Кристобаль

(рассказ регулярно редактируется и дополняется - продолжение следует)
 
    Время лишений и страха - пора, не предназначенная для человеческих глаз, неохотно сдавала свои позиции. Отступив под прикрытие крон и оврагов, ночь затаилась в корнях, ветвях и водоемах. Зачинался новый день и утро обретало власть. Лишенное каких-либо цветов, с легким преобладанием синевы, оно пробуждало мир, побледневший от короткого царствования тьмы. Вместе с этим пугливым миром пробуждение коснулось и замерзшего путника. Завернувшись в пыльный дорожный плащ, он жался к остывшим углям. Отсыревшая одежда прогнала сон. Неохотно расставаясь с накопленным в подкодьчужнике теплом, рыцарь поднялся во весь рост.

    Возле костра лежал походный мешок с привязанным к нему шлемом и ножнами. Воин потянулся, на что звенья кольчуги отозвались глухим перехрустом. Кровь, грязь и легкая ржавчина укрепляли броню, но ослабляли сталь - непреодолимую преграду для клыков и когтей, бесполезную при встрече с хорошим клинком. Меч хрипло скользнул в ножны и нелепо вздел полу плаща. Его рукоять была обмотана грязным шнурком, но в отличие от кольчуги, эта деталь облачения выглядела грозно.

    Небо быстро посветлело, но солнце так и не взошло. Серое как мертвая плоть оно было щедро покрыто трупными пятнами туч.

    С не менее хмурым, чем небо взглядом, воин зашагал по мокрой траве. Старый потрепанный головорез, по-прежнему плененный сном, держал путь на запад. Ночь опасливо отступала, рождая недостижимую химеру, скользящую по угрюмому небу. Некогда благородное лицо покрывала густая щетина, грязь, кровь и следы усталости. Уже несколько ночей Кристобаль был в пути. В пешем переходе, оставив коня, он держал путь на запад. Но ни одна другая сторона света не влекла его так, как эта. Никакое направление не могло иметь столько власти над разумом, как то, в котором скрывалась ночь. Ночь со всеми своими тайнами и загадками. Трепетное время суток, будоражащее воображение святош и поэтов. В некотором роде Кристобаль вмещал в себя оба этих аспекта. Как рыцарь Святого Креста и мясник с возвышенной душой - особой рифмой его деяния наполнялись в минуты праведного гнева.

    В эти дни тьма брала верх не только над умами и поступками, но и над серым безжизненным пейзажем. Нежить потянулась из чащ на опушки, из болот в поселения, а с кладбищ в многолюдные города. Воины Господа не справлялись с возросшим числом разбойных бесчинств, одержимостей и кровавых расправ. Повседневные ужасы в каждом своем воплощении являли новые знамения грядущих перемен. Ярые святотатцы предрекали наступление Темного Века. Века, чье правление не собиралась терпеть Церковь. Клирики и тамплиеры, инквизиторы и безымянные святые, потомки первых ангелов и бессмертных архангелов, дерзнули бросить вызов неминуемой бездне.

    Нарастающее безумие достигло своего апогея, вылившись в двухнедельный турнир, во время которого воины с позволения Света убивали и калечили друг друга. Турнир Великой Церкви - невероятное безумие, призванное явить миру надежду на спасение. Состязание духа и неколебимой веры. Если боги и следили с небес за этим кровавым зрелищем, то никак не проявляли своего к нему интереса.

    Не успела высохнуть кровавая грязь, а свежие могилы укутаться дерном, как четверка избранных богоборцев отправилась в путь. Каждый определил по направлению, и вы уже, наверное, догадались, какая сторона света досталась Кристобалю.  Именно так началась его долгая гонка за ускользающей тьмой. Тьмой, обладающей пугающим постоянством настигать своего преследователя. И именно здесь, на этом богом забытом поле, мы и присоединимся к Рыцарю Света - тамплиеру по имени Кристобаль.

    Мертвое, застланное белесым туманом поле не имело ни конца, ни края. Заключенное в темное кольцо леса оно изредка прерывалось редкими перелесками. Но с каждым разом овраги в таких гаях становились темнее и глубже. Кристобаль не сомневался, что скоро лес поглотит его. Птичий гомон в ветвях разлетелся над укутанной в тени балкой, голоса птиц переполнял страх, боль и отчаяние.

    И вот, наконец, за робким рябиновым подлеском разогнул стволы  горделивый сосновый бор. Мрачное вместилище тьмы, хрустящей хвои и древесного треска. Одним из плюсов такого пейзажа было то, что лес просматривался практически насквозь, это исключало возможность неожиданной засады. Но преимущество использовалось не только осторожными путниками. В виду того, что дорог и торговых путей через лес этот не проходило - встречные фигуры в черных плащах могли быть не только бандитами, но и безжалостными убийцами. Вскипела сталь, и сипло подпевая птичьему свисту, полезла прочь из тугих ножен. Не тая своих намерений, обитатели бора также обнажили мечи.

    Глупо в такой ситуации прибегать к помощи слов. Глаза Кристобаля зажглись праведным гневом, лицо запылало мрачной решимостью, а меч хлестко рассек воздух. Кисть неслышно хрустнула и скрепилась в предчувствии сечи.

    Незнакомцы обступили рыцаря со всех сторон. Их высокие  тени переплетались с липкими от смолы стволами, а в руках, играя тьмой и светом, переливалось разнообразное оружие. Один из угрюмых бандитов демонстративно оглядел Кристобаля. Пока глаза его своры были прикованы к рассекающему воздух мечу, главарь выделил ряд церковных символов в дорожном облачении рыцаря. Выводы перекрыли зарождающийся звон мечей, неожиданно зазвучавшим голосом:

    - Сталь бедна на аргументы, путник. Мы можем договориться без крови.

    Кристобаль молчал. Его взгляд оценивал решимость банды, просчитывал варианты. Властный голос и слаженная речь немало удивили его. Он понял, что перед ним не просто убийцы.

    Не дождавшись ответа, головорез продолжил:

    - Кровь Церкви нам нужна меньше ее поддержки. Разве что святость из твоих жил окажется чище речений, избавит лес от одолевшей его скверны.

    - Боюсь, что наши манеры разнятся. Там, откуда я родом, не взывают о поддержке угрозами.

    Головорез подал знак и его люди опустили мечи. Не убрали, но напряжение заметно спало. Все они были в черном. Брони как таковой не имели - лишь сложную вязь из ремней и перевязей, которые защищали в бою не хуже кольчуги, оставляя движениям больше свободы. Лидер откинул капюшон. Все его лицо покрывала замысловатая татуировка. Черная вязь сплеталась в слова Святого Писания, а на лбу был выжжен символ Великого Инквизитора.

    - Мне все равно кто ты, - Кристобаль отвязал свободной рукой шлем и приготовился надеть его.

    - Мы ищем некроманта. Он бежал от нас в лес. - Слова Инквизитора казались правдой. По крайней мере, так звучал его голос. Уставшие красные глаза искрились прозорливостью. По их взгляду было видно, что этому человеку неведомы компромиссы. Мягкое выражение лица граничило с жестоким нравом.

    - Мне нет до этого дела, – рыцарь посмотрел на зажатый в руке шлем и надел его. Теперь на инквизитора смотрели лишь узкие прорези забрала и воспаривший над глазницами ангел.

    - Никому нет, пока это в стороне, - проговорил церковник и убрал свой меч в ножны. Остальные последовали его примеру. - В дне пути отсюда есть деревушка. Ты не пройдешь мимо, там есть еда и кров. Но тебе стоит поторопиться - если ночь застанет тебя в пути, то ты можешь пересмотреть свое отношение к некромантам.

    Договорив это, инквизитор накинул капюшон и зашагал прочь. Его головорезы последовали за ним и вскоре ничто уже не напоминало об этой странной встрече.

    Избежав кровопролития, Кристобаль попал под удар душевных терзаний. Отречение от интересов Церкви в пользу заведомо благой цели, было хоть и оправдано, тем не менее, с точки зрения самого тамплиера, не приемлемо. Лишенный красок мир, безраздельная вотчина Серого - баланса сил света и тьмы, держался на равном проникновении этих стихий на сопряжённые территории. Преобладание одного, губительно сказывалось на существовании другого. Избыточная святость являлась таким же порождением греха, как и набожности. В светлой келье зарождались самые темные тени. Другое дело, что с каждой минутой мир чернел. Благодетели пылали непереносимым светом, порождая то, что люди назвали чернотой. Чернота обреталась в самых сердцах, словах и поступках. Безразличие людей влекло за собой безразличие богов. Если боги когда-то и правили этим местом, то о тех временах забылись даже самые громкие легенды. Из глубин своего подсознания, страхов и предрассудков, люди извлекли нового бога. Бога молодого и не ведающего, что в одном из миров, у него появились почитатели.

    Поглощенный мыслями о мироустройстве, Кристобаль шел по лесу. Пыльные сапоги мягко ступали по прелой листве, перешагивая сухие ветки, шишки и проваливаясь в кротовые норы. Беззвучно хрустел мох, ветер шелестел листвой, растягивая меж кряжистых стволов цепкие нити паутины. Сосновый бор остался далеко позади, ночная тьма неохотно покинула тропы, опушки и все видимые участки леса. Лес ожил - вдали мелькнул силуэт оленя, юркие зверьки шуршали в кустах, трещали сухими шишками, рычали, визжали и скулили. Граничащая с безумием смелость обволакивала Кристобаля. Страх перед ночью заставлял воспринимать дни как чудо. Чудо своей ценностью превосходящее ценность человеческой жизни.

    Но у всякого чуда короткий век. Тени начали возвращаться, скапливаться, густеть и стекаться в огромные черные лужи. Звери притихли, а рыцарь ускорил шаг. Как бы он быстро не двигался, признаков селения так и не появлялось. Ночь гналась за своим утренним преследователем - и вскоре охотник поменялся местами с дичью.

    В пути прошел целый день, за который во рту странника не побывало и крупинки съестного. Мрачный и осунувшийся, с разводами грязи на потном, небритом лице, тамплиер начал искать место для ночлега. Лес для этого избрать мог лишь безумец, поэтому рыцарь свернул с намеченного пути и двинулся в сторону гаснущего просвета. Когда он вышел из леса, было уже темно. Пасмурное небо быстро померкло, и наступившая ночь похоронила все источники света.

    Кристобаля поглотила тьма.

    Сбросив на землю рюкзак, путник вырезал дерн и сложил в образовавшейся яме небольшой костерок. Огниво ослепительно вспыхнуло и просыпавшиеся искры тут же задались бледным, но уверенным пламенем.

    По мере разгорания костер отвоевывал у тьмы все больше элементов и складывал их в весьма зловещую картину. Неживая трава вспыхивала от вылетающих из огня искр, начинала тлеть и разгораться. Кристобаль принялся топтать ночное бедствие массивным сапогом, но вскоре уже вся поляна сияла инфернальным пламенем. Будто раскаленные светлячки, тлен вздымался над головой воина, вырывая из темноты десятки высоких фигур. Света от огня было недостаточно, чтобы разглядеть подробности обступивших тамплиера людей, но воображение с лихвой компенсировало недостатки человеческих глаз.

    Рыцарь достал меч.

    Клинок отразил пламя, и рыжий луч скользнул по одному из силуэтов. Лишь на один миг картина прояснилась, но этого мига было достаточно, чтобы увидеть висящие над землей ноги. Кристобаля окружали десятки мертвецов. Лица висельников искажала боль и ненависть. Птицы и дождь преобразили человеческие признаки и лишили их божественных черт. Безгубые рты испускали хрипящий свист, а гнилые утробы протяжно стонали. В полных скорби звуках звучала обреченность...

    Мертвецы висели шумно, но неподвижно. Иногда их истерзанные тела приводил в движение ветер и тогда всю округу наполнял непереносимый смрад. Благо рыцарь не испытывал эстетического дискомфорта - Господь лишил его такой милости. С малых лет Кристобаля отличало от сверстников безразличие к запахам. Аромат роз и мертвой плоти был для него в равной степени неощутим. Милость это или проклятие - зависело от многих факторов. Но в данном случае являлось скорее благодатью.

    С исполненным тревоги лицом рыцарь сел за костер. Трава на поляне погасла, и света теперь хватало лишь на темно-багровое мерцание. Поиски иного ночлега представлялись чистой воды безумием, к тому же компания этих несчастных умертвий казалась вполне безобидной. Но из соображений безопасности со сном стоило повременить.

    Усталый путник развязал походный мешок и достал из него завернутые в материю припасы. Окружение его нисколько не смутило и, прошептав короткую молитву, он принялся жадно поглощать столь вожделенный ужин. Не самая изысканная трапеза состояла из черствого хлеба и вяленого мяса. Желудок победоносно ревел, а обезумевшая от голода челюсть едва сдерживалась, чтобы не пооткусывать пересохшие губы. Запив все это простой водой, Кристобаль развалился на жженой траве.

    Прискорбно, - подумал он, - что Господь отнял у меня только нюх. Если бы прибрал к рукам и разум - то возможно удалось бы поспать.

    Чтобы костер совсем не погас, путник подкинул несколько веток. Пламя приободрилось, и из темноты вновь показались источники звуков.

    Кристобаль достал меч и положил на колени. Ударная кромка в нескольких местах была сколота. Найдя в мешке точильный камень, рыцарь принялся медитативно водить им по острию. Сталь восторженно загудела и в такт этому звуку засипели изгнившие глотки.

    Тяжелый день и страшная ночь сказались на усталом путнике. Под мерный скрежет точильного камня веки воина поползли вниз. Усмехнувшись, он встряхнул  головой, чтобы прогнать сон. Костер снова мерк, багровые угли кутались в бесцветные завихрени, выстреливали искрами и плясали в ночи.

    Под аккомпанемент толпы, огонь рвался в ночь багровыми  языками, которые, отрываясь от факелов, исчезали во тьме. Доски истлевшего помоста оплакивали утрату скорбным хрустом, и в звуки эти навязчиво вплетался громкий шорох. Рвань в почерневшей одежде напирала на обступивших эшафот воинов. Безумие лезло из глазниц, а скверна с языков - каждому не терпелось занять место в первом ряду. Мерзкие, сальные, непереносимо вонючие - как скопище изголодавших крыс, готовых срастаться кровавыми язвами, сползались они в предвкушении кровавого зрелища. В суровых взглядах стражей читалась тревога. Их беспокоила слепая ярость, что влекла толпу к месту казни, но еще больше страшил плененный некромант - связанный по рукам и ногам, лишенный своих колдовских колец и браслетов, поясов и подвязок, он был фактически обезврежен. Последний штрих оставался за грубой сухой веревкой, которая перекрутит его богомерзкую глотку в разнузданном танце смерти.

    Вина этого существа ни у кого не вызывала сомнений. Короткое оглашение приговора звучало громко, но буднично. Под помост спешно сносили вязанки хвороста, тщательно укладывали, пытались оттеснить толпу. Некромант с горящими ненавистью глазами следил за ходом приготовлений, лицо его искажала тьма, отвращение и вздутые жилы. Церковные каноны лишали нечисть души, претензий на рай и упокоение. Посему тела и сущности грешников с большой неохотой покидали  мир живых и требовали к себе особого внимания. В духовном плане таковое им оказывали клирики-экзорцисты, плотской же стороной вопроса ведали отцы-инквизиторы и их верная свора вичхантеров. Борцы духа, слова и тела - различны путями, едины в направлении, все они были в этот день на площади заняты страшной подготовкой.

    С одобрения судьи, охотник накинул на шею пленника тяжелую петлю и стянул так, что жилистое лицо колдуна побагровело еще больше. Некромант улыбнулся. Человек с татуированным лицом убрал текст приговора и подал знак толпе. Воцарилось молчание, которое то тут, то там нарушали надрывные перешептывания. Экзорцисты благословили палачей-вичхантеров, которые уже запалили обернутые промасленной материей факелы и стояли наготове. Толпу все же удалось оттеснить, и инквизитор принял решение начинать. Следящий за происходящим Кристобаль встряхнул головой - все это казалось ему нереальным. Нет, такие казни практиковались повсеместно в больших и малых городах по всей стране и за ее пределами - в них не было ровным счетом ничего необычного - рутинные будни в духе этого времени. Жгли ведьм, топили одержимых, вешали и четвертовали некромантов... Просто именно эта казнь казалась тамплиеру каким-то фарсом, безумием, театром абсурда и даже безвкусной постановкой...

    Пока рыцарь пытался избавиться от странного ощущения, толпа взорвалась, руки ее подскочили и заплясали как на шарнирах, воздух наполнили крик, визги и душераздирающие вопли. Люк под ногами некроманта раскрылся, и связанный чернокнижник рухнул вниз.

    Камни мостовой содрогнулись и подскочили вверх, ударив Кристобаля по каблукам. Шпоры звякнули и провалились в поиске опоры, ноги пустились в пляс, а горло обожгла резкая боль. Грубая веревка поползла вверх, змеей оплетая шею, вырывая кусочки плоти и закручивая их в кровавую спираль. Рвущиеся к горлу руки никак не могли достигнуть его. Лицо покраснело и вздулось жилами, став неотличимым от уродливой морды некроманта. Захрустел позвоночник, растянутый и перекрученный в кровавый фарш с лопнувшей кожей. Глаза залили слезы и боль, рот тщетно пытался вдохнуть, но легкие уже не могли ему в этом помочь. Грубая, страшная сила тянула шею вопреки тяготению, будто сам дьявол восседал на обмякших плечах, помахивая облезлым хвостом и повизгивая от удовольствия. Эти восторженные звуки обернулись зловещим смехом - хриплыми нотками сатанинского клекота. Звук доносился из толпы.

    Кристобаль уже не мог видеть насмешника, его злых глаз, искаженного злобой лица, красной подвязки и черного браслета с загадочной вязью и треугольником. Некромант стоял в самой толпе, которая быстро редела. Фигуры превращались в подобные дыму тени и неуловимой рябью разбегались по сторонам, забирались под крыши, колодцы, камни мостовой и хворост у эшафота. Спустя совсем немного времени площадь опустела. На ней стоял лишь некромант и обступившие его полукругом вичхантеры. Смех становился громче, а лица охотников шелушились, поддаваясь невообразимым переменам, чернели и осыпались истлевшей пылью.

    Преображение затронуло не только людей - камни под ногами стали крошиться, в образовавшиеся трещины лезла трава, чернела и тут же рассыпалась. На выжженной поляне стояло с дюжину мертвых тел. Они не шевелились, лишь их истлевшие плечи вздымала пародия на человеческое дыхание - игра загробной памяти, злая шутка потусторонней природы. Основательные деревянные конструкции - комплекс виселиц-костылей, любовно возведенный скорыми на расправу палачами, стоял пустым и мрачным напоминанием о ночном ужасе.

    Кристобаль медленно поворачивался из стороны в сторону, веревка над ним потрескивала, еле выдерживая вес кольчуги и мокрого плаща. На первый взгляд могло показаться, что ноги его вытянулись, он стал значительно выше, но на самом деле такую иллюзию порождали сползшие с ног сапоги. Шея была сильно изогнута, кожа перекручена, местами полопалась и потемнела. Небритое лицо утратило все признаки жизни – его исказила предсмертная гримаса, из открытого рта, глаз и носа тянулись белесые дорожки заиндевевших слез и слюны.

    Кристобаль был мертв.

    Смерть длилась недолго. Понятие долготы само по себе плохо применимо к такому явлению, как смерть и во всем нормальном мире эта величина близка к вечности. Но некромантия - дар или навык, выходящий за пределы общепринятых норм.

    Первой вернулась мысль. Мысль судорожная и зыбкая, робко устремившаяся по всему телу и наткнувшаяся  на преграду из боли. Преодолев ее, импульс воззвал к инстинктам и руки потянулись к горлу. Пузатым червем, наполовину впившимся в кожу, веревка обхватывала шею. Пальцы рук нащупали такие ужасные повреждения, что боль уступила место страху. Кристобаль дернулся, не в силах издать ни звука. Комок в горле оповестил мозг об опасности, и инстинкт распространил по всему телу страх. Наполнившись страхом, оно ожило - ноги принялись искать опору, с носков слетели тяжелые сапоги, а руки нащупали узловатую обмотку висельной петли. Рыцарь обхватил веревку одной рукой и подтянулся, второй нащупал рукоять ножа и, сняв его с пояса, попытался освободиться. Он скорее помнил, чем чувствовал свое тело. Страх перед этим ощущением будоражил его, но тренированные мышцы решали все наперед. Видимо он был сильно ранен и все еще находился в бессознательном состоянии. Руки схватились за перекладину и, хрустя промерзшей кольчугой, воин влез на виселицу. Тело его было очень легким и в то же время непослушным. Лишенные чувств мышцы поражали своей силой. Перерезав веревку, Кристобаль аккуратно слез со смертельной конструкции. Он боялся повредить бесчувственное тело - поэтому был очень осторожен. На земле, вне висельного плена у него появилась возможность осмотреться.

    Это была почерневшая от ночного пожара поляна. Мертвецы исчезли, но об их пребывании свидетельствовали гадкие лужи под т-образными костылями. Седина утренних сумерек поблескивала заиндевевшей травой, пасмурное небо низко нависало над безликим простором. Меч и мешок Кристобаля лежали возле костра, где он их и оставил. Убрав точильный камень, рыцарь спешно собрался и зашагал прочь.

    Ветер трепал непослушные волосы, хлестко играя пыльным плащом. У воина не было причин менять маршрут, и запад вновь вел его в мифический край обитателей Ночи. Старческие бредни и детские сказки хранили в себе не мало упоминаний о таинственном и мрачном городе Черне. Камни мостовой этого города покрывали сажа и пепел, а стены хранили дурную память. Переполненный страхом и болью, город служил пристанищем отвергнутым богам - мерзким порождениями отвратной ереси ведьм и некромантов - Ноктикуле и Цернунну. Согласно легендам, при жизни эти существа покровительствовали Свету - но после ужасного пожара, что разрушил великолепие Терна, мертвые, но бессмертные, эти боги превратились в кошмар всего живого. Окружив себя демонами, извратив сущность погибшего Терна, они нарушили баланс. Поначалу робкие налеты становились смелее и вскоре им не могли противостоять даже многочисленные армии объединенных королевств. Тысячелетиями воина диктовала свои законы, пока в них не вмешался Черн и потери не стали превращаться в подкрепления. Военачальники бежали, суеверный страх опустошал поля битв и близлежащие села. Слабых духом бойцов заменяли крестоносцы, вичхантеры и люцеферы - предстоящее столкновение несло принципиальный характер, обличая извечную борьбу сил Света и Тьмы.

    Во всем этом ужасе на Кристобаля возлагалась священная миссия - пройти там, где не пройдет армия и положить конец противоестественному существованию мертвых богов. Тамплиер не был первым, но как надеялся всяк посвященный - ему дарован шанс стать последним и самым успешным убийцей.

    Он шел не чувствуя ног, обуздав страх и щуря глаза от яркого света. Свет заливал глаза подобно воску, лишая окружающий пейзаж должного великолепия. Божественное вмешательство сохранило рыцарю жизнь и преисполненный благодарности, с еще большим рвением он спешил исполнить свой священный долг. Воздух заметно теплел, солнце даже сквозь облака прогревало его, но руки становились лишь холоднее. Кристобаль коснулся раны - ее края были сухи, погрузив в разрыв пальцы, он ничего не почувствовал. Легкий ветерок недоумения пробежал по спине. Жуткая рана невероятно быстро пересохла, как и потрескавшиеся губы. Размышления на этот счет заполнили всю голову, причиняя боль и не желая укладываться в пределах разумного.

    В какой-то момент рыцарь поймал себя на том, что с самого пробуждения ни разу не моргнул. Видимо поэтому засохшие глаза начали подводить его. Он зажал уши руками и прислушался. Неужели его разом подвели все органы чувств, ведь иначе бы он услышал шум кровотока и биение сердца. Кристобаль облизнул губы, но вместо влаги почувствовал страх. Мысли сплелись воедино, и перед внутренним взором тамплиера предстало исчадие ада, в которое он превратился. Снедаемый самыми разными чувствами, мертвец остановился и упал в высокую траву.

    Время остановило свой ход. Окруженный шелестом травы и стрекотанием цикад, тамплиер лежал лицом вниз. Ему казалось, что он все же умер. В том смысле, что умер окончательно. Муравьи осторожно бегали по щеке, но воин не замечал их. Не замечал он и  шагов, что в былые дни уже заставили бы его изготовиться к битве.

    Одинокий скиталец приблизился к телу и замер. Какое-то время он просто смотрел, ожидая, что спящий проснется или дерется во сне. Но найденный не подавал признаков жизни. Тогда путник приблизился и ткнул в спящего палкой. Хрустнула кольчуга, но лежащий не ожил. Тогда странник навалился на бездыханное тело и перевернул его на бок. Переворачивая, он был готов ко всему - увидеть знакомое лицо, ужасную рану или пьяную морду, - но взгляд этих глаз поразил его! Мутные, в желто-багровых пятнах зрачки с невыразимой ненавистью смотрели на мародера. Сухие изжеванные губы грязно улыбнулись и мертвец, не моргая устремился к незваному гостю. Сильной лапищей он схватил юношу за горло и распрямился с ним во весь рост. Ноги пленника замолотили по воздуху, и безвольно повисли, когда бедняга потерял сознание.

    Кристобаль отшвырнул мерзавца как тряпичную куклу и ощутил в теле мощь, граничащую с безмерной яростью. Ему хотелось крушить и убивать, разрубать надвое и отделять конечности, упиваться боем, болью и кровью. Презрение к Тьме с ее подлым колдовством переполняло его - он проклинал судьбу за насмешку, церковь за слабость, а богов за безразличие. И все же, святые символы в облачении - на  шлеме, мече и кинжале - усмиряли его.

    Именно поэтому воин решил сохранить карманнику жизнь. В смуту, рожденную Темными Временами, среди тех ужасов, что окружали слабых духом людей - каждый из них был убийцей и вором.

    Рассуждая о чужих судьбах, Кристобаль забыл о своей. Одной рукой он достал нож, другой зажал рот незадачливому воришке. Продолжая витать мыслями в ближайшем будущем парня, он мечтательно улыбнулся своей затее. Лезвие ножа нежно коснулось чумазого лба и поползло вниз. Из-под острой кромки потекла кровь, боль пробудила мародера - глаза его округлились, щеки вздулись, но крепкая ладонь мертвеца не пропускала ни звука. Нож тем временем плавно выписывал затейливые пируэты, врезаясь в плоть до самого черепа. Несчастный замычал, из глаз потекли слезы - но мертвецу были неведомы даже простейшие чувства. Темное колдовство преобразило его, сохранив в гниющей оболочке лишь разум и примитивные инстинкты. К сожалению одного только разума было мало для формирования сострадания. Сквозь холодные пальцы вырвался сдавленный вскрик, и юноша опять потерял сознание. Оно и к лучшему, - подумал рыцарь. На залитом кровью лбу, в разводах грязи, рассечениями до самой кости было выведено слово "ВОР". Кристобаль улыбнулся - улыбнулся такой улыбкой, на какую только была способна его несчастная память.

    Оставив грабителя истекать кровью, воспрянувший духом рыцарь зашагал прочь. Помимо справедливого наказания из этой стычки он извлек и другой очень важный урок - благим целям можно служить и в дурной оболочке. Окрыленный чувством победы - точнее, воспоминанием о нем - не над жалким воришкой, а над самой Тьмой, сохранив преданность Свету, Кристобаль широким, уверенным шагом направился в лес через поле. Впервые за долгие годы он чувствовал себя замечательно - старые раны перестали болеть, голод исчез, как и потребность во сне. Даже погода больше не заботила его. Зарядил мелкий дождик, которого не чувствовала кожа, а глазам стало легче цепляться за окружающие объекты.