О том, как приятно быть интровертом

Я покинул подъезд бетонных стен и противных желтых фонарей, ступив в спокойную, безмятежную тьму ночного Ульяновска. Фонари мягко стелили бледное свечение вдоль асфальта. Сбросив пустую пластиковую бутылку колы в мусорный бак, я бегло глянул на целующуюся стоя пару у подъезда слева, после чего вздернул голову кверху. Небо было расчерчено тонкими слоями пористых голубоватых облаков. Откуда-то с края крыши девятиэтажки передо мной я разглядел желтоватое свечение луны. Мои ноги зашагали по ровному асфальту широкой походкой; в одной руке - пакет с бечевкой, в другой - чехол с ноутбуком.

Какая непередаваемая тишина.

Проходя через зеленый газон меж домами, я уставился на сочную затененную траву под подошвами ботинок. На меня нахлынуло непонятное чувство ностальгии, воспоминаний. О турбазах, что были моим личным видом персонального отпуска. За те короткие две секунды шествия по газону я заново пережил все те вечера одинокого шествия в свой номерной домик после вечеринки, заставившей сердце трепетать, прямо как у закоренелого экстраверта.

Мое естество в благоговении успокоилось, наслаждаясь тишиной полуночного Ульяновска. При всей скудности живой природы, сейчас я ощущал ее особенно остро. Я будто бы смотрел поверх бетона, железа и стекла. Я видел мир насквозь, ощущая мягкий скрежет подошв о грунтовую дорогу. Смутно в моей голове вырисовывается фраза из одной британской комедии: "Жизнь уже никогда не будет так прекрасна". Я ощутил миг этой фразы - высшую точку, когда ты достигаешь самого гребня волны - гребня абсолютного покоя.

Несомненно, есть самые разные виды активности, которые мне нравятся: будь то игра в Dark Souls 2, написание прозы или голодный секс с соблазнительной второкурсницей. Но то эфемерно. Как говаривал Феофан Грек Тарковского: "Суета и тлен все". В итоге останется лишь это.

Пронзительная ночь, безо всякой надежды на вспышку красок жизни.

И такой покой, признаться, я находил весьма комфортным, правда. Я был готов к тому, что какой-нибудь маньяк выскочит из-за угла и изрежет мой живот в алые блестящие лоскуты. Мне было наплевать, ведь я только что заглянул в царство мертвых. Место, где по-прежнему горят городские огни и светят звезды - но место пустое, безлюдное. Место, безмятежная тишь которого прерывается лишь твоими шагами и ночными сверчками. Я вошел в объятия одинокого загробного мира - и мне здесь нравилось.

По левую руку от меня возвышалось еще недостроенное здание, судя по всему, какого-нибудь винмаркета. Я проходил по этой дороге каждое утро и каждый полдень, наблюдая за строительством. Я видел, как рабочие только-только начали закладывать фундамент в сентябре, а теперь им оставалось лишь довершить крышу. За кирпичным скелетом показалась луна.

Я уставился на нее.

Небо на фоне полнолуния было похоже на старый, но все еще плотный картинный холст - почерневший, но все еще крепкий. Шершавый небосвод, омываемый странным лунным мерцанием, казалось, был даже осязаем. Только руку протяни и потрогай. Царапины пористых облаков, подсвеченных серо-салатным сиянием, обрамляли полную луну, делая ее яркой и притом не режущей глаз.

Я поднялся на высокий переход над железной дорогой вокзала и прошествовал далее по переулкам пятиэтажных домов, размышляя о луне. Мне не давало покоя это странное лунное свечение. Оно было не таким, как раньше. Просто не таким.

И тут меня пронзило - как пронзает эфир своей туповатой немой силой - что это была луна Уильяма Тёрнера.

При всем своем скудном художественно-изобразительном познании я гордо считал Уильяма Тёрнера своим любимым художником. Я нашел его артбук где-то в глубине "Ашана" и моментально понял, что Тёрнер был мастером искусства светотени. Освещение в его картинах было настолько реальным, что иногда я принимал картины за фотографии.

И сейчас эта луна напомнила мне картину, которая, кажется, звалась "Рыбаки на Шторме". Черные блестящие воды штормящего моря, и острая бледно-лаймовая луна, наполнявшая своим светом ближайшие облака. Сейчас я вглядывался в такую же жестокую и мягкую луну, что всеми фибрами своего космического тела излучала серо-зеленое спокойствие, окрашивая холст окружавшего ее беззвездного небосвода в восхитительные и клонящие в сон тона.

Вот я стал проходить мимо еще одного дома. Меня окружал туннель из бледно-зеленой листвы: травяные ограды, навесы березовых листьев, ухоженные садики - все были подсвечены подъездной лампой, симулировавшей солнечный свет. Я вперился во вторую половину линейки подъездов - в ту, где лампы были обесточены. Зеленая тропа вдруг сменилась мраком, такой плотной чернотой, что я мог провалиться в нее.

Я продолжил путь.

И стал замечать размазанные по асфальту тут и там лоскуты лампового света со всех сторон. Они разгоняли мрак. Превращали непроглядную тьму в переплетение серой паутины очертаний и силуэтов. Мои глаза привыкли к темноте удивительно быстро, и я прошагал в этом мраке до дома.

Странные вещи творились в моей экзистенции. С жестоким пониманием я вдруг допер до одной простой и крайне заразительной мысли:

Пока где-то - неважно, как далеко - остается хоть малейший источник света, я не буду ослеплен окружающей меня тьмой. Неважно, сколь глубокая ночь будет стоять за бортом - пока на бесцветной линии горизонта будут мерцать далекие маяки, они прольют хоть какую-то толику света на окружившую меня тьму.

И затем... мои глаза пронзят пелену мрака и заглянут по другую ее сторону. Пока весь свет мира не угаснет и не превратит планету в пустынную ледяную скалу.

***


Я прошел вверх по коридору до второго этажа и заметил, что дверь в квартиру была приоткрыта. Я потянул дверцу - замок был закрыт лишь на пол оборота. За дверью я расслышал голос одного из корешей моего соседа, говоривший что-то вроде:

"Дай мне хотя бы одну причину, и я отстану".

Разборки с девушкой. Как банально. Сбрасывая с себя поклажу бечевки и придерживая настоявшиеся за время прогулки мысли, я непринужденно подвожу черту к собственному потоку сознания:

Эти тусовщики и "реальные пацаны" могут быть успешными с девушками, общительными и мужественными. Они могут стать важными деловыми людьми, возможно, они будут управлять судьбами множества людей.

Но черта с два в их деловой голове пронесется хотя бы искра намека на те размышления, что десять минут назад поглотили меня.

16/05/2014