словом в карман лезет, но бывают случаи, когда надо растолковать что к чему. А так брякнула: «Бой идёт» и ломай голову: кто с кем воюет. Вдруг и вправду натовцы напали, а мы дураки окопы не стали до конца рыть. Жорик-то может и вправду предатель Родины, его специально к нам подослали, чтобы он работу остановил. Ох, как всё запутано, надо разбираться. Ничего, ДНД разберётся.
  Хорошо хоть вообще окопы рыть начали, мужики в них сейчас отбиваются. Надо на помощь бежать, может в окопах уже и нет никого, все погибли. Тогда я одна сражаться буду, пока силы есть. Вот только плохо, если контузят, и я сознание потеряю, а меня в плен возьмут.  Приду в себя, открою глаза, а передо мной негр-командос с полосками белой краски на лице и обращается ко мне:
- Говори, рюский бабка, где у вас тут нефть?
- Ничего я вам не скажу, - я отвечу, - а нефти у нас здесь отродясь не было.
- Мы хотим вам дарить демократия, - негр скажет.
- Что-то вы щедрые.
- Что есть щедрые?
- А то, что бесплатный сыр только в мышеловке.
- Драть тебя надо, рюски бабка.
- Инопланетяне тоже хотели драть.
- Они были тут?
- Были.
- А у них есть демократия?
  В общем, воображаю себе разговор с натовцем, а сама к окопам бегу.
  Отстоим посёлок, не может не отстоять. И снова станет у нас жизнь, как прежде. Баба Вера зараза только всё портить будет, снова начнет мухлевать. Ну, ничего, мы её на место поставим, ДНД-то на что. Подбегаю я к окопам, а там и вправду бой. Юрка Юрчиков в окопе с дружками, а на них старцы-морозы синеногие в атаку по полю бегут. Ребята снежки в них кидают, в кого из морозов попадут, тот падает. Весело!


                Преемственность цивилизаций.

 Проснулась я утром от того, что кто-то в окно стучит. Гляжу: Чувилка, а у неё из-за спины Борька выглядывает. Я дверь открыла, Чувилка говорит:
- Тебя милиция вызывает.
  Я заволновалась, - мало ли что… Но раз вызывают, надо идти.
  Собралась и пошла. Иду, иду… Но ведь надо идти. Милиция ; власть, как не идти. Но что-то шаг всё короче и короче. Я перед начальством робею. Милиционер наш Андрей Петрович порой так взглянет, что под землю провалишься. Но делать нечего, надо входить. Постучалась в отделение, ответа нет. Вошла, в коридоре пусто, только фуражка милицейская на тумбочке лежит.
- Здрасьте, - я ей говорю.
  Фуражка молчит.
- Доброго времени суток, - я снова говорю.
  Фуражка ни звука.
- Так я может пойду? - спрашиваю.
- Ты с кем разговариваешь, - Андрей Петрович из комнаты вышел.
- С властью.
- Я власть, - Андрей Петрович басит.
  Милиционер у нас толстый, когда стоит, руки к бокам не прилегают, кажется, что он подушки под мышками держит.
  Андрей Петрович говорит:
- Знаю, что ты во всё нос суешь, узнала что-нибудь про Ленку?
- Никаких следов.
- Жорик заявление написал о пропаже.
- Давно пора.
- Узнаешь, что, мне скажи.
- Конечно, - я головой киваю, - только я думаю, нет её на посёлке, Жорик прав, она бы окоп вышла рыть.
- Было бы снега поменьше, - Андрей Петрович вздохнул, - мы бы лес прочесали.
Вышла  я из милиции, а сама думаю, что Ленка в лесу забыла. Если только её силой в лес увели. Кто? Снежные люди. Как я сразу об этом не подумала!
  Как-то раз вышла я за околицу и увидела на снегу следы босых ног. И размер-то ого-го. Ног такого размера ни у кого на посёлке нет. Хоть у нас мужики все как на подбор видные, один дед Михей - коротышка.
  В общем, решила я по этим следам пойти. Они в лес ведут. В лесу снега по колено, два шага сделаешь, стоишь, отдыхаешь. Шла, шла я, и к стоянке снежных людей пришла. А там этих  чудищ  шесть голов. Самцы у них крупные, серого цвета, а самки помельче, светло-бежевые. Кружком сидят, на полянке, но костра у них нет. Тот снежный человек, по следам которого я шла, курицу принёс, они её так сырую и съели. Так вот кто у бабы Веры кур ворует. А мы думали, это лисы промышляют.
  Прибежала я на посёлок и все про снежных людей рассказала. Но мне не поверили, дурой назвали. Один дед Михей серьезно отнёсся, спросил:
- А половые признаки у них видны?
- Какие признаки? Шерсть длинная.


  Вот я и подумала, может быть, это снежные люди Ленку в плен взяли? Хотя за столько лет, что  рядом живём,  они мне только один раз на глаза попались: пугливые очень. Людей стороной обходят.
  Пришла я домой, хозяйством занялась, вечером на дежурство: охо-хо. Порой не хочется, а надо, без ДНД дело швах. Но погода испортилась: такая пурга поднялась, что нос на улицу не высунешь, а высунешь, тетка-метель начнет тебя так ветром стегать, словно пыль из матраса выбивает. Поэтому лучше дома сидеть, чай в тепле пить. Все так и делают.
  Нет, не все. Кто-то в окошко постучался.  Я подошла посмотреть: батюшки мои, в окне рожа, да не Чувилки… Кого? Снежного человека.
  Сосульки на усах и бороде, из-под низкого лба глаза смотрят, как у собаки, которой пинка дали. Снежный человек показывает мне что-то рукой, вроде как войти просится. Ага, чего захотел! Так я и пущу зверюгу. У него рожа во всё окно.
  Но снежный человек  глаза еще жалостливее сделал. Смотрит, чуть не плачет. Пусти, рукой показывает. Думаю, может ему что-то сообщить мне надо, вдруг от Ленки весточка. Эх, будь, что будет. Пущу. Вообще-то, если бы он захотел, то дверь бы сам выломал. Но он вежливо просит впустить. Кто же его воспитывал?
  Открыла я дверь: снежный человек и вошёл. Как собака отряхнулся - снег во все стороны полетел.
-  Добрый вечер, - говорит, - спасибо, что пустили.
  Я так и обомлела: снежный человек по-нашему шпарит.
- Не удивляйтесь, Ольга Ивановна, - когда вы в лес ходите, мы вас подслушиваем, вот и научились по-русски говорить.
- Мать честная, во, дела, - я все равно удивляюсь, - ну проходи, садись за стол, если зашёл.
  Гость сел. Я ему тарелку с баранками пододвинула и в чашку чай налила:
- Пей.
- Спасибо, Ольга Ивановна.
- Зачем пожаловал? ; я напротив снежного человека села.
- Погреться хотел.
- Всего-то!
- Пурга, видишь, какая?…
- А в посёлок, небось, за курицей пришёл.
- Зима - тяжёлое время, - снежный человек вздохнул.
- Я бы тебя не пустила, но вопрос у меня к тебе есть.
- Спрашивай.
- Женщина у нас на посёлке пропала. Ленкой зовут. Не вы её умыкнули?
- Ваши женщины не в нашем вкусе, вот если бы у них бороды еще были…
- А в лесу её не видели?
- Нет.
- Понятно. Ну, погрелся, иди, - я снежному человеку говорю.
- Ольга Ивановна, - он ко мне обращается, - научите нас дома строить.
- Я в этом ничего не понимаю. Этот дом дед мой покойный строил.
- Хороший дом, - снежный человек сказал с завистью, - Ольга Ивановна, разрешите я хоть на пороге переночую.
  Польстило мне, что он о доме хорошо отозвался,
- Ладно, - говорю, - ложись на коврике в коридоре.
  А сама за тряпку взялась - лужа со снежного человека натекла, надо подтереть. А потом спать легла, утро вечера мудренее. А перед сном думала: значит, Ленки в лесу нет. Не надо лес прочёсывать, когда в нем свои агенты есть. А что снежный человек не врёт, я уверена, ведь я тоже никогда не вру, а честный честного видит издалека.
  Проснулась я от того, что псиной в доме пахнет. Снежный человек за ночь окончательно оттаял. Вскочила я с кровати, надо быстрей гнать его. Смотрю, а он на коврике в коридоре в калачик свернулся и губами причмокивает. Конечно, в доме лучше спать, чем в берлоге.
- Эй, - бужу его, - не пора в лес?
  Снежный человек проснулся, потягивается.
- Спасибо, Ольга Ивановна, хорошо поспал.
  Я чайник разогреваю: ешь, пей и айда.
- Можно, Ольга Ивановна, задержаться, - снежный человек просит, - я дом ваш осмотреть хочу. Может, и мы себе такой построим.
- Ага размечтался… - я смеюсь, - сначала цивилизацию создайте.
- А что для этого нужно?
- Ну, письменность придумать. Начните с летописей…
- А что записывать? В год такой-то украли столько-то кур?
- Кур прекращайте воровать.
- Зима - время тяжёлое.
- Ты мне зубы не заговаривай. Давай, собирайся. Как говорится, дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?
- Ольга Ивановна, зачем Вы меня гоните, в кои-то веки у Вас с умным человеком возможность поговорить появилась.
- Кто тут человек?
- Значит, что умный вы не спорите?
- Как ты мне надоел!
- Ольга Ивановна, а в Бога вы верите?
- Ты откуда о Боге знаешь?
- Вы мне расскажите, у нас пока, как у первобытной культуры зачаточные представления о том свете.
- Вот тебе Бог, а вот порог, - я на дверь показываю.
- А ведь могли бы нашими учителями стать, так сказать преемственность цивилизаций.
- Ты на что намекаешь?
- Всякое может случиться.
- Ты меня пугаешь?
- Нет, но мало ли…
- Вы когда кур перестанете воровать, преемники?
- Жить как-то надо…
- Уйдёшь ты, наконец, или нет?
- Ну, хоть до вечера посижу, в лесу холодно…
- Тогда я уйду.

  Вышла я из дома, пурга улеглась, солнце низко стоит. После снегопада красота: синие тени от деревьев на снегу и золотые дорожки от солнечных лучей, которые нашли в кронах лазейки. Первым делом я, конечно, к Чувилке пошла, чтоб она на Борьке всех объездила и на совет пригласила. Пусть скажут, как мне с незваным гостем быть. Мой дом захватил, я теперь не знаю, что делать. Через два часа на совещание прибыли (перечисляю по списку): первая  баба Вера, вторая Чувилка, третий дед Михей, четвертый Борька (свин полка). Остальные все заняты. Спрашивается чем? У нас на посёлке дел никаких нет. Ну, может быть, Пашка Сазонов один  при деле:  опять выдумывает никому не нужное. Ну, ладно, буду советоваться с теми, кто есть.
   Вера вошла, принюхалась:
- Что-то псиной пахнет.
- Сейчас расскажу, - я говорю.
  Сели мы у Чувилки на кухне за стол.  Кроме Борьки конечно, тот у ног Чувилки лег.
Я по порезанной клеёнке пальцем поводила и начала совещание.
- Уважаемые соседи, я не могу в своем  доме находиться.
- Это почему? - Чувилка спрашивает.
- Выживают.
- Кто?
- Чудище лесное, - я вздохнула.
- Какое чудище? -  Вера нахмурилась, - говори  толком.
- Снежный человек. Я его погреться пустила, а он уходить не хочет.
- Так это от тебя псиной пахнет, -  Вера догадалась.
- С таким вонючим неприятно жить, - Чувилка головой кивает.
- Я и не хочу.
- А может его в бане помыть, - Чувилка на меня глаза подняла.
- Ты и помой.
- Я не могу, у меня Борька.
- Значит вопрос: как его прогнать?
- Что за проблема, -  Вера говорит, - сейчас пойду и прогоню. Пусть только вякнет, он у меня вверх икать будет.
   Вера встала и ушла, а я думаю: как это вверх икать? И почему именно вверх? Я лицо вверх подняла и попробовала икнуть. Очень неудобно. Поэтому наверно и плохо.
- Как же ты не испугалась с чудищем ночью в доме? - дед Михей спрашивает.
- Я ножик под подушку положила.
- Да у него ручищи какие!
- У него цивилизационный рост.
- Чего?

   Но тут Вера вернулась.
- Ну? - я спрашиваю.
  Она села за стол; видно: довольная.
- Ну? Выгнала?
- Нет, - Вера улыбается.
- А что радуешься?
- Он кур моих обещал не воровать.
- А мне-то что делать?
- Пусть живёт.
- А  псиной ты будешь пахнуть?
   Вера только рукой махнула.  Ладно, как-нибудь, когда она из дома уйдет, я собак бродячих к ней заманю, посмотрим, как долго она плеваться будет.
- Ну что делать, - говорю, - посоветуйте?
Чувилка говорит: - Иди домой и тряпку какую-нибудь там подожги. Так чтобы дым повалил, может он пожара испугается и убежит.
- Ага, а если я не рассчитаю и дом сожгу?
- И то верно, - Чувилка соглашается.
- Думай, когда советуешь.
  Чувилка только вздохнула.
- А ты Михей что молчишь? - я спрашиваю.
- Думаю, - дед отвечает.
- Ладно, пойду домой, попробую еще раз на него повлиять.
- Ты скажи ему через пять минут, чтобы он в окно посмотрел, - дед Михей мне вслед крикнул.

  Ворвалась я в дом:
- А ну, выметайся, друг ситный.
  Снежный человек сидит за столом, усы и бороду лапищей гладит, а другой чашку держит, чай пьет:
- Хорошо, чаёк.
  В банку варенья, которая перед ним стоит, палец запустил, вынул и облизавает. Видно: цивилизационный процесс еще в самом начале.
- Ольга Ивановна, - спрашивает, - как думаете, вы на Марсе побываете?
- Я сейчас тебя убью! - я ору.
- Значит, нашей цивилизации на Марс лететь придётся, - снежный человек вздохнул.
  Я за табуретку схватилась, но вовремя вспомнила, что мне дел Михей вдогонку кричал.
- Захватчик, посмотри в окно, - снежному человеку говорю.
- Что там?
- Посмотри, - а про себя думаю: “откуда ж я знаю?”
  Снежный человек встал из-за стола и к окну подошёл. Я у него из-за плеча выглядываю - самой любопытно, что там.
  Сначала ничего не было видно, потом от бочки до сарая кто-то пробежал. Ростом небольшого, лохматый, цвета светло-бежевого. Снежный человек явно заинтересовался. Но пробежавший за угол скрылся. Снежный человек к двери пошёл, видно ему любопытно, кто с ним в прятки играет. Открыл дверь, вышел на крыльцо, смотрит по сторонам - где мохнатый?
  И тут меня осенило, ведь это карнавал. Дед Михей тулуп овечий вывернул и наизнанку надел. В нём и бегает.  А цвет-то у овчины светло-бежевый, как шкура у самок снежного человека. Мой гость-то и подумал, что это его подруга лесная за ним следит.  Ну, голова дед Михей, выманил лесное чудище. Тоже мне, цивилизацию создавать собрался.
  Я дверь за снежным человеком тихонечко закрыла и на засов. Он на шум обернулся, да поздно. Гуляй, Вася, убирайся восвояси.

                Основы слежки.

  Иду, я бабки, по посёлку. Снежок медленно падает, еще медленнее падал бы, да некуда, а медленно, потому что снежинки только в полёте живут. Я вот думаю,  планета наша все-таки неприветливая: кусок хлеба на ней с трудом достаётся, а красоты много, на каждом шагу: ходи, любуйся. Это всё равно, что гостей в дом позвать, а салатницы хрустальные на стол пустыми поставить, и в фужеры вина не наливать. Посмотрели на красивую посуду и ладно, гости дорогие, ну может быть, пюре картофельного по ложке положу. Сами посудите, бабки, как я выглядеть при этом буду. А планете ничего, даже вида не показывает, что стыдно. Вон, как снег искрится: красота, а угостить жаба душит. Нет, чтобы колбаса на деревьях росла: хочешь есть, только руку протяни.
  Иду я, бабки, по посёлку и думаю. О чём? Конечно, о Ленке. Надо поиски продолжать, а никаких идей нет. Хотя нет, есть одна мысль. Чтобы понять, куда Ленка делась, надо думать, как Ленка. А чтобы думать, как Ленка, надо понять в каких условиях она росла. Короче, со школы начать. Надо на уроке посидеть, послушать, какие истины в головы молодёжи вкладывают. А потом вывод сделать, какой такой фортель Ленка выкинула, после всей этой учёбы, что её и след простыл.
  Не откладывая, пришла я в школу и сразу к директору в кабинет. Так, мол, и так, хочу на уроке присутствовать, знания обновить. А то забыла в каком году Куликовская битва была. Директор Семён Авксентьевич мне на стул указал:
- Садитесь, пожалуйста, любезная и многоуважаемая Ольга Ивановна. Для меня большая честь видеть  в стенах школы такого достойного человека. Но позвольте узнать зачем вам нужно сидеть на уроке? Если хотите вспомнить дату Куликовской битвы или ещё что, возьмите учебник истории или хотите я вам скажу.
- Нет, я хотела бы посидеть за партой.
- Но это не положено.
- Помните, вы обещали любую мою просьбу выполнить.
  Семён Авксентьевич вздохнул:
- Ну, тогда я скажу ученикам, что вы проверяющая из попечительского совета школы.
- Пусть будет так.


  Школа у нас на посёлке небольшая, комнаты печами отапливаются. Я вошла в старший класс. Семён Авксентьевич вслед за мной зашёл, говорит:
- Дорогие ребята, сегодня на уроке будет присутствовать Ольга Ивановна, проверяющая из попечительского совета школы. Ведите себя хорошо, и покажите, на что вы способны.
  Семён Авксентьевич ушёл, а я на заднюю парту села рядом с Юркой Юрчиковым:
- Какой у вас урок, - спрашиваю.
- Методы конспирации, - Юрка  вихор пригладил, а зрачки его немного забегали.
- Такой урок?
- Да, а что?
- Странно, что этому в школе учат.
- Но ведь у нас школа непростая.
- А какая?
- Разведшкола.
-Ты шутишь?
- Нет.
  Юрка по парте костяшкой пальца постучал: один раз, потом два раза быстро, потом снова один удар и два раза быстро, потом снова один раз, пауза: один раз, потом два раза быстро. Отстучал, а ему с передней парты отвечают: один удар, два, потом два раза быстро, снова один удар, снова два раза быстро.
- Что это? - я спрашиваю.
- Азбука Морзе, мы её тут изучаем. В центр донесения по рации слать.
- А разве рацией до сих пор пользуются?
- Ты самоваром иногда пользуешься?
- Пользуюсь.
- Может и нам рация пригодится.
  Тут в класс Семён Авксентьевич вошел:
- Ребята, заболела учительница, поэтому урока не будет. Я отпускаю вас домой. Но выходить вы должны по одному с интервалом в пять секунд.
- Это тоже метод конспирации, - мне Юрка шепнул.
- Всё ты врешь, - я отвечаю, - не стыдно над пожилым человеком смеяться?
- Я правду говорю. Мы и английский здесь хорошо учим. A fool sees a fool from afar.
- Что это значит? - я спрашиваю.
- Значит: приятно поговорить с умным человеком, - Юрка засмеялся.
- А почему я никогда о разведшколе не слышала?
- Мы же засекреченные, - Юрка вид сделал важный.
Вышла я вслед за учениками из школы, все по посёлку разбрелись, я тоже к дому лыжи навострила. Иду и думаю, ясен пень, Юрка заливает. Разведшкола, да на нашем посёлке? Не может быть. Потому что если Юрка правду говорит, тогда все на посёлке разведчики, ведь все в школе  учились. Все кроме меня, я после замужества сюда приехала. Может быть, из-за того что не местная, ничего о разведшколе не знаю. Чудно, бабки, вы тоже, если Юрка не врёт, разведчицы: под прикрытием живёте. Куда это вы уходите? Дела? Может я угадала? Ладно, шучу. Конечно, я Юрке Юрчикову не верю, он известный хохмач. Как меня с инопланетянами за нос водил!
  К дому Веры подхожу, смотрю: Чувилка на Борьке  к ней во двор заехала.  Интересно, что это Чувилке от Веры нужно. Надо узнать. Конечно, подслушивать нехорошо, но у нас в ДНД тоже служба собственной безопасности есть. Догадайтесь кто в ней. Отодвинула я доску в заборе и шасть во двор Веры. К дому близко подойти не могу, но из-за сарая слушаю. Все не разобрать, но самое главное услышала: Чувилка к Вере обратилась:
- Товарищ полковник.
  У меня чуть ноги не подкосились: это  Вера-то полковник? Ну и ну, сколько лет на посёлке живу и не знаю, что тут всё по-взрослому. Не обманул, значит, Юрка, и вправду здесь все капитаны  да полковники разведки. Интересно, Чувилка в каком звании? Никогда мне даже не намекнула, что она не только в ДНД числится. А Борька-то (свин полка) интересно звание имеет?
  Я тихо через дыру в заборе вылезла - иду сама не своя. Маленький посёлок, дорогу замело, вокруг снега, а надо же: разведшкола есть. В голове не укладывается. А может, специально  разведшколу здесь сделали: подальше от любопытных глаз. Если сюда вражеские агенты доберутся, то они будут на виду: все друг друга знают. Кстати, я-то приезжая, может, поэтому от меня всё скрывают? Но тогда есть версия, куда Ленка делась. Возможно, её на задание отправили в страну вероятного противника, поэтому она ничего сообщить о себе не может, чтобы не раскрыться.
  Удивительно, ещё час назад мне кто-нибудь сказал, что Ленка разведчица, я бы у виска пальцем покрутила. Но с фактами не поспоришь. Чувилка  Веру полковником назвала: это факт. Хотя все-таки сомнения есть. Ещё доказательства нужны. Надо с Семёном Авксентьевичем поговорить: напрямую спросить - есть разведшкола у нас на посёлке или нет?
  Двинулась я к школе, потопталась на пороге школы, обдумываю, как разговор начать. В дверь кабинета Семёна Авксентьевича постучала и вошла.
- Разлюбезная Ольга Ивановна, - Семён Авксентьевич улыбнулся, - несказанно рад снова Вас видеть. К моему большому сожалению, урок пришлось отменить, но в следующий раз Вы непременно обновите свои знания.
- Почему Вы сказали ученикам по очереди через пять секунд выходить?
- Чтобы давки у двери не было, - Семён Авксентьевич плечами пожал.
- Значит, это не разведшкола?
- Какая разведшкола?
- Ну, радистов готовит, - я костяшкой пальца по директорскому столу постучала.
- Уважаемая и бесконечно ценимая Ольга Ивановна, вы бредите?
- Лучше правду скажите, я ведь всё равно всё узнаю.
- Лучшая в своем роде Ольга Ивановна, я не понимаю, о чём вы говорите.
- Ну, хоть намекните, я же своя.
  Я снова по столу постучала: точка тире, точка тире.
- Незабываемая Ольга Ивановна, идите домой, отдохните.
- Понимаю, Вам нельзя говорить, но постучите, я пойму, - пальцем стучу: точка тире, точка тире.
  Семён Авксентьевич из-за стола встал.
- Ольга Ивановна, а у Вас откуда такие сведения?
- У меня-то? - я к двери попятилась, думаю, а ведь и впрямь куда я лезу, со спецслужбами шутки плохи. В миг в разработку возьмут, это я по ДНД знаю, а тут разведка, дело не шуточное.
- У меня-то? Да ниоткуда. Думаю, а почему бы разведшколе у нас на посёлке не быть? ; дурочку включила, - ну, я пошла?
- Всего доброго, несравненная Ольга Ивановна, и больше всякую чушь не думайте.
- Что поделаешь, - я оправдываюсь, - бывает и чушь в голову придёт.
  Вылетела я из школы: голова кругом идет. Не признался директор: ушёл в глухую несознанку. И так мне обидно, что оказывается жизнь на посёлке - это спектакль, чтобы меня в неведенье держать, разве это справедливо, ведь сколько лет я уже здесь мыкаюсь, а всё равно в свои ряды не приняли. Да глубокая конспирация, очень глубокая!
  Иду я по посёлку и как-то меня ни снежок падающий, ни плавность обводов снежных шапок на крышах не радуют. Раньше я посёлок родным считала, но теперь мне ясно дали понять, не мой он. Хоть с посёлка уезжай, а может, и вправду уеду. Вот снега растают, дорога освободится, и подамся, куда глаза глядят. Побреду с узелком, под каждым деревом дом.
  Иду я по посёлку, а навстречу Чувилка на Борьке едет. Я больше всего на неё обижена, лучшая подруга называется. В ДНД единственную взяла, можно сказать, доверие оказала. А она от меня правду скрыла.  А с другой стороны молодец: ни разу не проговорилась. В ДНД такие кадры нужны. Между дружбой и долгом часто противоречие есть.
  Чувилка Борьку остановила. Я спрашиваю:
- Ты в каком звании?
- Каком таком звании?
- Ну, капитан, майор?
- Какой капитан, майор? - Чувилка брови нахмурила.
- Не запирайся, я всё слышала.
- Что слышала?
- Как ты к Вере как к товарищу полковнику обратилась.
- Это когда?
- Полчаса назад к ней заезжала.
- А, это я у неё половник просила, - Чувилка с санок половник подняла, мне показывает.
- Ты же сказала товарищ полковник.
- Не… я спросила, дашь половник.
  Вот оно что, значит, я ослышалась, может и нет никакой тайной организации, и разведчики меня не окружают, просто у меня воображение разыгралось. Ох, и не знаешь, что думать.
- Чувилка, на кой чёрт тебе половник?
- Свой куда-то дела, а  Вера говорила у неё несколько штук.
- Ладно, - говорю, - отчаливай, и помни о нашем разговоре никому.
- Каком разговоре?
- О чём мы сейчас говорили.
- А о чём мы сейчас говорили?
- Вот и не вспоминай.

  Иду по посёлку дальше, снова сомнения меня одолевают. Ключевого момента в доказательствах больше нет. Всё остальное предположения и домыслы, а ведь так все кирпичики ровно легли, такая красивая постройка была, и за секунду всё рухнуло. Что теперь делать, ума не приложу. Но надо дальше разбираться. Решила я следственный эксперимент провести. Снова в школу пойти и под дверью класса послушать, о чём на уроке говорят. Сразу станет ясно, разведшкола это или нет.
  Снова я в школе, по коридору иду. Выбрала один класс и ухом к дверной щели приникла. Лишь бы Семён Авксентьевич из своего кабинета не вышел.  Вот неудобно будет, подумает, что шпионю. Да я ведь и правда шпионю. Подслушиваю, что учительница в классе говорит:
- Александр Грибоедов числился по дипломатическому ведомству, но на самом деле был офицером русской военной разведки. Иван Тургенев тоже работал в «особой канцелярии». Находясь в Германии, потом во Франции сотрудничал с российским генштабом, как заграничный агент.
  Вроде о писателях говорит, но об особенных сторонах их жизни рассказывает. Это урок литературы или истории разведки? Может совпадение, что про писателей-разведчиков разговор зашёл. Опять у меня сомнение - как весы, то одна чаша перевесит, то другая, когда то на одну, то на другую факты ложатся.
  Не стала я больше подслушивать, побоялась, что Семён Авксентьевич из своего кабинета выйдет. На улице глубоко грудью воздух вдохнула. Побрела по улице, грустно мне, совсем я запуталась. Гляжу, Юрка Юрчиков навстречу идет. Вот паршивец, лишил меня покоя, всю душу измучил. С его подачи я лучшую подругу на подозрении держу.
- Юрка, - я к нему подступила, - говори правду, наврал про разведшколу?
- И не думал, - Юрка меня схватил за рукав и затащил за угол дома, - за нами следят.
- Кто?
- Вражеские агенты.
- Вот ты дурной.
- Зря не верите.
- Значит, ты настаиваешь, что у нас действительно разведшкола?
- Ага. И знаете что, Семён Авксентьевич просил Вам передать, что приглашает Вас преподавать курс “Основы слежки”. Только это тайна. Никому не говорите.
- Да уж, на меня можешь положиться.
- Тогда готовьтесь. А завтра к десяти в школу, будете у нас урок вести.
- Ой, Юрка, ведь обманываешь?
- Всё, идите, Ольга Ивановна, и не оборачивайтесь. Со мной не разговаривайте, если встретите. Да ещё, оперативный псевдоним у вас будет Варвара. 
  Я пошла, а сама думаю: почему Варвара? Может от пословицы: любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
  Дома я села за стол - фу, умаялась. Весь день по посёлку бегала, чая даже некогда попить. Даже маковую росинку в рот не положила. А работа у ДНД тяжёлая, сила нужна.
  Поела я щей, и села за стол, к уроку готовиться. На обложке тетрадки написала: Основы слежки. Курс.
  Я бабка научная, на самом деле давно хотела опытом поделиться.  Надо себе смену растить, а у ДНД опыт большой. Писала я, писала весь вечер, пол тетрадки каракулями покрыла, да так за столом и заснула.
  А утром меня стук в дверь разбудил. Я глаза протёрла, на улицу выглянула: никого. На крыльцо вышла, зеваю, а перед крыльцом снеговик стоит. Голова с ушами, а к ушам два пакета вермишели “Экстра”  подвешены. 
- Вот проходимцы! – думаю, - ну ладно, хоть угощусь за ваше здоровье.


                Проходная вселенная

  Ночь. Дежурю. Иду по посёлку, думаю. Снег это конечно хорошо, но уже полгода лежит. По зелени соскучились. Холодная у нас страна. Далеко на север в леса наши предки от врагов ушли. Долго они здесь мучились: дрова для обогрева домов рубили. А тут вдруг цивилизация развилась. Газом стали топить. Оказалось, счастливую карту вытянули: зажили как короли: газ только в наших краях есть. Никто не ожидал, что так будет. Другие народы хоть и южней живут, все равно у них в домах зимой стыло, топить приходится, а  газ заденежки. И летом эти народы от жары изнывают, а мы нет. Поэтому нужно наших предков благодарить, которые сражались как львы и прятались по лесам как зайцы.
  Иду, я значит, по посёлку, а навстречу милиционер Андрей Петрович. Под мышками подушки несёт и ещё одну подушку на животе под серой курткой, по крайней мере, так кажется: руки к телу не прилегают: такой толстый.
- Здравствуйте, - говорит, - Ольга Ивановна.
- Здравия желаю, - я по-военному отвечаю, ДНД конечно не армия, но тоже силовики.
- Про Ленку ничего не узнали?
- Ничего.
- Да, непорядок у нас на посёлке.
- Непорядок, - я поддакиваю.
- Ходят тут ещё всякие по ночам.
- Кто ходит?
- Поодиночке, а иногда целая толпа: в темноте никого не видно, а только шаги и дыхание слышно.
- Знаю, саму жуть берет.
- Кто бы это мог быть?
- Одно ясно: чужие. Наши бы мужики не молчали, да и бабы у нас все хохотушки.
- Это да, - Андрей Петрович фуражку со скрипом почесал.
- Куда они, интересно, направляются?
- К старому элеватору.
-Зачем?
  Милиционер плечами пожал:
- В ворота войдут и больше ничего не слышно.
- А вы откуда знаете?
  Милиционер усмехнулся.
- Страшно, Андрей Петрович.
- Не нагнетай, Ольга Ивановна.
- Ой, - я милиционеру за спину забежала, шаги услышала: вся на нервах, сразу паника началась.
  Идёт кто-то неразличимый, ну, думаю, на ловца и зверь бежит, тот самый чужой. Шаги всё ближе, ближе, уже дыхание слышно. Хорошо с милиционером стою, вдвоем не так страшно.
  Чужой стороной прошёл, в общем-то, силуэт виден: мужчина в шляпе.
- Давай, - шепчу Андрею Петровичу, -  за ним проследим.
  Пошли за чужим: так и есть - в сторону элеватора направляется.
  Андрей Петрович говорит:
- Надо его брать - нам язык нужен, сразу обо всём узнаем. Прижмём - сразу расколется.
- А как же его брать?
- Слева заходи. - И как рявкнет: - Стоять!
  Фигура на месте замерла, мы к ней бегом.
  Я тоже тонким голоском кричу:
- Стоять! Работает ДНД!
  Андрей Петрович почти у ворот элеватора темную фигуру в снег толкнул, упал на нее и придавил, а я сверху на милиционера прыгнула:
- Врёшь, не уйдёшь.
  Страсть люблю задержания!
 Темная фигура из-под Андрея Петровича ругается:
- Отпустите сволочи, что Вы делаете!
  Барахтаемся в снегу, весело, с Андреем Петровичем не страшно.
  Темная фигура кричит:
- Пустите, говорю, я не сопротивляюсь!
  Голос какой-то знакомый, на Жориков похож. Эти сущности, оказывается, даже голоса подделывать могут. Поднялись мы, наконец, все в снегу. Я милиционера отряхивать принялась: чтоб у власти вид опрятный был. Опрятная власть - престиж посёлка. А Андрей Петрович сущность за предплечье держит. Вот так, мил друг, от ДНД с милицией не уйдешь.
- Попался, - Андрей Петрович говорит, - почему тайно здесь ходишь?
- Почему тайно? - сущность голосом Жорика спрашивает.
  Я пригляделась, а это и есть Жорик. Андрей Петрович тоже его узнал.
- Ты почему, парень, от нас убегал?
- Я не убегал, сказали: стой, я остановился.
- А почему сопротивлялся?
- Да вы меня чуть не задавили. Я воздуха хотел глотнуть.
- А почему так одет?
   Жорик действительно одет странно: чёрная шляпа и чёрное пальто, да ещё воротник поднял, чтобы лицо скрыть. 
- Я… мне…, - Жорик заблеял.
- Ну, говори правду.
- Нравится мне так ходить.
- Кто же в пальто сейчас ходит, - я говорю, - не май месяц?
- Я закаляюсь.
- Что-то ты темнишь, мил друг.
- А в элеватор зачем шёл? - милиционер спрашивает.
- Так… посмотреть, - Жорик под ноги себе смотрит.
- Развалины?
  Жорик молчит, значит, ответить ему нечего.
- Я тебя спрашиваю, - милиционер не отстает.
  Жорик молчит.
  Я говорю:
- Сдавайся, говори начистоту.
- Хорошо, - Жорик отвечает, - я уйти хотел.
- Куда?  - милиционер удивился.
- В другую Вселенную.
- Как в другую?
- Знаете, у нас по поселку ходят невидимые, но слышны их шаги, а иногда, если близко подходят, то и дыхание.
- Знаем, - я отвечаю, - мы только что с Андреем Петровичем о них говорили.
- Они в ворота элеватора входят, - Жорик глаза поднял.
- К чему ты ведёшь? - Андрей Петрович спрашивает.
- Значит, это портал в другую Вселенную.
- Что? - я не поняла.
- Вход в другую Вселенную, - Жорик объяснил.
- Что ты выдумываешь? - милиционер возмутился.
- Другого объяснения этим невидимым нет.
- У тебя с головой плохо?
- Просто поймите, наша Вселенная проходная. Как бывают квартиры со смежными комнатами, чтобы из одной комнаты выйти в коридор, надо через зал пройти. Вот зал - это наша Вселенная.
- Ну, ты и сочиняешь, парень, - милиционер усмехнулся.
- Я в этом уверен. Факты налицо.
- А ты что хотел? - милиционер брови сдвинул.
- Тоже в ворота элеватора войти, а чёрное пальто и шляпу надел для маскировки, чтобы  за своего приняли.
- Ты придурок?  - я не выдержала.
- Надо попробовать, может и Ленка туда ушла, тогда я её найду.
- Вот в чём дело? - я воскликнула, - ты Ленку ищешь.
- А куда она могла ещё деться?
- Все Ленку ищут, но до такой чуши никто не додумался.
- Пустите меня к Ленке, - Жорик слёзно взмолился.
- Не дури.
- Я по ней очень соскучился.
- Всем Ленки не хватает, но это не значит, что мы с обрыва должны прыгать.
- Я тебе запрещаю, парень, понял, - милиционер строгим голосом произнёс.
- Я войду, вы меня не удержите, - Жорик захныкал.
- Нет, я сказал. Что ж это получается: Елена исчезла, ещё и ты пропадешь: так скоро в посёлке людей не останется.
- Думаете, так в воздухе и растворится? - я голос подала.
- Лучше не пробовать, - милиционер отрезал, - у нас каждый человек на счету.
- Но он малость того, - я пальцем у виска покрутила, - как его удержать?
- У нас все малость того, - Андрей Петрович ответил, - пусть Пашка Сазонов вход в элеватор кирпичом заложит. С администрацией я договорюсь об оплате, а ты сходи за ним. А этого молодца я домой отведу, и покараулю, пока Пашка работать будет.
  Андрей Петрович с Жориком ушли, я тоже хотела было к Пашке Сазонову лыжи навострить, но задержалась, даже не знаю почему. Портал, или как его, не отпускал, вдруг Жорик правду сказал: можно путешествовать между мирами. Стою перед входом в элеватор, воротины старые, ржавые: на одной петля оторвалась так что воротина углом в землю врезалась. Стою. Ведь запросто могу в портал войти, да страшно.  Кажется, темнота передо мной рябит, вот жуть-то. Но нет, это снежок стал падать.
  Хотела я к Пашке двинуть, да вдруг голос над ухом услышала:
- Шпионишь?
  Обернулась: никого.
- За кем? Никого же нет.
- А что не уходишь?
- А это кто говорит? - спрашиваю.
- Драть тебя надо, бабка!
- Как же вы драть будете?
- Найдем как.
- Разговорилась, пустота.
- Смелая, потому что знаешь, что возможности у нас сейчас ограниченные.. Но мы всё равно до тебя доберёмся, - я шаги удаляющиеся услышала.
- Ага, - им вслед кричу, - руки у вас коротки! Верней, их вообще нет.
  Вдруг снова шаги ко мне приближаются и учащенное дыхание слышу, я как рванула бежать, только пятки засверкали. Ой, мамочки мои, среди тёмной ночи на честных  бабок нападают. Вот бездельники. А кто? Непонятно.
  Прибегаю я к Пашке. Он за столом сидит. На плече мышь чёрная: ясное дело: ночь на дворе. Конструирует какой-то прибор, за ручку повернул: шестерёнки закрутились.
- Вот, бабушка, - говорит, - что я придумал. Аппарат для вдевания нитки в иголку.
-  Изобретатель, сколько дней изобретал?
- Неделю. А что не нужен тебе такой аппарат?
- Вещь, конечно, полезная, но уж очень большой, как швейная машинка. Ходи, на него натыкайся.
- У меня детали только от трактора были.
- Я и так нитку в иголку вставляю.
- А где прогресс?
- Ты можешь что-нибудь по-настоящему полезное придумать?
- Я думаю над машиной для черпания ложкой супа.
- Ну, ты лентяй!
- Лень двигатель прогресса, бабушка.
- Ладно, изобретатель. Я пришла к тебе с указанием от нашего милиционера Андрея Петровича.  Вход в старый элеватор надо кирпичом заложить. С администрацией об оплате он договорится.
- А зачем заложить?
- Мальчишки в нём играют, вдруг на них шифер с крыши упадёт, стропила все сгнили.
- Хорошо, как-нибудь заложу.
- Надо срочно, за скорость премию получишь.
- А кирпич где брать?
- Там рядом у весовой стена рухнула.
- Хорошо, - Пашка мышь черную с плеча снял,  из-за стола встал, - иду.

  Дело сделано, указание власти передала. Вышла я от Пашки и двинулась домой.  Надо отдохнуть и чай попить. Перерыв в дежурстве тоже нужен. Сижу на кухне, баранку в кипятке размачиваю, и думаю над словами милиционера, что у нас на посёлке все малость того. Это правда, но вы же фильм любите «Шилохвост и доктор Ватсон», то есть Шилохвост я его так называю, а на самом деле Шерлок Холмс. Почему любите? Потому что он про чудаков. Преступления во многих фильмах расследуют, но эти фильмы никто не помнит, а фильм про Шилохвоста всё время пересматривают. Потому что там следователь на скрипке по ночам играет, а в свободное время опыты химические ставит, и метод у него раскрытия преступлений необыкновенный, дуктивный называется, а сосед по квартире его писатель, но ещё и доктор, а главное  искренне изумляется образу жизни Шилохвоста, пока сам помощником ему не становится. В общем, интересно про этих чудаков кино смотреть.
  Так вот, конечно, все у нас на посёлке немного того, но никто в другую Вселенную уходить не додумался. Жорик всех переплюнул. Если правда этот портал, или как его, есть. Ладно, в любом случае Пашка сейчас вход в элеватор кирпичом заложит.
  Посидела я так часа три, отдохнула, и решила пойти посмотреть, как дела у Павла.
  По посёлку иду, думаю: а ведь смежные вселенные многое объясняют. Часто дома что-нибудь пропадает, всё перероешь, найти не можешь. Тогда так надо действовать: ко входу в элеватор подходишь и кричишь, например:
- Клубок шерсти у вас?
  Тут же из ниоткуда клубок шерсти в тебя летит. Хорошо если не скалка потерялась. Но как теперь в другую вселенную покричишь, если Пашка ее кирпичом заложил? Жалко я раньше про такой способ не знала, у меня дома столько вещей потерялось, наверняка в другой вселенной без дела пылятся. Теперь до них не доберёшься. Надо было пока Пашка работать не начал, потребовать, чтобы назад все вернули. Крикнула бы перед входом в элеватор, и тут же в меня из ниоткуда бы всё посыпалось, только уворачивайся: варежки, спички, ножницы, да много всего. Ведь не зря меня баба Вера растеряхой зовёт.
  Подхожу я к элеватору, а Пашка, вот шустёр, дело свое уже сделал. Обычно пока раскачается, а тут ударно потрудился. Вход в элеватор полностью кирпичом заложен. Как же он успел, самого и след простыл - спросить не могу. Деньги, что ли, хотел быстрей получить, давно уже ничего в семью не приносил, вот и работал, засучив рукава. Но этому только радоваться надо.
  Дотронулась я до стенки, которую Пашка сложил, дай думаю, попробую насколько она крепкая, слегка надавила... и жизни чуть не лишилась. Едва успела отскочить. Стена рухнула, несколько кирпичей в миллиметрах от меня пролетели. Пашка-паразит их без раствора сложил, а может и был раствор, но не успел схватиться. Что я наделала? Вся работа насмарку, второй раз Пашка не станет стенку складывать. Скажет, нашли дурака даром горбатиться. 
  Что теперь делать? Рухнул железный занавес. Вернее, кирпичный. Теперь всякий может за границу ушмыгнуть. А всё я виновата. Подвела посёлок. Чёрт меня дернул стенку на прочность пробовать. А может быть, это невидимые меня под руку толкнули, стена им мешала. Хотя разве может их кирпич остановить. Как ходили, так и будут ходить. Ну и тьфу на них, что они могут без силового воздействия, а словом меня не проймёшь.
- Не хорохорься, бабка, - вдруг я голос над ухом услышала.
  Обернулась, конечно, никого. Снова один звук.
- Опять вы, неизвестные?
- Хочешь, скажем, какие мы?
- Ну?
- Белые и пушистые.
- Врёте.
- Нет, мы правда хорошие.
- А если вы хорошие, зачем к нам лезете?
- Зачем вы нам? Мы через вашу Вселенную в другую ходим.
- А туда зачем?
- Тебе скажи, вы сами туда шастать начнёте.
- Воруете там?
- А что делать, - голос вздохнул, - у нас этого нет.
- Тогда какие же вы хорошие, ворюги?
  Голос промолчал, видно ответить нечего.
  Думаю, надо удочки поскорей сматывать. Никто не видел, как я стенку завалила, не пойман, не вор. Завтра Андрей Петрович разгром увидит, головой покачает. А кто виноват? Нет виноватого. Искать бесполезно. Никто не признается - это уж точно, можете мне поверить, бабки.
  Пришла я домой, спать легла, но не спится. Ворочаюсь на кровати. Мысль одна не оставляет: теперь если преграды нет, Жорик этим может воспользоваться. А ведь это я ему дорогу открыла. Конечно, меня не заподозрят, но сама про себя знаю, что я преступница. Совесть меня мучает. Ведь из-за меня Жорик сгинет, если снова захочет в старый элеватор войти. Жалко парня, на моей душе грех будет. Надо было к милиционеру идти, признаваться. Он бы охрану выставил, пока снова стенку бы не возвели. А я смалодушничала, честно сказать, не хотелось упрёки Андрея Петровича слушать. Не привыкла, чтобы меня отчитывали, обычно ДНД всех на посёлке к ответу призывает, а тут само попало впросак.
  Насилу утра дождалась. В восемь часов уже к Жорику заявилась. Это притом, что ещё возле дома потопталась полчаса. Вхожу, он меня встречает заспанный.
- Что случилось, тёть Оль, Ленка нашлась?
- Нет.
- А я думал… - Жорик вздохнул.
- Значит, ты всю ночь проспал?
- Проспал.
- В другую вселенную не собирался?
- Нет, я еще подожду, пока проблему счастья не решу.
- Какую проблему?
- Почему в детстве всему радуешься, а потом нет.
- Поменьше думай, - я зевнула.
- Ленка знала, она умная, - Жорик вздохнул.

  Вот вы, бабки, говорите, я дура. А Жорик тогда кто? Ну, хоть будет лежать, в потолок плевать, а не по другим вселенным шляться, - и то хорошо.


                Мировое древо

  Сижу дома, чай пью, рассуждаю: почему иногда в голове пусто, а порой мысли друг за другом идут? Видимо, это прихоть бога, который мысли нам сообщает. И что интересно, если стакан крепкого чая выпить, то лучше думается, следовательно, мы можем на бога влиять.
  Я еще стаканчик крепкого чая выпила, тут же бог проявился:
- Вот тебе мысль Ольга Ивановна, блесни. «Великанов видно издалека, а великих порой не разглядишь и вблизи».
  Правильная мысль, только на что бог намекает? Не буду говорить, я бабка скромная.

  Вышла из дома. Иду, воздухом дышу. Холодно, а птицы какие-то щебечут. Весны дождаться не могут. В них пружина жизни раньше времени разжалась. Споют, а потом, возможно, замерзнут насмерть. Вот кто герои - первые прилетевшие птицы.
  Иду, думаю, где же ещё Ленку искать? Не привыкла я отступать, но и найти её никак не получается. Тут меня осенило: как же я голова-два уха раньше до этого не додумалась? Нужно Ленкину белку выпустить из клетки, которая в их комнате с Жориком стоит. Ленка белку любила, белка тоже, наверно, Ленку любит. Сразу к ней побежит, чутьё у животных хорошо развито - найдёт Ленку. Остаётся только за белкой проследить, и дело в шляпе.  Чур, палочка-выручалочка, Ленка выходи! Хороший план - ничего не скажешь.
  Пришла я к Жорику. Постучала. Жорик дверь открыл, заспанный.
- Здравствуй, Жора, - я говорю, - разговор есть.
- Проходи, тёть Оль, - Жорик зевнул.
  И в дом меня пропустил. В комнату вошли, я сразу обстановку оценила: клетка на месте, белка в ней. Можно приступать к операции.
- О чём Вы хотели поговорить? - Жорик снова зевнул.
- Решил проблему счастья?
- Нет.
- Ещё одна проблема есть.
- Какая?
- Красоты. Почему одних животных мы считаем красивыми, например, коня или оленя, а других нет, к примеру, верблюда  или осла?
- Это, конечно,  странно, - Жорик вздохнул, ; сколько необъяснимого в нашей жизни.
- Ну, думай, - я говорю, - а пока принеси бабушке стакан воды. Пить хочется.
  Жорик на кухню ушёл, а мне только этого и надо. Теперь могу действовать. Я клетку открыла и белку выпустила. Та скок на пол, замерла на секунду, ушами-кисточками пошевелила и к двери бросилась: по полу коготками заскрежетала. Миг и её нет: поминай, как звали. Я вслед за белкой  к двери - выскочила из дома, а белка уже пол улицы пробежала. Как ты её догонишь?  Весь план срывается. Делать нечего, пришлось мне в куницу превратиться. Единственный способ  с белкой на равных быть.  Как в куницу  смогла превратиться, хотите знать? Этого я не могу объяснить. Наверно, талант.
  Белка бежит, я за ней. Гляжу, под калитку Чувилкиного дома поднырнула. Неужели это Чувилка Ленку прячет? Вот так открытие! Эх, Чувилка, доверяла ей как себе, а она за моей спиной козни строит. Я и не подозревала, что крот в ДНД есть. Все тайны на сторону передает. Какие тайны? График дежурства, например. Когда я дежурю, у меня ни одна мышь не проскочит. А Чувилка бывает ленится всю смену патрулировать, тогда делай на поселке что хочешь.
  Я тоже под калиткой пролезла. Смотрю: белка вокруг дома бежит. Я за белкой, она щель в заборе нашла и снова на улицу выскочила.  Дом у Чувилки угловой. Получается, зря я на Чувилку грешила, чиста она перед ДНД. Не надо было с выводами спешить.  Мы с ней не один пуд соли съели, стыдно мне, что я, не разобравшись, её во враги посёлка записала.
  Белка по улице несётся, Пашка Сазонов из переулка вышел, нас увидел, снежок сделал и в белку бросил. Ребёночек тридцатилетний, поиграть захотел. В белку-то он промахнулся, а в меня попал, вражина. Ладно, снова человеческий облик приму, я ему отомщу. Подкараулю и в спину тоже снежок кину. К магазину белка подбегает, навстречу дед Михей идёт, а поодаль баба Вера. Дед Михей движение сделал белку перехватить, да баба Вера ему не дала. Схватила за рукав: ей выгодно, если белки не будет, давно баба Вера её недолюбливает, думает, что белка по ночам семечки и орехи из её запасов ворует.  Это, конечно, неправда. Жорик белке и так вдоволь семечек и орехов даёт.
  В общем, пробежали мы с белкой весь посёлок. На околице оказались. Впереди поле, за ним лес. Понятно, куда ещё белке бежать. В лесу её дом. Только есть нечего, с лета ничего не припасено. Как она там выживет? Все равно белка по полю помчалась. Таким образом, я окончательно убедилась, что Ленки на посёлке нет. Хотя, возможно, свобода белке дороже Ленки.
  А ведь я тоже сейчас куница. Могу в лесу по заснеженным веткам бегать. Дай, думаю, для интереса попробую, как это.  Снова я за белкой погналась. Та до дуба добежала, который на опушке рос, и по стволу вверх устремилась. Я за ней. По дубу взбираюсь, радуюсь своему почти невесомому телу и острым коготкам.
  Поднимаемся мы с белкой, поднимаемся, долго поднимаемся. Давно уже должны до верхушки дуба подняться, а ствол всё не кончается. Бесконечный подъем, но белка не останавливается, значит, есть у неё какая-то цель. Я уже уставать стала, а белка неутомимая всё вверх и вверх. Смотрю: мы уже над облаками. Вдруг белка на сук свернула, я, конечно, за ней. А когда сук кончился, белка просто по облакам побежала. Ой, что делать? Мне на облако страшно прыгать - вдруг упаду. Но всё-таки решилась. Первое мгновение дух перехватило, но потом убедилась: облако достаточно плотное, можно не бояться.
  Бежим мы с белкой, с облака на облако перепрыгиваем. И вижу я - впереди по курсу пир горой идёт. Люди в белых одеждах на стульях с высокими спинками сидят, а перед ними еда на столах: осетры остроносые, поросята жареные, пирожки с румяной корочкой, бананы, виноград да много ещё чего. Запах от стола такой, что слюна сразу потекла. А ещё посуда очень красивая: кувшины бронзовые с позолотой, чеканкой  украшены. Люди смеются, бокалы с вином поднимают, чокаются, такое веселье царит, как будто у них большой праздник. Вдруг я деда своего покойного узнаю. Значит, в рай попал, это хорошо, я за него рада!
  Мимо с белкой пробегаем, я кричу:
- Привет, дед!
Он на меня посмотрел и бокал из руки выронил: куница моим голосом разговаривает! Бокал выронил, а вина не пролил. Интересно.

  Но я дальше бегу. Ясно мне теперь, что на том свете я оказалась. Дуб, по которому мы взбирались, есть Мировое древо. Теперь главное от белки не отстать. Надеюсь, она обратную дорогу знает.
  Бегу, а сама переживаю: там женщина рядом с дедом сидела, к нему боком прижималась и вина ему подливала: волосы волнистые, румянец на щеках и видно, что разгорячённая - полная грудь от волнения часто ходит.  Я признаться, укол ревности почувствовала. Вот зараза, к деду моему клеится. Думала, может вернуться, за ноги их покусать. Но нет, белку-проводницу терять нельзя.

  Побегала белка по облакам и опять к суку вернулась. В обратную дорогу по стволу дуба мы с ней отправились и кубарем в мир живых скатились. Белка снова в посёлок побежала, я на хвосте. Врёшь, думаю, не уйдёшь. По небу бегала, следы запутать хотела, сейчас мы тебя на чистую воду выведем. Но белка меня разочаровала. Снова в клетку вернулась, конечно, тут и тепло, и еда есть. И чего, спрашивается, бегала? Но потом я поняла, белка действительно Ленку искала. Просто она решила проверить: не умерла ли она, для этого на тот свет и поднималась. Теперь и я знаю, что Ленка жива. Для меня это важно, потому что, когда уже не знаешь, где искать, разные нехорошие мысли в голову лезут.

   Снова я человеческий облик приняла и пошла домой. Понравилось мне куницей быть. Везде пролезть можно, куда хочешь забраться. Такие возможности перед ДНД открываются.  И главное, мне же теперь ничего не страшно. Если я на том свете побывала и вернулась, значит, я бессмертная. Выход у меня свободный. В дальнейшем я могу вообще с дедом на облачке примоститься, а на землю иногда спускаться, чтобы новости узнать. Ведь для чего нужно долго жить? Чтобы узнавать, как у родных и знакомых дела идут. Это как фильм смотреть: спать хочется, но интересно, и пересиливаешь себя - не спишь. Так и жизнь: чтобы узнать, что дальше с родными и знакомыми произойдет, пересиливаешь себя, не умираешь.
  Эх, бабки, хорошо: я - бессмертная. А ведь кто поверит. Я  Веру встречу, в глаза ей загляну: ведь не знаешь, что я бессмертная, а потом невзначай оброню:
- Эх, зачем жить вечно?
- А кто живёт вечно? - она удивится.
- Есть такие.
- Кто?
- А ты догадайся, - я на неё с торжеством смотрю.
- Я говорю, ты дура, - она скажет.
  Вот и поговори с ней, сразу обзываться.
  Да и что с ней разговаривать, я теперь с такими же бессмертными должна разговаривать как я, только они мне ровня. Где они? Я уверена: появятся. Как их узнаю? Очень просто. Тело у них, как у людей, а вместо лиц морды куньи. Тут не ошибёшься: на посёлке у нас  рожи ещё те, но с мордами куньими никого нет. Встретят меня на улице человекокуницы и скажут:
- Мы, Ольга Ивановна, за тобой.
- Кто вы?
- Бессмертные. Только мы до конца тебя поймём. Говори с нами обо всём.
- О чём же говорит?
- О чём хочешь.
- Не в деньгах счастье.
- Понимаем.
  Это и Чувилка поняла бы, думаю.
- Ещё о чем-нибудь говори, - человекокуницы просят.
- Ладно, почему в старости время быстрее бежит?
- Это тебя уже не должно интересовать. Для бессмертных времени вообще нет.
- Больше не о чем говорить тогда. Расскажите лучше о себе.
- Что рассказывать, хочешь посмотреть, как мы живём?
- Да.
- Тогда пошли.
  Тут передо мной лестница в небо появится.
- Иди, - меня бессмертные подтолкнут.
  Я и пойду. А человекокуницы по бокам и сзади вместе со мной поднимаются. Сначала я быстро пойду, потом подустану,  шаг замедлю, и от этого будет казаться,  что я выступаю как пава на торжественной процессии. Невестой себя почувствую, словно ведут меня к жениху.  Волнительный обряд впереди: я и забыла, как переживала, когда невестой была.
   Уже высоко над землёй, а лестницы и конца не видно.  Я на человекокуниц покошусь, да что на звериных мордах прочтёшь. Носы вверх подняли: важничают, как все бессмертные.
  Я скажу:
- Может, просто расскажете, как вы живёте?
- Это надо видеть, - мне ответят.
- Может, другой раз?
- Не ной.
- Ноги уже болят.
- Скоро пройдут, чем выше, тем меньше тело чувствуешь.
- Это почему?
- Потому что оно наверху не нужно.
- Я не хочу без тела, - я закричу и быстрее по лестнице вниз побегу.
- Драть тебя надо, бабка, - слышу во след мне человекокуницы кричат.

  Вот, бабки, как я от своей гордыни чуть не пострадала. Захотела только с теми говорить, кто мне под стать, а в результате едва тело не потеряла. С телом-то лучше, правда с простыми смертными говорить придётся, но ничего, как-нибудь перенесу. Вообще я люблю с Чувилкой дела ДНД обсудить. Чувилке скажу, как обычно:
- Доложи о происшествиях за последние сутки.
  Но тон у меня при этом станет требовательным. Не могу никак свое превосходство скрыть. Так и хочется закричать: «Я бессмертная!!!», но сдержусь.

  По посёлку иду,  как раз моё дежурство. Такой душевный подъем чувствую, что чтобы ни случилось, вмиг порядок наведу. Происшествие и случилось. Вижу, впереди Жорик. Палкой на снегу что-то пишет. А к нему два парня каких-то незнакомых подходят. Откуда они на посёлке взялись? В черных куртках, руки в карманах держат. Спросили Жорика о чем-то, потом один руки из карманов вынул и Жорика пихнул. Второй тоже на Жорика наступает. Вот он мой звездный час. Может быть, для этой минуты ДНД и создавалось. Я штакетину от забора оторвала, мчусь Жорику на помощь: берегись, хулиганы.
  Парни на меня обернулись: оба усатые, носы длинные. Один другого в бок подталкивает:
- Смотри, бабка.
  Я кричу:
- От Жорика отошли!
- Что здесь раскомандовалась? - первый говорит.
- Страх потеряли, - я штакетиной замахнулась.
- Бешеная какая-то… - второй сказал.
- Я вам сейчас покажу, где раки зимуют! - я кричу.
- Ты что бессмертная? - первый усмехнулся.
- Угадал, - я отвечаю.
   Хотела штакетиной его огреть, но в эту секунду парни в крыс превратились. На месте закружились и наутёк бросились. Я штакетину им вслед кинула, они ещё быстрей побежали. Фу, защитила Жорика. Сегодня наконец в отчёте ДНД целую страницу испишу, а то все время два слова только пишу: без происшествий.
- Жорик, - спрашиваю, - что эти крысы от тебя хотели?
- Закурить попросили.
- А ты?
- Сказал им, что не курю.
  Значит просто обычные хулиганы. Никакого вмешательства потусторонних сил. Понятно, что крысы на посёлке у нас есть. Но почему они сегодня человеческий облик приняли? Я тоже вот облик куницы приняла. Может не в моём таланте дело, а день такой один раз в тысячу лет бывает, когда люди в зверей, а звери в людей могут превращаться. Не знаю.
- Ладно, Жорик, иди домой, - я говорю.
  Жорик пошёл. Я тоже. Но перед тем как пойти, посмотрела, что Жорик палкой на снегу написал. «ЛЕНКА, ВЕРНИСЬ». 




                Машина времени.


      Проснулась я утром, вышла из дома. Дышу полной грудью. Какой у нас воздух замечательный! Вспомнила, как дед мой покойный рассказывал: он начальником мехмастерской работал, там у них кислород в баллонах для сварки был. К деду, бывало, сварщик подойдет, бумажку протянет:
- Подпиши кислород. 
  Дед на бумажке напишет «разрешил» и скажет гордо:
- Оказывается, это я всем на Земле разрешаю дышать.

  Так вот, иду я по посёлку, а навстречу Пашка Сазонов вперевалочку, гусь лапчатый:
- Здравствуй, тёть Оль.
- И тебе не хворать.
- У меня получилось.
- Что получилось?
- Нужное изобрести.
- Не может такого быть.
- Правда. Хочешь узнать, найдётся Ленка через неделю или нет?
- Ты что, гадать стал?
- Нет, я машину времени сделал. Отправлю тебя на неделю в будущее, если она там, спросишь, где была.
- Ты меня совсем дурой считаешь?
- Пойдемте ко мне, убедитесь.
- Ты ещё кому-нибудь о машине времени говорил?
- Нет. Не поверят же.
- А почему ты решил, что я поверю?
- Вы любознательная.
- Ох, - говорю, - хитрец.
  Я перед лестью устоять не могу. Единственное средство, к  ДНД подход найти - меня хвалить. Ладно, думаю, пойду к Пашке, конечно, никакой машины времени он не изобрёл, но чокнутым, как и  детям, не надо перечить, лучше подождать, когда игрушка сама надоест.
  Пришли мы к Пашке домой. Я на вешалку покосилась, на которой пальто кожаное висит, в котором никого не было.  Вроде никто никаких признаков жизни не подает. Я свое пальто сняла и рядом повесила.
 Пашка показывает: - Вот.
  Смотрю: и вправду полкомнаты какое-то техническое устройство занимает: разные механизмы трубками и проводами соединены, а в центре всего этого агрегата - стул.
- Это и есть машина времени, - Пашка говорит. 
- У тебя опять детали только от трактора были?
- Нет, еще от комбайна.
- Ой, Пашка, не стыдно тебе старого человека обманывать?
- Не верите, не надо. Просто сядьте на стул.
- Зачем?
- Посидите, отдохнёте.
- Да я не устала.
- Вы же не верите, что это машина времени, чего боитесь?
- Дурой не хочу выглядеть.
- Сядьте, раз уж пришли, послужите науке.
  Опять мне лестно стало, что я, простая бабка, могу науке послужить. Ну, не удастся эксперимент, так хоть у Пашки изобретательский зуд пройдёт.
- Ладно, - говорю, - Паша. Минуту сижу и ухожу.
- Договорились. Я вам значок летчика-испытателя подарю - у меня есть.
  Села я на стул, Пашка на пульте тумблерами пощёлкал: мотор завёлся, и вентилятор заработал: меня воздухом обдувает, лампочки какие-то замигали. 
  Думаю, чем бы дитя ни тешилось…
  Пашка спрашивает:
- Готовы перемещаться?
- Готова дочь попова, - отвечаю.
- Пробный пуск машины времени начинаю, за стул возьмитесь на всякий случай.
  Для важности говорит, я подумала, но за стул взялась.
  Пашка рычаг какой-то тронул: мотор обороты прибавил, загудел. И яркий свет вспыхнул, словно фонарь мне в глаза направили. Я в стул вцепилась, ничего не вижу. Думаю, вдруг в машине что-нибудь взорвётся, механизмов много - опасно. Но глаза к свету привыкли, смотрю, и нет уже никаких механизмов; сижу я на стуле посреди зелёной лужайки напротив дома с зеркальной стеной. В зеркале лужайка отражается и я с вытаращенными глазами на стуле. 
  Вдруг слышу голос:
- Что глаза вытаращила?
  Оглянулась, никого. Понятно: это мой внутренний голос сказал. Но как тут не вытаращишь, - оказалась неизвестно где. Какой-то дом странный. Я со стула встала, ноги как ватные, голова кружится, дышать тяжело, но шаг сделала, другой, кое-как передвигаюсь. Смотрю, кругом дома с зеркальными стенами посреди лужаек стоят, а дорог нет; и я сразу поняла почему - вижу: машина в двух метрах над землёй летит. Круг надо мной сделала и рядом приземлилась. И, вот те раз, из машины выходит... Ленка.  Только странная какая-то, разжиревшая.
И одежда на ней странная: серебристый комбинезон.
“Да”, думаю, ”ну и разъела ряху! Ну, ничего, наверно, в сытное место попала”. И хотела уже было с ней поздороваться, а она меня не узнает.
  - Кто вы такая? И что это на Вас за тряпьё?
 Тряпьё!? Это моя-то новая кофта из ангорки? Я от возмущения вдохнула глубже и закашлялась: выхлопной газ в воздухе почувствовался. Нет тут моего деда, чтобы кислород подписать.
- С Вами всё в порядке? ; Ленка спрашивает.
- В порядке, кхе-кхе, в порядке...
- Тогда... зайдите в дом, что ли.
  Зашли мы в дом. Я все кашляю, даже не могу понять, какая в доме обстановка.
- Что у вас с воздухом? – только и смогла выговорить.
  Ленка плечами пожала.
- А что с воздухом?
- Дышать невозможно.
- Мы дышим.
- У нас же на посёлке воздух замечательный был.
- Когда же это? Сколько себя помню, всегда он такой.
- Что ты такое говоришь, Ленка?
- Ленка? Меня зовут Маргарита. Это только прабабушку мою Еленой звали.
 Это что ж, думаю, Пашка гад меня на век вперёд запульнул!
- Похожа ты на прабабушку, - я Ленке-Маргарите говорю, а сама радуюсь: жива, значит, Ленка! В моем-то времени детей у нее пока нет, раз суждено им появиться, значит, жива!
- А откуда вы знаете, что я на нее похожа? – Ленка-Маргарита спрашивает.
- А я из прошлого.
- Как же вы к нам попали?
- Пашка Сазонов машину времени изобрёл.
-  Мы при всем нашем развитии науки этого сделать не можем.
- Тут гений нужен, - я за Пашку невольно гордость ощутила.
- Да, действительно, одежда на вас старинная, я такую на старых фотографиях видела.
- Ну, теперь поверила?
- Как же вы в таком тряпье ходили?
- Зато дышали чистым воздухом. Кстати, почему мне сейчас легче дышится?
- В доме регенератор кислорода.
  Я огляделась - шкаф, стол, стулья. Все из пластика серебристого цвета.
- Ну, показывай, как вы тут живёте.
- Сначала угоститесь, - Маргарита быстренько нарезала салат из свежих овощей и на стол поставила, -  сегодня с орбиты привезли.
- А на земле почему ж не выращиваете?
- На земле только газоны.
- Странно, что они у вас такие красивые, яркие. При таком грязном воздухе...
- Они декоративные.
  Я попробовала салат: трава травой.
- С земными овощами, конечно, не сравнить, - я головой покачала.
  Маргарита усмехнулась:
- Зато мы живем до тысячи лет.
- Это как же?
- Органы себе меняем и живем. Я вот уже шесть сердец сменила. Теперь мне новое сердце нужно.
- Где же ты его возьмешь?
- Сейчас узнаешь.
Вот те на! Маргарита в лице поменялась - глаза злыми стали, зубы оскалила. Ко мне руку тянет и за шиворот норовит схватить, да я бабка шустрая, увернулась. Мимо нее проскочила и в дверь.  Главное до стула, на котором я из прошлого переместилась, добраться.
  Слышу, Маргарита за мной бежит, оглянулась, а это уже не Маргарита, а чудище с синим лицом, щеки надутые и усы торчат, как у кота. Думаю, конец мне пришел,  чудище догонит, раздерет когтями. Погубил меня Пашка! Изобретатель чёртов.
Упала я на стул, сжалась от страха в комок. Всё, смерть моя пришла. Когти острые уже перед глазами видела.    Но - так думаю - всё секунда решила. Потеряла я сознание, а когда в себя пришла, уже из будущего вернулась.
 Со стула встала. Пашка мне говорит:
- С прибытием.
  Я на него глазами зыркнула:
- Ты меня, гад, на век вперёд запульнул!
- Ого. Ну и как там?
  Я воздух полной грудью вдохнула:
- Лучше не спрашивай.



                Новая Ленка.

  Иду. Дежурю. Смотрю: рядом с магазином  Вера соленья продает. Я решила аджики у неё купить.
- Привет, подруга, - говорю, - почём аджика?
- Рубль.
- А что так дорого?
- Не хочешь, не бери.
- Ладно, давай, - я рубль  Вере протягиваю, но порыв ветра у меня из руки купюру вырвал.
  Рубль  на снег упал,  Вера на него как кошка на мышь прыгнула.
  Я говорю:
- Вон как деньги летят, пенсии никакой не хватит. 
   Вера рубль в карман спрятала довольная, банку с аджикой подаёт, спрашивает:
- На выборы пойдёшь?
- Какие выборы?
- Новой Ленки.
- Какой новой?
- Вон смотри объявление.
  У магазина доска, на ней  объявление висит: « Сегодня в 10 – 00 в клубе состоятся выборы новой Ленки».   
  Я чуть дара речи не лишилась. Как же это новую Ленку выбирать? Я ещё надеюсь старую найти. А новую выбирать – это признать, что мы старой никогда не увидим. Да виданое ли дело вместо пропавшего человека другого выбирать? Что это за фантазия? Придумали тоже!
- Ничего не пойму, - говорю, - кому это в голову только пришло?
- Пашке Сазонову, -  Вера отвечает, - говорит: не может посёлок без Ленки.
-  Ленка - это должность, что ли? – я удивляюсь.
- Ты с Пашкой поговори.
- Поговорю. А ты, подруга, на выборы пойдёшь?
- Пойду. Ленка-то оказывается важная птица.
- Как глава администрации?
- Бери выше.
  Занесла я аджику домой и в клуб отправилась. Пашка, бездельник что-то хитрит. Может он хочет, чтобы Ленка званием стала? “Здравия желаю,товарищ Ленка, или здравия желаю, товарищ старшая Ленка”?

  Ленка, Ленка, не слишком ли много мы о ней думаем? Да кто она такая? Бухгалтером работала. Пропала и, кажется, ничего не изменилось. Но нет, мне сразу было ясно, что без Ленки это не жизнь. Вот я ноги и обивала, её искала. А Пашка решил по лёгкому пути пойти, новую Ленку выбрать: понятно лентяй, ему бы только на печи лежать а не делом заниматься. Одно хорошо: тоже понимает, что без Ленки на посёлке главного чего-то не стало. Она  как приводной ремень была, - без неё мотор работает, а движение на привод не передается.

  Пришла я в клуб. Там уже народа много.  Вера с торговли, в сумке банки звякают. Дед Михей с медалью за отвагу на груди - сегодня поскромничал, обычно сразу всеми отцовскими подвигами хвастается. Директор школы Семён Авксентьевич в костюме с галстуком: важный, аж оторопь берёт. Я Чувилку глазами поискала: на заднем ряду рожа в бородавках.   Я к ней не пошла: на первый ряд села. Вопрос серьезный будет решаться -  может, мой голос понадобится.
  Началось. На сцену Пашка Сазонов вышел.
- Дорогие односельчане, я рад, что вы не остались в стороне. У нас сложное положение, но ваша активность вселяет надежду, что мы снова вернёмся к нормальной жизни.
- Говори короче, в чём дело? – дед Михей из зала крикнул.
- Дело в том, что нам нужна новая Ленка.
- Зачем? Для чего? – из зала крики раздались.
- Вокруг Ленки всё крутилось, - Пашка объяснил, - нам её очень не хватает. Может быть, она ещё найдётся, но пока кто-то должен её замещать. Поэтому я предлагаю выбрать новую Ленку.
- Исполняющую обязанности, что ли? –  Вера спросила.
- Да, если так понятней.
- А с Жориком она должна жить, как с мужем? –  Вера снова интересуется.
- Это не обязательно, - Пашка отвечает.
- А зачем новую Ленку Ленкой называть? – я спрашиваю
- Так привычней. И вообще, Ленка – это имя.
- А если новая Ленка не справится?
- Переизберём.
- Тут дар нужен, - Михей крикнул.
- Но мы должны дать шанс.
- Ерундой какой-то занимаешься. Время у нас отнимаешь, - голоса раздались.
- Ну давайте попробуем.
- Это чистой воды формализм, - Семён Авксентьевич голос подал.
- Тем более,  вы же ничего не теряете, - Пашка продолжал уговаривать.
- Ну, давайте, выберем быстрей и разойдёмся, -  Вера говорит, - а то мне кур уже кормить надо.
- Ну, давайте, если Павел считает это необходимым, - дед Михей поддержал.
- А кого выбирать-то? – я спрашиваю.
- Кого хотите, я, например, свою жену Аньку предлагаю.
 Вот он и раскрылся тайный умысел: теперь ясно для чего Пашка огород городил. Анька у него за спиной стоит, она его и подталкивает. Видно, она Ленке завидовала, что ту на посёлке все любили. А теперь Ленка исчезла, у Аньки шанс появился в центре внимания оказаться. Но разве можно так напролом идти. Нужно с людьми работать, авторитет зарабатывать. Всё это долгий путь. А она сразу в дамки хочет. В общем-то, Анька женщина неплохая, но до Ленки ей, конечно, далеко. Может быть, поэтому и хочет подстраховаться административным ресурсом.
- А ты что, Анька, думаешь? – спрашиваю.
- Я что? Если изберут… - сидит, глаза в пол, а у самой, наверное, сердце стук-стук-стук от волнения - судьба решается. Ждет, затаив дыхание. 
- Ну, все согласны? – Пашка спрашивает, - тогда голосуем.
- Нет, - я говорю.
- Почему?
- Что бы настоящие выборы были, нужны хотя бы две кандидатуры.
- Кого ты предлагаешь?
- Чувилку, - я неожиданно для себя самой выдала.
  Все засмеялись. И правда, думаю, что я, белены объелась, скромница Чувилка  да вместо Ленки. Но отступать поздно, слово сказано, иначе авторитет ДНД может пострадать.
- И надо, чтоб сова выбирала, чтобы всё по-честному было, - я свою линию гну.
 А сама думаю, мне свой человек в Ленках не помешает, правильно я Чувилку предложила.
- Да к сове уже давно никто не ходит, - Пашка Сазонов возразил.
- А зря, - говорю.
  Сова-то, если помните, непростая. Время нам экономит - так бы парни долго ходили бы, женихались, а сова припечатает и не надо голову ломать - пирком да за свадебку.
- Теть Оль, может не надо всё усложнять? – Пашка говорит.
- А что тут сложного на двух бумажках имена написать?
- Вообще-то, это шутка была с выбором Ленки, - Пашка на попятную пошёл.
- А я шуток не понимаю, - ему говорю, - айда к сове.
  Шутка не шутка, а почти весь посёлок захотел выбор совы узнать. Друг за другом по следам идём, так что колонна через поле до леса растянулась. Наконец, у дуба с дуплом, в котором сова живёт, собрались. У бабы Веры в сумке банки звякнули. Я на бабу Веру шикнула:
- Тише, сова испугается, улетит.
Говорили ей: ”оставь сумку”, а она: «своя ноша не тянет»  с собой её потащила.
- Начинай лотерею, - Пашка вполголоса говорит.
 Я на двух бумажках имена написала, Юрка Юрчиков на дуб залез, и бумажки в дупло бросил: ждем. Так, наверно, славяне у дуба стояли и знака богов ждали в древние времена. Не прошло и минуты, из дупла одна бумажка вылетела. Я её подняла и развернула. На бумажке было написано: Чувилка. Все на меня смотрят вопросительно.
  Я бумажку подняла, говорю:
- Чувилка.
  Пашка тоже на бумажку взглянул.
- Хоть поржём, - сказал.
- Смотри, от смеха не лопни.
- Мы Чувилку переизберём.
- Не говори гоп, - я ему отвечаю.
  Анька Сазонова на меня глазами злыми посмотрела. План ее провалился. Сову не проведёшь!

  Двинулись мы все в обратную дорогу. Я у Чувилки спрашиваю:
- Чувилка, ты хоть рада?
- А что надо делать?
- Улыбайся людям.
  У Чувилки рожа в улыбке  расплылась. Я посмотрела на неё и говорю:
- Нет, лучше не улыбайся.
  Сколько же у неё на лице бородавок!

  Вернулись мы на посёлок, разошлись по домам. А наутро началось… Как же,  размечталась. Ровным счетом ничего не изменилось. Вижу: мужчины идут, на Чувилку не оглянутся, а Ленку, я замечала, всегда взглядом провожали. А женщины у магазина часто о Ленке судачили, а о Чувилке молчок. Единственный раз слышала, над Жориком посмеялись, на Чувилку показали:
- Вон жена твоя пошла.
  Жорик весь покраснел и быстрее прочь зашагал.   
  Я Юрку Юрчикова подговорила, чтобы он Чувилке на спину бумажку прикрепил с надписью «Ленка». Он прикрепил. Ходит теперь Чувилка по посёлку подписанная, а что толку?
- Чувилка, - говорю, - надо что-то делать. Престиж фирмы страдает. До Ленки нам не дотянуться, но надо хоть какое-то внимание на себя обратить.
- Ладно, - Чувилка отвечает, - мне самой эти бородавки надоели.
- А причём здесь бородавки?
  Чувилка мне не ответила, к дому лыжи навострила.

  И тут началось. На этот раз правда началось. У нас рядом с посёлком пруд. Ребята лёд на нём от снега очистили. Каток сделали. Погода хорошая была. Лёгкий морозец. Небо голубое облачками подёрнуто. Снежок сверкающей мошкарой порхает. Юрка Юрчиков с дружками в хоккей играют. Народ пришёл посмотреть. И ладно - мне нечего делать, Семён Авксентьевич – директор школы -  мимо шёл, остановился. Смотрим мы, как ребята шайбу ловко клюшками гоняют. Увлеклись. Вдруг я слышу, Борька рядом хрюкнул. Обернулась, какая-то незнакомая женщина стоит. И Борька рядом. Странно, откуда эта женщина взялась? На парашюте,  что ли, с самолёта спрыгнула? Да ещё симпатичная  такая женщина. Глаза большие, голубые, а кожа на лице такая белая и гладкая, что хочется её рукой потрогать, как ребёнку, которому всё надо на ощупь изучить.  И эта красивая женщина ко мне подходит и говорит:
- Привет, подруга.
 У меня глаза на лоб полезли:
- Чувилка?
- Я самая, - женщина голосом Чувилки отвечает.
- Как такое возможно? Вы меня разыгрываете.
 Наверное, думаю, Чувилка за спиной красивой женщины спряталась и оттуда говорит. Обошла незнакомку: нет у неё за спиной никого.
- Говорю тебе, это я - Чувилка, - красавица настаивает.
  Неужели и правда Чувилка так переменилась? Разве такое бывает? Трудно поверить. Но Борька красивой женщине пятачком в руку ткнул: значит признал. К чужому  человеку он не стал бы за вниманием обращаться. 
- Чувилка? – я с сомнением спрашиваю.
- Да, да, я кожу просто свою сняла с бородавками.
- А зачем ты в ней раньше ходила?
- Заколдовали меня.
- Что?
- Шучу.
  (Первый раз в жизни, наверно, Чувилка пошутила, значит ещё не безнадёжная.)
-  Да кожа не снималась, - Чувилка говорит, - а на днях за гвоздик зацепилась, кожа и съехала, чувствую, всю её можно снять, вот и сняла.
- И... где же она теперь?
- Дома. Я вообще-то временно её сняла.
 Ну, Чувилка, хотела я, чтоб она всех удивила, но такого не ожидала. Слишком резкая перемена, могут не принять. Люди-то у нас к новому трудно привыкают.
  Пока мы с Чувилкой разговаривали, на нас народ глазел: о хоккее забыли.
  Дед Михей за рукав меня дёрнул:
- Точно Чувилка?
- Точно.  Борька подтверждает.
- Вот это фокус, - дед Михей говорит.
  Да уж, думаю, фокус: через полчаса о таком фокусе весь посёлок будет знать.
  Чувилка по своим делам пошла, Борька  за ней  следом: хрю-хрю.  А я с места сойти не могу, стою, как вкопанная.
- Глубокоуважаемая Ольга Ивановна, - слышу, это Семен  Авксентьевич ко мне подошёл, - кто эта  женщина?
- Это Чувилка, - я говорю.
- Как Чувилка?
- Вы сказку о царевне-лягушке помните?
- Помню.
- Вот Чувилка и есть та царевна: кожу лягушачью сбросила.
- Почему же она раньше её не сняла?
- Ждала, когда к ней стрела прилетит.
- Прилетела?
- Ага, дождешься…
- Нельзя было такую красоту скрывать!
- Да, красивая.
- Просто богиня.
- Она, между прочим, кожу временно сняла.
- Вы шутите!
- На полном серьёзе.

  Пошла я тоже домой, думаю: во, дела: хотели новую Ленку, а получили новую Чувилку, вовремя она свой фасон поменяла. Теперь Чувилка козырная дама. Эх, ещё бы ей ленкино острое словцо, вот тогда бы Чувилка прогремела.
   Два часа прошло, я чай пью, Юрка Юрчиков в окно стучит. Дверь открыла, а он мне приглашение подаёт - в клуб на новогодний бал.
- Так Новый год два месяца назад был? – говорю.
- А бала же не было, - Юрка отвечает.

  Ну, праздник, так праздник, я нарядилась: в клуб иду. На улице темнеет, а клуб окнами всеми светится и снег кругом освещает. Люди у входа толпятся, кто курит, а кто друзей ждет.
   Я в клуб вошла: фойе украшено: гирлянды, лампочки, в центре ёлка  с шариками и игрушками на ветках стоит. Я Юрку Юрчикова увидела, спрашиваю:
- Кто так постарался?
- Семён Авксентьевич всю школу с уроков снял, - отвечает.
   Потихоньку фойе наполняться стало. Семён Авксентьевич и тут постарался: всех жителей оповестил. Жорик с бабой Верой пришли, Пашка и Анька Сазоновы, дед Михей. Мне интересно, как все Чувилку в новом обличье встретят.
  Семён Авксентьевич здесь же хлопочет, указание даёт, где аппаратуру ставить: музыка будет – это хорошо. Я на дверь поглядываю, жду Чувилку, наконец, входит. В розовом платье с узором из золотых роз, на щеках румянец  в тон платью, улыбка белозубая, да и фигурой Чувилку природа не обделила, в общем, действительно красавица. Все в фойе на неё обернулись. 
  Я громко говорю:
- Чувилка, иди сюда.
 Пашка Сазонов глаза вытаращил.
Я ему подмигнула: не ожидал, в обморок только не падай.
 Люди рты поразевали. Чувилка смутилась, ко мне не пошла, у входа осталась.
 Пашка нахмурился:
- Что вы нас за нос водите?
- Честное слово, это она, - я говорю.
- Врёте.
- Подтверди, дед, - я деда Михея локтем в бок толкнула.
- Подтверждаю, - дед Михей охотно говорит, - умеют женщины красоту навести, что-то замажут, что-то подрисуют.
- Бородавки не замажешь, - Пашка упорствует.
 Я рукой махнула, надоело Пашку убеждать.

  Музыка заиграла. Вижу: Семен Авксентьевич к Чувилке подошёл, на танец ее приглашает. Та стоит, танцевать не идёт. Но Семён Авксентьевич не отступает, за руку Чувилку взял, что-то говорит. Наконец, Чувилка согласилась. Танцуют они с Семёном Авксентьевичем, я Жорику (а он рядом) на Чувилку показываю:
- Отбить не хочешь?!
  Жорик нахмурился:
- Я Ленку люблю. 
   Потанцевали Чувилка с Семёном Авксентьевичем, дискотека началась. Молодёжь танцует, кто постарше свой круг образовали, ну а бабкам вроде меня только смотреть. Чувилка снова у стены, явно не в своей тарелке себя чувствует: все время любопытные взгляды на себе ловит. Семён Авксентьевич исчез куда-то.  Я думала, он нам программу развлекательную предложит:  Деда Мороза со Снегурочкой, да видно времени у него совсем мало было представление организовать. Однако мы все равно развлеклись, да ещё как. Скандал неожиданно случился. Борька каким-то образом в фойе проник в поисках своей любимой Чувилки. Между танцующими стал пробираться: навёл шороха. Кто-то упал, суматоха началась, ещё Борька хрюкает,  а я смеюсь, вот оно настоящее веселье. Молодец Борька, цирк, да и только. Наконец до Чувилки добрался: пятачком ей в руку ткнул. Тут некоторые женщины в крик: уведите поросёнка из клуба.  И ведь главное, раньше бы просто над Борькой и Чувилкой посмеялись, а теперь как с цепи сорвались, особенно Анька Сазонова рассвирепела.
- Носится со своим поросёнком!
- От него вонь идёт.
- Совсем уже чокнулась.   
- В сарае его запирай, когда в клуб идёшь.
- Полоумная!
Ну и в таком духе. Пришлось Чувилке с Борькой из клуба уйти. И я с ними заодно вышла: Чувилку поддержать, ведь неприятно, когда стая дворняжек облает.

 Идём с Чувилкой по дороге к её дому, сзади Борька бежит: хрю-хрю.
- А я думала, Чувилка, - говорю, - что мы с тобой ровесницы.
- Ошибалась. 
- Теперь у тебя, наверно, отбоя от женихов не будет.
- Я дома кожу старую надену, - Чувилка говорит.
- Почему?
- Так привычней.
- На истеричек обиделась?
- Видела, как на меня набросились?
- Ты плюнь на них.
- Они житья не дадут.
- Да, Ленка бы живо их на место поставила, - я вздохнула.

 Разговариваем с Чувилкой, а навстречу Семён Авксентьевич. Непонятно почему с праздника незаметно исчез.
- Многоуважаемая Ольга Ивановна, вы уже уходите?
- Вас нет, кто нас развлекать будет?
- Я должен был отлучиться по неотложному делу. Давайте вернёмся в клуб.
- Настроения уже нет.
- Я постараюсь сделать всё, чтобы поднять вам настроение.
- Поздно. Других развлекайте.
- Любезная Ольга Ивановна, а почему Ваша прекрасная спутница молчит?
- Из скромности.
- Мне б очень хотелось завоевать её расположение.
- Завоевывайте.
- А как?
- Не знаю, ну, стихи сочините.
- Стихи, конечно!

  Разошлись мы с Семёном Авксентьевичем, он, очевидно, стихи на крыльях любви полетел сочинять. А я решила к Чувилке домой зайти. Одну оставлять не хочу, пока не уверена в ней, вдруг  нервный срыв будет. Да и от возвращения в прежний вид надо её удержать: ведь это настоящая глупость. 
  Села я за стол на кухне, по порезанной в нескольких местах клеёнке пальцем вожу, а Чувилка в комнату ушла, чем-то занялась, и вдруг, как закричит!
  Я быстрей к ней:
- Что случилось?
  Чувилка на открытый шкаф показывает, говорит:
- Нет.
- Чего нет? – спрашиваю, но уже догадалась: кожи её лягушачьей нет.
- Кто её взял? – спрашиваю.
- Не знаю.
- А дверь заперта была?
- Я её не запираю.
- Значит, кто угодно мог войти.
- Что я теперь делать буду?
- Вопрос: кому твоя кожа нужна?
- Что я теперь делать буду? - Чувилка снова со слезами повторяет.
- Не реви.
- Я уже к ней привыкла.
  Я думаю: а ведь есть, кого подозревать. Вот какое неотложное дело у Семёна  Авксентьевича было. Понятно теперь, что новогодний бал он устроил, чтобы Чувилка из дома ушла. Совсем от любви голову потерял, но мне нравится, что он решительно действует: борется за своё счастье.
- Чувилка, - говорю, - тебе Семён Авксентьевич нравится?
- Обходительный, - Чувилка сквозь слёзы отвечает.
- Это твой принц. Тебе повезло, а ты хнычешь.
- Хочу в старую кожу.
- Да чёрт  с ней.
- Нет.

 В стекло кто-то стукнул, мы с Чувилкой, как по команде головы повернули: в окне Борькино рыло. Снова Борька в стекло стукнул: это знак, войти хочет.  Я  дверь открыла. Борька в дом вбежал и какую-то тряпку в пасти тащит.
- Это моя кожа, - Чувилка к Борьке бросилась, - где ты ее нашёл?
- Нашёл, видимо, там, где её Семён Авксентьевич спрятал, только зря он это сделал.
  Чувилка свою кожу у Борьки взяла.
 Я говорю:
- Надо сжечь твой чехол. 
- Нет, я надену.
- Дай сюда, - я попыталась лягушачью кожу отнять.
  Чувилка не отдает:
- Я в ней тридцать лет ходила.
  Я тяну:
- Она больше тебе не нужна.
  Чувилка упирается:
- Не дам.
  Я как дёрну, и кожу порвала.
- Что ты наделала, - Чувилка закричала.
- Теперь точно надо сжечь, - я говорю.
- Я теперь себя голой чувствовать буду, - Чувилка опять в слезы.
- Хватит рыдать, - я спички и бутылку с керосином с полки взяла, - пошли.

  Вышли мы во двор, Борька за нами из дома выскочил: по двору стал круги нарезать: как будто понимает, что мы задумали и одобряет.
 Я кожу керосином облила и подожгла: огонь весело запылал.
- Ну, вот, - говорю, - Чувилка, ты новую жизнь начинаешь. Мне даже теперь тебя Чувилкой неудобно называть. Буду Иркой звать.
 (Чувилку Ириной зовут, это я ей такую кличку дала - Чувилка).

- Добрый вечер, - от калитки голос Семена Авксентьевича раздался.
Смотрим, он с бутылкой шампанского во двор входит.
- А вот и принц, - говорю.
- Слушайте стихи, - Семён Авксентьевич к Чувилке обратился:
- Я полюбил тебя навек.
   Как повезло мне в жизни!
   Меня полюбишь ты, поверь,
   Я белый и пушистый!

                Женщина мечты.

  Иду я по посёлку. Солнышко припекает, дело к весне. Скоро снег растает, трава зазеленеет, листочки на деревьях появятся. Живи и радуйся. Я вообще, бабки, думаю, что люди должны не менее ста лет жить, и детей иметь возможность рожать до шестидесяти лет. Чтоб природа с молодости над душой не стояла:
- Рожать пора.
- Может, ещё нет?
- Пора, пора.
- Точно?
- Отвечаю.   

  Вот значит, иду я по посёлку, а навстречу Жорик.   
- Ленку не нашла, - сразу ему говорю.
- Зря искали, - он отвечает.
- Почему?
- Её не существует.
- Как это?
- Она мечта.
- Вот те раз! Ты ведь женат на ней.
- Вам так только казалось.
- Ты рехнулся?
- Я  знаю только одно, - что мечтал о ней всю жизнь.
- Я тебе говорю: Ленка есть.
 Жорик плечами пожал:
- Вы себя обманываете.
- Совсем с головой плохо!?
- Зато у меня есть мечта, -  Жорик вздохнул и своей дорогой пошёл.
  А я ему вслед кричу:
- С ума не сходи!      

  Иду по посёлку дальше, а навстречу Верка: решительно-сосредоточенная. Внешностью её природа не обидела: лицо без морщинок, а как нарядится, ещё и молодым фору даст.   А наряжаться любит, хоть и прижимистая. Парка на ней бордовая с отороченным мехом капюшоном,  из города привезла, пока дорогу не замело.   
- Привет, подруга, - Вере говорю, - куда идёшь?
- В школу.
- Зачем?
- К директору.
- К директору?
- Юрка Юрчиков с дружками за клубом курят. Всего-то мелочь пузатая, а уже табаком себя травят. Я им замечание сделала, а они ноль внимания. Сказала, что пожалуюсь на них, а они мне в лицо смеются.
- Да, нехорошо, - я соглашаюсь.
- Совсем старших не уважают, - Верка возмущается.
- Это точно.
- Ничего, я на них управу найду.
- С тобой пойду. “Как-никак”, думаю, “я в попечительском совете состою”.

  В школе с Веркой по коридору гулкими шагами идём, неотвратимые: я – закон, она – порядок. В коридоре, по самой середине, портрет Хомякова висит: он эту школу основал, у него имение недалеко было. Здание-то, конечно, новое построили, но на месте старой избы, где крестьянских детей учили. А портрет Хомякова А.С. (как под портретом написано) в коридоре повесили в знак признательности, чтобы напоминал, кто у истоков стоял.  Но что интересно, - мне показалось, когда мы с Верой по коридору мимо портрета проходили, что у Хомякова  глаза загорелись. Только тут же я себя одернула: это просто солнечный луч на лицо Хомякова упал.
  Зашли мы с Верой к Семёну Авксентьевичу. Тот из-за стола встал:
- Чем обязан, многоуважаемые Вера Ивановна и Ольга Ивановна?  Случилось что?
- Случилось, - Вера, не здороваясь, говорит, - ученики курят.
- В школе?
- За клубом, но какая разница?               
- Кто?
- Юрка Юрчиков с компанией.
- Я с ними поговорю.
- И старших не уважают.
- Кого?
 Хотя можно было бы и не спрашивать. Семён Авксентьевич нахмурился.
- Им замечание сделаешь, а они скалятся.
- Не волнуйтесь, я приму меры, - Семен Авксентьевич пообещал.
- Плохо мы воспитываем нашу молодёжь.
- От старшего поколения тоже многое зависит.
- Можете на нас рассчитывать, - мы с Верой уходить собрались.
- Спасибо, что не прошли мимо, - директор до двери нас проводил.
- А может родителей их вызвать? – Верка в дверях остановилась.
- Я сам попробую на них повлиять, - Семен Авксентьевич ответил.
- Ну, до свиданья.
- Всего доброго.
- Кто если не мы? – я вздохнула.
- Главное, что вы не остаетесь равнодушными, - Семён Авксентьевич за нами дверь закрыл.
  Пока мы по коридору к выходу шли, я еще раз на портрет Хомякова взглянула. Глаза его уже не горели, но мне показалось, что на лице появилась довольная, с хитринкой, улыбка, которой раньше не было.

  По посёлку идём, Верка никак успокоиться не может:
- Безобразие, куда только родители смотрят. Мой бы Жорик курил, я бы ему руки оторвала.
  Увидела: на пруду Юрка Юрчиков с дружками в хоккей играет:
- Наказать их надо, что б по домам сидели, - ворчит.
- Спорт – это хорошо, - я робко возразила.
- Дерзить не надо.
- Они же ничего не говорили.
- Попробовали бы ещё мне чего-нибудь сказать, я бы им показала кузькину мать.

  Идём мы с Верой дальше, а навстречу Чувилка на Борьке едет. Поросёнок как ветер летит. У Чувилки лицо серьезное, возле нас резко затормозила. Борька пятачок кверху поднял и хрюкнул.
- ЧП, - Чувилка говорит.
- Что случилось? -   мы с Верой в один голос.
- Хомяков пропал, - Чувилка докладывает.
- Как пропал?
- С портрета.
- Не может быть.
- Семён Авксентьевич сейчас сказал.
- Но как пропал?
- Стул, на котором он сидел, на картине есть, а Хомякова на стуле нет.
- Шутишь?
- Семён сам ничего не понимает.
  Семён Авксентьевич для неё уже Семён, я для себя отметила, быстро у них отношения развиваются.
- Странно, значит, сидел, нога на ногу на стуле и исчез? – Вера не может поверить.
- Да.
- Правда: ЧП.
- Комиссия весной из города приедет на инвентаризацию, у нас по документам картина с Хомяковым  числится, а не со стулом, - я говорю.
- Сразу статья: хищение государственного имущества, - Чувилка вздохнула.
- Хомяков не имущество, - я возразила.
- Надо Хомякова на том же месте снова нарисовать, - Вера предложила.
- А где художника найдем? – Чувилка спросила.
- Пашку Сазонова попросим, - я предложила.
- Чтоб он Хомякова с тремя ногами  или двумя головами нарисовал. Не надо, - Вера фыркнула.
- Мы не о том говорим - я руку к щеке приложила, -  что происходит? Сначала Ленка пропала, теперь Хомяков с портрета.
- Непонятно, - Верка согласилась.
- Ужас, - я говорю.
- Кошмар, - Чувилка головой кивнула.

 На Борьке уехала, а мы с Верой стоим у пруда.
- Может, это знамение о конце света, - Вера говорит, - что Хомяков с картины пропал?
Несколько секунд мы с Верой в глаза друг другу глядели. Потом я взгляд отвела.
- Нет,  не верю.
  Шайба к нам отлетела, Юрка Юрчиков за шайбой прибежал. В другое  время Верка не упустила бы возможность его поругать, а теперь промолчала, так её история с исчезновением Хомякова поразила.
- Слушай, подруга, - Вера говорит, - может быть, Чувилка врёт?
- Чувилка никогда не врёт, - я отвечаю, - а вот и доказательство. И рукой показываю.
  По улице шёл человек, которого я сразу узнала: Хомяков – один в один, как на картине. В сюртуке, брюки узкие, старомодные, без шапки, да что ему будет, он же живопись.
  Хомяков к нам подошел, на меня мельком взглянул и сразу к Вере обратился:
- Сударыня, какая невероятная встреча!
- Действительно невероятная, -  Вера отвечает.
- Поразительно, я именно такой Вас и представлял!
- Какой?
- Вы женщина моей мечты, я понял это, как только сегодня увидел Вас в школе. 
- И поэтому из картины выпрыгнули?
- Сударыня, я сражён Вашей красотой. Разрешите засвидетельствовать Вам моё почтение. Вы моя Семирамида. Можно я буду Вас так называть?
- Почему Семирамида?
- Это была древняя царица. У неё был висячий сад, в котором она жила как в раю. Может быть, слышали?
- Нет.
- Я Вам расскажу про неё, разрешите Вас проводить?
 Вижу, Верка собралась с ним уходить, я её за локоть взяла и на ухо ей шепнула:
- Смотри, он тебе наговорит.
- А я ведь могу барыней стать, - Вера плечи расправила.
- Кого ты слушаешь, картину?
- Завидуешь?
  Я в ответ только рукой махнула, вижу, ей польстило внимание, вид самодовольный, словно уже воцарилась на посёлке.

  Итак, Вера с Хомяковым ушла, а я думаю: второй раз уже сегодня слышу про женщину мечты, но Жорик свою Ленку любит, тут к гадалке не ходи, а Хомяков ещё должен доказать серьёзность своих намерений. А то появился: здрасьте-пожалуйста, становись моей, а благосклонности ведь добиваться нужно. Но, может, я зря такая подозрительная? Может, правда, Хомяков влюбился? Верка говорит, что я завидую, но это белая зависть. Пусть два голубка взмоют в небо всем на радость.
  Прошла я весь посёлок, на краю поля постояла и обратно: Чувилке смену сдавать надо, да и не терпится рассказать ей о явлении Хомякова народу, о том, как он любовью к Вере воспылал, а Верка икру ложками есть собралась, как барыне полагается. Иду к Чувилке, мысли в голове роятся о том, как много у нас на посёлке любви: Жорик без Ленки страдает, у Чувилки с Семёном Авксентьевичем роман, Хомяков  Верку женщиной своей мечты назвал,  но это хорошо: любовь лучшее, что есть в этой жизни, думаю я так, и тут на меня из  переулка Хомяков наскочил: тоже наверно задумался: влюблённые часто рассеянными бывают.  Столкнулись мы с ним, и я в снег упала.
- Извините, сударыня, - Хомяков мне руку подал, помог встать.
- Чуть не убил, - говорю.
- Еще раз извините.
- Смотреть надо, куда идёшь.
- Виноват, миль пардон.
- Виноват он, - я ворчу.
- Кстати,  сударыня,  Вы не знаете, где взять цветы?
- Цветы?
- Да, мне нужны цветы.
- Цветы зимой не растут.
- Я знаю, но они мне очень нужны.
- А луна с неба тебе не нужна?
- Нет, только цветы.
  Сказал и пошёл дальше своей дорогой, а я ему вслед пальцем у виска себе покрутила. Хотя мне понравилось, что он о цветах подумал, чтобы сердце женщины завоевать. Букет подарить это вроде самое простое. Но только не зимой. Перед зимним букетом ни одна женщина не устоит. 
   Мечтать, как говорится, не вредно, но... через полчаса встречаю опять Хомякова, а в руках у него роскошный букет пионов. Чудеса, да и только! Откуда их взял? Вот ведь действительно, влюблённым море по колено.
 Хомяков улыбнулся мне:
- Моей Семирамиде.
  Хотела я его спросить, откуда цветы, да тут меня осенило. Как же я сразу не догадалась! Всё просто: в школе ещё одна картина висит - «Пионы в летнем саду». Если Хомяков из картины вышел, что ему стоит в другую картину войти и нарвать в ней пионов? Молодец, сообразительный, вот уж, действительно луну с неба достал. Повезло Верке с поклонником.

  Обедать пора, я дома быстро суп похлебала, стакан чая выпила, и снова на улицу: чувствую, сегодня много интересного случится. У тех, кто столько лет ДНД отдал, интуиция есть. Да и так рассудить: каждое событие имеет последствия, а если события необычное, то и последствия будут из ряда вон выходящие. Оживший портрет – это, конечно, необычное событие.
  У пруда стою. Юрка Юрчиков с дружками  в хоккей всё играет.  Так увлеклись ребята, что вокруг ничего не замечают. Посторонний человек по посёлку ходит, а они даже в его сторону не поглядят, носятся с шайбой, хоть бы обратили внимание на старинную одежду.
    Смотрю: Верка шествует горделиво, видно, ей тоже, как и мне дома не сидится: поделиться переменами в личной жизни с кем-то хочется, но со мной что делиться, я и так всё знаю. Хотя может и не всё.
- Подарил Хомяков букет? –  я Веру вопросом остановила.
- Подарил, - она отвечает.
- Что сказал?
- Что я его мечта.
- Это я уже знаю, а что еще?
- Предлагал путешествовать по миру.
- Из посёлка же не уехать.
- Предлагал улететь.
- Как? – я удивилась.
  В этот момент шайба к нам отлетела. Юрка Юрчиков за ней прибежал, и надо было до такого додуматься: Вере язык показал. Дурацкая выходка, не иначе чёрт его дернул. Забыл, с кем имеет дело? Верка, конечно, рассвирепела. За такое спуска не даст. На Юрку бросилась как разъяренная львица:
- Ах, ты гадёныш!
  Да куда ей за Юркой угнаться, тот как припустил. Но всё равно Вера до середины пруда добежала. Юркины дружки врассыпную бросились. Через минуту на льду никого не было.   
- Я до тебя доберусь, - Верка кулаком вслед Юрке машет.
  Всё, если раньше Вера была решительно настроена, когда Юрка просто смеялся в ответ на её слова, теперь у Юрки с Веркой война, а из-за чего спрашивается? Одна слишком правильная, другой непослушный, а по сути два характера схлестнулись.
  Вера стала возвращаться, но до берега дойти не успела (вот жизнь, все меняется за секунду): яркая вспышка, грохот, сначала ничего непонятно было, потом уж сообразила: это метеорит разбил лёд на пруду. Хорошо в саму Верку не попал. Падение небесного тела в момент, когда Вера вышла на лёд, событие столь маловероятное, что его смело можно отнести в разряд необычных. Следовательно, мои ожидания сбывались. В момент взрыва меня словно кто-то толкнул в грудь, и я на снег рухнула. Но через секунду была уже на ногах. Верка в воде барахтается: тонет.   
  Я кричу:
 - Помогите, помогите!
 По берегу бегаю, а сделать ничего не могу. Счет на секунды идёт, одежда у Верки намокнет и на дно потянет. Вижу: дед Михей к нам спешит, да пока он на своём протезе докултыхает, Вера утонет. Ой, беда, беда, человек погибает. У Верки лицо белым сделалось то ли от холода, то ли от страха. А скорей всего - и от холода, и от страха!   Но пришло спасенье: Хомяков как будто специально момент выжидал. Объявился рядом со мной, а в руках штакетина.
- Держи меня, - кричит, - за сюртук!
 Я за полу сюртука его ухватила, а он наклонился, так, чтобы близко к краю полыньи не подходить,  и штакетину Верке протянул. Вера едва достала конец штакетины, но вцепилась в неё крепко. Я упираюсь ногами, Хомяков тоже напрягается, но тяжёлая Верка, утонуть ей не даем, а вытащить из воды не можем. Силы у нас кончатся, что тогда? Но главное, мы её к краю полыньи подтянули. Хомяков на лёд лег, ближе к Вере подполз: рискует, под ним тоже может лёд провалиться. Верка руку протянула, Хомяков за неё схватился и назад стал отползать, тут к счастью дед Михей подоспел. Он за одну ногу Хомякова тянет, я за другую. Вытащили вместе Веру, как репку в сказке. Она на берегу стоит, вся дрожит, вода с неё льёт.
- Надо же…я… как такое… - лепечет.
- Всё хорошо, Вера Ивановна, - Хомяков её успокаивает.
- Чуть не утонула.
- Считай, родилась в рубашке, - я говорю.
- Вода холодная.
- Срочно надо домой, - я Веру за рукав потянула.
- Спасибо вам всем, - Верка разрыдалась.
- Вот кого должна благодарить, - дед Михей тулуп расстегнул, у себя с пиджака медаль за взятие Берлина снял и Хомякову на грудь повесил.
  Я прослезилась: только не понятно: причём здесь Берлин? Но факт, что Хомяков награду заслужил. Хотя важнее для него, что за то время, когда он Веру из воды вытаскивал, большой путь к её сердцу прошёл.

  Дома Верка в сухое переоделась, а я чай заварила. Сидим, пьем чай с малиной. У Веры чашка в руке дрожит.
- Успокоиться не могу.
- Понятно, такое пережила.
- Да, если б не Хомяков… - Вера вздохнула.
- Герой.
- Достойный мужчина.
- Достойный.
- Так, ты говорила, он тебе улететь предлагал? – спрашиваю.
- Предлагал.
- Каким образом?
- Сказал: увидишь.
- Это странно.
- Странно.
- Может у него не все с головой в порядке?
- Будет жалко, - Вера вздохнула.
- Жалко, - я согласилась.
  Верка зевнула. Я говорю:
- Ложись спать, завтра я зайду, проведать.

  Вышла я от Верки. Уже ночь. На небе звёзды. Вот так любуешься ими и не думаешь, какая опасность из космоса грозит. В любую минуту сверху небесный камень может упасть, как сегодня метеорит в пруд. Хорошо ещё, что эти небесные камни редко падают. И вообще, нам везёт, ведь если подумать, во всей огромной Вселенной, есть только узкая полоска на планете Земля с умеренным климатом, где мы тут живём. Это здорово! Но главное, у нас постоянное разнообразие, то удовольствие от первого морозца осенью, то радость от припекающего солнца ранней весной.  Вот оно настоящее счастье!
  Пришла я домой и сразу спать легла, устала за день.
  Утром встала: хозяйством занялась, пыль вытерла, полы помыла, суп сварила: смотрю на часы: время восемь. Пора к Вере идти: обещала проведать.
  На улицу вышла, морозец бодрит: хорошо. Гляжу: навстречу Семён Авксентьевич идёт, шагами хрустит.
 - Здравствуйте, Семён Авксентьевич.
- Здравствуйте, глубокоуважаемая Ольга Ивановна.
- Хомяков на картину вернулся?
- Нет.
- Значит, какой-то сюрприз для своей Семирамиды готовит.
- Семирамиды?
- Он так Веру называет.
- Так книга его называется, которую он писал тридцать лет: «Семирамида». В ней 1700 страниц.
- О чём книга?
- Лучше учительницу литературы спросить, я по образованию математик.
- Подумать только, сколько же он бумаги за тридцать лет перевел, - я вздохнула. 


 Пришла я к Вере, а она во дворе бельё на верёвку вешает. Ну, думаю, если делами занялась, значит, в себя пришла. Но всё равно спросила:
- Как себя чувствуешь?
- Хорошо.
- Жди, скоро Хомяков появится.
- У меня дела.
- Какие у тебя дела?
- Кур покормить.
- Быстрей корми.
- Еще половик выбить надо.
- Ты собираешься личную жизнь устраивать?
  Вера в ответ только фыркнула.
  Уверенная в себе, оно и понятно: даже Хомяков из картины выпрыгнул, как её увидел. Красотой, как верёвкой мужчин к себе привязывает. 
- Да, говорю, подруга, вот что значит: нет худа без добра. Нам из посёлка не уехать: дорогу замело, но и сюда никто добраться не может. В другое время сразу бы учёные примчались: метеорит изучать, а за ними бы любопытные хлынули.
- Жалко не хлынули, - Вера говорит.
- Почему?
- Мы бы сувенирами торговать стали.
- А порядок? Как за незнакомыми людьми уследишь, тут за своими-то не всегда получается. Вечно что-нибудь происходит.
  Сказала я так, и словно сглазила. Такое произошло, что просто в голове не укладывается. Вдруг темнеть стало, словно солнечное затмение началось. Я вверх посмотрела, матушки мои, а в небе какая-то круглая громадина медленно движется и тень её на нас наползает. Непонятно что это и как в воздухе держится? Громадина над пустырем за домом Веры сначала зависла, а потом опустилась. Мы с Веркой на пустырь. Видим: а это остров-сад. Деревья на нём растут. Странно среди зимы зелень видеть. И главное, птицы в этом саду поют: воздух от их голосов звенит. Мы ближе подошли: на клумбах цветы: фиолетовые, желтые, розовые. Краски лета напоминают, что зима не вечна. Смотрю я на этот зелёный массив и думаю: ведь деревья это хаос из веток и листьев, никакой гармонии. Почему они тогда глаз радуют? Загадка.
   Мы с Верой стоим, как зачарованные, вдыхаем ароматы цветов. В саду беседка, увитая плющом. Из неё Хомяков выходит. Нам кланяется.
- Доброго здравия, сударыни.
- Здравствуйте, - мы в один голос с Веркой поздоровались.
- Это висячий, а точнее парящий сад, моя Семирамида, - Хомяков к Вере обратился.
 Верка в ответ довольно засмеялась.
- Взойди, и полетели, - Хомяков лесенку с острова спустил.
- Ну, я не знаю, - Вера не торопится соглашаться.
- Прошу, мадемуазели, - Хомяков нас двоих с Верой галантно приглашает.
- Полетишь? – я Верку спрашиваю
- Полечу. А ты?
- Нет, высоты боюсь, - я соврала.
- Я ненадолго, мне ещё кур кормить, - Вера по лестнице полезла.
  Как это романтично, думаю, на летающем острове свою любимую женщину в небо умчать. Страсть люблю романтику!  Будут они лететь нал лесами и полями, взявшись за руки. Хотя внизу один снег: чем любоваться?
  Хомяков лесенку убрал и ушел в беседку. Вера мне рукой помахала. Громадина задрожала, загудела и пришла в движение: стала подниматься, но поднималась недолго. На высоте трех метров, что-то в ней заскрежетало, и остров завис над землёй. Хомяков на миг появился с озабоченным лицом.
- Пять минут, - сказал и опять в беседке скрылся.
  Пытается видно, понять, что случилось. 
  Минут десять прошло, Верка на краю острова-сада стоит:
- Хорошо полетали, - говорит.
- Починит, - я её успокаиваю.
- Вот старая дура, - Вера себя ругает, - согласилась по небу шлындать, а куры не кормлены.
- Жорик покормит.
- Он на работе.
- Сейчас полетите.
- Мне уже расхотелось, - Вера зевнула.
 Снова хмурый Хомяков появился, сказал:
- Не пойму, в чём дело, - и исчез.
- Лестницу длинную сюда бы, - Вера говорит.
- Может быть, к Пашке Сазонову сбегать, у него есть.
- Сколько ты бегать будешь!
- А что делать?
- Вот попала с этим старикашкой.
- Но красиво ухаживает.
- Может, ты кур покормишь?
- Я не знаю, где у тебя корм.
- В сарае справа сразу у входа, сходи, покорми.
- Ладно, - я вздохнула, - чтоб ты не переживала.
 Хотела я в сарай пойти, но не успела. Проблема, как Верке на землю вернуться решилась сама собой. Остров так резко в сторону дернулся, что Вера, которая стояла на краю, не удержалась и упала вниз.  Хорошо ещё снег на пустыре глубокий. Верка в сугроб спланировала. Я её мысленно с мягкой посадкой поздравила. Вера поднялась, вся в снегу, но руки, ноги двигаются.
- Чёрт безрукий, - кричит, - шаромыжник проклятый!
  Лицо злобой перекошено, а я вспомнила, какой вид у неё самодовольный был, когда Хомяков её женщиной своей мечты назвал, и рассмеялась. Верка на меня чуть с кулаками не набросилась:
- Совсем дура!

  А остров улетел, я видела, как Хомяков смотрел вниз с виновато-растерянным видом. Между прочим, в этот же день он снова на портрете в школе появился. И что интересно - с медалью за взятие Берлина, которую ему дед Михей повесил. Может, забыл её с сюртука снять, а может, и не захотел. Приятно ему, наверно, что русские Берлин взяли. 


                Небесные гонки


     Ночью мне что-то не спалось, решила я снова  Ленку пойти искать. Можете не сомневаться: я от своего не отступлюсь, пока Ленку не найду, не успокоюсь. Ведь ясно: грош цена ДНД, если оно слово свое не сдержит.
  Вышла из дома: ;Хлеба кус,
да квас –
вот мой скудный
запас.
  На улице красота. Если тремя словами описать: тишина, безветрие, покой! Даже собаки почему-то не лают. Небо словно до самой земли  опустилось - звезд  тысячи!
  Иду я по поселку, и кажется мне: я в сказку попала. Сказка и есть: Вера из трубы своего  дома верхом на метлевылетает. Как ракета в небо устремилась! Я голову запрокинула:  может быть это обман зрения? Нет,  Вера в небе кренделя крутит!
  И ладно бы  просто летала:   Вера ещё звездами   слово Д У Р Авыкладывает. 
Ясно: кого она имеет в виду. Вот  скандалистка!  Но  мы еще посмотрим, кто победит!

  Вижу:  Чувилка на своем поросенке едет. Борька хрю-хрю - морда поросячья!
 Чувилка  песню распевает:
- Ветры, ветры,
Сани, сани.
Вейся, вейся
Знамя, знамя.
- Чувилка, - кричу, - честь ДНД задета!
-Как!? – Чувилка рядом со мной затормозила.
- На небо посмотри.
  Чувилка взгляд к звездам подняла:
- И то правда!
- Что делать? - спрашиваю.
- Садись на санки.
  Я, не долго думая, на санки  прыг:
- Ирка, гони!
  Чувилка поросенку кричит:
- Борька, взлетай! – и уздечку отпустила.
  Поросенок припустил со всех ног: я Чувилку за пояс обхватила - едва держусь!
А Чувилка поет: 
- Вниз, вверх
Скачем, скачем.
Эх, эх,
За удачей!
Я тоже не удержалась, запела:
 - Выезжали бабки радостные
   На поле широкое.
   Будем жить до глубокой старости,
   Если никто нас не грохнет.
 А потом думаю: какие бабки, ведь Чувилка молодая.
  Чувилка  поет:
- Пусть ломается наст,
     Небо выдержит нас.
  Как это небо выдержит нас? – думаю. Глаза в сторону скосила: а мы уже летим. Вот прохожие удивятся: над заборами и домами, над деревьями и кустами по небу летит свинья, запряжённая в сани. Я в Чувилку вцепилась, чтоб не упасть: высота-то немалая, свалишься, костей не соберёшь. А Борька только скорость набирает: у меня в ушах ветер свистит.
  Чувилка запела:
- Снег, снег,
     Лёд, лёд.
     Эх, эх.
     Вперёд! Вперёд!
  Я подхватила:
-   Над землёю летели бабки.
     Эх, мать!
     И хоть в небе дубак,
     Всё равно будем летать.
Опять, думаю, про бабок пою, а это неправда.

  Я из-за спины Чувилки выглядываю: мы уже  Веру догоняем. Молодец, Борька, не уйдет от нас эта ведьма.
  Вдруг у меня звезда над ухом просвистела: я голову пригнула: ох, страсть какая! Еще получишь звезду в лоб, и поминай, как звали: полетишь вверх тормашками с санок, а это не на земле упасть: спикируешь так, что мокрое место останется!
  Тут еще одна звезда по руке чиркнула: смотрю, а это Вера звезды, которые под руку попались,  в нас бросает: затеяла сраженье!
  Вера на бреющем полете вниз пошла, но Борька не отстает. У меня от такой скорости, дух перехватило: ещё сильней в Чувилку вцепилась, зажмурилась: все, думаю, нам конец,  до десяти досчитала: уже разбиться должны, но пока  летим. Глаза открываю: Верка над самыми верхушками деревьев вверх повернула,  Борька тоже мертвую петлю сделал: снова за бабой Верой гонится. Не поросенок, а птица! Один раз даже  Вере пятачком в зад ткнул. После этого она еще быстрей полетела.
  Долго мы так с Верой состязались: она неутомимая – у Борьки сил много, нашла коса на камень: никто отступать не хочет: но вечно так продолжаться не может: стала уставать ведьма. Смотрю: все чаще на нас оборачивается: где мы?! Но от ДНД не уйдешь! ДНД – это  правда, а от правды не убежать…
   Наконец  Вера в трубу своего дома скрылась. Можно сказать, сдалась. Поле боя за нами осталось. Ура! Победа!
Чувилка поет:
-    Бей барабан,
     Труби труба.
     Трам-та-ра-рам.
     Тра-ра-ра.


  Звезды, из которых  Вера слово Д у р а выложила, мы, конечно, с Чувилкой  по всему небу разбросали.  Можно сказать, старый миропорядок восстановили.
  Вдруг слышу: кто-то поёт: только не пойму откуда голос доносится?   Вокруг оглядываюсь - звезды да луна. До земли далеко. Загадка.
- Слышишь, поют?  - Чувилке говорю.
- Слышу, - Чувилка отвечает.
- А где?
- На луне вроде.
- На луне?
- Точно на луне.
- Кто там может петь?
- Не знаю.
- Летим, посмотрим.
Подлетаем  к луне. Она жёлтая, вся в буграх, размером с мой дом. Глядим: на одном бугорке Ленка сидит: руками коленки обхватила и поет.
- Ленка, - я кричу, - что ты здесь делаешь?
- Стихи сочиняю, бабушка, - Ленка отвечает, -
   До чего хорошо быть поэтом, 
   Я от счастья как пьяная.
   Меня Солнце зовёт обедать,
   Мне Луна накрывает поляну.

- Лен, мы же тебя обыскались. Предупредила бы хоть.
- Прости, баб Оль, не хотела, чтоб мне мешали.
- Ладно, Ленка, не будь единоличницей. Садись на санки, а то Жорик без тебя совсем с катушек съедет.
- Жорик? Лечу, баб Оль! Смотрите: восток заалел, звёзды тают - мы долгожители по сравнению с ними…
“Странно”, думаю, “Ленка училась хорошо, и по астрономии у нее была пятёрка”.
- Лен,  - говорю, - ты чего это?
А она улыбается счастливой улыбкой, достаёт прямо из воздуха полоску ткани и на голову себе повязывает. А на повязке два слова: ”Жорик, возвращаюсь”.
“Тьфу ты”, думаю. “Говорят, что на луне фантазии дураков обретаются. Стало быть, и Жорика фантазии тоже здесь...”
В общем, вернулись мы на Землю. Плохо, конечно, что Ленку не нашли. Но радует, что те, кто за её похищением стоят (то, что Ленку похитили я больше не сомневаюсь),  нам фальшивых ленок предлагают, значит, с нами считаются: не всё ещё потеряно. Поэтому будем продолжать настоящую Ленку искать и обязательно её найдём. А на последок, бабки, вот, что  я хочу сказать. Посмотрите вокруг. Всё новое в нашей жизни сейчас человек придумывает. Ни растения, ни животные новые не появляются, явления природы привычные. Похоже у Бога фантазия кончилась. А может он на нас надеется? В таком случае, мы его не подведём. Такое ещё придумаем и сочиним, что сам Бог позавидует!