Под Небесами. Том 1-ый. Главы 1-2

ПОД  НЕБЕСАМИ
(роман)


ТОМ ПЕРВЫЙ


ГЛАВА ПЕРВАЯ


I.

Я думаю, теперь пора, наконец, описать эти в свое время  столь встревожившие нас события. Теперь, когда прошло уже столько времени, можно вернуться к ним мысленно, снова вспомнить —  с тем, чтобы, возможно, что-то для себя понять. Я уже несколько раз пытался это сделать — но вот только теперь по-настоящему приступаю. Рассчитываю на внимание читателя, а также на то, что мне  достанет  времени, внимания и  сил, чтобы  выразить все это достаточно ясно.
Для начала мне, видимо, нужно описать место действия. Это, по крайней мере, даст некоторое представление о нашей обстановке человеку, который у нас никогда не бывал. Поэтому попробую коротко описать наш городок — как бы внешним взглядом, так, как мог бы увидеть его человек, первый раз в него приезжающий.
Наш городок небольшой — от силы 30 тысяч жителей. Затерян он в бескрайних просторах нашей родины. Кругом, сколько хватает взгляда, раскинулись бескрайние поля и леса. Больших населенных пунктов поблизости нет, так что жизнь наша в достаточной степени замкнутая и автономная. Конечно, какие-то сношения с внешним миром есть — торговля, телефон, в особенности телевизор — но все это почти не нарушает нашей провинциальной замкнутости. Из-за этого, в этой спокойной, оторванной о внешнего мира   жизни иногда начинаешь себя чувствовать как бы на окраине вселенной, в стороне от цивилизации. 
Главная достопримечательность нашего города — сады. Они раскинулись на подступах к нему и на окраинах — теперь одичавшие остатки когда-то бывших здесь культурных садов. Когда весной подъезжаешь к нашему городку на машине, первое, что  встречает тебя — именно это раскинувшееся бескрайнее море цветущих яблонь и вишен, которое, кажется, заполняет все вокруг. От этой картины невольно светлеют взгляд и душа, так что в сам город въезжаешь уже в светлом и приподнятом настроении.
Как я уже сказал, наш городок небольшой. В нем, однако, есть все, что должно быть в любом городе, где проживает несколько десятков тысяч человек. Есть здание мэрии, почта и телеграф, стадион, гостиница, небольшой кинотеатр — все как у людей. Есть несколько  предприятий, на которых работают наши жители, и даже несколько научных учреждений (разумеется, филиалов больших, центральных), в одном из которых работаю я. Как я уже сказал, в некоторых домах есть телевизоры. Последнее время появились компьютеры, начали даже проводить Интернет.
Короче, в нашем городке вполне можно жить. Человеку, который хочет идти «вровень с цивилизацией» есть для этого все возможности. Я, правда, такой потребности не испытываю, и живу (да и раньше жил) достаточно замкнуто, стараясь ограничиваться лишь внешними провинциальными впечатлениями.
Здесь нужно пару слов сказать о том, кто я сам такой и как здесь появился. Я приехал сюда из Москвы несколько лет назад. Это — особая история, о которой я еще скажу. Главной целью моего переезда было избавиться от впечатлений городской жизни и попытаться начать заново на новом месте — так сказать, попытаться «переписать свою жизнь набело». Что из этого получилось — я, честное слово, до сих пор не пойму. Первое время, когда я приехал, меня заворожили наши поля и окраины. Я все бродил по нашим окраинным дворам и садам, дышал полной грудью, и мне не хотелось ни о чем думать, никого видеть, ничего делать. Честно говоря, это было понятно при моем состоянии — так я отдыхал от недавних впечатлений моей прежней московской жизни, которых я здесь вовсе  не буду касаться. Сразу за садами у нас начинается огромное поле. Я полюбил уходить туда и бродить там, забывая о времени,  иногда часами. Поле бескрайнее, тянется  сколько хватает глаз. Удивительное ощущение простора и беспредельности. Лишь изредка глаз наталкивается на отдельные группы кустов или деревьев, которые, тем не менее, теряются в этом бескрайнем колыхающемся море трав. Лишь на горизонте, далеко-далеко виднеется тонкая полоска леса. Что дальше, за этой полоской — один бог  знает.
Я полюбил уходить в это поле и лежать часами в высокой траве. Кругом шумят  травы, ползет какая-то букашка — и над всем этим раскинулось огромное, чистое и бездонное небо. Иногда так лежишь, после дня, проведенного в этом же поле, глядя в небесную вышину — и вдруг какое-то совершенно особое состояние наступает. Будто время останавливается. Будто все вокруг уснуло и замерло, и ничего в мире нет, кроме тебя, этих колышущихся трав и этого бездонного неба. Жаворонок звенит в вышине…
И в такие моменты мне иногда думалось — «Где это я теперь? Где затерялся этот забытый людьми, но не Богом городок?.. В просторах ли Азии, Европы или Америки? Потому что везде ведь есть в мире эта трава, и эта земля, и небо — везде, где бы ни обитал по лицу Земли человек…» И в такие моменты душа как бы расширялась, будто готова была обнять, охватить весь мир, всем на свете сделать  что-то хорошее, доброе… Впрочем, это  уже лирическое отступление.
Завершая первое описание нашего городка, должен упомянуть о еще одной его достопримечательности. Это — наша старая городская церковь. Это самое заметное здание в нашем городке, поскольку самое высокое. Ее купол возвышается над всеми другими зданиями и виден далеко отовсюду — и на подъездах к городу, и из поля. Долгое время (по крайней мере, когда я приехал) она стояла закрытая, и на нее никто не обращал внимания. Вообще, эта сторона была исключена из нашей жизни — так что о ней особенно не задумывались. Но в последнее время здесь наметились некоторые изменения. Что-то в обществе подвинулось, накренилось — и эта сторона жизни начала привлекать все большее внимание. С этим и связано открытие нашей городской церкви. С этим же связана и суть моего рассказа — не собственно с открытием церкви, но вообще с этой появившейся в то время в нашей жизни темой. Таким образом, я сразу определяю тему моего рассказа — он будет связан с проникновением этой таинственной и загадочной области в тихую и размеренную провинциальную жизнь нашего городка. Ну а теперь  можно понемногу переходить и к самому  рассказу.

II.

Я все же должен объяснить, как мы переехали сюда. Мы — это я и еще одна моя знакомая семья. С Игорем мы были знакомы еще со студенческих лет. Потом он женился, у них появилась дочка — но наши прежние отношения сохранялись. Я стал как бы «другом их семьи». Несколько лет назад у него появилась идея перебраться из Москвы в провинцию. Связано это было с желанием уберечь от «тлетворного влияния города» дочь. Поначалу обсуждалась идея устроиться где-нибудь в деревне. Но, как оказалось, коренной москвич и выпускник престижного института совершенно не приспособлен к сельскому труду, да и в отношения, бытующие в деревне, вписывается плохо. Тогда и стал обсуждаться вариант небольшого городка. Это имело целый ряд преимуществ — во-первых, и из Москвы позволяло убраться подальше, и в то же время не порывать совсем с городским образом жизни. Это позволяло найти здесь более-менее подходящую работу, устроить в школу дочь, иметь постоянную связь с окружающим миром. В то же время и все преимущества провинциальной жизни были налицо — тишина, покой, другие, более мягкие и добрые человеческие отношения.
Игорь говорил, что он хотел бы выбрать небольшой городок, тысяч в 50, километрах в 300 от Москвы. Наконец, после некоторых поисков, он узнал про это место. Мы сейчас находимся действительно в 300 километрах от Москвы, в окружении природы, вдалеке от больших шоссейных и железных дорог. Конечно, связь с внешним миром есть, кое-кто к нам приезжает, и все же мы нашли здесь то, что искали — тишина и спокойствие провинциальной жизни здесь ничем не нарушается. Он съездил сюда раз, другой, потом  был здесь еще несколько раз. Наконец, он сообщил своим домашним, что нашел здесь подходящую работу, и даже приобрел жилье. Таким образом, все было готово к переезду. Они попрощались со своими друзьями, в том числе и со мной — и надолго исчезли с нашего горизонта. Через некоторое время я решил к ним съездить. Идея сама по себе непростая для человека, всю жизнь проведшего в городе — но, помня наши прежние отношения, я все же решился. Новое место мне понравилось. Я потом съездил к ним еще пару раз в то же лето. Неожиданно выяснилось, что старая бабушка, жившая с ними в одноэтажном доме по соседству, умерла. Ее дети и внуки, перебравшиеся к тому времени уже в областной центр, не хотели возвращаться, и встал вопрос о продаже дома. Неожиданно выяснилось, что цены здесь вообще терпимые — вполне по силам даже таким людям, как я. Так постепенно возникла идея приобрести этот дом для меня. Сначала я отказывался — слишком уж это было непривычно, я не представлял себя в роли владельца дома, вообще плохо представлял себя в этом месте. Но, проведя там в тот раз довольно много времени, я постепенно вошел во вкус провинциальной жизни, и эта идея стала мне ближе. В конце концов, что я терял? Иметь дом в таком городе, приезжать сюда на лето — чем это было плохо? В конце концов, и мои знакомые были здесь, могли, в случае чего, присмотреть за домом. Главное же, повторяю, было то, что эта жизнь все больше начинала мне нравиться.
Так мы и решили приобрести этот дом — сначала на деньги Игоря, но я потом обещался внести. Я вернулся в Москву и занялся своими обычными московскими делами. Следующей весной я снова поехал к ним — да так и не захотел возвращаться, так что провел у них все лето. Более того, я не вернулся и осенью. За лето я так привык к этому месту, что почувствовал себя в нем, как дома. К тому времени была уже и найдена работа — отчасти по специальности, в одной из местных научных контор. Мой новый дом мне понравился — за эти несколько месяцев я к нему привык. Короче, получилось так, что у меня вроде бы не было повода возвращаться в Москву.
Здесь нужно упомянуть и о некоторых обстоятельствах моей московской жизни. За несколько предыдущих лет моя жизнь в столице как бы зашла в тупик. У меня не было ни любимого дела, ни достойного круга друзей (за исключением немногих, оставшихся от прежних времен), я не видел перед собой почти никаких жизненных перспектив. Моя жизнь вообще начинала казаться мне бессмысленной. Поэтому я и не видел ничего, что тянуло бы меня назад в Москву, и воспользовался этой неожиданно представившейся возможностью, чтобы как бы «переписать мою жизнь набело», чтобы начать новую главу в моей жизни.
Поначалу я, признаюсь, только набирался сил и отдыхал. Как я уже сказал, я любил, в основном, гулять на окраинах и в полях. Наш городок по своему устройству напоминает, наверное, множество подобных городков. В нем есть центральная часть, состоящая из сравнительно невысоких, в основном трехэтажных домов. Дальше дома становятся, в основном, двухэтажными. Если в центре строения, в большинстве своем, каменные, то здесь в основном деревянные. И, наконец, дальше начинается окраина, где обстановка совсем деревенская.  Здесь стоят совсем деревенские дома,  с  палисадниками, огородами, своим хозяйством, даже какой-то живностью. Дома, кстати, довольно аккуратные, подновленные, подкрашенные, в палисадниках перед которыми все лето горят яркие замечательные садовые цветы. Именно здесь я и полюбил бывать. Приятно как-нибудь вечером сидеть на такой деревенской улице, и при свете закатного солнца смотреть, как гонят стадо из поля и разводят по домам. Около каждого дома стадо останавливается, и из него выходит хозяйка и уводит свою корову или козу во двор. Какая-то коза не слушается, хозяйка бегает за ней, кричит — но, наконец, все-таки ловит проказницу и уводит за собой в калитку… Но это все, в сущности, не имеет отношения к моей истории.
Что же касается семьи моего знакомого и меня, то мы поселились как бы на границе средней, основной части города  и его окраины. Поэтому у них двухэтажный особнячок, вроде дачного домика — а рядом, неподалеку, в соседнем дворе прилепился небольшой одноэтажный домик, в котором живу я. Наши дома выходят на одну улицу. Улица в этом месте представляет собой как бы тупик, образуя небольшую площадку. Асфальта здесь уже нет, поэтому летом стоит пыль. У Игоря вокруг домика есть довольно большой двор, за домом растет сад. Мне все это не нужно — я довольствуюсь просто тем, что у меня есть жилье.
Таким образом, во многом сбылась та мечта, которая двигала моим другом, когда он переезжал сюда. Мы живем достаточно замкнуто, на отшибе — даже и в этом небольшом городке. Если пройти от нас несколько кварталов, начинается центральная часть, куда мы и ходим в будние дни работать. Там мы можем некоторым образом приобщиться к культуре — сходить в библиотеку, в местный клуб, в редкие дни — в кино. Если же пойти в противоположную сторону, то очень скоро начинаются окраины. Здесь можно  любоваться и наслаждаться почти полностью деревенской жизнью. А дальше, за окраиной — поле, далекий лес… Таким образом, осуществилась идея общения с природой, а также совмещения в одном месте деревенской и городской жизни.


III.

Вот, я теперь пишу об этом так спокойно — но ведь это только потому, что я описываю все, как воспринимал я тогда!.. Если бы я знал тогда последующие события, и то, как они на этой несчастной семье отразились! Дом их теперь в соседнем дворе стоит пустой… Я больше никогда не услышу веселого голоска их дочери… Впрочем, все это произошло впоследствии. Об этом и будет весь мой рассказ. Я же пока буду вспоминать так, как это тогда передо мной разворачивалось, будто не зная о дальнейших событиях.
Итак, я начал рассказывать о нашей городской церкви. Она стоит на нашей городской площади — но в то время, когда я приехал, еще была закрыта. Вообще эта тема (вы меня, конечно, понимаете) у нас в то время была «закрыта», о ней даже как-то не принято было говорить. Но после этого, как я уже сказал,  в обществе что-то пошатнулось, накренилось — и темой этой интересоваться стало можно, и даже как будто необходимо. Конечно, все это началось не у нас, а в столицах. Я в бытность свою в Москве немножко это время уже застал. Но в нашем городке в то время все еще было «глухо». Однако, постепенно волна интереса к этой теме докатилась и до нас. Появились соответствующие статьи в газетах, радиопередачи, несколько раз священник выступил по телевизору. Не дремали и заезжие проповедники. Наш городок, наконец, стал местом наплыва представителей самых разных конфессий и сект. Они выступили на стадионе, в нашем городском клубе, набрали себе последователей, основали в нашем городе филиалы своих религиозных обществ. Но храм почему-то все это время стоял пустой. Видимо, там, от кого это зависело, еще не спохватились и не собрались с мыслями — вот наша городская церковь и стояла без всякого движения. Но потом, видимо, и там  произошли какие-то подвижки — и поэтому, наконец, обратили внимание и на нас. Храм открыли, начали ремонтировать — а потом, наконец,  прислали и священника. Я, конечно, не знаю, в какой именно последовательности все это происходило, поскольку я тогда еще этим не интересовался. Только однажды, проходя по нашей городской площади, я заметил, что храм выглядит вполне прилично, что двери его  открыты и внутри идет служба. Я тогда, повинуясь какому-то безотчетному чувству, подошел, постоял на пороге, слушая звуки службы, но внутрь заходить не стал — видимо, не пришло еще время.
Тем не менее, я отметил, что эта сторона жизни нашего городка тоже развивается. Она меня тогда уже интересовала, вследствие газетных и иных впечатлений — но вплотную я к ней не приближался, она казалась еще незнакомой, чуждой. Близкое знакомство мое с этой областью жизни произошло позже, на следующее лето. Тогда же я уже вполне ответственно и серьезно и начал ходить в храм.  Но это будет видно из дальнейшей моей истории.
Тогда же было видно, что эта сторона жизни вообще начинает занимать заметное место в жизни нашего городка. Это видно, например, по некоторым довольно разрозненным и случайным моим впечатлениям. Так, например, в то, первое лето я как-то случайно зашел на окраину. Здесь был небольшой двор, а в нем виднелся маленький стадион, или спортивная площадка. Мое внимание сразу привлекла группа людей, собравшихся на этой площадке. Их собрал вокруг себя какой-то человек, который что-то оживленно и даже патетически говорил. Среди его слов я различил такие, как «Иисус», «грех», «Спасение» — слова, в то время мне почти незнакомые, и в то же время что-то мне уже, несомненно, говорившие. Я остановился среди этих людей и прислушался. Человек говорил о том, что Бог сотворил мир, что дальше произошла трагедия — люди совершили грехопадение, и что спасение возможно через Иисуса. Странно — но эти слова, тогда почти новые для меня и непонятные, находили какой-то особый отклик в моей душе. Человек говорил чрезвычайно импульсивно — поднимал глаза к небу, воздевал руки, иногда восклицал что-то. В его речи был заметен явный иностранный акцент. Теперь я понимаю, что это был один из первых заезжих к нам тогда английских или американских проповедников. Я осмотрел лица стоявших вокруг — многие искренне и рядом внимательно слушали. На лицах многих я заметил  интерес, даже умиление. Постояв здесь немного и внутренне подивившись этому впечатлению, я пошел дальше. Это было одно из первых моих столкновений с этой новой областью жизни.
Следующее было в конце лета. Я как-то пошел в другой конец города и зашел на наш городской пруд. Находится он в нашем городском парке, недалеко от центра. С одной стороны около него есть поляна, с беседками, горками, качелями, каким-то кафе — и здесь я решил ненадолго устроиться на скамейке. Скоро к поляне подъехал автобус, и из него выгрузилась большая группа людей. Одни сразу стали устраивать что-то на сцене, а другие начали ставить большую палатку. Группа людей, для которых все это делалось — участники, или зрители — стояли в стороне. Наконец, серьезный человек в черном костюме поднялся на сцену — и я сразу же понял, что здесь все о том же. Этот человек произнес проповедь и  поздравил собравшихся с предстоящим крещением. Затем началось собственно крещение. Люди заходили в палатку, переодевались там, и выходили оттуда уже в белоснежных балахонах. Потом они заходили в воду, и их священник (как они его называли — пресвитер), окунал их три раза в воду,  произнося какие-то слова, которые я, честно говоря, тогда не разобрал (теперь я их, конечно, знаю). Я с удивлением наблюдал эту никогда не виденную мной прежде сцену. Особенно меня поразило выражение лиц тех людей, над которыми совершался этот обряд. Оно было какое-то необычайно светлое, радостное, даже восторженное — я такого выражения лиц никогда ни у кого прежде не видел. Потом все снова переоделись, пресвитер прочитал еще одну проповедь, поздравил всех с принятием крещения — и начался какой-то концерт. Здесь я уже не стал досматривать, покинул эту поляну и пошел дальше гулять по городу. Но подобные впечатления, конечно, где-то оставались, откладывались.
Вот таковы были мои первые «прикосновения» к этой тогда еще неизвестной мне области жизни. Я повторяю, что они были чрезвычайно разрозненные и случайные. И вот странно — несмотря на то, что я ни в чем еще не разбирался тогда, ничего еще толком не мог различать, я ведь понимал каким-то чутьем, что мои впечатления от храма и от этих заезжих проповедников — это две разные вещи. Конечно, все это христианство, и чудесная вера в Небесного Бога, и призыв к спасению, миру, любви, и все же это — что-то наносное, приезжее, постороннее, а то — наше родное, дорогое, исконное, и в этом никак невозможно было усомниться. Такое чувство у меня было с самого начала, хотя, повторяю, я тогда еще в этом ничего не понимал.  Поэтому не удивляйся, теперь уже искушенный читатель, что я «мешаю здесь все в одну кучу» — в действительности я все прекрасно понимаю, но просто должен следовать правде жизни.
Но, наконец, пришло время моего более близкого знакомства и с нашей родной, исконной конфессией. Семя, которое было еще прежде брошено, долго зрело, и, наконец, взошло в душе. К рассказу об этом я сейчас и перейду.


IV.

Для этого мне снова нужно будет коснуться моей знакомой семьи. Итак, друга моего звали Игорь, его жену — Вера, а дочку — Ирина. Я назвал теперь это  имя — и снова сердце мое сжалось. Как я смогу рассказывать эту историю, если теперь знаю, чем все кончилось!.. Ах, если бы можно было, основываясь на этом теперешнем знании, тогда что-то изменить, если бы можно было все вернуть!.. Видимо, единственный выход для меня все тот же  — рассказывать теперь все так, как воспринимал я тогда, будто не зная, что произошло впоследствии.
Итак, я говорю об их дочке. Это была скромная и серьезная девушка. Впрочем, я знал ее еще ребенком, еще в Москве, потому что частенько заходил тогда к моим знакомым. Повторяю, я был как бы «другом их семьи». Поэтому и девочка давно знала меня и привыкла ко мне. Но по-настоящему мы познакомились с ней, когда она уже выросла. В ней тогда появились новые, серьезные интересы — к литературе, музыке. Я тоже проявлял интерес к этим предметам, и мои знания оказались здесь востребованными. Я стал чем-то вроде ее «домашнего учителя». Потом, после их переезда на новое место мы на время расстались, а когда я приехал к ним в городок — снова встретились. Она к тому времени уже училась в предпоследнем классе школы. Нужно сказать, что характер у девушки был непростой. Она почти ни с кем не общалась, подруг среди сверстниц у нее не было. Все время она проводила в каких-то размышлениях, или, как многие говорили, «в мечтах». Любила сидеть над книгами, смотреть в альбомах старинные картины. Я бы, пожалуй,  назвал этот характер самоуглубленным. Как я уже сказал, это был предпоследний класс — но, насколько было мне известно, друга, или, как сейчас говорят, «мальчика», или «бой-френда» среди ребят у нее не было. Мне кажется, что и ее собственные родители ее не всегда понимали. Поэтому не удивительно, как она радовалась, когда я переехал в их город — у нее появлялась дополнительная возможность общения с человеком близкого характера и интересов. Само собой разумеется, что отношения наши продолжали оставаться чисто дружескими — все теми же отношениями ученицы и «семейного учителя».
И вот, в то, второе лето, когда я окончательно перебрался в наш городок, с ней начало происходить что-то странное. Поначалу это заметили только родители. Дочь их стала подолгу пропадать где-то по вечерам. Для девушки в ее возрасте это, казалось бы, было естественно (хотя и должно было бы вызывать столь же естественное волнение родителей) — но, как оказалось, дело было не в этом. Она стала еще более самоуглубленной и замкнутой. По вечерам закрывалась в своей комнате и что-то подолгу читала.
Потом случилось событие, которое многое определило и прояснило. Убираясь как-то в ее комнате, мать нашла в ее ящике стола какие-то странные книги. Она, честно говоря, ничего в них не поняла, потому что они были на каком-то непонятном языке. Так же были  найдены какие-то странные изображения и большой деревянный крест. Повторяю, мы тогда в этом еще совсем не разбирались — даже я, а мой друг с супругой тем более. Однако, кое-что они уже слышали, и сразу подумали, что девушка попала в какую-то религиозную секту. «Допрос с пристрастием» не дал никаких результатов. Девушка замкнулась и совсем отказывалась отвечать. Неожиданный «обыск» в ее комнате  подействовал на нее чрезвычайно болезненно. Вскоре, однако, ситуация прояснилась. Мать случайно показала найденные изображения одной знакомой, и та сказала, что подобные же она видела в нашем городском храме. Мать спешно направилась туда — и действительно, то, что она нашла в ящике дочери, оказалось чрезвычайно похоже на иконы, которые висели там на стенах. Тут родители, разумеется, смягчились. Они не были совсем религиозны, даже не имели тогда к этой сфере совершенно никакого отношения — но, повторяю, уже кое-что слышали, и, конечно, не могли осуждать дочь за то, что она «нашла дорогу к храму». Это они могли понять и принять. Выяснилось и то, что обозначали другие предметы. Крест, разумеется, оказался обыкновенным церковным крестом, а странные книги на непонятном языке — всего лишь молитвословом и славянским Евангелием, которое она в то время изучала. Мир в семье был восстановлен. Дочка получила право заниматься своими занятиями, а родители вернулись к своим обычным делам.  Но для меня этот эпизод оказался гораздо более значительным, с него неожиданно началась целая новая глава в моей жизни.
Дело в том,  что тогда я снова испытывал некоторый кризис. Тихая провинциальная жизнь, которой я поначалу так восхищался, теперь понемногу переставала меня удовлетворять. Я начинал думать, что я, может быть, зря переехал сюда, что мне может быть, не удастся реализовать здесь моих способностей и талантов. Все знакомства, какие возможно, уже были завязаны, круг новой жизни уже окончательно определился — и оказалось, что я не чувствую здесь, в общем-то, больше никаких перспектив. Передо мной в то время прямо стоял вопрос, не стоит ли мне снова вернуться в Москву. В этом небольшом городке я чувствовал себя все более неприкаянно и одиноко.
В это-то время, «стоя на перепутье» я и обратил особенно внимание на это происшествие с Ирой. Дело в том, что эта тема, как я уже сказал, уже не была для меня совершенно новой. Я уже имел о ней некоторое представление — из газет, радиопередач, разговоров, и что самое главное — душа моя откликалась на нее! Мне будто виделся здесь некий свет, возможность выхода!  Я бессознательно искал здесь то, что решило бы мои проблемы, вдохнуло бы новый смысл в мою жизнь! Но в этой области мне был нужен   провожатый, человек, который имел бы больший опыт, который бы взял меня за руку и повел. При всем моем интересе к этой области жизни, все это было так ново и непривычно, казалось таким недостижимым и сложным, что я просто не решался пускаться в это «плавание» один. И вот, таким человеком я решил  выбрать Иру. В самом деле, мы были с ней давно и хорошо знакомы. Я знал ее с детства, мы были с ней почти друзья. И в то же время она была, несомненно, более опытна в этой области. Не знаю, какими путями, совсем без моего ведома, она уже прикоснулась к ней — в то время, как я стоял только на «подступах». Меня смущало немного то, что я окажусь здесь как бы учеником, в то время, как мы до сих пор привыкли с ней, что я «учитель». Но по зрелом размышлении я решил, что так и должно быть, что в наше сложное время, особенно в этой области, впереди идут именно молодые, что они быстрее и вернее находят этот путь — как и доказала это уже история с Ирой. Я сам, сознательно отдал в этом вопросе приоритет молодежи. Мне нужен был человек, который разрешит мои первые вопросы, который станет моим проводником, укажет мне первый путь — и я сознательно решил себя сделать в этом деле учеником.
Оставалось только предложить эти новые отношения Ире. Я не знал, как она к этому отнесется — возможно, у нее еще сохранились неприятные впечатления от «обыска» и от осложнения отношений с родителями — а я все-таки, в основном, был другом ее отца. Но это невозможно было выяснить, с ней не переговорив. Возможность такая у меня была — ведь я по-прежнему довольно часто у них бывал. И вот, в очередной раз придя к ним, я сделал попытку завести с ней этот  чрезвычайно важный для меня разговор.


V.

Здесь я должен описать их дом. Как я уже сказал, это небольшой двухэтажный особняк, вроде дачи. Впрочем, второй этаж у них скорее не этаж, а как бы еще одна дополнительная комната под крышей. Нижний этаж с кухней, гостиной и еще двумя комнатами занимали Игорь с супругой, а верхнюю комнатку отвели Ире. Сам дом был из светлого желтого дерева, от времени слегка потемневшего. Внутри стены были лакированы под «мореный дуб». Наверх вела лесенка, с перилами из потемневшего дерева.
Я приходил к ним обычно по вечерам, и эти визиты у нас уже стали традицией. Мы с Игорем разговаривали, играли в шахматы, его супруга готовила нам чай. Рад я всегда был пообщаться и с Ириной. В таких случаях мы с ней обычно говорили о культуре, смотрели альбомы художников Возрождения и слушал классическую музыку не специально приобретенном для этих целей проигрывателе.
В этот раз ее не было с нами в гостиной, но Игорь сказал, что она наверху, у себя. Поговорив с гостеприимными хозяевами и наигравшись в шахматы, я, наконец, решил к ней подняться.
Взобравшись по узенькой лесенке наверх, я вошел в эту маленькую мансарду и постучал в ее дверь. Она сразу откликнулась, и .я вошел. Здесь нежно коротко описать ее комнату. Она действительно была совсем небольшая, и две стены у нее были «скатом». Обстановка была очень скромная. Мебели почти не было — только кровать, небольшой стол да полки с книгами. Девушка, как я уже сказал, очень любила читать. На стенах ничего не висела, да и места особо не было — только теперь, после разговора с родителями и благополучного разрешения «инцидента» в простенке у окна появилась небольшая икона.
Когда я вошел, Ира сидела на застеленной кровати и что-то читала. Увидев меня, она быстро закрыла книжку, и положила ее на кровать сзади себя.
Как я уже сказал, отношения у нас были дружеские. Она имела во мне, может быть, единственного близкого человека (я имею в виду, по интересам), и я чувствовал это, и в глубине души ценил. Ее душа тоже была мне симпатична и близка. Я радовался, что имел близкого друга и «единомышленника» в лице этой девушки, в условиях почти полного отсутствия таких друзей в обстановке провинциального городка. Поэтому мы очень свободно, но при этом чрезвычайно уважительно относились друг к другу. Мы, например, гуляли и беседовали с ней по саду, или по улице перед домом, она время от времени заходила ко мне, я тоже мог всегда зайти к ней. Никакой неловкости в этих отношениях не было — как и должно быть в отношениях давнего друга семьи и взрослой дочери его друзей.
Поэтому Ира, как всегда, обрадовалась мне.
— Здравствуйте, Андрей Петрович, — серьезно и приветливо сказала она, — А я и не знала, что Вы у нас.
— Ты, наверное, что-то интересное читаешь, — сделал предположение я, чтобы объяснить ее отрешенность и невнимание к внешним обстоятельствам.
Взгляд ее затуманился, и она не стала отвечать.
— Извини, я не помешал тебе, Ира? — поспешил спросить я.
Она постепенно вернулась откуда-то.
— Нет-нет, что Вы, — задумчиво сказала она, — Вы никогда не можете мне помешать, Андрей Петрович. Я всегда рада Вам.
Мне были приятны эти ее слова.
— Послушай, Ира, а ведь я к тебе сегодня по делу пришел, — серьезно начал я, —  Мне нужны в одном деле твоя помощь, совет.
Она удивленно смотрела на меня. В ее взгляде я различил искреннее желание содействовать, помочь.
— Мне нужна твоя помощь в одном деле, — повторил я, не совсем понимая, как  начать, — Мы вот тут с тобой, Ира, о многом переговорили — об искусстве, литературе… Но есть одна тема, которая, как я теперь начинаю понимать, оказывается важнее всех этих тем. И здесь ты, как ни странно, оказываешься более опытной, чем я. И вот, получается так, что я, который прежде, как у нас это было принято, являлся как бы учителем, прихожу к тебе в этом вопросе как ученик.
Она смотрела на меня удивленно и немного испуганно.
— Что же это за тема?.. — наконец, смущенно спросила она.
Я молча показал на икону.
При этом моем жесте она чуть не вздрогнула. Я совершенно не ожидал такой реакции. Конечно, я понимал, что нужно быть осторожным, поскольку тема непростая — но все-таки не думал, что это поначалу ее так смутит. Теперь она смотрела на меня откровенно испугано.
— Я, видимо, должен объяснить, Ира, — скорее начал я, чтобы исправить ситуацию, — Конечно, я знаю о недавних достаточно неприятных событиях, которые здесь произошли… Но если бы не они, то я не пришел бы сейчас к тебе… Поэтому прошу тебя  извинить моего друга Игоря, а главное маму за то, что они не разобрались сразу и так горячо себя в этой ситуации повели… Что же касается меня, то прошу поверить, что я испытываю к этой новой области твоих интересов  самые живейшие интерес и уважение...
Она, кажется, понемногу «оттаивала». Видимо, действительно дело было в воспоминаниях о недавних событиях — так что она поначалу не знала, чего от меня в этом отношении ожидать. Теперь, когда я объяснился, взгляд ее потеплел, она смотрела на меня уже с вниманием, интересом…
— Что именно Вас интересует, Андрей Петрович? — спросила она.
Я снова смутился.
— Я чувствую, что в жизнь нашего мира вторгается какая-то новая сила… — пробовал объяснить я, — Эти проповеди по радио и телевизору… Этот новый храм, который недавно открыли… Я вижу, что город полон проповедников, которые зазывают к себе последователей чуть ли на каждом перекрестке… Все это свидетельствует о том, что в нашу жизнь вторгается что-то незнакомое, новое — и в то же время, насколько я понимаю, что-то чрезвычайно важное. По крайней мере, я честно скажу, что мне это кажется чем-то чрезвычайно симпатичным, и даже меня чем-то неудержимо привлекает… И вот выясняется, что ты в этом деле пошла впереди меня, что ты как-то уже приобщена к этому… Поэтому я к тебе и пришел.
Она уже, кажется, окончательно поняла, в чем дело. Теперь она сосредоточенно думала.
— Вы имеете в виду, Андрей Петрович, что Вы тоже хотели бы как-то приобщиться к этой области жизни?.. — сказала она, размышляя, — Но только почему Вы упомянули про этих заезжих проповедников? Это, конечно, чем-то связано, но все же это другое… Может быть, они чем-то Вас особенно привлекают?..
— Конечно, нет, Ира! — поспешил заверить ее я, уловив нотки тревоги в ее голосе, — Я только потому и упомянул про них, чтобы подчеркнуть масштабы явления, чтобы, так сказать, показать, насколько глубоко проникает оно в окружающую жизнь! На самом-то деле я, конечно, понимаю, что все это чужое, наносное — а что у нас есть свое, исконное. Я только потому ведь и пришел к тебе, что у тебя висит вот эта икона — такая же, какие висят в нашем православном храме, и что нашли у тебя в ящике молитвослов на древнем церковнославянском языке!.. Поэтому и обращаюсь к тебе с просьбой и предложением — чтобы ты стала для меня «проводником» в этом новом и незнакомом для меня мире.
Она теперь уже, конечно же, окончательно поняла. В глазах ее я даже заметил некоторое удовольствие и торжество, как от какой-то долгожданной победы. Однако, она еще сомневалась и была как бы в чем-то не уверена.
— Хорошо, но в чем именно это могло бы выражаться? — осторожно спросила она.
— Понимаешь, Ира, — начал предлагать я, — Мне бы просто нужно было войти в этот круг… Узнать соответствующие места, людей… Я ведь кое-что уже в этой теме знаю — вот только живых людей не знаю. А тут, насколько я уже понял, нужно конкретное общение. И вот, насколько я понимаю, этот круг  людей у тебя уже есть. Там же — и соответствующие разговоры, и книги…  Вот я и надеюсь, что ты введешь меня в этот круг, познакомишь меня с этими людьми — а там уж я дальше сам как-нибудь выберусь.
Она слушала меня очень серьезно. Во взгляде ее я уловил большое напряжение. Она будто обдумывала что-то, взвешивала — что-то, совершенно неизвестное мне, известное только ей самой.
— Хорошо, я что-нибудь постараюсь сделать… — сказала она, наконец.
Я только этого от нее и  ждал. Теперь я был преисполнен благодарности.
— Спасибо, Ира! — искренне восклицал я, — Я был уверен, что ты в этом не оставишь меня! Ты не можешь представить, насколько это важно для меня! В моей жизни сейчас некоторый «тупик», кризис — и именно от этого я жду разрешения своих вопросов, исцеления! И можешь не сомневаться, что ты не зря потратишь эти усилия в отношении меня, что ты о них впоследствии не пожалеешь! Мои намерения вполне серьезны, я подхожу к этому делу вполне ответственно. Я уже прежде многое продумал, и кое-что прочитал, и даже кое с кем разговаривал, так что мой выбор  вполне серьезный и искренний!
Она задумчиво смотрела на меня и только кивала.  Так закончился этот столь важный для меня разговор.


VI.

Несколько дней ничего не происходило. Я сам не мог ничего предпринимать и спрашивать ее ни о чем, поскольку сам передал «руководство» в ее руки. Она же, видимо, что-то узнавала или обдумывала, и не хотела тревожить меня по пустякам. Наконец, через несколько дней вечером она сама зашла ко мне.
— Андрей Петрович, я… по тому вопросу, — сказала она с порога.
Я пригласил ее в комнату. Здесь она некоторое время серьезно смотрела на меня.
— Скажите, Андрей Петрович, Вы крещены? — спросила она вдруг, прямо глядя на меня.
— Конечно, — ответил я, — Еще в детстве.
Она задумалась.
— И Евангелие, Вы говорите, читали?
— По крайней мере, одно — от Марка. Оно, говорят, самое короткое, и его как раз и рекомендуют читать таким неопытным людям, как я… — начал торопливо объяснять я.
— Хорошо-хорошо, не продолжайте, — прервала меня она и снова задумалась.
— И Вы говорите, что Вы хотите познакомиться с верующими людьми? — продолжала она этот странный «допрос».
— Да конечно, Ира! — воскликнул я, — Я же об этом и говорил тебе в прошлый раз! Познакомиться, войти в их круг, быть чем-то полезным!..
— Понимаю-понимаю… — снова остановила она меня, — И что, Вы будете себя там скромно и аккуратно вести? Никому не будете мешать, вмешиваться? Просто будете сидеть тихо, как будто Вас нет, и только смотреть и слушать?
Тут я немного смутился.
— Как скажешь, Ира, — запинаясь, ответил я, — Ты знаешь этих людей, и знаешь, как будет лучше… Если надо будет в первый раз сидеть тихо и только слушать, то я буду сидеть тихо…
Она удовлетворенно кивнула.
— Тогда, кажется, есть такая возможность. У нас здесь рядом вечером на одной квартире проходит собрание, и туда есть возможность прийти. Я сказала про Вас,  и Вы приглашены. По крайней мере, хозяйка не возражает. Только она сказала — «если он будет сидеть тихо, не мешать собранию, ни во что не вмешиваться, а только смотреть. Такое у нас условие для всех, кто в первый раз приходит.
— Хорошо, Ира, я буду сидеть тихо… — понуро повторил я.
Но тут мне пришла вдруг еще одна мысль, и я заговорил чрезвычайно оживленно.
— Постой, Ира, — с недоумением начал я, — Что это ты говоришь о каком-то квартирном собрании? Мы же договорились в прошлый раз, что я не хочу иметь никакого отношения к подобным христианам, которые проповедуют на углах улиц и зазывают людей на такие собрания!.. Меня интересует только наша родная церковь, только наш родной храм. Я не понимаю, Ира, что это такое ты мне предлагаешь!..
Она устало вздохнула.
— Вы что, не доверяете мне, Андрей Петрович? Что же Вы думаете, что православных людей только и можно встретить, как только в нашем храме? Что они уж и не имеют права жить больше никакой своей жизнью, и даже в гостях друг у друга собраться? Хорошенькие же они тогда христиане, и что же останется в таком случае от их христианства? Нет уж, будьте уверены, что я бы Вас ни к каким зарубежным проповедникам не повела! Я же прекрасно помню, что Вы не об этом меня просили! Впрочем, если хотите, то Вы ведь можете и не ходить! Идите спокойно в наш городской храм, стойте там среди бабушек, ждите, пока к Вам выйдет священник — только имейте в виду, что он сейчас занят ремонтом храма, и ему вряд ли до Вас есть какой-нибудь интерес!..
Я притих и смирился.
— Хорошо-хорошо, Ира, извини. Это ведь я так только сказал, чтобы разобраться — слишком уж мне это поначалу показалось странным… А так я, конечно, да, согласен, и буду сидеть тихо, и только буду наблюдать...
— Ну, если так, то идемте.
— Как, прямо сейчас?..
— Конечно, а когда же! Я же сказала, что собрание проходит вечером, вот прямо сейчас, уже начинается. Или Вы заняты? Интересно, это чем же? Вы ведь здесь целыми днями совершенно ничего не делаете, просто сидите и смотрите перед собой вот на эти обои! Вот и будет для Вас хоть какое-то разнообразие и развлечение!
Это она так меня иногда «поддевала» за то, что я действительно часто вел бессодержательный образ жизни, просто проводил время на работе и дома, не имея какого-то действительно серьезного занятия, цели. Впрочем, об этом «кризисе» моей жизни я уже сказал.
— Хорошо, Ира, я иду, — ответил я.
Я уже все сообразил и  осознал, и действительно не имел никаких оснований оставаться. Меня, правда, смущало, что она в этот раз говорила со мной немного резко — но я подумал, что это связано с необычностью ситуации, с важностью этого момента для нее, и что она за этой манерой разговора, может быть, старается скрыть некоторую свою неуверенность. Быстро собравшись, я вышел вместе с ней, и мы отправились за несколько кварталов в это незнакомое место.

Это оказалось не очень далеко. Здесь, в доме на одной из соседних улиц была квартира одной ее знакомой, тоже верующей женщины, и на ней собиралась действительно время от времени группа верующих. Все это я узнал впоследствии.
Мы поднялись по лестнице на третий этаж (этот район был уже ближе к центру, и дома здесь были «многоэтажные» и каменные), и Ира позвонила в квартиру. На звонок вышла скромная женщина, с довольно приятным лицом. Она приложила палец к губам, давая понять, что собрание уже началось. Мне женщина приветливо кивнула (значит, была о моем появлении предупреждена), и пригласила внутрь.
— Вообще-то у нас обычно не принято приглашать посторонних, — скромно и сдержанно говорила она, ведя нас через прихожую, — Но Ира за Вас очень просила, и ручалась за Вас, что Вы человек вполне подходящий. Судя по ее словам, Вы действительно в этом нуждаетесь. Поэтому посидите вместе с нами в комнате, примите, так сказать, «внутреннее участие». За общий стол Вас пока не приглашаем — у нас здесь своя программа. Просто слушайте, присутствуйте, наблюдайте. Вот, смотрите, здесь есть диван, — показала она, уже вводя нас в комнату, — а вот на полке Евангелие. Располагайтесь, устраивайтесь — а мы будем продолжать.
В комнате стоял покрытый скатертью стол, а за ним сидело, наверное, человек пятнадцать. Когда мы вошли, многие повернулись к нам и  взглянули на меня — видимо, тоже были предупреждены. Я устроился на краешке дивана и старался сидеть тихо и незаметно, как и обещал — а хозяйка и Ира заняли свои места за столом и присоединились к общей беседе.
Мне довольно трудно  теперь описывать это собрание. Во-первых, я пришел к середине, а во-вторых, был в первый раз, так что многие впечатления были неопределенными и как бы путаются в памяти. Тем не менее, для полноты картины все-таки попробую восстановить эту картину — в основном, по тому множеству подобных собраний, которые мне пришлось наблюдать и в которых участвовать впоследствии.
В первую очередь, меня поразила серьезная обстановка за столом. Здесь, как я уже сказал, собралось человек 15, и мужчины и женщины, и стол был накрыт — по крайней мере, чашки для чая стояли. И, тем не менее, не было, знаете, этой непринужденности, громкого смеху, усиленного желания веселить других и веселиться, как это обычно бывает на таких вечеринках. Напротив, все вели себя чрезвычайно сдержанно и скромно.  Относились друг к другу серьезно и внимательно. Люди все время как бы заботились друг о друге, на собрании царила атмосфера спокойствия и доброжелательности. 
Стол, как я сказал уже, был накрыт. Но никто не притрагивался к еде. Все держали перед собой открытые книги — видимо, происходило общее чтение. Когда мы вошли, и Ира с хозяйкой заняли свои места, чтение, прерванное нашим приходом, продолжилось. Читали, как я это уже понимал, Библию. Каждый читал какой-то небольшой отрывок — и после его внимательно и вдумчиво обсуждали. Потом очередь переходила к другому человеку.
Потом прозвучала общая молитва. Теперь уже началась собственно трапеза. Она проходила в той же обстановке спокойствия и серьезности — но только немного более непринужденно. Теперь дело дошло до общей беседы. Обсуждали почти исключительно вопросы духовные. Речь шла об общих верующих знакомых, о каких-то их общих делах. Я, конечно, здесь не мог вникать в суть — но меня опять же поразила общая атмосфера. Никто  не перебивал друг друга, не торопился поскорее высказать свое мнение. Напротив, все явно стремились в первую очередь услышать другого. И вот странно — хотя я почти не понимал суть беседы, хотя ее темы были от меня далеки — но по самой своей атмосфере, по отношениям участвующих в ней людей она произвела на меня чрезвычайно доброе и благотворное  впечатление.
Затем все встали, и началась снова молитва. Только молитвы эти были особенные — каждый говорил просто, что было у него на душе, о чем он хотел попросить у Бога себе или близким людям. Здесь прозвучали многие имена духовно близких людей, а также просто знакомых и родных, с их беспокойствами, заботами, нуждами. Одна женщина просила Бога о своей больной матери. Другая — о том, чтобы благополучно сдать экзамен ее дочке. Услышал я внезапно и молитву о директоре нашего завода, и даже обо всем нашем городе, о его благополучии и процветании. Были и молитвы другого содержания. Короче, эта, последняя часть собрания произвела на меня совершенно особое действие. Я никогда прежде не видел такой картины, даже не предполагал, что люди могут собираться для того, чтобы общаться таким образом.
После этого стали расходиться. Перед этим еще помогли хозяйке убрать со стола и вымыть посуду (что бывает при таких застольях отнюдь не всегда — сужу, в основном, по моим московским впечатлениям). Спокойная, доброжелательная и сдержанная обстановка между ними до конца сохранялась. Это было уже почти невероятно — даже если людям и удается какими-то силами сохранять такую обстановку сначала, то под конец она обычно неизбежно «расклеивается». Собрание ведь продолжалось почти два или три часа — а на обычных вечеринках после такого срока гостей почти непременно «развозит». Здесь же не было ничего подобного. Все та же сдержанность, собранность, внимание и предупредительность друг к другу — как будто они и не провели за общим столом два с лишним часа! Впечатление было даже обратное — как будто все собравшиеся за это время не растратили силы (как это обычно бывает в пустых разговорах), а набрались новых сил, уходят отсюда более собранными, едиными и энергичными, чем было, когда они пришли сюда. У меня, по крайней мере, было такое впечатление, и это меня поразило.
Ушли вместе со всеми и мы с Ирой. По дороге она была смущена и задумчива, как будто ее что-то тревожило. Мне показалось, что она хочет у меня что-то спросить, но не решалась. Наконец, она все же собралась с духом и спросила:
— Ну… как Ваше впечатление?..
Я понял, чего ей стоил этот вопрос.
— Все прекрасно, замечательно! — воскликнул я, — Я, Ира, тебе действительно, по-настоящему благодарен! Я никогда ничего подобного в жизни не видел — даже не представлял, что такое возможно!  Правда, я пока еще всего не понял, не осознал… Но, в любом случае, спасибо тебе!
Она, совсем недавно смущенная и встревоженная, сначала смотрела на меня недоверчиво — но потом вдруг улыбка появилась на ее лице, и оно так и просияло.
— Это правда, Андрей Петрович!? — радостно воскликнула она, — Вам действительно понравилось?..
— Конечно! — снова заверил ее я, — Все было замечательно. Я тебе очень благодарен.
Она почти совсем успокоилась.
— А я было думала… — смущаясь, начала она и не закончила,  — Так Вам действительно было хорошо? И Вы по-прежнему придете к нам домой в субботу?
— Конечно, о чем разговор! — воскликнул я, — Я — друг вашей семьи и теперь, и всегда!
Я снова почувствовал, как важен для нее был этот вопрос. Получалось, что, в свете происшедших недавно событий и скандала в их семье, она даже предполагала, что в случае неблагоприятного впечатления от этого собрания я вообще могу перестать быть другом их семьи в дальнейшем!.. Или здесь было что-то еще?.. Но я еще не мог в тот момент на эти темы размышлять. Мы подошли уже к нашим домам и расстались.


VII.

Итак, «лед был сломан», и я начал свое  движение в новую сторону. Я сознательно поставил перед собой задачу приобщения к этой новой жизни. Однако, как же непросто  мне это давалось!..  Впоследствии я узнал, что на первых порах движения к вере, у т.н. новоначальных далеко не все и не всегда бывает гладко. Возможны «срывы», отступления, забвение на какое-то время первоначальных целей, даже некоторое движение назад. Именно это происходило и со мной.
После того собрания я, видимо, должен был начать ходить на следующие, в полном соответствии с тогдашними моими целями, и приобщиться постепенно к этому кругу людей. Но именно этого тогда и не случилось. Правда, я говорил с Ирой о том, что мне дальше делать,  и она мне именно это посоветовала — но дальше разговоров дело не пошло. По-видимому, я был тогда не готов. Продолжение занятий требовало регулярности, дисциплины — а этих качеств во мне тогда, по-видимому, не было. Кроме того, меня смущала неожиданно высокая организация этого собрания. Все наводило на мысль (да и из разговоров с Ирой я мог это вывести), что это собрание — лишь часть некой  системы, достаточно стройной и организованной, благодаря существованию которой это собрание и могло состояться. А к различным  системам я, в силу определенных обстоятельств истории нашей страны, испытывал инстинктивное недоверие. Попросту, меня это смущало и отпугивало. Разумеется, это было совершенно бессознательно. Во всяком случае, из-за этого, насколько я понимаю теперь, я и не стал тогда ходить на эти занятия.
Вместо этого я продолжил мои прогулки в полях. Здесь, вскоре после этих событий, со мной произошел случай, который тоже имеет некоторое отношение к этой истории. Как-то, уже ближе к концу лета, я снова вышел за город на такую прогулку. Солнце светило вовсю, колыхались кругом травы, в ясном небе высоко над моей кружили какие-то птицы. В этот день я чувствовал какой-то особый внутренний подъем. Дорога, которая вилась через поле, терялась и исчезала где-то вдалеке и уходила, казалось, в самое небо. Там, в голубых бездонных небесах громоздились огромные, как  горы ваты, облака. Я, дыша полной грудью, шел все дальше и дальше, забыв о времени и не имея перед собой никакой определенной цели.
Так я сам не заметил, как приблизился к дальнему лесу. Этот лес расположен километрах в десяти от городка, и поэтому я там почти никогда не бывал. Этот лес хвойный, но с вкраплениями из осин и берез, и производил он на меня очень светлое и возвышенное впечатление. Дорога входила под сень деревьев и уходила дальше, в глубину.
Времени у меня было много, настроение  прекрасное — и я решил продолжить прогулку. Углубившись под своды леса, я шел некоторое время по дороге, и здесь, минут через десять, заметил в стороне какой-то просвет. Заблудиться, видимо, не представлялось возможным, и я решил посмотреть, что там.
Пройдя некоторое время без дороги, я вышел на какую-то просеку. Стояли корабельные сосны, лежали поваленные стволы, вся просека заросла кустами малины. Место было удивительно светлое и спокойное. Можно было так долго стоять, глядя, как солнечный свет играет на стволах деревьев.
Дальше, на другом конце просеки я различил какие-то строения. Виднелись темные деревянные дома, покосившийся забор, садовые деревья - короче, признаки какого-то жилья. Недолго думая, я направился туда. Дома были совершенно заброшенные, отчасти покосившиеся, видно было, что здесь давно никто не жил, все было какое-то неухоженное...
Я остановился в одном из дворов. Здесь росло несколько старых яблонь, виднелись остатки огорода, старый колодец, у крыльца дома стояла старая кадка... Сам дом был потемневший и покосившийся, и, очевидно, совершенно необитаемый. Я, устав от долгой дороги, задержался здесь и некоторое время просто стоял. Кругом был полный покой. Светило жаркое солнце, шумела листва, где-то жужжала пчела, по старой доске перед моими глазами ползли муравьи… Будто время застыло и остановилось, так что мне не хотелось никуда отсюда идти. Потом я, наконец, сдвинулся со своего места и стал обходить дом. Там, сзади, находился еще довольно большой участок сада, и было так же безлюдно и тихо. Очевидно, что здесь уже давно никого не было и не могло быть. Поэтому я так и удивился, когда заметил вдруг этого человека.
Он сидел на какой-то старой доске и смотрел в сторону сада. На нем были длинные шорты до колен и какая-то старая серая майка, которая открывала локти. Руки до локтей у него были очень загорелые, а волосы сильно отросли, так что он выглядел со спины совершенно диким и неухоженным. Поскольку он сидел спиной ко мне, он меня пока не замечал. Я, придя в себя от первого изумления, хотел окликнуть его — но вместо этого решил его обойти, чтобы он сам заметил меня. Медленно и на достаточном расстоянии я стал обходить его, чтобы увидеть его в профиль. Когда мне это удалось, я был еще больше поражен. Он находился в каком-то особом настроении, или состоянии — очень углубленном и сосредоточенном. Сидел он совершенно неподвижно, и, очевидно, ничем не занимался. Он будто находился в каком-то раздумье — просто сидел и смотрел прямо перед собой. Лицо его было совершенно спокойное, умиротворенное — очевидно, это было какое-то созерцание. Все это было настолько неожиданно и необычно, что я некоторое время не решался с ним заговорить. Тут я, однако, повернулся, наступил на какую-то ветку — и этот произведенный мною звук заставил его повернуться. Но и тут он совершенно не изменил своего состояния. Ни один мускул в его лице не дрогнул, он не обнаружил никакого испуга, или тревоги — но только теперь сидел в пол-оборота ко мне и смотрел на меня краем глаза.  Некоторое время я стоял, удивленный этим новым состоянием — но в конце концов решил обратиться к нему.
— Извините, а как называется это место?
Никакого ответа.
Я еще некоторое время постоял.
— Это какая-то деревня, или дачи?.. А я, честно говоря, думал, что здесь никто не живет…
Снова в ответ полное молчание. Он будто никак не мог выйти из своего прежнего состояния, и теперь, даже видя меня, не мог сказать мне ни слова. 
— Я здесь случайно гулял, — продолжал я, — и зашел в эту деревню. Думал, нет никого — но теперь очень рад, что Вас здесь встретил.
Он, кажется, понемногу "приходил в себя". Взгляд его стал более внимательный и приветливый — но он пока еще ничего не говорил.
 — Здесь еще кто-нибудь живет? — пробовал расшевелить его я, — Это живая деревня?
Еще минута — и я, наверное, ушел бы. Тут он окончательно пришел в себя, вернулся из своего созерцания — и вдруг заговорил.
— Вы из города? — первым делом спросил он.
От неожиданности я даже опешил и некоторое время не мог ответить.
— Да, из Воробьевска, — наконец, сказал я (так называется наш город).
— Ну что же, тогда присаживайтесь, —  сказал он, показывая мне рядом место на доске, — Я, честно говоря, не ждал, что здесь кто-нибудь появится — поэтому, так сказать несколько «углубился в себя»…
Я удивлялся все больше и больше. Говорил он вполне свободно и естественно, производил впечатление человека общительного и доброго. Более того, я заметил, что человек этот совсем еще молодой. Ему было лет тридцать, или, может быть, несколько больше — короче, он был, вероятно, лишь ненамного младше меня. Весь вид у него был, как у особого сорта таких молодых людей — «лесной», или «походный» — я не знаю, как это лучше назвать. Короче, это был мой сверстник, причем достаточно образованный и культурный — и лишь отросшие волосы и борода делали его вид несколько «диковатым».
Я подошел к нему и пожал его руку.
— Рад видеть здесь живого человека, — еще раз сказал я, — Вы что, так здесь и живете, в полном одиночестве?
Он рассмеялся.
— Нет, конечно! На самом деле я так же, как и Вы, из города. А здесь я просто… провожу время.
— То есть отдыхаете, — закончил я.
— Можно сказать, что так. Иногда — с весны до осени, или, по крайней мере, некоторую часть лета.
— Ну так это все равно, что живете!..
— В каком-то смысле так.
Некоторое время мы помолчали.
— И чем же Вы, интересно, здесь занимаетесь? — продолжал спрашивать я, — Неужели вот так все время и сидите без дела?!..
Он непринужденно усмехнулся.
— Почему же без дела? У меня есть здесь достаточно интересное занятие.
— Это какое же? — воскликнул я, — Не то ли, за которым я Вас здесь застал? То, когда Вы минут десять сидели без движения и смотрели в одну точку?
— А почему бы и нет? — улыбнулся он, — И потом — почему минут десять? Я могу так сидеть и час, и весь день...
Я не понимал, шутит он или нет.
— Вот так сидеть весь день и ничего не делать?!.. Какой в этом смысл?..
Он снова улыбнулся.
— Это довольно трудно объяснить. Я даже как-то не сразу подберу слова…
— Нет, уж Вы, пожалуйста, объясните! — настойчиво воскликнул я, — Мне это очень интересно!
Он задумался, а потом взглянул на меня совсем ясно.
— Что ж, я, пожалуй, попробую… Мне почему-то кажется, что Вы как раз один из тех людей, которые могут меня понять… В вас есть что-то такое... необщее — и потом не случайно же  мы с Вами встретились здесь!..
— Да, я Вас очень внимательно слушаю!..
Он опять замолчал, и некоторое время задумчиво смотрел перед собой.
— Дело в том, что я очень люблю природу, — наконец, начал он, — Я люблю бывать на природе, общаться с ней, ее наблюдать. Как прекрасно, например, бывает в утреннем, еще прохладном лесу встречать рассвет!.. Видеть, как Солнце поднимается между деревьями, как оно начинает освещать траву, листья, кору деревьев, росу на траве… Или днем, в разгар жаркого полдня, когда все вокруг уснуло и замерло, сидеть на этой просеке, и видеть кусты малины, поваленные стволы, муравьев, ползущих по коре… Я вот подобными впечатлениями, в основном, и живу. И поэтому мне никогда не бывает скучно. Вам, наверное, все это немного странно слышать?.. — вдруг спросил он.
— Почему же? — ответил я, — Мне, наоборот, это очень даже понятно. Я сам чем-то подобным люблю заниматься — недалеко отсюда, в полях. Это такое состояние, какое бывает в детстве. Не знаешь еще никаких сложностей и проблем, и существуешь только ты сам — и этот мир.
— Мир Божий… — вдруг тихо заметил он.
Я с удивлением взглянул на него.
— Как Вы сказали?.. Мир Божий?.. Да ведь Вы знаете, что я тоже хотел это сказать, что это тоже чрезвычайно созвучно мне!.. Я именно это и чувствовал там, в полях. Вообще, я последнее время все этой темой интересуюсь!.. И вот теперь вдруг снова слышу это от Вас. Скажите, — вдруг задал вопрос я, — Вы верующий?
Он некоторое время смотрел на меня задумчиво.
— А Вы как думаете?.. — наконец, спросил он.
Я взглянул на его лицо. Глаза его были ясные, в них светились какие-то особые мир и покой. Ответ ясен был и без слов. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
— Как это удивительно, — наконец, сказал я, —  что это существует в мире! И что это теперь проникло в нашу жизнь, и мы к этому приобщены! Сейчас в городе появляются новые книги, духовные собрания, открылся недавно храм… Я вот гулял совершенно случайно и зашел сюда — и вот вдруг Вы здесь…
Я не очень хорошо понимал, что именно хотел сказать.
Он вдумчиво посмотрел на меня.
— А в городе Вы этим интересуетесь?..
— Да, я прикладываю усилия… Я пробовал искать места, людей… Но я думаю, что это все недостаточно, и предполагаю еще этим заняться…
Он серьезно взглянул на меня.
— Что ж, желаю успеха, — сказал он, — Дело, несомненно, стоящее…
Я пока не был готов подробно говорить на эту тему и замолчал.
— Что же, Вы вот так здесь и живете? — снова заговорил я через некоторое время, — Проводите время в созерцании, часами сидите посреди сада?
— Нет, не только это, — охотно откликнулся он, — Развожу огород, читаю книги, иногда бываю в городе.
— Ах, ну да, нужно же Вам что-то кушать! — воскликнул я, — Одним огородом и грибами сыт не будешь — приходится покупать в магазине!.. Но Вы где-то работаете? Где Вы берете средства?..
Он спокойно взглянул на меня.
— Да, вопрос интересный... Конечно, есть кое-какие. Я же не весь год здесь живу, удается кое-что и заработать. Слава богу, есть люди хорошие, предоставляют такую возможность. Мне же много не надо. Осенью и зимой заработаю кое-что — и на лето хватает.
Мы еще немного помолчали.
— Значит, Вы наблюдаете здесь этот мир… — задумчиво сказал я, — Мир Божий... Что же, очень хорошее занятие… Я, например, его полностью одобряю... И что же Вы, интересно,  чувствуете, когда так вот созерцаете?..
— Это довольно трудно описать, — охотно ответил он. (Вообще, мы с ним уже совсем «разговорились», чувствуя друг к другу полное доверие — поэтому и дошла речь до таких «тонких» вопросов, которые даже трудно предположить в людях при первой встрече.) — Вот сегодня, я, например, утром сидел и наблюдал, как солнце встает. Как оно поднимается вот над теми деревьями, а потом перемещается вправо, и потом все выше и выше… И Вы знаете, так засиделся, что просидел до обеда. Так и забыл обо всем, и только смотрел на это небо, на деревья — и Вы знаете, такая ясность во всем была... Я как раз эту ясность и люблю — будто время останавливается, и в душе все затихает, и становишься на это время самим собой.
— Мне кажется, я Вас понимаю! — воскликнул я, — Я, кажется, тоже что-то подобное испытал. Но мне, конечно, не приходило в голову так сидеть целые полдня!
— Ну вот, а у меня тут времени достаточно, — откликнулся он, — Я, бывает, и весь день так провожу. И Вы знаете, особенно интересные результаты получаются, если ничего не есть. Если вот так сидеть, забыв обо всем и отрешившись от всего, с небольшим количеством пищи, то такое состояние наступает... нет, я не смог бы это Вам объяснить.
— О, да Вы у нас прямо аскет!.. — оживленно воскликнул я, — Вы здесь проводите время, как древние пустынники! Я не удивлюсь, если Вы через какое-то время станете святым!..
— Вы знаете, я о них совсем не думал, — улыбнувшись, ответил он, — Я этим летом это сам открыл. Мне вообще многое в этой обстановке как-то само приходит.
Мы опять немного помолчали.
— Знаете, я, пожалуй. все это действительно понимаю, — наконец сказал я, — Мне все это действительно понятно и близко. Знаете,  если бы у меня было побольше времени, я бы, пожалуй, почаще здесь бывал, чтобы эти упражнения вместе с Вами совершать. Но, к сожалению, я занят, у меня в городе дела.
— Но, по крайней мере, Вы все же могли бы иногда здесь появляться, когда будет время, как сегодня, — заметил он.
— Знаете, я бы, пожалуй, действительно был рад, — вновь подтвердил я, — Хоть нечасто и ненадолго, а иногда. Я не знаю, подумаю, может быть, иногда будет получаться... Приходить сюда, чтобы общаться с природой, с этим миром, или, вернее… (я вдруг был поражен этой возникшей у меня мыслью) с Богом. Ведь правда?!.. — воскликнул я, — Ведь Вы на самом деле именно для этого сюда приходите?!.. Вы ведь здесь именно с Богом общаетесь?!..
Он, как и прежде, ясно и спокойно смотрел на меня.
Я огляделся и прислушался. Был жаркий летний день, солнце уже клонилось к закату. Кругом были абсолютные мир и тишина. Стояли несколько яблонь, покрашеные до половины известкой, рядом виднелся старый покосившийся забор. Ползли муравьи по доске, на которой мы сидели, рядом у куста шиповника жужжал шмель. Все было будто погружено в  какой-то мирный сон. Ничто — ни одна травинка, ни один листик или веточка вокруг не колыхались. И вот странно — я вдруг явственно ощутил, что в этой тишине Кто-то есть. Кто-то Вечный и Незримый здесь присутствовал, наполнял собой все, глядел из-за каждой травинки, каждого листа, наполнял Собой воздух, беседовал с нами, видел нас…
Я был поражен этим внезапно пришедшим чувством, и некоторое время сидел, будто прислушиваясь. Потом встал.
— Что же, — сказал я, — Наверное, мне пора. Я очень рад был с Вами встретиться, и надеюсь, что мы еще как-нибудь увидимся. Но теперь уже поздно,  а до города идти довольно далеко...
— Так Вы заглядывайте сюда как-нибудь, когда будет время, — доброжелательно сказал он.
— А Вы здесь часто бываете? Почти всегда? — спросил я.
— Да, иногда отлучаюсь в город, но в основном провожу здесь. Надеюсь так до конца лета — но, впрочем, как Бог даст...
— Но если Вы иногда бываете в городе, то почему бы нам там не увидеться!.. — воскликнул я, — Мне кажется, это было бы даже особенно интересно!..
— Что ж, возможно и это неплохо. Мне кажется, я был бы этому рад. Только я говорю, что сейчас я бываю там редко, и в основном по делам, так что я даже не знаю, каким образом и где мы могли бы там встретиться. А здесь очень даже можно бывать. Вам было бы это даже особенно интересно — выбраться из города, сменить обстановку...
— Если мы с Вами увидимся в городе, я даже скажу место, где это произойдет! — воскликнул я, — Это наш городской храм. Раз уже эта область жизни нас обоих так заинтересовала, то лучшего места невозможно представить!. Если Вы, когда вернетесь в город, ну хотя бы осенью, будете заходить туда, то обязательно рано или поздно меня там встретите. Более определенно, я думаю, назначать и не надо — не давать же нам сразу друг другу свои адреса!
Он внимательно слушал меня.
— Что же, пожалуй, это хорошее место для встречи осенью, или зимой, — согласился он, — Тем более, что я сам последний год полюбил там бывать. Надеюсь, что наше знакомство продолжится. А сейчас, напоследок, я вот бы что хотел у Вас узнать. Ведь Вы интересуетесь событиями в городе?
— Смотря какими, — откликнулся я, — Честно говоря, я живу достаточно замкнуто, и политические, или, скажем, спортивные события меня мало волнуют.
— Нет, конечно, меня интересует только одна область, — ответил он, — Я думаю, та же, что и Вас - это события духовные. Так вот, Вы как-нибудь в них разбираетесь?
— Не знаю... — смущенно ответил я, — Мне кажется, что я только еще начинаю прикасаться к этой области...
— А жаль, — искренне ответил он, — А то я бы хотел от Вас кое-что узнать...
— О чем? — удивленно спросил я.
— Вы знаете, мне кажется, что наш город ждут интересные события... — загадочно сказал он, — И в них бы мне хотелось, насколько возможно, заранее разобраться...
Я удивленно взглянул на него.
— Что Вы имеете в виду?!..
Он с каким-то особым чувством взглянул на меня.
— Разве Вы не замечаете?.. Вы должны были это заметить, даже если только прикасаетесь к этой сфере. Двести человек ходят в  наш городской храм, а несколько тысяч — на квартирные духовные собрания, — сказал он с каким-то особым значением.
Я несколько секунд удивленно смотрел на него.
— Не понимаю, о чем Вы… — наконец, сказал я, — Хотя нет, может быть, и понимаю… Но я всего лишь только прикасаюсь к этой  сфере… У меня еще нет опыта…  Я еще почти не могу ни о чем судить…
Он тоже несколько секунд серьезно смотрел на меня.
— Да, пожалуй, что так… — наконец, сказал он, — Хорошо, не будем об этом говорить... Со временем все само станет ясным… Пожалуй, Вам действительно пора идти. До города далеко, а Вам идти пешком. Отправляйтесь сейчас, чтобы успеть до темноты. А потом как-нибудь приходите. 
Я попрощался с ним, спросил, как мне лучше выйти на дорогу — и зашагал через просеку и через лес в сторону города. По дороге я все вспоминал эту странную встречу. Меня больше всего поражало, как мы сразу с ним "сошлись", и говорили все это время как давние и близкие знакомые. Часа через два, уже в сумерках, я вошел в наш город и вернулся домой. Последней моей мыслью перед сном было то, что я так и не узнал имени этого человека.



ГЛАВА ВТОРАЯ

I.

Эта встреча хотя и имела некоторое отношение к моей истории, но все же в то время еще достаточно отдаленное. Главные события происходили, конечно же, в самом городке. Поэтому вернусь снова к описанию нашей городской ситуации.
Как я уже сказал, это было время бурного проникновения в сонную и неторопливую жизнь нашего городка новой и таинственной христианской жизни. Всюду, если приглядеться, были видны следы этого. Я уже описал свои встречи с представителями зарубежных христианских конфессий на стадионе и в нашем городском парке. В действительности, конечно же, признаков этих необычных изменений было значительно больше. Весь городок был буквально пронизан этими признаками. Устремив сначала свои главные силы на Петербург и Москву, заезжие зарубежные проповедники, в конце концов, обратили внимание на провинцию и практически «оккупировали» наш городок. В центре на улицах города постоянно можно было встретить молодых людей, которые подходили к вам и спрашивали, "знакомы ли вы с Богом?" В газетах и на афишах то и дело появлялись объявления о собраниях в кинотеатре или в  городском клубе, которые устраивала какая-нибудь из этих конфессий. На этих собраниях нашим горожанам раздавали бесплатные Библии и другие интересные книги.
Само собой разумеется, что все эти усилия имели некоторый успех. Многие жители города если не сами, то их знакомые или близкие родственники хотя бы раз, да посещали такие собрания. Некоторая часть таких людей на них оставалась. Поэтому эта, новая сторона довольно скоро заняла заметное место в жизни нашего городка. Все чаще на работе, в домах велись разговоры на эти новые, необычные темы. Появились слухи о каких-то чудесах, исцелениях. Конечно, все это было тогда еще поверхностно, несерьезно — теперь-то я знаю, что подлинная суть Христианства не в том — но это свидетельствовало о близком "касании" к этим темам довольно значительной части населения нашего городка.  Но какова была эта часть населения? Здесь должен сказать, что я могу судить об этой картине лишь очень приближенно. Как я уже сказал, в нашем городке живет около тридцати тысяч. Статистика утверждает, что интерес к религии (когда предоставляется такая возможность) в любом обществе проявляет около одной трети. Из них, однако, лишь десятая часть проявляет к этому серьезный интерес — т.е. начинает ходить в храм, на религиозные собрания. Таким образом, таких, "серьезных" людей в нашем городе могло быть около тысячи человек. Но и эта немалая доля, учитывая сонную жизнь нашего городка и отсутствие в ней каких либо общих серьезных объединяющих интересов. К тому же, как я уже сказал, в действительности этой темой интересовалась гораздо большая доля населения. Кроме того, я отметил, что многие могли прикасаться к этой области жизни через родных и знакомых. Таким образом, как ни странно, но эта новая тема, прежде у нас почти неизвестная и немыслимая, затронула в нашем городке почти всех. 
 Но я опять говорю в целом о христианстве, без различения конфессий. Конечно, я понимаю, что этого недостаточно, и меня самого это не удовлетворяет. Итак, что можно было сказать о нашем городском храме? Как я уже сказал, я с самого начала каким-то шестым чувством сумел осознать, что все эти конфессии, проповедники, в конце концов — наносное, чужое, а храм — это наше родное, исконное. Итак, конечно, в то время он не мог составить достойной конкуренции всем этим заезжим проповедникам. Я уже как-то сказал, что сначала он вовсе был закрыт. Потом его открыли, но очень серьезного веса, влияния он не имел. Батюшка служил один, прихожан поначалу ходило сравнительно немного. Какой-то серьезной проповеди, приходской школы поначалу не было. Короче, было от чего прийти в смущение действительным "ревнителям" исконной конфессии. Но справедливости ради надо сказать, что я с самого начала проникся к этому месту каким-то особым уважением. Меня оно как бы притягивало, хотя я поначалу и не очень часто ходил туда. Тем не менее, могут быть интересны мои впечатления от этих первых посещений. Теперь это может иметь лишь историческое значение, как некоторое свидетельство о тогдашней религиозной жизни нашего городка.
Итак, в одно из воскресений того лета я все-таки в первый раз решил зайти в храм. Преодолев некоторое смущение, я с площади заглянул в притвор, и потом прошел дальше. Здесь эта обстановка меня и охватила. Храм наш старый, большой. Когда-то это был целый собор. Высоко поднимаются его древние серые своды. Конечно, тогда он был совсем неустроенный, не то что теперь — росписи на стенах облупились, штукатурка осыпалась, икон почти не было. Как я уже сказал, священника прислали совсем недавно — всего год или полгода назад, и у него не было, конечно же, сил произвести ремонт. И все же посещение храма оставило во мне совершенно особенное впечатление.
Я долго стоял в его прохладной тишине, глядя на уходящие вверх своды. Перед  иконами горели редкие свечи. Несколько  лампадок светились около алтаря.  Что-то мерно читал чтец. Прихожан было совсем мало — но я и зашел в тот раз в середине дня, уже после службы.  Мной овладело какое-то совершенно особое чувство. В первый раз после того случая в лесу я ощутил какое-то присутствие, то, что здесь Кто-то есть — но только иначе, более глубоко, более определенно, чем тогда…
Как я узнал впоследствии, в храме к тому времени уже был хор. Его составили сами прихожане — в основном, старые бабушки, которые сумели сохранить веру еще с тех, прежних времен. Я очень уважаю таких бабушек, но, по понятным причинам, этот хор звучал несколько  пискляво. Собрать профессионалов, или подготовить молодых прихожан, так же, как и провести ремонт храма, у священника тогда не было возможности. Но странное дело — несмотря на это писклявое звучание и на некоторое отсутствие слаженности, хор не оставлял впечатления плохого, и даже создавал в храме некую особую атмосферу. В этом даже, как мне кажется, было что-то привлекательное. За облупленными стенами, и за осыпавшимися фресками, и за этим непрофессиональным хором я как бы ощущал какую-то внутреннюю правду. Таковы были мои первые, еще тогдашние впечатления от нашего храма.
В то лето я еще несколько раз приходил сюда. Зашел я как-то и на воскресную службу. Это посещение произвело на меня совершенно особенное впечатление. Вопреки моим ожиданиям,  прихожан было довольно много. Думаю, всего было человек около трехсот. Люди стояли почти везде, так что яблоку было негде упасть. Были старые, и молодые, и простые люди, и "интеллигенция", несколько человек было знакомых. Весь храм был полон горящих свечей. Возвышенно и отчетливо звучали возгласы священника. Вся эта картина произвела на меня чрезвычайно светлое и возвышенное впечатление. "Вот, как бы думал я, выходит, что эта сторона жизни есть, что она существует теперь и у нас, возрождается..."
Вот, собственно, пока и все впечатления о нашем храме. Впоследствии я лучше познакомился с ним и чаще стал заходит туда. Тогда же это были лишь первые мои прикосновения к этой жизни. Поговорив с Ирой и посетив тогда то квартирное собрание я чувствовал себя обязанным совершать некоторые шаги в этом направлении, хотя еще и не знал, какие именно. По крайней мере, мне казалось, что совершенно естественно было зайти в храм.
Возвращаюсь, однако, к общему описанию ситуации. Как можно в целом охарактеризовать нашу тогдашнюю обстановку в этом новом и непривычном для нас отношении? Я думаю, ее можно охарактеризовать, как первое проникновение Христианства в нашу жизнь. Конечно, все это было тогда еще не очень твердо и серьезно, и вера во многих была еще не слишком крепка — но интерес к этой теме, несомненно, был. Картина воскресного богослужения в нашем храме ясно показывает, что далеко не все поддались на уверения заезжих проповедников.  Конечно, какая-то часть жителей нашего городка откликнулись и на их призывы.  Но какова была эта часть, какова была действительная картина в этом отношении? Выше я сказал, что по-настоящему откликнулись на призыв Христианства у нас около тысячи. Из них, как оказалось, около трехсот человек ходили в храм. Получалось, что существует еще несколько сотен, которые веровали помимо храма. Но все ли они были не православными? Об этом судить не могу, поскольку сам я с этой картиной совершенно незнаком. Но можно предположить, что и из православных многие ходили в храм далеко не каждую неделю. Кроме того, и в тот день, когда я там побывал, некоторые могли там оказаться случайно, как и я сам. Так что общая картина все равно остается непонятной. Во всяком случае ясно, что в словах моего нового лесного знакомого о том, что "лишь несколько сотен ходит в наш городской храм,  а несколько тысяч — на вечерние квартирные собрания" заключалось некоторое преувеличение. В нашем городке просто не было такого количества серьезно верующих. Однако, некоторая правда в них все же содержалась, как это выяснилось впоследствии. Связано это, однако, оказалось уже не с взаимоотношениями Православия с другими конфессиями, а с некоторыми обстоятельствами внутри самой Православной Церкви. На этом и основано главное содержание моего рассказа. Во всяком случае, об обстановке в других конфессиях судить совершенно не могу, поэтому и сосредотачиваю окончательно все свое внимание на родном Православии.
Могут сказать, зачем я вообще уделяю столько внимания этой теме, если вообще христианством у нас заинтересовалось всего около  тысячи человек? Зачем посвящать такие долгие рассуждения теме, которая не интересует большую часть населения? Я, конечно, прекрасно понимаю, что большинство людей, населяющих этот Божий мир, большую часть своего времени просто работают, отдыхают, предаются развлечениям, наконец, просто спят, пьют, едят. Обращать внимание на Того, Кто сотворил для них это место развлечений и Кто привел их в этот мир, как-то не в их правилах. Но я стараюсь рассказывать только о самом важном. Теперь, после того, как я сам прикоснулся к этой области жизни, я, честное слово, не знаю, о чем  бы я мог еще писать. Тема эта, как мне кажется, "перекрывает" все прочие темы, и в ней мы можем найти все основания и ответы на все прочие вопросы, которые только могут нас интересовать. Поэтому я и посвящаю все мое внимание целиком именно ей. Но ради справедливости надо сказать, что этот "выигрыш" будет достигнут за счет других тем, которые в этой моей работе будут почти не освещены. Так, читатель не узнает отсюда, как правильно вскопать огород, или как построить дом, или как изготовить самолет или машину, ни даже того, "как правильно выйти замуж". За все хорошее надо платить. Все эти страницы будут целиком посвящены довольно тонким и возвышенным вопросам. 
К этому стоит добавить, что вообще обстановка для проникновения христианства в наш городок была в то время довольно благоприятной. Люди жили тихой, размеренной жизнью, вообще интересов и развлечений было довольно мало. Вполне подходящая обстановка, чтобы проявлять интерес к чему-то новому, чтобы воспринять что-то из рук людей, которые хотят вам что-то передать. Поэтому не будем смущаться скромностью этой цифры — одна тысяча. В действительности обстановка, как я уже сказал, была до конца непонятна. Быть может, все это вызвало и более глубокий отклик, который просто в то время не лежал на поверхности. Так что на самом деле эта тысяча было  вовсе не так мало, и благодаря ей, как я уже сказал, весь город был постепенно вовлечен в орбиту новых интересов. Ну, а теперь пора переходить к продолжению рассказа.

II.

После посещения с Ирой того собрания я, как уже сказал,  вовсе не стал постоянно ходить на них, а вернулся к своей обычной частной жизни. В храм, как я уже сказал, я заходил пару раз — но это тогда тоже не стало постоянной моей привычкой. В общем, можно даже сказать, что я тогда сделал некоторый «шаг назад». Об этом, как-то раз собравшись и обсуждая свои обычные вопросы, мы и заговорили с Ирой.
— Мне кажется, Вам не стоит слишком торопить себя, — сказала она мне спокойно и взвешено, — Вообще, это не та область, где можно чего-то добиться поспешными и торопливыми усилиями. Все должно прийти в свое время, своим чередом. Мне кажется, что нужно просто ждать — и все со временем само устроится. Ведь Вы человек верующий. Теперь уже Бог сам Вас ведет. Положитесь на Его волю — и все со временем само устроится. Конечно, нужно некоторые усилия и самому совершать.
Я принял эти ее размышления как вполне разумные. В конце концов, я просто положился на ее опыт. Я ведь и прежде решил довериться ей, во всем положиться на нее. Поэтому я не стал в то время "форсировать" мои духовные поиски.
Между тем осень пришла в наш городок. Деревья на улицах стали желтеть, воздух стал более прохладный, скоро и ветер погнал по улицам нашего городка сухие осенние листья. С этим временем для меня был связан некий внутренний перелом. Я снова как бы потерял мои внутренние цели, снова впал в некоторую апатию. Жизнь моя в городке снова начинала казаться мне бессмысленной, я снова подумывал о том, не стоит ли мне перебраться назад в Москву. Короче, в моей духовной жизни наступило некоторое затишье.
В один из таких дней я вышел из дома на улицу. Стоял уже октябрь, но некоторые дни выпадали довольно ясные. Было совсем солнечно, но погода стояла особая, осенняя, небо было какое-то особо ясное и холодное. Я пошел гулять куда глаза глядят, и зашел на одну из соседних улиц. Здесь стояли редкие дома, между ними виднелись заросшие деревьями дворы, в нижних этажах некоторых домов  виднелись то аптека, то магазин.
Я неторопливо шел по улице. Вдруг в одном из дворов я заметил компанию каких-то подростков. Они стояли недалеко от ближайшего  подъезда, и как будто что-то выжидали. Вдруг из подъезда вышел какой-то пожилой человек. Они сразу бросились к нему, выхватили у него из рук сумки и куда-то исчезли. Я уже было думал бежать ему на помощь, или в соседнюю милицию. Но тут они вдруг появились, неся полные сумки продуктов, заботливо отдали ему, предупредительно и  вежливо взяли под руки и ввели его обратно в подъезд. Оказалось, они практически мгновенно успели сбегать в соседний магазин, куда, видимо, он и направлялся. Мне оставалось только руками развести.
Я пошел дальше по улице. Скоро я встретил инвалидную коляску, которая выезжала из аптеки. В ней ехала одна пожилая женщина, у которой, насколько мне было известно, были больные ноги. Вдруг откуда ни возьмись снова появились какие-то молодые люди (я даже не могу и предположить, где они прятались), окружили ее, и заботливо куда-то повезли. Тут уж мне пришлось призадуматься. Все эти удивительные события, конечно, не могли быть простым совпадением. Еще насчет того старика можно было  предположить, что те молодые люди были его внуками, или что-то в этом роде — но женщину эту я немного знал, и был в курсе, что таких молодых родственников у нее не было. Нет, дело было в чем-то другом. Создавалось впечатление, что я стал свидетелем какой-то удивительной и трогтельной массовой  заботы о стариках. Ничего подобного — ни здесь, ни в Москве — прежде я не встречал. Все это было совершенно непостижимо, удивительно.
Я пошел дальше. Здесь скоро я стал свидетелем еще одной сцены. В одном из дворов между деревьями стояла беседка, и в ней собралась группа молодых людей.  Слышались звон гитары и пение. Подойдя ближе, я различил довольно приятную мелодию и слова. Не могу сейчас в точности передать этих слов, но в них постоянно повторялось:  «Бог, Отец Небесный, Мария, Иисус» — т.е. песня была явно духовного содержания. Что же, этим, может быть, — подумалось мне, — объяснялось многое из недавних виденных мною сцен. Очевидно, здесь действовала какая-то христианская благотворительная организация. Кто были эти молодые люди, какой конфессии, я не знал — я тогда еще не очень хорошо в этом разбирался. Но мне вдруг очень захотелось подойти к ним и заговорить. Некоторое время я стоял за деревьями и не решался. Потом все-таки преодолел свою природную замкнутость и подошел к беседке.
— Здравствуйте, молодые люди, — не очень уверенно сказал я, — Вы  здесь что, занимаетесь благотворительностью?
Они некоторое время смущенно смотрели на меня, а потом вперед выступил один из них, самый бодрый и уверенный.
— Да, — довольно гордо ответил он, прямо глядя мне в глаза, —  Мы здесь отлавливаем стариков и покупаем им продукты.
— Это замечательно! — воскликнул я, — Лучшего даже быть не может! А извините, можно задать вам вопрос — какой вы конфессии?
Этот вопрос смутил их, так что они некоторое время переглядывались. Потом заговорил другой из них, более сдержанный.
— Это Вам лучше будет узнать, если Вы придете на наши собрания.
Он вдруг вынул из кармана листок и подал мне. Я как-то машинально взял и прочитал. В листке значилось:
 
— если Вы одиноки, если у Вас есть трудности в общении;
— если Вы хотите изучать Библию;
— если Вас интересует Церковь и Вы ищете дорогу к храму —

то приходите на наши собрания.

Далее следовала информация о том, когда и где проходят собрания, а в самом низу крупными буквами было написано: "Русская Православная Церковь" — и стояло благословение какого-то епископа.

Я некоторое время с удивлением рассматривал листок.
— Вроде все правильно... — произнес я, — Православная Церковь, и благословение епископа... А то сейчас ведь знаете, как много всяких развелось... Не успеешь глазом моргнуть, как куда-нибудь затащат... Так что имейте в виду, что если вы — одни из них, то я к вам не пойду! Даже и не приглашайте, и не зовите!.. Я православный человек, я храню верность своей родине, так что мне все это совершенно не интересно!..
Они снова переглянулись.
— Ну что Вы, — сказал мне более сдержанный, — Мы вовсе и не думаем Вас ни в какие такие места зазывать. Мы сами православные люди, заботимся о возрождении родной страны  и ходим в православный храм. Так что смело приходите на наши  занятия — это ровно ничем Вам не грозит.
— Да? — азартно произнес я, — А почему же вы сразу мне этого не сказали?
— Просто такие вопросы не принято обсуждать на улице, — спокойно объяснил он, — Лучше было, если бы Вы сами, своими глазами прочли.
Я понемногу приходил в себя от удивления.
— И эти собрания благословил священник?
— Да... благословил.
— И на них изучается церковное учение?
— Да, конечно... А какое же еще?..
— Дело в том, что меня немного смутила форма, — снова принялся объяснять я, — Здесь говорится о проблемах с общением... и про изучение Библии... Все это как раз то, что мы привыкли связывать с разными сектами.
— А почему Вы считаете, что все это не должно быть свойственно Православию? — увлеченно начал объяснять молодой человек, — Разве не должна Православная Церковь как-то вмешиваться в жизнь, помогать людям решить их реальные проблемы!.. А насчет изучения Библии — так это то, что нужно знать христианам любой конфессии, и я не понимаю, почему наша Церковь должна быть исключением!..
Я, пожалуй, был склонен с ним согласиться.
— И что же, вы все ходите в храм? — продолжал спрашивать я.
— Да, мы бываем там... иногда. По крайней мере, не отрицаем храма и священников, — вставил другой.
В этом что-то показалось мне странным, но я не стал уточнять. О чем я мог здесь судить, если сам посетил наш храм всего лишь два или три раза!
— А те молодые люди… которых я встретил прежде… они тоже из ваших? 
— Да, мы сегодня вместе шевствуем над этим районом, — с чувством собственного достоинства ответил первый молодой человек, — Как я уже сказал, мы ловим стариков, и...
- Да-да, конечно, спасибо...
Мне все еще было как-то не по себе. Вся эта новая информация меня смущала.
Молодые люди еще некоторое время с сочувствием смотрели на меня, а потом второй вновь сказал:
— Вы действительно совершенно напрасно беспокоитесь. Конечно, совершенно понятна Ваша осторожность и нежелание попасть к  каким-то сектантам — но уверяю Вас, что в данном случае Ваши опасения совершенно напрасны. Наши собрания проходят от Православной церкви, они благословлены священником, на них изучают все, что связано с церковью. Так что Вы можете совершенно спокойно туда заходить. Конечно, у нас там есть много нового, и многое непривычно... но Православная Церковь ведь не стоит на месте, и вынуждена откликаться на запросы нашего времени.
Что ж, со всем этим я, в основном, был согласен. Только некоторые моменты меня по-прежнему смущали — то, например, как он сказал, что их собрания благословлены священноначалием, или что на них изучается православное учение. То есть, по-видимому, он говорил правду — и все же это по-прежнему меня смущало. Но в чем именно, я не мог понять.
— Значит, — сказал я, чтобы подвести итог разговору, — Я мог бы прийти на эти собрания, чтобы познакомиться с другими верующими людьми и с церковным учением?.. И еще там, кроме того, будет изучение Библии, и меня научат решать мои внутренние проблемы?
—  Да, я думаю, что так, — серьезно сказал молодой человек.
— Что же, тогда я, пожалуй, возьму этот листок.
— Возьмите, возьмите, — подхватил и другой,  — Возможно, когда-нибудь Вас Бог к нам приведет... Это действительно стоящая вещь — там можно узнать много полезного. По крайней мере, у нас никто не разочаровывается и не жалуется. Впрочем, я Вас не зазываю, а как Вы сами решите.
 Я  попрощался с молодыми людьми, которые проявили ко мне такую доброжелательность, и зашагал дальше по залитой ярким солнечным светом осенней улице. Признаюсь, что  этот разговор заставил меня о многом задуматься.

III.

Однако, я далеко не сразу пошел по адресу, указанному в этом листке. Видимо, правда "в этой области жизни" нужно избегать всякой торопливости. Я продолжал встречаться с Ирой, время от времени говорил с ней об этой теме, но не предпринимал никаких конкретных шагов. Между нами как-то само собой было договорено, что «не нужно никуда спешить» и что меня «сам Бог ведет».
Между тем осень окончательно вступила в свои права. Теплые дни кончились, все чаще шел постоянный дождь. Грустно было сидеть дома одному, глядя на невыразительный угол моего двора и на стекающие по оконному стеклу струи дождя. Снова мной овладело печальное и беспокойное настроение. В эти дни я и вспомнил про то странное объявление. В конце концов, что я терял? Все равно я сидел в этом городе совершенно без дела (работа, которую я имел, была совершенно формальная — о ней я еще в свое время скажу)! Знакомых, кроме уже известной семьи, жившей в соседнем доме, у меня здесь почти не было, за полтора года они так и не появились! То собрание, которое я как-то летом посетил с Ирой, конечно, произвело на меня доброе впечатление — и все же мне было на нем как-то непривычно, и я второй раз не решался туда пойти. В этих условиях вполне естественным было стремление попробовать сделать следующий шаг. Я вполне мог попробовать познакомиться с этими людьми, прикоснуться к их жизни. Встреча на улице с молодежью оставила во мне тоже доброе впечатление. По всему судя, стоило попробовать совершить этот следующий шаг.
Правда, имело смысл посоветоваться в этом деле с Ирой. Все-таки я решил ориентироваться здесь на нее, выбрал ее себе в этом деле "в учителя". Но в конце концов я решил, что не все же я должен делать по ее совету! Могут у меня быть и какие-то свои усилия, и впечатления, которые я потом, если они стоят того, мог бы с ней обсудить! Поэтому я решил в этот раз действовать самостоятельно.
В конце концов я все же собрался и отправился по этому адресу. В тот день с утра лил дождь, но после обеда немного развиднелось — вот в этот-то час я и вышел из дома. Облака над городом совсем разошлись, даже выглянуло солнце. Я разглядывал бумажку с адресом, стараясь понять, где же находится нужное место. Спросив у кого-то из прохожих, я узнал, что есть такая большая улица недалеко от центра. Дойдя туда, я скоро нашел и нужную улицу, и номер дома. Дом оказался большой — один из «высотных» домов, которые стоят у нас только в районе центра, т.е. в пять этажей. Он стоял углом на пересечении двух улиц, и подъезды у него выходили внутрь. Обойдя угол дома, я зашел во двор и стал искать нужную квартиру. В объявлении, как ни странно, был указан номер квартиры, как будто речь шла о какой-то частной фирме. Подъездов в доме оказалось три. Зайдя в первый подъезд, я обнаружил полное запустение — лестница была неубрана, краска на стенах облуплена, на ступеньках толстым слоем лежала пыль. Впечатление было такое, что в этом подъезде вообще никто не жил. Здесь нужно сказать, что в нашем городе вообще довольно много если не пустых, то полупустых домов. Это связано с какими-то не совсем понятными для обычного человека процессами, которые последнее время происходят в нашем обществе. Я не специалист в этнографии, демографии и культурологии — но последние десятилетия, говорят, в жизни этого региона вообще заметны черты некоторого упадка. С этим и связана странная ситуация с населением наших домов. Я не буду в моем рассказе специально на этом останавливаться — но вообще это тема,  над которой, видимо,  следовало бы задуматься особо.
Сообразив общее число квартир в доме, я рассчитал, что нужная мне квартира должна  находиться во втором подъезде. Выйдя снова на улицу, я оглядел двор. Он был совершенно неухоженный, так же как и  подъезд. Честно говоря, я даже не ожидал встретить в центре города такое запустение. Весь двор зарос крапивой и сорной травой. У стены дома лежала большая куча битого кирпича и какие-то ржавые трубы.
Тут я заметил, что во дворе появился еще человек и вошел именно во второй подъезд. Я скорее последовал за ним. Здесь, во втором подъезде обстановка оказалась, без сомнения, гораздо более привлекательная. Пыли лежало гораздо меньше, на лестнице были видны следы. Я стал подниматься наверх, разглядывая дверные таблички, и тут услышал, как вверху, совсем недалеко хлопнула дверь. Поднявшись на третий этаж, я, наконец, нашел нужную квартиру.
Вид у этой двери тоже был более чем скромный. Она была окрашена белой краской, но краска местами облупилась. Никакой вывески на двери не было. Не было также и звонка. Все это произвело на меня удручающее впечатление. Вся обстановка в этом доме, даже и в этом, более "цивильном" подъезде была какой-то несерьезной. Но тут я заметил на дверном косяке, прямо на белой краске нацарапанный чьей-то рукой, каким-то острым предметом простой христианский крест. Я сразу ободрился — без сомнения, я пришел, куда надо. Постояв еще немного в раздумье, я постучал.
 
Почти сразу за дверью раздались шаги. Скоро на пороге появилась женщина, с добрым и приветливым лицом.
— А что же Вы стучите? — участливо спросила она, — Здесь же открыто, все сами заходят.
Я внимательно вгляделся в нее. Таких людей мне прежде редко приходилось встречать. От нее исходили какие-то особые доброжелательность и приветливость. Взгляд был очень ясный, спокойный. Все выражение лица, я бы сказал, было какое-то чистое. Глядя на нее, я еще раз убедился, что, по-видимому, попал куда надо. «Если здесь есть такие люди, — как бы подумал я, — то они, наверное,  действительно могут сделать то, о чем говорится в том листке, и даже, наверное, гораздо больше…». Вся тревога и беспокойство, которые были у меня еще минуту назад, теперь прошли.
— А… я не знал, — смущенно ответил я на ее слова, — Я здесь в первый раз… Я... вот по этому листку. (я показал ей листок, который держал в руке)
Она приветливо улыбнулась и отступила с порога.
— Проходите... К нам многие приходят — и все бывают довольны.
Я шагнул через порог.
— Вот здесь у вас написано, — смущаясь, начал я, — что здесь у вас  помогают решить всякие проблемы… Или нет, меня лучше интересует, как найти свой путь в Церковь... Что, это действительно правда?
Она серьезно взглянула на меня.
— Конечно...  ведь все это связано.
— И... что для этого нужно? Что я сам должен для этого делать... куда-то ходить?
— Для этого Вы должны всего лишь ходить в храм, читать Библию, и... приходить к нам сюда...
— А я уже0 несколько раз заходил в храм! — оживленно воскликнул я, — И Евангелие уже немного читал!.
— Ну вот и хорошо, — улыбнулась она, — Значит, Вам остается одно — приходить к нам.
— А... когда? — спросил я, — Я надеюсь, не очень часто?
— Всего раз в неделю, — улыбнулась она.
— Что ж, по-моему, это мне подходит... — задумчиво сказал я, — И что — здесь действительно можно изучить церковное учение, и познакомиться с другими верующими людьми?
— Это будет зависеть от Ваших усилий. А вообще такая возможность здесь есть. 
— И... когда можно приходить?
— Об этом сейчас можно договориться, — спокойно сказала она, — Вам когда удобно? Можно по понедельникам, по вторникам, по средам, по четвергам или по пятницам.
— Ну... можно, например, по пятницам, как сейчас.
Она на минуту задумалась.
— Тогда прямо сегодня можно начать. (она взглянула на часы) Как раз через полчаса начнется очередное занятие.
Я подумал и кивнул.
Она прошла по коридору в дальнюю комнату и скоро вернулась с каким-то серьезным молодым человеком.
— Вот, Сергей, новый слушатель, — сказала она, — Хочет найти свой путь к храму. Мы договорились, что он будет ходить по пятницам — и, получается, что, значит, как раз в твою группу.
— Ты уже с ним говорила? — спросил Сергей.
— Да, я думаю, что намерения у него вполне серьезные.
— Тогда пусть идет и ждет в комнате. А я после беседы с ним тоже поговорю.
После этого они оба отвели меня в ближайшую комнату, еще совершенно пустую, в которой через некоторое время должно было начаться занятие, и оставили одного. Я сел на стуле у стены и стал ждать. Тут коротко опишу обстановку квартиры, как я ее увидел тогда. Это была одна из тех больших коммунальных квартир, которых довольно много в нашем городе. Уж не знаю, почему и для чего они в нашем городке появились. Вдаль уходил довольно длинный коридор, от него в обе стороны отходило несколько дверей. В простенках между ними висели какие-то стенды, которые я еще не успел разглядеть. Свет в коридоре не горел, но он был неплохо освещен с кухни, коридор к которой отходил прямо от двери налево, и из двух-трех открытых дверей. Сразу около двери стоял небольшой столик дежурной, за которым она принимала посетителей.
Я остался сидеть в ближайшей комнате, слыша через открытую дверь, что делается в коридоре. Скоро стали приходить другие люди. Они входили в ту же комнату и рассаживались по стульям. Очевидно, они ждали того же занятия. Потом я услышал, как открылась другая дверь, и из нее стала выходить целая толпа. Очевидно, что закончилось какое-то другое занятие, какой-то другой группы. Скоро все снова успокоилось, а в нашей комнате собралось уже довольно много народа. Посреди комнаты стоял большой стол, и люди постепенно занимали за ним места. Скоро все были в сборе. Через некоторое время появился все тот же ведущий, которого я уже знал — Сергей — и тоже пригласил меня подсесть к столу.  Наконец, все заняли свои места, и собрание началось.

IV.

Все развивалось по тому порядку, который был уже мне знаком. Сначала прозвучали вступительные молитвы. Затем началось чтение Евангелия с размышлениями и объяснениями. Вообще, все это удивительно напоминало то собрание на квартире, свидетелем которого я уже как-то был летом. Только здесь явно выделялся ведущий, который совершенно явно руководил и управлял собранием. Поразмышляв, я, кажется, понял причину этого — там, видимо, собирались уже опытные члены общины, которые могли организовывать свою жизнь самостоятельно, а здесь — люди, пришедшие, как и я, недавно, которых еще нужно было "наставлять".
Вскоре снова помолились и начали готовиться к трапезе. На столе уже стоял электрический чайник, женщины доставали из шкафа чашки и тарелки, а из своих сумок — то, что было заранее дома приготовлено. 
Наконец, снова прочитали молитву и сели пить чай. В этот момент ведущий взял слово и сказал (передаю его слова приблизительно, так, как мне удалось запомнить — так же как и весь этот эпизод собрания):
— Дорогие члены Братства! Вот мы с вами снова собрались за этим столом, чтобы молиться и познавать Бога. Но к Богу невозможно идти в одиночку, каждый сам по себе. Мы должны обязательно знать друг друга, чувствовать, что мы друг другу — братья и сестры. Поэтому примерно через три месяца после начала занятий у нас в Братстве принято проводить знакомство, т.е. пусть каждый расскажет сам о себе. Вот давайте мы этим в этот раз и займемся, чтобы нам иметь друг о друге представление. Пусть каждый кратко расскажет о своей жизни, и о том, как он пришел в Братство, и какие изменения это произвело в его жизни. Будем выступать по очереди — а остальные должны внимательно слушать. Видимо, в этот раз мы не сможем всех выслушать — ну что же, это занятие останется нам на следующий раз. Давайте по порядку, по часовой стрелке, и начнем мы... давайте вот с Вас.
Он указал на немолодую уже женщину, которая сидела прямо рядом с ним. Та немного смутилась. Но он приветливо глядел на нее, так что она приободрилась, села поудобнее и оглядела собравшихся.
— Во-первых, представьтесь, пожалуйста.
— Раба Божия Алевтина.
— Ну что же, Алевтина, что Вы нам расскажете о Вашей жизни?
Она опустила голову и задумались. Видно было, что начало рассказа дается ей нелегко. Все собравшиеся терпеливо ждали. Наконец, она подняла голову и откашлялась. Это была женщина лет шестидесяти с добрым и открытым лицом. Взгляд ее выражал  доверие к собравшимся.
— Ну, что я могу рассказать… — задумчиво начала она, — Жизнь моя, признаюсь, была не очень легкая. Детство мое пришлось на войну. Мы жили в эвакуации, голодали. Отец ушел на фронт и не вернулся. Так я и выросла без отца. Потом — разруха, послевоенные годы. Слава Богу, удалось создать семью, вырастить сына... И вот теперь — снова совсем одна! Муж у меня умер, сын женился и уехал. Жизнь стала совершенно бессмысленной... И вот теперь я вдруг встретила вас! (совсем другим тоном воскликнула она) Это меня так поддержало, так мою жизнь изменило! У меня теперь будто снова есть свой дом, своя семья! Здесь меня знают и любят. Я так благодарна всем вам, я так благодарна Вам, Сергей!.. Я не знаю, что бы я иначе делала, что бы со мной было!.. Но самое главное — я благодарна Богу, — еще с новым, особенным чувством сказала она, — За то, что Он меня нашел, и что я Его нашла. С детства у меня не было отца, и вот теперь я обрела его — на Небесах! Теперь я уже никогда в жизни не буду одинока!.. Он всегда видит, помнит меня, и помогает мне. Теперь в жизни моей всегда есть смысл. Я, может быть, уже давно погибла бы без этого... И все это — благодаря вам! (вновь повторила она) Я вам так благодарна!.. Как хорошо, что есть Церковь, что есть Бог, и что есть вы! Спасибо вам, дорогие!..
Тут вдруг случилось неожиданное — она уронила голову на руки и заплакала. Все с пониманием и сочувствием глядели на нее. Ведущий Сергей серьезно молчал. Через некоторое время он негромко произнес:
— Слава тебе, Боже наш, слава тебе!.. Помолимся о сестре Алевтине.
Все собравшиеся сосредоточенно замолчали. Слышно было, как за окном негромко шумит осенний ветер. Потом Сергей снова обратился к собравшимся.
— Ну что же, пойдем дальше? Кто следующий? Если следовать нашему правилу, то Вы, — он обратился к невысокому коренастому мужчине, который сидел рядом с ней.
Тот уже знал, что следующая очередь его, и, видимо, заранее приготовился. Это был средних лет мужичок, довольно простоватого вида — сразу можно было сказать, что из рабочих. Таких часто можно  видеть на стройках, в каких-нибудь мастерских — работящих и смекалистых, но, быть может, часто не слишком культурных и образованных. Он глубоко вздохнул, улыбнулся, почесал у себя в затылке — и, наконец, начал.
— А я чего... Я ничего... Что же про себя рассказать такое-то?... Я, конечно, не мастер говорить —  но если уж такое дело, то что ж поделаешь!.. Короче, работаю я слесарем. Ну, что еще сказать?.. Конечно, стараюсь хорошо делать свое дело.  Ну, разумеется, есть и это малость (он смущенно усмехнулся).  Бывало, что и в милицию попадал. Несколько раз меня даже "зашивали". Но толку от этого никакого — все равно не могу с собой совладать. Потом у нас храм открыли. Друг и говорит — шел бы ты, Колька, туда работать, слесари там нужны. Да еще, может быть, и человеком сделаешься. Я и пошел. Только там-то, в храме я еще выпивал. А тут вдруг один из прихожан и расскажи мне про вас! Ну, я пришел один раз, другой — странно все это, вроде бы не для меня... А потом пристрастился и стал ходить. И вот, представляете (оглядел он собравшихся), уже два месяца — ни в одном глазу! Даже и не тянет! В храм на службы хожу, Евангелие с вечера до утра читаю! Ну когда со мной такое бывало? Можно сказать, что заново родился. Новым человеком сделался. И все это, можно сказать, только одним средством — силой Иисуса Христа! Вот ведь какое в жизни бывает!.. (он с гордым удивлением оглядел собравшихся)
Все за столом весело улыбались. На лице ведущего тоже играла добрая улыбка.
— Помолимся о рабе божьем Николае, — сказал он, — Обратите внимание, что некоторые наши братья принимают участие в восстановлении храма (как бы с некоторым особым значением добавил он).
Следующей была очередь еще довольно молодой женщины, но довольно изможденного вида. Чувствовалось, что она страдает от какой-то серьезной внутренней болезни.
— Раба Божия Маргарита, — представилась она, — Ну что мне сказать?.. Вы все про меня знаете. Врачи сказали, что я долго не проживу. Лечить меня бесполезно. Остается только страдать и ждать неизбежного, мучительного конца. Ну как бы я одна это выдержала?.. Да я бы уже от одних этих мыслей, наверное, давно бы померла!.. А так, с вами — еще куда ни шло!.. Я хоть знаю, что все обо мне молятся и желают мне исцеления! Разумеется, я все равно умру — но так, с помощью ваших молитв мне это сделать будет значительно легче. Я теперь могу положиться на волю Божию и принимать все, что Он мне ни пошлет. Но самое главное, что я теперь знаю, что после смерти меня ждет на Небесах! Я знаю, что буду там вместе со Христом и ангелами! И поэтому мне совершенно не страшно умирать! Я даже хотела бы поторопить это событие, чтобы поскорей быть на небесах с Богом!.. Но даже если Богу будет угодно, что я не умру, а, наоборот, выздоровею, то я и это приму, потому что, повторяю, я теперь привыкла принимать все, что от Бога! Тогда я еще долго буду наслаждаться общением с вами, читать вместе с вами Евангелие — а умру, может быть, как-нибудь потом.
Ее выступление произвело на присутствующих странное впечатление. Начав слушать ее серьезно, многие потом начали глядеть на нее с удивлением и некоторой неловкостью. Когда она закончила, никто не нашелся, что сказать. Быть может, у многих возникло ощущение, что она говорит об этих серьезнейших вещах не совсем серьезно. ..
— Помоги Господи сестре Маргарите, — сказал Сергей, — Только я попросил бы вас, дорогие братья и сестры, быть более собранными.
Слово перешло к следующему выступающему. Так высказались еще два или три человека, выступлений которых я здесь не привожу, ограничиваясь этими тремя. За все это время никто из присутствующих практически не притронулся к чаю. Но теперь, наконец, наступило время чаепития. За столом еще поднимали какие-то вопросы их общей жизни, обсуждали некоторые церковные темы. Наконец, вновь начали молиться. В сущности, это было чрезвычайно похоже на то собрание, на котором я когда-то был — тоже говорили о своих знакомых, родных и близких.  Потом убрали чашки со стола, помыли их на кухне, и начали расходиться. Скоро в комнате почти никого не осталось — я же сидел и не уходил, поскольку мне, очевидно, еще предстоял разговор с ведущим собрания. Он что-то сидел и писал, и потом уже хотел обратиться ко мне — но тут в комнату вошли еще несколько человек. Они смеялись,  оживленно разговаривали — и тоже, очевидно, хотели к нему подойти. Я обернулся на их голоса — и вдруг заметил среди них Иру! Она тоже увидела меня, отделилась от них и подбежала ко мне. Взгляд ее выражал одновременно радость и удивление.
— Как, Андрей Петрович, и Вы здесь? — воскликнула она, — Но откуда, каким образом?!.. Я Вас совершенно не ожидала здесь увидеть!.. Я была уверена, что прежде, чем Вы отправитесь в какое-нибудь подобное место, Вы посоветуетесь со мной.
— Я и хотел посоветоваться, Ира, но встретил ваших братьев...
— Это каких же?.. — переспросила она.
— Тех, которые ловят на улице стариков.
— А, это братья из нашего социального служения... И они посоветовали Вам сюда прийти?
— Да... А что, наверное что-нибудь не так... Наверное, мне не нужно было сюда приходить.....
— Нет, почему же, — откликнулась она, — Вы совершенно правильно поступили. Я очень рада... Только все это как-то неожиданно... И Вы что же — сегодня уже были на занятии? — живо поинтересовалась она.
— Да, вот только что.
— В первый раз?
— Да...
— Сергей! — вдруг обратилась она к ведущему, — Вот это Андрей Петрович, очень хороший человек. Он глубоко интересуется верой, и Евангелие читает, и задает умные вопросы. Я уверена, что он будет хорошим учеником. Так что я предлагаю, чтобы он ходил в твою группу — я думаю, это будет самое правильное.
— Что же, пожалуйста, как он сам решит, — ответил Сергей, — Вообще-то он может ходить в любую.
Ира с вопросом посмотрела на меня.
— Мне очень понравилось сегодняшнее занятие, — поспешно ответил я, — Кроме того, Ира советует ходить мне именно сюда. И ваша дежурная, такая хорошая женщина, тоже привела меня именно к Вам...
Они с Сергеем переглянулись.
— Ну вот и хорошо. Приходите сюда каждую неделю, Андрей Петрович, в это же время,  а главное — дома Евангелие читайте и посещайте храм. Правильно, Сергей, —  обратилась она к нему, — ведь больше от новоначального ничего не требуется?
— Нет, больше ничего, — уверенно ответил он, — Ничего, кроме Вашего собственного желания.
— Вы ведь еще, кажется, собирались со мной поговорить? — предупредительно и с уважением спросил я.
— Нет-нет, ничего, — торопливо сказал он, как-то особенно глядя на Иру, — Приходите, как договорились. Ситуация, в общем-то, ясная.
Я надел куртку и направился к двери из комнаты.
— Подождите, Андрей Петрович, — сказала вдруг Ира, — Я с Вами, мне надо Вас проводить!
Я обернулся. Сергей стоял у стола, все тем же взглядом глядя на нее.
— Ира, — проникновенно сказал он, совсем другим голосом, чем перед этим  вел занятие,  —  Нам нужно с тобой поговорить.
— Извини, мне сейчас некогда, — сказала Ира,  — Мне нужно проводить Андрея Петровича.
С этими словами она вслед за мной вышла из комнаты, и мы с ней направились к выходу, мимо знакомой дежурной и  мимо вешалки, на которой она взяла свое пальто. Скоро мы уже покинули квартиру, и шли по осенней улице по направлению к центру, а затем повернули в наш район.

V.

Пока мы находились в доме, на улице развиднелось. Солнце сияло в разрывах облаков, на тротуарах и мостовой сверкали лужи. Осень уже окончательно вступила в свои права — газоны были засыпаны опавшими листьями, деревья стояли совсем облетевшие. Когда мы с Ирой повернули в другую улицу и немного сбавили шаг, она сказала:
— Вы извините, Андрей Петрович, что я Вас немного смутила там, в комнате. На самом деле я очень рада, что Вы сюда пришли. Я ведь в действительности именно сюда и хотела Вас пригласить. Только тогда Вы не откликнулись — а я не хотела настаивать. На самом деле ведь то собрание, на котором мы были летом, тоже с этим местом связано. Люди сначала здесь собираются — а потом, когда они уже достаточно познакомятся и в этом нет нужды, могут собираться в любом месте города, на квартире. Так что здесь находится, так сказать, "центр". Я еще тогда хотела Вас сюда пригласить, и так жалела, что Вы тогда не пошли, а теперь гляжу — Вы уже  и сами здесь!
— А я ведь сюда совершенно неожиданно пришел, — с удивлением заметил я, — Встретил на улице братьев, они мне дали адрес — я и отправился сюда!..
— Вы поступили совершенно правильно. А то, что Вы попали именно сюда — тому есть  одно очень простое объяснение.  Дело в том, что в нашем городе просто нет другого места, куда можно было бы вот так свободно прийти. Мирские организации собирают людей по "возрастам" или "родам деятельности", другие конфессии у нас почти не развиты, а храм — Вы, конечно,  прекрасно знаете, что туда, конечно, можно прийти, но только этим все дело и ограничится, потому что там проходят одни богослужения. А у нас здесь действительно человек может встретить людей, найти друзей и в чем-нибудь разобраться. 
— То-то и удивительно, Ира! — воскликнул я, — Знаешь, я до сих пор не могу прийти в себя! Таких возможностей я раньше не мог себе даже и представить! Здесь найдешь себе не то что  друзей, а гораздо больше, чем друзей, здесь в полном смысле обретешь спасение!.. Здесь обретешь буквально новую жизнь, новый смысл жизни, новую цель! Ведь сколько на свете людей запутавшихся, несчастных, потерявших цель жизни, не знающих, куда себя деть, как свои проблемы решить! И вот здесь их примут, они встретят таких же людей, как они сами, и общими силами сумеют из этих тупиков выйти! И не просто общими силами, а гораздо надежнее и лучше — потому что в этом им будет помогать Сам Бог! Это-то, наверное, здесь самое главное! Потому что здесь людей не просто встречаешь, но их объединяет с тобой То, что выше всего в этом мире — вера и Сам Бог! Может ли что-нибудь быть выше этого? Я такого, честное слово, прежде нигде не встречал! Какие удивительные эти люди, какая удивительная эта дежурная! А ведущий этой группы, а люди, которые собрались, а эта умирающая женщина!..
— Она все умирает и никак не умрет, — довольно хмуро сказала Ира.
— Что ты хочешь сказать, Ира?! Разве она так уж непременно должна умереть?.. — удивленно воскликнул я, — А, впрочем, пусть даже и так! Я уверен, что если она даже умрет, то попадет в самое лучшее место, как она сама и собирается! А если Богу будет угодно, чтобы она выздоровела, то она действительно останется с вами, и будет радовать вас своим видом, и читать вместе с вами евангелие!..
— Тоже мне радость!.. — пожала плечами Ира, — Вы этого не заметили, Андрей Петрович, а ведь она все притворяется! Она уже все братство замучила тем, что все собирается умереть. Из-за слабого здоровья она никак не может  одолеть начальный курс, и все время снова попадает в начинающую группу. Теперь вот к вам попала. Она в Братстве с самого начала, и половина братьев только и говорят о том, когда же она, наконец, умрет — а друга половина, наоборот, верят в то, что она поправится. На нее уже можно ставки ставить. А она все рассказывает о своих болезнях, и все никак и не умирает, и не поправляется! Ох, хоть бы уж поскорее что-нибудь случилось!..
— Что ты, Ира, разве можно так говорить!.. — потрясенно воскликнул я, — Ну хорошо, может быть, это и в самом деле неудачный пример, может быть, она и правда нехорошо себя ведет! Но я начал говорить о другом. Посмотри, какая атмосфера на этих занятиях! Как один говорит,  а все внимательно слушают, и никто не перебивает, и все друг к другу так внимательны!.. У меня все это время буквально слезы стояли на глазах!.. Нет, все это действительно очень здорово!.. Но больше всего меня интересуют люди, которые организуют эти занятия. К примеру, эта дежурная, которая встречает новых людей — она такая заботливая, буквально похожа на какую-то добрую фею из сказки!.. А этот ведущий занятия, Сергей — он такой серьезный, интеллигентный, такой внимательный к людям!..
— Вы в самом деле так считаете? — серьезно спросила Ира.
— Да, конечно!.. — ответил я, — Он очень добрый человек, он как-то сразу к себе привлекает, внушает доверие...
Ира задумалась.
— Это должность называется "катехизатор", — наконец, как бы про себя сказала она.
— Как, как ты сказала, Ира?
— Катехизатор, — повторила она..
— Надо же, какое необычное слово! Впрочем, оно тоже замечательное, как и все здесь. Здесь действительно так много замечательного! Но я не о том. Главное, что во всех этих людях  ничего нет личного, мелкого, что они здесь целиком отдают себя, что они здесь служат Богу и людям. Ведь правда, Ира — они здесь Богу и людям служат?.. А это ведь в наше время такая редкость!.. И только благодаря этому, наверное, и существуют эти удивительные занятия.
— У нас принято говорить беседы, а не занятия, — негромко заметила Ира.
— Беседы? Ну хорошо, пусть будут беседы. Хотя я, честно говоря, не понимаю, в чем здесь разница — называть "занятия", или "беседы!...
—  Ну, если Вам кажется, что это одно и то же, то еще лучше называть их совсем по-другому —  "встречи".
Мне показалось, что в нашей беседе что-то начинало ее смущать или раздражать.
— Ну что ж, можно  и так. Но самое, что показалось мне важным, так это то, что вы связаны с храмом. Значит,  все это так глубоко, надежно, традиционно… А то ведь сейчас многие проповедуют Христа. Но есть ли в них подлинность, надежность, укорененность в веках — это еще вопрос. А у вас все как-то удивительно совмещается. В храме, например, есть глубина и традиционность — но нет того, что нужно современному человеку, у других конфессий, может быть, есть взаимная забота и общение  — но  нет этой глубины и традиционности.... А у вас как-то есть и то, и то. Поэтому к вам, наверное, и люди идут. Честное слово, я еще такого в жизни не встречал. Потому, наверное, я и сам сюда пришел — потому что действительно так получается, что в нашем городе "все дороги ведут сюда"! Потому что действительно, если бы не вы, то множество людей, видимо, кинулись бы искать спасения в других конфессиях — а так можно прийти к вам, где черты всех конфессий счастливо совмещаются! А то что бы мне оставалось делать иначе? Идти к тем бабушкам в церковном хоре, и слушать, как они пищат? Нет уж, увольте, я к этому совершенно неспособен!.. А тут оказывается, что можно и не пищать, и тайны Церкви до конца познать — многим людям как раз именно этого и надо!..  Да я теперь, после этого  родную церковь буду в три раза больше любить, и этих бабушек тоже! Скажи, Ира, ведь это правда, что ваши занятия, то есть беседы благословил наш священник?
— П-по крайней мере, он не возражал... — не очень уверенно ответила Ира.
— Как, значит, он, может быть, вовсе их и не благословлял?!.. — потрясенно воскликнул я.
— Ну что Вы, Андрей Петрович... — поспешила успокоить меня Ира, — Он, о них, конечно, знает и не возражает... Все это много раз обсуждено и согласовано. Просто  я имею в виду, что сам он их не возглавляет, и даже совсем в них не участвует.
— Значит, он очень занят!.. — быстро нашел объяснение я, — Вон, смотри, сколько на нем забот! И богослужение, и хор из бабушек, и ремонт храма! Когда же ему заниматься еще и занятиями! Он, как узнал, что вы существуете, наверное, очень обрадовался, полностью доверился вам, и решил на вас положиться! Получается, что он вам доверяет!.. И действительно, как  хорошо, что у него есть такие помощники, на которых можно положиться как раз в том, до чего у него самого руки не доходят!.. Ведь правда?..
— Наверное, правда... — не очень уверенно сказала Ира.
 — Скажи пожалуйста, Ира, все это дело — как давно оно существует? Как оно возникло?
Ира как бы выходила из глубокой задумчивости.
— Этого я в точности не могу Вам рассказать, — сказала она, — Я ведь здесь всего только третий год, и многого не знаю, а все это существует уже 15 лет. Видимо, все это берет свое начало из Москвы, и начиналось еще в советское время. Тогда, как Вы знаете, даже говорить о вере еще было нельзя, а эти люди уже тогда собирались, изучали Евангелие, воспитывали в вере своих детей. Конечно, они были настоящими подвижниками. В храмах тогда не очень-то можно было проповедовать, поэтому они собирались, в основном, на квартирах. Потом, как Вы знаете, ситуация изменилась, наступило потепление, и стало можно.  Дело это начало распространяться, шириться, и к настоящему времени охватило весь мир. Отделения Братства, насколько я знаю, существуют во всех крупных городах. Недавно группа наших сестер ездила к братьям в Америку, в Бостон.  Есть свои братства, как Вы видите, и в не очень крупных городах, таких, как наш.
— А у нас давно это дело возникло?
— Около 5 лет назад. Тогда группа братьев из Москвы приехала сюда, в Воробьевск, и начали здесь свою проповедь. Постепенно люди откликались, и начали появляться те группы по изучению Евангелия и вечерние чаепития, которые Вы наблюдали....
— И сколько человек теперь в этом деле участвует?
— Не знаю точно. Наверно, несколько сот.
— А что дает принадлежность к этому делу, то есть посещение этих... встреч... или бесед?
Ира задумалась.
— Вы знаете, это довольно трудно описать. Все эти слова: "обретение круга общения", "разрешение внутренних проблем" довольно приблизительно описывают суть дела. Вернее всего было бы говорить о полном изменении всей жизни, всех ее целей и ориентиров. Как Вы сами совершенно правильно выразились, человека здесь буквально спасают. Невозможно бывает и сравнить то, чем он был раньше, и чем стал теперь. Впрочем, как я уже сказала, это довольно трудно объяснить. Самое лучшее, что можно было бы посоветовать — это продолжать ходить на эти беседы, и тогда со временем все само станет ясно. Во всяком случае, это и обретение цели и смысла жизни, избавление от одиночества, и обретение круга общения, и расширение кругозора...
Все это было, конечно, не до конца понятно — но выглядело впечатляюще. Я вдруг почувствовал к ней очень сильную благодарность.
— Спасибо тебе, Ира, — с глубоким чувством сказал я, — Ты, наверное, даже не знаешь, что ты для меня сделала! Ты открыла мне новую область жизни, из которой распространяются радость, спасение, свет! Жизнь моя до сих пор текла тускло. Я не знал, зачем я живу, какая цель в моей жизни, куда мне  идти... А теперь на меня вдруг будто пахнуло свежим воздухом. Будто в душной комнате в яркий солнечный день распахнули окно! И все это — благодаря тебе. Если бы ты так живо не прикоснулась к христианству, то, наверное, и я еще долго бы сидел в своей душной комнате. Поэтому спасибо тебе!   
Ира слушала меня задумчиво.
— Вы знаете, Андрей Петрович, — сказала она, — Вот Вы сейчас так благодарите меня — а ведь моя доля в этом на самом деле не так и велика. Дело в том, что Вы ведь и сами искали. И в храм Вы независимо от меня пришли, и на эти занятия...
— А почему? — оживленно воскликнул я, — Потому что это вовсе не только мое дело, мои поиски — это, можно сказать, веление времени! Сейчас все вокруг об этом говорит! Эти проповедники на улицах, эти священники на радио и по телевидению! А наш храм, а наш новый приходской священник?!..  Ты знаешь — я здесь за городом в лесу встретил одного человека, и мы с ним целый час проговорили под открытым небом — так и это было все о том же!.. Так что это действительно знак, веление времени! Этим все буквально пропитано, об этом все говорит! Потому не удивительно, что мы в это время тоже повернулись в эту сторону, и идем вместе, и поддерживаем друг друга на этом пути! Поэтому я и говорю тебе: "спасибо" — имея в виду, что дело вовсе не во мне, или в тебе!..
Ира слушала меня задумчиво и ничего не отвечала. Мы тем временем были уже на одной из улиц, ведущих к нашим домам. Здесь был небольшой перекресток, в нижних этажах домов были какие-то магазины, а на углу, на круглой тумбе висела афиша. Взгляд мой как раз упал на эту афишу.
— Да вот, посмотри, Ира! — вдруг воскликнул я, — И это все о том же! Я же говорю, что сейчас все вокруг об этом говорит!..
Она тоже подошла и вгляделась в эту  афишу. Сначала на ее лице выразился некоторый интерес — но по мере того, как она читала, лицо ее делалось все более скучным и разочарованным. Закончив читать, она вдруг резко и даже гневно воскликнула:
— Андрей Петрович! Если Вы хотите, чтобы мы остались с Вами друзьями — никогда не показывайте мне таких объявлений и не заводите со мной разговор об этих темах!
Я был потрясен. Меня, самое главное, поразили внезапность и неожиданность.
— Но почему, Ира?.. — жалобно воскликнул я, — Что здесь такого?!.. Ведь это все о том же… Вот, посмотри... "возрождение национальных традиций"… "традиционная русская культура"... Вот, намечается какая-то городская конференция...
— Андрей Петрович, — все так же резко продолжала Ира, — Вы еще новоначальный и Вы многого не понимаете. Если Вы теперь ходите на занятия Братства, и если, как Вы сами говорите, я Вас на них привела — то прошу хотя бы на первых порах слушаться меня и доверять мне! Уверяю Вас, что так лучше будет и мне, и Вам. Эта афиша и это объявление — совсем не то, что нам надо!
Я смотрел на нее с глубоким удивлением.
— Х-хорошо, Ира, — наконец, запинаясь, сказал я, — Я не буду больше об этом говорить. Ты, конечно, более опытная, я тебе полностью доверяю, и буду поступать так, как ты считаешь правильным. В конце концов, я ведь действительно в этом еще не разбираюсь — возможно, ты видишь и понимаешь то, чего я не вижу...
— Ну вот и хорошо, — резко сказала она и быстро повела меня прочь от афиши.
По дороге она, видимо, почувствовала себя виноватой, что так на меня накричала, и ей захотелось это как-то загладить.
— Вы меня извините, Андрей Петрович, — сказала она, как бы извиняясь, — Я, конечно, не должна была так кричать... Не знаю, что это на меня нашло... Но дело в том, что... Вы же на самом деле здесь ничего не знаете!.. Это действительно такая сложная тема... о ней очень трудно говорить... Но дело в том, что в духовной жизни надо быть очень осторожным... Чтобы вас не увели куда-то в сторону... У Вас, видимо, в этом деле еще мало опыта, поэтому я должна за Вас отвечать. Потом у Вас этот опыт, конечно, появится... А пока — я Вас  очень прошу — в некоторых вопросах мне доверяйте. Я бы посоветовала Вам вообще некоторое время не доверять никаким духовным впечатлениям, кроме посещения этих бесед. Я пока не могу Вам объяснить, почему это так, но так надо. И знаете — ради бога, давайте забудем этот эпизод!.. Все это такие непростые вещи, в которых непривычному человеку довольно трудно разобраться. Надеюсь, что со временем все это само станет ясным. Еще раз извините меня.
Я с благодарностью взглянул на нее. Мир был восстановлен. Мы вместе с ней мирно дошли до асфальтовой площадки, на которой стояли наши дома,  и расстались. Вроде бы, этот эпизод можно было и забыть — но что-то мне не давало. Первый раз за все время моего знакомства с Ирой на наши отношения набежала какая-то тень, между нами пролегла будто какая-то черта — причем причины этого были совершенно непонятны. И потом — даже в начале нашего разговора, довольно спокойном и веселом, были некоторые моменты, которые меня смущали. Ира как бы немного смущалась и терялась  всякий раз, когда речь заходила о происхождении Братства, о предыстории этих занятий. Впрочем, это как раз можно было легко объяснить — она сама ходила сюда чуть более двух лет, и, конечно, не могла знать всего, что было до нее.  В конце концов, сам придя сюда в первый раз, я и не должен был на все обращать внимание, а должен был сосредоточиться полностью на собственной душе. Да и вообще — вся эта духовная область довольно сложная, и поэтому не следовало фиксироваться на каких-то смущающих моментах. Так я в тот раз себя успокоил. 

VI.

Так началось мое движение "в новую сторону". В ближайшие недели я действительно начал ходить на эти занятия, и так прошли остаток осени, затем зима и начало весны. Но вслед за этим начали происходить события, которые на многое побудили меня взглянуть по-другому, и это несколько изменило мое отношение к этому делу. Впрочем, я имею в виду, конечно, не мое отношение к Христианству, а вещи внутренние, более тонкие. Эти события я и собираюсь здесь описать. Впрочем, эти  изменения начали  происходить и раньше, буквально через несколько недель. С этого, пожалуй, и начну. Но для этого мне нужно еще вернуться к описаниям жизни нашего городка. Дело в том, что события эти касались не только той жизненной сферы, которую я уже описал, но и вышли некоторым образом за ее пределы, затронули многие сферы городской жизни, в том числе и общественной. Потому мне и придется время от времени выходить за пределы моих личных, или чисто «духовных» впечатлений, и затрагивать некоторые другие области, глядеть, если можно так сказать, более "объективно".
Итак, в нашем городке живет около тридцати тысяч — ну максимум около сорока. Управляет всем городская мэрия. Насколько я знаю, есть и свой городской глава. Впрочем, в вопросах общественного управлении я почти не разбираюсь, и поэтому буду описывать их лишь в общих чертах — только то, что заметно взгляду обычного человека. Так, в городе несомненно наличие общественного порядка. Милиционеры, например, в центре стоят. Также улицы города, несомненно, убираются — значит, есть и дворники. Развита городская торговля — есть большой общественный рынок, магазины, даже аптеки. Несомненно наличие городской культуры — есть городской клуб, кинотеатр, даже, кажется, театральная студия. Развито и образование — кроме нескольких школ есть, кажется, небольшой институт. Существует, как ни удивительно, и научно-исследовательская жизнь — есть Академия мелиорации и сельского хозяйства, в которой мне, как образованному человеку, удалось устроиться работать на компьютере. Короче, общественная жизнь нашего городка достаточно развита.
Меня, однако, интересуют не столько эти внешние, чисто материальные черты жизни, сколько  та ее неуловимая сторона, которая обычно называется внутренней — а я бы даже сказал, в определенном, хотя и несколько условном смысле "духовной". В конце концов, в том, что везде, где бы ни собрались в определенном количестве на земле люди, они будут что-то кушать, чему-то учить своих детей, преследовать правонарушителей, что-то сажать и выращивать, нет ничего удивительного — это как раз в порядке вещей. Но что делает человека собственно человеком, что делает его "хомо сапиенсом", в отличие от дарвиновской обезьяны? Вот здесь, мне кажется, картина еще более интересная. В нашем городке, как оказалось, буквально кипит глубокая культурная и интеллектуальная жизнь. Люди "мучаются" глубокими и вечными вопросами, в основном вопросами истории и культуры нашей страны — "кто мы такие, откуда и куда мы идем". По этому вопросу существуют даже различные течения и партии. Есть, например, "экономическая" группа, считающая, что все наши культурные и духовные вопросы решит наш городской рынок. Есть люди, разуверившиеся в наших родных началах и окончательно обратившие все свои надежды на Запад. Есть такие, которые, наоборот, думают, что наше спасение — в сохранении родных начал, и хотели бы, чтобы все у нас снова стало как сто лет назад. Таким образом, духовная жизнь в нашем городке довольно богатая. Здесь кипит глубокая, затрагивающая самые разные животрепещущие вопросы общественная мысль. Непривычный читатель спросит — откуда же в этом забытом богом городке такой фонтан бурлящей, буквально ключом бьющей интеллектуальной жизни? Я, признаюсь, сначала тоже этому очень удивлялся.  Но, думаю, что причина — в довольно обособленном и оторванном от всего остального мира положении нашего городка. Благодаря этому процессы, происходящие в течение последнего столетия в нашей стране, его не слишком затронули, и в нем сохранилось довольно много еще от той, прежней жизни — во всяком случае, сохранилась в довольно большой неприкосновенности интеллектуальная элита. Кроме того, и современные веяния, как я уже сказал, его тоже в какой-то степени затрагивают,  что и дает временами довольно интересное "наложение". Во всяком случае то, что в нем сохранилось довольно неплохо кое-что еще от той, прежней жизни, в ближайшее время довольно заметно проявилось. Не знаю, может быть, на самом деле причины и в другом. Я, по крайней мере, высказал свое предположение.
Во всяком случае, читатель больше не будет удивляться богатству культурных и интеллектуальных запросов наших горожан. У нас здесь в этом отношении не хуже, чем в других местах — а может быть, и лучше. Поэтому-то здесь вполне и можно существовать такому культурному и образованному человеку, как автор этих строк. И, сделав это предварительное замечание, я вполне могу перейти к продолжению моей истории — а именно,  описать дальнейшее развитие этих событий, и причем постараться сделать это насколько возможно более объективно.