О женщина, имя тебе...

Глава 1

Бесстрастный, холодный свет заливал операционную, но после яркого луча, направленного в рану, он казался полумраком. Слегка освещенная предоперационная комната, вообще казалась темной. Я только что оторвал глаза от раны и обводил усталым взглядом помещение. У наркозного аппарата испуганная фигура молоденькой медсестры, которая лишь в этом году закончила медучилище. Она боится всего, и себя, в том числе. Я снял ее с поста в отделении и произвел в анестезитки на время операции. Она долго и испуганно лепетала перед этим, что в операционной была два раза, да и то на практике. Ее задача следить за артериальным давлением, считать пульс и говорить мне. Она и сейчас, испугано измерила давление, и произнесла:
-Сто тридцать на восемьдесят, - и принялась считать пульс.
-Пульс - девяносто ударов в минуту, - и она отошла к огромному аппарату, который без устали дышал за больную.
Напротив меня, мой ассистент на сегодня, и она же, моя операционная сестра Марина, которая всего полгода, как прошла специализацию и стала у стола, поэтому опыта у нее практически нет. Она тоже испуганно смотрит на меня, ожидая, что будет дальше.
Больше в операционной никого нет, лишь изредка заглянет санитарка, и снова продолжит мыть что-то в другой комнате.
Я, Черногоров Виталий Иванович, смертельно усталый после трех операций, заканчиваю последнюю, четвертую. Какая-то тяжесть навалилась на меня, стерильный халат давил, и я почувствовал, как по спине стекает струйка пота. Смотрю на свои руки, большие мужские лапы в хирургических перчатках. Они были напряжены, работали, а сейчас благодарно отдыхали. Я почувствовал, как напряжение медленно покидает их. Они не виноваты, что не могут закончить операцию, ведь ими командует голова. А как утверждает народная мудрость, что из-за дурной головы, и рукам покоя нет.
Эта мысль сначала обидела меня, а затем воодушевила. Подумай, что можно сделать в этой ситуации. Ты же знаешь, что нет безвыходных положений, есть только отсутствие сообразительности.
Я почти заканчиваю операцию, но не могу наложить лигатуру и перевязать артерию и проток. Трижды пытался, но узел оказывался на диссекторе, а не под ним. Марина изо всех сил тянула крючки, но я практически ничего не видел, не хватало еще одних рук, поэтому накладывал лигатуру на ощупь. Три попытки и полное фиаско. Только не отчаиваться и не впасть в ...
Ну, впадать я и не думал, тем более в…, не знаю куда. Нужно просто отдохнуть, собраться с мыслями, решение где-то здесь, рядом.
Теперь о женщине, которую я оперировал. Она поступила часов шесть назад, с рвотой и болями в животе. Болеет четверо суток, раньше при обследовании, обнаружены камни в желчном пузыре. Так что проблем с диагнозом никаких, и я ее госпитализировал.
Сразу начали переливать жидкости для снятия интоксикации, и была назначена вся полагающаяся в таких случаях терапия. Но при повторном осмотре, мне не понравился живот больной. Думать нечего, нужна срочная операция, необходимо убирать желчный пузырь. И как назло, нет анестезиолога, который запил, и еще два молодых хирурга, вчерашние выпускники, были в отгуле. Я позвонил в областную больницу, но дежурил заведующий отделением Нарсисян, тот сослался на загруженность его отделения и не захотел брать больную.
А оперировать надо, ой как надо. Промедление смерти подобно, как раз сказано про этот случай. Я один, еще необходим ассистент. Ищу гинекологов, хотя бы их помыть на операцию, но никого нет. Выхода нет, придется делать одному. Но как? Еще необходимо обезболить, местная анестезия при этой операции неуместна, нужен только интубационный наркоз. В моем распоряжении операционная сестра, анестезистка пока только учится.
Еще раз осматриваю больную, грузную полную женщину, с надеждой, что после проведенного лечения состояние улучшится, не будет надобности оперировать. Нет, ко всему прочему присоединилась еще и рвота. Тянуть больше нельзя, необходимо срочно оперировать. Даю команду Марине мыться на операцию.
В голове мелькают всевозможные варианты выхода из сложившейся ситуации. Я смогу провести интубационный наркоз и одновременно оперировать, но нужна анестезистка, а ее как раз и нет. Для каких основных функций нужна анестезистка? Измерять давление и считать пульс, менять флаконы с растворами. Все это может сделать постовая сестра. По цвету крови я буду ориентироваться об оксигенации крови или, если говорить простым языком, о насыщении крови кислородом.
Известно, чем темнее кровь, тем меньше в ней кислорода, и наоборот. Так, бригада собрана, выход найден. Теперь сам наркоз. Ну конечно, комбинированный, со многими компонентами, и хорошей премедикацией. Все, я готов. Мысль работает четко, так четко, что в такие минуты, кажется, что это идет, откуда - то сверху. Почему кажется? Это действительно идет сверху. Единственный и очень существенный недостаток, это огромные размеры больной. Живот был таких размеров, что казался горой, и мне предстояло оперировать этот огромный живот. У нас в хирургии считается, чем худее больной, тем легче оперировать. Но эти колоссальные размеры вводили меня, видавшего виды, в нездоровое волнение. Ну, зачем, дорогая, ты столько много ешь? Хотя и знаю, что ее вины в этом нет. Она больна, больна ожирением, высокая степень ожирения, а это результат нарушения обмена веществ в организме. И камни в желчном пузыре, по поводу которых я хочу ее оперировать, результат того же нарушения обмена веществ.
Теперь разговор с больной о необходимости операции, объясняю, что если ее не оперировать, она может погибнуть. Она согласна на операцию и просит, чтобы ее оперировал я. Конечно, не только я, а один я. Другого никого нет. Теперь я собран как никогда, голова работает четко и ясно, на несколько ходов вперед, и я выполняю то, что голова продумала чуть раньше.
Даю команду делать премедикацию и подавать больную в операционную. Больную укладываем на стол, на спину, руки в разные стороны, осматриваю руки. Ну, конечно же, вен на руках нет. Спокойно делаю подключичную пункцию, ставлю катетер в подключичную вену. Это даже к лучшему, что произвел катетеризацию подключичной вены, теперь из вены не выйдем. Так, подключение системы, на руку надеваю манжетку для измерения артериального давления, и измеряю исходное давление, считаю пульс. Девочка, постовая сестра рядом, испуг от того, что она в операционной, еще не прошел, и видно, что она растеряна. Ободрить, дать уверенность в себе, иначе до конца операции будет в какой - то прострации. Говорю ласковые слова, кажется, подействовало.
Критически осматриваю операционный стол с больной. На столе лежит человек - гора, дышит с трудом из-за веса. Господи, хоть бы дыхательный аппарат продышал.
Готовлю раствор для вводного наркоза, и отдельно ложу шприц с релаксантами, и рядом коробку с ампулами. Все это для моей помощницы, которой больше ничего не нужно знать, иначе в голове будет такая каша, что натворит еще чего - нибудь. Ведь анестезиология с реаниматологией есть самый трудный раздел медицины. Поистине, как у Кальмана в "Принцессе цирка", со смертью играя... Не буду забивать девочке, ее юную головку, всякой премудрой, труднопостигаемой наукой, хватит одного действия - набрать и ввести релаксант по моей команде. Ну, еще измерять артериальное давление и считать пульс.
Наука действительно очень сложная, и когда, анестезиолог специализируется впервые, чувствует, что сначала в голове такая каша, что хоть бросай науку. Так это у врача, а я хочу чему - то обучить молоденькую, вчерашнюю выпускницу медучилища. У самого то - несколько специализаций за плечами, да большой опыт, и если для меня все ясно и понятно, для нее китайская грамота.
Начинаю наркоз. Девочка держится молодцом, вводит лекарство, ей даже интересно, что больная тут же засыпает. Теперь интубация трахеи, и подключаем аппарат искусственной вентиляции легких. Послушал дыхание в легких, аппарат справляется со своей функцией. Больная розовая, еще раз проверяю рефлексы, и выставляю необходимые параметры на аппарате.
Теперь пора заниматься хирургией. На операционном столе лежит гора, опускаю стол под свой рост, чтобы легко было оперировать и выдвигаю из стола поперечный валик, чтобы хоть немного ближе был желчный пузырь и протоки.
Марина давно помылась и ждет меня. Не спеша обрабатываю операционное поле и начинаю работать. Желчный пузырь гангренозно изменен, еще бы немного, и все его содержимое рвануло бы в брюшную полость, а это значит желчный перитонит и смерть. И вот осталось перевязать зажатые диссектором артерию и проток, и все. Но трижды пытаюсь подвести лигатуру, и безуспешно.
-Расслабься и отдохни - это я говорю Марине. Легкое беспокойство написано на ее лице, и какая - то вера в меня. Она поправила инструменты на своем столике, и положила руки рядом с моими. Диссектор, наложенный в ране, стоял вертикально, но из-за глубины раны, не был виден.
Итак, почему не могу перевязать? Причина очевидна, в кончик диссектора захвачены лишние ткани. Выход один: освободить кончик диссектора, рассечь лишние ткани. Перекладывать диссектор нельзя, будет кровотечение, и вдвоем мы просто не справимся. Ба, да мы уже вдвоем, это про себя отметил я. Марина сегодня помогает на уровне неуклюжего и ленивого Воницкого, которого сегодня не смог найти. Уж эти мне блатные, устроенные по блату, по звонку. У Воницкого - теща работник администрации, ничего не попишешь. А он сам молодой, жирный, малоподвижный целыми днями валяется в ординаторской на диване, с обнаженным животом, вызывая нездоровую брезгливость у окружающих.
Чувствую, что руки просятся в рану, и появляется какое-то шестое чувство уверенности, что сейчас все получится.
-Отдохнула? - спрашиваю Марину. Она в ответ кивает головой.
-Тогда с Богом, - произношу я. Верующий ли я человек? Да и глубоко верующий. Я редко хожу в церковь, но Бог присутствует со мною всюду, и я всегда это чувствую. Это от моего первого наставника, который говаривал, что в хирургии все зависит от Бога. От себя добавлю, что зависит от Бога не только в хирургии. У нас работа связана непосредственно с жизнью и смертью. Были в истории блестящие хирурги, которые являлись и священниками. Например, епископ, профессор Войно - Ясенецкий. Меня часто спрашивали, почему я редко хожу в церковь? Бог - это мое понимание бога, и посредники в лице священника мне не нужны. Я по-своему понимаю и вижу Господа, а не через призму видения священника и церковных канонов.
Марина, вновь, крючками разводит рану. Диссектор - это инструмент длиной до тридцати сантиметров, стоит вертикально, удерживая в своем клюве, артерию и проток. Внимательно осматриваю кончик. Да, его не видно, поэтому и не могу перевязать. Беру длинные лапаротомнные ножницы и по микрону освобождаю кончик.
-Лигатуру, - это уже Марине.
Вновь завожу лигатуру, формирую узел, и медленно затягиваю. Смотрю в рану. Нить под кончиком диссектора, получилось. Затягиваю до конца и прошу Марину:
-Медленно снимай диссектор, - она аккуратно сняла диссектор, осматриваюсь, сухо.
Слава Богу, все кончено.
-Дренируемся и уходим. Ты прелесть и молодец, - это уже все Марине. Она вспыхивает, румянец заливает ее лицо.
-Сейчас заканчиваем. Посмотри еще раз пульс и давление, - это уже девочке - сестричке. Она старательно измеряет и считает, цифры те же.
-Ты тоже прелесть и молодец, - она скромно потупилась. Девочка, как сегодня ты мне помогла своим скромным присутствием, и пусть ты ничего не поняла, но ты заменила целого анестезиолога. Швы на рану, вот и все.
После операции я вывел больную из наркоза, раздышал, и уложил в реанимационную палату. Сел написал лист назначений и пошел к себе в кабинет писать историю болезни.
История болезни написана, остается написать ход операции. Заполняю по графам, наркоз - Черногоров, оперировал - Черногоров. И вдруг я поймал себя на мысли, что если не дай Бог, что-то случится с больной, меня никто не спасет. Нельзя одновременно проводить интубационный наркоз и оперировать при этом. Я почувствовал, как снова покрываюсь потом. Это судебное дело, и я как никто другой знаю об этом. И никто не поймет меня, а значит выход один, предусмотреть все возможные осложнения. Только бы появились мои кадры, завтра я на них отвяжусь. Я снова остался у постели больной и спал в своем кабинете на диване. Долго не мог успокоиться, затем достал из стола бутылку коньяка, налил хорошую дозу и выпил. Волнение улеглось, и сразу навалилась усталость. Уже ночь, я еще раз осмотрел оперированную, поправил повязки и пошел отдыхать. Последнее время я и так мало появляюсь дома, все время на работе, или занимаюсь постройкой дома. Я лег на диван, и вдруг все прошлое нахлынуло на меня. Сколько пришлось выстрадать, да, да я не оговорился, а именно выстрадать. Я плеснул еще немного коньяка, прилег на диван и события прошлого унесли меня от действительности.
Размеренная жизнь нашего общества была вдруг взорвана перестройкой. Что это такое никто из нас не знал, а если и догадывался, то боязливо молчал. Появились новые слова: «ускорение", "человеческий фактор". Но куда и как ускоряться этому "человеческому фактору" конкретно никто не знал. Все вдруг стали выступать, требуя усилить работу, больше чего - то производить. Появились первые кооперативы, где была высочайшая по тем меркам зарплата, и работа производилась меньшим количеством людей. Партийные деятели с утра до вечера агитировали за ускорение. Но как они боялись произнести, куда ведет перестройка. А вела она прямехонько в капитализм. Я дошел до этого сам, и даже испугался крамольности этой мысли. Но не могла старая система справиться с реалиями жизни, значит нужно менять всю схему, а не кувыркаться в старой. Она себя изжила, нужна другая система общественных отношений, и она называется капитализм.
Я лежал на диване в своем кабинете, потягивал коньяк, продолжая размышлять о перестройке. Появились малые предприятия, пришедшие на смену кооперативам. На людей, открывших и работающих в этих предприятиях, смотрели с двояким чувством: зависти и страха. Зависть невольно возникала из-за свободы и больших денег у них, а страх - что я не смогу осилить подобное. Да и открывали малые предприятия люди далекие от руководящих постов, а руководители крупных предприятий выжидали, ожидая команды сверху. Но вверху был тот же бардак, и все выжидали. Система медленно агонировала.
Рядом с больницей открылся платный диагностический центр, людей было огромное количество. Здесь стало доступным проведение УЗИ, и иридодиагностики. Появилось лечение лазером, и эти новшества завораживали людей, люди валом шли, минуя поликлинику. Ко мне попал один такой "обследованный", ошибка диагностики на лицо, диагноз был в корне не правильным. 
Я знал директора этого предприятия, одно время мы вместе с ним работали в одной больнице, и как - то после работы я зашел к нему. Роскошные апартаменты, современная мебель производили впечатление. Юрий Петрович Пак, в хорошо сшитом костюме, вальяжно развалился в кресле, но увидев меня, поднялся навстречу и поздоровался.
-Какие люди. Здравствуйте Виталий Иванович, - он широко улыбался.
-Привет, Юра, - я пожал протянутую руку. Юрий был младше меня по возрасту.
-Присаживайтесь. И что привело вас ко мне? - он продолжал улыбаться.
-Юра, ты сам осматриваешь больных, когда даешь заключение? - спросил я его.
-А зачем? - вопросом на вопрос ответил он.
-Ко мне пришел больной с вашим заключением, ни чего подобного там нет, - Я смотрел на него.
-Ну и что, главное не пропустить патологию, вот и работаем в режиме гипердиагностики, - без тени смущения ответил Юра.
-А как же престиж фирмы? - с некоторым негодованием спросил я.
-На высоте. Мы то - нашли патологию, а вы нет. Вам нужно задуматься о своем престиже, - Юра улыбался.
-Но там ничего нет! - меня убил его довод о том, что они что-то нашли.
-Сегодня нет, а вдруг завтра что-то появится. И будет у больного мнение, в диагностическом центре нашли, а врачи в больницах ничего не понимают, пропустили. И пусть заболевание будет другим, но мы то обнаружили,- логика была убийственно цинична и стройна.
Я почувствовал, как моя челюсть отвисает и скоро рот откроется. Он прав. Человеку поставили неправильный диагноз, а врачи больницы, лечат по старинке, отвергают очевидное. Крыть не чем.
-Но, это же вредно и некрасиво, - промямлил я
-Вы не правы. Знаете поговорку всех нас, врачей. Лучше обратиться к врачу десять раз зря, чем один раз поздно, - и снова он прав. Подготовился к разговору, как будто знал.
И увидев мою растерянность, добавил:
-Да не волнуйтесь Виталий Иванович, мне об этом говорили уже, - он нажал какую-то кнопку и вошла, высокая красивая девушка, стрельнув в меня глазами, и заучено скромно их опустила.
-Что будем пить, Виталий Иванович? Кофе, чай или что покрепче? - Юра смотрел на меня.
-Давай начнем с "или", - пошутил я. С ним я давно не виделся, можно и расслабиться.
-Жанна, коньячок принеси нам, и для всех я занят, - Юра деловито отдавал поручения.
Да, бизнес меняет людей, быстро делая их уверенными, практичными, а главное независимыми.
-Ошибок много, согласен. Но кто у меня работает? Вчерашние выпускники и санитарные врачи, они слабы в диагностике, поэтому даем заключение по компьютеру, а это машина. Какие данные, какую симптоматику ввел, то и получил. А кто пишет программу? Программист, незнакомый с медициной. Открывает пропедевтику внутренних болезней за третий курс института и пишет. Мне бы одного спеца как вы, и все в полном ажуре. Во-первых, вы без компьютера разберетесь, во-вторых, ваше имя - это бренд для предприятия. Но все мы, врачи с опытом, осторожничаем, боимся потерять прежнее место работы. Сколько вы получаете? - вдруг спросил он меня. Я ответил.
-Я буду вам платить в месяц, - и он назвал сумму, равную моей годовой зарплате.
Жанна внесла поднос, на котором стояли бутылка коньяка и рюмки, нарезанная салями, и дольки лимона. Она ловко расстелила салфетку и быстро сервировала стол. Затем молча, посмотрела на Юрия. Он махнул рукой, мол, свободна. Мы проговорили пару часов и уходя, прощаясь, я услышал:
-Подумайте, я буду ждать вас, Виталий Иванович.
Содержимое бутылки быстро исчезало, и я вскоре заметил, что она пуста. В голове сумбур, расслабленность. Я желал одного, чтобы ночь была спокойна, постелил простыню и рухнул на диван, сразу забылся. Утром я проснулся, взглянул на часы, семь часов утра. Подставил лицо под холодную воду, приходя в себя, причесался. Посмотрел на себя в зеркало. Отечная рожа нагло разглядывала меня, выискивала недостатки. Ох, как много этих недостатков. Отеки под глазами, обрюзгшее после сна или пьянки лицо, усталый и даже какой-то унылый взгляд. Нет не унылый, а какой-то скорбно-обреченный взгляд. Как будто я вижу впереди такую безъисходность на это бесправное существование загнанного жизнью и работой врача. И чтобы не случилось, ты, врач, всегда виноват.
Навожу порядок в кабинете, убираю остатки вчерашнего пиршества. Затем иду смотреть больную. Больная адекватна, дышит ровно, одышки нет. Беру лист наблюдений - гемодинамика стабильная. Осматриваю живот, не живот, а настоящий Монблан. Живот мягкий, и даже выслушивается перистальтика. Газы не отходили, но я расписал стимуляцию кишечника, дал дополнительные назначения и пошел к себе в кабинет. Думаю, все будет хорошо, все протекает как обычно после операции.   
Затем планерка, где я отвязался и вставил своим подчиненным за их отсутствие. Они уже знают о том, что я оперировал один такую сложную больную, поэтому виновато помалкивают. Один Воницкий, как всегда, недовольный. Ох и лодырь. Ну, зачем тебе хлопче, хирургия, ведь ты не для нее, и она не для тебя. Уходи, иди в другую специальность, но я сказать не могу ему, не поймет.
Потом обход больных, перевязки, и прочая ежедневная текучка, с частой беготней в приемный покой, и другим отделениям. Поднимаясь в очередной раз на этаж, я увидел женщину. Высокая и красивая, механически мелькнуло в голове, и снова бешенный ритм работы хирурга не оставляет времени на осмысливание подобных вольностей. Ближе к обеду, я, наконец, вошел в свой кабинет и сел писать истории. Стук в дверь и на пороге постовая медсестра.
-Виталий Иванович к вам родственница больной, которую вы вчера оперировали,- она замерла в ожидании.
-Зови, - бросил я, продолжая писать. Писанины у нас всегда избыток. Послышался стук в дверь.
-Войдите! - крикнул я.
Дверь распахнулась и на пороге стояла она, та самая, которую я видел на лестничной площадке. Высокая и красивая, эта характеристика к ней не относилась. На пороге стояла королева, нет - богиня красоты. Я никогда не вставал, когда в кабинет входили посетители или больные, врач должен сидеть и делать свое дело, но здесь какая-то сила оторвала меня от кресла, и вот я стою и смотрю на это чудное создание природы. Она тоже остановилась и смотрела на меня, на секунду, как мне показалось, растерявшись. Но волевым усилием она сбросила минутную робость, и спокойно произнесла.
-Здравствуйте, - она в упор смотрела на меня.
-Здравствуйте, - ответил я, оставаясь стоять истуканом. Но тоже взял себя в руке, и потянулся к тумбочке за папкой с историями болезней. Я встал не перед ее красотой, а просто за историями болезней и это нужно расценивать именно так.
-Я племянница больной, - и она назвала фамилию вчерашней больной, оперированной мною.
-Что вас интересует? - я смотрел на нее, не в силах отвести взгляд. "Это неприлично" мелькнула мысль. Но поделать с собою я ничего не мог.
-Все, что вы можете сказать о ее здоровье, - тихо сказала она.
Она также не отводила от меня взгляда. И вдруг, я поймал себя на мысли, что еще немного, и мы бросимся друг к другу. Бред, ты заработался, или окончательно ошизел. Возьми себя в руки. Вот это чудо не для тебя цветет. Я мысленно произносил эти гадости, пытаясь быть хозяином положения. Для полного счастья тебе как раз не хватает еще и втюрится по самые… "ну не могу". Мало физического изнеможения, так подавай нам муки душевные.
Наконец я отвел глаза, подумаешь, баба как баба. И начал ей перечислять, что было у больной и что сделано. И второй раз я поймал себя на том, что это все можно рассказывать только хирургу, ну зачем ей эти тонкости операции. Еще раз, выругавшись про себя, я, в телеграфном стиле, закончил с уверениями, что все будет хорошо.
Мы продолжали стоять друг перед другом, в моих руках папка с историями болезней, а она у приоткрытой двери. Она была на голову ниже меня, халат наброшен на плечи, и руках сумочка.
-К ней можно пройти? - робко спросила она.
-Пока нет. Она в реанимации, а там режим операционной. Приходите, пожалуйста, завтра, - и она закрыла дверь
 Я продолжал стоять, обалдевший от всего этого, затем бросился к окну и увидел, как она подходит к "Волге", протягивает руку, чтобы открыть дверку. Вдруг она резко обернулась, и посмотрела на мое окно и на меня. Я резко отпрянул вглубь комнаты. Теперь я матерился вслух. Мне было стыдно за эту мальчишескую робость, обидно, что где-то рядом идет другая жизнь, без стонов больных и прессинга со стороны администрации, за то, что я не могу позволить лишнее, и живу на скромную зарплату, что я езжу на стареньком "Москвиче" и за многое другое. Хотелось что-то изменить, стать значимым, и солидным. Плохо, ой как плохо. У тебя симптоматика влюбленного. Я рассмеялся. Я и любовь - вещи несовместимые.

Глава 2
Прошло два дня. Оперированную мною больную перевели в общую палату, и она уверенно шла на поправку. За это время я видел ее племянницу лишь издалека и то мельком. Вновь обычный день, вертишься как белка в колесе, все бегом и бегом. Мысли, ой какие нехорошие мысли стали появляться в моей бестолковой голове. Я уже несколько раз ловил себя на том, что думаю над предложением Пака работать у него, внести что-то свое. Мне всегда нравилось все новое, мне тогда безумно интересно, и моя бестолковка гудит от напряжения. Я достиг в хирургии того рубежа, что уже нет ничего нового, неоткрытого для меня. Я продолжал читать все новинки, но часто стал ловить на мысли, и что это уже было описано когда-то, и эта публикация просто плагиат.
Особенно интересно было наблюдать жизнь нарождающегося нового класса, их покупки новых машин, открытие новых предприятий. Широко живут, думал я. И я, стыдливо примерял себя в этой жизни, но не хватало фантазии, как попасть в нее. Страх, дикий страх остаться без работы, моментально отбивал всякую охоту даже думать об этом. Но любопытство заставило прочесть книгу об открытии малого предприятия, какие документы для этого необходимы. Я читал ее украдкой, как какую-то подпольную литературу. Но нужен был толчок, точнее пинок под зад. И я уже чувствовал, что нога для пинка занесена, и скоро у меня что-то изменится.
Сегодня было, как всегда. Снова давал разгон лодырю Воницкому, затем разбор полетов анестезиолога, обход, операции и прочая карусель. В обед я сидел в своем кабинете и вдруг стук в дверь.
-Войдите, - дверь открылась и это была она.
-Разрешите? - она вошла в кабинет. Красивая прическа и дорогой парфюм, отметил я.
-Присаживайтесь, - я указал на диван. Сердце бешено стучало.
-Ты ждал ее, и не ври, что это не так, - кричало оно.
Она присела, плотно стиснув и слегка отвернув в сторону колени, спина прямая, руки на коленях. Ничего лишнего, поза деловой женщины, для сугубо делового разговора, не более.
-Слушаю вас, - сказал, с легкой дрожью в голосе, я.
-Виталий Иванович, меня интересует моя тетя. Скажите, что ей можно принести из продуктов? Она просит соков, можно ли ей это? - красивым голосом начала она.
-Соки можно, но не слишком сладкие, - я начал перечислять все, что можно есть больным после холецистэктомии. Она, как примерная ученица внимательно слушала, пытаясь запомнить этот огромный перечень.
-Хватит, - осадил я себя.
-Как вас зовут? - спросил я ее.
-Виктория, - быстро ответила она.
-А отчество?
-Виктория Викторовна Казакова, - она улыбнулась.
-Когда вы хотите тете принести продукты? - мямлил я.
-Завтра, - я почувствовал, как она с удовольствием рассматривает меня. Причем делала это откровенно, чем окончательно смутила меня. Смутить меня - это полный нонсенс. Я сам заставляю краснеть женщин взглядом или своими вопросами, а здесь все наоборот. Сознание воспротивилось столь наглому покорению меня, я уже собрался сказать колкость, но в дверь постучали и сразу появилась голова постовой медсестры.
-Виталий Иванович, вас срочно зовут в операционную, - и голова исчезла.
В операционной мои мальчики оперировали, что там могло произойти срочного?
-Вот вам мой телефон, - я написал номер телефона
-Позвоните, когда будете готовить тете продукты, - я протянул бумажку Виктории.
Она взяла ее, не спеша положила в сумочку, поднялась и пошла к двери, обдав меня дорогим, сногсшибательным парфюмом. Я смотрел на нее, красивую, стройную, неприступную и в моей груди творилось что-то непонятное.
-Вот такую едва ль отуманишь, и не хочешь пойти, да пойдешь! - некстати всплыли строки из Есенина 
Она позвонила ближе к вечеру, к концу рабочего дня, с просьбой о наборе продуктов, и мы проболтали часа полтора. Я начал с перечисления продуктов, а поймал себя на том, что читаю ей стихи. Дважды заглядывала сестра, приглашая меня к больному, и сославшись на занятость, я с сожалением положил трубку.
На другой день, с утра, на планерку пожаловала замглаврача Раиса Карповна, сорокалетняя женщина, в длиной до пят юбке, накрахмаленном халате, безобразно намалеванная и от этого еще более отталкивающая. Тонкие, поджатые губы как бы говорили, от меня не скроете, я все вижу, все недостатки. После окончания института, она специализировалась по хирургии, но хирурга из нее не получилось, и эта вечная боль своей несостоятельности перекидывалась на нас, придирками, а то еще чем-то покрепче. По той официальности, которая исходила от нее, было видно, что о добрых намерениях замглаврача, следует забыть.
Она устроила общий обход, придиралась ко всему, и под занавес сказала:
-Идемте в ваш кабинет, думаю, нам есть о чем поговорить.
Вошли. Она начала мыть руки после обхода, я сел в свое кресло. Она устроилась на стул рядом, и смотрела на меня.
-Ну рассказывайте, Виталий Иванович, - медленно сказала она.
-С чего начать, Раиса Карповна? - насмешливо спросил я. Я помнил все ее домогательства, и знал, что за то, что отверг их, придется рассчитываться.
-С начала, - сурово сказала она.
-С начала, от Рождества Христова?- я смотрел безвинно на нее.
-Не юродствуй. Дай мне историю болезни, - и она назвала фамилию больной, которую я оперировал.
Я хотел потянуть время, и сослаться, что история в ренгенкабинете, или еще где-то. Но категоричность тона, и требование именно этой истории не вызывала сомнения, что она знает обо всем. Не стоит тянуть время, ей уже доложено и постарался, скорее всего, лентяй Воницкий. Я взял историю и протянул ей.
Уже одно то, что она перешла на "ты", говорило о чем то угрожающем. Но это "ты" было своим, близким, так обычно мы общаемся между собой, это чисто эдакое хирургическое братство.
Раиса перевернула титульный лист истории болезни, и прочла вслух:
-Операция - холецистэктомия, оперировал Черногоров. Наркоз - интубационный. Анестезиолог - Черногоров. Ты совсем идиот, или притворяешься? Да случись что - нибудь, ты костей не соберешь, и будем мы носить тебе сухари. Или решил поиграть в благородство. В общем так, историю переделать, вписать анестезиологом Коленченко, я с ним поговорю, у него с пьянками столько грехов, что он впишется куда хочешь.
В ней проснулся хирург, она спросила:
-Очень трудно было?
-Очень, - признался я.
-А почему меня не пригласил? Ассистирую, как ты знаешь, я не плохо.
-Я про тебя забыл.
-Молодец. Главный врач знает, ему доложили, и он злой как черт. Я постараюсь сгладить углы. Скажу, что я тебя уже наказала, - она встала и пошла к двери.
-Спасибо. Скажи ему, что больная через день, два будет выписана.
-Он бы и не вспоминал, оно ему не нужно, но администрация в курсе, и ты знаешь от кого. На него давят, он тоже должен что-то делать, - и она вышла.
Работа Воницкого была на лицо. Пожаловался теще, что я его гружу, и обвинил меня в превышении. Сволочной мужичонка, подловатый. Я сидел и думал о превратностях судьбы, о том, что победителей тоже судят. Стук в дверь, прервал тягостные размышления. Вошел анестезиолог Коленчено:
-Раиса Карповна сказала, что-то записать в истории болезни. Что записать? - бегающие глаза, отечное лицо.
-Запиши себя рядом со мной, вместе давали наркоз, - и я протянул историю.
Он взял бумаги и ушел.
Вот так всегда, работаешь, не спишь, доводишь себя до нервного каления, и ты еще и виноват. Главный примет меры, ему надо закрыть себя, ну а нам, сирым, не привыкать. Противно и немного обидно. Я был подавлен, настроение на нуле. Но ближе к обеду позвонила Виктория Викторовна. Её красивый голос ввел меня в трепет, и я снова лепетал. Она хотела узнать, когда я выпишу ее тетю.
-Думаю, мы ее выпишем через день, - я говорил медленно.
-Что с вами случилось, или что-то произошло? - тревожно спросила Виктория Викторовна.
-Да небольшие неприятности, - сказал я.
-Могу ли я помочь чем - либо? - я чуть не рассмеялся. Ну чем она может мне помочь? Но вдруг я ляпнул
-Давайте встретимся, - и в трубке долгое молчание и затем:
-Вы на машине?
-Тогда ровно в час дня у памятника воинам. Ведь у вас тоже обед? Вернее, это время вас устроит? - с беспокойством спросила она.
-Я буду там ровно в час дня, - настроение значительно улучшилось. Что будет, то и будет, нечего расстраиваться раньше времени.
В час дня я был в назначенном месте, но Виктории не было видно. Только в пять минут второго около моего "Москвича" остановилась "Волга", которую я уже видел раньше из окна моего кабинета, и она легко пересела на заднее сидение моей машины.
-Еще раз здравствуйте, - сказала она.
-Куда поедем? - мой голос звучал глухо, дышать было трудно, а тело вдруг стало таким неуклюжим.
-Давайте съездим за город, - ее голос также дрожал от волнения.
Я быстро выехал недалеко за город, остановился в небольшой роще, и она пересела на переднее сидение.
-Ну рассказывайте, что стряслось? - глядя мне в глаза спросила Виктория.
Я вкратце рассказал о произошедшем. Лицо ее просветлело, и даже появилась улыбка.
-Только и всего. Могу ли я чем-то помочь? - теперь настала моя очередь улыбаться. Второй раз за день предлагает.
-Ну чем вы можете помочь? Да, кстати, кем вы работаете? - спросил я.
-Заместитель управляющего банком, - веско сказала она.
Я едва сдержал смех. Ну чем мне может помочь финансовый работник, разве что пересчитать деньги, которых у меня немного. Так я с этим пока справляюсь хорошо и сам.
-Нет спасибо, я справлюсь, - я успокоился.
-Поэтому вы и переживали? Бедный, - и она провела ладонью по моим волосам.
Я притянул ее к себе и как безумный стал целовать ее. Ее руки обвили мою шею, она задыхалась. Я стал расстегивать ее крючки, пытаясь раздеть.
-Не спеши, не сейчас и не здесь, - попросила она. Но я продолжал что-то расстегивать, целовать все лицо.
-Я прошу тебя, успокойся, - слегка отталкивая меня.
-Не спеши, все испортишь! - что-то кричало во мне.
Медленно я успокоился. Виктория вышла из машины, поправила одежду, достала из сумочки косметичку, открыла и ловко поправила то, что я так бесцеремонно уничтожил. Затем вновь села на заднее сидение.
-Поехали назад, - попросила она.
Я завел машину, и мы направились в город.
-Мы еще увидимся? - спросил я.
-Если ты этого захочешь, - ответила она, но в зеркале я видел ее смеющиеся глаза.
-Подъедь на улицу позади банка. Обед закончился, не хочу чтобы кто-то видел меня опоздавшей, - она вновь стала деловитой.
Я припарковался, как она сказала. На прощание она обняла меня и поцеловала в шею сзади, и прошептав "созвонимся", выпорхнула из машины.
На другой день, вечером, я был вызван в кабинет к главному врачу. За столом восседал сам начальник, очень толстый, болезненного вида человек. Лицо было непроницаемо, и это давало основание думать, что он мною недоволен. Уже по тому, что он стал обращаться ко мне на "вы" говорило о многом. Я знал его принцип "Если хочешь наказать человека, говори с ним на "вы", и он почувствует наказание". Поздоровались.
-Виталий Иванович, о вас мне докладывают нехорошие вещи. Один идете на большие операции, кроме того выпиваете на рабочем месте. Грубы с подчиненными и многое другое, - его маленькие, заплывшие жиром глазки сверлили меня.
Он хотел казаться грозным, чтобы вогнать меня в трепет. Я устал бояться и что-то непонятное творилось со мной. За то, что я вкалываю не зная отдыха, мне еще ставят в укор это. Снова меня пытаются загнать в угол, а это так опасно.
-Так уж получилось, - я сидел потупив глаза.
  Да и что скажешь? На него давят и от принятого решения будет зависеть его судьба. Я очень не люблю оправдываться, смелости не хватает, что ли. Не знаю.
-В качестве наказания я перевожу вас на одну ставку, - он вопросительно смотрел на меня.
-Я могу идти? - спросил я глухо.
-Идите.
Я поднялся и, на каких-то ватных ногах, вышел из кабинета. Значит будешь пропадать сутками на работе, а получать мизер. Такого еще в моей практике не было. Было тошно и противно. Я не видел окружающих, и не помню, как вошел в свой кабинет. Что делать? В голове калейдоскоп из обрывков мыслей и как назло, ни одной путной.
Я сел за стол. Сказать, что я плохо держу удар, значит ничего не сказать. Я его, этот удар, никак не держу. Сразу возникает паника, наступает отчаяние и так продолжается полчаса, или час. Затем я успокаиваюсь и возникает четкое видение ситуации, и сразу находится решение. Я всегда помнил надписи на кольце царя Соломона. На одной стороне было написано: "Все проходит, а на другой: "Пройдет и это.".
Но сейчас было очень уж тяжело, из-за несправедливости. Сел за стол, с кем поговорить, с кем поделиться? Я всегда все держал в себе, и никто не догадывался, как мне порой бывало тяжело. Лучшим мужским антидепрессантом , конечно же, является алкоголь, и я здесь не исключение. Открыл стол, посмотрим что у меня есть. Марочное вино, водка и спирт. Первые два напитка годятся только для женщин, а мне в этой ситуации показан спирт, лучший хирургический напиток.
Достал спирт, стакан, налил из-под крана воды в другой стакан. Достал коробку хороших конфет, и вновь сел за стол.
Налил больше половины стакана спирта, немного долил водицы, и залпом выпил. Развернул конфету, и медленно стал жевать. Удар алкоголя пришелся вначале на желудок, он от такой наглой и свирепой нагрузки вдруг притих, думая, а не вернуть ли это все наружу, но я предусмотрел этот ход. Я просто проглотил конфету и сделал глоток воды. После этого он смирился с неизбежным, он знал, если хозяин начал со спирта, нагрузка будет огромная.
Следующий, по кому нанесен сей удар - это мозг. Ради его успокоения и затевался весь этот сыр - бор. Калейдоскоп обрывков мыслей стал исчезать, голова становится холодной и удивительно ясной, способной мыслить продуктивно. И первые мысли и идеи самые правильные, и я всегда замечал, что будет именно так, как подумалось в первые минуты, после того как выпил. Затем повторные дозы сотрут ясность мышления и на смену ясности придет тупое спокойствие, добродушие, и какая-то отрешенность. Поэтому я ловил первые мысли, иногда даже записывал, чтобы потом после кутежа, их не забыть. А то что будет кутеж, я не сомневался.
И так, что делать в этой ситуации? Уйти! Я даже испугался этой простой мысли. Куда? Да хотя бы к Паку, ты всегда хотел нового. Но это смертный приговор себе. Вдруг не получится с перестройкой, где потом работать? Резонанс будет ой, каким громким. Вдруг появилась уверенность, что у меня все получится. На ум пришла латинская поговорка: " Через трудности к звездам". Я взял чистый лист бумаги и написал: "Уйти к Паку" и положил в стол. После такой работы мысли, мозг требовал забытья, еще дозы алкоголя, и рука потянулась к стаканам.
Очнулся я от надоедливого телефонного звонка, который звенел не переставая. Я поднял трубку.
-Слушаю, - ватным голосом спросил я.
-Виталий Иванович, все в сборе, планерка будет? - в трубке голос Воницкого.
-Проводи сам, - и я положил трубку.
Быстро встал, умылся. Качало здорово, а во рту пустыня Сахара. Спирт имеет одну нехорошую особенность, вернее две. Первая - это стоит выпить воды и ты вновь слегка пьян. Вторая - то, что пьешь и долго не можешь почувствовать опьянения, а затем отключаешься в одно мгновение. Терпеть жажду дальше нет сил, и я наливаю стакан воды и жадно пью. Мало. Еще один стакан. Фу, кажется немного легче. Осматриваю место вчерашней баталии. На столе открытая коробка конфет, два стакана и флакон из - под спирта. Убираю все в стол. Тяжело, ой как тяжело физически. Выдвигаю ящик стола, лист бумаги. Беру и читаю:" Уйти к Паку" и все стало на свои места. Мозг начал работу, амнезия исчезла, я вспомнил разговор с главным врачом и то, что он перевел меня на ставку.
Сейчас или никогда. Достаю чистый лист бумаги и пишу заявление об уходе. Все. Точка. Послышался стук в дверь. Прячу заявление в стол, приглаживаю волосы и открываю дверь. На пороге делегация: Раиса, старшая сестра и еще кто-то. Я пропускаю в кабинет только Раису и закрываю дверь. Она стоит молча, разглядывает меня.
-Ты смотрел на себя в зеркало?- укоризненно спросила Раиса.
-Давай опустим эту часть разговора, не надо нравоучений. Без тебя тошно, - мой голос хриплый, вялый. Сушняк продолжается.
-Кому ты хочешь что - то доказать? Коллектив весь напряжен, прекрасный человек и как все…, - она качала головой.
-Договаривай, чего ты замолчала. И как все - алкоголик.
Боже, как я хочу пить. Я беру стакан, наливаю воды и жадно пью.
-Ну почему, почему вы все талантливые, умные и такие слабые? У тебя же золотые руки и прекрасная голова, ты хирург от Бога и это без преувеличения, - она входила в раж, пора останавливать.
Я достал из стола заявление и протянул ей.
-Передашь главному врачу. 
Она пробежала глазами и сказала:
-Я его порву, - и начала складывать, чтобы разорвать.
-Тогда я напишу новое и отнесу его сам секретарю. Я не хочу показываться в вашей конторе, - и посмотрел на нее.
-Ты твердо решил? Ведь потом ты в этой области не найдешь работу, облзравотдел не позволит ни одному главному врачу принять тебя. Не будь самоубийцей, умоляю тебя, - по - моему она говорила искренне.
А ведь уговорит. Я взял ее за плечи и подтолкнул к двери.
-Не смей меня выталкивать, я здесь лицо официальное! - она почти кричала. Ну не хватало еще устроить крик на всю округу.
-Идем вместе, я в машину и уеду. Надо закрыть кабинет. За вещами я приеду позже, - и направился к двери. У двери она задержала меня:
-Ты домой? - она испытывающе смотрела на меня. Уж эти проницательные женские взгляды. Им кажется, что они видят нас насквозь, а нам хочется быстрее избавиться от их опеки и убежать. Они преисполнены сознания важности, что удерживают нас от падения в пропасть, а мы уже знаем, что летим туда, и никто нас не удержит от этого падения.
-Нет, я поеду в деревню к матери. Достаточно мне твоего воспитания, а то еще дома будет повторение, и я просто не выдержу, - я вновь направился к двери, но Раиса задержала на минуту, взяв меня за локоть.
-Ты настоящий мужик, способный на поступок, который вызывает восхищение и страх. Ну, хватит, я поверила, ты способен уйти. Приказа о переводе тебя на ставку нет, и я сделаю все, чтобы его не было. Поезжай в деревню, отдохни. Это последствия стресса, я все сглажу, не волнуйся. Ведь, если уволишься, пойдет шум, что ты не сам ушел, а тебя уволили за пьянку. И ты исковеркаешь свою жизнь, - она говорила, нет умоляла.
Много было с нею ссор по работе, но в душе она очень человечна.
-Нет Рая, я ухожу навсегда, - и я направился с ней к двери, открыл ее и вышел в коридор. У двери толпа сотрудников, в халатах, на лице тревога.
-Останьтесь, Виталий Иванович, - доносились голоса.
Ну Раиса, ну бестия, не ждал я от нее такого.
-А вот подслушивать нехорошо. И кто это сказал, что я ухожу? - пытался шутить я, идя к выходу из здания.
Проходя мимо ординаторской отметил, дверь открыта, Воницкий сидит на диване, жирное лицо в усах, заспанное. Снова дрых несмотря на рабочий день, и попробуй сделать замечание, себе дороже.
Сел в машину, завел и не прогревая двигателя, отъехал. Проехал квартал, остановился. Еще не поздно все изменить, все пустить по старой, накатанной колее. Я на миг представил, как вновь пахать за господ Воницких, и меня охватила тоска, щемящее чувство душевной боли, что потом никогда не смогу уйти, и я буду всю жизнь корить себя и страдать от того, что не ушел вовремя. И коль конфликт начался, все равно, он закончится тем же.
Жизнь понесла меня, остановится и что - то изменить, просто невозможно. Да и нужно ли. Я уже понял, что ее величество жизнь постоянно ставит перед любым человеком проблемы и задачи, которые нужно решать. И я решил. Ухожу.
Через час я был в деревне, заехал во двор. Вошел в дом, постоял в сенях и вошел в комнату. Мать сидела у окна и что-то шила. Она вопросительно смотрела на меня.
-Ухожу с работы, мама. Не могу больше, - с каким-то надломом в голосе сказал я.
Она молча смотрела на меня, и только слеза, стекающая по ее щеке, говорила, как ей тяжело и больно это слышать. Я ждал расспросов и уговоров, укоров и наставлений. Но молчание и слезы тяжелее всего переносить, особенно для меня.
-Я это чувствовала сердцем. Ты взрослый, и коль решил, значит так нужно. Но мне страшно за тебя. Представляешь, сколько будет пересудов, сплетен? Выдержишь ли это? А ведь через это придется пройти, - тихо говорила она, как будто зная обо всем наперед.
Как умеют наши матери все чувствовать, и всегда в любой жизненной ситуации, мы остаемся для них, малыми, неразумными детьми.
Теперь главное успокоиться, осмыслить происходящее и быть готовым к действиям. Если этого не сделать, начнется грандиозная пьянка, которая закончится одним: водворением меня назад, в больницу, продолжением тупой, однообразной работы. После пьянки мне стыдно перед окружающими, но особенно стыдно перед собой. Кажется, что совершил что-то гадкое, недостойное тебя, и вокруг только и говорят, что о твоем падении. И тогда со мной можно делать что угодно, я сам чувствую свою вину за эту блажь, и стараюсь нагрузить себя работой, чтобы поскорее забыть об этом. И так продолжается до тех пор, пока степень напряжения не достигнет апогея, и вновь срыв, вновь попойка, и так до бесконечности.
Сейчас нужно заняться чем - то отвлекающим. В деревне у каждого есть баня. Была баня и у нас, я сам ее каждый год переделывал, усовершенствовал конструкцию. Главное в бане - это печь. Какие конструкции печи я видел! Самые примитивные, дедовские, так называемые каменки, которые топят дровами, и баню топят в течении дня, а в сильные морозы, так и сутки. Затем идут самые современные, сваренные из толстого металла. Эти печи быстро нагревают баню, камни для парной, но кроме того греют и воду.
А вы пробовали топить баню? Ну что на свете может сравниться с этим удовольствием? Входишь в баню. Запах березового веника еще не выветрился от прошлой мойки, и сразу вспоминаешь, как было хорошо. Начинаешь медленно выбирать золу, затем рубишь дрова, и накладываешь их в топку. Затем вода, обязательно много воды, чтобы хватило всем. Вода залита и окатываешь полок и пол водой, она испарится, но это придаст неповторимый запах бане. И вот главное, поджигаешь дрова в печи, и слушаешь характерный здоровый гул печи, которая, как бы говорит:
-Наконец - то вспомнили обо мне, - и после этого пошел уголек, хороший уголь, который даст жар и пар.
А как думается у гудящей печи! Сидишь себе и смотришь на дверку печи, а щелках мелькают языки пламени, печь как бы оживает и источает не только тепло, но и покой. Все кажется таким далеким, и вся эта суетность жизни остается за дверью бани. Ты как бы прикасаешься к чему - то далекому, такому знакомому, но забытому.
А как баня лечит после двухдневной пьянки. Со стоном выбираешь золу, но к моменту, когда нужно мыться, невольно замечаешь, что стало значительно легче. И хорошо пропаренный, пьешь квас или минеральную воду, обязательно много, и сразу замечаешь, как весь покрываешься потом, который льет с тебя, выводя всю гадость пьянства из организма.
И вот сейчас, главное, не перейти этот рубеж, не затеять новую попойку, хотя на душе камень и очень тяжело от выпитого накануне. Тогда все пропало. Завтра, когда стыд и чувство вины за содеянное, сделают из меня тряпку, даже уговаривать не нужно будет. Я, как нашкодивший школьник, с радостью приму любое предложение, и снова впрягусь в лямку.
Итак, гоню мысли о похмелье и иду топить баню. Не спеша выбираю золу, главное не торопиться, скоро будет легче. Медленно прохожу весь ритуал топки бани. И наконец, можно мыться. Беру чистое белье и иду в предбанник. Первый пар, он как первый поцелуй: много волнения, восторга и мало разума. Все начинается всегда со второй, третьей ходки на полок. Баня прогрета, пар умеренный, а печь ждет и просит, ну плесни на камешки. Льешь воду и задыхаешься от пара, сухого, жаркого, тело ликует и продолжаешь это ликование легкими похлопываниями березового веника по спине и груди. Готов. Хороший ковш воды на камни и бешеное стегание себя веником, и когда не остается сил, медленно сползаешь на пол и выходишь в предбанник, и в изнеможении садишься на лавку. Пьешь много жидкости и потеешь. Но главное, голова соображает так ясно, что хочется топить баньку чаще. Сидишь долго и думаешь, чтобы обязательно замерзнуть, а затем повторить все сначала.
Вот и сейчас, в голове невеселые мысли. Как уйти с насиженного места работы, и чем все это кончится? Надолго ли эта перестройка, или это очередная кампания большевиков? Ну, а если это надолго, и это никакая ни кампания, а закономерный ход истории, что тогда? Ведь я читал предсказания Нострадамуса, Ванги и Иоанна Кронштадтского. Я уже убеждался, что предсказания работают, и сбываются. А если нет? В голове каша, мысли скачут, нет четкости. Вновь лезу на полок.
В конец усталый от парной и мыслей, перекинув через плечо полотенце, чтобы утирать пот с лица, бреду в дом и падаю на кровать. Устал от пара и какое это блаженство вот, так после всего этого лежать в прохладной постели.
Кто-то теребит меня за плечо.
-Виталий проснись, - открываю глаза, передо мною стоит мать. Я не заметил, как уснул. Она говорит тревожно:
-Приехала большая машина и просят тебя выйти. Пойдешь? - мать смотрела на меня.
Я поднялся и выглянул в окно. У ворот стояла белая "Волга". Натягиваю брюки и рубашку, и выхожу к машине. На скамье у ворот сидит парень, подхожу.
-Привет. Слушаю тебя.
Парень смотрел на меня равнодушно и показал пальцем на машину. Я нагнулся и только сейчас увидел на заднем сиденье Викторию. Прыгаю в машину и вижу тревожные глаза, и приложенный к губам палец. Знак - веди себя почтительно. Я сообразительный, перехожу на официальный язык.
-Здравствуйте. Что случилось? - спросил я.
-Нет, нет ничего. Просто я позвонила и мне сказали, что вы хотите уволиться. Это так? - она говорила быстро, глядя на меня.
А вот и тяжелая артиллерия, сейчас в ход пойдет обычный набор о моем восхвалении, и просьба вернуться в больницу. Какая проза жизни. И она туда же.
-Да, это так. Я хочу уйти! - я потух.
Внутри все кипело и плавилось, как воск, мое твердое решение не возвращаться. Я почувствовал, если она скажет остаться в больнице - я останусь. Но она стала смотреть как-то иронично.
-Мадам, это очень опасно смотреть на меня с иронией, - хотел сказать я, но услышал:
-И не страшно?
Ну, бестия, знает нашего брата. Кто захочет выглядеть трусом в глазах такой женщины? Плохо, мадам, вы знаете Черногорова. Эти дешевые приемы мы уже проходили, когда тебя подначивают, чтобы добиться своего.
-Очень. Я же не идиот, вернее не до конца идиот, знаю, чем это может закончиться. Останусь без работы и придется уезжать.
Она снова стала серьезной, разглядывала меня, будто увидела впервые. Затем положила руки на мои, и погладила их. Я сжал ее руки, больше я позволить не мог себе.
-Вы сильный, ничего не боитесь, коль вы осознали свой страх, - тихо сказала она. Затем добавила:
-Меня просили узнать, вернетесь ли вы?
-Нет, не вернусь.
-Где думаете работать?
-Думаю у Пака, он приглашал меня к себе, - я отвечал четко, как о решенном. Ведь еще до ее приезда, я был в раздумье.
-Тогда сделаем так. В понедельник вы выходите к Паку, я договорюсь, - она говорила тоном уверенной в себе женщины. Я чуть не съязвил что - то, но она быстро взглянула на меня и добавила:
-Я передам ему вашу просьбу и думаю он будет рад, - руки все еще оставались в плену друг друга.
-Когда увидимся? - спросил я.
-Созвонимся в понедельник. Сейчас вам надо отдохнуть. Вы чем занимаетесь?
-Протопил баньку, попарился. Не желаете? - еще немного и начну тащить ее в баньку.
-Не люблю бань. Итак, до понедельника, - она сжала мои руки.
-До свидания- и я вылез из машины.
Водитель равнодушно сел за руль, и машина уехала.

Глава 3
Прием больных идет в спокойном ритме, нет поликлинической нервотрепки, никто никуда не спешит. Размеренно, с чувством собственного достоинства входят больные, подробно рассказывают о своей проблеме, зная, что я все это выслушаю, выражу сочувствие и, конечно же, помогу. Отличие от поликлиники более чем разительное. Да и сам я почувствовал, наконец, себя врачом, а не загнанной лошадью. И хотя достаточно бывает одного взгляда, чтобы поставить диагноз, я занимаюсь с больным столько, сколько ему нужно. И никто тебя не гонит в шею, быстрее, быстрее, как в поликлинике, и не нужно бежать еще на обход и операцию в отделение.
Вот уже я работаю у Пака больше недели, все прошло гладко, как и обещала Виктория. Был звонок от главного врача, он приглашал меня назад на работу, но я отказался и попросил оформить увольнение. Секретарь принесла мои документы сюда, на новое место работы. Приходил Воницкий, просил не держать на него зла и вернуться. Оказывается, весь коллектив объявил ему бойкот. Как в сводке с фронта, после дислокации, бои местного значения.
Затем пожаловала целая делегация из моего отделения, охи и ахи, меня откровенно жалели, все думали перестройка скоро кончится, и я буду безработный. Да что греха таить, я и сам боялся этого, но держался бодро - весело, главное не паниковать.
И под занавес звонок из облздравотдела, звонил сам заведующий. Обычный разговор из угроз, и почти клятвенное обещание наказать отступника, ославить и пустить слух, что уволен за беспробудное пьянство. Чтобы другим неповадно было, нужно пресечь крамолу в корне, наказать еретика, в общем весь джентльменский набор славных большевиков.
Виктория звонила пару раз, интересовалась, как я устроился, хотя я тревожил ее очень часто, просил о встрече. Но она ссылалась на занятость, обещала вскоре встретиться. Я осторожно, чтобы не было заметно, наводил о ней справки. Она немного младше меня, деловая женщина, разведена, сын живет у матери. 
После обеда больных немного, я впервые за столько лет смог просмотреть на работе, еще раз подчеркиваю "на работе", свежие газеты, полистать журналы. Я делал это только дома, и то не всегда, работа забирала меня всего, и порой было только одно желание, упасть в кровать и забыться.
Сегодня после обеда пришла Жанна, секретарь Пака, как всегда независимая, и слегка нагловатая.
-Виталий Иванович, вас просили вечером быть здесь. Будет небольшое чаепитие, - и сказав это, она бесстрастно повернулась и ушла, покачивая своими роскошными бедрами.
В ней было что - то от Виктории, но Виктория была старше и значительно умнее. Предложение меня заинтересовало, и я решил уточнить у Пака. Он суетился по кабинетам, и увидев меня, тихо спросил:
-Жанна передала вам? - что именно, он уточнять не стал, и добавил:
-Будет только узкий круг, и подъезжайте к семи вечера, - и поспешно пошел отдавать распоряжения.
Вот и вечер. Я приехал к назначенному часу, но кроме Пака никого не было. В самом большом кабинете накрыт стол и судя по количеству и качеству разносолов, вечер обещал быть солидным. Жанна и еще две женщины - врача суетились у стола, что - то подставляя, поправляя и критически оглядывали со всех сторон стол. Пак был занят приемом напитков, которые привез его водитель, и поэтому я оказался не у дел, пошел в свой кабинет. Вскоре послышался шум и раздались голоса, начали съезжаться гости. Я продолжал сидеть в кабинете, листая журналы. Вдруг дверь открылась и на пороге появился, а скорее явился, сам Григорий Васильевич Лешак, директор одного из совхозов. Это очень колоритная фигура, среднего роста, плотно сбитый мужик. Его я знал давно, он прошел через мои руки. Вот его то, я меньше всего ожидал увидеть сегодня на банкете. Шумный, бесцеремонный, временами пошловатый, но в общем безобидный человек, и главное большой любитель подобных сборищ.
-Наслышан, наслышан. Здравствуй Виталий Иванович. Как на новом месте? - это все на одном дыхании.
-Привет Григорий. Сам как? - я поднялся навстречу.
-Хреново. С утра не могу нигде похмелиться. То заседания, то встречи в администрации. Ну сейчас отвяжусь, погуляю, - как всегда беспардонно сказал он.
Я подвинул ему свободный стул, и Лешак сел.
-Как сельское хозяйство? - спросил я его.
-Да как всегда, в загоне. Было оно дотационным, а сейчас тем более. Но туда хоть сколько вкладывай, отдачи нет и не будет, - он говорил громко, не стесняясь в выражениях.
-А кто будет сегодня здесь? - меня разбирало любопытство.
-Ты со всеми познакомишься. Но некоторых ты уже знаешь. Андрей Андреевич Бежов, лично. Обещала Вика Казакова подъехать. Начальник милиции, ну может кто - то из директоров, сам увидишь. У тебя здесь ничего нет, трубы горят, просят плеснуть на каменку, - он имел ввиду спиртное.
-Нет ничего Гриша, я здесь не начальник, поэтому спиртного не держу, - я увидел, как на лице отразилась потеря интереса ко мне.
-Тогда я пошел, поговорим позже, - и он пошел искать спиртное.
Вскоре повторно отрылась дверь, и Жанна пригласила за стол. Я вышел в коридор. У кабинета, где накрыт стол, толпились несколько мужчин, немного смущенные, только Лешак был в своей тарелке и судя по громкости его голоса, он уже плеснул на каменку. Я поздоровался с каждым за руку, многих знал, но не так близко, вместе не выпивали. Начали рассаживаться. Стрелка часов подбиралась к восьми, но не начинали, ждали Бежова. Вскоре появилась Виктория и разговоры на мгновение смолкли. Она была в красивом вечернем платье, очень замысловатая, модная прическа делала ее божественной. Я почувствовал, как сердце бешено заколотилось. Но следом за Викторией появилась Жанна, такая же прекрасная, но значительно моложе и гибче. Шумно задвигали стулья, усаживание дам за стол отвлекло всех от ожидания Бежова. И только усадили дам, послышался шум открывающейся входной двери, и вскоре, в сопровождении Пака, вошел сам Бежов Андрей Андреевич.
Андрей Андреевич типичный образец советского партийного работника. Невысок, в меру упитан, подвижен, с улыбкой на лице. Он как бы излучал деловую энергетику, желание показать, что он, как представитель власти знает, куда вести массы, что жизнь, это движение вперед, под чутким руководством партии в нужном направлении. И ни у кого не может быть сомнения в правильности выбранного направления движения.
Он поздоровался, и уселся во главу стола, одарив всех вместе одной из своих улыбок. На мне он задержался и спросил:
-Как дела, Виталий Иванович? Освоился? - и увидев мой кивок головой, сразу перешел к следующему.
Этим он как бы хотел подчеркнуть, что я здесь человек не случайный. Он был немного младше меня, и мы познакомились, когда он был директором совхоза, случайно, выехав на природу, и после этого при встречах, часто это вспоминали.
Мы не были на короткой ноге, но помогали друг другу чем могли. Его мать лечилась только у меня. И мне кажется, что обратись я к нему по поводу работы в больнице, вопрос будет тут же решен положительно.
Начались тосты, пожелания, доливание горячительных напитков. Со стороны интересно было наблюдать за присутствующими. Вначале, все казались себе деловыми и значимыми, эдакие бизнесмены, с задумчивыми лицами и печатью важности дел. Но по мере употребления водки, роль бизнесмена исчезла, о ней просто забыли и появилось сборище пьяных мужиков. Сначала были сальные шутки, затем, кое - где стал проскальзывать матерок. В общем обычная пьянка.
Андрей Андреевич сидел около Жанны, и было заметно, что отношения их зашли намного дальше простого знакомства. Рядом с Викторией сидел директор горводоканала, и что - то пытался ей говорить, но она просто делала вид, что слушает, задумчиво ковыряла вилкой в своей тарелке. Я насколько раз чувствовал на себе ее изучающий взгляд и с усилием, нарочито не смотрел в ее сторону. После выпитого все пошли покурить, дамы меняли на столе закуску, кто - то принес магнитофон, стали его устанавливать.
Я тоже вышел из - за стола и пошел к себе в кабинет. Постоял у окна, но дверь открылась и вошел Лешак. Он уже был на взводе, но это его обычное состояние.
-Как самочувствие, Григорий? - спросил я его.
-Сейчас норма. А вот что будет завтра, не знаю, - ответил он садясь на стул.
-Зачем думать о завтрашнем дне. Будем думать завтра, - пытался скаламбурить я.
-Знаешь, за столько лет работы директором, утром просыпаешься с одной мыслью, где я сегодня буду похмеляться. Планерку провел и машину. Обычно, нас три, четыре директора и выезжаем куда - нибудь, сначала немного выпьем для разминки, а затем к кому - нибудь на усадьбу по обмену опытом, и где - то сидим и обмениваемся. Итак, каждый день. Очень трудный день, когда вызывают в администрацию, приходится быть трезвым до обеда, тяжела наша жизнь, - Лешак жаловался мне о бренности своего существования.
Вскоре послышалась музыка, и шум голосов стих. Я вышел в коридор и увидел танцующие пары. Даже "сам" Андрей Андреевич танцевали. Его партнером была Жанна, которая плотно прижалась к нему, подчеркивая, что тело и душа кавалера, в ее когтистых лапках. Вика стояла у магнитофона и скучающе слушала директора горводоканала. Тот что - то пьяно доказывал, пытаясь обнять ее за талию. Виктория повернула лицо и заметила меня, и тут же начала смеяться так, что ее партнер слегка обалдел. Лешак и еще двое мужчин, пьяно о чем - то спорили, подливая себе водочки. Прежняя значимость, и игра в бизнесменов исчезла, сейчас это были простые, сельские парни, которым до чертиков хотелось расслабиться и отвлечься от неопределенности и однообразия. Банкет подходил к той стадии, когда начиналось ораторство, причем каждый слышал только себя, и его мнение было единственно правильным. Я вновь вернулся в свой кабинет.
Я далеко не праведник, люблю выпить и повеселиться. Но сегодня пить не хотелось, бывают моменты, когда спиртное "не идет". Я сел на стул, какая - то грусть охватила меня. За столь короткий промежуток времени, я перекроил свою жизнь. Вдруг дверь открылась и вошла Вика.
-Не помешаю? - тихо спросила она.
По пятнам на лице и частому дыханию, я понял, чего ей стоил визит в мой кабинет. Я вскочил и хотел обнять ее. Но она опередила меня.
-Стой там и слушай внимательно. Сейчас кто - нибудь обязательно придет за мной. Ты на машине?
Я только кивнул. Она также быстро продолжала.
-Быстро оденься, не прощайся, и на машине жди меня с другой стороны, у черного хода. Я приду.
И тут же открылась дверь и на пороге стоял, покачиваясь, ее кавалер.
-Вика, я потерял тебя, - сопя и отдуваясь, капризно сказал он.
-Представляешь, доктор не хочет лечить меня. Говорит, что я выпила. Хорошо, я приду на прием трезвая.
И она вышла. Я быстро оделся и пошел к выходу. На улице, я столкнулся с Паком, он суетился, отправляя какого - то гостя.
Он остановил меня и тихо сказал:
-Проехать к черному ходу лучше через ворота, их уже открыли, через них и уедете. Удачи.
И он пошел прочь, деловито отдавая приказания. Я все больше удивлялся Паком, или просто Юркой. Совершенно трезвый, деловит, собран. Проводит все мероприятие в том ключе, который и был задуман: напоить всех присутствующих и выпроводить. И все знает. Откуда? Хорошо. Поживем, увидим.
Я завел машину, прогрел двигатель и потихоньку отъехал от центрального входа. Ворота, действительно были открыты, и заезжали в них с другой улицы. Я остановился в тени, недалеко от черного хода. Двигатель продолжал работать на малых оборотах. Изредка доносились пьяные крики и шум отъезжающих машин. Затем дверь открылась, выпустив Вику, и тотчас захлопнулась. Она села на заднее сидение, обняла и тихо прошептала:
-Поехали и быстрей.
Я быстро выскочил на улицу, притопил и через пару минут мы были далеко от поликлиники. Виктория откинулась на спинку заднего сидения, вела себя тихо. Через зеркало заднего вида, я пытался разглядеть, что она делает. Но в салоне было темно, и кроме слабого контура ее тела, ничего не видно. Но мне показалось, что в этой тишине и безмолвии, она принимает какое - то решение.
-Куда поедем? - спросил я ее.
Она медлила с ответом, и я подумал, что она не расслышала мой вопрос. Но вдруг с отчаянностью ныряльщика, прыгающего в неизвестность пучины, сказала:
-Поехали ко мне, - и назвала адрес.
Я ждал чего угодно, но о таком приглашении не думал. Быстро направил машину в нужном направлении, боясь проронить хоть слово, чтобы не спугнуть ее бестактными вопросами. Я не мог поверить до конца, что получу то, чего я так желал. К ее дому подъезжали в полном молчании. Заглушив двигатель и закрыв машину, мы поднялись на третий этаж кооперативного дома. В подъезде и на лестничных площадках чистота, ухоженность, в отличии от простых жилых домов. Виктория достала из сумочки ключи, открыла двойную дверь, и мы вошли в прихожую. Я обнял ее и несколько раз поцеловал.
-Не спеши, - сказала она. Но по голосу, я понял, что волнение еще есть.
Мы прошли в комнату. Хорошая кооперативная двухкомнатная квартира, обставленная дефицитной мебелью, расположение которой говорило о неплохом вкусе хозяйки. И тут же зазвонил телефон, неожиданно и настойчиво. Вика подошла к вилке и выдернула разъем.
-Нас нет, - и нервно засмеялась.
Я подошел и обнял ее одной рукой, другой выключил свет. Теперь нас действительно, ни для кого, нет.
Через пару часов, я выскользнул из Викиной квартиры, вне себя от свалившегося счастья. Мой верный "Москвич" ждал меня на том же самом месте. Я завел его и быстро отъехал от дома, где жила богиня. Я еще долго подбирал эпитеты к образу Вики, но все они казались бедными, чтобы отразить его полновесно.
Теперь мы встречались почти ежедневно, чаще вечером, иногда днем. Быстро пролетели остатки осени, половина зимы. Новый Год отмечали в коллективе, были все работники. Под конец вечера, приехал поздравить нас, сам Андрей Андреевич. Вернее не нас, а Жанну, которую он и увел с вечера. Я уже втянулся в эту спокойную, сытую жизнь, и даже сплетни о моем увольнении не смущали меня. Ведь рядом была Виктория. Хотелось выглядеть в ее глазах эдаким суперменом. Боже! Ну зачем ты создал женщину? Она нас и поднимает на подвиги, и с такой же легкостью швыряет в грязь. И если в грязь, то только мордой, мордой. Еще Шекспир сказал: " О, женщина, имя тебе коварство".
Наши встречи с Викторией продолжались с той же частотой. Я звонил по нескольку раз в день, иногда она говорила о занятости и что перезвонит. Наконец я убедился о ее влиятельности на руководителей. Откуда мог я знать, простой врач, что все они зависят от банка, от финансов? Тем более банк был один на всю страну, и масса его отделений. И когда она предлагала мне помощь, я не знал еще о могуществе банковских работников, о их влиянии на сильных мира сего.
Многие начальники искали ее расположения, оказывали знаки внимания, а порой, просто теряли головы. Она была равнодушна к ним или делала вид, что они ей не интересны. А наше безумие продолжалось. Вечерами, я часто ждал ее за банком, куда впервые подвез из рощи. Она впорхала в машину, и мы уезжали. Места встреч часто меняли, и проводили время у нее на квартире, или у друзей.
Я постепенно привык к новой жизни, когда много свободного времени, и ты полностью принадлежишь себе. Труднее было с другим. Это постоянное сочувствие твоему положению, перешептыванию за спиной, изучающие взгляды, полные сострадания. Как у нас любят жалеть людей, попавших в опалу. Но ведь никто не задумался над тем, что это оскорбительно, и как унизительно. Тебя рассматривают со всех сторон, будто ты безнадежно болен, стараются помочь, выразить участие в твоей судьбе. Ведь людская молва словно волна, чем дальше, тем выше. О, теперь я понимаю гонимых и отверженных, через какие муки прошли они. Вчерашние друзья вмиг становились холодными и недоступными, кто - то спрашивал, чем он может облегчить мои страдания. Кто - то открыто отворачивался, и даже с издевкой комментировал происходящее.
Особенно незабываема встреча с моим одноклассником. Он работал где -то механиком, и раньше, при встрече, кричал всем окружающим о том, кто я. И вот эта встреча состоялась, причем неожиданно. Он с видом неприкрытого превосходства, пропел мне в лицо слова шлягера Пугачевой:
-Знаю милый, знаю, что с тобой. Потерял, себя ты, потерял, - и ушел насвистывая этот мотив.
Вот это было по - настоящему тяжело. Теперь я стал понимать участь попов - расстриг, и через какое горнило проходили они. Но, видимо, судьбе так было угодно, утешал я себя. Будь я один, без Вики, без ее помощи и поддержки, я бы скис, и думаю, очень быстро бы вернулся назад, в официальную медицину. И сразу бы все забылось, и мой уход расценивался бы, как блажь преуспевающего врача, который захотел отдохнуть.
Зима в этом году выдалась какая - то непонятная: морозы сменялись оттепелью, иногда даже, до неприличия, весенним теплом. В один из таких дней я забуксовал. Я дергался как паралитик, но снег подтаял, и сцепления колес с наледью не было. Я перепробовал все варианты, но поделать ничего не мог. И, что самое обидное, до асфальта оставалось всего то метров пять. Я в который раз вышел из машины, критически все осмотрел и взвесил. Вокруг никого, движения нет, да оно и понятно, сегодня воскресенье, вторая половина дня. Правое заднее колесо так отполировало наст, что блеск, как от зеркала. Нужно что - то подложить под колесо. Но что? На мне всего лишь куртка и шарф, этими вещами я могу пожертвовать. Куртка отпала сразу - новая, кожаная. Остался шарф. Я снял его, и положил на зеркало наста под правое колесо. Потихоньку, " в натяг" пячусь назад, чтобы, разогнавшись, выскочить на асфальт. Получилось. Теперь рывок и я на дороге. Иду за шарфом, беру в руки тряпку, которая раньше, гордо, именовалась вещью. Теперь нужно покупать себе новый. На другой день еду на базар. На улице вновь морозно и ясно. Хожу между рядами, подыскивая добротный шарф, и наконец, нашел и купил. Базар начала перестройки - это уникальное явление, и для нас, выросших на советском дефиците, верх изобилия и заоблачных цен. Но купить можно все, нет нужды унижаться или знакомиться, чтобы в последующем пользоваться доступом к корыту вожделенных товаров. Я уже направлялся к выходу, как одна женская фигура, показалась мне знакомой. Я бы прошел мимо, но она неожиданно резко обернулась, и я с трудом узнал в закутанной до носа торговке... Нет, не может быть, показалось. И я хотел пройти мимо
-Почему не здороваешься, Виталий Иванович? - донеслось до меня
-Марина? - теперь в многочисленных одежках угадывалась что - то знакомое.
-Здравствуй дорогая, тебя и не узнать, - разглядывая ее и не до конца веря глазам своим.
-Тебя тоже, каким - то важным стал. Слышала, ушел из медицины, - все, сомнений нет, передо мной врач - гинеколог Марина Николаевна Затейкина.
-Ты, ты как здесь оказалась? - я ошарашен.
-Просто. Я тоже хочу кусок своего пирога. Уволилась, пообещали, что назад не возьмут. А я и не хочу. Нет той нищенской зарплаты, я одеваюсь как хочу, да и дети довольны. 
Тот же уверенный голос Марины, голос, который в минуты критических ситуаций, всегда тверд и решителен. А я был с нею в этих самых ситуациях. Много раз мы вместе оперировали спорные случаи, когда, до операции нет уверенности, чья патология у больной - наша или гинекологов. Она прекрасно владела оперативной техникой, и была умным, думающим врачом.
-Я не могу прийти в себя от встречи. Ты замерзла? - я обнял ее за плечи.
-Нет, все хорошо. На мне столько одето, да и греемся. Отпусти, а то подумают ребята, что снова муж пришел.
И точно, рядом вырос мужик, с меня ростом, громадный из - за тулупа, в который он был упакован.
-Что, снова пристают, Марина Николаевна? - голос решительный и видно, что обладатель его, защитит Марину.
-Коллегу встретила. Познакомься с Вовкой, - она была рада встрече со мной и заботе мужика.
- Да это не Вовка, а Владимир. Здоров как слон - и подал ему руку. 
-Вовка - инженер с завода, мой верный защитник, - и Марина ласково посмотрела на него.
-Где у вас здесь продается горячительное? Обмоем встречу, - спросил я Вовку.
- Ничего не нужно. Пойдем, - и пошла куда - то за прилавок, вешалки, увлекая меня за собой.
За развешанным товаром был закуток, невидимый для посторонних глаз. На земле лежали ящики, коробки и обязательный атрибут базарной тары – огромные, серые, клетчатые китайские сумки. Марина достала из одного ящика, который, скорее всего, служил столом, начатую бутылку водки, конфеты, и налила в пластмассовые стаканчики.
-За встречу, - мы чокнулись, выпили и закусили конфетами.
-Как семья, дети? - спросил я, чтобы не молчать
-Я разошлась с мужем, - Марина говорила еще немного с болью, как о чем - то глубоко пережитом.
-Извини, я не знал.
-Да нет, ничего. Уже отболело. А получилось все из - за сапог. Уж очень мне понравились зимние сапоги, но стоили они две моих зарплаты. Муж еще работал, но денег не хватало. Я собрала все деньги, подала заявление об уходе, и с подругой стали челноками. Виталий, представь себе, мой суженный на дыбы. Не хотел, чтобы я торговала. Видите ли, ему стыдно, что я занимаюсь бизнесом. Говорит " я женился на враче, а не торговке". Оказывается, ему важен мой статус, а не я. Горько и обидно, что за столько лет не разглядела в нем подлеца. А мы, заканчивая мед и получая диплом врача, обрекаем себя на осуждение, если вдруг сменим вид деятельности. Ну если тебе нужен врач в постели, а не женщина, купи диплом и спи с ним. Забрала детей и ушла к подруге, через пол - года купила квартиру. Здесь много медиков, большинство медсестер, но есть и врачи. Да и кроме медиков, есть учителя, инженеры, кого только нет. Но не это тяжко. Я каждую ночь оперирую во сне, потом просыпаюсь и думаю. Часто вспоминаю тот случай, когда вляпалась в хирургическую патологию, нужен хирург и хороший. Все звонят в хирургию, никого нет. Я в стерильном халате, стою у окна, и наконец вой сирены, и ты в операционном белье мчишься по лестнице. Такое не забывается. Ладно. Ты то как? - и разлила по стаканчикам водку.
Мы вышли из закутка. Вовка настороженно смотрел на меня, ища во мне соперника. Да, парень, ты кажется попал в историю любви. Я попрощался и пожелал Марине удачи, затем повернулся к инженеру, подал руку, наклонился к уху и тихо сказал:
-Береги ее, - Вовка ошарашено затараторил.
-Ты чё, ты чё, - и затем добавил
-Спасибо тебе, - но я уже шел к выходу.
Я много думал о перестройке. Во - первых какая это перестройка? Это самая настоящая революция, ибо смену одного строя на другой, история так окрестила. Но у нас с революцией много связано, а значит, должна быть и гражданская война, а вот этого допускать нельзя. Отсюда стыдливое слово перестройка, выдуманное в недрах власти. Власть, коммунисты не хотят признавать поражения перед историей, человечеством, собственным народом. И править дальше по - старинке нельзя, исчезнет государство и уже бесславно закончился эксперимент в отдельно взятой стране. Поэтому, потихоньку, на тормозах, назад к ненавистному капитализму. Любая революция - это трагедия для миллионов судеб, и сидеть и ждать, что тебя это не коснется, глупо. Нужно учиться капитализму, а коль так, значит нужно идти навстречу этому строю. И чем ты раньше начнешь, тем быстрее получишь по морде, набьешь шишек и приобретешь какой - то опыт. Ведь мы, люди, учимся только на своих ошибках.

Глава 4

Зима подходила к концу, стали длиннее дни, и на солнцепеке появлялись проталины. Пересуды о моем уходе, постепенно стихли, хотя временами я ловил на себе сочувствующие взгляды. Так смотрят на тяжело больных людей, которые постепенно уходят из жизни. Иногда, я слышал вздохи за спиной, и выражение сочувствия. В один из дней, шел обычный прием. Больных было немного, постепенно наш центр опустел. Но вдруг послышался шум в коридоре, отворилась дверь и в сопровождении Пака, в кабинет вошла Людмила Константиновна Колесова. Она поздоровалась подчеркнуто сдержано, показывая, что она здесь лицо официальное. Я предложил стул, она уселась, закинув ногу за ногу. Пак что-то ей рассказывал, но она смотрела на меня, задавая какие-то пустые вопросы. Я молчал, или односложно отвечал.
Вот уж кого я не ожидал увидеть, так это Людку. Мы были знакомы давно, она начинала как хирург, затем ушла в гинекологию. Потом темная история, после которой, она вдруг стала главным врачом больницы. Очень близко мы познакомились на специализации, где она пыталась что-то освоить по хирургии, но пробелы в знаниях были огромные, и она хотела это заполнить, записывая все. Как-то получилось, что в общежитии, она постоянно спрашивала меня об непонятном ей, пару раз сходили в кино и все. Что-то было в ней неуловимо отталкивающее, когда фальшь распознается на подсознательном уровне. Внешне слишком правильная женщина, но чувствуется в ней присутствие какой-то червоточины. Но это общение пошло ей на пользу, и она иногда звонила, консультировалась.
Людмила попросила Пака оставить нас наедине, подчеркнув, что мы старые друзья. И вновь продолжила рассматривать меня, выискивая, одной ей известные признаки. Я не выдержал и спросил:
-И когда ты закончишь свой врачебный осмотр?
Она на мгновение смутилась, но быстро нашлась.
-Я просто давно тебя не видела.
-И как ты находишь меня?
-Все в порядке.
При этом она прятала глаза, а ее остренький носик смешно дернулся. Я еще раньше отметил эту ее неприятную особенность: при неправде в разговоре, кончик носика выдавал ее. Не знаю, догадывалась ли она об этом компромате, но то, что ее организм сопротивлялся лжи таким образом, было заметно только профессиональному взгляду.
-Мне нужна твоя помощь, - жалобно сказала она.
-Слушаю тебя. Что случилось? - с готовностью спросил я ее. И вновь ее предательский носик дернулся, глаза избегали моего прямого взгляда.
-Я не могу сейчас сказать. Я расскажу тебе, когда ты приедешь ко мне. Ты же знаешь, где я работаю.
Очень интригующее начало. Она встала, зачем - то прошлась по кабинету, что-то рассматривая, ей одной известное. Затем она остановилась, спиной ко мне, и вдруг резко обернулась и произнесла.
-Пойдем работать ко мне заведующим отделением. Ты же видел, какая у меня медсанчасть?
- Нет, пока не хочу. А сколько платить будешь? - на всякий случай спросил я ее.
-Полторы ставки.
-Это уже было, от этих денег я ушел. Извини.
-Виталий, так ты приедешь ко мне?
Людмила придвинулась ко мне, в глазах просьба. Ну как откажешь женщине, да еще коллеге.
-Когда тебе нужно, чтобы я приехал?
-На следующей неделе, в будни. В субботу и воскресенье я занята. Дела, дела.
И хотя меня это покоробило, но если женщина просит...
-Хорошо, во вторник я приеду. Утрясу со своим начальством и буду у тебя.
-А начальство уже в курсе, ждет твоего решения.
Ну и женщина, успела везде договориться. Хватка есть, и хватка волчья. Придется ехать, не отвертеться.
-Тогда договорились, я приеду во вторник.
Перекинулись несколькими словами, и Людмила покинула кабинет.
Я видел медсанчасть, которой она руководила. Больница по последнему слову техники, в палатах деревянные кровати, в холлах мягкая мебель, в коридорах ковровые дорожки. Обкомовская спецбольница в сравнение с этой - сарай. Я был в операционной, оборудование по последнему слову иностранной мысли, лучшая наркозная, дыхательная аппаратура, великолепные операционные столы, и что меня убило окончательно, так это дверь в операционную. Толстая, полуторосантиметровая, стеклянная дверь, я был ею сражен наповал. Но персонал был подобран не по знаниям, а по блату, что заведомо обрекало это чудо здравоохранения на провал.
Во вторник, с утра я поехал к Людмиле. Падал снег, ветер был слабый, и было относительно тепло для зимы. Дорога чистая, ехать было очень приятно. От основной трассы, к фабрике, где расположена медсанчасть, вела асфальтовая дорога, идущая через мелкосопочник. А снег все падал и падал. Я приехал в медсанчасть к обеду, сразу зашел в кабинет к Людмиле. Секретарь, как-то неприветливо глянула на меня, сделав недовольное лицо, и разрешила пройти в кабинет. Кабинет главного врача был небольшой, уютный, с различными мелочами, которые говорили, что хозяйка женщина. и эти мелочи подчеркивали, вкус хозяйки невысок, она просто пытается казаться оригинальной. Людмила сидела за столом, что-то писала и, когда я вошел, встала и сделала шаг навстречу. Ее белый халат накрахмален так, что слегка похрустывал при движениях. Я поздоровался, продолжая осматривать кабинет.
-Как доехал? - спросила она меня.
-Отлично. Рассказывай, что у тебя случилось.
-Присядь, об этом позже. Сейчас пообедаем, - и она вышла из кабинета.
Вскоре секретарь внесла поднос с больничным обедом, и мы уселись за стол.
-Я хотела приготовить тебе что-то не больничное, но с делами просто не успела.
При этом кончик ее носика слегка шевельнулся. Интересно, знает о своем кончике носа, которой выдает ее с потрохами, или это заметно только мне?
Ели молча, Людмила была скована, я попытался шутить, но она не реагировала. После обеда вообще исчезла, и я сидел в кабинете один, как идиот. Несколько раз в кабинет входила секретарь, брала какие-то бумаги и уходила, недовольно поглядывая на меня.
Из приемной доносились какие-то звуки, но один раз я четко услышал, как на вопрос:
- Людмила Константиновна у себя? - секретарь ответила
-Она принимает в кабинете начмеда.
Зачем ей уходить из своего кабинета, и что значит ее просьба приехать к ней?
На часах пять, когда в кабинет вошла Людмила.
-Ты еще долго будешь меня томить, говори, зачем я тебе нужен?
-Виталий, прооперируй меня.
-По поводу чего? - недоуменно спросил я.
-Вырежи мне шишку, - даже человек далекий от медицины, так не сказал бы. Меня это покоробило, я подумал, что это шутка.
-Что за шишка? - стараясь подыграть ей, поинтересовался я.
-Не знаю.
-Показывай.
-Прямо сейчас? - жеманничала она.
Я начинал медленно закипать. Целый день проторчал у нее, из-за какой-то ерунды, и она еще кокетничает.
-Не зли меня. Я просто осмотрю тебя. Снимай халат и показывай.
-Отвернись.
Боже мой, да врач ли она вообще. Ведь осматривая больного, мы врачи, становимся на это мгновение бесполыми, видя перед собой только болезнь.
Я отвернулся и стоял так, пока не услышал:
-Смотри.
Передо мной стояла Людка, без халата, в розовой кофточке и черной юбке.
-Что смотреть? - выдавил я.
Она медленно подняла край кофточки. На передней брюшной стенке, справа, было опухолевидное образование, размером с голубиное яйцо. Я потрогал эту выпуклость, и спросил:
-Что еще?
-Все, - был ответ.
-И за такого пустяка, ты меня звала?
-А что это?
Спросил бы кто другой, но не врач, тем более занимавшейся хирургией, я бы объяснил. Но здесь меня поразила ее полная безграмотность. Хотя, нельзя обвинять врача, потому что касается нас самих, мы становимся беспомощными.
-Липома. Или по-простому - жировик. Убрать и забыть навсегда.
-Тогда убирай, - был ответ.
-И ты ради этого томила меня целый день? У тебя, что нет уже хирургов? Ты была у меня на работе, я мог сделать и там.
-Я очень хочу, чтобы оперировал ты. Я уже все приготовила. Пойдем.
Мы прошли в какую - то палату. На тумбочке стоял лоток с инструментами, рядом лежали в упаковке хирургические перчатки. Свет в палате был недостаточный, и я спросил:
-Ты хочешь, чтобы я тебя оперировал при этом свете? Есть же операционная, в крайнем случае - перевязочная. Темно, и где ты будешь лежать?
-Я не хочу, чтобы об этом кто-то знал, - был ответ.
Дело хозяйское. Спирт на руки, надеваю стерильные перчатки, обезболиваю. Все делаю механически, руки сами знают, что нужно делать, а в голове одна мысль "почему такая таинственность" Через несколько минут я накладываю последний шов, и затем повязку.
-Все, завтра перевязка. Поняла?
Снимаю перчатки и иду мыть руки.
-Ты довезешь меня до дома? Не хочу вызывать дежурную машину.
-Поехали, - отвечаю.
Не спеша одеваюсь и выхожу на улицу. Снег и ветер обдали меня прямо у двери, буран разыгрался не на шутку. Темно. Завожу машину, прогреваю двигатель. Людка вышла через минут пятнадцать, села на заднее сидение и стала указывать дорогу. К ее дому подъехали быстро. Она вышла из машины, я стал прощаться.
-Подожди минуту, я сейчас, - и она пошла к дому.
Людка вернулась очень быстро, словно вошла в калитку и назад. В руках у нее был пакет, она протянула его мне.
-Это тебе, за труды, - и поспешно отступила, кутаясь в воротник.
Снег сыпал, но из-за домов ветер был небольшим. Я взял пакет, положил на заднее сидение и, конечно же, рассыпался в благодарностях.
-Вот это зря, я приехал не для этого, а по просьбе коллеги, - лепетал я, но ветер относил мои слова в сторону, и мне казалось, она их и не слушала.
-Ну все, бывай, - она обернулась, и пошла к дому, не дожидаясь, пока я отъеду.
Меня это слегка покоробило, но я успокоил себя тем, что женщина после операции, пусть и небольшой. Возможно, заканчивается обезболивающее действие новокаина, и ей просто больно. Ничего, примет анальгин, все будет хорошо.
Из поселка я выехал, густой снег валил неустанно, но из-за холмов ветер был небольшим. Все резко изменилось, когда закончились холмы. Ветер подул с огромной скоростью, превратив снегопад в буран. Нет ничего страшнее бурана в степи. Ночь, буран, видимости ноль. Я остановился, вышел из моего милого, такого родного "Москвича", не выключая двигателя и свет. Ветер подхватил меня, и я невольно сделал два шага в сторону. Под ногами я ощутил асфальтовое покрытие, и обернулся, посмотрел на машину. Ее я не видел, только свет фар выдавал присутствие какого-то объекта. Я прошел поперек дороги. Узкая полоска асфальта второстепенной дороги не позволит даже развернуться, видимости никакой, а рядом забитые снегом кюветы. Если я съеду с дороги в него, все, гибель. Я отъехал от поселка километров с пяток, впереди еще десяток. И буран. 
Сажусь в машину. Смотрю на приборы. Бензина полбака, температура нормальная. Видимости практически никакой. Даю дальний свет - стена снега передо мной, не видно вообще ничего. Значит поеду на ближнем свете, видимость до двух метров впереди машины. В багажнике еще есть канистра с бензином, может и доеду до основной трассы.
Назад дороги нет, я просто не смогу развернуться. Значит только вперед.
Трогаюсь. Проехал немного и первая неожиданность - перемет. Выхожу из машины, иду к перемету. Снег неглубокий и рыхлый, не успел слежаться. Перемет неширокий, если ехать прямо, с дороги не съеду. Трогаюсь и первый перемет преодолеваю легко, но дальше пошли они чаще. После каждого перемета я останавливался, выходил из машины, садился на корточки и уточнял, не слез ли я с асфальта. Так продолжалось долго и вот новый перемет. Еду долго, ой как долго, а снежный занос не заканчивается. Еще немного и вот, наконец, край перемета. Я открываю дверь машины и механически пытаюсь выйти. И проваливаюсь глубоко в снег. Машина стоит в нескольких сантиметрах от кювета, еще бы чуть-чуть и.... Даже страшно подумать, что было бы тогда. Выбираюсь из снега, обхожу машину, осматриваю полотно дороги. Через пассажирскую дверь сажусь за руль, трогаюсь, уходя от опасного края. Вновь началась гряда холмов, ветер немного стих, видимость улучшилась. Я повеселел. Скоро конец этой гонки со смертью, впереди трасса. Смотрю на часы. Я проехал десять километров за какой-то час с небольшим. Выехал на трассу и остановился. Вышел из машины, залил бензин, сел за руль. Сзади увидел приближающийся свет, и вскоре огромная фура проехала мимо. Я догнал ее, пристроился и ориентируясь на габаритные огни, въехал в город.
Ставлю машину в гараж, и чувствую смертельную усталость. Только сейчас осознал опасность происшедшего. Сидел и тихонько выпускал пар из напряженного тела. Оглянулся назад и заметил пакет, который дала мне Людка.
"Сейчас посмотрим, что там. Скорее всего обычный набор: коньяк и конфеты" думал я, ковыряясь в пакете. Но то, что я достал из пакета заставило меня хохотать, не минуту, нет. Гораздо больше. Я поймал себя на том, что это истерический хохот, а ведь так оно и было. В моих руках была бутылка дешевой самопальной водки!
Первая мысль была разбить тут же бутылку, затем возникла вторая - быстрее домой, позвонить и выматерить Людку от души. Наконец пришла третья, спасительная мысль - просто успокоиться. И вместе с нею слова Шекспира: " О женщина, имя тебе ничтожество". Я сидел в машине, тупо вертя в руках бутылку, приходя в себя после такого плевка. Все стало на свои места. Людке необходимо было убрать липому, своих хирургов она знала, много послеоперационных осложнений, велик риск нагноения. Ехать оперироваться в другую больницу - значит показать, что хирургия в ее больнице на нуле. Остается частная клиника, где и работает человек с хорошими руками, правда, говорят, что уволен за пьянку. Приехав ко мне, она взвешивала, оперироваться или пригласить меня к себе, в медсанчасть. Поэтому она так долго и тщательно рассматривала меня, выискивая симптоматику пьяницы, и не обнаружив, уговорила меня. Я приехал, и она старалась дистанцироваться от меня, даже ушла в другой кабинет. Не знаю, что она сказала секретарю, скорее всего, что я прошу взять меня на работу, и беру ее измором, сидя в кабинете. Да и операцию проводили в палате, куда никто не войдет, чтобы не выказывать недоверия к своим хирургам. Хитра. Хотя хитрость - есть ум дураков, но это слабое утешение.
Ну. а после операции, естественно - презент. Кесарю - кесарево, а алкашу - водка. Ясность мысли успокоила меня, пройдем и через это, не впервой. Как говаривал Дейл Карнеги: "Если тебе достался лимон, делай из него лимонад!"
В каждом, уважаемом себя гараже, всегда есть посуда, и закусочка. Достал стакан, кусочки хлеба и сала. Налил полный стакан водки, выдохнул и выпил. Я почувствовал, как тепло растекается по телу и отступает усталость.
И сразу появляется четкость мысли, это потом, когда алкоголь всосется, придет равнодушие и тупость. Чего ты ждал от этой подлой женщины? Знал же, каким путем она пришла к власти, оклеветав своего учителя, главного врача, которая ей многое доверяла. Успокойся, итог закономерен. Да и сам хорош! Не находись в двусмысленном положении. Или делай что-то выдающееся, или пей. Не заставляй людей гадать и додумывать за тебя сценарий твоей жизни. Ты сам захотел взойти на свою Голгофу, неся свой крест, теперь терпи. Утрись от плевка и терпи, продолжая начатое. Эх, знать бы сколько таких вот плевков впереди!
Все, хватит думать, в голове уже легкий туман. Выливаю остатки водки. Получился снова полный стакан. Я залпом выпиваю. А теперь быстро домой и в постель.
На другой день, с утра, звоню Виктории. У нее весь день занятый, а вечером какой-то узкопрофильный банкет. Я немного обиделся, надулся. Она пообещала вести себя пай -девочкой и на этом все закончилось. Я находился под впечатлением поездки в медсанчасть, но обиды не чувствовал. Была какая-то горечь от пережитого "презента", но ее заглушал адреналин дороги, гордость, что я справился с бураном. Обычный прием больных до обеда, после обеда - читка журналов. Я всегда интересуюсь своими оперированными пациентами, но Людке звонить не хотел. Справится со своими проблемами сама. День угасал, чувствовалось приближение весны. В воздухе стоял особый запах, но еще я что-то ощущал. Появилось какое-то чувство новизны и необычности, словно, были пролиты ароматы перемен, волнующих и заставляющих замирать сердце.
О происшедшем я вспомнил вечером и вновь было чувство нечистоплотности, и какой-то гадливости. Но, чтобы смериться с событием прошлого, нужно провести с ним трезвую ночь.
Утром все казалось таким далеким, и незначительным. Позвонила Виктория, просила извинить за долгую разлуку, и хотела встретиться сегодня, после обеда. Жизнь вновь прекрасна и удивительна.
Полумрак комнаты, плотно зашторенные окна, уютная теплая квартира и мы, полуодетые, пьем чай. Я со смехом рассказываю Вике о буране, и как, едва не оказался в кювете. Она слушает напряженно, с тревогой.
-Я всегда подозревала твою бесшабашность, мальчишество. Ты уже взрослый мальчик и нужно думать, - она держала мою руку, нежно гладя ее, периодически прижимаясь всем телом ко мне.
И я продолжал рассказывать ей об операции и Людкином "презенте". Я ждал смеха Виктории, живописал все в красках, но ошибся. Она отстранилась от меня, глаза ее сузились, и слегка раздулись крылья ее прекрасного носа.
-Успокойся, все в прошлом. Есть еще особи на белом свете и среди нашего брата-медика, - пытался сгладить происшедшее, говорил я.
Но она молчала, о чем-то думая. То, что она сказала затем, меня поразило.
-Не смейся. Ведь виноват ты. Ты дал людям повод, так о тебе думать. Ушел из большой медицины, прозябаешь у Пака. Застрял на полпути между бизнесом и официальной работой. Народ не терпит неопределенности, и додумывает за тебя твою жизнь. Я прошла через это, и порой такое узнаешь о себе, что ахнешь. Прости, я вынуждена так сказать, знаю, как тебе больно.
Мне действительно было больно, да и слышать такое из уст прекрасной женщины, ой как унизительно.
-Ты же знаешь, что у меня не хватает денег на уставной капитал, что открыть собственное дело, - пытался оправдаться я.
-Нет, не знала и не знаю, - в ее глазах появился живой интерес.
-И что, ты уже думал о своем бизнесе? - быстро спросила она меня.
-Да и не раз.
-И чем бы ты хотел заняться?
-Всем по немного. Посмотри, кругом всего дефицит. Очень хорошо выпуском товаров, но это потом. Можно открыть свой магазин, - я развивал свою мысль, отмечая, как у Вики постепенно появлялся интерес к моим планам.
-У меня много знакомых и одноклассников по всему Союзу, многие из них при должностях. Доставка дефицитных здесь товаров из других областей, где их избыток. Что может быть проще и эффективнее? Но для этого нужны деньги, а их у меня практически нет. Но очень много желания и энергии.
Я развивал свою мысль, отвечая на наводящие и уточняющие вопросы Виктории.
На улице зажглись фонари, в комнате темно. Лица Вики я не видел, она молчала, о чем-то думая. Скорее о своем, о женском.
-Будешь еще чай? Или приготовить что-нибудь существенное? Есть яйца, варенное мясо, сыр, - спросила она.
-Спасибо не хочу. Мне пора, - я всегда четко чувствовал минуту, когда нужно уходить. Виктория могла это показать ненавязчиво, только одним вопросом или оттенком голоса.
Я оделся, вышел на улицу, сел в машину и уехал домой.
Прошло несколько дней. За это время не было ни одной встречи с Викторией, только звонки, да короткие фразы в телефонной трубке. Создавалось впечатление, что она сознательно избегает меня. Хоть и тяжело, но я настраивался на разрыв отношений. 
И вдруг телефонный звонок, в трубке голос Вики.
-Сможешь подъехать ко мне сегодня, в шесть вечера?
-Да, конечно. Я очень соскучился. 
Но в трубке деловой, холодный голос Вики.
-Тогда до вечера, - и короткие гудки.
И вновь квартира Вики, полураздетые мы пьем чай с пирожными. Сегодня Виктория вела себя, как расшалившаяся ведьма. Раскрепощенная, откровенная, и чертовски красивая.
-Виталий, ты хотел открыть малое предприятие? Не передумал? - она в упор смотрела на меня. что-то завораживающее было в ее взоре.
-Я решаю раз, и ты знаешь мои принципы. Я не меняю принятого решения, могу лишь изменить детали.
И снова долгий испытывающий взгляд ее бездонных глаз. Она как бы собиралась с духом, и наконец решившись сказала:
-Я помогу тебе в этом, но с одним условием.
-Говори, каким именно.
-Ты возьмешь меня в учредители. Но я надеюсь на твою порядочность, об этом никому. Госслужащим в бизнесе нет места, запрещено законом.
-Могла бы и не предупреждать, ты же знаешь меня.
-Знаю и поэтому согласилась работать с тобой. Поэтому учредителей двое - ты и я.
-А что еще были желающие.
Она помолчала, как бы собираясь с духом. Затем глубоко вздохнула и сказала.
-Я буду с тобой предельно откровенна. На лжи не построишь отношений, особенно деловых. Спрашивай.
-Были желающие стать учредителями нашего предприятия?
-Да. Это Бежов. Он почти во всех малых предприятиях числится одним из учредителей. Я его отговорила от нашего предприятия.
-Откуда ты знаешь?
-Все малые предприятия обслуживаются нашим банком, а копия учредительных документов находится у нас. Правда, в документах не он сам фигурирует, а кто-нибудь из родственников, чаще мать.
-И у Пака он тоже в учредителях?
-Не только, но и принимает в руководстве активнейшее участие. Он очень хотел, чтобы ты здесь работал, поэтому и не стал препятствовать твоему уходу из больницы. Очень противился, чтобы ты открывал свое предприятие и уходил от Пака.
-У тебя были с ним близкие отношения?
-Да, я с ним спала. Но мы поняли, что в сексуальном плане мы не подходим друг к другу.
-Ты его любила?
Она насмешливо посмотрела на меня.
-Ревнуешь? Мне это льстит. Любви не было, был расчет и продвижение по службе. И теперь он часто советуется со мной в самых щекотливых вопросах. Меня не интересуют его бабы, последнюю ты видел - это Жанна, но он не может успокоиться из-за наших с тобой отношений.
Она замолчала, как-то печально глядя на меня.
-Виталий, наши отношения изменятся. Любовь и дела - вещи далекие, полярные. Деньги вносят трезвость и отсутствие романтики в отношениях мужчины и женщины.
-Я не хочу терять тебя, к черту этот бизнес. Жил без него, проживу и дальше. Ведь нам так хорошо. Или ты врала?
Она продолжала смотреть на меня, но что-то другое было в ее взоре. Так матери смотрят на неразумных детей, которые в запальчивости строят воздушные замки.
-Нет, не врала. Но я же вижу, как ты мучаешься, как тебе тяжело непонимание людей. А последний случай, когда ты ездил оперировать эту стерву? Ты рассказывал, а на тебе лица не было. Кстати. На твоем лице все читается очень легко, и ты не умеешь врать.
И шутливо всплеснув руками, горестно-трагическим тоном закончила:
-Боже, но я то что делаю? Ты же совершенно непригоден для бизнеса.
-Так ты меня пожалела? Облагодетельствовала. Ну спасибо.
Я начинал злиться. Еще немного, и я уйду. Не привык быть слабаком, чтобы мне помогали из жалости.
Виктория рассмеялась и смех был искренним
-Вот теперь я вижу не мальчика, но мужа. Ты справишься, хотя бы из самолюбия. Только в отношении денег советуйся со мной.
Она достала бутылку шампанского, бокалы. Я выстрелил в потолок и разлил шампанское. Подняли бокалы, стукнулись.
-За наше предприятие. За нас! - произнес я.
-И с Богом, - тихо добавила Виктория.


Глава 5

Я сидел в кабинете, прием закончился. Я достал из стола печать, свою собственную печать, взял чистый лист бумаги и начал делать отпечатки. Чувство, которое переполняло меня, не поддавалось описанию. Это чувство гордости, собственной значимости, независимости и все это замешано на радости. У меня свое предприятие. Восторг, по-детски наивный, и такой же радужный. Казалось, завтра, все узнав о моем предприятии, начнут предлагать свои услуги, и быстро превращусь в эдакого Рокфеллера.
Вспомнился мой вояж по кабинетам и инстанциям, согласования, сбор справок. Виктория была права, как будто кто-то невидимый помогал мне, и я уже понял, кто это. Без этой помощи, я еще бы ходил по инстанциям, тратя много денег. Мой первый урок капитализма состоялся - деньги, или кто их выдает, могут все. Я почувствовал силу денег на первых порах, и в дальнейшем всегда это ценил.
Постепенно мой щенячий восторг улегся, и я осмотрелся вокруг. Никто ни придал значения тому факту, что я открыл свое дело. Каждый был занят своим, и до моего восторга никому, никакого интереса. Мечты, что услышав о новом предприятии, меня завалят предложениями о сотрудничестве и новых проектах, растаяли. Я ходил на работу к Паку, вел прием, получал деньги у Пака и как директор, у себя. Предложений, указаний никаких нет, ни с какой стороны.
Я растерялся. А что дальше делать? За столько лет нас приучили только исполнять приказы, повторяя, что инициатива - наказуема. Цель была одна: открыть малое предприятие, стать независимым, и она была достигнута. Что дальше? Что делать? Не знаю.
В один из вечеров, мы сидели с Викой за чаем, она молчала. Затем неожиданно спросила.
-Предприятие мы открыли. И чем думаешь ты заниматься?
-Пока не знаю, - уныло сказал я.
-Помнится, ты говорил, что у тебя много связей. Не хочешь восстановить их?
-Связи восстановим, но нужны будут деньги, и немалые.
-Это я беру на себя.
-Хорошо, начну со звонков старым школьным друзьям, - повеселел я.
-Ты помнишь Лешака? Он ищет лес и горючее для совхоза. Можешь прихватить его, у него есть опыт в заключении договоров. Не стыдно учиться?
-Наоборот, я готов учиться у любого, кто что-то знает.
-Тогда выписывай на свое предприятие командировку, простись с Паком и начинай.
-А командировочное зачем, я ведь директор? - искренне удивился я.
И вновь взгляд как на несмышленого ребенка.
-В бухгалтерию. Скоро тебе нужен будет бухгалтер. Ты должен отражать все денежные потоки, вести бухучет. Ты имеешь представление о бухучете?
-Нет. А где можно почитать об этом?
Виктория встала, подошла к книжному шкафу и достала тоненькую книжицу.
-Начни с этого, затем получишь больше.
Я ее проглотил за один вечер, очень популярно было изложено об учете, и поначалу все казалось, что все очень просто. Но я усвоил главное, движение денег должны быть учтены, и только при правильном учете сможешь понять, куда движется предприятие.
Утром я звонил в Сибирь, в города, поднимая старые связи. Появились кое-какие мысли. На другом конце провода спрашивали о том, что нужно им. Быстро договорился о встрече. Теперь очередь за Лешаком. Звоню ему. Но поймать Лешака очень и очень сложно. Я прошу, чтобы ему передали, и он перезвонил мне. Никаких сигналов. Утром собираюсь и еду к нему в совхоз. По давней советской робости начальства, жду, когда в кабинете у Лешака никого не будет. Но народ валил, заходили как придется, секретарь не обращала на это внимание. Я попросил секретаря доложить, чтобы меня приняли. Она посмотрела на меня с удивлением и сказала:
-Идите прямо так, без доклада, а то он снова уедет по делам до следующего утра.
Захожу. Сельские посиделки в разгаре. Многие присутствующие расположились на стульях, переговаривались друг с другом, кто-то рассказывал соседу анекдот. Лешак восседал за столом, лицо отечно, взгляд хмурый. Он пытался вникнуть, что ему втирает маленький мужичонка, но смысл слов исчезал где-то у его головы. Увидев меня, он обрадовано заорал:
-Ну, наконец-то Виталий Иванович. А я жду и жду.
И обратясь к мужичонке, добавил:
-Иди к заму, он все сделает. Видишь дела.
Гул на мгновение смолк, все смотрели на меня. Я открыл рот, чтобы сказать о цели моего визита, но Лешак опередил меня. Быстро взглянув на часы, зачастил:
-Виноват, виноват, вижу опаздываю. Все, по всем вопросам к заму.
Он направился к выходу, увлекая и меня.
-Ты на чем? - это ко мне.
-На машине.
-Тогда следуй за мной, - и прыгнул в свой УАЗ. Отъехали за село, свернули в какой-то лес. Остановились. Я вылез из машины. Лешак прогуливался у своей, поторапливая шофера.
Тот положил на капот кусок брезента, достал хлеб, колбасу, водку и стаканы. Привычно разлил по стаканам. Лешак взял свой, стукнулся с бутылкой, которая жалобно зазвенела и жадно выпил.
-Ты будешь? - он смотрел на меня.
Я отрицательно покачал головой и указал на машину.
-Не могу, за рулем.
Лешак еще раз повторил процедуру с бутылкой и спросил:
-Что привело ко мне, Виталий Иванович?
-Хочу ехать на Север. Тебе там ничего не нужно? Есть лес, горючее. Многие работают с ними.
Лешак мгновение подумал и сказал:
-Мне Вика говорила об этом. Я думал - это блеф, но если все по-взрослому, хоть сейчас готов работать. Когда поедем и на чем?
-Григорий, давай первый раз съездим на поезде, а там разберемся. Если ты не против, выедем завтра.
И вот мы в купе поезда, спим, немного кушаем, блюдем сухой закон. Через сутки мы на месте. Встретились с моими одноклассниками, все при должностях, многие ушли в бизнес. Разговор получился быстрый, деловой. Работать с нами согласны, работать бартером, чтобы не платить отчислений в казну. Будет лес и горючее. Северянам нужен хлеб, гречка, мясо. На том и расстались.
Дни потянулись дальше одинаковые в своем однообразии. Что изменилось за это время? Практически ничего. Все что сделано, это благодаря подсказки Виктории и ее энергии. Договаривался с северянами Лешак. Я был там, скорее для мебели. Пора взрослеть, становиться самостоятельным.
Подведем предварительные, промежуточные итоги.
Первое: - Что самое трудное в бизнесе? Самое трудное в любом бизнесе - это думать. Мы, люди не любим думать, стараемся найти готовые схемы и рецепты. Поэтому часто смотрим на окружающих нас бизнесменов, и повторяем их. Делаем то, что делают они, оправдывая свои действия тем, если бы было не выгодно, этим бы не занимались. Это и есть самое страшное. Когда один продавец чего-либо на тысячу покупателей - это бизнес. Когда пятьсот продавцов на тысячу потребителей, это пролет, крах, полное отсутствие спроса и перенасыщение рынка. Значит нужно менять товар, поставлять уникальный, эксклюзивный сорт, и заниматься им до тех пор, пока ты один продавец. Тебя быстро скопируют, и вскоре рынок будет насыщен. Ищи что-то другое, любое другое занятие или товар, где ты будешь один. А это значит снова думай. Постоянная гонка и выигрывает тот, кто на шаг впереди.
Второе: - Покупай и продавай то, что знаешь. Не зная товара и спроса на него, не связывайся с ним. Но человек учится на своих ошибках, учился и я. Бил шишки, да еще какие болезненные и огромные!
Итак, готовых рецептов по бизнесу я не нашел, а учиться надо. Каким образом учиться? Одним, старым как мир, и по-ученому это звучит, как метод научного тока. Проще говоря - методом проб и ошибок, лесть везде и всюду.
В таком случае на север съездил, теперь нужно ехать на юг. Идея хороша уже тем, что товары севера нужны южанам, и наоборот. Я чувствовал себя Колумбом, ведь додумался до этого я сам. И я стал готовиться к поездке на юг. Изучил маршрут. Расстояние примерно две с половиной тысячи километров в один конец. Теперь с кем ехать? Партнера нашел сразу. Им оказался сосед по гаражу, которому, тоже нужно было на юг за товаром.
Готовлю машину, с бензином напряг, поэтому ставлю в багажник шесть полных канистр, меняю масло в двигателе, осматриваю ходовую часть и говорю соседу, что рано утром в путь. Ложусь пораньше, и в назначенное время звоню соседу. Трубку берет жена. Спрашиваю, где мой попутчик? В ответ она говорит, что тот валяется на полу в прихожей, может только я смогу его поднять. Заезжаю. Приятель в полной отключке, только мычание и больше ничего. Под ним лужа, рядом блевотина. Выхожу удрученно и сажусь в машину. Что делать? Я не привык отступать. Поеду один.
Выезжаю. Дорога с редким движением, и чем дальше от города, тем пустыннее. Проехал триста километров, первая заправочная станция. Заливаю полный бак, канистры не трогаю, неприкосновенный запас, еще долгий путь впереди. Проехал крупный город, заправился, перекусил. Смотрю карту, до следующего города почти триста километров и ни одного населенного пункта. Трогаюсь. Шоссе пустынно, лишь изредка проедет встречный грузовик. Карта права, нет ни единого селения, лишь один-два раза мелькнул саманный домик и все. Наконец показался город, здесь также был бензин, хотя и дороже, чем у нас. Заправился и снова вперед. Вечер, где-то нужно спать. Посмотрел на спидометр, я проехал с утра тысячу триста километров.
Резко сворачиваю с дороги, по бездорожью отъезжаю на километр от трассы, останавливаюсь. Ужинаю, раскладываю сиденья и спать. Утром, снова дорога. Подъезжаю к городу, который я наметил. Впереди длинный, пологий спуск и великолепная дорога. Еду в пределах девяноста километров в час, обогнал две машины и дальше ровная дорога. Здесь и произошло мое знакомство с югом. Неожиданно справа вырос гаишник, взмах палочкой и я остановился. Выхожу из машины и подхожу к милиционеру. Среднего роста, с огромным животом и такими же огромными усами, он был полностью равнодушен к происходящему.
-Десять рублей, - словно сплюнув, произнес он.
-За что? -ошарашено спросил я.
-Превышение скорости, знак там, - и он махнул рукой в сторону начала спуска.
Я начал заикаться, что говорить в свое оправдание, мол не заметил и все такое. На что услышал:
-Десять рублей и едь дальше, или права и протокол, - все это сказано равнодушным тоном, не глядя на меня, ибо взор его выискивал новую жертву дорожного нарушения. Даю деньги, он не глядя на них и меня, махнул рукой, проезжай. Сажусь в машину и вижу, как он остановил следующую.
Я отъезжаю, настроение испорчено, думаю о произволе, матерюсь про себя.
Это в кино фраза: «Восток - дело тонкое" звучит для нас как-то загадочно. Восток - дело другое и далеко не тонкое. Нужно привыкнуть к закону Востока: сильному все, над слабым смеются. Традиции здесь древние, хитрость и коварство обычное явление, и не расценивается как отрицательные качества. Я начал познавать Восток с базара, ибо уже знал, что центром на Востоке является базар. Шумный и пестрый, по рядам пройти, можешь найти что хочешь и можешь все потерять. Я пошел сначала поесть, зашел в чайхану, заказал плов, лепешку и чай. Затем спросил у сидящего невдалеке парня, где находится гостиница. Оказалось, что она расположена рядом, но в лучших советских традициях мест в ней не было. Спросил, где можно переночевать. Посоветовали, рядом есть дом для приезжих. Подъехал к этому дому. Дувал, по-нашему - высокий глинобитный забор, высокие ворота и несколько парней рядом. Спросил, можно ли здесь остановиться. Ворота распахнулись, и я въехал во двор.
Территория была огорожена высоким дувалом, и на ней находилось два дома. Первый - одноэтажный, в глубине двора, для хозяина и семьи. Второй - двухэтажный был для гостей. Были постройки для скота, где ждали свой очереди на забой несколько баранов и пару бычков. Вдоль дувала тянулась виноградная лоза. Посреди двора были несколько помостов с крышей, также обвитые лозой. В центре был небольшой одноструйный фонтанчик, вода струйкой поднималась на полметра и опадала в раковину. Это было очень удобно для мытья рук и овощей. На первом этаже была баня, хотя баня — это сказано громко. Просто помещение с металлической печкой в центре, и баком для воды, который целый день кипел, поэтому здесь было очень жарко, отсюда и название - баня.
Хозяина звали Абдрахман, и он был высокий, сухощавый мужчина, с быстрыми, хитроватыми глазами.
Мы познакомились вечером, когда я сидел во дворе на скамейке. Было тепло и по-весеннему волнующе. На деревьях появились первые листочки, но еще нет цветения.
Абдрахман поздоровался и пошел по своим делам, слегка прихрамывая, на ногах резиновые галоши. Когда он возвращался, я спросил его:
-Что с ногой, почему хромаешь?
-А, пустяк. Мозоль на ноге болит.
-Покажи, может чем помогу, - снова во мне проснулся врач.
-Пойдем в баню, ноги пыльные, неудобно показывать, - и мы пошли в баню.
Я стоял снаружи, пока Абдрахман мыл свои ноги. Вскоре он появился и продемонстрировал мне свою ногу. На мизинце левой стопы была шиповидная мозоль, при нажатии на нее возникает резкая боль.
-Везде ходил, и к врачам, и к бабкам. Врачи предлагают оперироваться, бабки берут деньги и что-то шепчут. Может ты знаешь, что можно сделать? - и он с надеждой посмотрел на меня.
-Нужна горячая вода, уксус, и иголка. Возьми и принеси, будем лечить.
Абдрахман пошел в свой дом и вскоре вернулся с необходимым.
Я усадил его и налил в таз горячей воды, попросил опустить туда ногу. Затем понемногу стал подливать горячей воды, спрашивая, может ли он терпеть, одновременно плеснул в таз примерно ложку уксуса. В этом методе лечения главное терпение и не спешить. Постепенно стопа распарится и будет хорошо видна мозоль с шипом. И тогда насаживаешь ее на иглу и вырываешь. Это все я и проделал с ногой Абдрахмана.
Он ушел к себе, а я пошел в баню, хорошо вымылся и поднялся к себе в комнату. По комнатам прислуживал русский молодой мужчина, звали его Василий. Среднего роста с испитым лицом. Я позвал его и попросил чаю.
-Больше ничего не нужно? - с надеждой в голосе спросил он.
-А что еще есть?
-Водка, вино, коньяк, пиво, - быстро перечислил он.
Но не за этим я ехал за столько верст.
-Нет, без спиртного. Что можешь принести?
-Масло, лепешку, плов, бастурму, лаваш, - он морщил свой лоб, без заказа алкоголя я стал ему не интересен.
-Тогда к чаю лепешку и масло.
И снова какой-то презрительный взгляд брошенный на меня Василием, выдавал в нем большого любителя зелья. А я попил чаю и лег спать, завтра пойду изучать рынок.
Утром я умылся, затем чай и пошел на базар. Шум и гам, толчея, изобилие товаров. Вокруг зазывалы, тянут в свою лавку, отбирая меня друг у друга. Пошли ряды с товарами. Я для приличия спросил цену некоторых из них, тех, которых я знал цену у нас. Цены почти такие же. Ходил долго, устал и обалдел от обилия товаров, цен, зазывал. Чувство тупости и какой-то апатии овладело мною. Где-то на окраине я нашел томат-пасту в металлических банках и когда спросил цену, был приятно удивлен. Цена была в два раза ниже, чем у нас. Я решил купить большую партию, не зная, как я ее доставлю на север.
Торговал пожилой узбек, я сказал ему, что буду брать много, если он мне уступит. Он скинул процентов десять и я был рад. Рассчитался за товар, и только сейчас подумал, что он весь в машину не войдет. Деньги были, и я спросил, могу ли я купить прицеп для легкового автомобиля. Продавец закивал и сказал, что я могу приехать к обеду, будет прицеп, и даже мне помогут погрузить.
В обед я был на месте. Мой товар стоял аккуратно сложенный в пирамиду, а рядом был прицеп. Я внимательно осмотрел прицеп, не новый, кое-где подваренный сваркой, да и резина была совершенно лысая. Цена тоже устраивала меня, и я купил его. Затем началась погрузка банок в прицеп, и здесь выяснилось, что я купил больше чем влезет в прицеп и машину. Поэтому остатки я перевез к Абдрахману на склад. Довольный, что так все получилось, чувствую себя настоящим деловым человеком и с видом прожженного дельца прогуливаюсь по базару. Вдруг я заметил черные цигейковые шубы, я подошел, спросил цену. Оказалось недорого и я решил взять несколько. Попросил завернуть три шубы, и немного уступить. Продавец тут же что-то прокричал, принесли завернутые шубы, он их встряхнул, показывая, что их три и тут же упаковал. Я расплатился и поехал на заезжий двор готовиться к отъезду.
Вечер. Я сижу на скамейке во дворе дома, отдыхаю перед дорогой. Подошел Абдрахман. Он уже не хромал, обут в старые туфли и присел рядом.
-Слушай, нога совершенно не болит. Ты, что, врач? - он смотрел на меня.
-Да, - ответил я.
-А, тогда все понятно. Впервые покупаешь оптом? - снова спросил он.
-Впервые. Понимаешь открыл предприятие, а как довести до ума не знаю. Думаю, оптом заняться.
Абдрахман с сомнением осмотрел меня, но ничего не сказал.
-Что еще имеешь из товара?
-Лес, бензин, - Я односложно отвечал. Помолчали. Потом я услышал осторожный вопрос:
-А лес почем у тебя? - мне надоел этот восточный этикет, вкрадчивые вопросы и недосказанность. Я помнил цену леса у себя, умножил на три, и назвал цифру. Абдрахман подумал и сказал:
-Вези лес, я заберу весь.
-Узнаю дома, что осталось, за остатками пасты приеду и поговорим.
Абдрахман что-то крикнул в глубь двора, вскоре появился его сын, неся поднос с чаем и лепешки.
-Садись, чай будем пить. Я не верил, что мозоль исчезнет. Спасибо тебе, - он задумчиво смотрел на меня и добавил
-Ты, наверно, хороший врач. Здесь своя наука, - он показал на мой, груженный банками, прицеп.
Мы пили чай, говорили о болезнях. Сколько раз я зарекался называть свою профессию, потому что стоит собеседнику узнать, что ты врач, и начинается экзамен. Сначала, что у него болит, и заканчивая грыжей троюродной бабушки. Но экзамен закончился быстро. Абдрахман вновь позвал сына, что-то ему сказал и тот принес пакет с чем-то завернутым во множество газет. Он положил все это на стол и ушел.
-Это тебе в дорогу, - сказал Абдрахман.
-Что я должен за это?
-Ничего, и спасибо тебе за лечение.
Мы допили чай и расстались.
Утром рано я выехал домой. Бензина на заправках нет, но возле будок заправщиков стояли канистры с бензином. Они поясняли, что это для себя, но может уступить, и называл цену. Естественно дороже, чем было написано на ценнике. Понимаешь, бизнес. А на одной заправке, совсем беспредел. Заправщик убеждал, что канистры неправильно маркированы и только у него дозатор наливает верно, при этом недоливал в канистру больше литра бензина. Тоже Восток и тоже бизнес.
К вечеру я почувствовал, что еду с трудом. Остановился, вышел из машины и осмотрел прицеп. Одно колесо было спущено, ехать нельзя. Достал домкрат и запаску, сменил колесо и поехал дальше. Проехал еще сотни две километров, вновь машина тянет прицеп с трудом. Осмотрелся, оказалось спущенным колесо с другой стороны. Запаски больше нет, придется разбортовывать и клеить камеру. Съезжаю на проселок, потихоньку отъехав от дороги, останавливаюсь. Темнеет. До города остается километров десять, но придется заниматься ремонтом здесь. Разбортовываю ранее снятое колесо, смотрю, ищу причину прокола. Провожу рукой по внутренней поверхности шины и выдергиваю руку. Вся внутренняя поверхность шины в мелкой, торчащей во все стороны проволоке. Резина металлокорднная, проволока полезла внутрь после хорошей нагрузки. Клеить камеру не имеет смысла, нужна другая покрышка и лучше не одна. Смотрю на часы, уже за полночь, пытаюсь немного поспать. Лечь негде, все забито банками с пастой. Пытаюсь спать сидя за рулем, какая мука сидеть скорчившись в машине. Наконец и утро. Вновь выезжаю на дорогу, останавливаюсь на обочине, пытаюсь что-то придумать. Ехать то надо, а впереди еще более половины пути.
Вдруг меня объехал "КамАЗ" и остановился. Вышли три парня, какие-то мрачные, с бегающими глазами и направились ко мне.
-Что случилось? - они расположились с трех сторон. Мне это очень не понравилось, но близость города и машины проезжали в оба конца, успокаивала.
-Металлокорднная резина, полетели оба колеса на прицепе. Вот сижу и думаю, что делать дальше.
-Новую резину ставить надо. Далеко еще ехать? -сказал один безапелляционным тоном.
-Знаю, но где взять? А ехать еще ой как далеко - обреченно сказал я.
-У нас осталось несколько штук. Будешь брать?
-Давай. Сколько будет стоить?
Он назвал цену, драконовской ее назвать будет очень нежно. Но делать нечего, покупаю.
-Что везешь? Тоже томат-пасту? - спросил другой.
Они отошли, о чем-то поговорили, затем один из них принес два ската резины.
Я достал деньги и рассчитался. И снова я поймал недобрый взгляд, особенно при виде моего кошелька. Но на такие мелочи кто обратит внимание? Главное новая резина. Я так намучился, что сразу начал бортовать оба колеса. Затем заменил старую резину на новую на машине, и поставил эти изношенные шины на прицеп. Провозился со всем этим около трех часов. И вновь трогаюсь в путь. До города действительно километров десять, но заезжать я не стал, а прошел мимо. А на выезде меня ждал сюрприз. На площадке стоял старый знакомый "КамАЗ" и ребята жадно смотрели на дорогу. Я посигналил и помахал рукой, в восторге от того, что они так мне помогли. Пусть дорого, но выручили в трудную минуту. И вдруг мысль словно ток пронзила мой мозг. Они ждут кого-то. А кого? Да тебя болван, тебя. Впереди перегон триста километров, без движения, связи, без людей. Заберут все, проколют шины и уедут, пока сделаешь и доедешь до ближайшего дома, пройдет много времени. Стоять три с лишнем часа просто так, за городом, не будет никто. И сразу вспомнился взгляд, недобрый, тяжелый, оценивающий. Оторваться от них с прицепом невозможно, значит нужно пропустить. Тем более ночь измотала меня и хочется спать. Для полного счастья мне не хватает заснуть за рулем. Осматриваю пустынную дорогу. От города я отъехал недалеко, и с асфальта отходят множество проселочных дорог в сторону.
Съезжаю на проселок и ухожу за ближайший холм, потом еду по бездорожью за другой холм, и останавливаюсь. Выскакиваю из машину, и ложусь на землю на вершине холма, маскируясь за валуны. Шоссе пустынно, но затем на большой скорости проносится мой знакомый "КамАЗ".
-А может у тебя разыгралось воображение? - спросил я себя и засмеялся.
 Я это произнес вслух. Все, спать, только спать. Поесть и спать. Разворачиваю то, что дал в дорогу Абдрахман. Лепешки и кусок варенного мяса, но кажется ничего вкуснее я не пробовал. И только сейчас я вспомнил, что еще толком не ел, так, отщипнул пару раз лепешки, немного выпил воды. Опасность обостряет все чувства, и хотя аппетита нет, но есть надо. Расстилаю газеты, в глаза бросается название: какая-то там правда. В каждой области своя правда, но есть еще и республиканская, и даже союзная правда. Мы самый правдивый и самый грамотный народ, ведь у каждого из нас хоть раз в жизни была похвальная грамота.
Неторопливо кушаю, размышляя о сложившимся положении. Скорее всего я устал, а все остальное игра моего воображения. Ем мясо и лепешки, запиваю холодной водой. В голове тупость, от бессонной ночи, от усталости. Газет много, скорее всего за несколько дней подряд. Бесцельно рассматриваю прессу, те же растерянные статьи о перестройке и вдруг на последней странице объявления. Завод "Плодоовощ" реализует томат-пасту по цене, и стоит цена в два раза ниже, чем я купил. Хватаю газеты и внимательно смотрю объявления. Их немного, в основном продукция местной промышленности, это соки, джемы и тому подобные вещи. Теперь я повеселел, пусть я заплачу за эту поездку большие деньги, но процесс учебы начался. Нужно просто всегда изучать рынок, а не хватать то, что лежит на поверхности. Я пошел по пути наименьшего сопротивления, не стал искать производителя. Это как в науке, всегда начинай изучать вопрос с первоисточника, потому что все на него ссылаются, не читая его, а копируя у других и добавляют свои суждения. В конце получается, что первоисточник сплошной бред, так он оброс домыслами. Здесь тоже, товар пока дойдет до тебя, обрастет такой ценой, что и покупать страшно. Ищи производителя, или официального дилера. Продолжая размышлять, я выкинул из машины все банки, соорудил постель и завалился спать.
Проснулся я поздно. Вечерело. Я чувствовал себя хорошо отдохнувшим, бодрым и свежим. Загружаюсь банками, и в путь. Дорога пустынна и как положено на востоке, быстро темнеет. Еду со светом. А в голове вырисовывается четкая картина будущего бизнеса. Связать Север и Юг, вот решение которое нужно воплотить в жизнь. Детали додумаю, ну хотя бы иметь представителя, а то и филиал и там, и там. Ехал всю ночь, без каких-либо приключений и к обеду был дома.

Глава 6

Через неделю, я вновь въезжал в заезжий дом Абдрахмана. Чистый двор за дувалами, несколько машин у дома, и какое-то суетливое движение вокруг. Я умылся после дороги, напился чаю и прилег отдохнуть. Незаметно я крепко уснул и когда проснулся, был уже вечер. Василий несколько раз пробегал мимо, был трезв и сосредоточен. От него я узнал, что Абдрахман ожидает вечером важных гостей, сегодня постояльцев не принимают, и только для меня сделано исключение. Я понял, что Абрахману нужен не я, а мой лес.
Быстро по южному темнело, и вскоре зажглись фонари. Как прекрасна южная ночь, когда вокруг полное безветрие, воздух напоен различными ароматами распускающейся зелени растений, и звезды висят прямо над головой. Что-то волнующее, будоражащее кровь есть в этом. Вскоре стали приходить гости, машины стояли за дувалами, и за ними зорко смотрели молодые парни. Гости выходили из машин, их встречали молодые мужчины, и каждый из них здоровался за руку с приезжими, причем встречающие пожимали руку приезжего двумя руками. Своеобразный южный, восточный этикет.
Я сидел в комнате, когда вошел Абрахман, поздоровался и пригласил меня принять участие в торжестве. У него сегодня годовщина первого внука. Делать нечего, спускаюсь вниз, в комнату для гостей. В прихожей много пар обуви, причем мужская и женская, правда стоящие отдельно, в разных половинах помещения. И везде молодые мужчины, которые сопровождают меня до главной залы. Проходим комнату, где сидят только женщины, я здороваюсь через открытую дверь, и следую дальше. Вот, наконец, и главная комната, наполовину заполнена гостями. Громко здороваюсь и следую за провожатым. Он провожает меня к стене, где-то посредине, между входом и дальним углом, и усаживает. Осматриваюсь. Огромная длинная комната, сплошь устлана коврами. Гости сидят на полу, на коврах, вдоль стен. Посредине всей длины комнаты лежат скатерти, символизируя восточный стол, на который ставятся фрукты, лепешки, сладости, пиалы с чаем. Это все подается молодыми парнями, в восточных халатах и обязательно в тюбетейках. Мне тоже налили чаю, глотка на два, не больше, что является высшим проявлением уважения. Делаю небольшой полуглоток и отставляю пиалу. Разговор идет на другом языке, причем кто-то из соседей всегда обращается ко мне, с ничего незначащими вопросами. Гости прибывают, их рассаживают также вдоль стен, причем строго в каком-то порядке. И вдруг я понял, это своеобразная табель о рангах. Наиболее почетные гости садятся в дальний, от двери, конец комнаты. Хозяин садится у самой двери, как бы подчеркивая этим, что он слуга гостей.
Постепенно количество гостей увеличивалось, все друг друга знали, велись шумные разговоры на родном языке.
Наконец вошел дородный, преисполненный важности мужчина, прошел в передний угол и сел. Разговоры на мгновение смолкли, но вошедший, что-то сказал и все угодливо засмеялись, подхватили его слова и стали добавлять в сказанное что-то свое, выражая этим почтение и угодничество. Пришедший обводил всех цепким взглядом, на мгновение задержался на мне, и что-то говорил окружающим. Сразу после его прихода появились молодые парни, внесли подносы с пловом, подавали другие мясные блюда и стали расставлять бутылки с коньяком и водкой. Кто-то прочитал короткую молитву и все принялись кушать. Затем наступил ответственный момент, когда стали предлагать друг другу открыть и налить спиртное. Казалось, что этого никто не хочет делать, но вскоре, и этот вопрос был решен. Спиртное было разлито по пиалам, и вот здесь проявилось все восточное лицемерие. Никто не хотел пить, хотя глаза горели в предвкушении удовольствия, но перед окружающими, каждый хотел выглядеть абсолютным трезвенником. С величайшим трудом, наконец, гости позволили уговорить друг друга выпить, и с удовольствием выпили. Второй раз уговоров выпить было значительно меньше, ну а дальше обычное застолье, только на полу. В переднем углу, где восседала важная персона, его сосед рассказывал что-то очень смешное, и когда закончил, все долго смеялись. Все смотрели на них, постепенно заражаясь их веселием. Скорее всего рассказчик был специально приглашенным остряком, для увеселения всех. Шумное веселье продолжалось, уже никого не нужно было уговаривать выпить. И вновь внимание всех приковал к себе рассказчик. Особенно внимательно его слушал важняк, застыв одной рукой с полной ложкой мяса. Взрыв смеха заглушил последние слова остряка, все хохотали, а важная персона, смеясь, положил ложку с мясом рот, и начал жевать. Остряк добавил еще одно слово и новый взрыв смеха, который тут же оборвался. Персона начала на глазах синеть, а затем чернеть. Кто-то постучал по спине, эффекта нет. Пострадавший медленно заваливался на бок. Сомнений не было, в горле препятствие, или, как мы говорим, наступила механическая асфиксия. Убрать препятствие, но как? Трахеостомия! Я представил себя с ножом и перерезывающего горло гостю, да еще на Востоке! Приговор себе на месте и сам буду с перерезанным горлом. Вскакиваю на ноги и ору:
-Я врач!
И бросаюсь к задыхающемуся, черному от гипоксии, мужику. Падаю рядом с ним, обхватываю его грудную клетку со спины руками, ладони в замок и изо всех сил резко сжимаю. Почувствовал где-то хруст сломанного ребра, и как воздух вырвался из его грудной клетки наружу. Только бы задышал самостоятельно, уж больно я не люблю дышать рот в рот. Но он вздохнул, раз, другой, затем чаще и чаще, постепенно приходя в сознание. Кто-то уже вызвал скорую помощь. Я ударял его по щекам, приговаривая:
-Дышать, дышать! 
Мужик раздышался, затем с помощью друзей встал на ноги и пошел к выходу, одной рукой держась за правый бок. Все за ним потянулись к дверям. Я налил хорошую дозу коньяку и выпил для снятия стресса, закусил и тоже направился к выходу. Поднялся в свою комнату и лег на подушки. Усталость, пережитый стресс, коньяк и обильная закуска быстро заставили уснуть, я словно провалился в темную пустоту.
Я ранняя пташка, жаворонок, проснулся где-то около шести часов утра, спустился во двор, попил воды, походил по двору. Вокруг восточная нега, сонное состояние, да лишь молодые невестки подметают полы и двор. Все хмурые, сонные, но трудятся под зорким оком свекрови. На помосте дрых Василий, видно вчера принял лишку на грудь. Я пошел в баню, горячая вода и влажный пар расслабили мое тело, и было приятно плескаться в воде. Вышел из бани и мне показалось, что на улице очень прохладно, поэтому я вновь поспешил в постель и вновь уснул
Повторно проснулся где-то около десяти, встал и решил, буду грузить остатки пасты, переговорю с Абдрахманом о лесе, и завтра поеду домой. Открылась дверь и просунулась голова Василия, которая тут же исчезла. Я оделся, как вновь открылась дверь и вошел Абдрахман. Он пересек комнату, схватил мою руку в две свои и заговорил скороговоркой:
-Спасибо, спасибо Виталий, ты спас не только человека, ты спас и меня. Ты сам не знаешь, что ты сделал, - это он повторял часто. 
Я не мог понять, что такого я сделал. Просто выполнил свой врачебный долг. Хозяин увлек меня за собой, мы спустились вниз, в одной из комнат накрыт стол, за который мы и уселись. Абдрахман налил по рюмке коньяку, чокнулись и выпили, без всяких церемоний. Закусили.
-Как отдохнул? - спросил он меня
-Хорошо. Устал. Сразу уснул.
-Я заходил к тебе, хотел вчера поблагодарить, но ты уже спал, - наполняя повторно рюмки, говорил Абдрахман.
-Как съездил? Удачно ли доехал? - сыпал вопросами он
Ну, что ему ответить? Рассказать, что якобы заподозрил ограбление в дороге, не факт. Что привезенную томат-пасту легко растолкал по магазинам с минимальной наценкой, которая даже не покроет затрат на дорогу - будет утешать, посмеиваясь про себя. О том, что шубы были маломерки, сшитые из лоскутов, даже без пуговиц и отдал я их по мизерной цене - это больно бьет по моему самолюбию. Одним словом, съездил себе в убыток. Но отрицательный результат - тоже результат. Я многое узнал, и появился план действий.
Абдрахман смотрел на меня и ждал ответа.
-Спасибо, все хорошо, - ответил я, налегая на еду.
-Какой ты специалист! Спас такого уважаемого человека от смерти, а меня от позора. Позже приезжала скорая помощь, сказали, что не каждый врач сделает то, что ты сделал, многие теряются в этой ситуации. А ведь здесь решают все секунды. Спасибо. Рахмет, - благодарил он меня.
Покушал я плотно, ох это восточное гостеприимство. Сидим и пьем чай, я уже сыт, пьян и хочется спать. Говорю об этом Абдрахману, с просьбой, отпустить меня. Снова поднимаюсь в свою комнату и падаю на гору подушек. Проснулся я оттого, что кто-то теребил меня за плечо. Открываю глаза, на могу понять сначала, где я нахожусь. Наконец, сознание возвращается ко мне, и я вижу Василия, который будит меня, и рядом Абдрахмана.
-Извини дорогой, что прервал твой сон, но важные новости. Ты уже проснулся? - вкрадчиво лопотал он.
-У тебя что - пожар, землетрясение? Дай поспать человеку. Угощал от души, нужно проспаться после этого, понимаешь, - ворчу я. Видит бог, я никому плохого ничего не сделал.
-Извини дорогой, все понимаю. Я и сам отдыхал, никто в этом доме не смеет меня будить, - я заметил, как Василий погладил подбородок,
-Но важные новости. Проснись Виталий, прошу тебя. Понимаешь, от уважаемого Шакира Гулямовича приехали люди и приглашают нас с тобой вечером в гости. К самому Шакиру Гулямовичу, понимаешь?
Честно говоря, я ничего не понимал. И своими "понимаешь" он достал меня. На фиг мне твой Шакир, да еще Гулямович нужны вместе и по отдельности. Я хочу спать, просто сумасшествие какое-то, не дают поспать. И я вновь блаженно засыпаю. Но ненадолго. Чувствую, как меня берут сильные руки и куда-то несут. Просыпаюсь мгновенно от холодной воды, матерюсь во все горло. Рядом со мной стоит полуголый мужик, с меня ростом, но пошире раза в два и Василий, который набирает полное ведро холодной воды. Мужик легким движением руки опрокидывает меня на полок и прижимает к доскам, а Василий выливает на меня еще ведро холодной воды и вслед за этим ведро теплой. Эдакий контрастный водопад из горячей и холодной воды. Затем начинается массаж. Сначала я подумал, что это пытка и на время прекратил материться, пусть не видит палач моей слабости. Но постепенно я начал приходить в себя, массаж и контрастный душ сделали свое дело. Я матерился, но теперь от удовольствия. Выхожу из бани, вижу Абрахмана, который спешит ко мне навстречу:
-Извини дорогой, но нужно скоро ехать, а ты был не в форме. Поэтому привезли Рашида, он всех всегда поднимает. Пойдем пить чай и поедем.
Эх, не знаешь ты Абрахман, русского мужика. Ищу глазами Василия. Он понимающе смотрит на меня.
-Ну что уставился, знаешь же, что нужно. Давай!
Василий наклоняется к уху Абдрахмана, что-то говорит и в ответ тот кивает. Мчится рысью в дом и вот уже Василий с бокалом водки и соленным огурцом. Выпиваю, с удовольствием закусываю огурчиком. Фу, кажется проснулся. Садимся пить чай. Выдули вдвоем целый самовар чаю, пропотели не хуже, чем в бане. Собираемся. Мои вещи уже постираны и поглажены. И когда только успели? Одеваюсь, чувствую, что готов хорошо погулять.
Садимся в " Волгу" и едем по городу. Движение незначительное, но в одном месте я вижу гаишника и рассказываю Абдрахману о том, как был оштрафован.
-Это толстый Усман. Купил знак и работает.
-Как купил знак? Куда смотрит ГАИ? - негодовал я.
-Туда и смотрит. Все хотят свой кусок пирога.
Замолчали и вновь я не выдержал и спросил:
-Шакир Гулямович - это твой родственник?
-Конечно. Двоюродный дядя моей снохи, годовщину ее сына мы отмечали. Второй раз у меня в доме и так получилось, - сокрушался Абдрахман.
Подъехали к высокой металлической ограде и таким же узорчатым воротам, которые тут же открылись, пропустив нашу машину внутрь. В глубине двора стоял двухэтажный дом, высокое каменное крыльцо освещено фонарями, и ковровая дорожка, ведущая к двери. Перед дверью стояло несколько пар обуви. Нас встретили два вежливых, молодых человека в халатах и тюбетейках, поздоровались с восточной почтительностью и проводили в дом.
Восточная роскошь поразила меня. Мраморные ступени лестниц, паркет полов, дорогие ковры на полу и на стенах, и роскошная мебель. Нас проводили в одну из комнат, которая служила столовой. В центре стоял арабский столовый гарнитур на двенадцать персон. Комната была очень просторная. В дальнем конце стояли диван, несколько кресел и журнальный столик. Когда мы вошли, из кресла поднялся хозяин дома, и пошел к нам навстречу. Сидящие рядом два человека поднялись следом за хозяином дома и остались стоять.
Хозяин подошел ко мне, подал руку. Рукопожатие слабое, какое-то мягкотелое. Он был мужчина лет пятидесяти, среднего роста, с черными, слегка поседевшими волосами, гладко зачесанными назад, с губами, говорившими, что он большой жизнелюб и капризник. Живые, умные глаза придавали его лицу какое-то обаяние, и скрывали недостаток капризных губ.
-Здравствуйте, здравствуйте мой спаситель. Шакир Гулямович Аблязов к вашим услугам.
-Виталий Иванович Черногоров, - представился я.
-Пойдемте, присядем и поговорим, - и взяв меня за локоть, он проводил к креслам, где познакомил с другими гостями. Затем мы с ним уселись в кресла, остальные на диван. Сразу подбежал молодой мужчина, и хозяин что-то сказал ему. Тот приложил руку к груди, удалился. И сразу же начали накрывать на стол, в европейском стиле, знак уважения к гостю.
-Какими судьбами к нам? - спросил Шакир.
Я, каким-то интуитивным чувством, поймал себя, что он уже все знает от Абдрахмана, значит нужно все повторить с той же прямотой.
-Я, врач, открыл собственное дело, медицинские услуги. Но кроме этого решил добавить к этому и коммерцию. Приехал сюда изучить возможность сотрудничества в этой сфере. Перед этим, я с этой же целью ездил на Север, - говорил я, стараясь быть понятным и дипломатичным.
-Что предлагает вам Север? - вкрадчиво спросил хозяин.
-Там предложили мне лес, нефтепродукты и автомобили.
Я заметил, быстро брошенный взгляд на Абдрахмана. Тот поежился. Про автомобили я ему ничего не говорил, потому что не думал этим заниматься, не было таких денег.
-Насколько я знаю, там автомобили не выпускаются. Утиль, в смысле бывшие в употреблении грузовики? - Шакир смотрел на меня, ожидая ответа.
-Нет, новые автомобили по заводской цене. Северяне гонят нефтепродукты в этот регион, а расчет бартером - автомобилями. Но нефтяникам нужны деньги, и они продают автомобили по заводской цене.
К Шакиру вновь подбежал молодой мужчина, что-то сказал. Хозяин поднялся и пригласил всех за стол. Меня трудно удивить, я видел не одну сотню смертей, был в различных переделках, но такого стола не видел даже в кино. Столько яств собрано, многих из которых я не знал, источали такой запах, что слюна била струей, а желудок вдруг заурчал.
Мы уселись за стол, и пиршество началось. Тосты за тостами, под эти славословия лился дорогой коньяк. Шакир благодарил своего спасителя - меня. Происходила смена блюд, подавалось что-то горячее, все было очень вкусно и обильно. При такой закуси, хмель не чувствовался, а может потому, что я был в центре внимания, или это так действовал массаж Рашида. Больше о делах никто не говорил, только восточное словоблудие в мою честь.
Но тяжесть принятой пищи притупляла мою значимость, и я прекрасно понимал, это знак благодарности, не более. Сколько их было по такому же поводу, не счесть и отличие только в качестве закуски и блюд. Диапазон от дешевого вина и куска хлеба, до вот такого стола. Разъехались за полночь. Провожая, Шакир говорил:
-Завтра я к тебе заеду, поговорим, - и проводил до машины.
Утром я стал собираться в дорогу. Осмотрел машину, долил масло, жидкости. Резина теперь новая, да и прицепа нет. Доеду, это в первый раз трудно и незнакомо, поэтому опасно. Разговор с Абдрахманом отложил на вечер, он и так бегал по двору, отдавая приказания, и был занят.
В обед ворота распахнулись, пропустив черную «Волгу». Из машины вылез Шакир, и сразу направился ко мне. Я уже закончил погрузку, вымыл руки и стоял, вытирал их полотенцем.
-Здравствуй, Виталий. Собираешься в дорогу? - он широко улыбался
-Да Шакир. Время уже ехать, немного засиделся, - я тоже улыбался ему.
Из хозяйского дома выскочил Абдрахман и спешил через двор, приговаривая:
-Вах, какая честь, вы посетили мой дом! - и суетился вокруг гостя.
-Абдрахман, как дела? Здоровы ли все? - и еще что-то, по обычаю вежливости, отвечал Шакир.
-Спасибо. Рахмет. Идемте к столу, - и подталкивая нас, повел в дом к столу.
Мы выпили по пиале чая. Шакир расспрашивал о дороге, погоде, климате у нас и на Севере. Затем перешел к разговору о деле.
-Слушай, Виталий. Ты будешь заниматься автомобилями?
-Не знаю, пока не думал об этом.
-В таком случае выведи меня на этих людей. А здесь ты будешь покупать фруктово-овощную продукцию по цене изготовителя, без посредников. Лес тоже будешь реализовывать без посредников. Такое предложение устраивает тебя? - он в упор смотрел на меня.
-Подумать надо, - хотя я чуть не закричал от радости.
-Конечно, подумай, - и он сделал знак Абдрахману.
Женщины стали подавать на стол, значит, по восточному этикету, будет обычный обед. Шакир посмотрел на хозяина и тот достал бутылку коньяка, принялся открывать.
-Я не буду, завтра в дорогу. Хочу отдохнуть, - сказал я и принялся есть.
Шакир тоже отказался, сославшись на дела. Пообедали, пьем чай.
-Ну, подумал Виталий! - вновь спросил меня Шакир.
-Как работать будете? Расчет наличными или бартером?
-Наличными. Тебе мешать не будем, ведь ты думаешь о бартере? Хочешь связать Север и Юг, не так ли?
- «Умный зараза», - подумал я.
-Ты прав. Есть опасения, вернее были.
-Я и сам об этом думал, но с юга делать очень хлопотно. Ты расположен посередине, поэтому проще в разы.
Шакир сидел и смотрел на меня.
-Когда, конкретно, сможешь сказать о результате?
-Сейчас приеду, пару дней отдохну, созвонюсь и поеду вновь на Север. Если захотят работать, а я это сделаю, выйдете на прямые переговоры. Давай свои реквизиты.
-Ты тоже, когда будешь готов работать по лесу и нашей продукции, звони, все будет подготовлено.
Снова налили чаю, затем стали прощаться. Шакир пожелал мне счастливой дороги, и уехал. Я пошел отдыхать, впереди трудная дорога.
Второй раз дорога тянулась монотонно медленно. Все знакомо, даже мысли какие-то скучные, обо всем сразу, а значит ни о чем. Это первый признак усталости. Ночь провел, как всегда, в стороне от основной трассы. Утром умылся и снова в путь. И вот до моего дома осталось всего восемьдесят километров, еще немного и дома. Перед этим я покушал, прошелся около машины, размялся. Сознание того, что скоро монотонная езда закончится, придавала какую-то бодрость и радужный настрой. Но только я сел в салон и проехал с полчаса, почувствовал такую смертельную усталость, что ехать не хотелось. Тяжесть, непонятная и вязкая, сковывала движения, мешала координации, и я воспринимал все происходящее вокруг, как что происходящее не со мной, я с кем-то другим. Казалось, что я нахожусь в какой-то патоке, все воспринималось нереально, ну а реакция была до безобразия замедленной, и совершенно неадекватной. Я пропускал рытвины, и меня подбрасывало до потолка, но затем я пробовал тормозить перед ними, но получалось после. Странности моего поведения насторожили меня, и я понимал, что это проявление усталости, но близость цели заставляла ехать вперед, ведь всего то остался пустяк.
Чтобы не натворить бед, я ехал медленно, ближе к осевой линии, постоянно слышал сигналы встречных, и обгоняющих меня автомобилей. Реакции от этого не прибавлялось, наоборот, меня охватило какое-то безразличие. Я дважды останавливался, выходил из машины, разминался, и в этот момент я чувствовал себя хорошо. Но только после рейса я понял, что это период мнимого благополучия, смена обстановки давала еще какие-то силы. Но вернувшись за руль, начиналось все сначала и в гораздо худшем варианте. Одним словом, восемьдесят километров я проехал за четыре часа, ничего не понимая, находясь в полной прострации. Кое - как подъехал к дому, вылез из-за руля и сразу рухнул на кровать, проспал в одной позе большую часть ночи. Утром с трудом проснулся, встал, прошелся. Все тело ломило, а вид машины вызывал отвращение. Теперь я прекрасно понимаю, почему большинство автокатастроф происходят перед окончанием поездки. Близость цели обманчиво действует на водителя, но сил нет, они отданы дороге. Хочется быстрее закончить эту пытку, и водитель прибавляет скорость, вместо того, чтобы остановиться и поспать. Увеличенная скорость, с целью быстрее окончить поездку приводит к неправильным, замедленным действиям, и поездка действительно заканчивается, но несчастьем.
Поспи я пару часов, я бы проехал бы это расстояние за один час, а в сумме было бы три часа, а не четыре, которые в итоге я затратил.
Поездка дала мне многое, ведь любой, даже негативный результат есть опыт, наука. С Югом связь налажена, теперь нужно также делать с Севером. Но с одним условием: исключить глупости, и лишние риски. Я сразу дал объявление о приеме на работу водителя со своим автомобилем. Все пора играть по-взрослому. Но где-то в глубине я чувствовал, что еще будет ох как много подобных синяков и шишек.
Вечером встреча со своим соучредителем, с Викторией. Я подробно рассказал о поездке, о видах и планах, о своих мытарствах в дороге, видя на ее лице испуг и гордость за меня. Она мне поведала, что Лешак продолжает возить лес, и даже немного нефтепродуктов. Но что-то у него не вяжется, а может эта деятельность мешает его пьянке. Многие директора совхозов пустились во все тяжкие, продавая технику, скот и беря огромные кредиты.
Она вздыхала, переживая, что выдает им не обеспеченные ничем ссуды. Я успокаивал ее как мог, и вновь начал строить планы поездки. Она успокоилась и стала просить, чтобы я не покупал, что-то подобное шубам.
Водитель нашелся быстро, со своими "Жигулями". Подписали договор, и я дал команду готовиться к поездке. Звонок на север и мы готовы к новой поездке.

Глава 7

И вновь дорога, но теперь на север, в нефтеносные края. Я еду не один, рядом водитель, резвая машина, ну, что еще надо для полного счастья. Нет того мучения и опасности, что были раньше, при поездке в южные дали. Выехали рано утром, едем бодро-весело. Водитель Борис словоохотливый, общительный рассказывал о своем шоферском бытие, где был, что видел. Весна вступала в свои права, исчезали последние островки снега, и вскоре пошла сплошная вода вдоль дороги. Разлив рек затопил низменность Сибири, и казалось, дорога искусственно проложена по воде. В воде стояли многие дачные домики, а населенные пункты всегда были расположены на возвышенности, поэтому они были как островки в море разлива.
Шоссе было пустынно, изредка проедет встречная грузовая машина, да из поселка вдруг выскочит мотоцикл с коляской. Сибиряки-сельчане очень уважали этот вид техники, особенно "Урал". Неприхотливые в быту, не требующие большого умения в обслуживании, мотоциклы играли важную роль в домашнем хозяйстве. Это была своего рода лошадь в подворье, только железная. Можно съездить куда хочешь, везде пройдет, если застрянет, то легко вытолкать. А учитывая, что вокруг болота, озера, реки, тайга где множество зверья, рыбы, грибов, ягод и нет дорог, мотоцикл просто незаменим.
А для сенокоса так просто идеальная машина. Проехать можно туда, где тяжелая техника утонет, выкосить участок густой, сочной травы, и вывести. Но бывает, что даже на мотоцикле, вывести невозможно, груженный он также застревает в болоте. А трава стоит высокая и сочная. Тогда выкашивают мужики травостой, рубят несколько берез, раскладывают их веером, комлями вместе и на них ставят стог. Потом, когда ударят первые морозы, земля становится прочной и держит любую технику, цепляют такой стог за трактор и волокут в деревню. Но иногда не успевают все вытащить из-за выпавшего рано глубокого снега, или специально оставляют на зиму, эти стога служат кормом для лосей. И выходит мужик с ружьишком к стогу, глядишь и завалил сохатого. Ну, а причина веская, нужно отметить, что и делают всем селом, иногда в течение недели. А там кто-то другой валит сохатого и снова гульба.
 Пьют в деревнях много и часто. Делать зимой нечего, связи нет, телевизора нет из-за отсутствия приема телепередач, дорога, соединяющая с внешним миром, постоянно заметается метелью. Единственное развлечение поход к друг другу в гости, но гости без бутылки это непорядок.
И пила деревня, гуляла по любому поводу и без повода. А с началом перестройки, когда непонятно что впереди, и каждый руководитель пытался урвать как можно больше, население видя свое бесправие и творящийся беспредел, пило особенно сильно. Стала доступной водка, ее в деревню привозили вместе с тряпками, раньше такими дефицитными и вожделенными. Теперь купить можно было все, и деревня покупала. Нет нужды ехать в город, закажи и тебе привезут что ты хочешь. Отдельные из деревенских, сами открывали магазинчики, или ездили по другим деревням с товаром. Очень часто это заканчивалось трагически, некоторых из зависти, а кого-то по злобе поджигали, и одночасье деловой человек, становился таким же как все, и также спивался. Не высовывайся, не думай, что ты самый умный. Поэтому угроза "Спалим" была далеко не пустой. Это был бессмысленный бунт деревни перед надвигающимся новым строем, новыми отношениями.
Также по аналогии проходило семьдесят лет назад, но тогда деревня сопротивлялась защищая свое, кровное, нажитое непосильным трудом. За этот промежуток коммунисты развратили население крикливыми, пустыми лозунгами, разучили работать, поэтому новое, где необходимо трудится и что-то создавать, было чуждо основной массе. К ним присоединились вчерашние крикуны, которые всю жизнь призывали строить светлое будущее, не знавшие и не умеющие работать, без подсказки сверху. Они то твердо усвоили принцип, что всякая инициатива наказуема, больше чем безделье, ибо несет угрозу линии партии, а значит и раскол. Они пили и повторяли друг другу: «Подождём, скоро наши вернутся", и держали глубоко спрятанными партбилеты, продолжая платить членские взносы.
 Но особенно быстро в этой ситуации сориентировались вчерашние комсомольские работники, «комсомольцы», как их звала партократия. У них не было страха, липкого и вонючего, у них еще не было, что терять. Не было высоких должностей, заслуг и регалий. Не было понятия, что всякая инициатива наказуема. И с присущей комсомольцам наглостью, напористостью и полным отсутствием нравственности, они принялись хватать все, благо были вхожи во многие кабинеты. Также в тридцатые годы, их аналоги на задумываясь, губили храмы, веру, лучших представителей нации по команде сверху.
 Эти тоже пили, но пили по другому поводу, упиваясь легкой наживой, своей вседозволенностью и доступностью всего запретного. Внешне это выглядело как исполнение лозунга и приказа партии перестраиваться, а внутренне происходило еще большее растление этого отребья, бывшего когда-то у корыта, а сейчас прибиравших к рукам и само корыто. Это видели все. У партийцев сначала это вызывало брезгливость, но затем и они начали уподобляться комсомольцам, но лакомые куски уже уплыли, власть уходила из рук, и они без команды сверху чувствовали себя беспомощными, не зная, что делать, куда приткнуться. Они часто становились легкою добычей проходимцев или оборотистых людей, и все зависело от честности этих воротил. Можно было стать и богатым, а можно потерять и последнее.
Одним словом, творилось что-то напоминающее пир во время чумы. Все играли в демократию, верхушка в растерянности, рядовые коммунисты в шоке, комсомольцы в радостных родовых потугах, а народ безмолвствовал и пил. Даже переворот с ГКЧП не получился, страх наказуемости инициативы парализовал участников, и отсюда трясущиеся руки, заикания, отсутствие плана действий. Нужно было доверить это все комсомольцам, был бы эффект, но партия потеряла бы власть. Комсомольцы бы не остановились на полпути, им все равно строить или рушить, главное помпа, восторг и достижением цели, а затем разбор полетов.
С этими размышлениями, я подъезжал к столице нефтяников. Город был серым и каким-то помятым. Было заметно, что коммунальным службам не до чистоты в городе, в прочем, как и других городах тоже. Но особенностью нового явилось то, что в гостиницах были места. Мы взяли двухместный номер, даже с ванной комнатой и наличием воды. В номере был телефон, и это великое благо, для прибывших искать партнеров.
Мы сходили покушали и возвращаясь я купил местную газету с объявлениями.
Характерной особенностью тех лет было наличие огромного числа бирж. Открываешь газету и пожалуйста: биржа "Восток" поставка леса, брокеры нашей биржи достанут все, что вы пожелаете. Рядом биржа "Запад" - любой каприз за ваши деньги. Требуются брокеры, вступительный взнос при приеме на работу одна (десять тысяч) руб. Это уже значительно позже биржи исчезли или стали называться торгово-закупочными кооперативами, ТОО и прочее. Работали в основном все бартером, не нужно никаких отчислений в казну. И по ценам сразу становилось ясно, что эти биржи хотят стать богатыми и в шоколаде, сразу и сегодня. Цены были заоблачные, и все работали по принципу не хочешь - не бери. Но брали, по той простой причине, что связи нарушились, и многие поставщики потеряли потребителей и не могли работать по-старому, а здесь биржа, которая покупала за бесценок и продавала за о-го-го. А брокерами становились люди, у которых были связи с регионами. Там работали сват, брат, кум, которые знали регион, и какая продукция выпускается. И такой брокер, не знавший даже значения этого слова, наводил мосты, и биржа функционировала.
Предприятия работали на склад, не зная куда девать продукцию, прежние потребители исчезли, и они были рады какому-либо покупателю. Биржевики всячески ограничивали доступ к этим предприятиям, дабы самим снимать пенку. Теперь я наконец понял расклад сил на арене этого цирка, где законодателями мод были ряженые под бизнесменов биржевики.
Коль так, значит мне необходимо ехать в глубинку, в лесхозы. Но сначала необходимо договорится о встречи с друзьями. Здесь тоже полное разочарование. Кто-то на севере, кто-то будет через несколько дней, а мой главный друг вообще уехал в Москву. И чтобы не терять время я еду в один райцентр. Дорога похуже чем федеральная трасса, но едем быстро. Приехали. Маленький, унылый, сонный городок, очень тихий, с двумя асфальтированными улицами, по которым изредка проезжали машины.
Находим организацию со звучным названием «Райцентрлес». Вывеска поблекшая, обшарпанная, покосившаяся на бок. Поднялся на крыльцо, открыл ободранную дверь, в лицо пахнуло затхлостью давно непроветриваемого помещения. Длинный темный коридор, с выходящими в него дверями, в конце его подслеповатое окно. Дернул одну дверь, закрыто. Где-то слышен стук клавишей, иду на звук пишущей машинки, и увидел блеклую табличку «Приемная". Открываю дверь, вхожу в приемную. Предо мною небольшая комната, стол с пишущей машинкой, за которой восседала пышногрудая молодая женщина, безобразно накрашенная, и что-то печатавшая. Направо и налево от нее две двери с табличками, скорее всего кабинеты начальства.
-Здравствуйте. Я хотел бы поговорить насчет леса. С кем я могу встретится? спросил я.
-Зайдите к заму, - не здороваясь она указала на дверь налево.
Стучу и вхожу. В советских учреждениях непринято ждать приглашения войти, просто стук для проформы и в кабинет. Ведь чистилище в лице секретаря уже пройдено. За столом сидел какай-то затертый мужик с испитым лицом и было не понятно, или он с похмелья, или уже слегка принял на грудь.
-Здравствуйте. Я хотел узнать насчет поставок леса, - начал я.
-Здравствуйте. Вы откуда? - мужик настороженно смотрел на меня.
Я назвал свой регион, он долго думал, затем посмотрел бумаги и спросил
-А мы разве поставляем вам лес?
-Нет. Но я бы хотел работать с вами. Мы готовы брать и много. Что стоит у вас куб кругляка сосны?
Он еще раз посмотрел на меня уже оценивающе и назвал цифру. Я вчера говорил о лесе в областном центре, но цена там была значительно ниже. Запинаясь и как-то прерывисто говоря, зам мне объяснял, что все лесхозы района подчинены им, и только они могут торговать лесом на территории района. Выходило, что они монополисты по лесу, и цена эта божеская.
Я попрощался и вышел на крыльцо. Какая-то апатия охватила меня, стоило ехать в такую даль, продолжил бы сотрудничество с теми, с которыми начал работать еще с Лешаком. Все знакомо, да и цены немного ниже. С невеселыми мыслями иду к машине. Борис вопросительно посмотрел на меня.
-Едем обедать, Боря, - сказал я, мысленно продолжая материть себя за дурацкую поездку.
В райцентрах всегда все в одном месте. Обычно это небольшая площадь, где расположены обязательно здание со звучным названием дом быта, рядом или недалеко автостанция, магазин и конечно же общепит. Здесь это было приземистое здание с вывеской "Чайная".
Перестройка внесла везде свои коррективы. Многие общепиты закрывались, но некоторые функционировали, но порции блюд были мизерными и очень высокие цены. Эта, так называемая "Чайная», не была исключением. Мы вышли из нее, еще более голодные, чем вошли. Борис пошел искать хороший магазин с продуктами, а я сидел и грелся на солнышке. Ноги на земле, дверь машины открыта, и я, сидящий на переднем сидении. Невеселые мысли вертелись в моей бедной головушке. Ну стоило ли ехать в эдакую даль, и прочая грустная песня. Вдруг я услышал:
-Здравствуйте, - я поднял голову. Рядом стоял молодой парень, просто одетый, в сапогах и куртке.
-Здравствуйте, - ответил я.
-Вы едете в сторону Кошкуля? - вновь спросил он меня.
-Где это? И что там? - вопросом на вопрос ответил я.
-Да здесь недалеко. Это наш лесхоз, - уныло ответил парень, теряя надежду. Не знают лесхоза, значит туда не едут, скорее всего думал он.
-А что и лес есть на продажу? - вновь, также уныло, как и он, спросил я. Просто так, по инерции, не думая о лесе. Мне хотелось быстрее в гостиницу, переговорить с приятелями и домой. Эти поездки не для меня, это не мое, наверно я не могу договариваться, а может просто такой невезучий.
-Да валом. Что толку, - ответил и собирался отходить. Его взгляд блуждал по пустой площади, по безжизненной автостанции, ища, на чем бы остановиться.
-Едем. Что молчал о лесе? - я посмотрел на него. Он сразу ожил, затараторил.
-Я не один, со мной мать. Привозил ее в больницу. Сейчас позову, - и он побежал в сторону автостанции.
Подошел Борис.
-Есть недалеко магазин, джентльменский набор продуктов. Водка, сигареты, легкая закусь. Будем брать?
-Обязательно и едем в Кошкуль, -взгляд Бориса поскучнел. Снова ехать, неведомо куда. Но тут же смирился, работа есть работа.
Подошел наш пассажир, ведя бережно женщину, старше его и с трудом передвигающуюся. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, женщина больна радикулитом. Если перевозить в машине сзади, растрясет еще больше, потом не вытащим. Врач снова заговорил во мне.
Я выскочил из машины, подхватил ее с другой стороны и повел ее к своему месту на переднем сиденье. Женщина благодарно запротестовала, но была усажена. Я занял место сзади, и мы были готовы выехать.
-Давно обострился радикулит? -спросил я, чтобы не молчать
-Да с неделю. Думала положат, а у них, как всегда, мест нет, - говорила женщина, имея ввиду нашего брата-врача.
Очень неприятно выслушивать подобные вещи, а ведь я сам такой же был. Почему был? Случись что с бизнесом, снова уйду откуда пришел и буду поступать также. Ведь не объяснишь этой женщине, что все койки заняты, лежат «неходячие» больные и крутится один врач, замордованный и бесправный.
-А что выписали из лекарств? - зная наперед, что она мне ответит.
-Витамины и растирание, но они мне не помогают, - обреченно ответила она.
-Боря, подъедь к аптеке. Где аптека? -спросил я у парня.
-Рядом с магазином, - пробурчал он, еще не веря, свалившемуся счастью доехать домой.
Остановились у магазина. Я вошел в это "сельпо", так раньше называли магазины в деревнях, и взял почти весь джентльменский набор: две бутылки водки, хлеба, и консервов. Выбора больше не было, в магазине пустые полки. Затем зашел в соседнюю аптеку и купил несколько упаковок индометацина для больной женщины.
Теперь можно ехать, посмотрим, что за лесхоз, и что бы потом не мучила мысль, что не до конца обследовал регион на поставку леса. В успех затеи я почти не верил, просто возвращаться в гостиницу, сидеть и ждать пока приедут мне необходимые люди, будет еще мучительнее.
Ехали не далеко, но долго. Дорога была ухабиста, и при каждой колдобине женщина тихо постанывала. Я знаю терпение наших женщин и если слегка стонет, то нет уже сил переносить боль. Борис вел машину медленно и аккуратно, притормаживая везде, щадил больную. Дорога насыпная, но разбитая большегрузами. Вокруг дороги стеной стоял лес, в основном хвойных пород в вперемежку с осинами. Иногда были видны белые сестрички - березки. И кругом вода.
Вскоре подъехали к Кошкулю. В Сибири очень много названий деревень происшедших от тюркского языка. Обычная деревня, две длинные улицы с деревянными домами, контора, клуб. Все как везде по Союзу. Единственное отличие - это трелевочные трактора, стоящие у домов.
Парень говорил куда ехать и вскоре мы остановились у просторного деревянного дома. Втроем помогли выбраться женщине из машины и завели в дом. Пора начать лечение. Спрашиваю парня:
-Тебя как зовут?
-Александр, можно Сашка. Это моя мама Мария Михайловна.
-Принеси стакан воды, Сашка, - командую я и достаю две таблетки индометацина. Женщина продолжала стоять, боясь согнуться. Протягиваю ей таблетки и стакан воды.
-Выпейте и к утру будет значительно лучше.
-Спасибо.
-А теперь немного потерпите, - и обхватываю женщину сзади за грудную клетку. Я ощутил вдруг по-молодому напрягшееся тело, приподнял его, подержал на весу и несколько раз встряхнул.
-Сможете лечь в постель самостоятельно? - она постояла, прислушиваясь, как боль медленно покидает поясницу и еще не совсем уверенно сказала:
-Смогу, - и сама направилась в другую комнату.
-Эти таблетки пусть пьет утром и вечером по одной, - и положил таблетки на стол.
-Теперь веди нас к начальству. Говорить будем.
Просторная деревянная контора была пуста и только наши шаги гулко разрывали тишину. Никого. Сашка дергал двери кабинетов, все были закрыты.
-Нужно ждать до утра, - молвил Сашка, чем нас несказанно «обрадовал». Перспектива торчать здесь до утра огорчала, но нужно устраиваться на ночлег.
-Здесь есть гостиница? - спросил я Сашку, чем сильно его удивил.
-Нет, но вы можете переночевать у нас. Только я спрошу маму. Да и директор к вечеру приедет домой, вот и поговорите, - вновь затараторил он.
-Поехали, - и мы направились к дому Сашки. Он побежал в дом и вскоре выскочил, крича:
-Заходите, мама разрешила.
Я взял сумку с продуктами, и мы вошли в дом. Я выставил на стол все, что было в сумке, Сашка принес картошки, и мы начали готовить ужин.
-Как чувствует себя мать? - спросил я Сашку.
-Лучше. А как вас зовут?
-Извини, забыл представиться. Виталий Иванович.
-А вы что, врач?
-Да, работал врачом, - не буду же я ему объяснять, что врач - это навсегда. И добавил:
-Посмотрю еще раз твою мать. Проводи меня к ней, - и Сашка провел в комнату к больной.
Женщина лежала на кровати в просторной комнате и улыбалась.
-Вы кудесник. Боли почти нет. Могу встать и помочь вам, - эта улыбка очень шла ей, лицо молодое. Она ненамного старше меня, а сначала показалась старухой. Болезнь, естественно, не красит.
-Нет, нет. Вам нужно лежать. Вы извините, что мы вынуждены задержаться, и если стесняем вас, то уедем.
-Возможно, скоро может вернуться директор домой, и вы уже сегодня встретитесь с ним. Саша посмотри, не видно его машины. Как вас зовут? - приятным голосом говорила она.
Я представился вторично. И вновь тот же вопрос о том, врач ли я.
Прибежал Сашка и сказал
-Василий Никифорович только приехал, пошел домой.
-Срочно зови его сюда. Скажи важные гости ждут его, - и парень пошел выполнять поручение.
-Спасибо вам Мария Михайловна. Пойду встречать, - и я направился на улицу.
Вскоре появился Сашка в сопровождении кряжистого, плотного мужика, с красным лицом, одетого в простую спецовку и болотные сапоги. Он протянул руку:
-Здравствуйте. Василий Никифорович Тонких, - рукопожатие крепкое, властное.
-Здравствуйте. Виталий Иванович Черногоров.
-Что привело в наши края? Слышал помогли нашему экономисту, - и видя мое недоуменное лицо, добавил:
-Я имею ввиду Марию Михайловну.
-Понял. А привело нас к вам желание купить лес. Можем мы об этом поговорить? - спросил я его.
-Приходите утром в контору и поговорим. Я только вернулся из поездки, ездил смотрел можно ли добраться к верхним складам и к делянкам. Половодье нынче видите какое? Устал, пойду ужинать и спать.
-Может вместе поужинаем? Мы тоже только с дороги, - осторожно сказал я.
Для вида поломавшись, директор согласился. Вошли в дом, и он прошел в комнату Марии Михайловны, плотно прикрыв за собой дверь.
Сашка с Борисом накрывали на стол. Отварили картошки, вскрыли банки, выставили бутылки. Поесть и выпить есть что. Вышел Василий Никифорович заметно повеселевший и сразу сел за стол. Разговор с больной поднял ему настроение, он шумно говорил и весело командовал Сашкой.
Разлили водку и выпили. Сашка отказался пить, мать больна, нужен уход, да и молод еще. Разговор перешел совсем в другое русло, и вскоре мы с Василием были на "ты». Ведь ничто так не способствует установлению деловых контактов, как застолье. Говорили обо всем. Сначала о ценах, которые были здесь со слов директора божеские. Да, они в разы отличались от тех цен, что нам предлагали до этого, затем о бартере, потом еще раз сгоняли Сашку за спиртным, и под занавес исконно русская тема - политика. Помню, что расставались с Василием с трудом, милее человека, чем мы друг для друга, на этот момент не было.
Проснулся я от жажды. Во рту сухо, тяжесть в голове, тело налитое свинцом, неповоротливое и тупое, и дикое желание найти воды. Встал, темно вокруг и небольшой лучик света манит к себе, иду на него, наступил на что-то живое и толкаю рукою свет. Распахивается дверь, я смотрю назад и вижу незнакомую комнату, на полу постель, спящего Бориса. Поворачиваю лицо в другую сторону. Вчерашняя кухня освещена, стол чисто убран, на газовой плите что-то варится и ноздри щекочет запах борща. Я одет, помят, но живой, хотя и не совсем крепкий. Ищу глазами воду, вижу ведро с водой и ковш рядом, беру курс на них. Меня штормит, я какими-то зигзагами пытаюсь дойти до цели и в этот момент открылась входная дверь и вошла хозяйка. Я встал как вкопанный, даже шторм утих. Рядом стояла красивая женщина, чуть выше среднего роста, с точенной фигурой, подчеркнутой повязанным фартуком. Если бы встретил на улице и в голову бы не пришло, что это вчерашняя больная. А может я слишком много, как в анекдоте, выпил?
-Доброе утро, Виталий Иванович, - донеслось до меня. Какое оно доброе, еле живой.
-Доброе. Воды, пожалуйста воды, - она быстро зачерпнула ковш воды и протянула мне. Я пил жадно, много и постепенно обретал почву под ногами. Теперь на улицу.
Вернулся в дом, хозяйка суетилась, накрывала на стол.
-Присаживайтесь. Немного горячего и все пройдет. 
Я не могу смотреть в этот момент на пищу, мутит. Перепили, одно слово. Но она силой усадила меня, достала какой-то графинчик, и налила полстакана слегка розовой жидкости.
-Выпейте и обязательно поешьте. Брусничная настоичка, - при словах о еде мне вновь стало плохо.
Беру стакан и опрокидываю в себя, внутри пожар, дыхание перехватывает. Спирт, каждому хирургу знаком этот напиток. Ищу чем бы запить, но перед ртом ложка с капустой. Проглатываю ее и затем еще и еще. Теперь она отодвигает тарелку с борщом и командует:
-Ешь!
Выполняю команду, ну не капризничать же в конце концов. Все, если я начал есть, запой закончился. Какая умница, и откуда знает мою натуру.
-Сейчас шесть часов, ложись спать. Да разденься, не украду твои брюки, - и насмешливо посмотрела на меня.
Снимаю одежду и шлепаю к Борису спать. Действительно, стало значительно легче. Забыл спросить, что за напиток такой целебный?
Проснулся от того, что Борис тормошил меня.
-Виталий Иваныч, пора. Хозяйка сказала буди, а то Никифорович уедет куда-нибудь.
Встал. В комнате светло, включен свет. На стуле висели поглаженные брюки и рубашка. Оделся, вышел умылся на улице. Немного покушали и хозяйка сказала:
-Идем в мою комнату, расскажешь о дальнейшем лечении, - покорно, как телок, иду за ней.
-Ты и в правду хочешь с нами работать, или по пьянке болтал.
-Мария, я похож на болтуна, - мы незаметно перешли на «ты».
-Кто тебя знает? Все вы хорошо поете.
-Зачем ты так? Мне действительно нужен лес, и я готов работать. Мы были в районе, но там цены огромные.
-Я знаю. Они брали у нас лес под реализацию, но до сих пор ни рубля от них не получили. Поэтому и не верим. И не полена не отпускаем им под обещания. А они кричат, мы не пустим к вам покупателя, реализация только через нас. Но кто их слушает? Выживаем как можем.
-Я не вру, и буду с вами работать.
-Почему-то я тебе верю. Слушай сюда. Я слышала ваш разговор с Васькой. Цены он процентов на тридцать загнул. Не бери лес - кругляк, пролетишь. На дальних делянах лежит по нескольку лет, внутри гнилой, да и при перевозке много места занимает, а фактическая кубатура будет намного меньше переработанного. Бери брус и доску, - И она назвала цену по которой нужно торговаться.
-И зачем я тебе это говорю? - вздохнула она и добавила:
-С Богом. Обязательно заключи договор, - и я пошел в контору.
Василий сидел в своем кабинете, и я был поражен его видом. Свежий, подтянутый, гладко выбрит и дорогой парфюм разносился по помещению. Нет следа вчерашнего возлияния, есть деловитость, стремление к работе и поиску своего интереса. Договор заключили быстро, я оговорил все, что сказала Мария, и он, как будто, это знал.
Достал бутылку коньяка, маленькие рюмки, плитку шоколада.
-Давай вспрыснем. Если не передумаешь, навар для обоих неплохой, даже очень неплохой.
Выпили по маленькой, и я стал прощаться. Уехать, не простившись с Марией, я не мог. Подъехали к ее усадьбе, я вошел в дом, Борис остался ждать в машине. Мария стояла у окна и как будто ждала. Она была в другом платье, подчеркивающем ее красоту и какую-то строгость.
-Вот, зашел попрощаться. Спасибо тебе, все получилось, как ты сказала, - я топтался у двери.
-Я рада. Ну это только начало. Хватит ли у тебя духу довести дело до конца? Не забывай нас и спасибо за лечение.
Она подошла ко мне и протянула руку, прощаясь. Я взял ее ладонь и поднес к губам, немного наклонившись вниз.
Другой рукой она стала гладить мои волосы, это была невыносимо приятно. Я подхватил ее на руки и понес в ее комнату, и сумасшествие овладело нами.
Через час мы ехали с Борисом в областной центр и к обеду были на месте. Снова гостиница, но я устал, приятно устал. Меня переполнял восторг от всего, что произошло. Я не ждал такого, и всю дорогу я был переполнен чувствами, а это утомляет. Кроме того, это мешает бизнесу, где только голый расчет, интерес и подсчет будущих денежных потоков.
Необходимо привести себя в норму. Спрашиваю у администратора есть ли здесь баня, оказывается есть и недалеко. После бани сон и вечером позвонил приятелям, договорился о встрече на завтра.
На другое утро встреча состоялась в офисе. Офис — это громко сказано, просто две комнаты в каком-то тресте. Мебель где-то взятая взаймы, и давно отслужившая свой срок, пожилая секретарь, скорее всего на пенсии, старая печатная машинка, телефон с факсом. Другая комната руководства, где ютились директор и бухгалтер. Так было почти во всех предприятиях, потому что экономили на всем. Главное выжить, удержаться на плаву. И рядом громадные трестовские кабинеты, сейчас пустые или полупустые, с дорогой мебелью, отделкой стен под орех, люстрами и прочей утварью. Все это по инерции существовало, как-то работало, скорее по старинке, а значит плохо и убыточно, с непониманием, с неумением и главное нежеланием считать копейки, а тем более экономить. Даже несведущему человеку было ясно, что содержание этого помпезного величие недолговечно, и оно скоро рухнет, погребет и их хозяев, ждущих команды сверху.
Я обрадовал ребят, сказав, что нашел покупателя на их машины. Мы тут же созвонились с Шакиром, и по радостному голосу я понял, что и он не слишком верил в эту затею. Главное, что теперь меня ждали и на юге, и на севере.

Глава 8

И вот я дома. Светящиеся радостью и каким-то восторгом глаза Вики, хотя это она пыталась прикрыть напускной деловитостью. Теперь мы виделись чаще, говорили о планах в бизнесе. Обычно я выдвигал идеи, она слушала, и задав один - два вопроса, ставила меня в тупик. Я сразу видел слабые места в размышлениях и исправлял их. Это позволило мне позже планировать без ошибок, я старался все предусмотреть.
Коридор Север-Юг заработал, машины я взял у Лешака, они простаивали без дела. Правда их немного, всего пять "КамАЗов", но это начало. Главное с юга пошли консервы, и на севере их отрывали с руками. Один раз звонила Мария, голос слегка подрагивал, но она говорила по делу. Она сообщила, что паводок спал, еще немного подсохнет, лес будет доступен, и можно значительно увеличить оборот. Я в тот же день позвонил Абдрахману, сказал, что скоро будет много леса, чем несказанно обрадовал его.
Осталось самая малость, найти побольше транспорта, а также реализовывать лес и консервы здесь, на месте. И первый свой визит решил нанести человеку, которого спасли от смерти в больнице, где когда-то работал я. Правда, это случилось в то время, когда я только оформлялся на работу, а он уже выписывался, так что воочию мы не встречались. Но это был руководитель достаточно высокого ранга, командовал крупным предприятием, и что самое важное - ему позарез был нужен лес. Я надеялся на спасительную специальность врача, которая срабатывала несколько раз, послужит мне и в этот.
Разумняк Егор Федорович, кадровый партийный работник, начинал карьеру сразу после окончания института и приезду на место работы по распределению. Его отличала от своих коллег начитанность, хорошее знание профессии и ораторские способности. Он быстро поднимался по иерархической лестнице и вскоре стал первым секретарем горкома партии. Впереди отчетливо маячили должности областного масштаба. Но вот здесь и произошел случай, судьба стряхнула с себя баловня, и смотрела, как он поведет себя дальше. Было все до банального просто: Егор Федорович стал выпивать. Сначала понемногу в кругу льстецов и прихлебателей, но затем все больше втягиваясь в этот порок. Вскоре почувствовал, что без рюмки, некогда блестящая голова, не работает. Затем товарищи сверху указали, что пить на рабочем месте нехорошо, и как финал, бюро обкома и почетный перевод в народное хозяйство. По этому поводу Егор Федорович запили горькую на пару недель, и сколько бы это продолжалось неизвестно. Но вдруг как гром среди ясного неба появились резкие боли в животе, рвота и госпитализировали Егора Федоровича в реанимацию, с диагнозом - острый панкреатит. Несколько дней на грани жизни и смерти превратили его в стойкого трезвенника, который с тех пор ничего, крепче чая, не пил.
Это я все знал, и решил ему об этом напомнить.
И вот я вхожу в приемную организации. По лозунгам, призывающих поддержать линию партии на перестройку, подумал о передовом мышлении руководителя. Навстречу поднялась и подошла ко мне секретарь, плоская женщина в очках и длинной юбке. По морщинистой коже лица догадался, что она видела живого Ленина, или еще кого-то из его близких товарищей.
-Вы к кому? - задала она первый глупый вопрос. Неужели она подумала, что я пришел к ней, ибо здесь она и начальник.
-К Егору Федоровичу, - сказал я и отметил, как поджались губы стража врат. Ходят тут, отвлекают самого Егора Федоровича от важных дел. Но она скользнула в кабинет, и вскоре появилась вновь.
-Входите. Вас примут, - вот так, и ни меньше
Я вошел в кабинет. Солидный кабинет ответственного работника всегда отмечен столом, за которым принимались судьбоносные решения. Стол должен быть огромным и массивным, с гектарными площадями столешницы, чтобы вызывать трепет у подчиненных и уважение к его хозяину. Обязательно на столе должно лежать большое количество папок, бумаг, газет и прочей макулатуры, кричавшей о чрезмерной занятости руководителя, важности его работы. И венчал все это массивный письменный прибор, со стаканчиками с карандашами и ручками, фигурками и массивным пресс-папье.
Перпендикулярно стояли еще несколько столов и стулья вокруг, для бесконечных заседаний, согласования решений, ну и конечно, для посетителей, которые так мешают работать. В одном из углов стояли высокие урны для знамен, которые завоевало предприятие под чутким руководством начальника, в другом - массивный сейф, где хранилась святыня: печать, и что-нибудь алкогольное, в зависимости от вкуса хозяина - коньяк или дешевая водка. А на стене висел портрет вождя, чтобы тот видел, что его бессмертный курс в никуда выполняется. Одна из стен представляла из себя стеллаж, на котором пылились никому не нужные труды вождя, другие глупые книги, потому что, что-то стоящее уже давно утащили из этого кабинета. Здесь же стояли кубки, которые завоевало предприятие в соревнованиях, о которых никто слыхом не слыхивал, такие же почетные грамоты, переходящие вымпелы.
Но самым уникальным атрибутом кабинета, естественно, был его обладатель. Они были похожи один на другого своей манерой держаться, важностью, напыщенностью, какой-то, ими придуманной, исключительностью, как и их кабинеты. Отличало их друг от друга наличие разного возраста, роста, веса, цвета и густоты волос. Порой казалось, что и мысли в их бестолковых головах одинаковы. К этому выводу приводил разговор, когда слышал одни и те же фразы, анекдоты, обороты речи.
Хозяин кабинета восседал за столом, со всеми атрибутами занятого человека, и что-то говорил в телефонную трубку. Увидев меня, он с большой неохотою положил ее на аппарат, и оценивающе посмотрел на меня. Я, в свою очередь, изучал его, но наверно делал это слишком откровенно, что объект моего изучения вдруг поднялся из-за стола и пошел навстречу. Передо мною стоял среднего роста мужчина, в возрасте, одетый в серый костюм. Но удивительным была его голова, какая-то шишковатая, с нависающим сократовским лбом, и живые, умные, с хитринкой, глаза.
-Здравствуйте, - сказал я.
И продолжил:
- Мое имя Черногоров Виталий Иванович, директор ТОО, а прошлом врач такой-то больницы.
Глаза Егора Федоровича на секунду сузились, и он поспешно отвел их, чтобы я что-то не прочел в них, но он отодвинул стул и предложил сесть, а сам проследовал на свое место. Он снова с интересом смотрел на меня, как будто чего-то выжидая.
-Егор Федорович меня привело к вам одно предложение, которое, я думаю, заинтересует вас. Наша организация занимается поставками леса, а вы строите и обрабатываете. Я думаю вам предложит партию леса, ну и соблюсти ваш интерес.
Разумняк откинулся на спинку кресла, а затем спросил:
-И почему вы ушли из больницы?
-Мы открыли диагностический центр, но и помимо этого занимаемся коммерческой деятельностью, в частности лесом.
-Ну конечно, сейчас не поймешь, кто чем занимается. Когда я учился в институте, у нас была военная кафедра, и мы проходили взрывное дело. Я придумал такой взрыв, что металл при подрыве не только рвался, но и скручивался, что не подлежит восстановлению.
И он долго и подробно объяснял мне на пальцах теорию взрыва, а в конце неожиданно вдруг спросил:
-А вы в каком звании?
-Капитан медслужбы запаса, - механически произнес я. Военная тематика часто встречается в разговорах мужчин, накатили воспоминания на человека, обычное явление.
-Я майор запаса, политсостав. А политсостав всегда хранит партийный билет в сейфе, и продолжает регулярно платить членские взносы.
Я не мог понять, ну зачем здесь это. И вновь попытался взять быка за рога, вернуться к началу разговора.
-Так что решим, в отношение сотрудничества по лесу? - робко спросил я.
Ох, эта предательская робость перед представителями власти, начальством, впитанная с советских времен. Сознание того, что это небожители, которые могут все, и по их мановению, ты будешь раздавлен, ошельмован, и получишь много неприятностей.
-Давай сделаем так. Приходи завтра в половину третьего, и я дам ответ.
Я встал, и хозяин кабинета тоже, проводил меня до двери, пожал руку в секретарской. У секретаря глаза были готовы выпрыгнуть из орбит, она ими как -то бешено вращала. Я удалился довольный собой и приемом.
 На другой день, ровно в половину третьего я входил в приемную Разумняка. Секретарь подобострастно глядела на меня, но что-то ехидное, и какое-то неуловимое презрение скользило в ее взгляде. Она тут же проводила меня в кабинет "самого" Егора Федоровича. То, что я увидел в кабинете, повергло меня сначала, в легкое недоумение, а затем и в смятение. За столом сидело несколько человек, и среди них одна женщина. Сам Разумняк сидел во главе стола, и ждал моего появления. Это было заметно по той радостной улыбке, которой он одарил меня. Я поздоровался, и после приглашения сесть, присел на ближайший к двери стул. Разумняк начал речь, и по тому, как он говорил, было заметно, что он к этой встрече готовился.
-К нам прибыл врач,- он поднял бумажку и прочел, - Черногоров Виталий Иванович с предложением, - Разумняк сделал паузу, подчеркивая этим, слово "предложением", - купить у него лес.
-Но сначала я познакомлю уважаемого Виталия Ивановича с активом нашего предприятия.
-Главный бухгалтер, парторг, действующий, несмотря на текущий момент и профорг, - при этом он называл фамилии и имена.
Да здесь весь пресловутый треугольник в сборе. Идет перестройка, а здесь патриархальная тишина, они ждут приказа сверху, поэтому все устои социализма незыблемы.
И вновь, обращаясь к активу, продолжал хозяин кабинета.
-Виталий Иванович продает мне лес, и соблюдает мой "интерес", - он как - то странно смотрел на меня.
Я сидел на стуле ничего не понимая, постепенно у меня появилось волнение, растерянность и какое-то чувство вины.
-Я предлагаю лес по нормальной цене, - и я назвал стоимость одного куба.
-Да как вы смеете такое предлагать Егору Федоровичу. Какая наглость!?-
Возмущенно пропела женщина - бухгалтер. Этим она усугубила мое положение, и все поплыло у меня перед глазами.
Выходило, что я предложил "непорочному" Егору Федоровичу что - то постыдное, недостойное его и еще оскорбляющее его незапятнанную революционную биографию.
Я до сих пор не могу вспомнить, как я выскочил на улицу, и еще долго приходил в себя, сидя за рулем. Затем завел машину и отъехал. Сначала мне было горько и стыдно, что меня так выставили из кабинета занятого человека, всеми уважаемого и горячо любимого Егора Федоровича. Поделом, не будешь лесть куда попало. Это тебе не ровня, это не южане, которые с детства учатся торговле, обману и выгоде. Это также и не северяне, интеллигентные, продвинутые парни. Егор Федорович и ему подобные - это кремни, железо партии. Как сказал поэт: - " Гвозди бы делать из этих людей". А почему нет? Ведь они то и пригодны разве что, только для гвоздей. Но почему такая реакция, чего он испугался? Ведь все законно, криминала нет.
И вновь всплыло перед глазами ехидное лицо секретарши, которое выражало, что меня "раскусили". Постой, зачем прошлый раз он спрашивал меня о воинских званиях. Ну, конечно, Эти "гвозди" боятся ими же рожденного детища - КГБ. И над их поколением вплоть до могилы будет висеть дамоклов меч тридцать седьмого года и усатое лицо отца народов. Они даже после приказа сверху, остаются на тех же позициях, расценивая это, как проверку их преданности призраку коммунизма, который так долго бродил по Европе, пока один сифилитик не затащил его на нашу землю. Страх, сильнейший страх парализовал их. Они и раньше были прекрасные исполнители, безъинициативнные роботы, а сейчас они в растерянности. Кошмарит, ох как кошмарит, вся эта непонятная перестроечная карусель, и в любом предложении они видят проверку их лояльности и преданности делу, которому была отдана вся жизнь. Ты тоже хорош! Пришел и заявил, врач - торговец лесом. Снесло крышу стойкому коммунисту. Поэтому и разговор о воинских званиях не случаен, а затем продолжение в присутствии товарищей, всего актива. Но любой результат, это опыт. Спасибо за науку Егор Федорович.
Прошло около недели, и хотя я работал на себя, обитал по - прежнему в офисе Пака. Ему было удобно поговорить на медицинские темы, проконсультировать больных, да и мне тоже. Где - то к вечеру я вернулся и сразу сел за телефон, какие - то неотложные дела требовали решения. В приемной никого не было, Жанна отсутствовала на своем месте. В коридоре совсем не много больных, обычная обстановка. Забежал Пак, поздоровался и сразу же исчез. Через минуту появилась Жанна, слегка помятая, но привлекательная.
-Здравствуйте Виталий Иванович - она прошла к столу и осталась стоять. Затем добавила:
-Вас ждет Андрей Андреевич, он в кулуарах.
Кулуарами мы называли зону отдыха, с отдельным входом, баром, уголками отдыха, и прочими необходимыми для интима атрибутами.
Я встал и пошел через все коридоры в другой конец здания, все - таки пока Бежов, бывший председатель исполкома, а нынешний глава администрации, значит - ох какой начальник, особенно для тех, кто занимается бизнесом.
Вот и кулуары. Назвать так две комнаты, с непритязательной обстановкой, значит просто сделать им комплимент. В обеих комнатах были уголки отдыха, дешевые, купленные еще в начале перестройки, уже расшатанные и скрипучие. Здесь проводились эдакие междусобойчики с близкими людьми, встречи с девушками наших начальников из администрации, а то и просто легкий треп под бутылочку после работы. Начальство старалось не светится, ведь неизвестно, чем вся эта ломка старого закончится и когда вернутся красные, моральный облик должен быть кристально чистым.
На диване, развалившись, сидел сам Бежов. Полуопущенный галстук съехал на правое плечо, часть пуговиц рубашки на животе расстёгнуты. Лицо более чем красное, что говорило о хорошем, и долгом возлиянии. Он обнимал Жанну за талию, но она жеманно от него отодвигалась, подчеркивая этим свою стеснительность. Но губы были припухшими, и жеманность настолько наигранной, что в дешевом спектакле не было сомнений. Да и Жанна, вырываясь из объятий, как бы спрашивала, а не слишком я спешу. Здесь же сидел Пак, он как всегда был трезв, деловит, и подчеркнуто внимателен к Андрей Андреевичу. Начальство надо привечать, даже очень надо.
Я поздоровался с мужчинами за руку. Бежов отвлекся от Жанны, указал мне на свободное кресло, и налил в чистую рюмку коньяку.
-Бери Виталий Иванович, за встречу, - он чокнулся со мной, затем и с остальными.
Закусили, чем бог послал, а послал он не густо. На столе в эдаком живописном беспорядке лежали хлеб, колбаса, шоколад и открытая банка шпротов. Я скосил глаза в угол, там стояли несколько пустых коньячных бутылок, и еще были не початые.
-Ну рассказывай, как бизнес? Наслышан, наслышан. И на югах бывал, да и с севером неплохо замутил. Что еще думаешь делать? - он спрашивал, не дожидаясь моих ответов. Затем приблизил свое лицо ко мне, и я опытным глазом определил, что подпитие сильное, глаза мутные, еще немного, и он потеряет контроль. Это уже было много лет назад, в момент нашей первой встречи. Тогда Бежов был директор совхоза и нас познакомил общий приятель, который работал вторым лицом в банке. Мы сидели на живописном речном берегу, и я припомнил этот мутный взгляд и решимость бороться. У нас разные весовые категории, я просто взял его за рукав, и не вставая, силой уложил на землю, естественно, что - то там оторвав. Затем долго мы приятельствовали, улыбались и здоровались при встрече, и он всегда кричал" поборемся" и первый начинал смеяться.
-Ох, Вика, Вика. Обманула меня, - в чем его обманула Вика, он не успел рассказать. Просто Жанна резко отстранилась от него, и надув губы, прошипела.
-Опять ты за свою Вику. Не надоело?
Муть в глазах Бежова на мгновение исчезла, сказывался многолетий опыт руководящей работы, и он резко осадил ее.
-Лапонька, сходи и завари нам свежего кофейку, - Жанна, выражая всем своим видом недовольство, пошла на кухню. Пак встал и также заспешил по хозяйским делам.
Андрей Андреевич придвинул рюмки и не совсем твердой рукой налил коньку. Затем поднял свою и стукнулся со мной.
-За нас, - и он опрокинул рюмку, затем взял корочку хлеба и долго занюхивал, глядя на меня, как будто что - то решая.
-А мы с тобой, в некотором роде, братья. Молочные братья, - и видя мое недоумение и растерянность, продолжал.
-Да-да. Виктория Викторовна была моей любовницей. Ну любовники мы с ней никудышные, в постели совершенно не подходили друг к другу. Многие за ней ухлестывали, но я смотрел, на ком она остановит свой выбор. Но, как ты смог быть с ней, не пойму? Хотя, впрочем, только ты и смог бы. Когда я узнал, что ты уходишь из больницы, я уже набирал номер главного врача, чтобы его снять, а не тебя. И в этот момент ворвалась Вика. Это ураган, стихийное бедствие, ведь перед ее доводами невозможно устоять.
Она рассказала мне, как ты совершил хирургический подвиг и о травле, попросила дать тебе шанс поработать в бизнесе. Даже если ничего у тебя не получится, так хоть передохнешь. Но только бойся ее, ой бойся. Может бросить в трудную минуту, любого может бросить, так было не раз.
Бежов еще что - то бормотал, затем откинулся на спинку дивана и захрапел. Вошла Жанна, не спеша прошла к Андрей Андреевичу, небрежно и привычно завалила его на бок, что - то сунула под голову, и накрыла чьим - то пальто. Затем повернула лицо ко мне и произнесла.
- Он снова говорил об этой сучке? Она чем -то держит его за жабры, - и глядя на мою пришибленную фигуру, добавила.
-Кофе на кухне. А я побуду с Андреем Андреевичем.
Я поплелся на кухню, переваривая полученную информацию. Сказать, что я был взволнован, значит ничего не сказать. Я был растерян и подавлен, на душе неприятный осадок. Да, я не сопливый пацан, естественно догадывался, что у Вики были мужчины, но вот так в лоб, не доводилось слышать. У каждого мужчины и женщины есть прошлое, но мы всегда идеализируем объект поклонения, считаем, что человек, к которому ты неравнодушен, неземной, кристальной чистоты и ему не присущи реальные земные слабости. Мы рассматриваем их в близи, а большое видится на расстоянии, и конечно же смотреть нужно без розовых очков. И хотя эту теорию я знал, да и другие тоже знали и знают об этом, но тем не менее разочаровываться тяжело. Кажется, что с тобой этого не произойдет, уж я то знающий зубр, на мякине меня не проведешь, но в один прекрасный день узнаешь, что - то неприятное, и становится не по себе. Ну зачем придавать этому какое - то значение, ведь это было до тебя, естественно все мы не ангелы.
Настроение было ниже нулевой отметки. Я вернулся в кулуары. Бежов спал, Жанна куда - то убежала, вокруг разбросаны в беспорядке вещи. Я взял в углу бутылку коньяка, на столе прихватил початую плитку шоколада и пошел к себе. Прием уже закончился, двери кабинетов раскрыты настежь, санитарки проводили влажную уборку. Подошел к телефону и набрал номер Виктории, длинные гудки и ничего. Постоял, раздумывая звонить или уехать. Но куда, зачем? Вокруг вдруг стало как - то пусто, холодно и одиноко. Ощущение, что - то в душе треснуло, и оттуда подуло холодом, ты стал никому, и в первую очередь себе, не нужен. Я ощутил себя жалким и несчастным, потерянным, никчемным, маленьким мальчиком.
Я пошел в свой кабинет, и как все мужчины, решил залить горе вином. Мы мужики сильны телом, разумом, но слабы духом. В этом женщины сильнее нас намного. Представьте себе житейскую ситуацию, размолвка, переходящая в развод. Что делает сильный пол, мужчины? Ищут спасение на дне бутылки, и как долго это будет продолжаться, никто не знает, порой всю жизнь. А женщины? Сразу наводят такой марафет на себе, и вокруг, что диву даешься, куда горе то делось, или задумываешься, а было ли оно. И сразу выходят на тропу поиска нового объекта, чего страдать зря, страдания - это для слабых. Здесь чувствуется практичный подход к жизни. А проснувшийся после пьянки мужик вдруг видит такую знакомую и незнакомую женщину, и вновь увлекается ею. Ох и дурят же нашего брата, ох и дурят.
В кабинете, я разложил припасы, приготовился к лечению неприятного известия, но без стука вошел Пак. Он прошел к столу, осмотрел все критически, придвинул другой стул и сел. Затем также вопросительно посмотрел на меня и сказал:
-Ну что, Виталий Иванович, начнем? - в глазах уважение к возрасту и насмешка. Это меня задело, молодой еще учить. Но кураж я подхватил и взял стаканы, плеснул понемногу коньяка. Поднял свой и сказал:
-Прошу, - мы чокнулись и выпили. Посидели, молча жуя шоколад. Юрка Пак разговор не начинал, а мне вдруг стало интересно, чем это закончится. Наконец я не выдержал и спросил:
-Ты знал о связи Бежова с Викой? - Юрка не отвел взгляда и в ответ кивнул.
-Почему ты ничего не сказал мне? - вновь спросил я.
-Зачем? Да и какое я имею право? И вы послали бы меня куда подальше, - вот это точно.
Теперь и я понимал абсурдность моего вопроса. Наверно алкоголь начал действовать, все стало каким - то ненужным и пустым. А может я понял что – то, прозрел, это просто холодный душ, и хватит идеализировать Викторию. Ведь Андрея Андреевича я знаю давно, и если он меня предупреждает, значит хочет помочь, видимо и сам обжегся. А что значат слова Жанны о жабрах? Но предупрежден, значит вооружен.
Мы выпили еще. Вкуса коньяка я не чувствовал, но действие его проявлялось неплохо. Мое испорченное настроение плохой информацией, постепенно менялось в лучшую сторону. И на прощание я спросил Пака:
-Юра, она входит в учредители твоей фирмы? - не называя специально имен. Юрка как -то обреченно кивнул, но здесь же бодро добавил.
-Ну все на сегодня. Оставьте свою машину во дворе фирмы, а мой водитель отвезет вас домой. Да, чуть не забыл. Со мной сегодня говорил директор автобазы Рачин, у него хорошее предложение по перевозкам. Знает, что вы занимаетесь лесом и консервами с юга, хочет с вами работать. У него простой в работе и машины свободные.
-Юрка, тебя убивать надо. Развозил целый вечер тягомотину. С этого надо было начинать, - и я заспешил к Юркиному шоферу, сидевшему в коридоре.

Глава 9
 
Прошло два месяца после всех встрясок и оказывается жизнь прекрасная штука. Я стал работать с директором автобазы Рачиным, который и сформировался при коммунистах как руководитель, но был выдвинут на хозяйственную работу из комсомола, и возможно этот комсомольский задор и удаль остались в нем. Ведь их предшественники ничего не боялись, сносили церкви и монастыри, сжигали иконы, пытали в застенках. И сейчас комсомол выполнял с таким удовольствием ломку старого, тем более им это развязывало руки, и допускало легально к запретным ранее плодам удовольствия, которые старым коммунистам и партработникам не снились. Те сидели и ждали, в страхе и трепете потерять свое, столькими годам и многими тупыми задницами отшлифованное, теплое и хлебное кресло. Власть, которую они подобрали на улице в семнадцатом, так же бесславно уходила туда же в девяностые.
Да и меня стали появляться какие -то деньги, и постепенно формировался штат. Сначала это были бухгалтер и шофер, но я стал подумывать и о собственном офисе. Я заикнулся об этом Юрке, но он упросил меня остаться, хотя бы изредка консультировать высокопоставленных больных. Вскоре он привел такого больного. В кабинет, в сопровождении Пака, вошел мужчина в коже, что по тем временам было круто. Высокий, с умными глазами, от него веяло какой - то уверенностью.
-Подкорытов Владимир, - он представился и протянул руку.
Рукопожатие крепкое, мужское. Пак покинул нас и заспешил по своим делам. Я начал осмотр больного, назначил лечение, и дату следующего приема. Он удалился лечиться. В следующий раз он пришел сияющий, видно было что идет на поправку. Затем, не прощаясь, вышел и вскоре вернулся в сопровождении Пака.
-Виталий Иванович, вот Владимир выступил с предложением провести этот вечер у него, так сказать, отметить выздоровление, - Пак что - то еще говорил, но я понял отказываться грех.
Мы сели в "Волгу" Подкорытова и поехали за город, на одну бензозаправку. Я привык, при заправке автомобиля, видеть комнату оператора, но оказывается там много других помещений.
В одной комнате был накрыт стол, по тем временам, роскошный. Дорогая, редкая, по тем временам мебель и некоторые дорогие мелочи говорили о достатке хозяина. Сели за стол, выпили, стали есть и разговор возник, как всегда, за политику, о перестройке. Особенно интересно было слушать Владимира, он вернулся из Москвы, свежие новости из первых уст всегда захватывают.
-Перестройка ребята надолго, скорее навсегда. Назад дороги нет, если снова начнут коммунисты править, государства не будет. Многое поставлено на карту и не от хорошей жизни молчат они, - он говорил и говорил.
-Слушай, Володя, какая у тебя профессия? - спросил я его.
-Ты хочешь узнать, как дошел до жизни такой? - и он обвел рукой вокруг.
-Да очень просто. Я летчик гражданской авиации, причем малой авиации. Одним словом, летал на кукурузниках, опылял поля, возил почту, да до хрена чего делали. А вот зимой нас направляли на Север, где работали по полной программе. Возили оленеводов, оленину и в последние годы нефтяников, или "генералов" как мы их звали. Это так звались при советах генеральные директоры. Всякие полеты были, стали мы им как личные водители, брали и заказывали на полет только меня. Ну, а молчать я умел, за это и работал с ними. Началась перестройка, авиацию закрыли, нас распустили по домам. Пробовал торговать, не получилось, прогорел. Тогда продал свой «жигуленок» и рванул на Север, там всегда работа была. И встретил там "генералов" теперь они были собственники, хозяева. Переговорили, и они зная меня, предложили реализацию нефтепродуктов, причем я накручиваю всего доллар на одну тонну. И вот до сих пор работаем, - он замолчал, намазывая на хлеб масло, а затем красную икру. Закончив, он откусил солидный кусок и медленно жуя, продолжил:
-Да, Виталий Иванович, вам привет из Москвы. Вот уж никогда не догадаетесь от кого. От Ларисы Сергеевны Новиковой - он торжественно смотрел на меня. Я принялся перебирать всех знакомых Ларис, но ни одна на ум не приходила.
-Слушай, не знаю такую, Может и знал, но забыл, - я беспомощно смотрел на него. Он не спеша откусил еще раз от своего куска, медленно прожевал и выдал:
-А Ларису Сергеевну Круглову вы знавали? - Ох Володя, знавал ли я Ларису. Очень даже и до сих пор помню ее. Это бывшая моя операционная сестра, но она проработала недолго, уехала куда - то в Сибирь, и как я слышал, ушла из медицины. Прошло больше десяти лет, но в памяти осталась молоденькая, хрупкая девочка, с большими глазами. Помнил ее мужа, он был старше ее, эдакий грубый болван, который постоянно ревновал ее, запрещал работать в хирургии. А как Лариса любила работу операционной сестры, и у нее хорошо получалось. Но однажды она задержалась на операции, он устроил сцену, по-моему, ударил ее, и она уволилась. Затем я слышал, что она поступила на курсы бухгалтеров и вскоре, окончив их, они уехали.
-Где она и почему она Новикова? - вопросы сыпались из меня не переставая.
-Она сначала работала бухгалтером в Сибири, бывший муж сильно ревновал ее, постоянный контроль, и руки стал распускать. В конце концов, Лариса забрала ребенка и ушла. Помогали ей. Но здесь она встретила Новикова, прекрасный человек и вышла замуж. Затем переехали в Москву, она сейчас работает главным бухгалтером в иностранной компании. Узнала, что я лечился у вас, просила передать привет и дала телефоны, если захотите, позвоните, - Владимир рассказывал все это не спеша, любуясь произведенным эффектом.
-Давай телефоны, я обязательно позвоню, - он записал мне телефоны, и я засобирался прощаться.
Но дружеская пирушка у Владимира, продолжалась еще добрых два часа, но в конце, мы счастливые и довольные приемом и хлебосольством хозяина, тронулись домой. На дворе поздний вечер, тепло, стоим на улице, весело болтаем. Меня радовало то, что открываются какие - то перспективы. Наконец расселись по машинам и тронулись по домам. Люди той поры упивались свободой и другими доступными радостями жизни, после стольких лет запретов и публичных осуждений на ханжеских собраниях коллектива, которые обязаны были осудить недостойное поведение члена. Поэтому говорили и встречались на кухне, втихую, чтобы никто не видел. А здесь свобода! Только потом осознаем, что многие не выдержат этой свободы и потеряются в ней навсегда.
Утром я позвонил Виктории и договорился встретиться в обед. И в условленный час, которого я почему - то всегда ждал, сидим и неспешно беседуем. Новость о Москве заинтересовала ее, и она уже начала строить планы. Я улыбался, видя, что ей нравится фантазировать. Да, лететь в Москву, конечно же, надо.
И я уже вечером звонил в Москву. На другом конце я услышал уверенный женский голос, и где -то отдаленно знакомый.
-Здравствуйте. Могу я услышать Ларису Сергеевну? - я конечно волновался.
-Да, конечно. Это я, - послышалось легкое волнение.
-Вам знакома фамилия Черногорок? - я почувствовал себя более уверенно.
-Да, знакома. Это вы Виталий Иванович? - мне показалось, что она даже обрадовалась.
-Я, Лора, я. Как ты оказалась в Москве? - и дальше разговор о семье, детях, муже.
Лариса работала главным бухгалтером в иностранной компании, которая поставляла на рынок одежду, обувь и еще много всяких, так необходимых в нашем государстве вещей,
Мы строили что -то, отказывали себе в последнем, соревновались друг с другом, кто более глуп, работая задарма. Иногда нам швыряли, как собаке кость, в виде путевки, талона на мебель, или вдруг подходила очередь на автомобиль. Но самое интересное в том, что мы были счастливы, и если говорить обо мне, то я никак не мог взять в толк, ну почему остальное человечество ни идет по нашему пути, пути равенства, братства и другой словесной шелухи. И только сейчас я понял, что не было ничего этого ни в одном обществе. Не было, да и не будет. Все это утопизм, бегство от реалий жизни, или наоборот, обман, очень изощренный и потому жестокий.  Природой заложено неравноправие и это является двигателем прогресса. Человек стремится достичь следующей ступени, само совершенствует себя, работает над собой, создает иерархию. Даже сидя за столом в гостях и то каждый старается выделиться, кто нарядом, кто положением в обществе и еще чем-то. Самое интересное, что у обездоленных, ночующих под забором людей, которым глубоко наплевать, что о них думаем мы с вами, которые, казалось бы освободившись от условностей общества, и стали свободными, также существует неравенство. Правда это неравенство на уровне первобытного общества, где признают физическую силу и житейское чутье, так необходимые для выживания в экстриме.
-Виталий Иванович. Я работаю главным бухгалтером в одной крупной международной фирме, мы поставляем одежду и обувь, и другой дефицит. Приезжайте в Москву, будет очень интересно посмотреть друг на друга, да и многие деловые предложения рассмотрим. В вашем регионе мы еще не представлены, так что смысл есть, - я почувствовал веяние чего - то большого, ибо здесь, на месте, между собой, мы так откровенно не общались.
-Спасибо, Лора. Обязательно и довольно скоро приеду, - еще несколько фраз и прощание. Боже, какое предложение! Конечно же нужно лететь и заводить связи. Небольшая наценка и вперед, разбрасывай по магазинам.
Немного кружилась голова, непременно нужно обсудить данный расклад с Викторией.


Глава 10
О, как давно я не был в Москве. Я помню ее с момента первой встречи, когда будучи студентом, из Сибири, приехал посмотреть на первопрестольную, белокаменную столицу. После первого посещения во мне остался восторг и восхищение столичной жизнью, суетой и толкотней, которое не портили полное безразличие и даже презрением к иногородним. Возможно, почтение вызывало проживание там моей тети, а может обилие памятников и музеев. Ну, кто забудет московские магазины, с их обилием товаров, весь Союз приезжал сюда за дефицитом.
Сейчас что – то в этом облике изменилось. Появились множество лотков, базарчиков в переходах, во всю процветал лохотрон, и еще много другого, необычного. Из аэропорта я поехал на такси в гостиницу, благо их сейчас было, как мне показалось, много. Снял номер и стал названивать по адресам.
Первый звонок, конечно же, Ларисе.
-Лариса здравствуй. Я Виталий Черногоров. Прилетел в Москву, как и обещал.
-Ой, Виталий Иванович, как я рада слышать вас, а еще больше хочу видеть. Давайте вечером встретимся. Вы где остановились? - чувствовался неподдельные восторг и радость.
Я назвал гостиницу. Она тут же сориентировалась, и предложила ближайший ресторан. Приятно, но в тоже время я почувствовал деловой подход к встрече. Помните, раньше приезжаешь куда – либо, и с вокзала звонишь, оповещаешь о своем прибытии. Тебе говорят, как добраться к дому, и вечером, сидя на кухне, решаем все вопросы. О гостиницах не было речи, а тем более в Москве. Хронический дефицит мест, а иногда создаваемый искусственно, для получения мзды, делал проживание в номерах сверхтрудностью.
Время было много, и я лег отдохнуть. Затем принял душ, и двинулся в ресторан. По дороге, следуя наказу Виктории, купил цветы.
Я стоял у входа, ожидая Ларису. Она конечно появилась, но не одна. Ее сопровождал важный господин, невысокий, в меру упитанный, с легким барственным налетом. Он скорее демонстрировал свою значимость, и думал, что вальяжность способствует этому. Но что – то неуловимое выдавало в нем ординарную личность, а от нее он хотел избавиться. И чем больше он старался, тем заметнее становилась видимость этих усилий. Хотя, в сущности, он оказался неплохим мужиком.
Лариса протянула мне руку, и я, как в «школе учили», поцеловал ее, вызвав смущение у ее обладательницы. Затем протянул ей цветы, смутив, тем самым, ее до конца. Затем был представлен спутнику.
-Знакомьтесь. Черногоров Виталий Иванович- я протянул руку.
-Новиков Алексей Петрович, - спутник представился сам. Голос уверенный, немного властный. Рукопожатие сильное и твердое.
Пропустив даму вперед, мы проследовали в ресторан. И снова, я отметил, что Москва уже не та. Нет очереди у входа, свободно заходишь, и есть пустые столики. Перемены налицо. Легко и обыденно входишь вечером в московский ресторан. Даже обидно от того, что все так просто.
Столик выбрали у окна, заказ блюд делала Лариса. По тому, как уверенно и деловито она его производила, я понял, что рестораны, часть ее жизни. Мы с Алексеем больше молчали, приглядываясь и притираясь друг к другу. Зато Лариса говорила без умолку, вспоминала смешные ситуации из жизни. Она, действительно, была рада видеть меня.
-Лариса, ты не вспоминаешь хирургию? - задал я ей вопрос.
-Иногда, - и она на мгновение замолчала, вспоминая, как будто что – то дорогое и больное. Но затем вновь затараторила, доминируя над столом.
Внешне она изменилась, округлилась, похорошела, появился лоск дамы, знающей себе цену.
-Алексей, разливай водочку, и давайте за встречу, - вот и первый тост от Ларисы.
Благодаря ее постоянному щебетанию, обстановка за столом, постепенно превращалась в непринужденную беседу и после трех рюмок, мы с Алексеем были на «ты». Он оказался славным малым, настоящим полковником. Вечер протекал замечательно, затем мы покинули ресторан. Рассчитаться мне не позволили, и проводили до гостиницы. Мы договорились встретиться завтра в офисе у Ларисы, и все обговорить.
Утром, в назначенное время я был в офисе. Назвать это помещение так звучно, может только наш, совковый гражданин. Обыкновенная трехкомнатная квартира, где – то на окраине Москвы, со звучным названием международной фирмы на двери. Несколько столов, в каждой из комнат, за которыми собирался весь аппарат управления. На одном из столов стояли два телефона, один из них с факсом. В другой комнате, кроме столов, был шкаф с образцами обуви, но какой. Это сейчас мы избалованы модой и обилием товаров, а тогда... Все эти выставленные модели были для всех нас верхом совершенства, и только разглядывая каталог, который тоже был здесь же, можно было отметить, что есть и гораздо лучшие экземпляры, но вот цены... Они, явно, пока были не для нас.
Верховодила всем составом фирмы Лариса. Здесь она была главным бухгалтером, но чувствовался ее лидерский статус. Руководителя фирмы я не видел, по той причине, что он был вечно в разъездах, искал новые регионы сбыта. Все скромненько, но просматривался большой объем проходимой через фирму продукции.
Лариса подошла, как и договорились, во – время и сразу начала предлагать различные модели обуви. Вскоре от всего этого я так устал, что начал думать о своей бестолковости. Затем перерыв на обед, я был рад этому и побежал звонить Виктории, благо переговорный пункт был рядом. Она ответила тотчас.
-Как ты там? - голос ласковый и нежный.
-Хорошо. Здесь целый Клондайк обуви, но я в этом ничего не понимаю. Боюсь набрать неходового товара, - я говорил хрипло, еще немного и запаникую.
На другом конце провода раздался тихий, довольный смех Вики.
-Ты откуда звонишь?
-Из переговорного пункта рядом с конторой. Не знаю какую обувь брать. Что делать?
-Эх, мужики, мужики. Позвони от твоей Ларисы и дай мне с ней поговорить. Мы что - нибудь придумаем.
После заверений о том, что скучаем друг без друга, даю отбой. После обеда, Лариса, отдохнувшая и пахнущая хорошим коньяком, игриво спросила:
-Виталий Иванович, ты выбрал или еще думаешь об ассортименте. И что ты собираешься делать сегодня вечером? Есть хорошее предложение, да и коллектив настаивает.
-Лора, переговори с моим замом, вы женщины договоритесь по товару быстрее, да и знаете в нем толк. Это далеко не медицина и я здесь полный профан.
Она пододвинула к себе телефон.
-Говори номер, - и вскоре весело болтала с Викой.
Все решилось очень быстро. Виктория переводит деньги на их счет, и высылает машину. Я жду все это на месте, отгружаю и отправляю. В дальнейшем все зависит от спроса на обувь там, дома.
Вечером был выезд на дачу. Дача в Подмосковье значит больше чем у нас. Здесь люди приезжают отдыхать, а не работать. Вечер, тишина, деревенский дом и конечно река.
Весь офис на природе резвится по полной. Женщины постреливают глазами, и предлагают выпить на брудершафт, после чего откровенно разглядывают тебя, как племенного жеребца. Немного непривычно, но свобода нравов и издержки перестройки, что поделаешь. Насмотрелись западных кассет, ведут себя эмансипировано, подражая кому – то.
И чтобы не искушать женскую часть общества, мы с Алексеем удалились в кусты, на бережок реки. Естественно, прихватив с собой горячительное и освежительное. Он действительно оказался полковником, строителем. Много знал о структуре власти и о том, что можно и чего нельзя.
-Знаешь, сейчас открываются большие возможности, только не зевай. Занимайся всем, чем хочешь, делай что можешь. Работай, не мешай другим, не злобствуй, и все будет хорошо, - говорил он разливая водочку.
-А чем можно заниматься, какое направление перспективное?- я хотел знать о бизнесе, как можно больше. Алексей уставился на меня, рассматривал, будто видел впервые, а затем выдал:
-Да хоть чем, был бы спрос. Но запомни, что нельзя. Нельзя заниматься нефтью и газом. Не лезь в наркотическую среду. Не трогай драгоценные металлы и оружие. Здесь хозяин государство и государевы люди. И не понять, где государевы, а где, еще чьи – то интересы. Поэтому, и вход, и выход только избранным, да и стоит очень дорого. Цена одна – жизнь.
Мы выпили еще по одной, закусили огурчиками и продолжали беседовать.
-Занимайся чем хочешь, ведь кругом сплошной дефицит, и он в ближайшее десятилетие не закончится. Насытить рынок товаром, вот боевая наша задача, - шутил он.
Нас уже искали, звали к столу. Вечер удался на славу, но я благодарен моему собеседнику Алексею о предупреждении, чем нельзя заниматься. Кто думал, что очень скоро я попаду в среду, где многие вопросы решались ценою жизни. А тогда я был занят только простыми башмаками.
Теперь оставалось ждать деньги и машину, времени было много, и я бродил по городу. А вечером сидел в гостинице или выезжали на природу.
Размышления и наблюдения за столичной жизнью приводили к невеселым умозаключениям. Достаточно посмотреть на любой товар, чтобы возник вопрос: «А где наши товары»? Сплошь все заграничное барахло. Да, да барахло. Скупали за кордоном бросовый товар, перевозка, хранение, прочие расходы и плюс навар, и стоит у нас недорого. Хороший товар, привезенный по этой схеме, никто не купит, дорого будет. Но наши предприятия работали и что – то выпускали, а где оно? Бедная страна, что ты строила и зачем? Кому нужен был тот коммунизм?
Через четыре дня, утром, меня нашла Лариса и сообщила, что поступили деньги. Я позвонил Виктории и сказал, что деньги на счету фирмы. Меня Вика обрадовала, сообщив, что машина на подходе.
Вечером мы все вновь собрались на даче. Тихий вечер, вновь мы с Алексеем беседуем на отвлеченные темы. Немного грустно, я понимаю, что завтра будет погрузка, отправка, отъезд. Когда еще удастся вот так посидеть? Не знаю.
Вот и начался наш новый этап в развитии предприятия. Первую партию обуви мы реализовали легко и просто. Сдали в обувной магазин, покрыв тем самым все расходы. И теперь уже по проторенному маршруту пошел товар из столицы.
Кроме того, маршрут Север – Юг работал безотказно, принося неплохие дивиденды. Появились кое – какие деньги, стало свободнее в делах. Я рассчитался с кредитами и теперь постепенно наращивал капитал. Но всегда присутствует что – то еще.
За это время я часто встречался с Викторией, но до конца не мог понять ее стремительно меняющуюся натуру. Временами она выдавала прекрасные идеи, даже я поражался холодности в расчетах и некоторому цинизму, то вдруг, как будто чего – то испугавшись, начинала их свертывать. Иногда, она казалась самой преданной из женщин, но бывали периоды, что от нее исходил такой холод, что мурашки ползали по коже.
Я пытался объяснить это женскими капризами, переменой настроения или простой усталостью. Но события развивались так стремительно, что сразу не дашь оценку происходящему.
Я стал замечать, что у Виктории все меньше времени для встреч со мной, словно она избегала их, а если они и случались, была холодна и равнодушна. Наступала осень, прекрасная, сухая и теплая. В один из дней ко мне на прием пришла Викина тетя, та самая, которую я оперировал один. Я ее осмотрел, остался доволен ее состоянием. Дал рекомендации, но она не уходила. И затем вдруг сказала:
-Виталий Иванович, огромное вам спасибо за все, что вы для меня сделали. Вы очень хороший человек, и я хочу только одно сказать. Не мое конечно дело, но бросьте встречаться с Викой. Кроме несчастья ничего не получите. Она всем приносит беду. Она помешана на черных, и снова они появились. А вам я обязана сказать. Бросьте ее. Простите, если сболтнула лишнего. До свидания.
И она поднялась и направилась к выходу. Я не успел ничего ответить, уж слишком все неожиданно. Из сумбурного рассказа я ничего не понял. Кроме вопросов, которых возникла масса, в голове ничего не было. Но пожилая женщина говорит на свою племянницу, и это не простое сотрясение воздуха. Ладно, поживем, увидим.
Пытаюсь дозвониться к Виктории, лучше поговорить, чем собирать сплетни. Не обучен. Хотя, выяснение отношений после тетиного монолога, как раз и есть, те самые, наговоры. Хорошо, оставим до лучших времен.
Так прошло несколько дней. В субботу, мне необходимо было встретиться с директором одного обувного магазина. Мы начинали подражать и копировать Запад, даже в мелочах. Директор был рад продолжить наше сотрудничество, и назначил встречу в ресторане. Он приглашал меня на ланч. Не пообедать, а именно на ланч. Скоро можно будет ошизеть от подобострастия деловой элите. Все можно было решить в кабинете, без этого выпендрежа. Ну ланч, ну и хрен с ним. Главное результат.
Встретились в обычном ресторане, где отовсюду вылазил ненавязчивый сервиз социализма, хотя его ретушировали, и этим еще сильнее подчеркивалась убогость. Да и на столе стояли атрибуты, ничего не имеющие к ланчу. Бедные американцы не смогли бы после увиденного бросаться приглашениями. Бутылка водки, принесенная с собой, салат из капусты и пельмени. Но зато в кабинете директора ресторана, предоставленного нам.
Договорились быстро, секундное дело. Но мой партнер, видимо, был большой любитель выпить. А здесь такой повод. Он разлил водку, но я отказался, сославшись, что за рулем. Чтобы не обидеть, поковырялся в тарелке, поблагодарил и пошел к выходу, к несказанному удовольствию собеседника. Напротив кабинета была дверь в малый зал, и выходя я остановился, как вкопанный. В малом зале сидела компания южных мужчин с женщинами. Но не это меня остановило. На коленях одного из них восседала Вика. Она смеялась, затем подняла глаза, и мы встретились взглядами. Она поспешно их отвела, и продолжала смеяться. Уж владеть собой она умела всегда. Я, как ошпаренный, выскочил на улицу. Сел за руль и газанул так, что машина неслась со скоростью. Заехал в магазин за водкою, а затем в гараж. Я пил стаканами, не закусывая, но хмель не брал. Было больно и обидно.
Очнулся в полной темноте. Тело затекло, голова гудела, во рту сухость. Страшно хотелось пить. Но вновь всплыл ресторан и Вика. На ощупь определил, что нахожусь на заднем сиденье своей машины, темно. Включил свет, глубокая ночь. Боль не отпускала, хотелось выть, кричать и рушить все подряд. Нашел еще бутылку водки, выпил снова полный стакан, и провалился в забытье. Очнулся днем. Было душно и жарко. В щели ворот проникал свет. Поднялся и покачиваясь пошел к двери. На улице полдень, тепло и свежо. Увидел соседа по гаражу, и он отвез меня домой.
На работе я появился через два дня. Все шло своим чередом, по заведенному сценарию. Не зря я много времени проводил в организации бизнеса, все должно работать самостоятельно. И если в отсутствии первого лица, бизнес дает перебои, грош цена этому руководителю. Значит, он все замкнул на себя, заорганизовал не в ту сторону, и боится делегировать свои полномочия подчиненным. Но по выработанным годами страхам за пьянство, прогул я чувствовал себя виноватым, поэтому никуда не высовывался. Боль от увиденного притупилась, да и имею ли я право ее ревновать. Кто она мне? Соучредитель. Я понимал, что это всего лишь уловка, дабы оправдать Викины действия и заглушить свою горечь.
Но время, конечно же, лучший врач из всех существующих. Боль стала тупее и превращалась в неприятное воспоминание. Общение с Викторией проходили через моего бухгалтера, так что на предприятии, наши взаимоотношения, не сказывались. Постепенно зима вступала в свои права. Становилось холодно, первый снег и бураны. Становилось зябко и неуютно. Но те только из – за холодов.
Сама жизнь навевала постоянно стужу. Везде и во всем ощущался кризис власти. Стали появляться слухи об ограблениях на дорогах. Останавливали автомашины на дороге, отбирали груз, и отпускали. Власти ничего не могли поделать, а иногда и сами этому способствовали. Тревожно и даже опасно становилось работать. У меня, почти все, завязано было на перевозках. Водители по одному уже отказывались идти в рейс, и требовали большей оплаты. Напряжение и тревога витали в воздухе, и рано или поздно они должны были материализоваться.
Везде царила вакханалия. Директора совхозов, уже почти стали самостоятельные, делали что хотели, продавали продукцию налево, имея неплохие дивиденды. Прежняя структура власти, явно, буксовала, но славные коммунисты сидели и ждали, как они говаривали, «когда придут наши». Но те не шли. Сверху директивы были только о перестройке, а что это и с чем ее едят, ни слова. А инициатива в партии наказуема. И сидели бедняги и ждали. Им бы хотя бы намекнули о том, что перестройка - это возрождение капитализма, уверен, они бы развязали гражданскую войну. Воспылал бы праведный гнев. За что боролись? За что гибли наши отцы и деды?
В один из дней приехал сам Григорий Лешак, да непросто так. Он приехал на новеньких «Жигулях», гордый и счастливый. Чувствовалось, человек давно мечтал о машине и вот мечта воплотилась в жизнь. Все сразу засуетились. Пак приказал накрывать в кулуарах стол, решили обедать и поздравлять Григория с покупкой. Уже одно то, что не стали ждать вечера и прятаться по углам от начальства, говорило о многом. Приглашены были все те же лица, и конечно же, сами Андрей Андреевич.
К обеду начали подъезжать гости. Лешак прибывавший в заботах и хлопотах, естественно, в легком подпитии, сразу вел прибывших осматривать покупку. Громогласный голос его слышался даже с улицы.
Гости рассаживались, но самое удивительное то, что Бежов приехал во – время. А это очень нехороший знак. Да и лица у всех были какие – то натянутые, нет былой веселости, игры в крутых бизнесменов. Жанна подавала, вместе с другими женщинами на стол и уже не демонстрировала свою исключительность. Виктория не приехала, несмотря на то, что Лешак лично ездил приглашать ее.
Все протекало натянуто и скучно. Много пили, но веселья не было. Бежов лениво ковырялся в тарелке, к удивлению остальных, почти не пил, а вскоре совсем уехал.
Может плохое настроение навеяла погода или безрадостные новости. Предчувствие перемен где – то витало, но в какую сторону их несло, никто не знал. Григорий, в начале радостный и счастливый, тоже поддался общему настроению, и ужрался до положения «мордой в салат». Но ему этого не позволили сделать, а просто отвели и уложили на диван. И гости потянулись к выходу. Когда уехал Лешак, никто не заметил.
Прошло два дня. Утром, я сидел в кабинете, дел скопилось много, постепенно разбирал их, отдавая необходимые поручения. Звонок телефона прервал привычный ритм работы. Звонил Пак.
-Доброе утро, Виталий Иванович.
-Доброе утро.
-Вы еще не в курсе?
-В курсе чего?
-Лешак разбился.
-Что совсем, насмерть?
-Нет, живой. Сейчас находится в райбольнице, доставили туда попутной машиной, - и он назвал больницу. Она находилась в противоположной стороне от совхоза, где работал Григорий. Странно все это.
Сижу перевариваю услышанное. Затем снова звонок. Звонил сам Бежов.
-Здравствуй Виталий Иванович.
-Доброе утро, Андрей Андреевич.
-Слышал, что случилось с нашим другом?
-Да, только что звонил Пак.
-Послушай Виталий, не смог ты проехать в ту больницу и разобраться на месте. Негоже оставлять друзей в беде. Если что необходимо, звони сразу. Все организую.
-Да, конечно. Уже выезжаю Андрей Андреевич.
Он прав, много вместе пережили, хорошего и плохого. Сажусь в мой верный «Москвич» и еду в больницу. Меня помнили там, когда – то оперировал в ней. Лешак находился в отдельной палате, голова в марлевой повязке, ведется лечение по полной программе. Увидев меня он попытался сесть.
-Привет Григорий. Лежи, не вставай, тебе нельзя.
-Здравствуй Виталий Иванович. Немного захворал. Думаю, скоро выгонят за симуляцию, - и он слабо улыбался.
Назвать эту гримасу улыбкой нельзя. Лицо отечное, исцарапанное, под глазами кровоподтеки, на голове повязка со следами крови. Значит, поступил недавно и перевязку еще не делали. Но то, что юмор присутствует, говорит о хорошем настроении.
-Все беспокоятся, что с тобой случилось, Гриша?
-Да ничего особенного. Обмывал дальше машину, теперь обмывать уже нечего. Разбил, восстановлению не подлежит. Одним словом: не жили богато и не хрен начинать. Как пришла, так и ушла, - с грустью и горечью продолжал он.
-Гриша, успокойся. Все будет хорошо. Железа на Урале много, будет у тебя еще машина. Поправляйся быстрее, мы все обеспокоенные и ждем.
Мы еще долго говорили, затем я простился и ушел. Перед тем как покинуть больницу, я зашел в ординаторскую и переговорил с врачами. Да, Григория привезли в сильном опьянении, ничего не понимал. Серьезных травм у него не было, поэтому скоро отпустят домой.
После всего этого я уехал домой.

Глава 11
Прошла неделя после всех передряг с Григорием. Я старательно выполнял данное мне поручение Бежова о контроле за его состоянием. Сегодня, с утра, поговорил с лечащим врачом Лешака, тот заверил меня, что к концу недели выпишет его домой.
Декабрь полностью вступил в свои права. На улице было холодно и очень промозгло. Зима, несмотря на слабые морозы, была какой – то стылой. А может все дело было не в зиме, а неопределенности? Больных было много, люди продолжали болеть несмотря ни на что. Но в причинах заболеваемости все больше прослеживался нервный фактор. Появились новые термины, такие как, приватизация, акционирование. Но что это и с чем их едят, никто не знал.
А слухи, ох уж эти слухи. Кто – то быстро разбогател, а кого – то ограбили. Но на дорогах действительно стало неспокойно. И хотя мои перевозки еще не были затронуты, но я чувствовал, что это вопрос времени. Порядок созданный социализмом рушился, но в замен его ничего не было изобретено. Постепенно в обществе нарастало недовольство и неуверенность. Винили во всем нуворишей и слабость власти. А власть ничего не могла поделать. Законы были сделаны для развитого социализма, а здесь рыночные отношения. Вчерашний обэхээсник, который громил еще недавно спекулянтов, должен был их сейчас защищать. Должен, совсем не значит, что обязан. Поэтому и начал появляться разгул бандитизма за передел собственности. Часто к ним присоединялись работники органов, на понимающие куда двигаться дальше и кого защищать.
Особенно страдала вновь созданная налоговая служба. Они не знали, как обложить налогами население, были просто указы, но четких инструкций не было. Делали по – старинке, но люди уходили от налогов. Появился новый термин – НДС. Все старательно его избегали, но тех, кого поймали, заставляли платить.
День проходил как обычно, суета, звонки, встречи, отдача распоряжений. В конец, измотанный и усталый я уехал домой. Поужинал и пораньше лег спать. Телефонный звонок разбудил меня, и вызвал удивление. Я уже отвык от ночных трелей, а ведь раньше, редкая ночь обходилась без них. Звонил Пак. Я по привычке скосил глаза на часы. Половина первого ночи.
-Добрый вечер, Виталий Иванович.
-Привет. Слушаю тебя Юра, - был вечер добрый, до твоего звонка.
-Срочно нужна ваша помощь. Вы не возражаете, если я приеду, минут через пятнадцать, за вами? - и в трубке молчание. Что я могу сказать? Что возражаю, еще как! Но многолетняя привычка сработала безотказно.
-Что случилось, Юра? - просит, значит, произошло что – то важное.
-Не по телефону Виталий Иванович. Через десять минут я буду у вашего подъезда, - а ты наглец Юра.
Сначала пятнадцать минут, а теперь уже десять. Значит, время играет огромную роль, и кому – то нужна срочная помощь. Быстро одеваюсь и мчусь на улицу. У двери стоит белая «Волга» и Пак, нетерпеливо прохаживающийся рядом. Распахивает переднюю дверку, и почти силой вталкивает меня. Сам плюхается назад и автомобиль срывается. Отмечаю только, что машина служебная, Викина. Да, водитель не зря ест свой хлеб. Скорость бешеная, но ведет уверенно и четко, чувствуется профи.
-Привезли одного нашего общего друга, не знаю, знакомы ли вы. Огнестрельное ранение левой половины грудной клетки. Пуля застряла у корня легкого, и продолжается кровотечение. Местные хирурги в растерянности. Ранение деликатное, огнестрел, огласка очень нежелательна. Милиция, официальные власти и прочие не должны ничего знать. Короче, Андрей Андреевич просил привести вас, - и Юрка замолчал.
-А что, Бежов уже не власть? - мне все понятно.
Кого – то ранили, опыт хирургов не позволяет идти на подобную операцию, а через санавиацию вызвать опытного врача мешает огласка.
-Ну. Виталий Иванович, не до шуток.
Замолчали. Но через пару минут «Волга» остановилась у моего прежнего места работы. Быстро идем через приемное отделение, на ходу здороваемся. Нас ждали. Вхожу в ординаторскую. Два врача – хирурга, где – то видел, не помню, встали навстречу мне. Прежних врачей с Воницким уже нет. Здесь же стояла и Раиса Карповна. Поздоровался со всеми и спросил.
-Что случилось, что за срочность? 
Мне повторили тоже, что рассказал Пак, естественно в подробностях. Раиса ходила и вздыхала вокруг. Чувствовалось ее напряжение и тревога. Она лицо официальное, и замалчивание об огнестрельном ранении ударит в первую очередь по ней. Я еще раз взглянул на рентгеновские снимки. Решение одно – немедленная операция. Затем повернулся к Раисе:
-Где больной? - никто из нас не пойдет на операцию, не осмотрев больного.
-В палате реанимации.
Я направляюсь туда. Вхожу в палату. На кровати лежал усатый южанин, тот самый, на чьих коленях восседала Виктория. Его бледные кожные покровы, покрытые липким холодным потом, говорили о большой кровопотери. Лицо страдальческое, но держался молодцом, как и подобает мужчине. Беру кисть руки больного, влажную от пота. Пульс частый, слабый.
-Как тебя зовут?
-Руслан, - взгляд прямой, уверенный.
-Голова кружится?
-Да, - ответы односложные, оно и понятно, не до разговоров ему сейчас.
-Тебя нужно срочно оперировать, иначе умрешь от кровопотери. Видишь, сколько тебе перелили жидкости и крови, а улучшения нет. Ты согласен на операцию? - это обязательная процедура перед любым хирургическим вмешательством.
-Да, согласен, - голос слабый.
Что я испытывал в этот момент к этому человеку? Ведь он мой соперник, его предпочла мне, Виктория. Ничего. Мы, врачи, так устроены, что видим в больном страждущего, нуждающегося в твоей помощи человека. Чувства, какие – то там эмоции - это потом. Сейчас перед тобой больной, стоящий на краю жизни, и без помощи врача он погибнет. Ну, какой он в этом состоянии, мне соперник? Да и не думаем мы о таких пустяках. Главное спасти жизнь человеку. Поэтому врач не видит в больном ни врага, ни друга. Ты уже внутри его, думаешь, что и как лучше сделать, что провести в первую очередь и как его вытащить с того света.
-Хорошо. Молодец. Держись. Я буду тебя оперировать, - обычная дежурная фраза.
-Доктор, я буду жить? - еле слышно спросил он.
-А куда ты денешься? Конечно будишь, - так бодро – весело бросаю я и ухожу.
Что будет, посмотрим, когда войдем в рану, а пока демонстрация оптимизма.
Выхожу из палаты. Затем, повернувшись к Раисе говорю:
-Рая, где переодеться? Давай историю болезни, что надо запишу.
-Иди в свой, бывший кабинет. А записать в историю? Это сделают без тебя.
Оно понятно. Скорее всего она не хочет афишировать огнестрельным ранением, ведь придется ставить в известность органы. На нее кто – то давит, заставляет скрыть сам факт. Да ей труднее, чем мне. За скрытие подобного накажут, и за раскрытие, точно, потеряет все, вплоть до работы,
или еще чего –то важного. Отсюда и «правильное» оформление истории болезни. Да еще хирург со стороны. Это я о себе, потому что не работаю, ни в одной государственной больнице. Мне стало жаль Раису, но чем я могу помочь? Только идеально сделанной работой.
Мой бывший кабинет был открыт. Я вошел и сел в кресло за стол. Все было, как и тогда. Меня охватило чувство, что я и не уходил отсюда. Просто, долго отсутствовал. Так бывает, когда возвращаешься из длительной специализации или отпуска.
Внезапно раздался робкий стук в дверь. Кабинет не мой, стучится кто – то из больных, подумал я.
-Да, войдите.
Дверь открылась и на пороге стояла она, Виктория.
Как и тогда, в момент нашей первой встречи, она была очень красива. Но на лице печать усталости, заботы и тревоги. Не свойственная ей бледность, круги под глазами, и полное отсутствие макияжа говорили о глубоком переживании. И темный строгий костюм подчеркивал все это. И снова, некстати, в голове появились стихи Есенина, как тогда, в первый раз.
«Вот такую едва ль отуманишь...» Теперь расклад понятен, если Вика здесь, задействованы все мыслимые возможности.
Мы стояли и молчали. Для меня понятно, это была полная неожиданность, и та же легкая растерянность. Для нее трудность перешагнуть через себя, ведь по сути она предала, ничего не сказав. Сколько мы так стояли, не знаю. Возможно это было мгновение, но для меня она показалась вечностью. Наконец я промямлил:
-Закрой дверь.
-С какой стороны? - криво усмехнувшись, спросила она. Ядовитость сохранила, значит голова у нее холодная. Меня эта фраза успокоила и появилось какое – то безразличие.
-Пока с этой, - я тоже усмехнулся, и прямо смотрел ей в глаза. Но, уж она то могла держать себя в руках в любом состоянии. Глаз не отвела, лишь сказала:
-Виталий, прости. Я знаю, ты сильный и ты поймешь меня. Что – то случилось, как будто потеряла разум и бросилась сломя голову. Пойми, это сильнее меня. Так случалось уже много раз, но в этот особенно остро, - она объясняла путано, и замолчала.
Нет, она не выражала раскаяние, не драматизировала события, не заламывала руки, и что очень меня щадило – не плакала. Простая тихая диагностика событий и своего состояния.
-Успокойся, я не злюсь на тебя. Да и какое я имею на это право? Ведь мы только партнеры, - я говорил тихо, сделав ударение на слове «партнеры».
-Деловые партнеры, - уточнила она.
-Пусть будет так.
-А ты как хочешь? Я думаю, мы оба умны и личное не повредит делу. Будем продолжать начатое, ведь много сделано для этого. Не хочу быть банальной, но бизнес есть бизнес.
Ну, женщина, ну Виктория. Даже сейчас способна сохранить самообладание и голову.
-Ты почему здесь? - задал я глупый вопрос. Она это прекрасно поняла и оставила его без ответа.
-Виталий, он будет жить?
-Перед операцией подобные вопросы верх бестактности. Ты же знаешь, все хирурги очень суеверны, - я говорил немного раздраженно.
-Прости. Не подумала. Я знаю, ты сделаешь все возможное и даже больше. Поэтому я настояла, чтобы пригласили тебя, - она направилась к двери.
Перед тем как выйти, она остановилась, обернулась и сказала:
-Удачи. И да поможет тебе Бог, - и перекрестила меня. Затем Вика тихо вышла. Нет, не только из кабинета. Я ощутил, что она ушла из моей личной жизни. Навсегда.
Я переоделся и направился в операционную. Операция прошла успешно, я ожидал сложностей, но все было гораздо проще. Наложив последние швы, переоделся. Машина ждала меня. Провожала Раиса, она успокоилась и говорила о том, что волнения позади. В подъезде я обнял ее, она на мгновение прильнула и прошептала:
-Спасибо тебе. Ты настоящий друг, - резко повернувшись, убежала в приемное отделение.
Назад, домой, мы ехали не спеша. Была чудесная ночь, падал снежок, полное безветрие. Снежинки кружили в свете фар, вызывали глубокое успокоение и все казалось таким далеким. Я знал, как обманчива эта безмятежность. Завтра появятся новые заботы и хлопоты, будем снова кувыркаться в гуще событий, не всегда замечая, как хорошо, порою, бывает, вот так, наблюдать чудо природы. Поистине, все суета сует. Жизнь проходит. Временами она бывает нервная, напряженная, жесткая. Лишь иногда, вдруг увидишь этот покой и безмятежность, который не хочется разрушать. Но события жизни снова вернут нас в мир людских забот и непростых отношений, и мы, вновь, надолго не будем замечать прелестей вокруг себя.
Приближался Новый Год. Но почему - то не ощущался праздник, его приближение, как тогда, раньше. Когда с приходом Нового Года ждали и появление нового счастья, а это было остро и волнующе тревожно. Ну какое оно это чудо. Затем проходили дни, все оставалось по - прежнему, острота снижалась, охватывала унылая обыденность и суета, повседневность быта. Постепенно накапливалась усталость и легкая притупленность чувств, чтобы к следующему новогоднему празднику уступить место ожиданию счастья.
В этом году не было ничего подобного. Все было ровно и тупо. В новое счастье никто не верил, уж слишком глубоко мы куда – то влетели, и как оттуда выбраться не знали. Хотелось ни чуда, нет. Желание было одно – чтобы не было еще хуже. И уже мы начинали вспоминать старые добрые времена, появилась ностальгия по ним, хотя то и прошло всего немного времени. А что будет дальше?

Глава 12
Праздники отшумели. Впрочем, назвать это явление так, значит просто слукавить. Это была скорее отметка в календаре с пьянкой, которая и не шумела как раньше и не радовала. Собрались на работе в тихую, выпили, повздыхали. Разговоры только об одном, об экономике. Все рушилось, останавливалось. Руководство ждало команд сверху, а народ выживал, как мог.
И вот после Нового Года, в конце января, началось. Началось то, чего многие так боялись, а другие так ждали. Прокатилась первая волна кадровых перестановок, сметая на своем пути прежние должности и их носителей. Начала перестраиваться структура власти, и появились в руководстве деловые люди. Я узнал это, когда пришел на работу. Мой бизнес продвигался по накатанному пути, но идей не было. Просто шел обычный проторенный процесс, приносящий какие – то деньги. Но я чувствовал, что скоро что – то изменится, не может быть постоянно такой бардак в стране.
Тем утром, после приема больных у Пака и решения своих неотложных дел, я собирался созвониться с Москвой. Бизнес продвигался, но как - то вяло.
В кабинет, неожиданно, вошел Юрка Пак. Как всегда, строго одет, подтянут, но в нем была заметна какая – то небрежность, и только присмотревшись, я заметил, что он слегка под шефе. И это в первой половине дня! На него это не похоже. Скорее всего, произошло что – то экстраординарное.
-Доброе утро, Виталий Иванович! - он, немного, по-глупому улыбался.
-Привет. Что случилось? Между корейцами что, уже война? Или волны поглотили ваш полуостров?
-Нет, там все в порядке. Сейчас сами узнаете. Пойдемте в кулуары, - и он пошел к выходу. Я последовал за ним.
Перед дверью он остановился и глухо сказал:
-Бежова сняли, - и мы вошли молча.
В нашем месте сбора многолюдно. Бежов восседал за столом, рядом, справа, сидел Лешак, еще какие – то мужики, вокруг, в живописном беспорядке располагались кто где. Все были в большом подпитии. И, несмотря на то, что выпито было уже много, веселья не было. Находящаяся здесь же Жанна, была какая – то мрачная, и в пьяном угаре. Я такой ее еще не видел. Она не пыталась скрывать свою связь с Бежовым, как это делала раньше, из ее представления о приличии, скорее наоборот, подчеркивала свое равнодушие и пренебрежение к нему. Уже не было той близости телесной, а о духовной, и говорить не приходилось. Бежов одет был не в привычный строгий костюм с галстуком. На нем была простая рубашка с пуловером на пуговицах, и от этого, или отчего – то другого, он выглядел как – то мелко. И когда он стал, чтобы налить стоящей Жанне вина, я невольно отметил, что он ей достает лишь до груди. Боже, как должность возвышает человека, и когда она уходит, она забирает и внешние атрибуты ее носителя.
-Привет, Виталий Иванович! - бодрячком прокричал он мне.
-Знаешь уже? - я кивнул головой.
Что говорить в этой ситуации? Не знаю. Да и надо ли? Я хорошо прочувствовал в свое время уход. Не желаю никому подобного. В одну минуту ты становишься никому не нужен, и на тебя смотрят как на тяжелобольного человека. Все вдруг стали считать, что ты с чем - то не справился, не оправдал ... Да, так нас воспитывали, так вбивали в наши головы моральный кодекс, и некого – любо, а строителя коммунизма. И вот сейчас передо мною яркий образец этого. Маленький, с обычной заурядной внешностью, бестолково суетящийся за столом, ждущий от своих бывших товарищей участия и помощи. А они старательно налегали на алкоголь, думая, как быстрее сбежать отсюда и просчитывали свою судьбу. Ведь опора рухнула, теперь надо срочно дистанцироваться от опального, а там разберемся к кому прислониться.
Пьяная Жанна вдруг ляпнула:
-Я буду тебе изменять, Андрей, - и неловкая тишина повисла в комнате.
-Это чего ради. Только попробуй, - угрожающе заревел со своего места Лешак.
-Уже попробовала. Он не может ничего, так, слюнями обмажет. А если когда и получится что, то сразу сплюнет и спать.
Резкий звук пощечины и вскрик Жанны утонули в мате Лешака. Он рвался добавить, но его держали. Жанна, спотыкаясь и падая на стены, метнулась из комнаты. Бежов сидел с опущенной головой и пьяно улыбался. Но на мгновение поднял глаза, и я увидел в них смертельную тоску и какую – то обреченность. После этого гости засобирались домой, и вскоре разъехались. Остался только узкий круг: Пак, постоянно выбегающий по хозяйству, Бежов, Лешак и я. Хотелось уйти, но я то знал, как трудно сейчас Андрею Андреевичу. Он еще раз налил коньяку, мы чокнулись и выпили. Лешак, со свойственной ему бесцеремонностью и с детской непосредственностью, завалился спать в соседней комнате. Бежов медленно что – то жевал, а потом бросил:
-Видел? Как крысы разбежались. А многие не приехали совсем. Зачем им битая карта? Ох, Виталий, как тяжело на сердце, - я хотел сказать что – то успокаивающее, но он опередил меня.
-Молчи. Хочется излить душу, а ты врач и порядочный человек, можешь хранить тайну и не только врачебную. Мы знаем друг друга около двадцати лет, когда ты приехал из Сибири, а я был молодой директор совхоза. Тогда напились с тобой, впервые, до чертиков, и несмотря на то, что я младше тебя, ты ни разу не перешагнул дистанцию. Другие бывало, не успеют познакомиться в какой – либо компании, сразу норовят лесть в друзья. Ты многого не знаешь, хотя, возможно, догадываешься. У меня был роман с Викторией, даже больше, я ее до сих пор люблю. Затем по глупости поссорились, и она вдруг охладела ко мне. Как я страдал! Затем инцидент с тобой. Когда тебя уволили, я думал выгнать главного врача. На эту должность любой сгодится, а оставлять больницу без ведущего хирурга просто безумие. Теще Воницкого так вставил, что она рыдала и готова была на руках тебя принести назад. Но влетела Вика, и упросила, дать тебе шанс отдохнуть от больницы, мол вернуть тебя всегда успеется. Затем я узнал, что у вас с ней роман. Как я себя материл! Чтобы как – то сгладить душевную боль, начал встречаться с Жанной, этой безмозглой телкой, где одни телеса. Но сейчас я узнал, что и ты оставлен Викою, но поверь, меня это не радует. О женщины, что вы с нами делаете? - и он устало, то ли от монолога, то ли от выпитого, налил еще немного в стаканы коньяка.
-За милых дам, - и он поднял стакан.
То, что произошло потом, не поддается логике. Дверь широко распахнулась и ...вошла Виктория. Мы застыли с поднятыми кубками и онемели. Она прошла к столу и произнесла:
-Как всегда без меня. Здравствуйте оба, - и налила себе немного коньяка.
-За что пьем? - и не дожидаясь ответ, продолжила:
-За тебя дорогой Андрей Андреевич. Наконец ты свободен от всех твоих партийных дел. Поживи для себя, - она чокнулась с нами и по-мужски, выпила залпом, как в воду прыгнула.
Бежов ошалело вращал квадратными от удивления глазами, речь оставила его, и он только мычал. Вика посмотрела на меня и попросила:
-Виталий, спасибо тебе, я объясню все позже. Пожалуйста, не обижайся, но оставь нас. Ты понимаешь?!- я молча поднялся и направился к выходу. У двери я обернулся. Виктория держала Бежова за руки, а он смотрел на нее и по щеке текла слеза. Я тихо прикрыл дверь. Молодец женщина. Ему нужна и важна эта поддержка.
Прошел месяц. Все события о смене руководства отошли на второй план, и постепенно стали забываться. Все присматривались к новому начальству, но пока заметных результатов не было. Продолжался раздел совхозов, да какое там деление, шел грабеж. Директора менялись в год по два, или три раза. Хапнул и в сторону. Беспредел был и в торговле. Но появились налетчики и защита от них, «крыша». Те же бандиты, только посильнее и наглее, которые за плату охраняли от первых.
С Викторией я виделся пару раз, но все на людях, а вот переговорить наедине не удалось. Казалось она избегала меня. Звонки по телефону были сугубо деловыми и если я предлагал встретиться, она почему – то отказывалась. Но вскоре события захлестнули меня так, что все отошло на задний план.
Конец зимы, последний день. На улице собачий холод, ветер с поземкой, мрачные тучи на небе. Под стать этому и настроение. Утром с трудом завел машину, по дороге не работу сплошные переметы, да к тому же в кабинете холодно. День не задался. Позвонил Рачин, и «обрадовал». Колонна его машин с моим грузом перехвачена где – то на юге, требуют выкуп за машины и груз. Точную цифру не назвали, но просят соединиться для переговоров. И затем еще один звонок по межгороду. Я взял трубку.
-Доброе утро, Виталий Иванович. Это Абдрахман.
-Абдрахман, здравствуй. Рад слышать твой голос.
-Я тоже рад, - и дальше обычный восточный этикет о здоровье, и состоянии дел.
-Виталий, ребята гонят с Севера машины, один водитель заболел, не может дальше ехать. Помоги, если сможешь.
-Где они сейчас?
-Где – то в районе стоят, звонят из почты.
-Пусть срочно едут ко мне, даю тебе адрес. Не беспокойся, помогу.
-О, ты хороший человек, Виталий.
-Мне далеко до тебя, - и дальше тот же этикет.
Через пару часов в кабинет завалилось человек десять южных мужчин. Они сопровождали согнутого, держащегося за живот парня. Бледные, заостренные черты лица, с выражением страдания, говорили о невыносимой боли. Укладываем, все вместе, больного на кушетку. Прошу лишних выйти и не мешать мне. Осматриваю парня, хотя и так ясно. Острый аппендицит, нужна срочная операция. Как он вел машину? Непонятно.
-Кто старший? - спрашиваю оставшихся двух мужчин.
Они переглянулись, затем вперед выходит один и говорит:
-Я старший. Зовут Алишер.
-Алишер, ему нужна срочная операция, у него аппендицит. Без нее он умрет. Я удивлен, как он в таком состоянии вел машину.
Парень запротестовал, что – то быстро говоря на своем языке. Мужчины молчали, затем Алишер сказал:
-Он отказывается здесь оперироваться. Просит довести домой, и там ложиться в больницу. Как он здесь будет? Рядом нет родных, никого нет.
Они правы, но как быть мне? Поставил диагноз, необходимо оперировать в ближайший час, или направить в ближайшее хирургическое отделение. Правы и они. Находится одному в чужом городе, да еще после операции трудно. Что делать? На ум приходит случай из моей практики.
Я проходил интернатуру в крупном городе, в одной из ведущих клиник. Где – то через пол – года меня поставили дежурить по хирургии. В этот день наша больница не дежурила по неотложной хирургии, и достаточно было только одного дежуранта. Ночью позвонили из другого отделения и попросили осмотреть больную. Мчусь туда и разбираюсь с больной. Налицо, все признаки аппендицита. Я, довольный, ставлю диагноз острый аппендицит, записываю в историю болезни и отдаю ее врачу. Утром пятиминутка, принимает начмед, старый хирургический зубр. Выслушав присутствующих, он отпускает всех кроме меня, и, глядя из – под косматых бровей рявкнул:
-Больную в отделении смотрел?
-Смотрел.
-Диагноз острый аппендицит поставил?
-Поставил, - ну что он хочет от меня, я вон какой хороший, все сделал.
-Почему не оперировал в течении часа.
-Так нет никого, ни операционных сестер, ни белья. Отделение вчера не дежурило по неотложке, - думая, что он забыл об этом, тянул я.
-Тебя чему учили? Поставил твердо диагноз, должен оперировать! А ты? - ревел он, глядя на мой беспомощный вид. Но я разглядел в глазах насмешливую хитринку.
-И что ты делал?
Я молчал. Что я мог сказать в свое оправдание?
-А ты всю ночь сомневался в диагнозе и наблюдал больную, потому и диагноз поставил под вопросом. Да и пару наблюдений записал. Понял? Иди и принесешь мне правильную историю болезни, - и он пододвинул ее мне.
-А, в общем, молодец. Будет из тебя хирург, - уже довольно, по – отечески пробурчал он, и чему – то улыбнулся. Наверное, вспомнил себя в молодости.
В таком случае будем и здесь сомневаться.
-К тому же необходимо сделать анализы и еще понаблюдать. Пока это предварительный диагноз. Поэтому дайте мне слово, что через двенадцать часов покажете его хирургу и вперед, - лица у ребят повеселели.
-А теперь можете идти, - и обратившись к Алишеру добавил:
-Задержись на минуту.
-Садись, есть разговор. Понимаешь где – то у поселка Карасу задержали машины с грузом, и мне нужно туда попасть. Сможешь прихватить меня с собой, тем более тебе понадобится водитель?
-Конечно, ты просто меня выручаешь. Там остается триста километров до нашего дома, машина сама доедет, - пошутил Алишер.
-А может передать все это в милицию? Пусть они разбираются, - и я увидел, как округлились глаза моего собеседника. Он отчаянно закрутил головой, и затем выпалил.
-Ты не знаешь Юга. Милиция связана с теми, кто задержал. Поступит заявление в милицию, через день придут водители, они никому не нужны. Да и что они знают? Через месяц, полтора найдут твой караван недалеко от дороги, но без груза, машины раскурочены, только одни номера и каркас. И милиция еще будут требовать вознаграждение. Лучше договориться, познакомиться, и будешь дальше ездить. Два раза доить нельзя.
-Хорошо. Тогда я мигом. Предупрежу кого следует и поехали, - Алишер пошел к ребятам, а я стал переодеваться.
Быстро нашел Пака, затащил его в кабинет.
-Юра, я поехал к застрявшим машинам, предупреди Рачина, чтобы не волновался, буду держать его в курсе, - Юрка обиделся.
-А нас?
-И вас то же.
-Позвоните, - и он придвинул аппарат.
-Кому звонить? - не понял я.
-Кому, кому. Сами знаете кому, - пробурчал он и вышел.
Набираю номер Виктории.
-Слушаю, - спокойный, деловой голос в трубке.
-Привет Вика. Это Виталий. На юге задержаны наши машины, подвернулись ребята, едущие в ту сторону и я с ними. Если что – то будет нужно позвоню. Остаешься одна в фирме.
-Ты с ума сошел. Я запрещаю, я не хочу, чтобы ты ехал. Все уже запущено в работу, нужно только подождать, - сумбурно говорила она.
Но она знала меня, мое быстрое принятие решения и действия, а затем вдруг тихо сказала.
-Береги себя. Помни я с тобой, - и что – то еще, но я положил трубку. Нет времени.
Рассаживаемся по машинам. Парень на предложение заменить его за рулем, отказался, но я сел рядом, мало ли что бывает в дороге. Выехали ближе к обеду, предварительно перекусив. К вечеру проехали километров пятьсот, заметно потеплело. Остановились поужинать. Ели сухим пайком, колбаса, хлеб и кефир. И снова дорога в свете фар. Где – то к полуночи свернули с трассы в пустыню, ехали недолго и, вот из темноты вынырнули домики. Наша колона остановилась, передний что – то спросил в работающей рядом котельной, и мы вновь поехали. Остановились у какого – то длинного дома, похожего на сарай. Рядом стояли наши грузовые машины.
Выхожу из машины. Алишер разговаривал о чем – то, с каким – то мужиком, показывая на меня. Вышел еще один, заросший и какой – то вертлявый. Он подошел ко мне и спросил:
-Твои машины?
-Да, мои, - не стану же я ему объяснять, что только груз мой. И добавил:
-А где люди, водители?
Вертлявый махнул куда – то рукой и скороговоркой выпалил.
-Спят твои люди.
-Кто у вас старший, хочу говорить с ним, - и вновь неопределенный взмах рукой.
-Подожди, сейчас приедет.
-Могу я поговорить со своими ребятами?
-Пока не приедет старший, нельзя.
Отмечаю, что на улице по-весеннему тепло. Приехали, из зимы сразу в весну.
Алишер и его люди устраивались на ночь. Я подошел к нему.
-Почему не едете дальше, осталось триста верст? - он посмотрел на меня недоуменно.
-Ты что, уже решил свои дела? Как решишь, так и поедем.
-Я беспокоюсь, еще вас задержат.
-Нет, они нас знают. Не трогают. Им запретили.
«Восток дело тонкое» говаривал товарищ Сухов. Одних знают, а с кем не знакомы, плати и езжай дальше.
-Перестань, вам осталось всего то километров триста.
-Отдохнем и поедем. Да и днем намного легче ехать. Дома спросят, что произошло с тобой, а я не знаю. Нехорошо.
Логика железная. Но из темноты, из – за поворота показался свет фар, и вскоре рядом с нами остановилась потрепанная «Волга». Из нее вылезли несколько человек. Алишер подошел к одному из них, и что – то стал говорить на родном языке, иногда показывая на меня. Собеседник его, сказал что – то неопределенное, и подозвал охранника. Затем вся группа направилась к дому, где спали мои перевозчики. Охранник подошел ко мне и сказал:
-Вот теперь пошли, встретишь своих водителей.
Гурьбой ввалились в глинобитный лом, скорее похожий на сарай, где на полу, на кошмах, спали водители. Включили свет. Мужики медленно просыпались, кто – то продолжал спать. Главный из группы приехавших разглядывал меня. Сам он был среднего роста, сухощав, поджар, и резок. Что – то агрессивное было во всем его облике. Одет, как и вся его челядь, по моде: кожаная куртка и китайский спортивный костюм.
-Твои люди? - спросил он меня. Голос громкий, немного с хрипотцой, наверное, проблемы с горлом. И не дожидаясь ответа, сказал:
-Плати деньги и пусть едут домой, - и он назвал сумму. Этих денег у меня с собой не было.
-У меня нет с собой таких денег. Никто из нас не знал об этом, - начал я.
-Ты что, ребенок? Ехал к деловым людям и без денег? Издеваешься, да? И он обвел глазами присутствующих. Он считал себя деловым человеком. Алишер что – то снова начал говорить, но тот его не слушал и добавил по-русски:
-Условия мягкие, плати за проезд и катись куда хочешь.
Рядом с главарем крутился молодой, красивый парень. Он пытался всячески подчеркнуть статус своего начальника, и скорее всего, был его приближенным и доверенным лицом. От громкого разговора водители просыпались, и заспанно и удивленно смотрели на нас.
-Ну и что думаешь делать? - спросил меня главный.
-Позвоню и в течении суток деньги будут здесь, - я в упор смотрел в его глаза. У него был уверенный и пристальный взгляд, и как я отметил, светились умом и лукавством. Крутой, оборотистый прожженный делец.
-За ожидание денег, плата будет дороже, - Красивый парень удовлетворенно хмыкнул, и потер руки. Но что – то неестественное было в этом, и мне как врачу было заметно. А может еще лихорадочный блеск его глаз наводил на мысль о наркотиках. А почему бы и нет. Ведь это Юг, и мы находимся в центре долину конопли, из которой получают анашу. Все возможно.
В самом углу постели зашевелился еще один водитель, протер глаза и сел. Он уставился на нас, и затем радостно заорал.
-Виталий Иванович! Вы приехали за нами!? Ну, наконец – то, - затем видя мое недоуменное лицо, добавил:
-Вы не помните меня? Да вы еще меня оперировали. Витек меня зовут, - святая наивность. Сколько таких вот я прооперировал, всех не упомнишь.
Но здесь встрепенулся старший из захватчиков. Он живо повернулся ко мне и прохрипел:
-Ты, что врач?
-Да, какое это имеет значение.
-А какой врач? - мне это надоедать.
-Говорят хороший, - пошутил я.
-Я не о том, хотя это тоже много значит. Что лечишь?
-Я – хирург.
-Пойдем в другую комнату, здесь шумно, - и он направился к выходу. Красивый угодливо распахнул двери, но замешкался.
-Не мельтеши под ногами, Рустем. Пошли со мной доктор. А вы все останьтесь здесь.
Рядом с комнатой, где спали водители, находилась другая, смежная, небольших размеров. Здесь стояли стол и несколько колченогих стульев. У стены был еще небольшой столик, с чайником и электроплиткой. Там же находилась какая – то посуда. Наверно эта комната выполняла роль сторожки, где коротала время охрана. Рустем угодливо пододвинул стул начальнику, и он быстро сел на него.
-Садись доктор, - и он указал на противоположный стул.
-Разговор будет, - и хищный оскал появился на его лице.
-Ты же знаешь, что со мною лучше договориться, и жить спокойно. Я думаю, сумма в десять тысяч долларов меня устроит, да и тебя тоже, - и он рассмеялся.
-Груз и машины стоят гораздо дороже. Это божеская цена, понимаю, все только становятся на ноги, нельзя рубить по всходам, - и он замолчал, уставился на меня. Я не отвел глаза, и мы, как в детстве, уставились друг в друга. Игра – кто кого переглядит. Детсад, ей – богу. Он первый отвел глаза и продолжил:
 -Ты мне нравишься доктор. Но у меня другое предложение. Есть раненый, и ему нужен врач. Ты помогаешь ему, а я тебе. Я отпущу твой караван, только сделай для меня такое большое дело. Костя добро помнит, и умеет быть благодарным. Да, кстати, меня зовут Костя. А тебя? - и он протянул руку.
-Виталий, - рука сильная, и жмет прилично.
-Что скажешь Виталий? - у меня разве был выбор. Я врач и должен оказывать помощь любому страдающему, а здесь еще и забираю своих ребят.
-Куда ехать и когда?
-Вот это деловой разговор. А поедем прямо сейчас.
-Только отпусти сначала всех, пусть едут домой.
-Да я их пинками погоню. Идем к водителям. И поднялись со стульев и вновь перешли в первую комнату.
-Подъем и выходи строится, - по-армейски прокричал он. И добавил:
-Заводи машины и по домам. И быстрее, пока я не передумал. Быстрее, быстрее, - теперь он подгонял народ.
Затем что – то прокричал своим людям и те стали помогать водителям готовиться к отъезду.
Я отыскал глазами Алишера и подошел к нему.
-Я остаюсь, у них есть раненый, необходима моя помощь.
-Этого я и боялся. Понимаю тебя, долг и прочее. Но при первой возможности уходи, здесь идет своя борьба и другим может не понравиться твое долгое присутствие у Кости. Помощь оказал и домой, претензий не будет. Заставили.
-Ты что знаешь его? - спросил я Алишера.
-Все мы знаем чуть – чуть, - по - восточному уклончиво ответил он.
-Будь осторожен, а своим я передам, что тебя силой забрали. До кого нужно слух дойдет. А теперь уходи, уже идут сюда.
К нам бежал охранник. Запыхавшись, он выпалил:
-Начальник ждет тебя. Пойдем, - и я второй раз вошел в сторожку. Костя сидел за столом и пил чай.
-Доктор, садись, пей чай, согрейся, - и он указал на свободный стул.
Чай на Востоке, как у нас водка. Отказался, обидел человека. Этот принцип я усвоил давно. Сажусь, беру пиалу, которую налил Рустем. Чай горячий, душистый, зеленый, или как там говорят «кок – чай».
-Сейчас твои водители прогреют двигатели и тронутся. Ну и мы за ними.
Наконец за окном установился гул заведенных машин и мы вышли из дома. Водители толпились у входа. Я жал каждому руку и желал доброго пути. Колона тронулась и ушла на Север. Подошел к Алишеру и поблагодарил за все.
Говорить мы не могли, вокруг были посторонние. Все расселись по машинам и легковой караван ушел на Юг. Затем уселись в машины и мы. Тронулись на Запад, в пески.


Глава 13
Рассвет застал нас далеко от места, где я проводил оба каравана. Мы были где -то в пустыне. Сначала это была каменистая, безжизненная, со слабой холмистостью равнина, на которой кроме редкой верблюжьей колючки ничего не было. Затем пошли пески в вперемежку с камнями, которые сменились песчаными барханами. Дороги разбегались перед машиною, чтобы через несколько километров вновь собраться вместе, и в наиболее трудных местах, быть одной нитью. Как водитель ориентировался в этом хаосе, без примет и указателей, для меня до сих пор является загадкой. Тем более, я убедился в этом позднее, он безошибочно находил дорогу и ночью, и в любую погоду.
Я сидел в «Волге», на заднем сиденье. По обе стороны сидели два хмурых мужика. Костя восседал на переднем сидение, за рулем был Рустам. Не знаю, чему он там подвержен, но машину вел виртуозно. Ехали молча, и если говорили, то на другом языке. За нами пылил УАЗ, где тоже сидело пять человек.
Через пару часов мы остановились у каких – то глиняных домиков среди песков. Между ними стоял разбитый ЗИЛ с бочкой, да пара собак бегала между домами.
Все вышли из машин. Из дома выполз слегка прихрамывая мужчина лет сорока пяти, со щетиною на впалых щеках и следом за ним выскочил неряшливо одетый, суетливый мужичонка, неопределенных лет. Он бестолково суетился и путался у всех под ногами, что – то говорил, угодливо заглядывая в глаза. Затем подошел к Косте и подчеркнуто фамильярно сказал:
-Привет Костя. Как съездили?
Я думал старший пошлет его подальше, но он терпеливо ответил:
-Нормально. Как дела у Арсена?
-Плохо. Держится высокая температура. В больницу его надо, а то...
-Заткнись. Не каркай. Врача привез.
Костя посмотрел на меня и коротко бросил:
-Пойдем, - и мы вошли в один из домов.
В нос ударил сладковатый запах гноя, который ни с чем спутать нельзя. Так гниют кости, где - то рядом больной с гнойным остеомиелитом.
Первая комната выполняла роль прихожей. Полы чисто вымыты, на окне простыня, вместо занавески. Еще одна, такая же, висела на двери во вторую комнату. Отодвинув ее я увидел посредине комнаты кровать, покрытую белыми простынями и на них лежал молодой мужчина, бледный и изможденный. Лицо покрыто потом. На правой ноге наложена повязка, промокшая гноем. Рядом сидела какая – то молодая девушка и вытирала пот со лба. Возле кровати стояла тумбочка с лекарствами и шприцами. При нашем появлении девушка встала и отошла в сторону. Костя пропустил меня вперед, сам остался стоять у ног больного. Затем познакомил с присутствующими.
-Это Гульмира, врач. Помогает нам. Как дела у больного, уважаемая?
-Высокая температура, временами теряет сознание, бредит, - глядя на меня говорила девушка красивым голосом.
-Вы какой врач? - спросил я ее.
-Врач – стоматолог, - и Гульмира зарделась.
-Давно работаете врачом?
-Третий год.
Я положил руку на мокрый лоб больного. Видно, что тело слегка подрагивало от озноба, температура была высокой.
-Давайте посмотрим, что с ногой, - сказал я и добавил:
-Всех остальных, кроме нас с доктором, попрошу на улицу.
Снимаю повязку. Запах, но я привычный, видывали и похуже. Как я и думал, снова огнестрельное ранение, никакой обработки раны не произведено. Необходимо срочно оперировать, иначе парень останется без ноги. Прикрываю тело простынями, смотрю на столик с медикаментами, не густо.
-Гульмира, многого нет из лекарств. Можем быстро найти необходимое?
-Да. Скажите об этом Косте. Я уже дважды посылала, привозят медикаменты в течении двух часов. Но я не хирург, что помнила, то и назначила.
Милая девушка, слава богу и за это. Ты молодец, в таких условиях поддерживаешь чистоту и порядок, что – то делаешь. Я сказал ей об этом. Она снова зарделась от смущения.
Выхожу в прихожую. Костя, в окружении своих людей, стоял у стены.
-Необходимо срочно оперировать, иначе парень останется без ноги. Но почему сразу не доставили в больницу?
-Потом доктор, я все объясню. Что необходимо и сможем оперировать здесь?
Он с надеждой смотрел на меня.
-Но почему не доставить его в больницу? Я введу нужные лекарства и спокойно отвезем в стационар, где и сделаем операцию. Могу выполнить это и я.
Костя оценивающе посмотрел на меня, собираясь сказать что – то важное.
-Ну нельзя ему в больницу, пулевое ранение. Ищут его везде. Ты здесь сможешь оперировать?- снова повторение бывшей ситуации.
Ох, уж эта мне военно – полевая хирургия!
-Могу, но нет необходимого набора лекарств, инструментария, стерильного материала, жидкостей для переливания.
-Пиши. Через два, три часа все будет у тебя.
Я писал все, что необходимо в больнице при проведении операции, уверенный, что половины из написанного не будет. Кроме того, заказал десять литров спирта. Список готов и я отдал его Косте. Тот даже не взглянул на него, а молча протянул Рустему. Взревел мотор «Волги» и вновь тишина. Теперь пойдем готовить операционную. Вертлявый бегал вокруг, больше мешая, чем помогая.
-Тебя как зовут?
-Миша.
-Найди какой – нибудь стол, Миша, - пусть бежит по делам.
-Каких размеров, - он угодливо смотрел на меня.
-Метра два длиной и неширокий.
-Верстак пойдет? - малый соображал мгновенно.
-Показывай.
Металлический верстак стоял под навесом, грязный, в машинном масле. Но если хорошенько вымыть, лучше операционного стола и не надо.
-Нужно много кипятка, - это снова говорю Мише.
Захожу в дом, где лежит больной. Гульмира заканчивает влажную обработку, а проще говоря, моет полы с хлоркой. Ничего, что врач, понимает все правильно. Теперь обработка стола. Позвал Костю.
-Нужно кипятком вымыть верстак, а потом занести в первую комнату.
-Сейчас сделают.
Мыть верстак принялись Миша и другой, небритый, его звали Каримом. Затем верстак занесли в дом. Вскоре вернулся Рустем. Он привез все, что я заказал, даже стерильный материал в биксах. Торжественно все внесли в дом. Я поискал глазами спирт и нашел. Полная двадцатилитровая бутыль в решетчатом ящике со стружками. Подозвал Карима и приказал налить в ведро литра два спирта и вновь протирать верстак. Рядом вырос сразу же Миша.
-Я знаю, как это делать, - не отводя завороженных глаз от бутыли канючил он.
Пришлось силою его выставить вон. Перебираю медикаменты, есть все что заказывал, даже препараты для внутривенного наркоза.
Накрываем простынями верстак. Я начинаю внутривенный наркоз больному, и говорю Гульмире:
-Ты в роли операционной сестры. Стерильный материал в биксах.
Инструментарий просто обожги, а затем брось в спирт.
Вновь захожу к больному, спит. Надавливаю на место перелома, реакции нет. Все вместе переносим его на импровизированный стол и удаляю лишних на улицу.
Через час, я закончил. Удалил пулю, костные отломки, дренировал рану, наложил гипсовую лонгету. Теперь осталось только ждать выхода больного из наркоза. Усаживаю рядом Гульмиру и выхожу на улицу. Все в сборе.
-Ну как? - первым спрашивает Костя.
-Сделал, как положено. Думаю, все будет хорошо, - и устало опустился на табурет. Было далеко за полдень, и я почувствовал, как сильно устал. Больше суток на ногах. Бывало и похуже.
-Мне бы отдохнуть? Устал, - говорю в пространство.
-Да, да доктор. Идемте в другой дом, все готово. Кушать будете? - вокруг все суетились, но больше всех Миша. От него разительно тянуло спиртным.
-Нет, есть не хочу. Только спать, - и устало поднялся с табуретки и пошел в другой саманный домик. Вошли. Полумрак. На полу лежат кошмы, вдоль стены подушки и одеяла. Разуваюсь и ложусь на восточное ложе. Сразу куда – то проваливаюсь.
Проснулся утром. Поднялся и вышел на улицу. Весеннее солнце ярко освещало голые пески, саманные кибитки, от которых тянулись четкие тени. Обстановка не изменилась, те же собаки и ржавая бочка на бортовой машине.
И на встречу шел улыбающийся Костя.
-Доброе утро, доктор. Как отдохнули?
-Спасибо, хорошо выспался. Пойдем к нашему больному. Посмотрим, как он.
-Я был у него. Ему значительно лучше.
-Но это еще вопрос. Посмотрим, да и решим.
Зашли в дом – лазарет, я его так мысленно окрестил. На высоких подушках лежал мой вчерашний пациент. Улыбка на его уставшем лице, и свежий блеск глаз вселяли надежду. От вчерашнего тяжело больного, в полубессознательном состоянии, не осталось и следа. У изголовья сидела Гульмира, держалась бодро, и только круги под глазами говорили о ее усталости.
-Как дела? - спросил я больного.
-Хорошо, - был ответ.
-Тебя как зовут? Вчера даже не познакомились, не до этого было.
-Арсений, или просто Арсен.
-Так, сейчас сделаем перевязку и полечим, а затем будем думать, что с тобой делать дальше, - и я повернулся к сопровождавшим меня мужчинам. Они без слов поняли все и удалились.
После перевязки, я вышел на улицу. Костя ждал меня у двери, сидя на табурете.
Он встал и сказал:
-Ну, что, пойдем думать, доктор, - и направился к домику, где я спал ночь. Вошли, разулись у порога и сели на кошмы. Я сказал Косте.
-Сначала расскажи, что и как произошло. Затем что – то и придумаем.
Костя пристально посмотрел на меня, как будто что – то для себя решая, и не спеша начал.
-Поехали мы задерживать колонну, какие – то дерзкие попались, много базарят, ведут себя вызывающе. Мы не знали, что у них милицейское прикрытие. Пока с ними ругались, подъезжает уазик, выскакивают менты и к нам. Арсен решил их пугнуть и выстрелил в воздух. А те начали по нас шмалять. Попали ему в ногу.
Мы тоже одного зацепили, так слегка, живой. Милиция обложила все больницы, ищут раненого. Хорошо Гульмира согласилась посидеть, а то просто завал. Знакомых главных врачей много, сам знаешь, на Юге можно все купить, но здесь за большие бабки не соглашаются положить Арсена в больницу. Бери любые лекарства, что хочешь получишь, но с милицией связываться боятся, - и он замолчал, обдумывая, не сказал ли лишнего.
Помолчали, каждый раздумывая о своем. Затем он спросил:
-Что ты думаешь об этом?
-То, что Арсену нужно в больницу, обсуждению не подлежит. Теперь скажи, милиция ищет конкретно его?
-Нет, ищут раненого пулей. Данных на него нет. Люди сказали.
Мы снова замолчали надолго. Было слышно, как на улице перекликаются люди, порой урчание машины, скорее всего производился ремонт.
-Что скажешь, Виталий? - Костя впервые назвал по имени.
-Значит говоришь знакомых много? Тогда сделай так. Договорись с любым главным врачом участковой больницы о том, что Арсен поступил к ним с открытым переломом голени, они его там чистили, наложили гипс. Возьми выписку и перевози как с бытовой травмой в любую больницу. После обработки узнать невозможно отчего перелом. Все просто.
-Спасибо тебе, сегодня после обеда и займусь, - и он вышел из дома.
Я остался один, с горькими раздумьями. Ну и вот, я пособник бандитов. Но я врач, и обязан оказывать медицинскую помощь больному человеку, не зависимо от того, кто он. Каждый выполняет свою работу, кто – то ворует, другие их ловят, а мы просто лечим людей. Да и бандиты ли они? Суд не решил, а без этого все домыслы и сплетни.
К вечеру все разъехались, остались мы, врачи, и Карим с Мишей. Я еще раз осмотрел больного, состояние его улучшалось. Гульмира выполняла все мои назначения, медикаментов хватало и вновь пошел спать. У домика на корточках сидел Миша и, как мне показалось, ждал меня.
-Доктор, я болею.
-Пойдем, я осмотрю тебя.
Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять причину болезни. Миша страдал с похмелья.
-Помоги, доктор. Трубы горят, клапана стучат, движок троит.
Его трясло, как в ознобе. И когда только успел принять на грудь? Необходимо полечить.
-У тебя, похоже, ничего не осталось из спиртного?
Миша посмотрел на меня как на шутника. Понятно.
-Сиди. Я сейчас.
Налил из бутыли с пол-литра спирта в пустой флакон из под кровезаменителя и приказал Гульмире строго не допускать к этому источнику никого, вышел. Зашли в спальный дом. Миша трясущимися руками достал из кармана стакан и бутылку с водой, плеснул чуток спирта, развел и выпил. Затем медленно сполз вдоль стены и закрыл глаза. Я взял кисть его руки, для контроля за пульсом. Ритм постепенно восстанавливался. Спас человека.
Он открыл глаза и вновь посмотрел на флакон.
-Нет дорогой, без закуски не дам, сдохнешь. Иди ищи что – то съестное.
Миша ушел, и вскоре вернулся с лепешкой и большой миской дымящегося мяса. Теперь можно лечить дальше. Главное заставить есть.
Выпили вместе. Я пододвинул к нему мясо и сказал:
-Пока не съешь половину, больше не налью, - и также принялся есть сам.
Мясо возымело действие, Миша успокоился, дрожь исчезла. Он посмотрел на меня и спросил:
-Еще нальешь?
-А ты что, после мяса будешь пить? - вопросом на вопрос ответил я.
-Пока нет, но потом может быть.
-Миша, после мяса хорошо бы чаю попить. Очень хочу.
Миша сорвался и быстро принес чайник, чашки, конфеты.
-Карим спрашивает к чаю еще нужно что – нибудь?
-Потом. Наливай чай. А теперь скажи мне, что ты здесь делаешь?
Выпитая за компанию чарка, сделала меня, в его глазах, своим. Он откинулся к стене и, неторопливо прихлебывая чай, начал:
-Раньше я был напарником Кости, мы дальнобойщики. Весь Союз исколесили, зарабатывали хорошо. Началась перестройка, остались ни с чем. Заработанные деньги не отдали, хотели забрать техникой, приехала милиция и выгнали за ворота. Обиделись мы. Пошли в прокуратуру, а там говорят, будете дергаться и выступать, посадим. И на вопрос, что нам делать, ответили, что идите куда хотите. Вот мы и пошли. Собрались несколько горемык и на большую дорогу. Водил не трогаем, сами такие же. А хозяевам и ментам солим потихоньку. Они уже провели на нас несколько облав, но пока бог миловал. Теперь стали колонны отправлять с милицейским сопровождением. В одном таком и пострадал Арсен, - он замолчал что – то вспоминая. Затем решительно сказал:
-А пропади все.... Наливай.
Выпили еще по одной, пожевали мяса. Послышался шум подъезжающей машины, и Миша выскочил на улицу. Вскоре он вернулся вместе с Костей.
Тот прошел и сел рядом со мной.
-Что пьете? - спросил он.
-Спирт, - ответил я.
-Ну если ничего нет, то конечно можно. Миша принеси из машины.
На импровизированном столе появился коньяк, фрукты, шоколад. Я был удивлен:
-По какому поводу праздник?
-Доктор, дорогой, все получилось, как ты сказал. С такой раной любой главный врач берет Арсена в больницу. Ты спас не только Арсена, но и нас. Спасибо тебе, - Костя говорил возбужденно, разливая коньяк по стаканам.
После обильной трапезы с Мишей, пить уже не хотелось, но пришлось поднять стакан. Затем я спросил:
-Когда я смогу уехать?
Костя помолчал и затем ответил:
-Виталий, помоги доставить Арсена в больницу и сразу на поезд. Поможешь?
Как будто у меня был выбор.
Я поднялся и пошел готовить Арсена в дорогу. Гульмира уже одетая по-походному, одевала в теплые вещи больного. Я его осмотрел и сказал, что сделать в дорогу. Затем устроили его на заднем сидении «Волги», я сел рядом с водителем, и мы тронулись. За нами пылил УАЗ.
Все прошло благополучно. Арсена приняли быстро. Я вышел из больницы и Костя повез меня на вокзал. Посадили в купированный вагон, и в дорогу дали два пакета. Прощались трогательно, а Миша даже прослезился. И вот снова дорога, но уже железная.
Поезд тронулся, устраиваюсь на ночь. В купе я один, дорого. Челноки предпочитают вагоны, где товар лежит с ними рядом, и дешевле. Открываю пакеты, данные мне в дорогу. В одном коньяк, варенное мясо, лепешки, фрукты. В другом лежали деньги, и я даже обиделся на Костю. Он отпустил моих ребят ничего не взяв с меня, взамен я должен оказать медицинскую помощь. Все по-честному. Но мальчики с большой дороги были далеко, возмущаться не перед кем, да увидимся ли когда – нибудь, не знаю. Было немного грустно, и я еще раз увидел, как и куда судьба бросает еще благополучных в недавнем прошлом людей, что потом сам с трудом веришь в подобное.

Глава 14
И вот я снова на месте. Приключения закончилось и превратилось в выполненную работу. Дорога с Севера на Юг приказала долго жить, и теперь оставалось ждать до лучших времен. Машины курсировали, но под контролем милиции, или собиралась большая колонна, которую не трогали. В дальнейшем, произошедшее с нашими машинами, обозвали рэкет на дорогах, который постепенно сменится милицейским узаконенным вымогательством. И еще неизвестно, что хуже. В первом случае, хоть можно пожаловаться куда – то, во втором, и обратится то некуда. Водители наотрез отказывались ехать или ломили такие цены, что перевозки стали бессмысленные. Где – то через месяц после моей поездки и операции в саманном домике, позвонила Мария.
-Виталий, здравствуй.
-Мария, как я рад слышать твой голос. Здравствуй дорогая. Как живешь? - я действительно был рад звонку.
-С Юга перестали идти поставки, думаю нужно встретиться и обговорить.
-Хорошо, я приеду.
-Давай встретимся в областном центре, я буду ждать тебя на вокзале. Сообщи, когда приедешь, - и связь, и без того скверная, оборвалась.
Покупаю билет на поезд, сообщаю Марии дату приезда и отправляюсь в путь. Снова поезд, но он с юга, где вечно пьяные проводники, грязь и никакого комфорта. Немытые вагоны медленно тянутся вдоль притихших деревень и станций. Нет уже былого оживления по прибытии поезда, у людей неулыбчивые лица, с печатью забот. И только старые лозунги и много мусора являются показателем, что всем на все наплевать, главное выжить. Бедная страна. Еще один страшный эксперимент, больше похожий на извращенное насилие, заканчивался. Правящая верхушка стремясь остаться у власти молчит, не в силах понять, что же происходит. Ведь строили светлое будущее для всего человечества, всем было ясно и понятно, даже хорошо. А сейчас? Бедлам.
Мария встретила меня на вокзале. Передо мною стояла цветущая женщина, хорошо одетая. Я бы не узнал ее, в той, больной радикулитом согбенной старушке, которую видел в первую нашу встречу. Дорогой парфюм и прическа делали ее неузнаваемой. Я даже немного заробел, увидев такую красавицу. Она протянула руку, я взял ее и поцеловал. Затем обнял и еще раз поцеловал в щеку. Мы прошли через вокзал и вышли на площадь.
-Едем в гостиницу? - спросил я ее.
Она слегка смутилась, но овладела собой и ответила.
-Я взяла на себя смелость и сняла квартиру. Видишь, многие предлагают внаем.
Да, это стало возможно с началом перестройки. На вокзалах масса людей предлагала жилье на время.
-Ты умница. Далеко ехать?
-Нет, здесь рядом. Дойдем пешком, - и мы пошли по улице.
Погода стояла весенняя, солнечная. Весна достигла, наконец, и Севера. А там, где я был недавно, уже идут полевые работы.
Вошли в пятиэтажный дом и поднялись по лестнице. Квартира была на втором этаже, двухкомнатная, скромно обставленная, но уютная. Разделись в прихожей и прошли в комнату. Мария была в темно-синем платье, подчеркивающем ее восхитительную фигуру. Она прошла к столу, стоящему по средине комнаты, взяла в руке лежащую на столе папку, и достала документы.
-Виталий, давай сверимся, кто кому должен и произведем полный расчет. В гостинице так не получится. После того как все закончим, я удалюсь.
А я то думал, будет что – то романтичное. Вздох разочарования вырвался у меня.
-Виталий, не заставляй меня плохо о тебе думать. Ты прежде всего деловой человек, и давай решать по-взрослому, - Мария была строга.
Сверка заняла у нас около двух часов. Должен отдать должное, она была прекрасный бухгалтер. Их все показатели сошлись с моими данными.
-Расчет произведу завтра, переведем деньги на твой счет. А в общем мы поработали неплохо. И спасибо тебе. Ты спас нас от краха, мы даже поднялись на ноги. Появились деньги и новые идеи. Думаю, постепенно, у нас все наладится. Правда не все проходило гладко, - и она встала и прошла по комнате.
И вновь передо мною была стройная прекрасная женщина, безумно манящая к себе. И то, что она отталкивала, и не позволяла большего, еще сильнее возбуждало и притягивало к ней. Игра парадоксов. Почему – то всегда, когда женщина предлагает себя, мы настороженно к этому относимся, и отстраняемся. Но стоит ей стать в той же самой обстановке недотрогой, мы готовы покорять, добиваться ее благосклонности и близости любыми способами. Может это пещерный инстинкт, а может все проще. Мы выполняем свою активную роль, ведь это проявление функции самца.
Я тоже встал и подошел к ней. Взял ее руками за плечи и заглянул в глаза. Темные и бездонные, как омут. Сначала они были насторожены и даже решительные, но затем эта твердость вдруг сменилась покорностью и веки чуть дрогнули и приспустились, сделав глаза полуприкрытыми. О глаза! Вы много можете сказать без слов. И сейчас вы звали своей покорностью в страну любви.
Утром я проснулся поздно, на меня это не похоже, я жаворонок. Марии рядом не было. Я обвел глазами незнакомую комнату, вспоминая, и рассматривая незатейливый интернет. Вчера она казалась какой – то заурядной, а сейчас я почувствовал какой – то уют. Но послышались шаги, и вошла Мария. Она была в легком ситцевом халатике, пояс подчеркивал ее фигуру. На голове было водружена чалма из полотенца, делая ее восхитительной представительницей своего женского племени.
-Просыпайся соня, проспишь царство небесное. Завтрак готов. Иди, умывайся и к столу, – она легко повернулась и вновь скрылась на кухне.
Я поднялся и не до конца проснувшийся, побрел в ванну. Ночь была потрясающей, я не ожидал от себя, а особенно от Марии, такого. Поэтому было здоровое чувство голода.
Умывшись, я пошел на кухню. Мария приготовила вкусный завтрак. И когда только успела?
Она много говорила, подливая чай или подкладывая еще чего – нибудь. Глаза светились каким – то радостным светом, да и сама она, казалось, излучала сияние.
Затем мы вышли на улицу, и пошли в банк, где утрясли последние формальности.
-Виталий, время вышло, скоро у меня автобус, - неожиданно сказала Мария.
-Какой еще автобус? – не понял я.
-Домой, дорогой мой, домой. Пойдем на вокзал и купим тебе билет.
Я пробовал сопротивляться, затем настаивал на том, чтобы она задержалась еще хотя бы на один день. Мария была непреклонна. Билет на обратный поезд купили быстро, и было время еще достаточно. Все мое всегда при мне, так что собираться в обратную дорогу нет необходимости.
-Пойдем, посидим где - нибудь, время еще есть. – я повел ее в вокзальный ресторан.
Заказали поесть и бутылку шампанского. Наполнили бокалы, подняли их.
-Можно я скажу? - попросила Мария.
-Виталий, я благодарна судьбе за эту встречу с тобой. Спасибо тебе за все. Ты спас нас в трудную минуту, и это не громкие слова. Продавая тебе лес бартером, предприятие жило. Что будет дальше - не знаю. И ты прекрасный человек. За тебя! - и мы выпили.
-Виталий, дорогой, это наша последняя встреча. Не настаивай и не мучай меня. С того первого раза, я много думала о тебе, а это больно и радостно. Я знаю, в дальнейшем это перерастет в большее, а у нас нет будущего. – я попытался что – то возразить, но она остановила меня.
-Выслушай меня. Я теперь мужняя жена. Да, да. Не удивляйся, все так произошло неожиданно. Да, зачем обманывать себя, я хотела этого и боялась. Но вышло по сценарию жизни. От судьбы не убежишь. – она устало откинулась на спинку стула.
 
-Ты помнишь нашего директора, Василия Никифоровича? Так вот, когда ты стал гнать нам с юга продукцию, ее нужно было реализовывать. Ну и открыли в городе лавку, а торговать стала жена директора, Нюрка. Говорила я Василию, не посылай в город ее, давай наймем местную девчонку и пускай она работает. Но жена на дыбы, и послали ее торговать. И наторговала. Вначале все было путем, а затем Нюрка убежала с каким – то залетным коммерсантом. Правда, не взяла из денег много, только свою зарплату. Ну, а Василий запил. Да не просто, а по – черному. Собрались люди и ко мне, просят спасти его. Он мой одноклассник, любил меня, а я искала принца. Дело прошлое, чего ворошить. Одним словом, забрала его к себе, и снова человеком сделала. Руководит лесхозом, как и раньше. Через месяц Нюрка вернулась, плачет, прощения просит. Не вернулся к ней Василий. Да и зачем? Детей нет, добра мало, отдал ей, что хотела. Уехала она и работает где – то в городе. – Мария замолчала, разглядывала меня.
-Я не хотел ехать на встречу с тобой, но Василий настоял. Да и боялась я, и не напрасно. Не подойду к тебе, думала. Ведь будет неловко перед Василием. А сейчас не жалею и спасибо за любовь и ласку. Дорог ты мне. А теперь прощай. – она сидела притихшая и задумчивая.
Я вновь хотел что – то сказать, но она остановила движением руки и попросила:
-Налей еще вина, пожалуйста. И давай помолчим. Я хочу запомнить тебя таким. – мы немного посидели, и затем вышли на перрон.
-Дальше я не пойду, прощай, - сказала Мария.
Я притянул ее за талию и поцеловал. Она на мгновение ослабла в моих руках, затем, напряглась, отодвинулась от меня, пристально вглядываясь в мое лицо как – будто пытаясь его запомнить, резко обернулась и пошла прочь быстрым шагом. Я пытался что – то сказать, но люди раздели нас, и уже через мгновение я не видел ее в толпе. На душе было неуютно, будто я потерял навсегда, что – то хорошее.
И уже скоро поезд уносил меня прочь от этого города. Вернусь ли я когда – нибудь сюда, увижусь ли еще с Марией? Не знаю. Теперь сидя в поезде, я понимал, почему она не хотела встречи со мной. Она ее боялась. Перед ее глазами стоял образ влюбленной женщины, и она страшилась повторить пример Нюрки. Прощай и будь счастлива Мария.
В жизни все закономерно, и связано в единое целое. Началось невезение, оно постепенно распространяется на все области работы. Мы хотим себя обмануть, убеждая, что это просто цепь случайностей и ее можно прервать. И не пытайтесь. Будет еще хуже. Просто нужно выждать момент, когда судьба будет к вам снова благосклонна, и черная полоса закончится. Но мы не согласны. Нас так воспитали, что человек хозяин собственной судьбы. И начинает хозяин бороться со своим предначертанием, биться как рыба об лед. А конец один. Рано или поздно придется решать так, как того требует жизнь.
В то время я этого не знал. Я был самонадеян и глуп. Мне казалось, вот еще усилие, и цепь неудач прервется, и вновь все покатится по ровной и спокойной колее жизни.
Я вернулся домой. Из всего задуманного мною ранее в наличие осталась торговля обувью. Виктории не было видно на моем горизонте, мы как – то отдалились друг от друга и если говорили, то только по телефону, в основном по работе. И хотя еще боль утраты ныла в груди, но она становилась тупее.
Но следующее решение правительств ударило по нас очень сильно. Этим постановлением было введение валют республиками и прекращение хождений платежей между субъектами. Удар ниже пояса. Все, я выдохся. Паралич. Теперь деньги доставлялись налом и закупалась продукция.
Все вокруг рушилось, лопались как мыльные пузыри кооперативы и биржи. Уж этих было, до нескромного, в избытке. Занюханный торгово – закупочный кооператив, вдруг резко становился биржей, с брокерами и прочей атрибутикой. Десятки бирж и поставки от килограмма гвоздей, до вагона леса. Переработки никакой, производство стоит, все торгуют. Но не работающие предприятия не нуждались в сырье, и если им нужно что – то было, то платить за это не чем. Деньги работникам не платили, но все продолжали ходить на работу. Виден был крах системы развитого социализма.
Номенклатура была в панике. Тайком открывали сейфы, поглубже прятали партбилеты, и прибывали в ожидании своих. Ну где же вы славные комиссары в пыльных шлемах? Обстановка ускользала из их дряхлых и агонирующих рук. И только наиболее отчаянные решались на приватизацию собственных учреждений, а остальное стадо смотрело на дамоклов меч лозунга: «Инициатива наказуема».  И уплывали предприятия случайным людям за гроши.
Весна, май, но настроение далеко не праздничное. Платежи не проходят через банки, ссуды под сумасшедшие проценты, необузданная инфляция, рэкет, вот далеко не полный перечень того времени. И еще одно: моя полная неграмотность в отношении бизнеса. Я понимал, если буду продолжать заниматься делом, необходимо серьезно учиться. Все всплыло благодаря моей энергии. Я чувствовал, что многое делается не так, ведь человечество занималось этим веками, а я, желторотый, причастен к этому чуть – чуть.
Мне посчастливилось видеть, как разгонялся верховный совет одной республики. Был избран другой по составу, но не по качеству. И вот идет сессия. Депутаты преисполнены важности и согбенны под тяжестью государственных дел так, что с трудом, нет не говорят, а вещают. Сказанное им, думает он, сразу сделает страну богатой и процветающей. Медленные движения, глубоко озабоченные лица. Что не слово, то судьбоносное решение. Со стороны смешно и жалко их, а особенно себя.
Но следующий удар по мне нанесла банковская система, в недрах которой работала Виктория.  Нет, конечно, Вика не имела к этому никакого отношения, система и не подозревала, возможно, о ее существовании. Закрылись перевод платежей в зарубежье, как в ближнее, так и дальнее. Все. Коллапс. Гаси фонари, сливай воду. Обувной бизнес приказал долго жить. Не было поступление обуви, ведь за все принято платить.  В Америку больших сумм наличными не навозишься, а платежи не идут.
Я постепенно сворачивал свой бизнес. По всей видимости эта перестройка надолго и все будет по-взрослому. Лиха хватим всем, по полной программе. Ну, мы то родина революции, и к катаклизмам нам не привыкать. Ведь нас с детства приучили создавать на свой зад проблему, а затем ее героически преодолевать, да еще при этом получать дивиденды в виде грамот или медалек. А гордость то какая!? Поставить страну на край пропасти, чтобы потом спасти. Поставить то поставили, да так, что и самим страшно стало, а ведь нас запугать невозможно, по той простой причине, что нет царя – батюшки в голове, свергли еще аж в семнадцатом. Жили чужими лозунгами, строили утопическое светлое будущее, растоптав свое, утопив в крови и лагерях цвет собственных народов, и смеясь, читали на лозунгах о том, что мы есть ум, честь и совесть эпохи.  Я раньше не понимал, почему неймется этим капиталистам, строили бы себе, вместе с нами коммунизм, жили бы беззаботно и счастливо. Так нет, придумали гонку вооружения. Все развеял пьяный мужик в деревне, где – то в глубине Сибири. На революционные праздники выпив, он ходил по улице, благо она была единственной и орал о том, что только он живет правильно и честно. Все вокруг буржуи и кровопийцы, живут за его, первого лодыря на деревне, счет. Он спалит их и тем самым раскроет глаза. Ведь пить, ничего не делать и митинговать – это по-нашему. Сибиряки – народ серьезный. Собрались и поучили немного. Перестал мужик кричать на праздники, а также пить и женщин любить. Не рассчитали сельчане силенок, слегка помяли причинное место. Вот и мы не выдержали той самой гонки угроз, призывов, вооружения.
Но изменения, пусть и не так как хотелось, происходили. Начала создаваться банковская система. Сначала произошло деление бывших госбанков на коммерческие и национальные, и постепенно, эдак стыдливо, начали образовываться самостоятельные коммерческие банки. После разделения госбанков, после боев внутри системы, я узнал, что Виктория возглавила выделенный коммерческий банк. При этом утопила своего руководителя и учителя. История, ну очень некрасивая.
Я свернул свое предприятие, и продолжал работать с Паком, благо народ еще шел за медицинской помощью.  Однажды утром, ко мне в кабинет, бесцеремонно, с такой детской непосредственностью ввалился Лешак. Естественно, учитывая раннее время, в небольшом подпитии. Он долго рассказывал о трудностях текущего момента, о том, что скоро все полетит к чертовой матери.
-Виталий, на днях, заходит ко мне в контору мужик. Такой высокий, холенный, какой – то прилизанный и скользкий. Представился. Оказывается, он совладелец банка, нового, ну этого, какого – то там коммерческого. Видите ли, ему нужны солидные клиенты. Виталий, это я солидный клиент? Да мой совхоз с рождения дотационный. А это значит, что он планово убыточный. Раньше мне давались средства дополнительно к производству и если повезет, мы не растратим больше выделенного, то ура. Премии, грамоты и медали. А сейчас я в долгах, как в шелках. А он - солидный клиент. Но под шумок срубить деньжат и не грех. Думал, возьму солидный заем, а рассчитываться то нечем. Ну, что с нас сирых и убогих выжмешь. Подождал его повторного визита, да не дождался. – и он замолчал, раздумывая о бренности жизни.
-Сегодня собрался и поехал к Виктории. Захожу в кабинет и кого я там вижу, угадай? Да, да того самого хлыща. Поздоровались, но он быстро распрощался и выскочил. Спрашиваю у Вики, знает ли она его? Оказывается, знает и это ее деловой партнер. Как обухом по голове. Смотрю на нее, и понимаю, разговор пустой. Она слила ему информацию о наших финансовых делах, и никто со мной работать не будет. Вышел от нее, ну и принял на грудь для успокоения. – и он вновь замолчал. Затем, как бывало не раз, он молча встал и ушел.
Деградирует директор и очень прогрессивно. Вот уж кто не понимает ситуации и находится в растерянности. Он все еще надеется на авось, на чудо. А его как раз и не будет.
Но чудо все же произошло и не с Лешаком, совсем нет. Все произошло со мною. Утром, после приема, я у себя в кабинете вкушал кофе. Неожиданно раздался какой – то нервный стук в дверь.
-Войдите. – отставляя недопитый кофе, сказал я.
Вот чего не ждал, так это появления Виктории. Она вошла и остановилась у двери, глаза широко открыты и в них вопрос.
-Не прогонишь?
-Ну что ты! Проходи, садись. – я вскочил, суетливо придвинул стул. Растерялся ты парень, и довольно заметно.
-Здравствуй. – она прошла к стулу. Меня тянуло к ней, желание обнять было очень сильным, но чувствуя это, она сказала.
-Успокойся, не для тебя цвету, - это так когда – то, я шутливо дерзил ей.
-Я зашла на минутку, попрощаться. Никого видеть не хочу, а вот тебя не могла оставить в неведении. – и снова глубокий, задумчивый взгляд на меня.
-Не волнуйся, мелодрамы не будет. Я уезжаю. Все мосты сожжены, и я еду в крупный город, буду банкиром. Молчи, ничего не говори, мне важно выговориться и быть понятой не только и столько тобой, но и самой. Бывают минуты, когда действуешь не разумом, нет. Скорее выполняешь волю свыше, и это страшно и неизбежно. Но ты все равно идешь. Последнее время что – то много стало вокруг меня мужиков, да еще денежных. Ну как бедной девушке голову не потерять. – она горько усмехнулась.
-Первым таким был Бежов, он то меня и приучил рассматривать вас, мужчин, как источник дохода. Сначала у нас были просто деловые встречи. Я ему нужна была, как инструмент для выбивания денег для администрации, для него лично. Это потом он стал претендовать на мое тело, но он мне как мужчина не нравился совсем. Лучше спать одной, чем с ним. Но он был учредителем почти во всех кооперативах, деньги шли от предприятий, и мне удавалось их концентрировать в одном месте. Но трахаться с ним было выше моих сил. Я ему сказала об этом, и он обиженно отошел, заменив меня на Жанну. Затем история с тобой. Я впервые увидела в тебе того человека, которого в тайне искала. Бежов очень хотел вернуть тебя назад, в хирургию, ведь обнажать такой нерв населения опасно, можно и кресло потерять. Делов то всего ничего, по выговору тебе и главному врачу, а дальше тишь и гладь. Пришлось пригрозить, что уйду, если не даст тебе шанса попробовать себя, - я слушал Вику не перебивая. Вот как мною распоряжались сильные мира сего, а я то думал!
-Ты очень порядочный человек, но в бизнесе наивен. Тебе не уцелеть среди акул, сожрут. Но страшное не это Виталий, нет. Я стала думать о тебе, ты постоянно был со мною в мыслях. Вот эта твоя человечность и сыграла против тебя. А твоя поездка освободить колону и водителей? Полный кошмар. Я чуть с ума не сошла. Так не делается в деловом мире. Заплатили бы или послали Руслана на разбор. И тогда я решила: все, хватит. Я испорченная стерва, погублю тебя, как это делала не раз, искалечу, сделаю таким же подлым добытчиком денег. Упросила тетку поговорить с тобой, но ты не веришь сплетням. Пусть твой образ останется прежним, как и при встрече. Поэтому я и пустилась на открытый флирт с Русланом. Эта группировка создана по моей инициативе, ее прикрывает Бежов и милиция. Главное, чтобы ты отошел от меня, - я открыл рот, чтобы возразить.
Но она взмахом руки остановила меня и продолжала.
-Затем появился этот хлыщ. Это - подлец первостатейный, элитный. Прима. Такой разорит, да еще и денег потребует за это. Но нужно уходить из этого города, чувствую кольцо вокруг себя. Твои дела я привела в порядок, кое – что есть еще на счету, на первое время хватит, - она замолчала, затем поднялась и опережая мой вопрос добавила.
-Как я управлюсь с этим аферистом? Трудно, но и интересно. Я о нем уже многое знаю, а он нет. Потягаемся, - она направилась к двери.
-Прощай, и помоги тебе Бог в это страшное время. – и вышла.
Я остался стоять столбом посредине кабинета. Что творилось на душе, трудно передать. Это умная, волевая и далеко неординарная женщина вызывала одновременно восхищение и какую – то робость за нее. Что нас всех ждет впереди?


Эпилог
Помните у Сергея Есенина в стихотворении «Письмо к женщине»: Теперь года прошли.  Я в возрасте ином.  И чувствую и мыслю по - иному…
Да, они прошли, такие трудные и долгие. Но они пролетели словно миг счастливые своей неповторимостью и поэтому дорогие для нас. Что было за эти годы? Много чего произошло, а сколько воды утекло…   Страна стоящая на краю пропасти все таки выстояла, сбросила наносной мусор с пеной и кровью. Было все: вечерние костры у многоэтажек, на которых женщины готовили ужин семьям, зимние размораживания городов и поселков, бездарные и тупые руководители администраций, бандитизм дикого капитализма с переделом собственности и конечно финансовые пирамиды. А еще была бешеная инфляция и обилие товаров, и многое другое. Жизнь постепенно наладилась и вошла в спокойное русло. Изменения были налицо.
Ну и со мной произошли, я бы сказал, значительные перемены. Прежде всего, я поверил в новый строй, что будущее связано с капитализмом. А коль так, то нужно учиться этому, и не абы как, а по серьезному. Вначале закончил курсы бухгалтеров, и сразу же поступил учиться на экономиста заочно. Нашел себе работу врачом, чтобы график давал больше времени для учебы. Затем несколько лет поработал исполнительным директором в одной фирме. Работы не чурался, брался, при необходимости, за самую грязную и неприятную. И как я благодарен судьбе, что она провела меня через эти трудности. Ведь я видел насмешки окружающих, порой издевательское презрение и плевки в лицо в виде слов: «докатился». Но это школа, пусть жестокая, немилосердная, доводящая порой до непрошенной слезы. Вот где раскрываются люди и людишки, и когда все меняется в плане твоего статуса, как они лебезят.
Утро, я собираюсь на работу. У меня свое дело, пусть небольшое, но стабильное, надежное. Телефонный звонок был очень некстати. Звонила моя бывшая больная, необходима небольшая консультация по телефону. Быстро даю рекомендации и в конце слышу.
-Виталий Иванович недавно видела Вику Казакову.
-Где она живет? – спрашиваю я
-У тетки, - и больная начала прощаться.
Целый день я думал о том, что делать. Очень сильно хотелось увидеть Вику, поговорить, снова видеть понимание в глазах, и почувствовать, когда тебя ласково журят, как в детстве. Долго взвешивал все за и против. И вот вечером я решил, звоню.
Набираю номер телефона, долгие гудки и наконец голос в трубке произнес:
-Да, говорите. – я на мгновение потерял дар речи.
Несомненно, голос принадлежал Вике, но лишь отдаленно напоминал тот, прежний. Голос стал намного грубее, обычно обладательницы подобного курят. Отмечалась какая – то категоричность в тональности, настолько яркая, что пропало желание говорить дальше.
-Здравствуйте уважаемая Виктория Викторовна, – я говорил с трудом, во рту моментально пересохло.
-Здравствуйте. Слушаю вас, - голос произнес с тем же тембром.
-Вам говорит что – либо фамилия Черногоров?
-Да, я помню такую, и что? – все в той же манере.
-Он приветствует вас на родной земле. Хотел справиться о вашем здравии, а если нужно то и поправить, – я быстро перешел на свою шутливую манеру говорить.
-Спасибо за заботу, пока все в порядке, – ну никаких эмоций.
Мяч разговора перекинут на мою сторону, а я не знаю как вести себя дальше. А была, не была. Ведь когда – то мы были близки.
-Рад слышать вновь твой голос. Чем занимаешься? – я твердо решил «тыкать». Ну чего разводить китайскую церемонию.
-Я тоже рада слышать вас. Работаю, – та же отстраненность.
-Что делаешь? – уже чисто механически спросил я. Закончить разговор невежливо, а других вопросов пока не возникло. Возможно, меня выводил из равновесия ее голос и равнодушный тон.
-Собираюсь строить завод, - я не знал, как это принимать, возможно просто шутка, в столицах ведь другие приколы. Тогда посмеемся вместе.
-И что будешь производить?
-Дирижабли и суда на воздушной подушке, – был ответ.
Ну, ни хрена себе. Вот это прикол! В нашем провинциальном городке такое можно принимать как идиотскую шутку.
-Ты меня разыгрываешь? Хорошо, давай поговорим на другую тему.
-Я говорю с тобой серьезно. Мы разработали сметы, заключили договоры с институтом на проект этих машин, встретились с администрацией на выделение земли под строительство, – голос немного оживился, но по – прежнему с грубым оттенком.
Теперь опешил я. Если это серьезно, то она просто больна. Психически! Я уже десять лет старательно изучаю экономику, и на тебе - такой бред. Ну хорошо, построить завод не проблема. Кто будет работать? Кадры откуда? Кто поедет сюда? Ведь своих то спецов нет и не будет.
И второй вопрос: сбыт продукции. Что – то я не видел и не слышал нигде о желающих купить дирижабль.
И чтобы как – то оживить разговор, я продолжил:
-Очень интересно. Может, завтра встретимся и пообедаем вместе? Ты мне расскажешь подробно о заводе.
На другом конце молчание, и затем решительное:
-А почему бы и нет? Хорошо, говори куда подъехать.
Я быстро назвал адрес хорошего и уютного кафе. На том и распрощались.
С утра я был весь в хлопотах. Сбегал в кафе, уточнил, работает ли оно и заказал столик, чем поверг персонал в крайнее изумление. Подобных заведений открылось множество, и все они стояли полупустые. Затем, я зашел в цветочный магазин, выбрал цветы и сказал, что заеду за ними позже. Волновался ли я? Очень. После стольких лет разлуки с некогда близким человек, это вполне естественно.
В назначенный срок я был на месте. Ждать Викторию пришлось довольно долго, ну ничего. Просто она женщина, успокаивал я себя. Машину подъезжали и отъезжали, а ее все не было. Я уже подумал, грешным делом, а не плюнуть ли на все приличия, и не начать есть.
Но вот подъехала видавшая виды иномарка, и из нее с трудом вылезла толстая, безвкусно одетая женщина, и я не поверил своим глазам, в ней с трудом угадывалась Вика. Я усиленно заморгал глазами, пытаясь сфокусировать изображение. Может у меня что – то со зрением? Нет, глаза в норме, это действительно Виктория.
Она располнела, и это сказано весьма и весьма деликатно, от этого казалась маленького росточка. Она прошла в полупустой зал, и осмотрелась. Я вышел из кабинки со столиком, помахал рукой. Вика решительно, с грацией бульдозера, направилась ко мне.
-Добрый день, - и она протянула руку, которую я поцеловал.
Затем взял цветы и протянул ей.
-Здравствуй. Это тебе.
-Спасибо, – и она небрежно бросила их на стол. И это Вика? Ведь раньше она всегда в восторге была от цветов.
Уселись за столик. И в удивлении уставились друг на друга.
-Не каких изменений. Все такой же. – неопределенно сказала она.
Подошла официантка, и протянула нам меню. Виктория долго выбирала, и как мне показалось, обращала внимание не название блюд, а на цену.
-Я не знаю что заказывать. Закажите на ваше усмотрение, – вот так, она еще и на «вы».
-Что будем пить?
-Я не пью, – был ответ.
Дав заказ официанту, мы замолчали. Она продолжала украдкой разглядывать меня, а я поймал себя на мысли, что все это мне в тягость. Я не узнавал Викторию, внешне она сильно изменилась, а поведение вообще чужое. Но нужно поддерживать разговор.
-Ты продолжаешь работать банкиром? – спросил я.
Она посмотрела на меня как то странно, но быстро ответила.
-Нет. После того как мой хозяин спер все активы банка и укатил неизвестно куда, меня долго допрашивали, но, кажется, оставили в покое.
-Как это спер? - не понял я.
-Перевел в обшор. Все просто.
-А ты что, не знала? – я был удивлен.
-Нет, конечно.
И на что же ты думаешь строить завод? – продолжал я любопытствовать.
-Сейчас ищу инвестора. – я поперхнулся минеральной водой.
Да, наш городок это край непуганых миллионеров, причем страдающих слабоумием.
Принесли заказ. Говорить не о чем. Вдруг появилась чувство нереальности происходящего, что захотелось ущипнуть себя и проснуться. Я посмотрел в окно. Нет, все тоже. Я ориентирован в месте и во времени, значит с ума еще не спятил. Затем вялый разговор ни о чем. С нетерпением я ждал окончания обеда. Затем вялое прощание и она ушла навсегда.
Я посидел еще немного, выпил кофе, постепенно приходя в себя. На душе был осадок, и полное разочарование. Легкая жизнь изменила Викторию до неузнаваемости. Не может хозяин перевести все активы без ведома банкира, значит здесь она просто лукавит. Скорее всего, зная ее, она была в доле. Затем везде говорила, что исполняла приказ. А это строительство завода ширма, пустить пыль в глаза знакомым масштабом деятельности и глобальностью планов. Она не замечает всей абсурдности этого. Чутье, вкус и критичность полностью деградировали.
Пора и мне уходить, приниматься за серьезные дела. А как они будут выглядеть со стороны известно одному Богу.