Ангел Татьяна
Татьяна знала, что обычно такие тихие ночи бывают накануне больших наступлений. В течение последней недели по дороге, у которой стоял фольварк*, где разместился прифронтовой госпиталь, непрерывно двигались тягачи с тяжёлыми артиллерийскими орудиями, грузовики со снарядами, вереницы танков, «катюш» и колонны солдат. Судя по всему, готовился решительный штурм Кёнигсберга, и вся эта мощь должна была обрушиться на головы тех, кто укрылся за стенами, казалось неприступных каменных фортов. Разлившаяся предрассветная тишина напоминала тишину перед грозой.
Татьяна подошла к цистерне с водой и наполнила чайник. Из дома неторопливо вышел главный хирург – майор Трофимов, заметив её, он негромко произнёс:
– Здравия желаю, товарищ Татьяна!
– Здравия желаю, товарищ Вадим Евгеньевич! – в тон ему и с усмешкой ответила она. – Вообще-то, если уж «здравия желаю товарищ», то не по имени, а по званию – «товарищ младший лейтенант»!
Трофимов, смутившись, опустил глаза и с грустью пробормотал:
– Ну, что поделаешь, если я такой вот человек, насквозь штатский. Не получается у меня по уставу. Слава Богу, что я врач, а не комвзвода, а то бы в послужном списке были одни сплошные взыскания… И в строю я ходить так и не научился.
– От вас этого и не требуется, Вадим Евгеньевич, зато хирург вы замечательный, сколько жизней спасли...
Договорить она не успела – удар залпа стоявшей в километре от госпиталя дальнобойной батареи потряс воздух, вслед за ним гулкими басами загрохотали крупнокалиберные гаубицы, завыли срывающиеся вверх реактивные снаряды. Все эти звуки слились в сплошной и непрерывный гром. Воздух сразу же стал упругим и густым, как смола, стены фольварка закачались и задрожали, а через несколько секунд со стороны Кёнигсберга докатилась оглушающая волна разрывов, заполнившая всё пространство – небо, землю, дома. Татьяна, зажав уши, бросилась в госпиталь, вслед за ней вбежал Трофимов.
– Начинается артподготовка, она продлится около часа. Потом – штурм крепости, а значит – поток раненных. Пора готовить операционную!.. Что с тобой, Таня!?
Татьяна стояла, прислонившись к стене, глядя в одну точку и приложив ладони к вискам. Каждый раз, когда начиналась канонада, возникала ноющая боль в затылке – напоминание о бомбёжке в 43-м. В тот день, когда бой шёл на улицах Вязьмы, казалось, что между жизнью и смертью осталось всего несколько недолгих минут.
… Март сорок третьего года был ветреным и слякотным, шли тяжёлые бои за станцию, город горел, поток раненных не прекращался уже несколько дней и ночей. Несмотря на то, что немцы отступали, их авиация по-прежнему постоянно висела в воздухе, бомбёжки были почти непрерывными. Прифронтовой госпиталь, в который Татьяна была направлена после медучилища и краткосрочных курсов военфельдшеров, ежедневно отправлял в тыл сотни бойцов с тяжёлыми ранениями, но на смену им поступали другие с переднего края. Этот кровавый конвейер с разорванными телами, стонами и криками казался нескончаемым, к нему было совершенно невозможно привыкнуть.
Начальник госпиталя подполковник Стрижаков вызвал Татьяну в свой «кабинет», оборудованный в кладовке здания школы, в которой расположилось его «хозяйство». Рядом с начальником сидел пожилой старшина медицинской службы.
– Товарищ подполковник, младший лейтенант…
– Вам задание, младший лейтенант, – сказал Стрижаков, прервав доклад вошедшей Татьяны. – Вот, у старшины в медсанбате скопилось много тяжелораненых, вывезти их нечем, а надо, и надо побыстрее. Бери нашу санитарную машину, водителя и езжай, привези их сюда.
–Покрепче бы кого, больно хрупкая дивчина, - с сомнением в голосе произнёс старшина из медсанбата. – Справится?
– Она у нас из самых надёжных… Справишься? – Татьяна молча кивнула головой. – Вот и хорошо. Да и нет у меня сейчас больше никого. Езжайте.
Старенькая машина с крытым фанерой кузовом ехала медленно, как бы нехотя переваливаясь на ухабах, объезжая воронки на разбитой дороге, и только через полтора часа добралась до эвакопункта медсанбата. В кузове удалось разместить девятнадцать раненных бойцов, Татьяна села с ними, чтобы в случае необходимости оказать помощь. Холодный ветер дул в щели и дверь, солдат пришлось накрыть одеялами, предусмотрительно захваченными в дорогу шофёром Семёном Никитичем. Никитич работал до войны водителем автобуса, но, не смотря на то, что был он совсем не стар – чуть больше сорока – в строевую часть его не взяли из-за сильного плоскостопия и определили водителем в госпиталь.
Авианалёт начался внезапно и в самый неудачный момент, когда машина выкатилась на привокзальную площадь. Первая бомба разорвалась слева в десяти метрах, от взрыва машину сильно тряхнуло, вторая ударила совсем недалеко, выбросив вверх огромный фонтан земли. Машина подпрыгнула и остановилась, почему-то включился и непрерывно загудел сигнал. Следующие бомбы легли сзади, осыпав фанерную крышу камнями и осколками. Некоторые раненные пытались встать и выйти, другие стонали и звали на помощь. Татьяна выскочила наружу. Два немецких самолёта заходили в пике, машина стояла среди площади с зажжёнными фарами и по-прежнему гудела, как будто взывая о помощи. Выпрыгнувший из кабины Никитич лежал ничком на земле, закрыв голову руками. Татьяна подбежала к нему и изо всей силы толкнула в бок.
– Никитич, ты жив?!! Поехали!!
Шофёр, приподняв голову смотрел на неё широко раскрытыми от ужаса глазами.
– Куда поехали?! Убьют же, как есть убьют!
В это время ещё два взрыва прогремели где-то рядом. Татьяна вдруг почувствовала, что наступила почти полная тишина – лишь какой-то слабый звон, похожий скорее на комариный писк стоял в ушах. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Никитич по-прежнему лежал ничком, боясь поднять голову. Постепенно стали проявляться отдельные звуки, Татьяна с трудом поднялась на четвереньки и, что было силы, рванула водителя за воротник.
– Вставай!! Поехали, там же раненные! Ну!! – выкрикнула она, почти не слыша своего голоса.
Никитич молча замотал головой. Татьяна выхватила из кобуры пистолет и, передёрнув затвор, направила его прямо в лицо шофёра.
– Вставай, сволочь, убью!!
Она подняла ствол вверх и нажала на спуск. От выстрела шофёр пришёл в себя. Он быстро поднялся на ноги, молча достал заводную ручку и рывком крутнул мотор…
Никитич сел за руль, Татьяна зло смотрела на него, не выпуская оружие из рук. Машина съехала с площади, быстро набирая скорость, помчалась по разбитой дороге, рискуя окончательно развалиться на какой-нибудь глубокой рытвине. Они были уже на окраине города, когда у станции снова загремели взрывы…
Через полчаса дорога пошла через сосновый лесок, Никитич свернул на обочину, заглушил мотор. Он закрыл глаза, положил голову на руль, просидев неподвижно и молча несколько минут поднял лицо и взглянул на Татьяну. Бледная как белёная стена, она откинулась на спину, глядя куда-то в бесконечность.
– Ты меня, сестричка, прости… нехорошо я себя держал. Если можешь, пожалуйста, никому про то не рассказывай…
Татьяна перевела на него взгляд и слабо улыбнулась
– Мы ведь живы, правда, Никитич?
– Да живы, живы, только вот как там раненные – не знаю.
– Я пойду к ним, посмотрю.
Она приподнялась с сидения, и Никитич увидел, что её рука по-прежнему сжимает пистолет.
– Ты эту штуку-то убери, а то не ровен час, пальнёшь в кого-нибудь, – испуганно попросил он.
Татьяна, подняла руку, потом тихо произнесла:
– Я…не могу…
Никитич, перехватив протянутую ладонь, разжал побелевшие пальцы девушки, вынул оружие, поставил на предохранитель и опустил пистолет в её кобуру.
В госпиталь они вернулись, когда стало вечереть. Один из раненных, выходя из автобуса, взглянул на шофёра и, подняв уцелевшую руку, громко выкрикнул:
– Спасибо, друг! Ты нас как ангел вынес…
– Не мене спасибо, – вот кто вас вынес, она ваш ангел и есть! - он показал на Татьяну, которая неподвижно стояла у двери госпиталя.
Когда всех раненных переправили в палаты, она вдруг почувствовала настигший её страх. Ослабев от этого неожиданного чувства, она опустилась на скамейку и заплакала так же беззвучно, как наверно могут плакать только ангелы…
… Канонада над Кёнигсбергом затихла так же внезапно, как и началась. Майор Трофимов и Татьяна молча стояли у окна в операционной.
– Ничего, ничего, Таня, это, я думаю, для нас – последние дни войны, скоро всё закончится, вот увидите. И будем мы с вами удалять аппендициты и править переломы…
А вскоре после начала штурма во дворе госпиталя загудел мотор – прибыла первая санитарная машина с передовой.
Война всё ещё продолжалась…
* Фольварк - обособленное поселение, принадлежащее одному владельцу, помещичье хозяйство.
Свидетельство о публикации №214052101836