Примирение

Его окна смотрелись мертвыми. Будто выгорели. Пожара не было, дом просто был очень стар. Но каждый вечер лучи заката оставляли отсвет в немытых стеклах, и дом отряхивался.

Вырос по соседству и новый дом. Он был еще очень юн и страстно тянулся к солнцу: подчеркнуть красоту и стать. Выделиться на фоне одряхления и убогости.

День за днем борцы за солнце пытались уесть друг друга:
- Стоишь тут. Место лишь занимаешь. Скорей бы тебя снесли!
- Поду-у-умаешь, раскрасился в оранжевый и зеленый! Это ты снаружи такой красивый, а внутри, небось, пустота!
- Пустота да не чернота! Признайся, тебя все бросили! А у меня вон - свет.
- Свет. Толку тебе от света! Я жил. Эпоху видел, поколения жильцов видел, всех поименно знаю! А ты? Твои ж ведь не здороваются друг с другом! Их дети не играют в вышибалы и казаки-разбойники. Не прыгают в резиночку и не танцуют вальсы. Что за поколение, что за жизнь?
- А ты зато никому не нужен.

Но расходились всегда вничью.

Что ж я, в самом деле, коробка? - вопрошал себя новый дом. - Мне казалось, что я красив... Однако надо правде в глаза взглянуть - заселен-то я, дай Бог, на треть. А те, кто въехал, и впрямь не здороваются друг с другом: уходят утром, приходят вечером. Что за жизнь?"

Старый, полузакрыв глаза, вспоминал. Уходил в то время, когда все это - и  он сам, и двор, и детский садик напротив - было еще живым.

Там, в прошлом, сушилось на веревках белье на улице, мальчишки гоняли в мяч, тетушки важно восседали на лавках и грызли семечки. По вечерам кто-нибудь доставал гитару или включалось радио, и начинались танцы. Пенсионеры сворачивали шахматы и "козла" и отправлялись спать.
- Ле-е-ен, выйдешь? - доносилось под окнами каждый день.
- Лиля! Домо-ой! - зазывали загулявшегося ребенка.
Окна были раскрыты настежь.

Мальчишки выросли, старики поумирали давным-давно. И детский сад напротив, увы, заброшен. Теперь на его площадке выгуливают собак, пьянствуют или шашлыки жарят. Во дворе, как правило, ни души.
Казалось бы, двадцать лет...

"Э-э-эх..." - покряхтывал старый дом от жалости к самому себе.
И оседали звуки пылью на соседскую крышу.

Однажды оба дома устали ссориться. То ли солнце одарило светом обоих сразу, то ли запас ругательств исчерпан был, но никому в тот день не хотелось портить хрустальную атмосферу лета. В умиротворении слушал каждый колокольный перезвон колоколов близлежащей церкви.

-Ле-е-ен, выйдешь? - внезапно донеслось со двора.
-Иду-у! – возвестил в ответ голос сверху . Кажется, этажа с одиннадцатого.

Окна старого дома как будто ожили.
В новый заселилась еще семья.