Десант. Глава повести Легионы Движения

10. Ваня Товпак округлил свои красивые выразительные карие глаза:
- Та, демоны, я ж кажу. Бачив я цю десантуру….
Генка настолько привык к украинскому говору, что не замечал по-русски или по-украински разговаривали его товарищи. Слова непроизвольно трансформировались в его сознании в понятный ему русскоязычный текст. А неспешно-спокойный парень из Закарпатья продолжал вязать мягко шипящие слова, сплетая для слушателей картину событий, участником которых он был:
- Угораздило меня влипнуть. Мою машину прикомандировали к штабу одной из сторон окружных учений. «Кунг» удобный - со столом, лавками, с набором канцелярских и чертёжных инструментов. Штабная машина, чего там. Наш майор при штабе крутится с кучей карт и схем. Всё, как взаправду. Расположились на большой длинной поляне в лесу, маскировочными сетками затянулись, антенны пораскинули, телефонными проводами опутались. Война тебе, да и только. Машин разных десятка три. Часть из них в линию выставлена, а часть, как попало разбросана. Я свою приткнул, куда майор указал, ветками сверху утыкал, как хату в праздник – замаскировал.  Сам-то он ушёл службу служить. А я к своим подался - к шоферам. По поляне полковников бродит, как муравьёв по муравейнику. Я уже и честь не отдавал – рука отвалится. Они тоже до нас не докапывались. Ходишь, воротничок расстёгнут, никто замечаний не делает. Воюем. Бойцы-шоферы на краю поляны собрались, подальше от начальства. Курили, болтали. Погода хорошая, тепло. Как будто дома летом за село с хлопцами выбрались на зелёный склон, на пикничок.
В течение дня дел у меня особых нет. Чего если майор от скуки попросит только. А так сам себе предоставлен. С мотором для виду повозился, морду мазутом измарал, майору показался – дерзаю, мол, тружусь, отец командир, не покладая рук, это у вас игрушки в войну на бумаге, а у меня техника – она ухода требует. Спал, в общем, как сурок. Стёкла в дверцах приспущу, завалюсь на сиденье, скину кирзачи и задаю храповицкого, пока полканы картами шуршат в «кунге». Свежо. Мошки нет.  Служил бы и служил.
Ели от пуза. Кухня полевая одна на всех. Офицерам наши же срочники повара готовили, но как-то складнее у них выходило, чем в части. Почти, как дома. Перловки не давали. Картошечка, лапша, гречка. Тушёнки не жалели. Пережаренным луком заправляли. Овощи свежие. Хлеб вкусный. Если борщ готовили, так черпак стоял. Нам даже сметана перепадала.
На ночь мы с майором перебирались в «кунг». Матрасы, одеяла, простыни – всё с собой. Устраивались по-царски. Майор, подозреваю, с братьями-офицерами после ужина стопарик пропускал для лучшего сна. Аромат от него знакомый исходил. Мне не предлагал, соблюдал субординацию. Но, в общем, нормальный мужик. Всё байки мне травил про свою молодую курсантскую жизнь. Так и жили пару дней. Днём на поляне суета. Приезжают и уезжают машины. Раз даже генерал пожаловал. Мы, естественно, с глаз долой, полканы животы подтянули, забегали. Перед генералом козыряют, лица серьёзные, умные ужас, глаз с генерала не сводят. Когда начальник со свитой уехал, всё пошло, как обычно: офицеры в машинах над картами колдуют, посыльные бегают, мы на опушке пухнем от курева, часовой скучно бродит по поляне, блестя на солнце пристёгнутым к стволу автомата штык-ножом. Кухня дымит. Вокруг кухни суетятся повара в матерчатых белых колпаках и передниках. Забавно, спереди - нормальный повар, а сзади солдат в сапогах, галифе и в белой полуюбке. Наряд по кухне в выцветших бэушных хэбэшках  крутится. Тихо, спокойно.
На третью ночь что-то не поспалось мне. Днём переспал что ли? А может, майор своим храпом разбудил. Заливается, как пикирующий бекас. В пятом часу проснулся, за машину, пока никто не видит, сбегал. Закурил. Утро свежее. Туман начинает рассеиваться, над самой землёй низко висит тонкими пластами. Первые птахи голос пробуют. У дальнего края поляны сорока затарахтела резко, да громко как-то в тишине, я даже вздрогнул от неожиданности. Голову повернул. Что за чёрт? Из леса, метров за триста от нас вдруг появилась цепь косматых, рогатых фигур. Десятка три. Нижние части фигур скрыты туманом, как водой, а верхние стремительно скользили по плоской поверхности тумана, как по льду. И всё это в тишине. Метров сто не добегая, как ударили они с автоматов одновременно. Тишину разорвало вдребезги. В воздухе чёрный дым от выстрелов. Меня, словно ветром с места сдуло. Махом в будку заскочил. Майор с ошалелыми глазами уже навстречу мне вскочил. В дверь выглянул, да как заорёт:
- Дверь закрывай! Десантники!!!
Не смотри, что наш зампострою небольшой и кругленький – метался внутри будки, как теннисный шарик в коробке из под обуви. Дверь на защёлку. Карты сгрёб и под матрас засунул. На поляне грохот, треск. Мы к окнам. Эти черти уже тут. Несутся, как лошади, с автоматов палят, взрывпакеты разбрасывают. Все в камуфляжных свободных комбинезонах с капюшонами, рожи пятнами и полосами измазаны, над головами и за спиной ветки прикреплены, на поясе подсумки, ножи, сумки противогазные. Ну, демоны и демоны  - одно слово. Растерянный часовой был скошен, как колосок комбайном. Приложил его кто-то из десантников. Он бедный даже предупредить не мог. У него же магазины без патронов. Хоть бы холостых дали, пошуметь, если чего. В ближней к нам машине, в водительской кабине вижу - испуганное белое лицо водителя прилипло к стеклу в дверце. Один из десантников на бегу ловко так заскочил на подножку кабины, стволом автомата очертил круг вокруг стекла, одновременно выпустив огненно-трескучую очередь. Тут же выхватил штык-нож, перекрестил стекло, полоснув по нему лезвием. Бедный водила от страха чуть с другой стороны не выпрыгнул. Десантник уже у колеса. И ведь проколол, сволочь. Кто-то дернул дверь нашей машины. Я ещё подумал, что хорошо я привык закрывать свою кабину. А майор на всякий случай ещё и ручку двери изнутри держит. Остальные нападающие по поляне пронеслись, перерезали все провода, проткнули десятка полтора шин, и исчезли, как и появились.
Бойцы и офицеры проснулись, повыскакивали из машин. Мат стоит. Кто-то пытается командовать. Привели одного десантника. Без автомата, капюшон с головы снят, комбинезон порван. Шофера уже успели поработать – нос разбит, губа кровоточит, под глазом синяк наливается. Бычится, смотрит исподлобья. Но видно, что настроение уже не такое боевое. Кому хочется попадать в плен, да ещё и по соплям получать. Позже уже от водителей узнал я, что отчаянные «рули», когда увидели, что у их машин колёса протыкают, прямо в трусах, босые кинулись на десантуру. Не миндальничали, махались, как с чужаками на танцах в клубе. Нескольким успели лица разукрасить. Но, те ловкие, отбились. В спешке не заметили, наверное, что одного из их отряда вырубил какой-то крепкий хлопец. Не стали его отбивать, растворились в лесу. А бедолаге сгоряча потом ещё добавили, пока кровь в голове шумела. Офицеры остановили разбушевавшихся солдат-водителей. Позже, когда, как обычно, курили с мужиками на опушке, хохотали, рассказывали, как полканы с отчаянным криком: «Дверь держи!», - старались не пустить в машину нападавших. Тянули на себя ручку двери, упирались босыми ногами в стенку, оттопырив зады в семейных трусах. Война-то не настоящая, но за потерю документов и карт начальство не поощрит. Вот и воевали, как могли. Используя внезапность и напор, десантникам удалось в нескольких машинах проникнуть внутрь. Выбрасывали всех из машин не взирая на звания. Бумаги и карты мгновенно засовывали в вещмешки и, постреляв над головами, убегали. Устроили тогда нам «Синие». Мне повезло – на моей машине шины целыми остались. Но, теперь я знаю, что такое эти десантники, сам видел.