Джон Грэшем Мейчен. Вера и дела

ВЕРА И ДЕЛА
Джон Грэшем Мейчен (1925)
http://www.the-highway.com/faithandworks_Machen.html

Поскольку фундаментальный характер веры, как она была изложена нами на основе новозаветного учения, таков, что она, согласно Новому Завету, является принятием незаслуженного дара, что в корне отличается от любого вторжения человеческих достоинств, то естественно, что вера резко контрастирует с делами. Этот контраст действительно вытекает из всего Нового Завета в целом, а в одной из его книг, Послании к Галатам, он образует понимание предмета и основу аргументов. Эта книга от начала до конца является могучей полемикой в защиту учения об оправдании только верой, и как таковая она по праву именуется великой хартией христианской свободы. В начале XVI века мир лежал во тьме, но именно тогда Бог поднял человека, который прочитал это Послание, как оно было написано, и началась Реформация. Так может быть и в наши дни. Мир снова погружается в рабство, и свобода сынов Божиих вновь уступает место оковам религии заслуг, но Бог все еще жив, и Его Дух может явить миру закон нашей свободы.
Между тем странная тьма охватывает здесь зрение людей; великое Послание, столь поразительно ясное человеку, чьи глаза открыты, оказывается сокрыто за множеством неправильных толкований, в своем роде столь же абсурдных, сколь и средневековый хлам четвероякого смысла Писания, от которого отмахнулась Реформация. Грамматико-историческое толкование до сих пор признается в теории, но несмотря на это, игнорируется проповедниками, если не учеными, на практике, и апостолу приписывают то, что люди желали бы вложить в его уста. Новая Реформация, если она произойдет, как возвращение к Реформации XVI века, будет отмечена, среди всего прочего, возвращением к обычному здравому смыслу, и апостолу будет позволено, несмотря на наши симпатии и антипатии, сказать то, что он хотел сказать.
Но что же Павел на самом деле хотел сказать в Послании к Галатам, против чего он пишет, разворачивая свою великую полемику, что он созидает и что стремится уничтожить?
Ответ, который многие современные писатели дают на этот вопрос, состоит в том, что вполстол оспаривает лишь внешнюю церемониальную религию в интересах религии, основанной на великих принципах, что он выступает против концепции, которая строит мораль на ряде бессвязных правил, в пользу концепции, что естественным образом выводит все поведение человека из центра, укорененного в любви; короче говоря, это спор религии духа против буквы закона.
Это толкование, как нам кажется, включает в себя ошибку, которая отсекает жизненно важные органы христианской религии. Как и другие фатальные ошибки, она действительно содержит элемент истины, ибо по крайней мере в одном месте в Послании к Галатам Павел, похоже, указывает на то, что внешний характер церемониального закона уступает место более высокому (или, если использовать современную терминологию, более «духовному») этапу религии, который приходит с новым ее устроением. Но этот отрывок является достаточно изолированным и, конечно, не он дает ключ к смыслу всего послания. Напротив, даже этот отрывок, если он рассматривается в контексте, говорит о неполноценности старого церемониального устроения не столько потому, что оно положено лишь как знак будущего устроения, которое глубже, сколько потому, что забота Писания в целом состоит в глубоком несовершенстве закона. Церемониальный характер закона Ветхого Завета, столь уступающий внутреннему состоянию Нового Завета, был утвержден Богом, чтобы отметить неполноценность любого законного устроения, в отличие от устроения благодати.
Конечно, здесь снова необходимо предостеречь от ошибок. Павел никогда не говорил, что старое устроение является только законом, он всегда признавал, - и, более того, настаивал на этом, - элемент благодати, который пронизывает его от начала до конца и проявляется в обетованиях. Но его противники в Галатии отвергали именно этот элемент благодати, и их использование ветхозаветного закона, в отличие от его использования в качестве детоводителя ко Христу, действительно делало из старого устроения закон и ничего более.
Что же тогда, по словам Павла, реально лежало в основе неполноценности устроения закона, чем это являлось в отличие от Нового Завета, который возвестил Христос? Трудно понять, как ответ на этот вопрос можент действительно оказаться неясным; апостол изливал свою душу именно для того, чтобы сделать этот вопрос простым. Самый решительный контраст здесь – не между низшим и высшим законом, не между внешней, частной концепцией закона и концепцией, сводящей его к великим основополагающим принципам, но это контраст между любым законом, каким бы возвышенным он ни был, если он считается способом получения заслуг, и абсолютно свободной благодатью Божией.
Этот контраст совершенно упускается интерпретациями, которые воцарились в модернистской церкви. Сторонники представлений о «спасении характера» предположили, что полемика апостола касалась просто некоторых древних церемоний, тогда как в действительности она не имеет к ним отношения. На самом деле она направлена против любого человека, который стремится добиться какого-то статуса в глазах Бога на основе своих собственных заслуг, а не на основе Жертвы, которую принес Христос во удовлетворение Божественной справедливости на Кресте. Правда такова, что преобладающая модернистская интерпретация Послания к Галатам в некоторых отношениях не отличается от интерпретации римско-католической, которпя приписывает апостолу ровно противоположное тому, что он имел в виду. 
Модернистское возвращение к средневековой интерпретации этого Послания – это не изолированная вещь, но лишь один из аспектов неправильного толкования всей Библии, сходное, в частности, с ошибочным толкованием некоторых крупных тем в других Посланиях. Мы имеем в виду, в частности, 2 Кор.3.6: «Буква убивает, а Дух животворит».
Эта фраза, пожалуй – одно из наиболее часто злоупотребляемых высказываний во всей Библии. Ей на самом деле оказывается в этом отношении большая конкуренция: многие фразы в Новом Завете сегодня почти полностью превратились в свою противоположность, как например, слова «Бог во Христе» сделались выражением расплывчатого пантеизма, столь популярного сейчас, или когда все Евангелие искупления рассматривается как простой символ оптимистичного взгляда на человека, против которого на самом деле это учение было колоссальным протестом, или когда учение о Воплощении представляется как указание на сущностное единство Бога и человека! То, что происходит в настоящее время, напоминает методы, которыми гностики II века использовали библейские тексты в поддержку своих совершенно небиблейских систем. Исторический метод исследования, по крайней мере в Америке, обычно просто подгоняет Новый Завет к тому, что читатели ХХ века хотели бы в нем увидеть.
Этот отказ от подлинно научного историзма в толковании, который есть лишь одно из проявлений интеллектуального упадка нашего времени, очевиден в бесчисленном количестве мест современной религиозной литературы, но ни в одном из них он не проявляется с большей ясностью, чем в истолковании 2 Кор.3.6.  Слова «буква убивает, а Дух животворит» постоянно толкуются так, что мы не должны принимать закон Божий с доверием, они цитируются с целью доказать, что Павел-де был не буквалистом, а либералом, который считал, что Ветхий Завет и его закон не имеют значимости в деталях, но что из всех требований Бога мы должны лишь извлечь несколько великих принципов, о которых говорит Библия, и не настаивать на остальном. Короче говоря, эти слова используются с целью провести контраст между буквой и духом закона, они по сути означают, что буквализм смертельно опасен, а внимание к великим принципам поддерживает в человеке интеллектуальную и духовную жизнь.
Таким образом, одно из самых великих высказываний Нового Завета снижается до сравнительно тривиальных вещей – тривиальности с зерном истины, но все же тривиальности. Эта тривиальность, по сути, является лишь относительной; в таком случае важнее всего то, что внимание к общему смыслу книги закона гораздо лучше, чем углубление в ее детали. Но в таком случае контекст, в котором идет речь об этих деталях, просто игнорируется. Все это совершенно чуждо смыслу, вложенному апостолом в этот отрывок, и хотя весьма важно на своем месте, но тривиально по сравнению с огромной истиной, которую Павел стремится доказать нам.
То, о чем Павел действительно говорит – это контраст не буквы закона с духом закона, а контраст закона с Духом Божиим. Когда он говорит, что «буква убивает», он не имеет в виду презрение к педантичному буквализму, который сушит душу, но говорит о страшном величии Божия закона. Писание, «смертоносная буква» закона Божия, говорит Павел, произносит лишь ужасающий смертный проговор преступнику, но Святой Дух Божий, в отличие от закона, дает жизнь.
Закон Бога, который Павел имеет в виду, является внешним. Это святая воля Божия, которой мы должны соответствовать, но в таком качестве закон не содержит в себе никаких обещаний его исполнения. Одно дело – иметь писаный закон, и совсем другое – чтобы ему повиновались. В самом деле, из-за греховности в наших сердцах и власти плоти над нами признание закона Божьего только делает грех определенного рода беззаконием, то есть усиливает его греховность. Закон Божий был написан на каменных скрижалях и свитках ветхозаветных книг, но это совершенно не то же самое, чем возможность написать его в сердцах и жизни людей. Если так дело обстоит и сегодня, то этот текст имеет очень широкое применение. Закон Божий, как он приходит к нам – это буква, он находится вне сердца и жизни людей. Он написан в Ветхом Завете, он написан в Нагорной проповеди, он написан в великом повелении Иисуса о любви к Богу и ближнему и на всех путях, на которых мы осознаем заповедь Божию. Пусть никто не думает, что такое расширение текста означает крайне антиисторическую модернизацию, которую мы только что осудили; напротив, оно вполне оправдано у самого Павла.  «Когда язычники, - говорит Павел, - у которых нет закона, по природе законное творят, они сами себе закон» (Рим.2.14). Ветхозаветный закон просто являет ясный и подлинный закон Божий, о котором имеют представление все люди.
И этот закон, по словам Павла, содержит страшный приговор вечной смерти. «Душа согрешающая, она умрет», не имея возможности оправдаться по нему пред Законодателем. И, увы, никто не исполнил закон, все согрешили. Закон Божий свят, праведен и добр, но он неумолим, и мы подпадаем по нему лишь осуждению.
Вот по сути то, что Павел имеет в виду под словами «буква убивает». Это не означает, что педантичное внимание к деталям сушит и убивает душу. Без сомнения, это верно, и в определенных пределах это полезная мысль. Но это тривиальность по сравнению с тем, что Павел действительно имеет в виду. Нечто гораздо более величественное и более страшное звучит в словах Павла. «Буква» для апостола – это то же самое, что и проклятие закона Божия, и в Послании к Галатам он имеет в виду именно это ужасное «рукописание, которое было против нас», и смерть, которой убивает закон, является вечной смертью тех, кто навсегда отделен от Бога.
Но это еще не весь текст. Буква убивает, говорит Павел, но Дух животворит. Нет сомнения, что Дух здесь – это не «дух закона» по сравнению с буквой, и, безусловно, это не дух человека, который способен толковать закон только по своей похоти и гордости. Ни один человек, серьезно изучающий Павла, каковы бы ни были его собственные религиозные взгляды, я думаю, не будет сомневаться, что апостол имеет в виду Дух Божий. Божий закон приносит смерть для греха, но Дух Божий, прилагая к душе искупление, предложенное Христом, приносит жизнь. То, что написано, может лишь убивать, но Святой Дух в новом рождении или, как говорит Павел, в новом творении, дает жизнь.
Это отличие работает на всем протяжении Нового Завета. Безысходность жизни под законом описывается, например, в Рим.7. «О, несчастный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим.7.24). Но эта безнадежность преодолевается Евангелием. «Потому что закон духа жизни в Иисусе Христе освободил меня от закона греха и смерти» (Рим.8.2). Закон справедливо осуждает и приговаривает нас, но Христос пострадал вместо нас; рукописание, которое было против нас, ужасная «буква», было пригвождено ко кресту, и мы можем начать жизнь заново ради Бога. И в дополнение к этому новому и правильному отношению к Богу Дух Божий дарует грешнику новое рождение и делает его новым творением. Новый Завет от начала до конца есть дивное возвещение этой работы благодати. Жизнь, о которой Павел говорит в этом тексте – это новое рождение, новое творение, это Христос, живущий в нас. Вот исполнение великого пророчества Иеремии: «Это будет завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой внутрь их и напишу его на сердцах их» (Иер.31.34). Закон уже не просто повеление для христианина, так что он должен прилагать все силы, чтобы быть послушным ему; его требования исполняются через могущественную силу Святого Духа. Это и есть славная свобода Евангелия. Евангелие не отменяет закона Божия, но делает людей такими, что они могут любить его всем сердцем.
Какое отношение это имеет к нам? Закон Божий стоит над нами, мы согрешили против него в мыслях, словах и делах; его величественная  «буква» произносит смертный приговор нашему греху. Должны ли мы просто получить чувство благовидной безопасности, игнорируя закон Божий и укрываясь за более простым законом, который создаем сами? Или Господь Иисус, как Он явлен нам в Евангелии, уничтожил осуждение, которое было против нас, и даровал Святого Духа, чтобы написать закон Божий в нашем сердце, и сделать нас исполнителями закона, а не только слушателями? Так и только так может быть применен к нам великий текст: буква убивает, а Дух животворит.
Альтернатива, которая лежит в основе этого стиха – и это становится явным также в Послании к Галатам – не является альтернативой между внешними религиозными обрядами и тем, что люди сегодня называют (злоупотребляя новозаветными словами) «духовной» религией, хотя и эта альтернатива, без сомнения, важна, но это прежде всего альтернатива между религией заслуг и религией благодати. Послание к Галатам в той же мере направлено против современного понятия «спасения характера» и спасения через «принятие Христа Господом», или попыток реализовать на практике «принципы Иисуса», как и против древнего еврейского церемониализма, и именно потому, что апостол отвергает любое вторжение человеческих достоинств в дело нашего спасения. Эта работа, согласно Посланию к Галатам, принадлежит Богу и только Богу.
В этот момент проявляется вполне острота великого послания, с которым мы имеем дело. Павел не просто утверждает, что человек оправдывается верою – в этом не слишком сомневались и его иудействующие оппоненты – но он утверждает, что человек оправдывается только верою. Иудействующие не утверждали, что человек оправдывается делами; они считали, что он оправдывается верою и делами – то есть именно то, что утверждает римский католицизм сегодня. Без сомнения, они признавали, что для человека необходимо иметь веру во Христа, чтобы спастись, но они считали также, что для спасения необходимо соблюдать закон. Спасение для них было не только верой и не только делами, но верой и делами. Послушание человека закону Божию для них было не достаточно, но необходимо для спасения, и оно становилось достаточным, если дополнялось делом Христа.
Но в отличие от этого компромиссного решения проблемы апостол настаивает на резкой альтернативе: человек может быть спасен делами, если он исполняет закон совершенно, или он может быть спасен верой, но он не может быть спасен и верой, и делами. Христос, по словам Павла, делает для нас или все, или ничего. Если наша праведность хотя бы в малейшей мере зависит от послушания закону, то Христос умер напрасно; если мы хотя бы в малейшей мере верим в ценность наших собственных добрых дел, мы отвернулись от благодати, и нам не будет никакой пользы от Христа.    
Для мира эти слова могут показаться странными, но это не суровые слова человека, который никогда не был у подножия Креста, но слова человека, который сперва познал рабство закону, устал от усилий поставить собственную праведность в присутствие Бога, а затем, будучи озарен чудесным светом, пришел к пониманию того, что Христос сделал все, и его собственное рабство было напрасно. Какая это великая правда для сердца христианина, которое было тронуто искупительной благодатью! Человек, который почувствовал бремя греха, отваленное только у Креста, который сказал о Господе Иисусе Христе: «Он возлюбил меня и предел Себя за меня», который может спеть вместе с Топлэди: «Ничего нет в руках моих, только Креста я держусь» - такой человек знает в глубине души, что апостол прав, что доверять Христу только отчасти значит не доверять Ему вообще, что наша собственная праведность недостаточна даже для самого малого преодоления разрыва между нами и Богом, что для нас нет никакой надежды, если мы не можем сказать Господу Иисусу без малейшей оговорки, без тени уверенности в себе: Ты смог спасти нас, и только Ты!
Таким образом, центр христианской религии – это абсолютно незаслуженная и суверенная благодать Божия, спасающая грешников через дар Христов на Кресте. Осуждение совершается по заслугам, спасение приходит только по благодати; осуждение зарабатывает человек, спасение дается Богом. Факт благодати Божией подобно золотой нити проходит через весь Новый Завет, и только ради него Новый Завет существует. Он пребывает в словах, которые произнес Иисус в дни Свои во плоти, как, например, в притче о работниках в винограднике, где дело искупления изложено во всей  полноте еще до того, как Господь произнес на Кресте Свое триумфальное «Совершилось!».  Во всем Новом Завете присутствует одна и та же основа – таинственная, неисчислимая, чудесная благодать Божия, ибо "возмездие за грех есть смерть, а дар Божий жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем" (Рим.6.23).
Мы принимаем это верой как дар; верить означает не что-то делать, но получить; это не заслуживание награды, но принятие дара. Человек никогда не может сказать, что он получил что-то от себя, если он принял дар; сказать, что мы получаем спасение по вере – это то же самое, что сказать, что мы не получаем его своими силами, а лишь позволяем Богу даровать его нам. Вера, иными словами, не активна, но пассивна, и сказать, что мы спасены верой – значит сказать, что мы не спасаем себя сами, но нас спасает Тот, в Ком наша вера; вера человека предполагает суверенную благодать Бога.
Но даже здесь мы еще не погрузились в глубины новозаветного учения, не вполне уяснили место, которое Библия усваивает благодати Божией во спасении. Может сложиться впечатление, что в том, о чем мы говорили до сих пор, еще остается место для человеческой гордости. Человек, как мы уже сказали, не спасается сам, его спасает Бог. Но человек признает, что спасение по вере, а вера, хотя и не есть дело, все же своего рода действие: спасение свободно предлагается Богом, это предложение совершенно не зависит от человека, однако человек может не сопротивляться, а может и отказаться получить в дар то, что предлагает ему Бог.
И даже это последнее прибежище человеческой гордости изыскивается и уничтожается учением Слова Божия, ибо Библия представляет и саму веру – некоторую заслугу, как могло бы показаться в противном случае – как работу Духа Божия. Дух, в соответствии с истинным резюме Нового Завета, производит веру в нас, и, таким образом, соединяет нас со Христом через действенное призвание; эта благодать Божья суверенна и неодолима, и наша вера является лишь средством, которое Дух использует, чтобы приложить к нам преимущества искупительного дела Христова.
Это средство было выбором Бога, а не нашим, и не наше дело говорить Богу: что Ты делаешь? Но даже будучи слабыми и невежественными, мы, я думаю, можем понять, почему это конкретное средство было избрано, чтобы соединить нас со Христом, почему, например, вера, а не любовь была избрана каналом, которым спасение должно войти в нашу жизнь. Любовь активна, вера же пассивна, и именно поэтому была выбрана вера, а не любовь. Если Библия говорит, что мы спасены в любви, то хотя наша любовь также есть дар Духа, мы могли бы подумать, что она принадлежит нам самим, и тем самым стали бы утверждать спасение как наше право. Но поскольку мы не только спасены по благодати, но благодаря своеобразию средств, которые Бог для этого использовал, мы можем знать, что мы спасены благодатью, и по самой природе веры это знание не позволяет нам самим спасти себя. Даже прежде, чем мы смогли любить, как должно, прежде того, что мы могли сделать или даже почувствовать что-либо правильно, мы были спасены через веру, спасены, отказавшись от всякого доверия к нашим собственным мыслям, чувствам и действиям, и просто позволяя Богу спасти нас.
В каком-то смысле, действительно, мы спасены через любовь, что на самом деле является даже более глубокой истиной, чем то, что мы спасены через веру. Да, мы спасены через любовь, но это любовь большая, чем та, что есть в наших холодных и греховных сердцах, и это не наша любовь к Богу, но любовь Бога к нам, любовь, которою Он дал Господу Иисусу умереть за нас на кресте. "В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши". Только эта любовь есть любовь спасающая. Но спасает она с помощью веры.
Таким образом, началом христианской жизни является не достижение, но опыт в душе человека, которая не спасается в какой-то момент сама, активно или пассивно, но переживает спасительную работу Бога, и только Его. Это не означает, что христианин ничего не испытывает, когда спасение входит в его жизнь, не означает, что он находится в трансе или что его обычные способности никак не используются; напротив, этот великий переход может быть очень простой вещью, в нем далеко не всегда присутствуют неодолимые эмоциональные переживания, тогда как вера всегда является сознательным состоянием души. Существует, кроме того, волевой аспект веры, который появляется тогда, когда человек употребляет сознательное усилие воли, чтобы не заставить себя верить, а прекратить попытки спасти себя самому и принять спасение, предложенное Христом. Представляется, что проповедники Евангелия должны обращаться ко всем способностям, силам и сознанию человека, которого они стремятся убедить; они должны удалить интеллектуальные возражения против истины христианства и привести положительные аргументы; они должны обратиться к чувствам и воле, чтобы человек использовал их наставления. Все эти средства могут использоваться и были использованы Духом Божиим бесчисленное количество раз и, конечно, мы не собираемся порочить их тем, о чем только что сказали. Но мы хотим сказать, что для нашего спасения эти средства никогда не будут достаточными, они никогда не принесут человеку веру во Христа, если за ними не будет стоять таинственная возрождающая сила Духа Божия. Мы не планируем здесь рассуждать о психологии веры и, конечно, мы не думаем, что она необходима для того, чтобы человек меньше думал о состояниях своего собственного сознания и больше – о Христе, Который силен спасти его душу. Но, по крайней мере, мы можем сказать, что работа нашего сознания может быть тем, к чему сверхъестественно взывает Дух Божий, и именно через сознательную веру человек впервые принимает Христа как своего Спасителя от греха.
Но если начало христианской жизни, таким образом, есть не достижение, но опыт, если человек не активен, но пассивен, когда совершается  его спасение, если вера резко противостоит делам, то что происходит с этическим характером христианской религии, что станет со стимулами, которые всегда связаны с человеческой индивидуальностью и чувством собственного достоинства, что произойдет с сознательной деятельностью, к которой, в контрасте с этим, великие религии мира всегда призывают своих приверженцев? Такие вопросы являются совершенно законными, и они показывают, что на сегодня мы очень далеки от адекватного понимания соотношения, которое существует в христианской религии между верой и делами или между доктриной и жизнью.
Это соотношение следует теперь рассмотреть хотя и кратко, но несколько подробнее.
Исследование лучше всего начать с рассмотрения того, что расценивается некоторыми благочестивыми читателями Библии как серьезная трудность, а именно – кажущееся противоречие между Гал.2 и Иак.2. «Человек оправдывается не делами закона, но только через веру в Иисуса Христа", говорит Павел; "Видите ли, что человек оправдывается делами, а не верою только?", говорит Иаков. Эти два стиха при их сопоставлении создают древнее библейское затруднение. Послание к Галатам говорит, что человек стоит перед Богом по вере независимо от дел; Иаков же утверждает, что чтобы стоять перед Богом, необходима не только вера, но вера и дела. Если изъять эти стихи из более широкого контекста и поместить их рядом, едва ли противоречие покажется более полным.
Павлова доктрина об оправдании верой, которую мы только что изложили с достаточной ясностью, является, как мы видели, самим основанием христианской свободы. Она делает наше положение перед Богом зависящим не от того, что сделали мы, но от того, что сделал Бог. Если наше спасение зависит от того, что сделали мы, то, по мысли Павла, мы остаемся рабами в кандалах, ибо мы в любом случае должны предпринимать лихорадочные попытки соблюдать закон Божий настолько хорошо, чтобы в итоге оправдаться с его помощью. Но к этому безнадежно даже стремиться из-за смертельной вины греха, ибо мы как неоплатные должники пытаемся платить, но в итоге все глубже и глубже залезаем в долги. Но согласно Евангелию Бог даровал нам Свою милость как абсолютно свободный дар; Он привел нас в правильные отношения с Собой не на основе каких-либо наших заслуг, но только на основе заслуг Христа. Велика вина наших грехов, но Христос взял на Себя все, когда Он умер за нас на Голгофе.  Нам не нужно делать добрых дел, прежде чем стать детьми Божиими, но мы можем прийти к Богу, как мы все, обремененные нашими грехами, и быть совершенно уверенными, что вина греха будет удалена и мы обретем прощение. Когда Бог смотрит на нас, принимая или отвергая, он видит не нас, но нашего великого Заступника, Господа Иисуса Христа.
Такова славная уверенность Евангелия. Христианин уверен в своем спасении потому, что оно целиком находится в руках Бога; если бы оно хотя бы в малейшей степени зависело от нас, уверенность была бы невозможна. Поэтому представляется жизненно важным значение великого учения Реформации об оправдании верой как доктрины, которая находится в самом центре христианства. Это означает, что принятие нас Богом – это не то, что мы зарабатываем, не то, что подлежит всем превратностям человеческих дел, но это дар Божий. Может показаться странным, что мы можем быть таким образом приняты святым Богом как Его дети, но Бог избрал нас, чтобы принять, это было сделано под Его ответственность, а не нашу, Он имеет право принять тех, кто будет стоять в Его присутствии, и в тайне Своей благодати Он решил принять нас.
Эта центральная доктрина христианской веры на самом деле предполагается всем Новым Заветом, но она особенно ясна в посланиях Павла, в таких отрывках, как Рим.8, Гал.2-3, и особенно 2 Кор.5, где простейшим образом изложен саый центр Евангелия.
Но Послание Иакова, на первый взгляд, кажется диссонансом в этом великом новозаветном хоре. «Видите ли, что человек оправдывается делами, а не верою только?". Если это означает, что человек считается праведным перед Богом отчасти из-за заслуг его собственных дел и лишь отчасти потому, что через жертву Христа он принимается по вере, то Иаков оказывается в точно таком же положении, что и противники Павла, против которых он ожесточенно борется в Послании к Галатам. Эти противники, иудействующие, как мы сказали, не отрицали того, что вера во Христа необходима для спасения, в этом они как раз были согласны с Павлом, но они считали, что соблюдение закона и заслуги за это являются перед Богом необходимыми. Человек спасается не верой или делами, но верой и делами – такова была формула иудействующих противников Павла. Апостол справедливо усмотрел в этой формуле возвращение в рабство. Если Христос спасает нас только отчасти и оставляет пробел, который должен быть заполнен нашими добрыми делами, то мы никогда не сможем быть уверены в том, что спасены. Пробужденная совесть ясно видит, что наше послушание закону – это не то, что действительно требуется от нас, не та чистота сердца, которая необходима согласно учению и примеру нашего Господа. Наше послушание закону недостаточно даже для преодоления наименьшего разрыва, мы рабы непотребные, и если мы когда-нибудь войдем в присутствие Судии, то не таким образом. Христос сделал для нас все или не сделал ничего, и полагаться даже в наименьшей мере на свои заслуги и праведность является самой сутью неверия, ибо мы должны доверять Христу во всем или мы не доверяем Ему ни в чем. Таково учение Послания к Галатам.
Но в Послании Иакова мы, как представляется, входим в другой круг идей. Оправдание по вере, для Павла; значит ли, что оправдание для Иакова не по вере? Это трудность для многих читателей Библии.  Но, как и другие заметные противоречия в Писании, это, как оказывается, противоречие формы, а не содержания, и оно лишь ведет благочестивого читателя к более глубокому и более полному пониманию Библии. 
Разгадка возникающей трудности – в определении слова «вера». Кажущееся противоречие объясняется просто тем, что когда Иаков говорит, что вера недостаточна, он имеет в виду другое слово, нежели Павел, когда говорит, что вера самодостаточна. Вера, о которой говорит Иаков, что она недостаточна, имеется в виду в Иак.2.19: «Ты веришь, что Бог един, хорошо делаешь: и бесы веруют и трепещут». Вера, которая для Иакова недостаточна и которую имеют и бесы – это просто интеллектуальное восприятие фактов о Боге и Христе, не влекущее за собой их принятия как дара нашей душе. Но не такую веру имеет в виду Павел, когда говорит, что человек спасается только верой! Вера действительно имеет интеллектуальный аспект, она включает восприятие определенных вещей как фактов, и напрасны современные усилия развести веру и знание. Но хотя вера интеллектуальна, она не только интеллектуальна. Вы не можете иметь веру без знания, но у вас не будет веры, если будет только знание. Вера есть дар Христов. Мы не можем принять дар, не имея определенного знания об этом даре, как и о Дарителе. Но мы можем знать об этом даре и по-прежнему не принять его. Знание, таким образом, абсолютно необходимо для веры, но оно еще не вся вера. Христос приходит с предложением ввести нас в правильные отношения с Богом, и Он уже сделал это для нас на Кресте. Должны ли мы принять этот дар или будем презирать его? Принятие этого дара и называется верой, и это дивная вещь, которая влечет за собой изменение всей природы человека, ибо она включает в себя ненависть ко греху и жажду правды. Такое дивное изменение – не дело человека, ибо сама вера дается нам Духом Божиим. Христиане никогда не делают сами себя христианами, их делает таковыми только Бог.   
Все дальнейшее вытекает из того, что уже было сказано. Но совершенно исключено, чтобы человек мог принять этот дар, предложенный Христом, и получить веру во Христа, и все еще продолжать находить удовлетворение во грехе. То, что Христос предлагает нам спасение от греха, означает спасение не только от вины греха, но и от власти греха. Самое первое, что христианин делает, таким образом, чтобы соблюдать закон Божий – это то, что он соблюдает его уже не как способ заслужить спасение – ибо спасение свободно даровано ему Богом – а в радости, как основу уже совершившегося спасения. Вера, о которой говорит Павел, по его собственным словам, есть вера, действующая любовью, а любовь есть исполнение всего закона. Павел поэтому полностью согласен с Иаковом в том, что веры в том смысле, о котором говорит Иаков, совершенно не достаточно для спасения. Вера, которую имеет в виду Павел, говоря об оправдании верой – это вера, которая работает и производит дела. 
Но если вера, рассматриваемая Иаковом как недостаточная, на самом деле отлична от веры у Павла, то дела, о которых говорит Иаков, также отличаются от неспасительных дел у Павла. Павел говорит о делах закона, о делах, направленных на приобретение заслуг ради Божия благоволения; Иаков, с другой стороны, говорит о делах, подобных жертве Авраама, которые являются результатом веры и доказывают ее истинность.
Разница между Павлом и Иаковом – это разница терминологии, а не смысла. Это различие показывает, что Послание Иакова было написано гораздо раньше спора с иудействующими, когда терминология Павла возникла и была зафиксирована. Если бы Иаков писал после Павла, он сказал бы, что хотя человек оправдывается верой, а вовсе не от дел, тем не менее нужно быть уверенным, что твоя вера является истинной, что она не просто согласие ума, как у демонов, которые веруют и трепещут. На самом деле это одна и та же истина, только разными словами. Иаков не исправляет Павла, он даже не исправляет его неправильное толкование, но бессознательно он готовит позицию Павла, а также готовит читателя для более четкого и славного уяснения истины его великого Послания.
Посланию Иакова следует отдать должное место в наставлении в христианской жизни. Иногда оно рассматривается как послание о делах веры. Но это не означает, что это послание не учитывает более глубоких элементов христианской жизни. Иаков не сторонник «веры угольщика», не сторонник того, что ложно называется сегодня «практическим христианством», в отличие от доктринального, он не был человеком, который стремится заглушить внутреннее беспокойство показной благотворительностью. Наоборот, он в высшей степени верит в силу молитвы, он возвышает веру и отбрасывает сомнения, смиряет человека и возвышает Бога. «Теперь послушайте вы, говорящие: "сегодня или завтра отправимся в такой-то город, и проживем там один год, и будем торговать и получать прибыль "; вы, которые не знаете, что случится завтра: ибо что такое жизнь ваша? пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий. Вместо того, чтобы вам говорить: "если угодно будет Господу и живы будем, то сделаем то или другое ", - вы, по своей надменности, тщеславитесь» (Иак.4.13-16).  Человек, который написал эти слова, явно не был сторонником «практической религии» от мира сего, он не был защитником того, что называется сегодня «социальным Евангелием», но он был человеком, который рассматривает этот мир, как рассматривает его весь Новый Завет – в свете вечности.
Поэтому урок, который мы можем спокойно извлечь у Иакова, состоит в том, что на глубине христианской веры его Послание совершенно не противоречит Евангелию, которое провозглашает Павел. Павлу, как и Иакову, было ясно, что люди, которые спасены через веру, не могут продолжать жить нечестивой жизнью. "Не обманывайтесь," говорит Павел: "ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи… ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники царства Божия не наследуют» (1 Кор.6.9). Что может быть яснее, чем это? Павел, как и Иаков, настаивает на этическом и практическом характере христианства, настаивает на чистоте и бескорыстии в поведении как на абсолютно необходимых знаках христианской жизни. Христианин для Павла (как на самом деле и для Иакова) не спасает сам себя, он спасен Богом, но спасен не для того, чтобы он мог продолжать жить в грехе, а чтобы побеждать грех и стремиться к святости.
На самом деле Павел воспринимал это настолько серьезно, что иногда можно подумать, что он призывал христиан в этой жизни к полной безгрешности, так что иначе, если они грешат, они не христиане вообще. Такое понимание его посланий будет неверным, это противоречит, в частности, той любви и заботе, с которыми апостол увещевал и призывал тех членов своей общины, которые впали в грех. Как пастырь душ Павел признавал наличие греха даже в тех, кто стоит в вере, и смотрел на них не только с тяжелым сердцем, но с терпением и любовью. Тем не менее глубоко показателен тот факт, что большие доктринальные отрывки в посланиях Павла говорят очень немногое (хотя и кое-что) о присутствии греха в христианах. Как объяснить этот факт? Я думаю, что это объясняется глубоким убеждением апостола, что хотя грех и присутствует в христианах, ему не место в них, и они никогда не согласятся ни на мгновение рассматривать его иначе как страшную аномалию, которой просто не должно быть.
Таким образом, для Павла уже начало новой жизни – это бой, борьба с грехом. В этой борьбе, а не при начале ее, христианин не просто сотрудничает с Богом – он именно сам, а не только Дух Божий, хотя Он всегда помогает верующему, активно участвует в этой борьбе.
Начало христианской жизни – это акт Бога и только Бога. В Новом Завете он называется новым рождением или, как у Павла, новым творением. В этом акте человек не принимает никакого участия, как и в своем рождении. И в этом нет ничего удивительного, ибо если мы духовно умерли и мертвы по преступлениям и грехам, то мы ничего не можем сделать в сфере, для которой мы мертвы. Если бы кто-то мог сделать нечто в духовной сфере, он не был бы мертв. Но человек, мертвый по преступлениям и грехам, воскрешается к новой жизни в новом рождении и новом творении. До нового рождения он не может участвовать в нем, как и в своем физическом рождении. Но рождение сообщает жизнь, и хотя человек не активен при рождении, он активен в жизни. Так и в духовной сфере. Мы не можем ничем способствовать нашему духовному рождению, которое является актом Бога. Но это новое рождение сообщает нам новую жизнь, и в этой жизни, которую мы получаем от Того, Кто возродил нас и вложил в нас Свою силу, мы получаем ту силу, которая участвовала в нашем возрождении. Таким образом, христианская жизнь начинается с акта Бога, но продолжается сотрудничеством между Богом и человеком. Возможность такого сотрудничества обусловлена только Богом, она ни в малейшей степени не достигается нами, и это высшее чудо благодати Божией, которое никогда не перестанет быть таковым. 
Таким образом, христианская жизнь в этом мире является не пассивной, но активной, она состоит в непрестанной битве против греха. Это бой до победы, потому что человек, вступивший в него, духовно жив перед Богом, и потому, что он имеет великого Спутника, Который помогает ему на каждом повороте борьбы. И хотя победа в этом бою обеспечена, это так лишь потому, что это борьба не только нашего я, но и нашего Бога. Вера, о которой мы говорили, состоит не в  чем ином, как в получении нами силы, и это совершается каждый раз, когда Бог производит Свою великую работу в нашей жизни.
Этот аспект веры классически сформулирован апостолом Павлом в замечательной фразе Послания к Галатам: «Ни обрезание, ни необрезание не имеет силы, но вера, действующая любовью» (Гал.5.6). В этой фразе сконцентрирован в нескольких словах весь опыт Церкви.
Это текст для очень практичного мира, мира, который может заинтересоваться верой, лишь если увидит, что вера – это вещь, которая работает.  И, конечно, наш практичный век не может позволить себе отказаться от помощи там, где ее можно найти, ибо истина в том, что наше практичное время видит свою неспособность достичь результатов даже во вполне земных вещах, которые совершенно явно не работают.
Как ни странны нынешние провалы для мира, который идет на все, чтобы добиться эффективности, может показаться странным парадокс, что истинная эффективность может быть достигнута только теми, кто не делает многого из объекта своих стремлений. Современный односторонний акцент на практику препятствует прогрессу человечества – как нам кажется, по крайней мере в двух отношениях.
О первом из них мы уже сказали. Очевидно, что многие люди так хотят добиться чего-то, например, на работе, что они пренебрегают правильным выбором средств для достижения своей цели. Они думают, что могут использовать религию как средство для достижения своих целей без решения вопроса об истинности конкретной религии; они считают, что могут использовать веру как нечто психологически благотворное, без определения того, является ли эта вера истинной или ложной. Все подобные усилия, как мы сказали, напрасны, ибо такое прагматическое использование веры просто уничтожает вещь, которую использует. Таким образом, если мы хотим что-то сделать, мы не можем игнорировать эту прагматическую моду, но прежде всего должны решить вопрос о средствах.
Во-вторых, люди так стремятся сегодня чего-то добиться, что они иногда равнодушны даже к вопросу, что им нужно. Успешные, энергичные люди часто восхищаются мирскими достижениями как таковыми, совершенно независимыми от их характера. Часто им кажется, что не важно, занимается ли человек накоплением материальных благ в поисках политической власти или ради управления школами, больницами и благотворительными организациями. Участвует он в грабеже или в миссиях, он уверен в своем признании, если только ему удастся доказать, что он дельный малый. Но как бы ни стимулировали такие награды нашу деятельность, очевидно, они не способствуют прогрессу человечества. Если мой труд будет лучше, чем у моего соседа, мы сможем оба наслаждаться старомодным отдыхом и комфортом до тех пор, пока нас беспокоит наш общий прогресс. Наши усилия просто компенсируют друг друга. Следовательно, хотя современный мир тратит много энергии, нельзя отделаться от ощущения, что огромный объем ее просто пропадает. Правда в том, что если мы хотим быть по-настоящему деловыми людьми, мы сначала должны до некоторой степени быть теоретиками. Мы должны остановиться на некоторых больших задачах и на великом смысле их достижения.
Текст Павла вносит предложения относительно обоих проблем. Он предлагает и задачи, и силы для их выполнения.
Следует отметить, в первую очередь, что то, о чем идет речь, открыто для всех. Во Христе Иисусе не имеет значение ни обрезание, ни необрезание, нет ни иудея, ни эллина, ни раба, ни свободного, ни мужчины, ни женщины, здесь не требуется ничего, кроме того, что является общим для всех людей. Если мы хотим работать над этим, то мы не можем сказать, что это вне нашей досягаемости.
Это дела любви, и что это такое – Павел объясняет в конце этого послания. Это не просто эмоции, даже не просто доброжелательство, это практическая  вещь. Мы иногда говорим  о довольно беспринципном и рассеянном человеке: «Он слаб, но у него доброе сердце». Такая теплота – это не христианская любовь. Христианская любовь включает в себя не только стремление к благополучию наших ближних, даже не просто готовность помочь, но и власть. Чтобы любить в христианском смысле, человек должен быть не просто доброжелательным, но сильным и добрым, он должен любить своих ближних достаточно, чтобы приложить свои силы к тому, что принесет общую пользу.
Такая задача очень отличается от большей части тех дел, которые на самом деле являются мирскими. В первую очередь, это труд духовный, а не материальный. Это действительно удивительно в наше время, когда многие люди почти полностью погружены в материальные вещи. Очень многие люди, кажется, имеют представление о своих задачах не выше чисто материальных решений: самой великой считается нация, имеющая наибольшие доходы и число линкоров, лучшим университетом – тот, что имеет больше всего дорогих лабораторий. Вообще говоря, такой практический материализм не обязательно эгоистичен: производство материальных благ может считаться желательным для других людей, а не для  нас самих. Это не вполне эгоизм. Но – по крайней мере в наиболее последовательных формах – это ошибочное предположение, что правильное распределение материальных благ будет панацеей. Действительно, такая привычка мыслить не обошла и Церковь. Там, где считается, что облегчение физических страданий важнее и практичнее, чем благо человеческого духа, материальные вещи неизбежно становятся главной целью. И это не христианская любовь. Христианская любовь, конечно, не будет пренебрегать материальным благополучием, она не ограничится проповедями, когда речь идет о хлебе. Она будет бороться с бедствиями, она способна испытать наслаждение, даже доставив самую простую радость ребенку. Но она всегда делает это с сознанием того, что у нее есть и другой, неоценимый дар.
Во-вторых, христианская любовь является не просто интеллектуальной или эмоциональной, но и моральной. Она включает в себя не меньшее, чем хранение всего нравственного закона. «Весь закон заключается в одном слове: люби ближнего, как самого себя» (Гал.5.14). Христианство может дать удовлетворительное мировоззрение, оно может дать людям утешение и счастье, оно может лишить смерть ее ужаса, оно может произвести возвышенные религиозные чувства, но если оно не сделает людей лучше, это не христианство. Кроме того, любовь – это своеобразное исполнение морального закона. Это не просто выполнение набора внешних актов, которое может быть делом лицемерия или целесообразности. И это также не просто преданность долгу ради долга. Это замечательно и похвально, но это детский этап морали. Христианин не под законом, его исполнение закон имеет своим источником не послушание строгому голосу долга, но неодолимый импульс любви к закону Господню, ибо он поступает правильно потому, что просто не может иначе.
В-третьих, я думаю, что любовь включает в себя своеобразное представление о содержании закона. Это касается прежде всего морали как бескорыстия. Культура мира сего со всем его великолепием и блеском в основе своей по большей части эгоистична. Гений просто использует людей; Христос умер за них, и Его ученики должны идти по стопам своего Господа.
В-четвертых, христианская любовь – это не только любовь к человеку, это также, и даже в первую очередь, любовь к Богу. Мы знаем, что любовь к Богу – это не то, с помощью чего мы спасены; Новый Завет не говорит: любовь твоя спасла тебя но: вера твоя спасла тебя; он не говорит: люби Господа Иисуса Христа, и спасешься; но, верь в Господа Иисуса Христа, и спасешься. Но это не означает, что Новый Завет обесценивает любовь. Это не означает, что если человек любит и всегда любил Бога Отца, и Господа Иисуса Христа, и ближних, как ему должно любить их, он не будет спасен; это означает только то, что из-за греха ни один невозрожденный человек, который когда-либо жил, не сможет сделать этого. Любовь, согласно Новому Завету, не является средством спасения, но это лучший плод его; человек спасается верой, а не любовью, но он спасается верой для того, чтобы он смог любить.
Таковы дела любви. Как можно совершить их. «Просто исполняя их, - скажет «практичный человек», - не подлежит сомнению, что если это необходимо, то это в наших силах; в любое время человек, стоит ему только захотеть, может оставить свои злые пути и начать служить Богу и ближнему, может начать это делать, этот путь всегда открыт для него». Но вот незадача: хотя вроде бы этот путь действительно открыт, и все же человек не становится на него, он вроде бы может, но никогда не хочет. Некоторые из нас чувствуют, что есть логические основания для такого порядка вещей и мы можем найти их. И когда мы находим их, мы убеждаемся, что причина – это грех.
Конечно, если не существует такого понятия, как грех, то ничего не нужно, чтобы преодолеть его, и ничто не стоит на пути христианской любви. Существование греха, как уже отмечалось – это то, что обычно отрицается в современном мире. Оно отрицается по крайней мере двумя способами. Во-первых, люди иногда говорят, что греха нет, есть только несовершенство; то, что мы называем грехом, является лишь одной из форм несовершенства. Если это так, то можно утверждать, что сил человека достаточно для решения его задач. Очевидно, мы добились определенного прогресса после «каменного века», продолжение же усилий на этом пути, несомненно, принесет нечто еще большее и будет приближать к совершенству – хотя оно так же невозможно для нас по самой природе вещей, как и бесконечность. Во-вторых, нам говорят, что нет греха, есть только грехи. Здесь признается, что моральное зло по сути своей отличается от простого несовершенства, но это зло, как предполагают, не обладает единством, ибо каждый отдельный наш выбор независим от любого другого, и человек свободен каждый раз выбирать добро или зло; никто не может помочь ему в этом, да никто и не должен помогать.
Но учение Павла о грехе отвергает и тот, и другой подход. Во-первых, грех, по словам Павла, является смертельной виной, а во-вторых, он не присущ лишь отдельным действиям. Это могучая сила, против которой человек бессилен. «Уже не я делаю это, но живущий во мне грех» (Рим.7.17). Нам могут возразить: если дело обстоит так, что уже не я делаю нечто, то моей ответственности больше нет, как же я могу чувствовать за это вину? Если я виновен, то грех должен быть попросту и исключительно совокупностью моих сознательных действий. Тем не менее, вопреки таким априорным рассуждениям опыт истории учит, что люди, которые чувствовали себя  наиболее глубоко виновными из-за греха, были людьми, которые рассматривали его как большую силу, стоящую за отдельными действиями. И ближайшее рассмотрение выявляет причины этого. Если каждое наше действие имеет место само по себе, то  неправильный выбор в любой конкретный момент времени является сравнительно ничтожной вещью, которая может быть легко исправлена в следующий раз. Такая философия вряд ли может произвести великий ужас и страх греха. Но если грех рассматривается как нечто единое, обладающее властью, то он находится в непримиримом противоречии с добром, и акты греха, по-видимому, ничтожные сами по себе, лишь показывают, что мы находимся под властью этой силы; одно неправильное действие не может рассматриваться само по себе, ибо оно предполагает согласие с сатанинской властью, которая затем логически неудержимо приводит к разрушению любых достойных чувств, обесценивает каждое движение любви, жалости, сочувствия. Когда мы начинаем видеть, почему Павел называл плоть могучей силой, которая неодолимо тянет нас вниз, в бездну зла, мы чувствуем вину и муку, и жаждем чего-то сильного, что может помочь нам больше, чем собственное безволие.
Такую власть апостол Павел находит в вере, и он говорит, что вера работает, она производит дела жизни и любви. Но что Павел имел в виду, говоря, что вера производит дела? Конечно, не то же самое, о чем думает современный скептик или прагматик, который, используя те же слова, считает веру лишь психологическим феноменом, который может работать, при этом не завися от истинности или ложности своих объектов. Что имеется в виду – становится совершенно ясным из заключения того же Послания к Галатам, где жизнь любви представлена в некоторых деталях. В этом разделе ничего не говорится о вере, кроме того, что она представлена как то, через что Дух Божий производит любовь и жизнь. Дух здесь представлен как делающий именно то, что усваивается вере, когда говорится,  что она действует любовью. Кажущееся противоречие приводит нас к концепции истинной веры. Истинная вера, строго говоря, не делает ничего, она не дает, но получает. И когда кто-то говорит, что мы что-то делаем по вере – это лишь еще один способ сказать, что мы ничего не делаем – по крайней мере, ничего не делаем от себя. Сама природа веры такова, что она, строго говоря, ничего не делает. Так что когда говорится, что вера действует любовью, это означает, что через веру мы ничего не делаем сами, но позволяем Другому помочь нам. Эта сила, которая входит в нашу жизнь через веру, прежде чем мы сможем сделать  что-либо, чтобы угодить Богу, и которая затем укрепляет и поддерживает нас в бою, который мы начали, есть сила Духа Божия.   
Так в самой гуще этого мира христианин может явить практическую жизнь любви: быть всегда готовым помочь беспомощным, накормить голодных, принести воды жаждущим, одеть нагих, посетить больных и заключенных. И все это совершается не его собственными слабыми усилиями, даже не только его верой, но великим Предметом его веры, Всемогущим Богом.
Христианский проповедник обращается к миру с прекрасной альтернативой. Должны ли мы по-прежнему зависеть от наших собственных усилий, или мы будем принимать по вере силу Божью? Должны ли мы ограничиваться теми материалами, что дает этот мир, стремясь бесконечно комбинировать их, чтобы построить здание, или мы будем строить из материалов, которые не имеют изъяна? Должны ли мы давать людям новые мотивы или же просить Бога дать им Его силу. Должны ли мы улучшать мир сей или просить Бога создать новый мир? Все прежние альтернативы уже взвешены и найдены легкими: лучшие зодчие не могут построить прочного здания, если все материалы непригодны; добрые побуждения бессильны, если наше сердце исполнено зла. Как бы мы ни боролись с этим, мы по-прежнему остаемся частью этого злого мира, пока не восплачем с верою: не воинством и не силой, но Духом Твоим, Боже сил.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn