Христина

1
Солнце уже поднялось выше деревьев, но во дворе старенькой четырёхэтажки, отгородившейся от оживлённых улиц высокими тополями, ещё стояла тишина, нарушаемая лишь умильным воркованием голубей, поселившихся на крыше дома. Но вот хлопнула дверь, выпустив из подъезда жильца, и он направился к машине, прячущейся от солнечных лучей под сенью деревьев. Из раскрытого окна верхнего этажа выглянула девушка и, жмурясь от солнца, окликнула соседа:
– Дядьмиш, меня не забудьте!
Мужчина остановился и поднял голову:
– Оль, давай быстрее! И так проспал.
– Я мигом!
Сборы были недолгими. Переодевшись в спортивный костюм и, вытащив из кладовки новенькую газонокосилку, Ольга заторопилась к выходу, но в это время в квартиру без стука влетела соседка:
– Куда это ты с такой бандурой? – захлопала она накладными ресничищами.
– Как будто не знаешь? – в Ромашки, – занервничала Оля.
– А где твои?
– Павлик у бабушки, Трофим на работе.
– Одна, значит. Ну, так и поехали лучше на карьер: поплаваем, на солнышке поваляемся! – предложила соседка и состроила несчастное лицо: – А то мне одной скучно.
Но Ольга помотала головой:
– Сонь, не могу, я уже с соседом договорилась. Он внизу ждёт.
– Подумаешь, договорилась! Откажись! Он только обрадуется: баба с возу, кобыле легче. Успеешь ещё наработаться – всё лето впереди. А на карьере, знаешь, как сейчас здорово! Песочек горячий, водичка, как слеза. Позагораем, а потом, если хочешь, я сама тебя в деревню отвезу, – не отступалась подруга.
– Неудобно как-то, – помялась Ольга.
– А чего неудобного? Скажи: планы изменились.
Ольга замолчала, не зная, на что решиться, но, поддавшись уговорам, вернулась на кухню и крикнула в окно:
– Дядьмиш! Поезжайте без меня! Я в другой раз...

2
Дорога за городом была почти пуста. Сонька мастерски рулила, а Ольга глазела по сторонам, причащаясь зелёному благоухающему миру. А вокруг лепота: бархатятся высокие травы, плывут ароматы полевых цветов, на небе, высоком и синем, как белые пионы, распускаются облака. Лепота…
Обогнув распаханные угодья и несколько аккуратных придорожных деревушек, трасса побежала мимо леса. Замелькали стройные сосны, да так быстро, что глаза едва успевали перескакивать от одного дерева к другому. Забежав взглядом вперёд, Ольга вдруг заметила тёмно-защитного цвета «фольксваген», приютившийся под размашистой сосной. Из тысячи машин она узнала бы именно эту.
– Стой! Стой! – схватила она за руку подругу.
– Ты что, ненормальная?! – вскрикнула Соня, давя на тормоза. – Мы же перевернёмся!
Съехав с дороги, она остановила машину и сердито посмотрела на прильнувшую к стеклу Ольгу.
– Что ты там увидела? – но, повернувшись лицом к окошку, удивлённо присвистнула: – Ничего себе...
На опушке леса стояли и целовались двое. В мужчине Соня сразу узнала Ольгиного супруга.
– Поехали отсюда! – сдавленным голосом произнесла Ольга.
– Да эта лахудра и в подмётки тебе не годится! – гневно воскликнула Сонька, заводя машину, и, не услышав ответа, взглянула на примолкшую подругу: Ольга сидела неподвижно, закрыв глаза. По её щекам текли слёзы.
– Знаешь, что в старину говорили в таких случаях? – немного отъехав, сочувственно заговорила Соня. – Любишь – прости, а не любишь – терпи.
– Прости... а сама простила бы? – еле слышно отозвалась Оля.
– Откуда я знаю? – пожала плечами Соня. – Слушай, поехали ко мне. Что-то расхотелось купаться.
Ольга тяжело вздохнула:
– Всё равно...

3
Усадив гостью за стол, Соня задёрнула на окне шторы, чтобы солнце не било по глазам, и принялась доставать из холодильника продукты: нарезку ветчины, парочку свежих огурчиков, зелёный лучок. Пока резала хлеб, напевала услышанную недавно песню: «Пошлю его на-а небо...» – и вдруг лицо её сделалось злым:
– Вот что за народ подлый – мужики! Кобели! Поотрубать бы им, к чёрту, их колотушки! Вот так!
Соня взяла со стола огурец и, положив на разделочную доску, секанула по нему ножом. С деланной брезгливостью подцепив «обрубок» двумя пальчиками за хвостик, бросила в мусорное ведро. Довольная собой, вытащила из холодильника бутылку водки, которая тут же запотела, покрывшись бисеринками влаги. Наполнила рюмочки.
– Не бери в голову, Олька. Ну, приволокнулся твой на стороне, с кем не бывает? – и, сочувственно глядя в наполнившиеся слезами глаза подруги, мягко приказала:
– Ну что сидишь, как засватанная, поднимай эликсир жизни.
– Сердце ноет, – положа руку на грудь, поморщилась Оля.
– Ты это брось, – сдвинув бровки, погрозила пальчиком Соня. – Не вздумай поддаваться страданиям – засосёт. Глотни лучше холодненькой – всё как рукой снимет.
Соня выпила рюмочку и грациозно отправила в рот ломтик ветчины.
– Обладаешь ты, Сонька, даром совета, – вздохнула Оля, беря рюмку.
Перед глазами снова встала облитая солнечным теплом поляна и выходящая из леса счастливая парочка. Оля зажмурилась и сделала большой глоток – горячая струя ударила по горлу и медленно разошлась по всему телу.
– Все они кролики-террористы, так природой устроены. Глупо надеяться, что встретишь идеального, – с азартом продолжала Соня.
 Оля невольно улыбнулась. После выпитой стопки сердечная боль и впрямь притупилась, даже появилось некоторое безразличие: ведь жила она раньше без своего Трошки, почему же теперь не сможет жить без него? Слушая Сонькину болтовню, она снова наполнила рюмку и, не дожидаясь предложения, выпила.
После второй рюмки стало почти хорошо, даже захотелось петь. Ольга оперлась на ладонь и, приняв жалобное выражение, затянула «Парней так много холостых...», но Соня ласково прервала песню и помогла обмякшей подруге пройти в спальню, раздеться и лечь на кровать. Через минуту Ольга спала.
Проспала она весь день и проснулась, когда солнце уже скрылось за домами. Свежий ветерок трепал лёгкую шторку на приоткрытом окне, и в комнате было свежо и тихо. Ольга не сразу поняла, почему она спит в чужой квартире и почему так болит голова. Но, словно из тумана, выплыла и встала перед глазами картина: лес, солнечная поляна и двое, выбредающие из леса... Она торопливо соскочила с кровати, набросила на себя рядом лежащее на стуле платье и, поправив одеяло, отправилась на кухню, где шумела вода и позвякивала посуда.
– Ну как ты? – встретила улыбкой Соня. – А я тут котлет нажарила, картошечки сварила, сейчас поедим, как следует.
– Нет, не буду. Муторно... Пить так хочется... – пожаловалась Оля.
– Может, чай?
– Просто воды.
Соня налила полный стакан и подала подруге:
– Оставайся ночевать. Пашка твой всё равно у бабушки, а Трофим пусть поволнуется.
Ольга помотала головой.
– Пойду. Я и так тебя обременила.
– Ничего подобного! Твои огорчения – мои огорчения, – строго возразила Соня и, не зная, чем ещё можно приободрить подругу, весело предположила: – Слушай, а может, вообще ничего не было? Мало что нам показалось? Может, эта баба – родственница ему какая-нибудь или, ну, я не знаю, в общем, мало ли кто...
– Пойду я, – грустно повторила Оля. – Спасибо тебе за всё...
Выйдя из подъезда, она приостановилась и подняла голову. На меркнущем небе уже стояла прозрачная луна, показавшаяся скорбной и одинокой, такой, как и она сама в эту минуту. Отведя взгляд от неба, Ольга неторопливо побрела к своему подъезду.
Муж и сын уже заждались её.
– Мама, где ты была? – первым бросился навстречу Павлик, но остановился, с удивлением глядя на мать: – Ты что, пила?!
– Ну, выпила... У подруги была. Что, не имею права? – выдавила улыбку Ольга. – Ты не мне допрос устраивай, а лучше у папы спроси, с кем он сегодня в лесу был.
Павел перевёл недоумевающий взгляд на отца.
– Оставь нас, нам с мамой поговорить надо, – пробормотал опешивший Трофим.
Сердито блеснув на мать глазами, Павлик неохотно ушёл в свою комнату, а Ольга с ненавистью и презрением впилась в лицо мужу.
– Оля, прости. Ты же знаешь, что я тебя люблю, – понизил голос Трофим и, придвинувшись ближе, взял её за руку.
Вырвав руку, Ольга влепила ему пощёчину.
– Нет тебе моего прощения. Убирайся!
– Папка не уходи!!! – выбежал в слезах Павел. – Мама, зачем ты гонишь отца? Что он тебе сделал?
– А вот у него и спроси, – мрачно ответила Ольга и ушла в комнату.
Упав на диван лицом вниз, она лежала неподвижно, прислушиваясь, как муж и сын, тихо переговариваясь, собирали вещи. Горечь переполняла сердце. Мучительно хотелось обнять и поцеловать Пашку, не дать ему покинуть дом вместе с отцом, но она не остановила ни сына, ни мужа...

4
Сначала была рюмка, потом – две. Но с каждым днём какой-то ненасытный червячок, тайком вползший в душу, требовал всё большую дозу «напитка радости». Ольга и не заметила, как рюмка стала хозяйничать в её жизни: она бросила работу и все накопленные деньги спускала на величайший обман человечества, на спиртное.
Сын постоянно жил у бабушки. Трофим несколько раз наведывался к ней, пытаясь уговорить начать всё сначала, но она и слышать ни о чём таком не желала. Даже Соня отвернулась от подруги, отказавшейся от всего, кроме алкоголя.
Ольгин кошелёк истощался, и настало время, когда деньги вовсе закончились. Пришлось сдать квартиру или, как называла её Ольга, обидное место, а самой перебраться на дачу...
Хорошо летом в предместье Ромашки: кругом зелено, повсюду цветенье. По огородам расхаживают беспокойные, постоянно занятые неотложными делами скворцы, которые всё же находят время, чтобы порадовать сельского жителя радостным пением. Лукавые сойки шныряют по садам и мастерски подделывают свои голоса под петушиные или куриные. В какой огород ни загляни, домовитые хозяйки без конца возятся на грядках, свято надеясь, что обихоженная земля в добрый час сторицей возвратит засеянное.
Всем хорошо в деревне летом. Только Оля мается, живя, как за какую провинность. Давно забросила она свой участок. Заросли грядки лебедой да пыреем. Нет у неё больше той радости, которую она получала в былые времена от собственного труда, ведь даже для самого обыденного труда нужно внутреннее счастье.
Вот и сегодня, мучимая адским пламенем, сбегала она в продуктовую лавочку и спешно возвращалась, неся пакет, в котором весело позвякивали бутылки с недорогим вином. По дороге увязался сосед, нигде не работающий Никитка Зверев, живущий на другом краю Ромашек. В последнее время он зачастил в дом, где всегда есть чем промочить горло. Ольга пропустила его вперёд, а сама, заметив соседку, копошащуюся на грядках, бойко поздоровалась:
– Бог в помощь, Демьяновна!
Старушка медленно разогнула спину и спрашивающе сощурила светлые глаза.
– Бабуль, ты что: не узнаёшь меня? Это я, Оля. Я ж красивая!
– Лучше была б горбатая, – покачала головой соседка. – Зачем себя разоряешь? Пьёшь, водишься, с кем попало. Никитка женатый. Грех-то какой, прости, Господи... – добавила старушка без малейшего порицания, и лицо её при этом осветилось добротой и состраданием.
– А я разводная, мне не перед кем отчитываться, – сухо отповедовала Ольга, оглянувшись на дружка, ждущего её у порога.
– Как это не перед кем? Всем во всём Богу ответ предстоит дать, даже во всяком праздном слове. Посеешь живучи, пожнёшь умираючи.
– Ругай меня, бабушка Христя, ругай. Больше некому. Никому я не нужна, – обречённо вздохнула безмужница.
– Как это никому? А сыну?
– И сыну.
– Эх, девка, жизнь твоя отцветает зря... – нахмурилась Христина.
– Сколько той жизни... – отмахнулась Оля...
День этот, как, в общем-то, и многие предыдущие, стёрся из памяти.
Проснулась Ольга среди ночи, услышав какую-то возню за окном. Когда ушёл Никитка, не знала. Трещала по швам голова, мутило. Свет включать не стала (от луны и так было всё видать). Держась за стенку, вышла на веранду, где стояло ведро с колодезной водой, зачерпнула кружкой воды и, проливая на себя, большими глотками опорожнила. Снова услышав непонятный шорох и слабый писк, подошла к окошку и чуть не обмерла со страху: большими немигающими глазами из залитого луной междуоконья глядел... чёртик с огромными ушами, приплюснутым носом и складками кожи вокруг безобразного рыльца. Ольга закрыла и снова открыла глаза – уродец всё так же таращился на неё, но вдруг угрожающе поднял тощие плечики и злобно оскалился! Ольга в ужасе отпрянула от окна. Вмиг оказавшись на крыльце, бросилась к соседнему дому и забарабанила в дверь:
 – Бабушка Христя, откройте, это я, Ольга! Мне страшно!
За дверью тут же послышались шаги, и соседка, как будто вовсе не ложилась спать, появилась на пороге в своей обычной одежде:
– Что ты, Оля?
– Там... чёртик...
– Пойдём, покажешь. Вместе открестимся, – спокойно предложила бабушка.
Ольга попятилась, мотая головой:
– Я... я тут постою. А вы, если не боитесь, посмотрите. Он там, на веранде... между стёклами...
Христина, не сказав больше ни слова, посеменила по усыпанной песком дорожке, нырнула в соседнюю калитку, и в следующую минуту из темноты донёсся её весёлый голос:
– Этот чёртик не креста боится, а совы. Дай-ка сюда мне тряпку – там, у меня на верёвке, болтается.
Ольга мигом исполнила просьбу: схватив с бельевой верёвки лоскут, принесла соседке. И та, привстав на цыпочки, осторожно просунула руку в узкое пространство между стёклами и набросила тряпку на пищащего и принимающего угрожающие позы «нечистика».
– Ну, вот и весь страх! Нашла, кого бояться! Это летучая мышь. Она полезная, вредителей садов истребляет, – успокоила бабка, вытащив из западни зацепившуюся задними лапками за обрывок ткани и висящую вниз головой пленницу.
– Ну, милая, давай, лети!
Она тряхнула рукой, и мышь, пискнув, расправила большие шёлковые крылья, стремительно взмывая вверх.
– Но она и в самом деле на чёртика похожа! – виновато буркнула Оля.
– Бояться нужно тех чертей, что в душе, и избавляться от них, пока не поздно, – добродушно проворчала старушка, комкая лоскут в карман юбки и собираясь уходить.
Однако слабый, потухший Ольгин голос заставил её остановиться:
– Легко сказать. А если не получается...
Христина резко обернулась:
– А хочешь, помогу?
– Да! – нисколько не задумываясь, выдохнула Ольга.
  – Тогда стой здесь. Я сейчас.
Соседка сбегала домой и тут же вернулась, принеся с собой маленькую, размером с ладошку, иконку. Поцеловав, протянула Ольге.
– Она поможет.
Взяв её, Ольга недоверчиво взглянула на старушку:
– Я такую же в церкви видела, стоит совсем пустяк.
– Цена её не деньгами меряется. Она не одного страждущего от запойного греха избавила, – строго ответила Христина.
– И что мне с ней делать? – робко спросила Ольга.
– Посиди в тишине. Представь, будто перед Божьим престолом стоишь. Расскажи Господу о бедах своих и попроси помощи, – ласково посоветовала старушка и, прежде чем уйти, тепло, по-матерински, погладила Ольгу по плечу:
– Не бойся, дочка, плакать Богу. Он милостив...
Проводив соседку, Ольга убрала со стола пустые бутылки и, положив перед собой образок, села под настольную лампу. Долго и внимательно вглядывалась в светлый лик Богоматери, молитвенно воздевающей руки, затем перевела взгляд на Богомладенца, стоящего в неиспиваемой Чаше Причащения. В этот миг вспомнился Ольге её собственный сын, Павлик, когда он был совсем ещё маленьким, и она вместе с мужем купала его в ванночке. Вспомнилась и поездка всей семьёй на море. Какое счастливое было время! Если бы только можно было всё воскресить...
Ольга широко перекрестилась и растерянно посмотрела на Богородицу, не зная, что говорить и что просить. И вдруг затрепетало у неё всё в груди и, разъедая глаза, неудержимо хлынули горючие слёзы. И почувствовала Оля, как что-то стало подниматься от живота к горлу, вызывая рвоту. Содрогнувшись всем телом, наклонилась она... И тут что-то плотное и холодное, шевелясь и извиваясь, подкатило и выскользнуло изо рта, плюхнувшись на пол. Боже правый! Существо было живое! Зелёного цвета, похожее на ящерку, с короткими перепончатыми лапками, с красными глазками и... рожками! В страхе Оля схватила со стола пустой стакан и накрыла мерзкую тварь...
Первой мыслью было немедленно бежать к Демьяновне и, схватив её за руку, притащить в дом, чтобы предъявить это маленькое чудовище! Но взглянув на часы, Ольга решила дотерпеть до утра. Страшась смотреть на пойманного уродца, она поцеловала чудесную иконку и, выключив лампу, не раздеваясь, юркнула в разобранную кровать...
Проснулась со светлой головой и желанием «свернуть горы». Долго стояла у раскрытого окна, замечая всё то, чего ещё вчера не видела: огромное небо, лихо носящихся в нём неугомонных стрижей, плещущиеся у забора ромашки... Увидев на грядке соседку, весело спросила:
– Бабушка, вы когда-нибудь спите?
– Скоро уже высплюсь, – подмяв кулаком бок, разогнулась Христина и заулыбалась: – Лежать спина не даёт, а начнёшь что делать, забывается. Сама-то чего не спишь? Чёртики больше не лезли в окна?
Ольгу всю так и передёрнуло. Забыв ответить, она бросилась к столу и замерла, впившись глазами в перевёрнутый вверх дном стакан... Под ним никого не было! Ольга в недоумении смотрела на пустую склянку, а потом, схватив из угла веник, принялась тщательно выметать пыль из-под дивана, кресла, кровати, но вдруг выпрямилась: «Может, всё приснилось?»
Она всё ещё стояла в задумчивости, когда громкий стук калитки заставил её вздрогнуть. «Снова этот чёрт, Никитка! – возмущённо подумала Ольга, но, откинув шторку, ахнула: на узенькой дорожке, ведущей от калитки к дому, стоял Павлик и, заметив в окне мать, радостно помахал рукой. Ольга бросила быстрый взгляд в сторону дороги и вдруг почувствовала, как горячая волна поднялась в её груди: с букетом роз в руках из машины выходил её муж, Трофим...
 
Июнь 2010 г.