ЕГО ПУТЬ

                - Что такое жизнь?.. Не знаю.
                Может… медленная смерть?..



           За 71 минуту до …

   Он лежал в своей постели и умирал.
   Умирал от усталости, от жизни, от старости. Но не от боли, её не было, а значит с этим, слава Богу, всё было хорошо.
   Умирая, лежал на новой кровати, которую специально для этого купил. 
   С самого начала, когда старик понял, что время пришло и оттягивать трагическое событие уже некуда, он собирался сделать это, как все нормальные люди: лёжа на спине на чистых простынях в окружении залитых слезами родственников. Предполагалось, что ладони должны мирно лежать на животе, и что по ним будут прыгать солнечные зайчики, проникшие в полумрак комнаты сквозь, неплотно закрытые занавески. В помещении должно быть тихо, даже половицы решили потерпеть вес, вступающих на них людей, и не скрипеть. Было бы слышно, как плачет жена, как осторожно, стараясь не шелестеть, вытирает она слёзы белым носовым платком. И от всего от этого захотелось бы крикнуть, спросить всех: чего вы молчите, чего шепчитесь, а не разговариваете в полный голос? Боитесь спугнуть ту, которую вам не видно?. Так не бойтесь сделать это, её вы вряд ли испугаете, а мне веселей будет. Я потом, уже ТАМ, с удовольствием буду рассказывать местным аборигенам и тем, которые готовятся ими стать, как весело меня провожали люди, которых я выращивал, воспитывал, любил и обманывал.   
   Подобные сцены красочно разрисованы в художественных фильмах самых различных жанров: от комедий до фильмов-ужасов. Поэтому, человеку непривычному к такой стороне правды жизни, как правило, ни чего другого и не представляется.
   Но у этого умирающего всё было не так. И дело не в том, что не было скорбящей жены и прячущих глаза детей, об этом он подумает чуть позже. Не было вообще ничего из того, что представляется себе в подобной ситуации.
   Для упрощения процедуры отправки себя на «тот свет» стариком в одной из городских больниц была «приобретена» специальная койка. Кровать была шикарная по всем параметрам, но только больничным параметрам. Потому что в квартирах таких кроватей не держат. Обладателя подобного «чуда техники» в жилом доме можно было забирать вместе с ним и смело помещать в отдельную палату, желательно с мягкими стенами. Так, на всякий случай.
   Кровать была с электроприводом – задняя спинка при нажатии на специальную клавишу поднималась, и можно было сидеть. Ну, или почти сидеть.
   Невероятно удобный и мягкий матрас создавал иллюзию деревенской перины, которая так и просила, нет – требовала, на ней подольше полежать. Именно лежать, наслаждаясь самим процессом возлежания.
   Старик был доволен своим приобретением и считал, что уйти в свой последний путь в такой «тачке» не отказался бы никто.

           За 65 минут до …

   Дед тяжело вздохнул, осторожно спустил ноги с кровати и стал шарить ими внизу, стараясь попасть в теплые мягкие тапочки, сшитые в виде мордочки какого-то мультяшного медведя.
     Почему-то не могу вспомнить, когда мне их подарила внучка.
     Точно, что внучка…, но когда…, нет,  не вспомнить.
     Они ещё новые, искусственный мех совсем не стоптанный…
     Значит – недавно.
     Что у нас за повод был недавно?..
     Не помню… Черт, ничего не помню!..
     Ладно…
     Так… что мы сегодня будем смотреть?..
  Засунув, наконец, морщинистые ступни в тапочки мишкам между ушей, старик несколько раз поразгибал больше пальцы на ногах. Медведи сразу же зашевелили своими усатыми носами. Шаркая ногами по старинному паркету, подошел к журнальному столику со стопкой видеокассет на нем.  Долго перебирал красочные коробки,
     Эту смотрел…
     Это потом…
     Эту смотрел…
     Чего здесь у нас?..
     Ага, давай вот эту!
  наконец, выбрав одну, распаковал её и вставил кассету в видеомагнитофон. Была у деда и более современная видеоаппаратура, чем плёночный видик, но оцифровать имеющиеся записи было некогда.  А может и не хотелось, видеокассеты из-за своей массивности выглядели надёжней.
  Вернувшись к кровати, по-детски, на корточках, взобрался на неё. Ещё минут пять устраивался поудобней, ворочаясь с боку на бок и ногами расправляя одеяло. Натянул его до подбородка и, наконец, затих. Потом, чтобы не сбить старательно уложенное одеяло, вытянул из-под него левую руку с дистанционным пультом и включил телевизор. Пульт у деда был современный, настроен был на всю технику в комнате.
     Сколько мы тогда записывали? Вроде чуть больше часа…
     Ну и память – про запись помню, про тапки не помню…
     Точно… Час.
     Часа хватит…
     И мне хватит…
     За глаза хватит!
  Не включая воспроизведения, поставил в телевизоре таймер на отключение на один час и нажал «пуск». Видеосигнал пошел - по экрану побежала чёрно-белая рябь.

          Ещё даже не жених и невеста

  Городская суета не предполагает спокойных прогулок. А ведь хочется.  Хочется медленно вышагивать по заплеванному асфальту, с восторгом всматриваясь в острую прямоту улиц и каждый раз, когда мимо пролетает заляпанный грязью автомобиль, уже захлебываться от этого восторга.
  Уходящие в дождливое небо коробки домов, прекрасные от своей серости при определенном ракурсе могут на самом деле оказаться эталоном архитектурного искусства. Ведь в любых, даже самых неприглядных ситуациях, можно и нужно было искать красоту.
  Я ходил по улицам, заглядывал в витрины магазинов и ларьков, подъезды офисных и жилых домов, кабины автомобилей, глаза прохожих. Ходил, наблюдал, замечал.
  И держал наготове видеокамеру.
  И вот…
  Короткая плиссированная юбочка девушке очень шла. Длинные, загоревшие ноги, казалось, ни с чем другим сочетаться просто не смогут. Резкая остановка тела при движении и небольшой поворот корпуса заставили подол юбки дернуться вперед и чуть вверх, что, несомненно, усилило красоту происходящего. По моему телу пробежала дрожь. Вот оно! Вот начинается то, о чем я так долго мечтал. Горячая волна адреналина заставила сердце подпрыгнуть. Время замедлило свой ход, и стали видны еще более будоражащие подробности.
  Я уже снимал, когда прекрасная незнакомка вдруг резко остановилась и повернулась в мою сторону. Даже понимая, что сейчас девушка подойдёт ко мне и спросит, что и зачем я делаю, я не переставал записывать.
  Подойдя, она не стала требовать выключить или опустить камеру, мне, даже, показалось, что она совсем не против того, чтобы её снимали. Каждая ямочка на лице уличной красавицы улыбалась.
  Нет!
  Не так.
  Каждая клеточка её кожи лучилась чистотой и счастьем. Каким-то святым детским счастьем, которое не сможет нарушить ни какой ураган.
  Наверно я сообразил, что камера не сможет до конца передать всю прелесть происходящего, потому что опустил её. Но не выключил, просто не подумал про это. И камера продолжала снимать самый край юбочки и красивые девичьи ноги.
  Потом из всех открытых окон и дверей, окружающих нас домов; из проезжающих мимо автомобилей; из-под кустов и с деревьев; даже из люков в асфальте на нас напала та самая любовь, о которой мечтает любой человек. И, самое главное, это видели все. Это поняли все окружающие.
  Серый и дождливый мир для нас остановился, замер на месте. Я видел всё, я знал, о чём она думает, и адреналин в крови кипел, заставляя обращать внимание на любую мелочь, заставляя выжимать из происходящего всё до последней капли.
  Воздух вокруг меня был пропитан эмоциями окружающих. Вели себя все по разному: одни искренне радовались за нас, другие готовы кусать себе локти от зависти, но всех этих людей объединяло одно – они чувствовали, и, не умещаясь в их грудных клетках, эти чувства заполняли все окружающее пространство. А я питался этим так, как будто всю жизнь до этого момента испытывал  голод и жажду. Питался и поэтому жил.
  Как оказалось, моя избранница переживала всё то же самое.
  А камера продолжала снимать.
  Чтобы потом можно было опять и опять смотреть,  опять и опять переживать, опять и опять жить.

          В стороне от этого пути

  Ничего более классного у мальчика ещё не было. Уже прошла неделя с того дня, как папа подарил сыну новенький армейский бинокль. Парень уже давно мечтал о подобном подарке. У него только игрушечных биноклей было штук пять. Чёрного цвета, со стеклянными линзами, бинокль был самым настоящим из всего вокруг. Он не был очередной игрушкой, которую подарили ему родители, как не был и обязательным школьным предметом для учёбы. Он был… он был чем-то из другого  мира. Мира взрослых, к которому сегодня мальчишке удалось прикоснуться первый раз. А может не только прикоснуться, может, для него эта дверь уже совсем открыта?
  Друзья и школа отодвинулись на десятые планы, а на первое место вышла задача определиться с целью исследований. Для начала стоило изучить все автомобили во дворе. Но дело оказалось не настолько интересным, как планировалось, машины подъезжали или отъезжали и на этом всё оканчивалось. Не интересно. Теперь пешеходы. В итоге с проходящими мимо окон людьми оказалось то же самое, они мало чем отличались от стоящих машин. Либо приходили, либо уходили.
  Другое дело – окна в домах напротив.  Хорошо, что темнеть начинало всё раньше и раньше, а значит, жителям приходилось включать в квартирах освещение и они тут же становились объектами для наблюдения и изучения. Большинство с наступлением сумерек всё-таки задергивали шторы и занавески и оказывались недосягаемыми, но оставались и такие, которых не заботил взгляд со стороны.
  По началу, дед, который всё время сидит перед телевизором не заинтересовал юного разведчика. Много было других, более интересных картинок. Мальчик видел, как какая-то тётенька ругает девочку, сидящую за письменным столом, понурив голову. Он сразу догадался, что это мать и дочь таким образом делают уроки. Эта сцена была ему знакома. Когда он просил отца помочь с математикой и тот не мог сразу решить задачу, он всё время ругал сына и говорил, что тот глупый. На самом деле всё просто: один уже не помнит, другой ещё не помнит. Но эта история с девочкой, которую ругает мать, наблюдателя порадовала. Ведь считалось, что девчонки всегда учились лучше мальчишек, а тут такое.
  Ещё он видел, как готовят ужин, как заколачивают в стену гвоздь, как пылесосят ковёр, как читают книги и сидят перед компьютером. Всё это было не интересно, потому что, как оказалось, все люди делают одинаковые вещи одинаково.
  Постепенно юный наблюдатель стал больше уделять времени не самим сценам, а их мелким особенностям. И вот одной из таких особенностей поразил его тот самый дед. Однажды вспомнив про это окно и решив узнать, что такого интересного смотрит местный житель чуть не каждый день, юноша сделал открытие – старик не смотрел НИЧЕГО. На протяжении нескольких вечеров, когда была возможность поторчать на балконе и понаблюдать окнами соседних домов, мальчик видел одно и то же: дед что-то делал у телевизора, потом садился в кресло и смотрел в мерцающий экран.
  Этим открытием обязательно надо было поделиться с родителями. Очень хотелось бежать и рассказать им всё прямо сейчас, но папа ещё не пришёл с работы, а новость должна была заинтересовать в первую очередь именно его. Но он понимал и другое, будучи взрослым, а он уже несомненно взрослый, нельзя бегать к другим просто ради того, чтобы поделиться какой-нибудь информацией. Они так никогда не делают, по крайней мере, мальчишка ни разу не видел, как папа с мамой вдруг бегут друг к другу, чтобы что-нибудь сказать. Когда он об этом подумал, а затем представил себе такую ситуацию, то долго хохотал. Рассказывают они всё сидя за столом, во время ужина. И, будучи уже взрослым, он тоже не может поступать по-другому.
  Но ведь как хочется.
  Фантазия мальчика работала плодотворно. Какие только версии происходящего не посещали его юную голову: от того, что эта квартира штаб иностранных разведчиков, и, что по телевизору они смотрят какие-то шифровки, до самой простой – дед просто сбрендил.
  Но, похоже, сегодня всё было против него. Вот-вот мама позовёт на ужин, а папа всё ещё не пришёл. Парнишка знал, что если расскажет всё одной маме, она просто отмахнется и скажет, что он опять всё выдумал. И тут же вспомнит, что надо поменьше торчать на балконе, а больше времени уделять урокам.
  Придётся терпеть.
  Рассказать папе о странном дедушке, который смотрит странный телевизор, удалось только через два дня. Из-за долгой подготовки и множества вариантов рассказ получился довольно путанным и парень сильно переживал, что отец его не дослушает, но тот отнёсся к истории довольно серьёзно. Он долго выспрашивал сына о разных, как он сказал «мелочах», потом просил показать то самое окно. Правда, в этот день они ничего не увидели.
  Прошло ещё два дня, прежде чем полицейский сам мог увидеть, как пожилой мужчина что-то поколдовав у телевизора, уселся в кресло, чтобы смотреть в ничего не показывающий экран.
  А потом в суете работы эта история позабылась совсем. Вспомнил он о ней случайно: однажды, возвращаясь с работы, проходя мимо того дома, мужчина обратил внимание, что у одного из подъездов грузчики, очень похожие на санитаров психиатрической больницы, вытаскивали из фургона кровать, очень напоминающую койку из реанимационной палаты в больнице.  В голове, эта неуместная здесь лежанка не соединилась в одно общее со странным дедом, о котором тут же вспомнил полицейский, но почему то созрело решение в ближайшее же время обязательно  навестить любителя оригинальных телепередач.

          Муж и жена

  Если бы меня попросили назвать три самых значимых изобретения человечества, я бы сказал так: колесо, нож и красивое женское нижнее бельё. Потом мог бы поменять нож с колесом местами, или вообще заменить эти изобретения другими, но красивоеженскоенижнеебельё неизменно входило бы в эту тройку.
  И эта запись на плёнке явная тому подтверждение.
  В тот день мы с женой решили искупаться, хотя совершенно не были к этому готовы. Сейчас уже трудно вспомнить, почему мы не заехали домой переодеться, и где вообще были в момент рождения этой идеи.
  Но, как довольно скоро выяснилось, лучше и быть не могло.
  Белое ажурное бельё на загорелой коже.
  Не купальник, в котором в наше время даже в ресторан пустят, а интимное кружевное бельё. Что может быть красивей. Казалось, что кружевные узоры на нём были специально созданы для бёдер и груди их обладательницы. Даже мои ладони не смогли бы более нежно и страстно обхватить эти шикарные формы. А уж они-то знают в этом толк.
  Моя любовь, она же моя жена медленно выходила из воды, распинывая ногами приставучие волны, которые никак не хотели прекращать свои поцелуи. Одни плавно отступали и внезапно, подталкиваемые сзади другими, жаждущими поцелуев волнами, опять спешили обнять ноги моей любимой.
  Потом я спохватился и взял в руку видеокамеру.
  Были красивые моменты, шикарные откровенные позы. Всё это сначала нагревалось на солнце, а потом охлаждалось водой. Всё это дышало жизнью и, прямо тут, забыв выключить камеру, хотело. И хотело жить.  Жить только такой жизнью.

          Мужчина и мать жены

  Мы сидели с тёщей, и пили водку. Закусывая её обалденным шашлыком из свинины, приготовленным тут же, на мангале. Дело происходило летом, на даче, вечером. Сейчас трудно вспомнить повод этого семейного праздника. Скорей всего ни праздника, ни особого повода и не было. Наверно это были или пятница или суббота…
  Как хорошо и спокойно было в те времена.
  На самом деле, проблем хватало у всех: растут дети, вместе с ними, а иногда и опережая их, растут долги в банках, растем, правильней сказать - стареем сами. Что ещё? Ветшает дача - вся сразу и частями одновременно: теплицы, сарай,  домик, дорожки. Глобальное потепление, от которого летом стало холодней, угрожает планете.
  Плохо было всем, везде и сразу.
  Кто-то этим пользовался по полной программе и умирал. Остальные выживали и твердили, что всё нормально.
  Мы были молодыми, а значит, нам было подвластно абсолютно всё. Лёжа на диване, мы мечтали о покорении фантастических горных вершин. Сидя за рюмкой спиртного, мы были уверены, что на горы лезть не придётся – достаточно раздвинуть их плечами. Мы путешествовали по разным странам и континентам вместе с телевизором, а потом, на работе рассказывали коллегам об экзотических растениях и животных, которых видели собственными глазами.
  В общем, это было наше время. И оно позволяло нам сидеть на даче у тёщи и пить с ней водку. Жена, решив, что ей уже достаточно, взяла в руку камеру. Она снимала детей, которые играли с соседской кошкой. Снимала соседскую кошку, которая играла с нашими детьми. Снимала шмеля, который, несмотря на поздний вечер, продолжал ломиться в уже закрытые бутоны цветов, стараясь урвать ещё несколько капель сладкого нектара. Снимала меня, что-то усиленно объясняющего тёще. Снимала тёщу, которая лучше меня всё знала, включая то, что ей пытался рассказать её любимый зять.
  Сейчас, когда я смотрел эти записи, даже, спустя десятки лет,  с экрана телевизора доносился комариный писк, заглушая своим еле слышным фоном и меня, и тёщу, и жену, и детей, и соседскую кошку – весь мир.
  И это было здорово!

          Отец и дочь

  Это я танцую с дочкой на свадьбе...
  Её свадьбе…
  В такие моменты прокручиваются кадры прошедшей жизни. Как папа растил свою дочку, как занимался с ней играми или уроками, как заплетал косички, как переживал, когда ей было плохо, и радовался, когда у нее было все хорошо, как ночами не спал, когда она болела, и, наконец, как не смог сдержаться, когда за ней приехал жених.
  Где-то в глубине души я всегда оттягивал этот момент. Не очень помню день, когда она объявила о своём решении и совсем не помню день, когда привела к нам своего избранника: вот, знакомьтесь, это мой…
  Я сразу понял, выбора у меня нет. Теперь надо сдерживать себя, надо привыкать к мысли, что эта моя девочка, на самом деле, уже не моя. В тот вечер, после знакомства, я долго не смог заснуть. Думал о быстротечности времени. Еще недавно моя девочка была совсем маленькой. Остались позади разбитые коленки, первые серьёзные вопросы, школьные тетрадки, первые туфли на высоких каблуках и первые свидания. И от воспоминаний этих на мои глаза то и дело наворачивались слёзы. Рядом так же молча и тихо лежала жена.
  Уже за полночь в голову полезли совсем уж ненормальные мысли. Я мечтал о том, чтобы муж к ней плохо относился, это явится поводом набить ему его довольную морду, а ей вернуться к нам. Потом я сообразил, что если буду продолжать заводить себя в этом направлении и дальше, то фраза «плохо относился» в моей голове может окраситься вполне конкретными картинками.
  Следующие дни и недели пролетали с ужасающей скоростью. Нельзя сказать, что забот было уж очень много. Бывали дни, когда приходилось вертеться, как белка в колесе, но бывали и тихие, спокойные. Казалось, что в такие дни время должно передвигаться медленно, но не тут-то было. Всё против меня.
  Как ни старался я скрывать своё настроение, мне это не удавалось. Когда я осознал эту реальность, мне стало обидно. Обидно за дочь. Я был убеждён, что она видит моё настроение и значит должна меня успокаивать, жалеть, переживать за меня. Но она что-то решала с матерью, разговаривала с кем-то по телефону, а меня удостаивала лишь редкими поцелуями в щёку.
  Одно настроение сменялось другим, и  чем ближе к свадьбе, тем меньше меня привлекали к семейной суете. Конечно, кроме тех моментов, когда им без меня было не обойтись. А обходились они без меня всё чаще и чаще. И, соответственно, у меня было больше времени на переваривание своих дум и мыслей.
  И вот она уже – невеста, трогательная, прекрасная, нежная.
  И сегодня я с ней танцую.
  В этом танце она со мной. Я это понял сразу. Сияющие глаза смотрели на меня, и сияние это было моё, а не того, который сейчас наверняка был где-то рядом…
  Я помню…
  Тогда я гордился своей дочей, радовался за неё и безумно ревновал.

          Отец и сын

  Здесь наш сын уходит в армию.
  Конечно, больше всех переживает его мать – моя жена. Матери всегда боялись той минуты, когда их сын будет готов к этому событию. Я считаю, что именно наиболее деятельные из таких и создали настоящую истерию вокруг армии. Над слабыми и безвольными издевались и в школе и в институте, особенно если живешь в общежитии. Им достается везде, где есть разнохарактерный коллектив, где есть жесткость, грубость. Но и не отправлять таких людей в армию тоже не правильно. Вот если бы знать заранее, какие из них смогут через это пройти, а какие нет. Самое парадоксальное в армейских издевательствах то, что этими самыми извергами во второй половине службы становятся те, кто сдался и позволил издеваться над собой в первой половине. Именно это я считаю самым сложным. Надо пережить не издевательства над тобой, а желание мстить за это потом другим, более слабым. И поэтому армия, в этом смысле, расставляет всё и всех по своим местам. Она отделяет мужчин от тряпок, людей от зверей.
  Не знаю, сможет ли мой сын оказывать физическое сопротивление любому придурку в части, но то, что он готов к таким трудностям морально, это точно.
  Сейчас я смотрю на него и мне кажется, что парень спокоен. Даже если это не так, он молодец, что делает это для матери.
  А может и для меня, он же знает, что я тоже буду переживать.
  Я помню, что всё с ним в армии было хорошо. По плану служил, по плану был в отпуске, день в день вернулся. Всё по плану, всё по графику. Даже не интересно.
  Почему-то уверен, что в нашей молодости было больше эмоций. Уходили в армию пьяные, на больший срок, так, что об этом событии ещё полгода помнил весь микрорайон. Приходили не менее пьяные, но тут же трезвели от обилия красивых девчонок.
  Сейчас  молодому поколению все хотят облегчить жизнь. За них считают, читают, решают и делают всё остальное. Коров и лосей они видят только на картинках, а бараны это те, кто даже в этих картинках не разбирается.
  Хотя может я и сгущаю краски. Хочется верить, что в головах наших детей эмоций не меньше, чем было в наших.
  Вон и я попал в кадр. Я был единственным, кто пожал парню руку. Остальные его обнимали, целовали, хлопали по плечам, били в грудь и гладили по голове. Уверен, он хочет, чтоб это прощание закончилось как можно быстрей. Скучать друг по другу мы начнём чуть позже, он в своём купе, я на своей кухне.
  Молча. Как и должны делать настоящие мужики.   


         За 93 секунды до …

  Капитан подошел к двери квартиры. Потом поднялся по ступенькам к подъездному окну и выглянул во двор. Сориентировался. Вроде всё правильно, та самая квартира и есть. Опять подошёл к дверям и нажал на кнопку звонка. Веселая трель где-то в коридоре объявила о полной исправности звонка, но к дверям с той стороны ни кого не позвала. Немного постояв, инспектор решил послушать слышно ли что из-за двери, и приложил к ней ладонь с ухом. От прикосновения руки дверь открылась. Почему-то совсем не хотелось шуметь, но пришлось.
  - Э-эй, хозяева, у вас дверь открыта.
   Если не считать какого-то тихого равномерного шелеста, в квартире было тихо.  Шелест шел из большой комнаты и полицейский решил, что если кто-то и есть в квартире, то этот кто-то находится именно там. Стараясь быть внимательным и не наследить своей обувью, он направился туда. Шелестел экран телевизора. На фоне черно-белых шипящих точек уменьшались ярко-зеленые цифры секундного таймера телевизора.
    13…
    12…
    11…
  Скоро экран погаснет.
  На современной больничной койке, на той самой койке, которую недавно разгружали во дворе «санитары» полусидел старик. По равномерному дыханию было слышно, что хозяин квартиры спал. И, судя по тому, что не услышал звонка, спал крепко. Участковый инспектор направился к кровати.
  В этот момент шипение пропало, и стало чуть темней.
  Упавшая на комнату тишина каким-то образом задела правую руку человека на кровати, и, шевельнувшийся палец нажал на небольшой тумблер на пульте управления приводом её спинки. Та вместе с прислонённым к ней стариком стала плавно опускаться. За мгновение до того, как кровать выпрямилась, лежащий на кровати человек сделал глубокий, КАК БУДТО последний в своей жизни, вдох,

          Через 1 секунду после …

    Почему КАК?.. Последний и есть.
  и тишина стала всеобъемлющей.


          В стороне от этого пути

  Родственников у умершего не нашли, сложилось ощущение, что их никогда и не было. Похороны соорудили за счет муниципалитета, квартира со всем содержимым ушла туда же.
  Только  капитан немного переживал, что не взял тогда из дома ни одной кассеты. Он понимал, что это неправильно, но очень уж хотелось довести расследование до конца. То, что говорил, сын; то, что видел сам: раскиданная по полу в комнате старика полиэтиленовая упаковка от кассет; то, что на кассеты не были наклеены ярлыки, валяющиеся тут же – всё это говорило о том, что кассеты были чистые.
  А так хотелось в этом убедиться. Вдруг нет!

    О чём ты, человек?
    Конечно же, нет!