Мара

- О Мара великая, будь же славна во веки вечные! – Алексей пал ниц и три раза коснулся лбом земли, воздевая руки вперед. – Почти нас, ничтожных, милостью своей!
- Дурак, - беззлобно прокомментировала Дарья. – Дурак ты, Леха.
- Так разве мы не в святилище Величайшей из Величайших? – возмутился Алексей и отбил еще парочку шутовских поклонов. – Тебе бы тоже не помешало вести себя тут, как подобает! Нам потому и не везет, что ты не выказываешь своего почтения. Склонись же, о ничтожная дщерь человеческая!
   Вместо этого Дарья достала флягу и сделала несколько глотков. Потом, подумав, вылила остатки воды себе на голову – несмотря на вечер, жара стояла неимоверная.
- Дщерь не дщерь, а пришли мы сюда по делу, - сказала она. – И вообще, поостерегся бы ты, - ее загорелое лицо приобрело довольно странное выражение, когда она усмехнулась. – Мара – богиня смерти, мой неумный друг.
 Однако оптимизм не изменял Алексею.
- Главное – не опер из ментовки, - заверил он. – А там пусть хоть сам сатана.
    В этих словах был своеобразный резон. «Черным следопытом» Алексей стал недавно. Вот Дашка в этом «бизнесе» крутится давно, знает, что почем и где надо копать. Сувениры той же Великой Отечественной стоят немало, и она буквально озолотилась на этом, даром что работка еще та. Когда Алексей начал копаться вместе с Дарьей, она как раз перешла на древние языческие капища, вполне трезво рассудив, что спрос на языческие штучки при нынешнем буме так называемого Родноверия пойдет еще лучше военных цацок. Расчет оказался верным – вдвоем они уже успели обчистить несколько небольших стоянок, надежно укрытых в природных погребах от глаз исследователей и просто любопытствующих, и всякий раз уходили с солидной добычей. Деньги за такое полагались не просто хорошие – Алексей в жизни столько не получал в бытность свою обычным автомехаником.
  Он неторопливо оглядел место раскопок. Недавно Дарья разыскала «Марино» капище – каменную вымостку под крутым склоном на самом краю негустого лесочка, вмещающую в себя яму с обожженным дном. Именно здесь они и рылись сейчас.  В яме обнаружилась зола вперемешку с углем и какими-то черепками, а еще – кости. Много костей.
  Кости животных были обычным делом в старых славянских капищах. Они постоянно натыкались на них и раньше, так что ничего удивительного Алексей в этом не видел. Но по сравнению с другими сооружениями «храм» богини смерти Мары оказался настоящим могильником.
   Первым им попался здоровенный череп какого-то крупного животного – Алексей считал, что это корова. Его догадку подтвердила Дарья. Потом попадались мелкие пережженные косточки, едва не рассыпающиеся от времени. Возможно, это собаки, а может, что-то и побольше… Однако когда Алексей наткнулся на явный фрагмент человеческой руки, он не смог удержаться от краткого вскрика.
- А что тут такого? – пожимала плечами Дарья. – Богиня смерти, естественно, ей полагаются жертвы посолиднее, чем коровы и прочая живность. Думаю, мы найдем еще немало таких сюрпризов.
  Отойдя от первого потрясения, Алексей решил, что это и впрямь вполне естественно. Однако впервые с начала своей нелегальной деятельности он почувствовал, что ему становится не по себе. Одно дело – отнимать у земли то, что еще может пригодиться и иметь какую-то ценность (что Алексей считал достаточно разумным и даже правильным), и совсем другое – рыться в чьих-то останках. Муторно как-то, да и вообще – на кости нынче спрос невелик.
    Алексей ожидал, что «серьезный» Марин могильник принесет им как минимум средней величины куш. Они провозились до самого вечера, но на сей раз удача от черных копателей отвернулась. На краю раскопа лежало несколько точильных камней, что-то, что раньше, наверное, было дорогой чашей, а теперь кусками бесполезного железа, еще какая-то неприметная мелочь и, разумеется, кости. Их тут было в избытке. Сначала они брезгливо откладывали останки в сторону, а затем, когда надоело, просто выбрасывали вместе с землей.
- И это называется главная славянская богиня? – Алексей с неудовольствием посмотрел на свои джинсы, все измазанные землей, углем и глиной. – Где дары, я спрашиваю? Где богатые, ценные, дорогие дары, которые помогли бы уважаемым гражданам оттянуть тот срок, когда настанет время клеить ласты, а нам - подзаработать? Глядишь, Мара получит свое золотишко – да и смягчиться. И вам хорошо, и нам сытнее.
 - Главный дар – это человек, - криво усмехнулась Дарья. Она тоже была расстроена – до сих пор ей неизменно сопутствовало везение, и смириться с поражением было нелегко.- Точнее, его жизнь. Вот и приберегали такие подарочки для дорогой Марушки.
    Алексей взглянул на нее. Маленькая, некрасивая, ловкая Дарья была его товарищем и «братаном» с самого детства. Варились, можно сказать, в одном котле – сначала в одном доме, потом одном дворе, потом в одном классе, а дальше, правда, их пути несколько разошлись. Его всегда завлекали машины, а нахрапистая Дашка решила посвятить себя экономике. Мозги у нее всегда были что надо, особенно ежели дело касается бабла, это Алексей всегда в ней признавал.  На последнем курсе она выскочила замуж, а впоследствии, как выяснилось, забросила работу «по специальности» и нашла себе занятие поприбыльнее.  Теперь вот они опять «в сламе», Дашка за прошедшие годы не слишком уж изменилась, только глаза – единственное, что подкупало в ее внешности, большие, в нужное время наивно-распахнутые темные глаза – стали хитрющими. «Пройдисвит», говорил о ней дед Алексея, «чистокривний», по его собственным словам, украинец, которому подруга внука не нравилась совершенно. Надо признать: старик-хохол бил не в бровь, а в глаз – выжигу почище Дашки поискать. Как понял Алексей, муж о делах своей благоверной даже не подозревал; отправляясь в очередную экспедицию, Дарья врала ему что-то о своих вечно болеющих родственниках.
  - Маре вообще любили приносить жертвы: в основном коров. Ну и людей, как видишь,- она провела рукой по лбу. В черной майке и джинсах, со стянутыми на затылке волосами она выглядела сущей школьницей. Несмотря на многолетнее общение и дружбу, а также совместную тяжелую работу и более чем располагающие ко всему обстоятельства, Алексею никогда и в голову не приходило относиться к ней, как к женщине, и уж тем более позволять себе приставания. Дашка для него – вроде старшей сестры, умная, находчивая и в меру развязная. Настоящей сестры у него никогда не было, да и семьи в традиционном ее понимании тоже. Он вырос практически беспризорником, с одним  дедом-фронтовиком, скоропалительно заключившим после смерти жены второй брак – с водкой. Поэтому Алексей ни за что бы не согласился так грубо разрушать создавшуюся между ним и Дарьей за долгие годы семейную идиллию.
- И часто такое происходило? – он с отвращением покосился на выпирающие из груды земли кости. Коровьи, человеческие – фиг разберешь…
- Когда наступал мор или война, - Дарья устало оперлась на черенок лопаты. – Считалось, что жертвы умилостивят Мару, и она остановит несчастья.
- И помогало? – саркастически поинтересовался Алексей. 
- Вообще-то ее описывают полной сукой, - Дарья сощурила глаза, глядя куда-то вдаль. – Этакая тощая вешалка с черными волосами и в черном меховом плаще. Мара почему-то ненавидела коров. И солнце. Люди верили, что она каждое утро пытается схватить и уничтожить солнце, да только все никак не выходит, поэтому все и живы до сих пор. Словом, боялись ее до чертиков, от Мары никакая Макошь с Ладой не защитят. Мара никогда не прощает. И никогда ничего не забывает. Злая, жестокая,  черная богиня. Но штука в том, - она уселась на землю, скрестив ноги. – Что без нее никто не может умереть – и родиться тоже не может. Понял? Рождение и смерть – это единый процесс, и в нем главная – Мара. Лунным серпом она отсекает все нити, связывающие человека с этим миром и землей, и этим же серпом направляет душу в тело младенца. Неудивительно, что звали ее еще и Та, Кто Владеет Всем.
- Откуда ты знаешь эту хреновину? – вытаращив глаза, изумленно спросил Алексей. Таких глубоких и поразительных познаний можно было ожидать от кого угодно – но только не от Дашки.
- Бабка рассказывала, - коротко бросила она и поднялась на ноги, смачно хрустнув при этом коленями. Взяла лопату, сноровисто спрыгнула в могильник. – Сказки все это. Давай-ка лучше еще попробуем поискать.
  Алексей тоже нехотя потянулся к лопате, и тут взгляд его упал на какую-то вещицу, блестевшую у него под ногами  в угасающих отблесках дня. Солнце уже почти село, но света было достаточно, чтобы увидеть. Моргнув, Алексей нагнулся и поднял вещицу. При ближайшем рассмотрении она оказалась чем-то вроде медальона со странным символом в центре, похожим на песочные часы.
- Даш, глянь-ка, пряжка какая-то…
- Дай посмотреть.
Подошедшая Дарья протянула руку и удивленно присвистнула.
- Сам ты пряжка! Это же Марин знак. Да еще смотри – в серебре… Везет ведь дуракам.
У Алексея загорелись глаза.
- А серебро настоящее?
- А как же, - Дарья не сводила взгляда со странной вещицы. – А по кругу… видишь? Это кость.
- Опять человеческая?
Она снисходительно хмыкнула.
- Ну, Леха, я думала, ты понял, что за фрукт мы сегодня грабим. Может, и человеческая.
- «Может, и человеческая», - Алексей передразнил ее равнодушный спокойный тон. – Тебе что, совсем по фигу?  Это ведь люди… были когда-то.
- Ну и что? – Дарья повела плечом. – Жмурикам все равно.
- Блин, Дашка, может, тут еще чего есть?! – Алексей азартно схватился за лопату.
- Искать надо, - Дарья с наслаждением расправила затекшие плечи. – Кажется, поперло нам с тобой, Леший.
- Не обзывайся, - Алексей поудобнее перехватил черенок и пошел к яме. Под ботинком что-то хрустнуло. Он брезгливо скривился – источенная временем желтоватая кость…
  Спать улеглись в палатки с твердым намерением встать завтра пораньше и продолжить работу, пока не наступила жара. Нашли они кое-какую мелочь, но это только раззадорило аппетиты. За успех была выпита бутылка водки – из общих запасов, потом еще одна – дешевая и явно паленая, это уже из личной Дашкиной заначки, она решила щедро проставиться за удачно найденный сувенир. Закусили консервами.
   Спал Алексей плохо. Болели натруженные руки и нещадно ныла спина. Плюс ко всему зудели комариные укусы – вечером налетел целый рой, а прихватить с собой спрей или что-нибудь в этом роде они с Дарьей впопыхах забыли.
  Ворочаясь с боку на бок, он тихо матерился сквозь зубы, а в голову между тем лезла всякая чушь. Почему-то казалось, что палатка стала чем-то вроде могилы, а наверху перешептывается оживший ночной лес, и доносится откуда-то издали непонятное протяжное пение. Видение было настолько реальным, что Алексею внезапно стало жутко.
  Он резко сел и провел рукой по лицу. Ладонь была мокрой и липкой от пота. К горлу подкатила тошнота.
«Дашка, барыга, напоила дрянью… Прощелыга! Надо бы на воздух, посижу там немножко, а то здесь реально головой тронешься…»
  Алексей с болезненным стоном встал на четвереньки, расстегнул «молнию» на входе, выполз из палатки… Тут в лицо ему ударил порыв ветра. Он был какой-то не такой, этот ветер. Словно дуновение открытого огня, а не воздуха. Сам воздух, кстати, пах грозой, которой с вечера нисколько не намечалось.
  «Если сейчас ливанет, то плакали наши раскопки, - мрачно подумал Алексей. – Дашка просто с ума сойдет».
 Пение, которое он слышал в палатке, стало отчетливее, громче. Впрочем, больше это походило на рев… Алексей прислушался.
  Да, кто-то определено пел там, в лесу. Или выл, но выли тоже вполне организованно.
  Он не понимал ни слова, но сам смысл песни был ему каким-то непостижимым образом совершенно ясен. Он понимал его душой, а не разумом. Так могли петь его далекие-далекие предки, вознося хвалу своим богам.
  Хриплый женский голос затянул что-то новое, несколько других подхватили. Страшная, подавляющая, неукротимая языческая сила чувствовалась в этом диком хоре.
  Алексей замотал головой. В крови он ощущал необычайное волнение, внезапный отклик, порывистое желание присоединиться к неведомым славителям. Он отчаянно силился прийти в себя, но ничего не вышло.
 А женщины продолжали свою песнь. Их голоса звучали почти как рычание, низкое вожделеющее рычание, и Алексею вдруг стало страшно. По-настоящему страшно.
  Ударил гром.
  Затем патоку ночного неба разрезала оранжевая вспышка молнии, и в стройный слитный рев женских голосов вклинились мужские. Голоса мужчин, как ни странно, были гораздо мягче и нежнее – словно для специального контраста. Они накладывались на звонкий женский гул, и было в этом что-то, пробирающее до мозга костей. Еще один громовой раскат.
   Слушая это лесное пение, Алексей вдруг понял, что отчетливо различает в нем чей-то плач. Минута – и плач сменился криком. Алексея мороз по коже продрал от этого крика – таких душераздирающих воплей ему еще не доводилось слышать. Он вознесся в небо вместе с восторженно-свирепым воем человеческих голосов, словно какая-то ужасная симфония. С бешено колотящимся сердцем Алексей зажал руками уши.
 Зигзаг молнии прочертил небо до земли.
 Песня звериного торжества зазвучала яростнее. Однако теперь Алексей слышал в ней то, чего не смог уловить сразу.
Это была мольба.
Отчаянная, горячая, полная затаенного смертельного ужаса мольба.
Умоляющими были хриплые голоса женщин, униженно звенели голоса мужчин. В них был и страх, и бесконечное всепоглощающее почтение.
Так молят о пощаде.
Не о покровительстве, удаче или победе.
О пощаде.
Молят кого-то могущественного, всесильного и безжалостного.
Прогрохотал гром, и от пронзающего дуэта разгневанной природы и темного языческого хора Алексей едва не сошел с ума.
Так страшно ему не было никогда в жизни.
Он не слышал больше ничего. Ничего, кроме дикого славления и беснующейся грозы. Его мозг точно отрешился ото всех остальных звуков.
Зато он неожиданно высветил другую картину. Найденный сегодня диковинный костяной амулет с серебряными песочными часами.
Эта вещь стоит очень дорого.
На ней настоящее серебро.
Алексея вдруг озарила странная и точно чужая мысль. Он не думал о ней, ее как будто  кто-то втиснул ему в голову.
Этот амулет, Марин знак, заберет себе Дарья. А он ничего не получит. Она заберет все себе, а ему останется дырка от бублика.
Дарью нужно убить.
Чем больше он об этом думал, тем разумнее, справедливее и правильнее ему казалась собственная идея.
В голове не переставал звучать чуть притихший хор голосов.
Уверенность, что нужно навсегда разобраться с Дарьей, с Дашкой – барыгой, мошенницей и жуликом – охватила его непоколебимо.
Дивка твоя пройдисвит, шахрай да взагали злодийська особистисть, всплыл в памяти скрипучий сердитый голос покойного деда.
Чувство первобытной, не знающей сомнений справедливости поглотило его.
Не колеблясь больше ни секунды, Алексей, словно во сне, встал, взял в руки лопату, которую сам же вечером небрежно воткнул в землю возле остывшего костра, и двинулся к Дарьиной палатке.
Пение отдалилось, почти угасло, точно те, кто пел, притихли в ожидании…
Два удара решили дело.
Сунув в карман Марин знак, Алексей вышел из палатки, бросил наземь лопату с окрасившимся кровью металлическим штыком.
И побежал.
Побежал в лес.
Туда, откуда доносилось пение.
Узкая тропинка сама вела его, куда надо.  Ему не нужно было выбирать направление или продираться сквозь заросли. На пути не встретилось никаких препятствий.
Он бежал вперед и две мысли не давали ему покоя.
Первая была о том, что Дарья прилично пьяна (была), и, вполне возможно, вовсе и не испустила дух после такого угощения.
Вторая же была иного рода. Алексей думал, что еще никогда его чувства не были так обострены. Вдруг он замер -  его  обострившееся восприятие
уловило  в окружающей реальности нечто такое, от чего ему сразу
стало не по себе. Им овладело странное беспокойство.
     Он прислушался. Шелест листьев.
     Он слышал его и раньше, но только сейчас сопоставил с тем,
что ветра-то не было. Что за чудеса?
Он начал встревожено озираться.
Ничего.
Абсолютно ничего, кроме непроглядной темноты.
Шелест, однако, был явственно различим. Откуда-то слева.
Алексей двинулся в этом направлении. Вот и конец тропинки, она привела его на круглую неширокую поляну. Шелест раздавался отсюда.
Он остановился, охваченный внезапным страхом.
Большой круг голой земли.
Лежащие на земле странные тени были густыми и совсем-совсем темными.
Что это за место посреди леса?  Почему здесь такая тишина?
Небо в один миг почему-то стало беззвездным и безлунным.
А потом Алексей услышал шаги. Не тех, кто пел там, вдалеке, свою дикую песнь -  он понял это, не размышляя ни секунды – но кого-то огромного, кто пробирался по лесу и уже приближался к поляне. Это были не люди, нет. Только не люди. Они никогда не осмелились бы войти сюда ночью. Это было священное место, место Той, Кто Владеет Всем.
    Алексей развернулся, хотел бежать, но тропинки, что вывела его на поляну, уже не было. За его спиной сомкнулись ряды деревьев. Сосны, ели, дубы и клены – все они сомкнулись плотным кольцом, словно взяв его в окружение. А ТА, ДРУГАЯ – она приближалась. Алексей слышал, как она пробирается сквозь чащу. Слышал ее дыхание. Он оцепенел, не в силах пошевелиться. Шаги были уже совсем близко.
   Старые деревья на дальней стороне поляны покачнулись, словно от порыва бешеного ветра.
 Она пришла.
 Мара – Та, Кто Владеет Всем.
 Мара, которой недостаточно славлений и умоляюще-свирепых песен.
 Мара, которой нужны новые и новые жертвы.
 Она вознамерилась взять свое.
 И, конечно, она получит это.
 Вот она уже выбирается на поляну. Земля под ногами встретила ее мягкой приветственной судорогой.
 Алексей увидел ухмыляющийся оскал и крутые изгибы рогов бычьего черепа, спускающиеся из-под него беспорядочные черные космы, неблестящие металлические кольца острых зрачков…
 От нее пахло, как пахнет удушливый дым лесного пожара в июльскую засуху.
 Алексей закричал. Но кричал он недолго.
 И пока было чем.
 А чуть погодя в небе взошла полная луна, набухшая оранжевым светом.
 Под ее болезненным взором шелестел довольный лес.
 Никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не заходил сюда словно бы с самого сотворения мира.
 Потому что людям здесь было не место.
 Люди могли только трепетать и возносить свои мольбы, и они это знали.
 На то были причины.
 Там, по затерянным змейкам лесных тропинок, среди укромных чащоб, по ночам ходил КТО-ТО, кто видел все… даже самые сокровенные тайны, спрятанные в глубине человеческих сердец.
  Мара с удовлетворением вздохнула, заставив верхушки деревьев закачаться на ветру.
  Мара приняла жертву и теперь была умиротворена.
  Ей угодили на славу.
  Как бывало давным-давно…