Кабинет 28 А. Часть четвертая

В свете дешевой китайской лампы буквы казались маленькими муравьями, ползущими по белому волокну бумаги. Я закрыл книгу и положил ее на край тумбочки. За окном уже давно стемнело. Я встал с кровати и подошел к двери. Завтра меня должны будут выписать. Но память так и не возвращалась. Я вышел в коридор и увидел того самого старика с белоснежной бородой, который сидел здесь три дня назад, когда я очнулся в больнице. Кроме него в коридоре была молоденькая медсестра с прыщавым лицом и пара санитаров, явно куда-то спешащих. Я подсел к старику, он снова что-то читал. Я попытался рассмотреть обложку, старик поднял на меня глаза, слегка прикрыв книгу, чтобы я смог разглядеть название, и улыбнулся. Это была кулинарная книга "Рецепты на каждый день". Пока я думал, как ответить на улыбку старика, он заговорил.

-Вы любите курицу? Я очень ее люблю. Особенно если запечь ее с картошечкой в духовке. Там еще, знаете, потом такая поджарочка вкусная. У меня жена так готовила. Я первым делом эту поджарочку и съедал. Очень вкусно. Очень. Весьма.

Я немного растерялся.

-Да, да. Я тоже люблю курицу.
-Молодой человек, как хорошо, когда есть, с кем поговорить о насущном. Ведь еда - это наше все. В этой больнице толком и не покушаешь. Какая-то мерзопакостная каша, какие-то тефтели! Кошмар! Да чтобы я, Виктор Евгеньевич Шейкин, доктор химических наук, питался черт-те чем - нет уж, спасибо! Совсем обнаглели, мерзавцы!

Он пригрозил кулаком медсестре, которая к тому моменту уже начала странно поглядывать на нас. Старик замолчал, смотря в стену и хмуря седые брови. Я решил потихоньку вернуться в палату и уже даже начал вставать, когда он вдруг схватил меня за руку и заговорщицким шепотом, торопясь и сбиваясь, проговорил:

-Молодой человек!.. У меня тут... вот... это... я вырвал из книжки... возьмите на память. Пара моих любимых рецептов. 

Он вложил мне в ладонь два аккуратно свернутых листочка, встал.

-Вот будете кушать потом, будете вспоминать Виктора Евгеньевича, благодарить меня будете. А мне пора. Говорят, сегодня на ужин весьма приличная картошка с маслом.

Я не успел ему и слова сказать, как он вдруг с необычной для старика прытью помчался в столовую. Медсестра проводила его взглядом, полным сочувствия и иронии одновременно. Я развернул оставленные мне бумажки. На одной было написано "Сырные палочки. Вкусное удовольствие у себя дома", заголовок на второй был более лаконичным - "Драники по-домашнему". Я хмыкнул и сунул бумажки в карман. 

Вернувшись в палату, я подошел к кровати, сел, достал из кармана телефон. Сообщений не было, пропущенных вызовов тоже. Сейчас мне мало кто звонил. Да и сам я звонил всего пару раз - маме и Косте, хорошему другу. Благо, его моя память не выкинула. Память ко мне так и не возвращалась. Мне давали какие-то таблетки, но толку от них было мало. Я постоянно просматривал последние вызовы в телефоне. Ни с одного из этих номеров, многие из которых даже были записаны под именами, мне ни разу не звонили за эти три дня. Правда, мама сказала мне, что предупредила всех моих друзей о том, что я в больнице и что меня нельзя беспокоить. Но некоторые имена в телефоне не давали мне покоя. К тому же, я по-прежнему боялся читать сообщения. Мне казалось, что там что-то такое, что мне лучше не знать. Не в том смысле, что какая-то страшная тайна, а в том, что там прошлое, которое, возможно, мне лучше не ворошить. Врач ведь сказал, что моя амнезия - это "защитная реакция". Мало ли от чего меня там мозг защитил. Или от кого. 

Я встал и решил перед сном выглянуть в коридор. Я увидел Лучинина, идущего, видимо, в свой кабинет. На секунду он резко остановился, словно что-то забыл, повернулся, снова остановился, махнул рукой и опять пошел в сторону своего кабинета. Мне показалось, что он даже заметил меня. Я еще немного постоял в коридоре, зашел в палату, выключил свет и растянулся на кровати. Тень от дерева за окном плела на стене мрачные узоры. Я сам не заметил, как уснул. 

Мне снился странный сон. Словно я сижу за столом в до боли знакомой мне квартире, меня кормят драниками и сырными палочками, передо мной две чашки - в одной сметана, а в другой горчица. Рядом чья-то фигура, но я не понимаю, кто это. Потом в комнату входит Шейкин и, поглаживая свою бороду, начинает громко хохотать, показывая пальцем на непонятную фигуру рядом со мной. Затем, опрокинув чашку со сметаной, прямо со стола на Шейкина прыгает черный кот. Шейкин начинает кричать, его борода превращается вдруг в прекрасное картофельное пюре, в котором утопают кошачьи лапы при попытке расцарапать ему лицо.

 Я проснулся от того, что у меня в кармане начал вибрировать телефон. Я открыл глаза, за окном все еще было темно. Достал телефон - ничего. Показалось. Я уставился в потолок. Ночью он казался даже белее, чем днем. Я на минуту задумался о своем сне, о потерянной памяти, о телефоне. И снова чувство дикого одиночества пронзило меня насквозь. Наверное, так пронзает адмиралтейская игла пасмурное небо над Петербургом.