Сводня

                "Холостой лёг - свернулся, встал - встрепенулся",
                "Холостой - простой, женат - рогат, а вдовец - что
                зяблец",
                "Женаты – богаты, холосты – бедны» (русск.  пог.)

            Я дружила на заводе ЗИМ с одной женщиной – Зоей Николаевной Фроловой. Она работала технологом в цехе пластмасс. Как-то сходили с ней в драмтеатр по выданным профсоюзом билетам, в другой раз случайно встретились на выставке в музее искусств. Однажды она откровенно пожаловалась на одиночество, которое приводило её в отчаяние:
        - Прихожу  вчера домой, а в квартире тихо-тихо, пусто-пусто. Хоть на стены лезь! Хотела даже снова на улицу вернуться, ещё во дворе посидеть – среди людей. Вдруг слышу: в квартире муха жужжит, в стекло бьётся! Так обрадовалась: не одна я! Поставила ей на окно блюдце со сладкой водичкой, посмотрела телевизор, и спокойно спать легла. А  утром просыпаюсь –  тихо.  Муха в блюдце утонула! Я так плакала, плакала!..
       Выслушала я свою знакомую, и подивилась: до чего одиночество доводит: над мухой плакать, надо же! И решила помочь человеку. Столько одиноких сердец в мире…   Пусть меня кто-то сводней назовёт, мне всё равно! Всё-таки лучше бы – свахой... Поразмышляла я  так  и сяк, и вспомнила одного знакомого художника – Бориса Ивановича Мерзлякова. Когда-то сама училась у него рисованию, он меня способной находил... Сам Борис Иванович, хоть и состоял в Союзе Художников  Казахстана, предпочитал зарабатывать  «халтурой» - оформлял деревенские клубы, готовил плакаты и лозунги к демонстрациям,  занимался прочей хорошо оплачиваемой дребеденью.
        Борис Иванович был недолго женат, где-то у нас в городе подрастал его сынишка, но выплачивал «папа» ему что-то совсем мизерное, ведь официально учесть его доходы было невозможно. А жизнь Борис Иванович вёл вольную, заманивал молодых девчонок под предлогом  позировать для картины, поил шампанским, которое у него не переводилось, и вообще вёл себя  бонвиваном.
        - Я ещё не готов к отцовству! – говорил он и в двадцать, и в тридцать, и в сорок лет… Но теперь-то ему, слава богу, шестой десяток, пора о старости подумать. Живёт как студент до сих пор на съёмных квартирах, должен же у него проснуться голос разума! Старость – не за горами. А Зоя Николаевна ему очень подходила во всех отношениях – по  возрасту она была лет на десять или пятнадцать его моложе, имела квартиру, хорошее образование,интересовалась искусством, выглядела отлично - чего ещё? Я купила три билета в кинотеатр «Ударник», и пригласила обоих, не скрыв своих намерений. Встретились.
           Зоя Николаевна принарядилась, в парикмахерской побывала, глазки подкрасила, в  капрончике, на каблучках – тогда ещё не все женщины поголовно брюки носили. Длинный сухощавый Борис Иванович был одет, как джентльмен, галстук – бабочкой,  и пахнул  чем-то особенным – в то далёкое время только-только начали появляться завлекательные мужские дезодоранты.
           Познакомила я их. Вижу – никакого интереса друг к другу они не проявляют. Уж на что Борис Иванович всегда вёл себя, как дамский угодник, а тут – ни-ни! Даже в буфет кинотеатра по стакану лимонада выпить не пригласил. Молчат оба моих протеже, общих тем для разговора даже не пытаются найти. В кинозале я хотела сесть с краю – Зоя Николаевна посадила меня посередине между ними, и шепчет в ухо:
         - Ты кого это позвала? Посмотри на меня и на него! Разве он мне – пара?
         Едва фильм до конца досмотрели,  разошлись. С Борисом Ивановичем нам было по дороге:
        - Что же вы были такой неинициативный? Я вас не узнаю! Обычно-то соловьём разливаетесь! Даже не попытались обаять невесту!
        - Какая она «невеста»? Плешивая старуха! У меня в мастерской знаешь, какие молодухи бывают? Голые позируют! Ты бы ещё  подревнее  мне нашла! Посмотри на неё и на меня! – ответил мне искушённый ценитель женской красоты, которому давно перевалило за пятьдесят.


        Прошло много лет, пятнадцать или двадцать – не знаю, а может и все тридцать. Время так летит! Мне было известно, что Зоя Николаевна умерла одна в своей квартире от сердечного приступа, и её не сразу хватились…   А вот про Бориса Ивановича я долго ничего не знала.
       Однажды,  жарким летним днём, смотрю – по железнодорожной платформе к электричке плетётся какой-то высокий худой старик. Тащит за собой  тележку, на которой, видно,  весь его скарб. И сверху валенки примотаны! Во всей его фигуре – горечь одинокой старости. Я помогла ему втащить в вагон тележку – привычное дело! И только потом узнала его:
       - Борис Иванович! Вы ли? А я всё думаю – куда вы делись? Переехали, что ли? Я вас не сразу узнала! Помните меня? Я – Люба Поротикова!
      - Люба? Не помню. Да, переехал, жил под Челябинском, клубы оформлял. А теперь это никому не надо, и клубов не стало. Приехал вчера, думал, у сына поживу. А он не захотел со мной и говорить. Открыл дверь, взглянул, и захлопнул перед носом. Вот они – нынешние дети!
       - Чего же вы хотите? Помните, как вы хитрили, чтобы алименты ему не платить? А сами бо-о-ольшие деньги зарабатывали! Жене не помогали растить сына, а сами вели богемный образ жизни. Шампанское у вас в мастерской не переводилось, девчонок спаивали…  А что теперь? «Лето красное пропела, оглянуться не успела, а зима катит в глаза…»
       Я была уверена, что вижу Бориса Ивановича Мерзлякова в последний раз.  Он тяжело дышал, совсем обессилел, по бледному лицу – холодная испарина, как смертный пот. Синие губы трясутся… Из носа и ушей торчат пучки седых волос. На длинной худой шее ходит большой кадык…
       - Так куда вы теперь?
       - Не знаю. Взял билет,  куда денег хватило – до станции Утяк,  под Курганом.
       - У вас там есть знакомые?
       - Нет, как выяснилось, никого у меня нигде нет…
       Народу в электричке всё прибывало, и к нам подсела молодая девушка. Борис Иванович встрепенулся, как старый строевой конь, заслышавший боевую трубу, и... стал заигрывать с девушкой, которая ему точно годилась в правнучки! Синими старческими губами он рассказывал какие-то сальные  анекдоты, пытаясь произвести впечатление на молоденькую соседку, и скоро объявил мне, что это – его невеста, и он готов жениться!..
       Зрелище было довольно отвратительное, и я пересела подальше. Девушка, которая вначале смеялась, тоже нашла себе другое место. Ведь она ехала в своё будущее, а этот странный человек – в  никуда. Им было совсем не по дороге!

        Вряд ли он пережил то лето…

        На фото просто моя знакомая, не имеющая никакого отношения к этой истории...