Пьянству - бой!
А прежде как всё было хорошо! Просто замечательное было время… Если вдруг кому-то удастся припомнить и описать все смешные, не очень смешные, грустные, страшные и гнусные истории, что случались в те застойные – запойные времена в одной отдельно взятой стране, получится целая библиотека. Эдакая библиопедия нездорового образа жизни объёмом поболее, чем все труды классиков марксизма-ленинизма и полное собрание сочинений Дарьи Донцовой вместе взятые. А потом? Что изменилось? Многое! Очень многое! И в то же время – ничего!
Кто вам сказал, что водка в СССР в догорбачёвские времена не дорожала? Бессовестная ложь! На моей памяти всё начиналось с классических двух рублей восьмидесяти семи копеек. Почему классических? Да очень просто. Это же на троих-то как здорово! По рублю с носа сизого – вот и бутылка, а на сдачу – плавленый сырок или пара огурцов в овощном отделе. Гурманы ещё за обедом в столовке кусочек хлеба экономили. Стаканы у автоматов с газированной водой – дефицит, зато неподалёку в зарослях – оп-па, висит на кусточке гранёный, витком изоленты обмотан. Зачем? А затем, что если налить драгоценную жидкость по верхнему краю витка изоленты, то получится ровнёхонько 166,(6) миллилитра, то есть одна треть поллитры. Это у них там, на западе: «Мне джину на палец…, виски на два пальца…» А диаметр стакана ты измерил? На число «пи» умножил? На тебе - на твои два пальца! Облизывай! Нет, наш народ точнее, подкованнее, что ли. Но, к сожалению, не во всём. А два пальца у нас по другой причине мокрые.
Хотя, пожалуй, изолента на стакане – это дилетантство. Я с профессионалом однажды в поезде ехал. И этот заслуженный ветеран утверждал: «Я могу поллитру разлить поровну на любую компанию в любую посуду. Я, сынок, с седьмого класса разливаю, а мне ещё ни разу морду не набили!» Гордился человек! Вот он, класс!!!...
…Потом было «три шестьдесят две». Я первый раз попробовал за четыре двенадцать. И четыре сорок две было. Ещё при Леониде Ильиче Брежневе доползло до пяти тридцати и появился стишок:
Если водка станет восемь,
Всё равно мы пить не бросим.
Передайте Ильичу:
Нам и десять по плечу…
…Но если станет двадцать пять –
Снова будем Зимний брать!
А ведь сбылось! Правда, перепутали мужики с недопоя. Вместо Зимнего «белый дом» обложили.
Вот, к примеру, почему Юрия Владимировича Андропова многие до сих пор так тепло вспоминают? Это тоже Генсек такой был, то есть, руководитель государства. Он ведь зажал всех в тиски трудовой дисциплины. Такие перегибы были на местах – ого-го, вспоминать стыдно! В рабочее время в кинотеатрах облавы устраивали, и попробуй не предъяви оправдательного документа. Побежав на минуточку за пачкой печенья к послеобеденному чаю в соседний универсам, можно было угодить в отделение милиции и огрести пятнадцать суток исправительных работ со всеми вытекающими последствиями… А ведь всё очень просто. До Андропова была по пять тридцать, а при нём вдруг появилась водка, она просто так и называлась «водка», по четыре семьдесят. Народ оценил и нарёк сей, довольно-таки поганого качества, напиток «андроповкой». Эта был первый образец, поименованный, правда, неофициально, в честь главы нашего государства.
Да! Торговали по часам. Сначала с одиннадцати до девятнадцати, потом – с тринадцати. Да! Были очереди. Уже за час-полтора до открытия заветного отдела почётный караул из жаждущих и страждущих выстраивался… А после семи выручали предприятия общепита. Звались они кафе, ресторанами, пельменными, чебуречными. Причём, их меню, те есть ассортимент, порой с названиями ничего общего не имели… Народ их любил, просто обожал, несмотря на обвес, обсчёт, недолив и наряд милиции у выхода ближе к закрытию. А как же? Если бы не любил, никогда не прозвал бы так ласково: тошниловка, рыгаловка, сайгон, ссаный угол, козья морда, военная мысль…
А напитки! Как их нарекали красиво и поэтично! Самое дешёвое крепкое яблочное вино «золотая осень» и разнообразные подобные напитки в народе звали «червивкой». Дешёвые портвейны типа «розовый», «Кавказ» или «72», пятна от которых не выводились даже концентрированной хлоркой, – звали «чернилами». Горькую настойку «стрелецкую» - «стойктоидёт». Впрочем, в каждой местности, а то и в каждой компании, были и свои оригинальные остроумные прозвища.
Очень ценилась стеклотара. Сдашь на обмен, прямо в вино-водочном отделе, и приобретаемый товар уже дешевле. Мне доводилось участвовать в распитии ящика пива «с производными». Бутылка «жигулёвского», например, стоила сорок копеек, из которых ровно половина цены в то время составляла стоимость пустой бутылки. Купили ящик, выпили, сдали тару, сразу же купили ещё пол-ящика (первая производная), выпили, сдали, и так далее до последней бутылки… Дай Бог – не последней!
Поэтому пустые бутылочки и звали любовно - «хрусталь», «пушнина» и тому подобное, в крайнем случае «бухучёт». Бутылки из-под шампанского, в которые разливали и некоторые сорта портвейнов-чернил, звали «огнетушителями». Бутылку-недомерка объемом одну восьмую литра – пренебрежительно «мерзавчиком», бутылку 0,33 литра почему-то прозвали «чебурашкой». Да! Российский народ – поэт в душе и острослов, каких поискать.
В общем светлое было время, точнее – просветлённое. Пьяненькое такое и бесшабашное… или безбашенное – как хотите…
А потом неожиданно спросил у народа новообличённый властью Горбачёв Михаил Сергеевич: «Надо же как-то бороться с этим?! Это же безобразие, дорогие товарищи! Преступления бытовые в нетрезвом виде, понимаешь, брак на производстве, разводы, дети больные безнадзорные… Как вы считаете?» И ответил ему народ: «Конечно безобразие, понимаешь, конечно же, надо бороться, безусловно и всенепременно! Клеймить железом, выжигать позором и нехорошими словами!!!» Мы все так считали, считаем и будем считать… если прикажут. Всё правильно! Но перегибы и извращения, головотяпство и бюрократизм. Они-то, по-видимому, всё и испортили. Поширили и угл;били всё до неузнаваемости, довели до абсурда. Пошло дело, или, как выразился незабвенный Михаил Сергеевич: «Процесс пошёл!» И выросли терриконы из ставшей вдруг ненужной сахарной свёклы на бескрайних полях, и исчез сахар-песок вместе с рафинадом с магазинных прилавков, и полетели в чёрное море элитные виноградники, и потекли зловонные лужи из-под яблок, гниющих во дворах винзаводов, и забыли домохозяйки каково оно на вкус, дрожжевое тесто.
А бабульки самогонщицы приободрились, с удвоенной энергией взялись шаманить втихаря самопальное зелье, а для забористости – карбидику в него, помёта куриного… И пошёл сосед на соседа, односельчанин – на односельчанина в битвах спирто-винозахватнических, что в бесконечных вино-водочных очередях ежесекундно случались – за каждую пядь или ноль-пять, за каждую четвертинку. А народ всё равно пил, с риском для жизни пил, изощрялся как мог, но пил! Втихомолку! Тайком! И, в общем-то, вышло так, что ещё больше пил, чем раньше – а вдруг в последний раз? Так уж – до дна! Чтобы врагам не досталось.
За то, имея бутылку спиртного, можно было такие вопросы решить! Какие? Да любые, практически. Особенно в провинции. И тебе – что-нибудь достать, починить, и связи нужные завести, и должностишку пробить, и с женщинами поперезнакомиться… И много ещё всякого полезного и приятного. Только сначала надо было собственно волшебный напиток как-то достать. А потом ещё решить – самому выпить или на благое дело пустить. Желательно совместить – и то и другое… Но это уже иная история.
Так что, в чём-то из-за этого закона жизнь в стране даже интереснее стала. Опаснее, конечно – для здоровья. Даже страшнее, но жуть насколько интереснее…
Свидетельство о публикации №214052100624
Игорь Гудзь 21.05.2014 20:55 Заявить о нарушении