Васька

Васька Руднев был отчаянный двоечник. Учёба никак ему не давалась. С младших классов он прочно занял позиции школьного оболтуса и тугодума. Когда на уроках математики вместо ответа на простейший вопрос, он сопел, швыркал носом, вытягивал полные губы, моргал светлыми глазками в обрамлении коротких рыженьких ресниц, и надувал веснушчатые щёки -  класс с детской жестокостью потешался над ним. Одноклассники прыскали, пряча лица в сгиб локтя или в сложенные книжкой ладошки, стараясь, однако, не очень явно показывать свою весёлость. Все знали, что рослый, с буйной рыжей шевелюрой и простецким характером Васька, запросто мог на перемене взять весельчака за шиворот и, не очень складно выражая свои мысли, пообещать «вообще прибить его напрочь». При этом крепко тряс выбранную жертву, и не забывал дать чувствительного щелбана по лбу, приговаривая своё обычное:
- Ах, ты, шанежка!
Как большинство крупных и, на первый взгляд, не очень умных пацанов, он был отходчив и не злопамятен. Тянулся к воображалам-интеллектуалам. Такие есть в каждом классе. Чистенько одеты, хорошо воспитаны. Посещают спортивные секции и различные кружки. Лидеры в обычной, повседневной школьной жизни. Любимцы учителей. Ваське же достался удел «заднепарточника», на которого давно махнули рукой. Несмотря на размеры, с детства Васька имел привычку постоянно поднывать в разговорах. Говорил, пришвыркивая слюной, которая скапливалась у него в уголках рта. В мальчишеских компаниях заводилы и говоруны затмевали превосходящего их физически Ваську. Вихрастый рыжик не обижался. С азартом шалуна участвовал в бесхитростных играх, довольствуясь третьими, четвёртыми ролями. В классе Василий был свой. За годы учёбы приходили к «бэшникам» разные новички. Были среди них и второгодники с замашками будущих хулиганов. Зачастую ученики отгораживались от них стеной бойкота, если пришедшие слишком явно пытались установить своё лидерство. Со временем всё становилось на свои места. Двоечники так и оставались двоечниками, кое-как переползая из класса в класс. Отличники - по удивительной случайности дети педагогов, так и оставались отличниками. Остальная масса учеников жила и училась, как миллионы советских детей - отсиживала положенное время в школе, зарабатывая свои тройки, четвёрки и пятёрки, а потом выплёскивалась на улицу, разбрызгивая энергию, юношеский оптимизм и озорство. Василий и в классе и на улице всегда был товарищем. За дверями школы никто из ребят не заглядывал в его дневник и не говорил нравоучительно:
- Ай-я, яй, Вася!
Мать Василия работала техничкой на заводе. Щёгольской одеждой Вася никогда не выделялся. Но все девчонки и мальчишки того времени были примерно одинаковы по степени обеспеченности их родителей, и не особо обращали внимание на редкие внешние различия.

Время шло. К восьмому классу стало понятно, что некоторые ребята уйдут из школы и продолжат учиться в многочисленных в стране Советов училищах и техникумах. Ушёл в профессионально-техническое училище и Василий. По старой памяти о фабрично-заводском ученичестве эти заведения сами учащиеся называли «фазанками».  Современное сокращение «пэтэушник» носило несколько уничижительный оттенок. Страна окрепла, институтское образование утвердилось нормой. Заводские школы стали чем-то вроде музейных экспонатов времён первых пятилеток. ПТУ были их приемниками. Шли в них в основном те, кому по той или иной причине была закрыта дорога в институт. Большинство не осиливали курс средней школы, в ПТУ это получалось у них не в пример легче. Многим приходилось начинать трудовой путь, помогая семье материально.  Приобщённые к труду, особой форме обучения, ребята быстро взрослели. Коллективы пусть и не изгоев, но как бы отделённые от будущих студентов мазутной меткой вечных работяг, были очень дружными и сплочёнными.  Потому и  сформировавшиеся в ученической среде термины  «ремеслуха», «фазана» произносились ими с каким-то пацанским шиком, как определяющие принадлежность говорящих к особому клану отчаянных сорвиголов в противовес маменькиным сынкам из средней школы.
Живя на окраине города, в заводском посёлке, бывшие одноклассники продолжали общаться и после того, как разошлись их ученические пути. Как и прежде в выходные дни, когда жаркое июньское солнце гнало отдыхающих школьников на «Варежку» - пруд, что приютился в глубокой впадине, ватага мальчишек плескалась в почти чёрной от взбаламученного ила воде. Родители на работе. Наказы и поручения по дому либо выполнялись кое-как, либо просто вылетали из головы. Мягкая зелёная трава на склонах, живописным амфитеатром окружающих пруд. Сам пруд в форме вязаной рукавички, упирающийся «пальцами» в искусственную дамбу, за которой непроходимая чаща черёмуховых кустов. Разбежавшиеся по северному склону стайки берёз с причудливо изогнутыми стволами – прихоть ветра. Прохладная тень от берёзовых крон и сверкающая рябью вода. Синее, синее высокое небо, выгнувшееся обратной чашей над впадиной. Ленивое безделье – идеальное времяпровождение.
- Вася, ты розовенький, как поросёночек.
- Ерунда. Кожа белая. Ни черта не могу загорать – сразу сгораю. Вся шкура потом слазит, - пояснял Василий возмужавшим густым голосом.

- Это твои веснушки солнце притягивают. Слушай, а ты здоровый, Васёк, что-то стал. Прямо амбал. Вот, что значит рабочий человек. Потягай-ка железо.
- Так я его и в спортзале тягаю. Пригласили борьбой вольной заниматься в секцию при училище. Попробуй, - говорят. Я и попробовал. Чемпиона училища заломал на тренировке. Тренер от меня не отстаёт. Говорит, что на Россию меня будет готовить, за трудовые резервы бороться.
- Ну, ты и бычара, Вася. Чего доброго и на России всех заломаешь.
- Могу, Петька, могу, - отшучивался, развалившийся на солнцепёке гигант.
Тела шестнадцатилетних парней оформлялись мышцами. Многие юноши занимались в спортивных секциях. Но, как-то явным стало, что всегда крупный, но бесформенный Василий превратился в хорошо сложенного, высокого атлета. Сила чувствовалась в его движениях, приобретших на тренировках отточенность и законченность. Лицо, с обычным глуповато-простодушным выражением, изменилось. Красивый парень. Прямой нос. Серые глаза. Упрямый с хорошим абрисом подбородок. Пухлые губы большого рта сохраняют доброе простодушие, но не портят общей приятной картины. Локоны светлой бронзы курчавятся надо лбом, стекают на могучую шею. Нет в нём жилистой сухости смуглых детей востока. Даже обилие веснушек к месту. Они словно убеждают:
- Большой, сильный, но добрый.
Василий часто приходил на школьные танцевальные вечера. Заметно было, что интерес девчонок к нему вырос. Стипендия и заработки на заводе позволили Василию приодеться. Он выгодно выделялся среди школьников не только внешностью, но и какой-то взрослостью.

Последняя школьная весна была ранней. Быстро сошёл снег. Идея похода возникла в головах заводил сама собой, и была принята одноклассниками на ура. Середина мая. Чувствовали юноши и девушки, что скоро закончится их школьное товарищество. Потому и романтика вечернего походного костра, объединяющего сидящих вокруг него, казалась в это время просто обязательной. Сговорились быстро. Наметили время и место отдыха. Согласился принять участие в выезде на природу и приглашённый Василий.
Лесостепь, окружающую город, изрезали  русла малых речушек, по которым лениво текла желтовато-бурая вода, укрытая тальниковыми зарослями. В низинах, в окружении кустов прятались карасёвые озёра. Берёзовые колки декорировали пространство, разбивая волнистую степь на участки причудливой формы.  Эти малые пространства раскрывались в новые, перетекая одно в другое. Стоило, двигаясь по полевой дороге, обогнуть берёзовый остров, как за ним взгляду открывалось следующее поле, далеко, на краю которого, вновь грудились берёзы. И так бесконечно. Там же, где степь не поддалась естественному наступлению лесов и рощ, а вольготно с сибирской безмерностью раскинулась застывшим земляным морем - там люди ограничили её бесконечность. Хозяйствуя, землепашцы исполосовали целину длинными,  убегающими к горизонту прямыми лентами - посадками тополей. Эти лесополосы во время зимних вьюг цеплялись за пролетающий ветер, отнимали у него его силу, заставляли сбрасывать снег с порывистых крыльев на землю. Копились сугробы. Копилась влага, необходимая для будущих урожаев. Зима уходила. Растаивали снега, наполняя оттаявшие озёра и образовывая в низинах новые. Весна. Уже зелёнь пробилась к солнцу, окрасила поля и кусты нежным цветом.
От электрички шумные одноклассники весёлой гурьбой устремились в поля. Разномастные рюкзаки гремели плохо упакованным снаряжением. Авоськи в руках топорщились припасами. Двенадцать мальчишек и девчонок пятнали просохшую пыль грунтовой дороги разноузорными отпечатками подошв спортивных кедов. Выехали с утра, в субботу не все. Пятеро мальчишек должны были приехать ближе к вечеру. Езды от города на электричке всего минут сорок. Лёша Емельянов – почти местный. Кто-то из его родственников жил в этих местах, и Алексей знал окрестности населённого пункта. Он и вёл ватагу романтиков к знакомому озеру, где планировали разбить лагерь. Идти надо было пару, тройку километров. Для шестнадцатилетних, семнадцатилетних десятиклассников - это легче лёгкого. Тем не менее, парни, играя в заботливых сильных мужчин, максимально разгрузили повизгивающих и постоянно смеющихся девчонок от их поклаж. Смело дымили на ходу сигаретами те, кто не сильно афишировал при взрослых своё пристрастие к табаку.
Генка с обстоятельностью человека бывалого – не один год с отцом выезжал на рыбалку и охоту, приступил к устройству костровища сразу, как только добрались до места. Ребята устанавливали палатки, сносили от ближайших кустов сушняк для костра. Девчонки комментировали действия мальчишек, умудряясь тут же давать десятки советов. Советов никто особо не слушал, но командовали все одновременно. Неважно, что никто не торопился исполнять ничьих распоряжений. Зато каждый был уверен в своей значимости и неоспоримой правоте. Над лагерем стоял жизнерадостный гомон. Генке нравилась эта бивуачная суета.
Вкусно пообедали, сидя и лёжа вокруг цветастого покрывала, котороё служило скатертью, расстеленной прямо на земле. Горячий походный суп, приготовленный девчонками,  ели, как самый изысканный деликатес, нахваливая поварих. А девчонки с чисто женской взрослой заботой в голосе и материнской теплотой в глазах предлагали вихрастым одноклассникам добавки. Не забыли и про товарищей, которые должны были подъехать. Оставили им жирный от тушёнки и густой от обилия картошки суп, домашние припасы. Всё чаще поглядывали на часы. Среди ожидаемых были троё самых авторитетных парней в классе – Эдик Кошевский, Виктор Петренко, Валерий Синяев. Лучшие спортсмены, лучшие ученики, лучшие кавалеры на школьных вечерах. Ваня Лысаков не вписывался в эту компанию. И учился он неважно, и ростом не вышел. Лицо узкое с остреньким носом, уши оттопыренными лопушками торчали в стороны с нависающими на них тёмными давно не стрижеными волосами. Он тоже был с ребятами. Генка помнил, что ещё в средних классах этот тщедушный мышонок твёрдо встал рядом с Генкой, когда интернатовские сорви-головы решили наказать их за излишнюю дерзость. Получили тогда оба. Классные лидеры прагматично удалились, разумно определив раскладку сил. Позже, с их слов, не очень умно поступили как раз Ваня с Генкой, спровоцировав глупую потасовку. А тогда, на заснеженной площадке для общешкольных линеек так и бились они с Лысиком пару минут против десятка шустрых и дружных ровесников из интерната. Мальчишеские драки в то время были не очень жестокие, но синяки остались. Пятым в компании вновь прибывших был Василий.
На окраине села ребят окликнули трое местных парней. Двое из них были, скорее всего, ровесниками десятиклассникам. Но, в отличие от аккуратно подстриженных Эдика, Виктора  и Валерия,  сельские парни, подражая знаменитым «битлам», обросли до плеч. Третий – кряжистый, широкоплечий парень выглядел явно старше. Смуглокожий, с длинными завитками чёрных волос, он походил на цыгана.  Белобрысый живой шустряк из тройки уже вопрошал нагловато:
- Эй, городские, закурить есть?!
Всё стало понятно. На чужой территории товарищи попались на глаза скучающим местным  шалопаям, которые не прочь были позадирать чистеньких и робких горожан.
- Не курим, - бросил на ходу Василий.
Местные ловко опередили школьников и преградили им дорогу. Эдик и Виктор, шедшие впереди, остановились, за ними встали и остальные.
- Чё, спортсмены что ли, - добавив грязный матерок, неокрепшим голосом продолжал шустрый, – какого притащились сюда со своим барахлом?
- Ты нормоконтроль? - ввернул малознакомое для школьников словечко Василий, - Ни к тебе приехали, сказали, что не курим, и иди себе куда шёл.

- Я не понял, в натуре, - забасил старший по возрасту парень, - ты на кого бочку катишь, чё ты кипиш поднял, рыжий. Ну-ка показал быстро, чё прёшь в рюкзаке.
Он угрожающе придвинулся ближе и неожиданно хлёстко ударил Василия по челюсти. Во рту Васи чавкнуло, тёплая жидкость струйками перетекла через губу, окрасила подбородок. И городские и местные на мгновение застыли, шокированные скоротечностью нападения. Крепыш попытался закрепить успех, обеспеченный уличной натренированностью в бесчестных драках. Он попробовал ударить ещё раз. Не успел. Ладонь правой руки Василия со смачным шлепком обхватила шею вожака хулиганов и резким рывком сдёрнула того с места, притягивая к груди. Основание раскрытой ладони левой руки встречным движением смяло нос обидчика. И тут же удар тяжёлого кулака в лицо забросил обмякшее, но ещё стоявшее на ногах тело в забитый пыльной прошлогодней травой кювет. Следующий из тройки нападавших с криком взмыл в воздух, схваченный за шиворот и за брючину под коленом. Василий безжалостно бросил его спиной на сухую дорогу. Бросил, как бросают, балуясь, сухую лесину в жидкую грязь, стараясь утопить её глубже. Парень взвыл от боли. Третий - говорливый шустряк, сбросив оцепенение,  отпрянул в ужасе в сторону, развернулся с необычайной ловкостью, и перепуганной насмерть дворняжкой унёсся  в ближайший переулок. Василий перешагнул через ноющего в пыли недавнего ухаря и склонился над приходящим в себя вожаком:
- Ну, что, падла, курить будешь или так посидишь?
С измазанного кровью лица таращились глаза, ещё до конца не осознающие, что произошло. Оба окровавленные, парни смотрели друг на друга: один с остывающей яростью, другой с нарастающим страхом и ненавистью.
- Ползи, коровам хвосты крути, соловей-разбойник долбаный, - ткнул в лоб сидящего Василий, - пошли, - распрямляясь, повернулся он к товарищам.
Четверо юношей так и стояли в застывших позах, переводя взгляды с одного окровавленного лица на другое. Недоумение и растерянность читались в глазах неподвижных выпускников:
- Как же так? Солнце же только что было такое доброе и яркое, птицы оглушительно пищали и цвиркали из кустов. Почему кровь? Почему страшно и неуютно? Мы ведь такие славные и правильные парни, за что нас так?
- Пошли, пошли, отомрите, - Василий удалялся по дороге, засунул пальцы в рот, - вот сука бандитская, коренной зуб выбил подонок.

- Найдём вас! – грязно ругаясь, пригрозил с безопасного расстояния чернявый.
Василий только махнул рукой, не оглядываясь.

Приход в лагерь и рассказанная история о стычке на дороге взбудоражили всех. Залитый кровью свободный ржавого цвета свитер Василия, показанная рана от выбитого зуба убеждали в серьезности ситуации. Тут же стали строиться планы дальнейших действий. Генка призывал к организации обороны и подготовке к боям. Более рассудительные девочки считали, что поход надо сворачивать и возвращаться домой.
- Ага, домой, - усомнилась в такой возможности хрупкая малышка Наташенька Лунькова, - а там эти хулиганы в селе уже нас поджидают.
Девчонки «задакали», закивали головами, согласные с тем, что хулиганы уже ждут их.
- Местечко одно укромное есть тут в паре километров, - сказал Лёшка Емельянов, - там редко кто бывает и по весне туда на технике трудно проехать, а пешком они нас искать по полям не пойдут. Так что лучше всего быстро свернуться и уйти отсюда.
- Ладно, ребята, Лёшка вас уведёт, а я вас провожу, и потом напрямик через поля пойду на тракт, тут километров двенадцать. Отдыха с такой рожей всё равно не будет, но за тёплый приём надо хозяев  отблагодарить хорошенько. Местным моя голова нужна. Если даже наткнуться на вас – не пузыритесь, не геройствуйте, валите всё на меня. А вообще, не бойтесь. Сегодня они покипишатся немного и успокоятся. Бухать пойдут. Постараются вас завтра на вокзале перехватить. Но, думаю, желания у них особого не будет, - Василий успокаивал взволнованных девчонок и пацанов, столпившихся вокруг него.
Уже без шуток и смеха быстро собрали вещи. Колья от палаток вопреки обыкновению не вытаскивали из земли. Поматерят их потом  косари, конечно, натыкаясь на торчащие в отросшей траве палки. Да, ладно. Пусть увидят жаждущие реванша местные сорви-головы, что был лагерь, но все ушли из него. Пусто. И всё обойдётся. Петляя среди плавных полевых увалов, скорым шагом ребята, не растягиваясь, следовали за Алексеем
- Нам, бабоньки, только стада коров не хватает и грудных младенцев. Ну, чисто беженцы от супостата спасаются. Ломит фашист проклятый. С коровами тут проблемка, но о грудничках можно подумать, а? -  Генка устал от напряжения, да и по лицу его не били, так что долго находиться в унынии у него не получалось.

- Эй, мужичок, а подзатыльничек за «бабонек»? – густым бархатным голосом остудила Генку Люда Агафонова – смуглая рослая, крепкой кости красавица-казачка, чья женственность была опасно взрослой для начинавших мужать одноклассников.
- Не-е, Людочка, с такими ласками у нас и с грудничками будет проблема, - отшутился Генка.
- Сам ты ещё грудничок, - соблазнительно улыбаясь, смягчилась Людмила.
- А, что? Можно и попробовать. Да нет, пожалуй. Некогда. Враг на хвосте. Потом, - перешёл границы дозволенного Генка и, приноравливаясь к прыгающему за спиной рюкзаку, затрусил по дороге, спасаясь от тяжёлой руки одноклассницы.
На новом месте вновь разбили лагерь, но без дневного возбуждения и весёлости. Низина скрывала палатки и небольшой костёр от нежелательных взоров - голая лесостепь, никакого видимого присутствия людей. От дороги ушли далеко в сторону. Так что, если кто и проедет по дороге, то бивуак не заметит. Вечерело. Девчонки и мальчишки жались к костру, окружив его плотным кольцом. Генка специально жёг только самые сухие ветки, от которых нет дыма. Вновь прибывшие, как и полагается лидерам, достали привезённые с собой пару бутылок болгарского красного вина. Компания оживилась. Классные вожаки вновь были в центре внимания. Выпили все понемногу, даже тихая скромница и необычайная умница Наташенька Лунькова сделала пару глоточков.
- Ой, как там Вася один по полям, далеко ему. Я бы ни за что не пошла одна, - не отрывая тёмно-карих глаз от пляшущего пламени костра, распевно поделилась Галя Кофтун.
- Вася у нас боец, он пробьётся, а вот тебя, Галю, я из юных друзей пограничников вычёркиваю, позоришь ты славную запорожскую сечь, - обрадовался Генка возможности позубоскалить.
- Да, Васёк, лишил нас удовольствия косточки поразмять. Быстрый, как электровеник. А так уже хотелось припечатать патлатому, что выступал перед нами, да, Витёк? – артистичный Эдик скривил в пренебрежительной улыбке губы, прихлебнул чай из кружки.
- Ну. Я только дёрнулся, а их уже и след простыл поганцев, не успел пинка наладить. Сухого листа бы ему прописал, да, - чмокнул губами в ответ Петренко – большой любитель пародировать известных артистов.
- Ой, мальчики, как вам не страшно с ними драться, они вон Васе прямо зуб выбили, рана ужасная.

- И почему парни такие злые, что мы им плохого сделали?
- Им скучно просто в деревне, вот они водку и пьют, а потом и творят что попало. Вдруг и правда поедут нас искать и найдут. Ой, девочки, мне так страшно.
Стемнело. Никто не уходил от костра. Разговор всё время возвращался к случившейся драке и возможному конфликту с местными. Парни, разогретые вином и успокоенные тишиной, становились всё смелее в речах. Тем не менее, было тревожно. Генка время от времени отходил от костра, смотрел из темноты на светлое пятно, окружённое тёмными силуэтами сидящих людей, прислушивался к шелестящей тишине наступающей ночи. Далеко-далеко ещё не уснула железная дорога. Удивительным образом отдельные звуки из большого села вырывались в поля, плутали среди берёзовых колков, добирались до лагеря школьников, совершенно не узнаваемыми. То ли это пускатель тракторного двигателя коротко протрещал, то ли колокол уличного радио выплеснул обрывок песни, то ли кто с грузовика сбрасывал плашмя доски. Какие-то ночные птицы подавали свои голоса. Высоко-высоко в тёмном небе невидимым шмелем гудел винтами пассажирский трудяга Ил-18. В один из моментов Генке показалось, что он явно слышит шум движущегося трактора. Он поднялся на край впадины, прислушался. Действительно, то пропадая, то усиливаясь приглушённый расстоянием треск пульсировал в километре, полутора от того места, где стоял Генка. Приглядевшись и привыкнув к ночному освещению, Генка заметил пляшущие неясные всполохи там, откуда доносился шум тракторного мотора. Свет фар то устремлялся вверх, когда трактор поднимался на взгорок, то исчезал, когда тот спускался в низину. Генка постоял ещё несколько минут. Трактор продолжал трещать в отдалении, свет выдавал его движение, иногда скрываясь за кипами деревьев.
- Злопамятные, гады, рыскают, кому ещё-то в полях, что делать в это время. Вроде не пахали в той стороне.
Генка тихо вернулся в лагерь.
- Лёша, помоги дровишек принести, - позвал он Емельянова, - пойдём, глянешь, что там в поле -  пахари или ухари местные на танке, - продолжил, когда они с Алексеем отошли подальше от костра.
- Да, похоже, не пахари, там пашни нет. Видно, друзья наши в гости едут.
- Всё веселее и веселее, - заволновался Генка, представив себе трактор «Белорус» с прицепом, в котором, держась за борта, стоит  орава возбуждённых алкоголем и желающих почесать кулаки местных парней, - найдут – не отобьёмся.

Товарищи в волнение продолжали прислушиваться и вглядываться в темноту.
- К озёрам направляются. Это в другой стороне. Я специально туда не пошёл. Здесь постоянных озёр нет, только по весне небольшой пруд талой воды. Какой дурак лагерь будет в чистом поле разбивать? Пусть ищут. Скоро водка выветрится, поедут в село. Будем поглядывать на всякий случай. Девонькам ничего не говори. Да, и бойцам нашим то же. Пусть спокойно идут спать. Костерок поменьше сделаем, чтобы зарево над низиной не привлекало внимания.
- Лады, Лёша.
Товарищи вернулись к костру, прихватив из заранее приготовленной кучи по паре сухих веток.
- Ой, девочки, а Вася дошёл уже до трассы или нет? Темно совсем. Он там один. Страшно и скучно, - всё тем же своим мягким распевом снова пожалела Василия Галя.
- Галка, не причитай, без этого тошно. Скучно ей. Дошёл, конечно, - выдала свое волнение одна из близняшек, постоянная активистка  Шептунова Ира.
- Галю, не кручинься, скоро местные хлопцы подъедут, такого гопака сбацаете, очи повылазят, - подделываясь под украинскую речь, пошутил Генка, - да и Витёк своего сухого листа приладит кому надо, если успеет.
- Дурень ты, Звонок, - отреагировал Петренко, уловив обидную подначку в словах одноклассника.
Огонь потрескивал сухими ветками. Школьники смотрели на огонь.
- Как тихо и красиво, - раздался в тишине чарующий голос Людмилы, - и чего этим придуркам неймётся.



Сухие стебли прошлогодней травы, не поддавшейся зимнему снежному прессу, шуршали по расклешённым джинсам,  шагающего по бездорожью Василия. Проводив бывших одноклассников до нового места, где те остались разбивать лагерь, Вася отправился к Змеиногорскому тракту, в надежде на попутной машине добраться до города.

- Завтра, ребята, поговорим, - мысленно выстраивал план действий  Василий, - в ваших же курятниках всех передавлю, шпана деревенская. Все в город приезжаете. Думаете, отсидитесь за своими навозными кучами? Не-е-е-т, шанежки, зуб за зуб.
Василий шёл, не особенно следя за направлением, обходя берёзовые колки, иногда выходя на грунтовую полевую дорогу и двигаясь по ней какое-то время. Движение, свежий воздух постепенно успокаивали его.
-Во, блин, а это что? Опять к селу вышел, что ли?
Впереди, за бугром стали просматриваться серые шиферные крыши крайних домов пристанционного посёлка. Над крышами чёрными тонкими сплетениями торчали телевизионные антенны. Большие крючки с перекрестиями, сделанные из металлических труб,  ловили электрические провода загнутым полым жалом. Дорога, петляя среди деревьев,  переваливала через возвышенность и пряталась в невидимом ещё полностью селе. Силуэты трёх всадников картонными вырезками появились на перегибе бугра. Василий остановился. До конных треть километра. Его заметили. Всадники засуетились, замахали руками, указывая в его сторону, что-то закричали.
- Не в ночное собрались, по мою душу, точно, - уже на бегу оценил ситуацию Василий.
Надеясь затеряться среди больших и малых берёзовых рощ и пологих увалов, сбить преследователей с толку, а потом выйти на трассу, оставляя закатное солнце справа от себя, Вася со всей стремительностью бросился под деревья. Он бежал на открытых местах в одну сторону и резко менял направление, когда скрывался среди растительности. На его беду перед ним распахнулось широкое поле. Оно понижалось и в том месте, где земля вновь начинала медленно вздыматься, серебрилась полоска воды. Старица узкой длинной лентой извивалась по заросшей тальником и вётлами низине. Ловушка. Василий с упрямством обречённого изо всех сил бежал в западню. Погоню он слышал за спиной. Она в паре сотен метров.
- Бежать, а когда уж точно тупик, тогда биться.
Конные не торопились. Весёлость голосов говорила об их уверенности. Жертве некуда деться. Как кролик бежит в расставленные охотниками силки, так и городской придурок бежал к непреодолимой преграде. Кто-то из всадников даже залихватски свистнул, изливая свою страсть удачливого преследователя.
- Свистун хренов, ещё не поймал, не свисти.

Василий, к удивлению верховых, не останавливаясь ни на секунду, щучкой бросился в воду и, мощно загребая, быстро поплыл к противоположному берегу. Плавал он хорошо. Большинство мальчишек на посёлке осваивали спортивный стиль плавания в новеньком бассейне. Выдавая  абонементы на посещение бассейна, тренеры, следящие за группами подростков, не давали им просто плескаться и баловаться на водных дорожках, а половину абонентного времени заставляли выполнять задания, обучая параллельно различным стилям плавания. И ненужного баловства было меньше, и приглядывались к способным школьникам, приглашая потом их к себе в секцию. До июньского тепла ещё далеко. Вода не прогрелась. Но разгорячённый бегом Василий не чувствовал холода. Да, и не впервой ему – купался на спор и в майской воде на «Варежке», и ранней весной проваливался там же, через потерявший прочность лёд. Всадники озадаченно повертелись на берегу, возбуждённо решая, что делать. Наконец, самый отчаянный из них направил своего коня в воду, а двое других галопом помчались вдоль старицы, стремясь обогнуть её с короткого конца. Животное с опаской несколько раз переступило передними ногами по топкому берегу у среза воды. Подгоняемое всадником зашло в воду и, гоня грудью водные буруны, пошло через  неглубокий водоём вброд. Ближе к середине старицы конь поплыл, неся на спине, не решившегося спрыгнуть в воду наездника. Василий не оглядывался, грёб к противоположному берегу. Тяжёлый мокрый свитер сковывал движения, но пловец молотил руками и ногами воду. Двигался к цели. Ноги коснулись дна. Помогая себе поворотами тела с раскинутыми в стороны руками, расплескивая бёдрами воду, Руднев рыжеголовым невиданным водяным побежал на сушу. Преследователь был в десятках метрах за ним. Василий в горячке пробежал ещё несколько шагов и обречённо остановился. Повернулся лицом к всаднику. Крепкий конь уже выносил того на берег. Мокрый, со слипшимися на голове волосами, в обвисшем, сочащимся водой свитере, с безвольно опущенными вдоль тела руками, Василий, казалось, смирился с судьбой жертвы, виделся  не таким большим и страшным.
- Что, паскуда городская, отбегался? Уроем сейчас, гад, - направил на Василия коня грудью сельский парень.
- На-а, гнида!
Василий быстро наклонился, схватил, лежавшую у его ног и скрытую прошлогодней травой жердь, около которой он встал специально. Разгибаясь и не останавливая движения сухого тальникового ствола, он с силой ударил по наезднику. Сбил преследователя с коня. Гнедой отпрянул в сторону. Василий с остервенением ещё раз опустил подвернувшееся оружие на тело лежащего парня.

- Кролика из меня хотели сделать? Вот вам. Может ты и рубил эту жердь, готовя обвязку для прошлогоднего стога сена. Удачно срубил. Хорошая жердь. Крепкая.
Решение пришло само собой.
- Тпру, тпру, спокойно, хороший, спокойно, опсо-о, опсо-о - медленно направился к остановившемуся  недалеко коню Василий.
Конь, не доверяя в первый момент чужаку, косясь, отошёл на несколько шагов. Седла нет, только уздечка. Сельский трудяга. Он столько раз подчинялся воле разных людей, что и сейчас не стал долго упрямиться. Позволил взять себя  за узду, успокоенный ласковым голосом человека. Василий, пользуясь ростом, одним махом вскочил на спину мерина. Крутнулся на месте, приспосабливаясь к верховой езде. Где-то далеко, за кустами спешили невидимые пока преследователи.
- Ну, команчи, теперь ловите. Но-о, но-о, - подобрав узду,  заколотил по бокам коня  мокрыми кедами Руднев.
Ему уже доводилось ездить верхом на лошадях. Потому он пустил коня крупной рысью напрямую через поля. Погони не слышно. Очевидно, хватило забот преследователям с побитым товарищем. Теперь Василий внимательно следил за направлением, сверяясь по заходящему солнцу. Гнедой трусил рысью по не паханому полю. Через несколько сот метров череда увалов и рощ совершенно изменили местность, на которой невозможно было заметить ни оставленного позади села, ни трясущегося по полям всадника.
- Нормальный транспорт раздобыл, а то топай два часа, гоняй сусликов. О, надо на попутную полевую дорогу выезжать, не приведи ещё коню в большую нору копыто засунуть. Блин, классно я с жердью придумал. Хорошо, что она мне на глаза попалась. Думал, поди, селянин, что я уже сдох от беготни. Ага, сейчас. Я бы и без дубины его с коня стащил. Ничего приложил ему. Свистун. Шишка приличная у него на лбу будет. Чингачгуки не сдаются, кинушки надо смотреть. Как они на них ездят-то, вся задница уже болит, -  мысли Василия прыгали, как будто подбрасывающие всадника движения животного, не давали им тихонько покоиться в голове. День в середине мая не долог. Сумерки сгущались. Дорога вилась в нужном Василию направлении. Ещё не высушенная летним зноем до каменной твёрдости, серая лента дороги мягко глушила звук конских шагов. Рано прилетевший Черноголовый Чекан, устроившись по обыкновению на торчащем из травы тонком сухом стебле прошлогодней полыни, разглядывал с безопасного расстояния огромное двухголовое существо. Издалека птичка казалась сухим листком, каким-то образом устоявшим против осенних и зимних ветров, и не оторвавшемся от родного стебля. Но, приглядевшись, становилось ясно, что это маленький франт в черном фраке, рыжей жилетке и  белой манишке цепко держится лапками за стебель, оглядывая раскинувшиеся перед ним поля.  Движущаяся гора не представляла для него опасности. Топ - топ, топ - топ. Всё дальше и дальше. Вот и снова только простор, и чудесный вечер.
О преследователях Вася не думал, был уверен, что далеко от своих околиц сельские парни не пойдут. Им ещё объяснять взрослым где конь, почему голова разбита. Говорить с дружками будут много, а дел никаких. Вдалеке стали видны движущиеся светлячки автомобильных фар. Тракт. За ним знакомая по поездкам на рыбалку большая деревня. Не доезжая до тракта, Василий спешился, освободил рот животного от металлических удил, погладил коня по шее:
- Вот есть же нормальные чуваки в вашем селе. Спасибо, коняга. Давай домой.
Василий развернул коня на дороге. Поднятым с земли прутом шлёпнул по крупу. С криком пробежал за отпрянувшим конем несколько метров.
- Жрать захочешь – дорогу найдёшь.


Деревенский клуб, освещённый электрическим светом, был заметен с трассы. Одноэтажное вытянутое деревянное здание вместе с магазином и почтой формировало небольшую площадь. Асфальтированный проезд соединял площадь с автомобильным трактом. На площади кучковалась молодёжь. Через освещённые открытые двери клуба вырывалась музыка. Танцы. Субботний вечер. Василий обратил внимание, что остановочный павильон у края проезжей части покрыт мраком и пуст. Значит, автобус будет не скоро, ожидающих пассажиров нет. Ноги сами принесли юношу к клубу. Привычно войдя в светлое помещение, Василий окинул взглядом парней и девчат,  что сидели вдоль стен на деревянных откидных креслах, соединённых по четыре в ряд. Семечки, болтовня, хихиканье. Всё одно и то же. Танцы только приближались к той стадии, когда соберётся вся молодёжь и будет волной устремляться от стен к центру зала при первых аккордах зажигательной знакомой мелодии. Смолкнет музыка – пары рассыпятся и отхлынут на свои места, чтобы через одну, две минуты  повторить всё сначала.  Звук из колонок глушил разговоры. Кое-кто, наверное, обратил внимание на незнакомого парня, который вошёл в клуб и без смущения разглядывал его обитателей. Вид у пришельца был не самый праздничный, но и местные удальцы не всегда утруждали себя одеванием галстуков.
- Что-то не до танцев мне, - подумал Василий, - нащупывая языком во рту всё ещё ноющую рану от выбитого зуба.

Вася направился к выходу. Через открытые двери он увидел перед входом тарахтящий мотоцикл – может быть, не такой и старый, но изрядно потрёпанный салатного цвета «Иж-56». Два парня соскочили с него, не заглушая двигатель, установили мотоцикл на подножку. Смеясь и громко разговаривая, вошли в клуб, мимо посторонившегося Василия.
- Боятся не завести потом, не глушат, - подумал Вася, - девонек хотят покатать.
Ногой Василий откинул освобождённую от нагрузки подножку на её место вдоль выхлопной трубы. Перекинул ногу через мотоцикл, усаживаясь на пружинящее сидение. Выжал сцепление, переключил скорость, добавил газ. Двухколёсный труженик взорвался треском, рванулся с места, подчиняясь умелому водителю. Несколько секунд и уже далеко по трассе прыгает свет мотоциклетной фары и затихает звук двигателя. Никто ничего и не понял вокруг, увлечённый собственными делами и разговорами.
- Это сколько же я уже статей нарушил? Сейчас только гаишников не хватает.
Благополучно домчавшись до поворота на свой заводской посёлок, Василий спрятал мотоцикл в глубоком кювете около лесополосы, прикрыл его наскоро ветками и травой.
- Парням скажу, пусть звякнут по телефону в сельсовет в деревне, скажут, где искать завтра  мотоцикл.


С утренней электрички вместе с другими пассажирами сошли в селе трое парней. Два отчаянных друга Василия по совместной учёбе откликнулись на его предложение восстановить справедливость. Сколько раз им приходилось участвовать в уличных стычках со сверстниками, так что перспектива драки не пугала, а, напротив, возбуждала и веселила их. Скоро, совсем скоро взрослые с удивлением будут задавать себе вопрос:
- Откуда и как появились эти ничего не боящиеся группы молодых людей, учащиеся всевозможных ПТУ? Почему с такой жестокостью и организованностью они отстаивают свои права и устанавливают ими же придуманные законы?
 Это будет потом. А пока, кодекс чести и справедливости в мальчишеском понимании формировался у молодых людей параллельно с привычными комсомольскими лозунгами.

Небольшой перрон быстро освободился от пары десятков пассажиров, сошедших с электрички. Те же не многие, кто ожидал электропоезд, чтобы добраться до города, сидели на лавочках у стены станционного строения. Приехавшие друзья отошли к дальнему концу деревянного одноэтажного вокзала. Присели на лавку. Кусты почти полностью закрывали её. Однако перрон перед сидящими просматривался хорошо.
- Что, Васёк, тут подождём пока твоих обидчиков? У них два места  потолкаться – вокзал, да базар. А базар-то рядышком, вон он, - цикнув слюной через зубы, указал пальцем Ваня Стёпкин в сторону сколоченных из досок лотков. Не крашенные, сизые от дождей и солнца простые прилавки стояли за перроном на небольшой свободной площадке. Ранние торговки поторопились расставить на некоторые из них свои товары. Весело переговаривались. Готовили к продаже семечки, перезимовавший в погребах и ямах картофель, молоко, разлитое в банки и простые полулитровые бутылки.
- Акстись, Стэп, нашего Рудика трудно обидеть. Васю можно огорчить, но это больно, - Толик Кукарцев подбросил лидеру леща.
- Кому больно, Кука? Васе?
- Да, нет. Больно тем, кто его огорчает.
- Посидим, оглядимся. Если появится кто знакомый, мы с ним потолкуем. Нам надо до цыгана добраться. Чувствую, он здесь над шпаной верховодит. Обычные школяры его сильно не поддержат, а дружков его я уже видел – слабаки. Если что, с малышнёй поболтаем. Чернявого здесь наверняка все знают. Наглючий. Покажут, где живёт. С цыганом поговорим, объясним ему смысл жизни, - коротко набросал товарищам план действий Василий.
Парни, на которых никто не обращал внимания, как и другие ожидающие убивали время в неплотной тени кустов, набирающей пышность сирени.
- На ловца и зверь, - в растяжку произнёс Вася после получасового наблюдения, - смотрите, пацаны, вон у лотков белобрысый с патлами трётся. Вон- вон, с тёткой разговаривает.
- Секу, Рудик, - ответил Кукарцев.
- Вижу, вижу кента, - подтвердил и Стёпкин.
- Вы аккуратно подойдите к нему, только без кипиша. А то он шустрый жуть – махом смоется, как суслик в нору. Задержите его. Только, чтобы бабки хай не подняли. Отведите в сторонку. А я за вами следом, чтобы раньше времени не спугнуть хмыря. Он-то нас к цыгану и отведёт.

Кукарцев не спеша подошёл ближе к лоткам, встал сбоку от них так, чтобы торговки не сильно обращали на него внимание. Стёпкин с видом скучающего бездельника, ожидающего электричку, перекрыл ближайший к базарчику переулок, в который мог нырнуть местный паренёк. Толик достал из кармана мелочь, высыпал на раскрытую ладонь, стал считать.
- Вот, блин, потерял что ли? Да где же они? - он пересыпал мелочь в другую ладонь, зажимал её в кулак. Свободной рукой снова залазил в карман, шарил там. Снова пересыпал мелочь, проверял другой карман, - ну, надо же, ведь были же. Эй, друг, - доверительным голосом  обратился Толик к патлатому, который заинтересовался старанием недотёпы  найти деньги. Одновременно Кукарцев махнул призывно рукой, подзывая сельчанина.
- Выручи, друг, двацулик потерял, когда билеты покупал, наверное. Курить хочу, спасу нет, а сигареты кончились. Не одолжишь? Я отдам.
- Не-е, денег нет. «Беломор» будешь?
- А то? Шикуешь, друг, «Беломорчиком» балуешься. Слушай, а корешку моему не дашь папиросочку, а то у него тоже уши опухли, - Толик отошел на несколько шагов в сторону Стёпкина, указывая на него вытянутыми руками.  Кулаки зажимают медяки. Хочешь, не хочешь, а местному нужно самому подойти, чтобы угостить страдальца. Ваня глядел себе за спину, как будто что-то там его заинтересовало. Толик добродушно улыбался  и сделал ещё пару шагов по направлению к своему товарищу.
Местный парень был дома и не думал о возможных неприятностях. Он с подчёркнуто независимым видом подошёл к Ивану, протянул открытую пачку папирос:
- Угощайся.
- Отойдём, поговорим, - Кукарцев жёстко подтолкнул парня в спину.
Паренёк оглянулся. Добродушный незнакомец больше не улыбался. Лицо злое, как перед дракой. Рубашка на груди сельского жителя натянулась. Стёпкин зажал её в кулак. Не вырваться. Переулок пустой. От торговок тройку парней скрывают кусты.
- Не дрейфь, на пару слов. У друга нашего есть вопросик к тебе.
- Узнаёшь? – подошёл Василий, - мы тут с вами встречались вчера на дороге. Узкие они у вас дороги. Трудно разойтись. А, чё один, где подельнички? Как цыган? Живой?
Парень молча смотрел на Василия, открыв рот и выпучив глаза.

- Вот, приехали узнать – не обижали ли наших товарищей. А то вчера кто-то грозился найти всех и наказать. Нашли? Рассказывай, друг, не бойся. Ты же никого не бил, правда? Это, ведь,  цыган дурканул, как обычно. Давай, давай, не трясись. Говори.
Первоначальное оцепенение спало с юноши. Ноги его мелко дрожали. Лёгкая тошнота подкатывала к горлу. Голос был какой-то чужой, плаксиво детский. Слова с губ срывались отрывисто с перерывами:
- Никого не трогали…. Это всё Чёрный…. Он с пацанами трактор угнал…. Хотели попугать вас…. Трактор у озёр, в грязи утопили…. Никого не нашли…. Коляну кто-то голову разбил, он коня потерял…. Я никого не трогал…. Не вру.
- Тихо, тихо, не трясись. Чёрным, значит, цыгана зовёте, да?
- У него фамилия Черных.
- Подходит. Веди нас к нему и не дёргайся на улице. Второй раз убежать не удастся. Ничего не сделаем твоему Чёрному, поговорим просто, что нехорошо обижать городских. Мирно жить надо. Ты же за мир? Битлов любишь? Есть записи? Слушаешь?
- Есть…. Люблю.
- Во, и мы любим. Классные парни. Веди, веди, тебя как зовут?
- Виталик.
- Пошли, друг Виталик, - позвал парня Василий, держа свою тяжёлую ладонь на его шее.



- Вася, ты же обещал только поговорить с Чёрным?
- Нет, с ним словами нельзя. Он злой и падлючий. Он силу только признаёт. Слова для него слабость. Он же, гнида, мне зуб выбил. Близко пусть боится к городским подходить. Пришлось два раза стукнуть.
- А как же дружба села и города, - расправляясь с купленным на станции пирогом с квашеной капустой, прочавкал Кукарцев.
- Так мы всегда за дружбу, но идиотов надо учить уму-разуму. Мои теперь спокойно уедут, никто их не тронет. Я всё цыгану объяснил.

Электричка неслась к городу. Иван и Толик сидели в вагоне, на жёстких скамьях напротив Василия.