Изгоев. Третий удар

 Итак, решили. Большинство незримо постановило: зло безнаказанно. 18 апреля ушло для них, поглощенных своим бытом, ушло в вечность. Забыли.

 Как вел себя в этих условиях Изгоев? В те времена Россия переживала куда более серьезные потрясения. Сознание интеллигенции, разбуженное октябрем 1905 года, отразилось в выходе сборника "Вехи". Большинство, думаю, думаю, чем-то похожее на сегодняшнее, отрицательно встретило выход сборника. Толстой тут же написал, что его содержание носит разоблачительный характер, в нем нет позитивной, творческой программы. Главное, нет ответа на извечный русский вопрос: что делать? Но интерес к скандальной книге проявился в последующих быстрых переизданиях "Вех".

 Проходит восемь лет, ничтожный по историческим меркам отрезок, и все отчетливо понимают пророческое значение сборника. Очевидно, доживи сам Лев Николаевич до коренного перелома в истории страны, он бы поменял свою точку зрения. Кто знает, как бы сложилась личная судьба великого старца. Стал бы "зеркало русской революции" её вторым "буревестником" или пассажиром "философского парохода"? Мне лично видится ещё более футуристическая картина. Лев Николаевич, собирая миндальные орешки на пропитание, ходит среди шмелевских героев "Солнца мертвых".

 А вот соавторы "Вех" дожили благополучно до "светлого" дня коренных преобразований, на долгие годы определивших и общую стратегию развития огромного механизма, и каждую конкретную судьбу. Всего лишь через год после октября семнадцатого появляется продолжение. И опять же: некая болезненная рефлексия российской интеллигенции на очередное историческое событие. Ощущение- рефлексия агонизирующая, реакция уходящей интеллигенции, интеллигенции не принявшей перемены. И в то же время все прекрасно понимают-сбылись "веховские" пророчества. Обнажился до самого своего основания главный нерв-странное самосознание общей массы. И странность эта заключалась в создании этой массы новой, ещё более абсолютистской Системы.

 Понимали ли это соавторы нового сборника? Судя по тексту-прекрасно. Очевидно, что в этих условиях совместный труд этих людей на фоне крушения привычного для них мироустройства является гражданским подвигом. Поступком интеллигенции подлинной, сходной с нынешней, не принявшей общий "ура-патриотизм", является и сама публикация "Из глубины". Будь в то время интернет, сборник тут же бы накрыл всю "сеть". Возможно, этот плод сознания интеллигенции подлинной изменил бы и ход истории. Но интеллигенция ненастоящая, принявшая катастрофу за почти мессианское обновление, оттеснила "веховцев". Логично, что второй сборник, хоть и вышел, но был тут же уничтожен. Почти уничтожен. "Философский пароход" спас не только жизни сотен интеллигентов. На борту "Обербургомистр Хакен" из Петрограда уходит в историю последний экземпляр "Из глубины". Его тайно вывозит сам Бердяев. Рядом с философом ещё один из авторов сборника-Франк.

 Вернемся к началу этой "мыслящей" и в то же время трагической истории.  Мало о чем говорит сейчас само название сборника. В подзаголовке единственная сточка на двух языках и номер псалма. "De profundis clamavi ad te, Domine!", обращается пророк Давид к Создателю. "Из глубины воззвах к Тебе, Господи!" Некая просьба и к небесам, и к благоразумию самих людей.  Тема подзаголовка, как и "философский пароход", отдельная, требующая более детального анализа, но в контексте данной заметки перегружающая содержание. Вернемся, если будет время.

 В обновленном коллективе значительные перемены. Инициативу в организации совместного творчества берет в свои руки П.Б. Струве. И вновь отдельная, не менее плодотворная тема, отражающая судьбу не менее замечательного российского философа. Но опять перегруз. Отметим сейчас только то, что идейные расхождения выталкивают Гершензона, организовавшего совместную работу над первым сборником, в аут. Внешне не вполне интеллигентно. Возможно, здесь не только расхождение во взглядах. Уже приводил "крамольные строчки" из его статьи в "Вехах", которые не понравились соавторам.

 Так или иначе, на этот раз предисловие к сборнику пишет Струве. Но и здесь горькие стоки констатации трагедии людей, "переживающих одну муку, исповедующих одну веру". Несомненно, речь идет о более расширенном понятии веры, в философском понимании этого понятия. Последняя строчка предисловия не располагает к оптимизму: "Как такой разрыв они ощущают то ни с чем не сравнимое морально-политическое крушение, которое постигло наш народ и наше государство". Уже одни эти слова могли подвести весь коллектив под статью об антиреволюционной пропаганде.  Думается, все авторы прекрасно осознавали, на что идут. Но это и есть та духовная сила, которой так не хватает их современным последователям, обремененных очередными званиями и "тайными" наградами.

 Возможно, Изгоев сомневался в "политической авантюре". Он заканчивает свою статью одним из последних. В отличии от соавторов уже в заголовке обнажает главный философский нерв. Статья называется "Социализм, культура и большевизм". Еще разок подчеркну, статья выходит из-под пера автора через полгода после Октября семнадцатого. Само построение слов, как видится мне, провокационно. Но в этом и весь публицист Изгоев, понимающий значение зачина. И его не страшит реакция новых властей на изложенную им мысль. Ах, как сейчас порой не хватает этой откровенности. Или пресловутый 25 кадр так зомбирует? Шутка.

 Понимая значимость труда Изгоева, значения более важного для нынешних, разделю анализ по его главам-"вехам". Вот только осознают ли? В самом начале первой Изгоев со слабой надеждой предполагает, что истинная российская интеллигенция примется за старое дело. Нот тут же отрезвление: к первому предостережению, прозвучавшему в 1905-1906 годах, мало кто прислушался. Очевидно, автор предполагал, что с того времени был возможен и эволюционный путь развития России.

 "Нынче нас постиг второй удар, неизмеримо более сильный сравнительно с первым. Вопрос, существует ли Россия, получил жестокий подлинный смысл". И констатация: страна раздроблена на куски, лишена доступа к морю, своих хлебных житниц, промышленности и национального правительства. В стране десятки миллиардов совершенно обесцененных бумажных денег и поколебленные основы народного труда. Такая Россия, делает жесткий вывод Изгоев, существовать не может. Заметим, он не отделяет себя от существующей, фактически агонизирующей государственно-общественной структуры. И надежда, перемешанная с сомнением: если случится чудо, сможет ли этот "зародыш" жить и развиваться, расти и крепнуть? И попытка связать предстоящие перемены с чаяниями истинной интеллигенции, что без неё нельзя создать жизнеспособного правительства.

 Как показал, и я думаю, показывает, исторический эксперимент, история России опровергла утверждение Изгоева. Ещё более абсолютируя управление государством, новое правительство создало неведомую доселе систему управления народными массами. И личные мои ощущения, что эксперимент ещё не закончен. Но вернемся к Изгоеву.

 Вину в случившемся автор возлагает на интеллигенцию. "Они ничего не забыли и ничему не научились". И вывод, сокрушительный, чуть преждевременный, но ставший актуальным спустя семьдесят лет. Предвидение третьего удара государственного корабля, управляемого "такими кормчими", который разобьет судно в щепки.

 Причину трагедии автор видит в непонимании интеллигенцией природы человека и мотивации его действий, непонимании природы общества и государства, самих условий, необходимых для укрепления и развития. Думаю, слова, актуальные и для нынешних времен, когда распродажа национальных ресурсов, в первую очередь природных, принимается народом за благо.

 А тогда Изгоев покушается на самого Вождя, делая его проводником общего настроя. "Добросовестность велит признать, что под каждым своим декретом большевики могут привести выдержки из писаний не только Маркса и Ленина, но и всех русских социалистов и сочувственников как марксистского, так и народнического толка. Так знакомо это сейчас, когда Маркс вновь становится актуальным, а Ленина все не предадут земле. Особенно странное слово "сочувственники", сменившееся сейчас рекордным рейтингом.

 О культуре, в "изгоевском" понимании нового явления, во второй части субъективного анализа его статьи. Ох, плохо закончатся для Соломоновича его высказывания. Но на то она и истинная интеллигенция, чтобы между истиной и "медальками" делать правильный выбор.