Троицкий, поэт

               
                Владимир Голдин

                ТРОИЦКИЙ

Поэт Троицкий по году своего рождению (1910 год)  принадлежал к тому поколению, которое строило социализм. Именно поколение людей рожденных в 1900-1910 годы вершило будущее страны. Люди этого поколения по убеждению, верой и правдой служили идее партии большевиков: проводили продразверстку, раскулачивали и казнили так называемых классовых врагов, восстанавливали разрушенное гражданской войной хозяйство страны, возводили домны, заводы и фабрики, самозабвенно изучали искаженную историю ВКП(б) и построили в СССР социализм в основном.

Георгий Александрович мог быть истовым большевиком, но судьба распорядилась так, что он  был рожден в дворянской семье, а не в пролетарской. Этим самым не мечтавшие никогда о пролетарской революции родители будущего поэта испортили ему всю будущую биографию.

Дед Г. Троицкого наследственное дворянство получил за свой труд. Отец поэта имел высшее образование и был инженером путей сообщения. Строил вместе с  рабочими и другими инженерами участки дорог: Тюмень – Омская, Троицкая – Кустанайская, Троицк – Орская, Белорецк – Магнитная.

Инженер получал приличное жалование и мог содержать восьмикомнатную квартиру и бонну для своих подрастающих наследников. Поэтому Георгий Троицкий в раннем детстве воспитывался, как дворянин, до 11 лет учился дома. Изучал немецкий язык под наблюдением домашнего педагога.

В их доме бывали разные люди: служащие театра, инженеры, родственники по матери, почти все отзывались скептически о советской власти. Мальчик, а затем, юноша - Троицкий, развивался, как расколотое, но не разваленное до конца, полено. На улицах и в советских учреждениях слышал одно, у себя дома - другое. В этой раздвоенной жизни постоянно что-то нужно было скрывать от других.

Арест отца по делу Промпартии еще больше углубил раскол в душе молодого человека. Он понял, что человек может быть без вины виноват, просто за то, что имеет другое «классовое» происхождение, независимо от того, какую пользу приносит человек своим трудом обществу. Формула: инженер – дворянин = классовый враг заставила молодого человека много думать о своем месте в обществе.

А общество требовало от него «классовой перековки», «переваривания в рабочем котле». После ареста отца Георгий едет в Москву и там работает четыре месяца землекопом на овощехранилище, затем возвращается на Урал, в Синару, где отбывал свою «вину» инженер А. Троицкий. Сын работает там же бетонщиком.
Но не может человек постоянно работать бетонщиком, когда из сердца исходят стихи:

Все тот же дождь,
        решительный и светлый,
И рощи
        восхитительно цветут,
И если песню
        тихо спросишь: где ты?
Она из сердца
         мне ответит: тут».

Стихи Георгия Троицкого в конце 20-х годов стали появляться в газетах «На смену!», «Уральский рабочий», в журнале «14 дней». Он вступает в литературную группу при газете «На смену!», его принимают в Уральскую ассоциацию пролетарских писателей (УралАПП). Он много пишет, выступает со своими произведениями вместе с другими членами литературной группы в рабочих аудиториях, выступает с докладами на литературные темы перед своими коллегами и гражданами города.

Но это классовое происхождение…

За лирические стихи, столь чуждые партии и  местному писательскому руководству, поскольку они (стихи) не отражают текущего момента, за дворянское происхождение (что было отражено в журнале «Рост») Троицкий был исключен из членов УралАПП.

Поэт получил очередной жизненный урок. Троицкого поддержали в редакции газеты «Уральский рабочий», где он стал недолгое время (1933-34 гг.) работать литературным сотрудником. Вновь в прессе появляются стихи, и даже правильные стихи, посвященные памяти Дзержинского:

        И вышел тот,
                кто высоко
        Держал победный флаг.
        Кавалерийская шинель
        Скрывала твердый шаг».

Творчество Г. Троицкого не возможно было замолчать, он становился популярным на Урале, о нем знали московские поэты. В 1934 году выходит в Свердловском издательстве его первая книга «Стихотворения».

В статье В. Бен «Путь в мастерство» в газете «На смену!» 18 октября 1934 года отмечалось: «Среди произведений уральских поэтов стихи Троицкого выгодно отличаются большой культурой, умением разрешать тему в неожиданных боковых разрезах. «Стихотворения» Троицкого – яркая и умная книга. Для Троицкого – поэта с голосом отличного тембра – она является несомненной удачей».

Но в уральской прессе были о нем и другие мнения, в которых постоянно подчеркивалось его классовое происхождение. И как бы в подтверждение этим мнениям, а, скорее всего, отвечая своим внутренним, скрытым настроениям, Троицкий под Новый 1935 год, на даче литераторов, на Шарташе, пишет большое стихотворение «Маргарита». Он пишет о положение бывшей богатой дворянки, а в советское время ставшей «содержанкой липовых спецов».

Если до написания «Маргариты» Троицкого только подозревали в классовой неверности за лирические стихи, то после этого произведения его стали подавать в прессе, как открыто контрреволюционного поэта. Троицкого уволили из редакции газеты «Уральский рабочий». Он остался без работы.

По рекомендации знакомых Троицкий уезжает работать в «Омскую правду», оттуда в Алма-Атинскую в вечернюю газету. Из солнечной Алма-Аты переезжает в холодный северный город Березняки, где работает в газете «Ударник». Троицкий нигде долго не задерживается, везде за ним тянется след «антисоветских публикаций».

В конце 30-х годов поэт уезжает в Москву, где публикует поэму «Иду на вы», готовит к печати роман «Город славы»… Но поэта тянет домой на Урал. Зачем?..
Казалось, аресты закончились, его многие коллеги уже отбыли в лагерях большую часть своих сроков, другие навсегда замолчали на двенадцатом километре московского тракта.

Но аресты не закончились. Его арестовывают в октябре 1940 года. Следователь принудил Троицкого «возглавить» террористическую диверсионную группу, которая по мысли следователя должна была отравить водопровод, снабжавший Кремль водой, забросать мавзолей бомбами. Нелепица несусветная. Но Троицкий уступил требованиям следователя. Поэта приговорили к расстрелу, но высшую меру поменяли на десять лет исправительно-трудовых лагерей. Умер Георгий Александрович 30 декабря 1943 года в Ивдельлаге.

В ученых и газетных статьях, советского периода, его имя поминали только как классовое препятствие на пути становления пролетарской поэзии.

P. S. Приятно любому автору, что его произведение читают, вдвойне приятно, когда приходит письменный отзыв. На публикацию статьи о Георгии Троицком в журнале «Уральский следопыт», автору пришло письмо из Магнитогорска, от друга поэта Троицкого - 95-летнего Юрия Функа, который сообщил, что Троицкий будто бы подал заявление о посылке его на фронт, где он попал в плен. Во власовской армии служить отказался,  воевал в составе союзнических войск в Северной Африке. Последний раз офицера Троицкого, будто бы, видели во французской форме в Конго.   

Загадка со многими не известными, но в жизни все возможно.Прямых доказательств нет. Будем считать эту информацию, как одну из гипотез, случившуюся в жизни поэта.

ПРИЛОЖЕНИЕ. Стихи Г. Троицкого

МАРГАРИТА


       Вот кусты - все ближе, все знакомо.
       Снежный сад, щеглы со всех сторон.
       Ты жила вот в этом доме,
       Где стоит какой-то батальон.
       Что с тех пор, что изменилось?
       Голой стала синяя сирень,
       Небо тучу снега опустило
       И светлее стало на дворе.
       Не зажмурься, подожди и вспомни:
       Бубенцы у заднего крыльца,
       Солнце на серебряном погоне
       Властного и милого отца.
       Твое платье словно пена,
       Словно золотистая река.
       Ты легко картавила Верлена
       И любила танцы и бега.
       Все прошло, как буря по равнине,
       Красная и черная весна:
       Мама спит на дальней Украине,
       Отца скрыла польская сторона.
       Утро. Птиц никто не кормит.
       Хрупок под ногою ломкий лед,
       Добродушный парень в синей форме
       Арестовав, в милицию ведет.
       Ты глядишь на свежие раскаты,
       Видишь, как мелькнет знакомый переход.
       Дом, не дом, а царские палаты,
       Где прожил твой знаменитый род.
       Пусть теперь расстрел или темница.
       Страха нет. Ушел куда-то ввысь,
       В это время человек, как птица,
       Выстрел грянул... и не оглянись.


            * * *
       Ты придешь ко мне, моя Мадонна,
       В этот вечер сосен и зари,
       Буду я с тобою дома
       О прошедшем говорить
       Кем я был? Поэтом и бродягой!
       Были мне отпущены грехи:
       Старая заржавленная шпага,
       Легкие французские стихи.
       И я шел, как ветер по дорогам,
       Неизвестный сверстникам страны,
       Пронося на сердце образ Бога -
       Бога возрождающей весны.
       Может быть, меня любили?
       Пели, забывая навсегда,
       На полях фламандских изобилии,
       У порога страшного суда.
       Но гитара больше ночь не мучит,
       Брови не трепещут, как тогда,
       Черные и медленные тучи
       Опускаются на города.
       Я устал от песен и от шпаги,
       От суровых северных ветров...
       Из моей истертой фляги
       Для тебя... единственный глоток.
       Ты придешь ко мне, моя Мадонна,
       В вечер сосен и зари,
       Буду я с тобою дома
       О прошедшем - говорить.

Эти стихотворения присланы автору статьи другом поэта Г. Троицкого Юрием Функом. Ещё один вариант "Маргариты" находится в деле Г. Троицкого.


ЕКАТЕРИНБУРГ

Куда ступить? - Шлагбаум бьет по памяти.
Дороги нет. В глазах сырые тени.
Здесь каждый камень - уменьшенный памятник
Угрюмых горных управлений.
Здесь, на Монетном - цепи виснут косо.
К ноге, как жизнь, приковано железо.
Бьют пятаки Ушанкины и Носовы,
И каждый шаг их плетью перерезан.

           ЗЕЛЕНОЕ СЕРДЦЕ

        Все тот же дождь, решительный и светлый.
        И рощи восхитительно цветут.
        И если песню тихо спросишь: "Где ты?"
        Она из сердца мне ответит: "Тут".
        На что мне украшение словечек,
        Сухая новолирная возня,
        Когда стихи идут ко мне навстречу,
        Как выросший за лето молодняк.

                Из сборника Г. Троицкого "Стихотворения".

ПИСЬМО

Давно уж не писал ты мне...
Забыл, наверное... напомню
И пенье ветра в вышине,
И старую каменоломню.
В года революционных бурь
Мы были под одною крышей...
Заброшенной каменоломни хмурь. Казалось нам черней и ниже.
Мы часто сбрасывали вниз
Большие камни. Ждали стука.
Кидало ветра свист
И штольни отвечали глухо.
Уехал ты. Прошло семь лет.
Забоев ширилась зевота...
Вдруг... фонарей зажегся свет
и закипела вновь работа.
Дружище!Вагонеток гам
Опять наполнил штольни рокотом.
Не передать моим строкам
Ту встречу тишины и грохота. Открытие...
Как много слов,
И вместе с тем, как много дела...
Был каждый гордостью суров;
Когда работа закипела.
Часы бьют семь. Гудок поёт.
Ну, до свиданья!
Пойми, пойми...
Твой друг сейчас туда пойдет,
В гремящую каменоломню.
                "14 дней", 1928, № 5.

              СИНЬ

Какая чертовская
      мартовская синь -
Снимает шубы
      с песен и разинь
И в магазине,
      около контор,
С восьми утра
      им продает пальто!
И провод - так
      без повода поет.
Везут зеленый
      и лиловый мед.
Кирпич меняет свет,
      вода меняет вкус,
Снег
      увеличивает груз
И, землю
      протравляя синевой,
Стихом ручья
      шумит над мостовой.
Мне хорошо,
      что вещи хороши,
Что ветер волосы
      и души ворошит,
Что с вывески
      зеленой ЗРКа
Сосульки тают
      светом фонарька.
Но все теплее
      мартовская синь.
На лужи пролитый,
      играет керосин,
Чернеет медленно
      дрожит и вдруг
Рябым огнем
      сверкает на ветру
И поджигает
      чувства и глаза,
И песен проплывает полоса,
Как облако,
      которое опять
Не встретить здесь
      и там не увидать.
...А где-нибудь,
      где также тает лед,
Любимая,
      совсем, как я, живет.
Встает к восьми,
      до службы напролет
О молодости
      радостно поет,
И птица
      улетающих бровей
Не улетит
      с красавицы своей.
Мы не видались
      с нею никогда...
Так шли года...
      но это - не беда,
Она, быть может,
      Встретится в апреле,
Когда мой день
      похож на акварель,
Которую сырые вечера
      Писали молодые мастера,
Им за двадцать
      розовый этюд
Светили зори
      несколько минут
И, медленно темнели,
      их глаза
Копировали
      наши небеса.
                1933

            * * *
      Шумит, зовет широкою сиренью
      Высокий дождь у моего крыльца;
      Остановись, зеленое мгновенье;
      Прекрасно ты, я не хочу конца!
      Но дождь кончается,
      И просыхают травы,
      И снова даль спокойная светла,
      И смотрит месяц,
      Новый и лукавый,
      В голубизну промытого стекла,
      И ты идешь березовою тенью,
      Извилистой тропинкою причуд;
      Остановись, тревожное мгновенье,
      Прекрасно ты, конца я не хочу!
      Но ночь кончается,
      И в пепельнице стынет
      Окурок с розовым твоим клеймом;
      За окном белесая пустыня;
      Бьет пять часов,
      И утро входит в дом.
      Оно светлее радостного пенья
      И твоего затихшего лица;
      Остановись, лучистое мгновенье,
      Прекрасно ты, я не хочу конца!
      Но все красивей, легче и умнее
      Меняется весны круговорот,
      Цветут лучи, пространства зеленеют,
      Чернеют пашни, теплый ветер веет,
      И пахнет родиной от щебня до высот.
                Свердловск-Алма-Ата, 1935-1937.