При создании

На улице была жара, в комнате духота, несмотря на открытые окна. Салаи был обнаженный, прикрываясь лишь тонкой тканью. Его тело затекло, он вспотел, его прекрасные кудри намокли и прилипли ко лбу и спине. Салаи чувствовал ужасный дискомфорт, но он должен улыбаться. Улыбаться и оставаться в своем образе, не меняя позу. Он должен, должен терпеть ради своего учителя. Салаи знает, что учитель нетороплив, эти несколько часов он вполне может просто вырисовывать его плечо. Это значит, что завтра все начнется сначала. Но, чтобы процесс не очень сильно затянулся, Салаи должен выстоять весь сеанс.
   Леонардо человек увлеченный: если работа его затягивает, то он вполне может отказаться от пищи на долгое время, чтобы сделать все точно, сделать все как надо. Эту черту Леонардо пытался привить своему любимому дьяволенку, но тот был слишком неусидчив, активен и, как и все юнцы, был максималистом. Это зачастую раздражало Винчи, но его гнев быстро сменялся добротой, ведь не простить очередную шалость этому милому кучерявому юноше нельзя. Салаи, в свою очередь, понимал это, поэтому с легкостью пользовался слабостью своего учителя, но, тем не менее, безмерно его уважал.
   С улицы послышался визг и звонкий девичий смех. В этот невыносимый день кто-то все же решил развлечься. Салаи чуть повернул голову, пытаясь вытянуть шею, чтобы хоть немного увидеть происходящее, и улыбнулся. Чем больше возгласов доносилось с улицы, тем больше улыбка натурщика перерастала в смех. Поначалу он просто тихо хихикал, но через пару минут расхохотался. Все его позирование сошло на нет, дабы держать руку поднятой и загадочно улыбаться он больше не мог. Леонардо не мог не заметить этого, хотя уже более часа не поднимал глаз на своего прекрасного натурщика. Салаи, похоже, совсем не заметил изменения своей позы, не уловил на себе недовольный взгляд маэстро и искренне полагал, что тот все еще всматривается в новое произведение.
   Салаи лишь краем глаза мог увидеть веселых девушек на улице, что лишь подогревало его интерес, но покидать свое место он не отваживался. Винчи не без интереса наблюдал за юношей, он ждал, что дьяволенок сам опомнится и вернется к позированию, но в этом он просчитался, ведь наблюдать за беготней и играми девиц куда приятнее, чем терпеливо стоять на одном месте несколько часов. Наконец, Леонардо, которому была свойственна терпеливость и сдержанность, не выдержал и негромко кашлянул, возвращая Салаи в наш скучный мир. Джан обернулся, улыбнулся Леонардо и окончательно вышел из своего образа:
- Учитель, вы тоже были молоды, разве не так?
- Был, мой юный друг, но проводил больше времени в мастерской и старался отточить свои навыки, а не засматривался на девушек, последуй моему примеру, будь добр.
- На девушек, может, и нет, но злые языки говорят, что ваш взор привлекали юноши, - Салаи хитро улыбнулся и направился в другой конец комнаты, чтобы налить себе воды.
- Не стоит лишний раз доказывать, Джан, что я выбрал тебе правильное прозвище, - усмехнулся Леонардо.
- Я видел ваш набросок к картине, учитель, - с небольшим смешком ответил Салаи, подбегая к окну.
Леонардо усмехнулся, положил карандаш и подошел к своему любимому, но упрямому натурщику.
- Девушка, несомненно, подарит тебе несколько часов наслаждения и просто позволит забыть о проблемах насущных, но от этого талант твой не улучшится.
- То есть вы маэстро, хотите сказать, что совсем от работы не отвлекались?
- Если я скажу, что отвлекался, тебе станет легче, и ты вернешься к позированию?
Салаи немного призадумался. Это было наиграно, что Леонардо понял. Натурщик решился подойти к окну. День был действительно жаркий, отчего девушки даже позволили себе надеть не столь закрытые платья, полагая, что за ними никто не наблюдает. Они бегали и брызгались водой, их звонкий смех могла услышать вся округа, но Салаи, что отметил для себя Леонардо, наверняка думал, что все это действо за окном разворачивается для него.
- Пожалуй, нет, маэстро.
- Какое неуважение, мой юный друг, - не без наигранной разочарованности в голосе ответил Винчи.
- Людская молва многое говорит.
- И что же приписывают мне на этот раз?
- Зачем же приписывать новое, если есть такая почва для обсуждений в прошлом.
   Салаи  все же отвернулся от окна, осматривая своего учителя и пронизывая его озорной, но несколько сексуальной улыбкой.
- Лепет сплетников, конечно, стоит слушать, чтобы понять до какой низости могут опуститься те или иные люди, но пропускать сплетни через себя не стоит. Ты вакхический юноша, но ты не глуп.
     Салаи повел бровью. Он уловил еле заметную дрожь в голосе гения – маэстро, видимо, не хотел говорить на затронутую тему. Леонардо понял, что легчайшее волнение в его голосе было услышано, и надеялся, что ученик не проявит нездоровое любопытство. Салаи многих трудов стоило заставить себя молчать, но он смог перебороть себя, хотя интерес его был только лишь подогрет.
  Салаи бросил печальный взгляд на праздных девушек, которые в этот момент представляли собой самых настоящих вакханок, почитательниц Вакха, коим Салаи и являлся по натуре своей. Девицы все еще бегали, обливаясь водой и поднимая подолы платьев, чтобы передвигаться было удобнее, что было ключом к победе в этой озорной игре, затеянной ими. Джан грустно улыбнулся: он нутром чувствовал, что бог вина этим сумасшедшим просто необходим, чтобы беготня стала еще интереснее. Жаль, но эту сложную и ответственную миссию он взять на себя не мог – его улыбка и тело должны служить искусству в эти самые минуты.
   Натурщик прошел на свое место и принял необходимую мастеру позу.
- Удивлен, что твоя натура не потребовала оставить последнее слово за тобой.
Сложив руки за спиной, Леонардо прошел к своему рабочему месту.
- Она жаждет этого, - улыбнулся Салаи.
 Гений бросил на ученика взгляд, несущий в себе благодарность за понимание, но Салаи этого не заметил, все еще аккуратно посматривая в сторону окна.
    Прошло еще полтора часа. Для Леонардо река времени представляла собой бурный поток, для Салаи же река была потоком тугой, медленной грязи. Его рука онемела, мышцы лица устали. Глаза больше не выражали ту манящую и лукавую, но сексуальную загадку. Они больше говори о его раздражении и усталости, но маэстро, возможно, предвидя это,  сумел запечатлеть всю глубину этого взгляда заранее.
     Только улыбка осталась такой же неописуемо коварной, но нежной и в этом был весь Салаи.
    Когда женщина очаровывает мужчину, она, несомненно, использует всю силу своей красоты: от трепета ресниц, до плавного движения изысканным запястьем. Но невозможно быть бесконечно совершенной. В какой-то момент становится трудно поддерживать этот прелестный трепет ресниц, а отточенные до внешней легкости движения могут предстать уже не настолько элегантными – психологически тяжело каждый раз жеманно поднимать чашечку. Да, налет притворства может исчезнуть, останется лишь что-то настоящее, что изначально было заложено в каждой фемине. У кого-то это взгляд, у кого-то поворот нежной шейки, а бывает и совсем неуловимый жест, какой понять могут лишь истинные эстеты.
    Это бывает присуще и несколько женственным на лицо мужчинам, которые уверены в своей красоте. Поэтому, когда глаза потухли, стали выражать недовольство, когда рука и указательный палец стали возвышаться не так поэтично, только улыбка не давала усомниться в том, что перед нами именно Салаи.
- Мой юный друг, тебе совсем невмоготу, - выдохнул Леонардо, пока на его лице появлялась понимающая улыбка.
- Нет, маэстро. Я буду стоять до конца.
- Какая смена настроений, - усмехнулся гений. – Помнится, когда кто-то из твоих соучеников писал с тебя Вакха, вы болтали, и ты высидел весь сеанс, даже не меняя позы.
- Да, это была самая веселая работа, - засмеялся Джан.
- Что же… Ты - идеальная модель для моего видения Иоанна Крестителя. Ты сам прекрасно знаешь, что для художника значит модель.
Салаи снова засмеялся, вспоминая, как кто-то из учеников на коленях просил девушку позировать ему.
- Не люблю болтовню, - продолжил Леонардо. - Это добавляет лишней суеты. Работать без суеты – вот мое правило. Но какое правило без исключений?
- Немыслимо! – вскрикнул натурщик, понимая, к чему ведет гений.
- Ну, не представляю себе этого, но… давай поболтаем.
   Леонардо окинул Салаи смешливым, но неуверенным взглядом. Творец также надеялся, что ученик прочтет просьбу не спрашивать о том, что должно остаться под печатью тайны.
   Какое-то время прошло в молчании. Салаи придумывал темы для болтовни. Его любопытство искушало его подвести разговор к событиям, развернувшимся во Флоренции. Но Леонардо с легкостью бы вычислил его порывы и легко перевел бы разговор в другое русло, а Салаи даже не сразу заметил бы изменения и отклонение от намеченного курса.
- Маэстро, - живо начал юнец, - а что вы думаете о женщинах?
- Женщинах? Они достойны восхищения, - спокойно ответил творец.
- Почему именно восхищения?
- А что ты надеялся услышать?
- Не знаю… наверно, слов этого самого восхищения. Например, что у них восхитительная кожа, их очертания прекраснее всего, что смогли создать художники, что они могут управлять мужчиной, если захотят. Или что-то в этом роде. А если быть совсем честным, то ожидал, что вы будете говорить о женщинах с некой насмешкой.
- И чем же женщины заслужили насмешек с моей стороны? - Леонардо искренне удивился.
  Его голос выражал некий протест. Салаи понял, что движется в практически верном направлении. Но он надеялся выведать о юношах, а не о девушках. Хотя, через отношение к одному можно понять отношение к другому.
- Женщины глупы, - резво сказал юноша.
  Он не ожидал такого высказывания от себя – женщин он любил так, как подобает истинному богу разгула.
- В народе и мужчины глупы, - читалось негодование в голосе Леонардо. – Есть множество образованных женщин. Они умеют поддержать беседу и вовремя высказаться, - голос вновь стал спокойным.
- Все это больше для того, чтобы завладеть мужчиной.
Гений поднял строгие глаза на натурщика.
- Их желания и стремления низменные, - продолжал Салаи. – Изучать философию, следить за политикой только для того, чтобы было о чем побеседовать с мужчиной, потенциальным отцом. Да, мужчина приходит в восторг: его избранница умна. Но применить эти знания за пределами той самой беседы для женщины было бы непростым.
- Ты неправ, - в голосе гения слышится раздражение.
 Едва уловимое раздражение, но Салаи понимает, что он на верном пути.
Леонардо продолжил:
- Есть и новаторы, философы  среди женщин. А если вспомнить древнюю историю…
Салаи посмел прервать маэстро. Леонардо уже положил карандаш, возмущенный словами ученика.
- Единицы. Таких женщин единицы. И они еще более глупы, чем те, кто ведет философские беседы с мужчинами. Женщины-философы делают это для того, чтобы закрепить мужчину за собой. Они рожают детей и тем самым выполняют свою роль в мире.
- Ты считаешь достойным поставить женщину в такие условия? Почему ты считаешь их святой обязанностью родить дитя? – Леонардо повысил голос.
- Таковы законы этого мира. Думаю, мое отношение к женщинам совершенно необразованным и объяснять не надо, - ухмыльнулся Салаи.
Леонардо вздохнул. Этот обычно спокойный человек был, если можно так выразиться о его состоянии, зол, но скрывал это. Почему именно дети так его раззадорили?
- Мне нравится проводить время в компании праздных женщин с легким дыханием, скрывать нет смысла. Но они не заслужат моего уважения, - Салаи говорил тоном наглым.
Леонардо и сам не восторгался легкомысленными женщинами, он, как и любой мужчина, понимал чувства Салаи. Но ожидать от дьяволенка можно чего угодно, и Леонардо вопросительно поднял глаза на ученика.
- Даря нам наслаждение, они пренебрегают главной задачей женщины. Детьми. Женщина всю жизнь старается для того, чтобы понравиться достойному мужчине, чтобы иметь возможность родить ребенка и вырастить его. Все. Это их задача. Она важна для течения жизни, да. Но так малозначительна, если посмотреть на все то бессмертное, что создали мужчины.
- Довольно! – крикнул Леонардо. – Ты ли тот юноша которого я знаю? – гений говорил на повышенных тонах. – Как ты посмел оскорбить истинный венец природы?! – Крик его становился громче. – Ты не посмеешь всех судить по одному лекалу!
Салаи сам поразился мысли, которую только что высказал. Он не позволял себе такого раньше, восхищаясь женщинами искренне. Но проникнуть в тайны самого маэстро всегда было одним из его самых больших желаний.  Однако сейчас он решил, что это была плохая затея. Любопытство вытеснил страх. «Истинный венец природы», почему Леонардо, ни разу не зарисовавший обнаженного женского тела (кроме рисунков анатомических), подобрал именно эти слова для описания своего видения женщины?
- Она была не такая! - вдруг выпалил Леонардо. – Она была не только утонченная и филигранная! Она была поистине умна и мудра. Если бы не ее муж и любовник, коему она обязана была подчиняться, а также люди с такими взглядами, как у тебя, она могла бы многого достичь!
Леонардо злился скорее на кого-то, чем на самого Салаи. Его возгласы были посланы в пустоту, но не собеседнику. Каждому надо выговариваться.
- Дети?! Ты говоришь о детях? О материнском долге?!
Леонардо подошел к Салаи. На место страха вновь встало любопытство.
- Да, обязанная повиноваться сразу двум мужчинам, она была в итоге вынуждена вынашивать бастарда. Слушать насмешки и сплетни. Сплетни… - он выдохнул. – Но даже в таких условиях она продолжала организовывать встречи философов, на которых сама и председательствовала. Думаешь, ей было мало мужчин, раз она имела такое рвение? Она держалась стойко, - голос его стал тише и мечтательнее. - Лицо Джиневры перед ее свадьбой было совсем холодно. Чечелия же… Она… она была… была стойкой… она… Пришлось нарисовать ее с горностаем. Он не только закрыл… закрывал… появившийся живот. Символ чистоты…  Я пытался сказать… сказать, что не есть порок... не порок вынашивание бастарда.
    Речь гения сбивается. Леонардо сумел распространить свою глубину на многие области. Большинство знает в нем художника. Некоторые знают о его достижениях в физике, геологии, инженерии, анатомии, оптике и астрономии. Но немногие ведают, что Леонардо был изумительным филологом. Он отказался использовать древнегреческий и классическую латынь, отдавая предпочтение родному итальянскому, познавая, таким образом, глубины языка. Он был одним из лучших знатоков поэзии Данте. Его речь, всегда ясная и грамотная, вызывала восхищение  каждого, кто имел честь говорить с маэстро. Язык записей Леонардо очень хорошо передаёт всю полноту его многогранной натуры, непостижимый сплав энергий ясного проницательного ума и бури сильных и ярких чувств. Сократ, вне всяких сомнений, увидел бы его.
     Но сейчас, распинаясь перед наглым юнцом, он не мог подобрать слова. Возмущение всегда всасывает в себя всю мощность лексикона, коим обладает человек. Просто мы не ожидаем такой наглости, такой дерзости. Чтобы уметь остро отвечать, нужно иногда выстраивать диалоги перед зеркалом, предполагать ситуации, едкие словечки и фразы. Если же при всяком наглеце вы могли подобрать нужные строки ежесекундно, то истинного возмущения вы не испытывали.
- Чечелия? – переспрашивает Салаи.
Леонардо закрывает глаза, понимая, что один из замков его души вскрыт. Он смеется.
- Подумать только… Ты же любишь каждую женщину в нашем мире. Ты же восхищаешься, - гений продолжает смеяться, - восхищаешься каждым сантиметром женского тела. А я… пропустил мимо ушей это мечтательное восхищение их нежной кожей, - восклицает Леонардо. – Я думал ты пойдешь в атаку с другого конца, - усмехается он.
- Вы не лучше! – парирует Джан. – Распинаетесь в любви к Чечелии и при этом проповедуете оттачивание мастерства, отказ от женского общества и праздной жизни! Вы тоже прибегли к хитрости.
Леонардо лишь смеется в ответ. Он смотрит на ученика, словно перед ним ребенок.
- Они лишь праздны. Девушки с легким дыханием. Легкое дыхание – одна из важнейших черт в женщине. Но всего должно быть в меру. Легкое дыхание губительно. Нас с Чечелией связывали глубокие чувства. Мы познали любовь, а не страсть. Ты не познал любви истинной. С отдачей и мужчины, и женщины.
- Вы говорите так, будто я только что не залез к вам в душу.
- Детям прощаешь все, - улыбается Леонардо. – Сеанс окончен. Не люблю ворошить прошлое. Чечелия – лишь тень прошлого.
- Что вы такое говорите?! – поражается Салаию. – Вы ведь любили ее!
Но Леонардо, остановившись на мгновение, идет дальше.
- Маэстро! Позвольте последний вопрос!
Это заставляет гения остановиться.
- Слушаю.
- Если вы любили ее. Любили Чечелию, значит женщины, они…  тогда почему… почему?
Салаи запинается, боясь задать волнующий вопрос.
- Ты о Флоренции? Все просто: людям нравится сплетничать и раздувать мелочи. Поверь, через много лет мой Иоанн Креститель добавит еще несколько необоснованных фактов в мою биографию. Туда, возможно, впишут и тебя. Может, не стоило рисовать тебя с такой улыбкой?.. Хотя, это был бы уже не ты. – Леонардо улыбается. – А про несколько сексуальный подтекст портрета Чечелии говорить будут мало. Просто потому, что она не мужчина. Слишком все получается традиционно и просто.
Леонардо вышел из комнаты с просьбой в глазах  не спрашивать его больше ни о чем, оставляя Салаи, начинающего ненавидеть свою улыбку, в раздумьях. За окном девушки все так же веселятся. Но Джану уже не до них.