Маргарита Николаевна

               
     Маргарита Николаевна, ровесница XX века.    
     В моей комнате на стене висят фотографии моих близких – отца, матери, бабушки, прабабушки и в круглой старинной рамке фотопортрет юной девушки.
     На фотографии, повернутая в профиль  головка на красивой длинной шее с пучком густых, пышных волос, взгляд устремлен вверх. В нем ожидание счастья, чистота и безмятежность юности. Это наша соседка по дому, в котором я родилась, – Маргарита Николаевна Тархнишвили. На фотографии ей семнадцать лет. Фотография сделана в 1917 году, в год выпуска ее из Киевского Института благородных девиц.
      Маргарита Николаевна была дочерью дворянина, офицера русской царской армии Николая Опокова, и польской дворянки Виктории Адамовны. Виктория Адамовна в молодости была очень красива. На одной из сохранившихся фотографий запечатлена женщина с прекрасным лицом, стройной фигурой, окутанная распущенными густыми волнистыми волосами, спускающимися ниже колен. Отец же полная противоположность жене –  некрасив, с мелкими невыразительными чертами лица. Они жили в Киеве, в собственном доме. По воспоминаниям Маргариты Николаевны, дом был большой с колоннами. Но материальное состояние семьи было скромным - жили на доходы, получаемые отцом от военной службы.
     Беззаботное детство Маргариты Николаевны оборвалось с трагической гибелью отца. Ее отец застрелился из ружья. По официальной версии все произошло случайно, во время чистки оружия. Но по разговорам взрослых было понятно, что смерть отца была не случайна и связана с романами Виктории Адамовны. Это давала понять сама    Маргарита Николаевна, не говоря об этом прямо.
     Маргарита Николаевна была похожа на своего отца. Мать ее не любила. Маргарита Николаевна часто вспоминала, как в детстве мать, встречая знакомых, каждый раз сокрушалась: «Боже, как у меня могла родиться такая некрасивая дочь?» Бедная, несчастная, нелюбимая своей матерью, девочка.
     Виктория Адамовна, оставшись вдовой, будучи еще молодой женщиной , решила не обременять себя воспитанием дочери и сына. Она отдала дочь в Киевский Институт благородных девиц, а сын был пристроен в Кадетский корпус. Маргарита Николаевна рассказывала, как она плакала, стоя на коленях перед матерью, умоляя оставить ее дома, но мать была непреклонна.
     До семнадцати лет Маргарита Николаевна воспитывалась в Институте. Воспитание было почти спартанским. В дортуарах (спальнях) девочки спали на металлических кроватях, тесно поставленных друг к другу, по 20 человек в комнате. Никакой свободы, никакого личного пространства – девичья казарма. Ранний подъем, обязательное ополаскивание холодной водой до пояса в любое время года, гимнастика, долгие занятия, минимум свободного времени. Учили всему, что пригодиться в жизни. Основа обучения - качественное изучение традиционных предметов, свободное владение французским языком, а также обучение шитью и вышиванию, умению готовить, хорошим манерам, танцам, умению привлекать мужчин. Последнее Маргаритой Николаевной было освоено в совершенстве.
      По выходе из Института благородных девиц она тут же была отдана матерью замуж за богатого старого грузинского князя Тархнишвили, фамилию которого носила всю жизнь. Прожила она с ним недолго. Вскоре после революции князь эмигрировал в Америку. Маргарита Николаевна отказалась уехать с ним. Девицы в  Институте благородных девиц были воспитаны в духе верноподданничества. Маргарита Николаевна нередко демонстрировала чувство патриотизма, делая это экзальтированно, что присуще институткам. Когда по телевизору показывали встречу Юрия Гагарина после его полета в космос, Маргарита Николаевна простояла на коленях перед телевизором всю передачу, обливаясь слезами. И такой бурной была ее реакция на все яркие события, происходящие в стране.
       Муж Маргариты Николаевны оказался благородным человеком, уезжая в эмиграцию, он оставил своей молоденькой жене значительное количество ювелирных украшений, которые Маргарита Николаевна с матерью распродавали в течение жизни.
     Оставшись без мужа, она устроилась работать в государственное учреждение машинисткой.
     Там познакомилась с Подшивалиным, как говорили в то время, «выдвиженцем», то есть человеком малообразованным, но способным, напористым, что и дало ему возможность пробиться во власть.  Брак был несчастливым. Подшивалин изменял Маргарите Николаевне, она отвечала тем же, за что, по разговорам соседей, он нередко избивал ее. И, тем не менее, вспоминая этот период жизни, Маргарита Николаевна говорила, что очень любила мужа.
     Позднее, когда она была уже третий раз замужем, с удовольствием и присущей ей лукавой легкостью  рассказывала, как однажды они случайно с Подшивалиным оказались за соседними столиками в ресторане, причем не по одиночке, а со спутниками. Оба сделали вид, что не замечают друг друга. О том, что было дальше дома, история умалчивает. Но среди соседей шли разговоры, что донос на Подшивалина, не простив ему избиений, написала сама Маргарита Николаевна. В начале 30-х годов Подшивалина арестовали и назад он не вернулся.
      Маргарита Николаевна вышла замуж в третий раз  за  Измаила Мухамедовича Шакулова, инженера-строителя, который был беден, но моложе ее на 14 лет.
      Измаил Мухамедович был внебрачным сыном татарского сановника из Казани и русской гувернантки. Он был очень красивым человеком -  высокий, стройный, с яркой восточной внешностью. Измаила Мухамедовича отличала какая-то особая мягкость в общении, благородство, чем он резко отличался от окружающих. Делать карьеру он не стремился. Любимым его занятием было чтение книг, лежа на диване. Вообще, он по натуре был сибарит. Некое подобие праздности и удовольствий в то послевоенное время они с Маргаритой Николаевной могли себе позволить благодаря продаже драгоценностей.
      Моя семья  жила в двухэтажном доме  на Загородном шоссе с 1937 года. У нас была трехкомнатная отдельная квартира на втором этаже, а под нами в квартире на первом этаже, две смежные комнаты занимала семья  Маргариты Николаевны. С ними жила и ее мать, Виктория Адамовна. В третьей комнате жила семья моей подруги детства, Нины Никульшиной.
     Нравы в нашем  городке строителей на окраине Москвы вполне созвучны нравам Вороньей Слободки. В тесном пространстве коммунальных квартир сталкивались люди разных социальных групп, разной степени образованности и воспитания. Надо учитывать тот фактор, что после гражданской войны прошло не так много времени. Классовая ненависть в то время была не абстрактным понятием. Люди четко делились на «своих» и «чужих».
     И вот в одной из московских коммунальных квартир поселили две семьи: одна, как говорили в то время о представителях свергнутого класса, из «бывших» - семья Маргариты Николаевны и семья выходцев из деревни Махровка Воронежской области – семья Никульшиных.
     Надо сказать, что Маргарита Николаевна очень не любила простолюдин. Никаких дружеских отношений с людьми стоящими ниже ее по социальной лестнице старалась не иметь. Безусловно, она считала себя выше всех, с кем общалась, но на нее не обижались, немного подсмеивались над ней, не тая на нее обиду. Особенно те, кто знал историю ее второго замужества.
      Маргарита Николаевна была яркой харизматичной личностью, обладавшей чувством юмора, и острым языком.
     Чего только стоили ее рассказы о конфликтах с соседями.
     Как-то разгневанная соседка Маргариты Николаевны, которую мы, дети, звали тетя Маруся,  в очередной раз стала угрожать  Маргарите Николаевне: «Мы, пролетариат, уничтожим всю вашу потомку» (имелось в виду потомство). На что  Маргарита Николаевна ответила: «Никакой Вы не пролетариат, Вы просто МОП!» Тетя Маруся, работала санитаркой в больнице, и, соответственно, относилась к  младшему обслуживающему персоналу. Она, услышав это, непонятное ей слово, расценив его как ругательство, перешла на крик: «Кака така еще мопа? Вот подожди, придет Измаил, я все ему расскажу, как ты меня обзываешь».
      Вечером, как только Измаил Мухамедович вошел в квартиру, тетя Маруся бросилась к нему с жалобой: «Твоя меня сегодня мопой обозвала». С той поры Маргарита Николаевна в узком кругу называла свою соседку потомкой или мопой. Конечно, в этом был снобизм, и это было неприлично для воспитанного человека,  но классовая ненависть была еще очень жива в людях.
     Во время очередной ссоры по поводу плохо вымытого туалета,  Маргарита Николаевна удивлялась, как можно не чувствовать этот ужасный запах. На что тетя Маруся с возмущением заявляла, что она ничего не чувствует.  «Где уж Вам чувствовать с Вашим махровским носом (по имени деревни Махровка), Вы ведь до свадьбы бегали со следами  непроходящего хронического насморка на лице » - высокомерно заявляла Маргарита Николаевна. С тех пор выражение «махровский нос» прижилось среди знакомых Маргариты Николаевны.
    Будучи далеко не красавицей, она была очень привлекательна. Кокетство, игривость, знание мужской психологии, польская кровь, гены матери сделали из Маргариты Николаевны роковую женщину. Несмотря на то, что она была трижды замужем, в ее послужном списке была целая вереница любовных отношений. Чтобы перечесть любовников, у нее не хватило бы пальчиков на руках и ногах. Это дословно ее слова. Произнесены они были за столом, во время празднования ее именин, где мы присутствовали с моей троюродной сестрой Верой, крестницей Маргариты Николаевны. Нам с Верой было лет по  десять. Слово «любовник» нам, видимо, было понятно потому, что мы просто замерли от ужаса, так как при этом разговоре присутствовал Измаил Мухамедович. А Измаил Мухамедович? Измаил Мухамедович, опустив глаза, жалобно сказал: «Ну, Риточка, не надо».
      Он обожал свою немолодую жену. А до нас детей доходили неосторожные слова взрослых о том, как Маргарита Николаевна, не успев уйти на свидание до прихода мужа, убегала через окно на кухне. Измаил Мухамедович, догадываясь об изменах жены, начинал метаться по квартире, возмущаться. Виктория Адамовна, живущая в семье дочери, тоном царственной особы приводила зятя в чувство:    « Нечего рвать на себе рубашку, Вы ее не покупали, это рубашка не Ваша, а Подшивалина».
      Да, были измены, но свои отношения с мужем Маргарита Николаевна выстраивала талантливо, всячески давая ему понять, как он важен для нее и дорог. Каждый вечер, где-то после семи, раздавался звонкий смех Маргариты Николаевны. И мы все знали, что  сейчас с работы пришел Измаил Мухамедович. Маргарита Николаевна всегда встречала его радостно, рассказывая что-то смешное, всячески показывая ему, как она соскучилась. Переодетая к приходу мужа в платье, она кормила его ужином за столом сервированным по всем правилам так, как ее учили в Институте благородных девиц.
      Она умела устраивать праздники в тогдашней непростой, достаточно убогой жизни.
     Они с мужем ходили в театр, и что нас детей особенно восхищало, в ресторан. Как сейчас вижу перед собой эту пару, молодого красивого Измаила Мухамедовича и идущую под руку с ним, тесно прижавшись, Маргариту Николаевну. На ней нарядное платье коричневого цвета с мелкими белыми цветочками, а в ушах  красивые серьги с бриллиантами, на руке золотые часы с изящным золотым браслетом в виде кленовых листьев. «В ресторан пошли, в ресторан пошли!» - перешептывались мы дети, а взрослые грустно поглядывали вслед, некоторые, наверное, и с завистью. У большинства была трудная послевоенная жизнь, с бедностью, неустроенным бытом, пьющими и матерящимися мужьями.
     Маргарита Николаевна не имела своих детей, о чем очень сокрушалась. Она любили приглашать к себе соседских детей. Частыми гостями у нее были моя старшая сестра Элеонора, а потом и мы с Верой. Маргарита Николаевна очень любила животных. Собаки,  живущие в доме, были избалованы до неприличия и, наверное, заменяли ей, в какой-то степени, детей.
     Нередко в гостях у Маргариты Николаевны и Измаила Мухамедовича бывал мой отец. Раньше ведь запросто можно было придти к знакомым. Отправляясь в гости, отец всегда говорил «Пойду к Риточке». Измаил Мухамедович участия в их беседах обычно не принимал, отдыхал после работы, почитывая книги. С Маргаритой Николаевной было интересно поговорить и о событиях в стране, о прежних временах, посплетничать. Разговоры велись в легкой непринужденной форме с большой долей иронии. Маргарита Николаевна была умной, хорошо образованной и тонкой женщиной. Она никогда не вела тяжелых разговоров, тем более с мужчинами. Всегда оставалась легкой и игривой.
     Так она мне и запомнилась веселой, смеющейся женщиной, стоящей в саду перед  окнами своей квартиры около кормушки для птиц. Воробьи буквально облепили ее: они на руках, на плечах, на голове, а она насыпает хлебные крошки в кормушку и весело смеется.
     Потом, в шестидесятые годы, Маргарита Николаевна и Измаил Мухамедович получили отдельную квартиру и уехали из нашего дома. Измаил Мухамедович умер в пятьдесят лет от рака, а Маргарита Николаевна пережила его на двадцать пять лет.
     Все эти годы за ней приглядывали наша соседка, подруга Маргариты Николаевны, Зинаида Григорьевна Михно и моя старшая сестра Элеонора. Зинаида Григорьевна часто навещала Маргариту Николаевну, покупала продукты, а сестра привозила лекарства и каждый вечер, в строго определенное время, звонила Маргарите Николаевне.
     Каждый раз разговор Маргаритой Николаевной начинался с того, что она одинока и никому не нужна,  и вот сейчас пойдет, поднимется на десятый этаж и сброситься вниз. Дальше шли уговоры моей сестры не делать этого. Иногда разговоры продолжались по два, три часа. Если сестра не могла быть дома в условленное время, ей приходилось "отпрашиваться" у Маргариты Николаевны. И так каждый день, 25 лет подряд. Как то сестра в сердцах упрекнула нашего отца, что это из-за него она теперь все время находиться в состоянии стресса. Действительно, звонить Маргарите Николаевне после того, как умер ее муж, и она осталась совершенно одинокой, сестру просил наш отец. У нас в то время не было телефона, а у сестры, которая жила в другой квартире, телефон был. Так постепенно разговоры с  Маргаритой Николаевной раз в неделю перешли в ежедневную тягостную обязанность. Очень надеюсь, что этот подвиг человеколюбия, сострадания и терпения моей сестры не остался незамеченным Господом.
     Умерла Маргарита Николаевна на восемьдесят девятом году жизни. Хоронили ее мы втроем: моя старшая сестра Элеонора, моя троюродная сестра Вера, крестница Маргариты Николаевны, и я. Зинаиды Григорьевны на похоронах не было. Зинаида Григорьевна была уже сама в преклонном  возрасте,  и они  с Маргаритой Николаевной к этому  времени уже давно не общались.
     Просыпаюсь утром, смотрю на фотографии моих родных, и среди них фотография человека, не принадлежащего моей семье. Почему я ее сохранила и разместила рядом с родными? Да потому, что она тоже родной для меня  человек. Я родилась и выросла у нее на глазах. А как я любила приходить к ней в гости. Как интересно было в ее доме, где было множество старинных вещей, где она играла для меня на пианино, где жила собака по кличке «Каштан», которого они с Измаилом Мухамедовичем любили так, как любили бы, наверное, своего ребенка, которому не суждено было у них родиться.
     Вспоминаю слова моей мамы: «Уважай соседей и дружи с ними. Подчас соседи становятся нам ближе родственников».
     А еще потому я повесила фотографию Маргариты Николаевны среди фотографий моих родных, что на земле не осталось никого из ее родственников, которые могли бы хранить память о ней.    
     Рита Опокова, Маргарита Николаевна Тархнишвили, Риточка… Как давно это было.