Черемуха

Мощные резкие порывы ветра гнали по небу тяжелые свинцовые тучи, полные живительной влаги, но которая непременно прольется на землю сметающим ливнем, унося прочь всю грязь и мерзость этого мира вместе со стремительными потоками. То-то сейчас дышалось тяжело, словно нечисть собрала все свои силы противостоять стихии. Если бы можно было точно так же пролить дождь на души некоторых людей.

Странник задержался перед домом совсем ненадолго, только чтобы еще раз окинуть тусклый безрадостный пейзаж. А ведь когда-то это место было совсем другим, оно утопало в красках, лучи солнца баловали долину своим сиянием, ветер ласково обдувал, даруя прохладу, когда это было необходимо, а по вечерам накрапывал дождик, успокаивая разморенную после дневной жары землю. Ни на минуту не смолкало пение птиц или стрекот сверчков, изредка перемежаясь разочарованным рычанием случайно забредших хищников. А в центре этого два любящих сердца, две переплетенные души, две слившиеся воедино судьбы. Столько лет прошло... И теперь не осталось ничего, кроме обветшалого фасада да старушки-черемухи, безмолвной свидетельницы всех событий. Она и сейчас непреклонно распустила цветущие ветви, олицетворяя последний островок жизни и красок среди серости и мрака. Пальцы невесомо прошлись по стволу, опасаясь нарушить покой и сон дерева, хранившего столь многое, и фигура поспешила войти внутрь.

В нос тут же ударил запах пыли, затхлости и чего-то неуловимого, что трудно выразить словами, но что вполне понятно чувствам. Уныние, обреченность, утрата…и безразличие. Много лет тут уже никто не жил, но чары продолжали хранить помещение от непрошеных гостей, распугивая охочих до чужого добра. Впрочем, это не помешало семейству мышей уютно утроиться под лестницей. О пауках и говорить нечего, эти существа первыми приведут помещение в совсем нежилой и непримечательный вид. Стоило сделать шаг, и доски под ногами заголосили на разные лады, то ли возмущаясь и ругая посмевшего потревожить их предсмертный покой, то ли наоборот, от радости, что хоть кто-то живой заглянул в это забытое место.

Все было на своих местах, погребенное под слоем пыли, спящее, мертвое. Каждый предмет, каждая деталь застыла так, как было в последний день. И останется так навечно. Острое желание взять что-нибудь в руки, прикоснуться или просто посмотреть было тут же безжалостно подавлено на корню. Еще не хватало выдать свое присутствие тут. Хотя не это пугало странника. Он боялся воспоминаний, образов, что непременно перейдут к нему, стоит хотя бы приблизить лицо к подсвечнику или самой обыкновенной ложке. Пусть лучше все остается так, как есть, приятным воспоминанием о прошедших днях, легким налетом сожаления и чувством вины за свершенное и не сделанное. Нечего отвлекаться, он тут по делу. Сапоги бодро застучали по лестнице, сопровождаемые голосистым скрипом ступеней. Все же он был радостным. Это место живет, пусть тайно, пусть не так, как раньше, но оно радуется, что его не забывают.

Второй этаж оказался еще более мрачен и уныл, ощутимо давя на сознание, высасывая все светлое и радостное и заменяя его пустотой. Не удивительно, ведь сердце всего дома находилось именно здесь. Спальня, детская, гостевая… С каждым шагом в памяти вспыхивали фрагменты из прошлого, радостные картины, живые изображения. Все казалось страшным сном, который вот-вот должен закончиться, стоит только проснуться, приложить чуточку усилий. А там мир взорвется радостным детским смехом, приятным голосом любимой женщины, слепящими утренними лучами солнца и запахом той самой черемухи. И все же сном это не было. Лишь слабый свет, тщетно и упорно пытающийся разогнать мрак помещения, виднелся из проема дверей, ведущих в библиотеку. Что же, значит она уже здесь. Ладони вдруг вспотели, а в горле резко пересохло, как после дневного перехода по пыльной дороге под палящим солнцем. Столько лет прошло, а он все так же трепещет перед каждой встречей, как мальчишка. Но каждый раз смело идет.

Привыкшие к полумраку глаза на миг отозвались вспышкой боли, едва стоило шагнуть в двери. Чадящая на столике лампа была тусклой, давая минимум необходимого света, но среди прочей серости казалась едва ли не звездой, гордо бросая вызов окружению и заявляя, что жизнь тут еще теплится. Когда глаза немного пообвыкли, странник окинул взглядом помещение. Небольшая круглая комната с тремя этажами книжных полок, большая часть из которых пустовала. Но даже тут владения были четко поделены между сторонами. То, что сверху, во многих местах было затянуто паутиной, покрыто толстым слоем пыли и изъедено насекомыми. Верхние и средние полки. Нижние и то, что оказалось на полу, были во власти мышей – множество отпечатков лапок, помет и обгрызенные растасканные листы ни о чем другом свидетельствовать не могли. Паразиты уничтожали коллекцию, которая кропотливо собиралась долгое время. Каждое приключение обязательно отмечалось парой-тройкой новых экземпляров, иногда удавалось урвать нечто стоящее у торговцев или странников. Сюда приходили друзья, тут любили проводить время сами хозяева, реже допускались малознакомые лица. А теперь большая часть вывезена или утеряна, а то и уничтожена грызунами. И все же ценные экземпляры волею случая или по волшебству оставались неприкосновенными. Вновь пальцы легко пробежались, но на этот раз по корешкам, стирая пыль и открывая свои названия после долгого сна. Ничего стоящего, иначе бы оно тут не задержалось. Не на что было смотреть, поэтому взгляд упал на фигуру, сидящую за единственным столиком на единственном сохранившимся стуле.

То была определенно женщина, серо-седые волосы которой свободно падали на спину волнистыми прядями. Обманчивый тусклый свет мог ввести в заблуждение кого угодно, но только не его. Он знал цвет ее волос. Он знал цвет ее глаз, выражение лица, каждую морщинку, каждое движение, линии носа и губ, шею, изящные руки с тонкими пальцами, привыкшие к властным жестам, но такие нежные и теплые. Он уже чувствовал ее взгляд, хотя она не обернулась, слышал в голове ее голос, хотя не было произнесено ни слова. Ее простое серое платье слегка светилось, отчего всю фигуру можно было принять за привидение или наваждение. И все же она была реальна.

- Здравствуй, - Этот голос… Так может звучать только голос любящей и любимой матери, дождавшейся сына после долгой разлуки. Но так же может звучать голос королевы, приветствующей явившегося к ней с поклоном вассала. Этот голос заставлял его трепетать, волноваться и нервничать всякий раз, стоит только его услышать. Женщина закрыла книгу и неторопливо поднялась, шурша одеждой. Она была высока и стройна, даже со спины заметна гордая осанка и особая стать.

- Рада видеть тебя в добром здравии, мальчик, - Повернувшись и взглянув в глаза, с улыбкой произнесла она. Тон был искренен и наполнен заботой, о которой некоторые дети даже и не мечтают, но взгляд… Каждый раз он завораживал, утягивал за собой. В этих янтарных глазах плескалась мудрость веков и поколений, но внешне выражалось лишь сеточкой морщин вокруг глаз и усталой улыбкой.
Тот, кого назвали «мальчиком», ничего не ответил, лишь поклонился в ответ. Иной раз с кем-нибудь другим он не преминул бы возмутиться насчет такого обращения, но только не с ней. Для нее он всегда останется мальчиком, лопоухим несмышленым щенком, только-только увидевшим свет. Она могла так его называть. Она, и еще одна женщина, с которой его свела судьба.

- Мы не виделись с тобой с тех пор, как… - Она продолжила и тут же осеклась, на мгновение словно оступившись. Ее собеседник же внутренне напрягся и едва ли не вжал голову в плечи. Но все же она продолжила ровным и спокойным тоном, хотя чего ей это стоило, знал только он, - Как в этих землях установился мир. Почему ты не пришел раньше?

- Срочные дела требовали моего участия. Я писал об этом, - Осторожно ответил он, постепенно возвращая себе уверенность. Первое впечатление всегда было таким ярким и острым, но потом оно проходило. И с ней можно было чувствовать себя свободно.

Женщина улыбнулась и на миг согласно прикрыла глаза.
- Конечно-конечно. В конце концов, это твоя работа, которую я же тебе и поручила. И ты неплохо с ней справляешься, пусть и не совсем верными способами, - Она снова улыбнулась, и на этот раз он смутился, благо полумрак комнаты скрыл это от глаз. Она прекрасно осведомлена обо всех его поступках и делах, о каждом шаге. Неудивительно, но все равно неприятно. И ведь знает об этом, но все равно напоминает, тщетно пытаясь воспитать, исправить и изменить, лелея надежду вернуть неразумное дитя на верный путь.

- Я и рад бы следовать кодексу чести, но обычно меня ставят перед фактом «умри, но сделай» с двумя медяками в кармане и сворой собак на хвосте. Тут не до любезностей, - Не без дерзких ноток ответил парень, прекрасно зная, что ему это сойдет с рук. Не потому, что был на особом счету (хотя не без этого), просто ее терпению позавидовали бы даже ангелы. Чему подтверждением стало лишь легкое укоризненное покачивание головы.

- Поэтому ты лучший. И я позвала тебя сюда специально, чтобы попросить об еще одной просьбе, - Любое задание или приказ она называла просьбой, формально намекая на возможность отказа. Вот только отказать ей никто не смел. – Знаю, ты любишь сразу к делу, так что все узнаешь из письма.
Она обернулась, чтобы взять со стола запечатанный конверт и передать его в руки. Очередное важное поручение, раз оно в письменном виде. Значит, не увидятся они еще долго. Быть может оно и к лучшему, хотя рано или поздно он все равно начнет скучать. По этому голосу, по взгляду… В конце концов, по этим ощущениям, словно ты опять вернулся в детство.

- Ступай… - Она приложила ладони к его щекам – действительно теплые и нежные – и поцеловала в лоб. Формальность, но такая необходимая и приятная.
Он лишь кивнул и поспешил на выход, резво и резко, как всегда брался за новое дело. Но не успел покинуть библиотеку, как ее голос заставил снова остановиться и замереть в проходе. Хотя не голос, нет, а фраза, те слова, что она произносила. То, что на протяжении лет ворочалось в глубине души и не давало покоя, но о чем он не смел с ней заговорить и даже намекнуть.

- Ты хочешь знать, как я отнеслась к случившемуся? – Неожиданно ледяным тоном произнесла она, буквально пригвоздив на месте. Он лишь чуть повернул голову, в ожидании ответа. Лучше знать правду, какой бы она ни была, чем мучиться в неведении, тщетно пытаясь забыть.

- Как королева, я согласна, что это было необходимо. Ты не мог поступить иначе, никто не мог. И я рада, что это сделал именно ты, - Голос ее не дрогнул и даже был одобряющим, она говорила правду. Как была правдой и последняя часть фразы, - Но как мать… Я тебя ненавижу.

***
По небу пронесся громовой раскат, возвещая о скором приближении грозы. Ветер бушевал изо всех сил, собирая мрачные влажные тучи воедино, чтобы всей мощью они обрушили потоки воды на грешную землю.

Женщина смотрела на улицу, прислонившись к окну, задумчиво, почти не моргая. Сколько она так стояла – час, два – неведомо, вот только лампа успела погаснуть. В углу сперва тихо, а потом громче и настойчивее зашуршали мыши, выбираясь из своих норок на промысел. Им точно нет дела до происходящего.
Первые тяжелые капли застучали по стеклу, редко, лениво, но потом барабаня все громче и громче. Вскоре раздался еще один раскат, и небеса прорвало. Миллионы маленьких молоточков застучали в окно, по крыше, по земле, принося очищение и  прохладу земле. Женщина слегка улыбнулась, третий раз за сегодня. Но даже улыбка не смогла скрыть две блестящие дорожки на ее щеках, берущие начало в уголках глаз и заканчивающиеся на подбородке. Мать-Природа сделала так, чтобы никто не увидел слез, скрыла их за бурей, помогая пережить горечь утраты.

Ставни жалобно хлопали и скрипели, в такт им подвывала труба камина. И только старая черемуха стойко и непоколебимо сносила непогоду, словно насмехаясь не только над стихией, но и над окружающей унылостью.