Метафизика Любви

             Иван Бунин "Солнечный удар".
Этимология слова «чувствовать» берет свое начало от старославянского «чуть» - чуять.
… И если Поручик и Незнакомка – просто «почуяли» друг друга, то русский мир действительно рухнул!

 «После обеда вышли из ярко и горячо освещенной столовой на палубу и остановились у поручней. Она закрыла глаза, ладонью наружу приложила руку к щеке, засмеялась простым прелестным смехом, - все было прелестно в этой маленькой женщине…
… Впереди была темнота и огни. Из темноты бил в лицо сильный, мягкий ветер, а огни неслись куда-то в сторону…»
       «Солнечный удар»… На бытийном уровне, в сутолоке дней, забот – простая история стремительного адюльтера… и только… Или Иван Бунин писал не об этом?!
      Иван Алексеевич Бунин… Наследник древнего дворянского рода: благородство, изящество, утонченность поведения, одним словом то, что зовется аристократизмом. Человек чести. Христианин: вне всякого сомнения понимающий, принимающий, и следующий Христовых заповедей. Перенесший, запечатлевший свою Родину… Переживший воровской местечковый шабаш, опрокинувший навзничь огромную Россию… Писатель и поэт изящной словесности… С другой стороны просто человек,  могущий позволить себе и сумасшедшую страсть, и пройтись матерком, когда надо, одним словом настоящий русский Человек – тот самый, кого «умом не понять», «аршином общим не измерить»…
       Все творчество Бунина – о Любви. О любви к женщине, к Родине, к природе, бесконечное число ипостасей… Бунинское чувство женщины – без сомнения субстанция экзистенциальная… Наделив его удивительным писательским даром, Бог дал ему еще и талант философа… Для Бунина абсолютную уникальность человеческого «бытия»  выразить, объяснить в шкале привычного жизненного событийного потока невозможно. Для него существование Человека, сама его жизнь – ценна именно своей метафизикой, прорывами в сверхчувственное и сверхценное… 
       «Солнечный удар» написан в 1925 году, в Приморских Альпах, во Франции, по вдохновению памяти. «Удар»!? Удар? Удар, как божественное откровение или удар разрушающий?   
       Сравнительной параллелью бунинскому «Солнечному удару» может служить чеховская «Дама с собачкой». Бунин, друживший с Чеховым, высоко ценивший его талант, хорошо отзывался об этом рассказе… На первый взгляд и у Бунина и у Чехова одинакова сюжетная основа, легко можно простроить мысленный ассоциативный ряд обеих историй… Принципиальная разница только в одном: Чехов, чья душа, ум и сердце, к сожалению, не познали собственного «солнечного удара», пытается продолжить метафизику родившейся любви, превращая ее в беду, вызывающую спазм сосудов, угасание, обрекая ее на умирание и маяту, не имеющие разрешения в стремительном жизненном потоке; Бунин – не прикасается к возникшему откровению Любви. Для Бунина это табу! Любовь - мистическая тайна, дарованная Богом избранным Им, только истинно счастливым людям, только людям могущим таковыми стать… В мире их – единицы. «Солнечный удар» - рассказ о них?!
       Все в «Солнечном ударе» подчинено этой метафизике и время, и природа, и сама жизнь… Герои только вышли из « ярко и горячо» освещенной столовой на палубу и, если не читать далее, то возникает живое ощущение яркого солнечного дня, но через секунду – «темнота и огни, и сильный ветер в лицо»… Произошло Чудо любви и Мир – изменился?! Далее - самое сокровенное и тайное, что только может быть в человеческой жизни… Все дальнейшее - стремительное и безмолвное.
«Через минуту они прошли сонную конторку, вышли на глубокий, по ступицу, песок и молча сели в запыленную извозчичью пролетку. Отлогий подъем в гору, среди редких кривых фонарей, по мягкой от пыли дороге, показался бесконечным. Но вот поднялись, выехали и затрещали по мостовой, вот какая-то площадь, присутственные места, каланча, тепло и запахи ночного летнего уездного города... Извозчик остановился возле освещенного подъезда, за раскрытыми дверями которого круто поднималась старая деревянная лестница, старый, небритый лакей в розовой косоворотке и в сюртуке недовольно взял вещи и пошел на своих растоптанных ногах вперед.
       Все происходящее и окружающее героев – тайно, странно… Они то ли едут, то ли мчатся в сумасшедшей пролетке по городку, погруженному в ночь и безмолвие… На улицах – ни человека, никого… И «старая» лестница, и «старый» небритый лакей в «розовой» косоворотке «недовольно взял вещи и пошел на своих растоптанных (за многие века своей необычной службы) ногах вперед»…
       Вошли в большой, но страшно душный, горячо накаленный за день солнцем номер с белыми опущенными занавесками на окнах и двумя необожженными свечами на подзеркальнике, - и как только вошли и лакей затворил дверь, поручик так порывисто кинулся к ней и оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой».
Вот собственно и весь бунинский рассказ…
      Далее писатель просто начинает с красной строки:  «В десять утра солнечного, жаркого, счастливого, со звоном церквей, с базаром на площади перед гостиницей, с запахом сена, дегтя и опять всего того сложного и пахучего, чем пахнет русский уездный город, она, эта маленькая безымянная женщина, так и не сказавшая своего имени, шутя называвшая себя прекрасной незнакомкой, уехала.»
Коль в бунинском описании и «счастливый» день, и «звон церквей», и запахи Родины, то хорошо зная его творчество, смело можно заключить: Все что произошло – от Бога!          
       Мистический момент Любви прошел… Женщина интуитивно чувствующая более тонко и верно, уезжает… Уплывает на «розовом Самолете»… Бунин не берет название парохода в кавычки?! Розовая пелена… Может это – наваждение?!
       Мы остаемся с Поручиком наедине… И наступает опустошение… Ураган неистраченного, недопитого счастья врывается в его душу, сердце, голову, нутро… И он лихорадочно и неосознанно пытается удержать, сохранить в себе посетившее его невообразимое Счастье…  «Он закрыл ее (еще неубранную постель)) ширмой, затворил окна, чтобы не слышать базарного говора и скрипа колес, опустил белые пузырившиеся занавески, сел на диван...» Его изумляет и поражает простая мысль -  Он уже никогда не увидит Ее. «И он почувствовал такую боль и такую ненужность всей своей дальнейшей жизни без нее, что его охватил ужас, отчаяние».
       Если у Бунина это момент божественного откровения?! Он должен преобразить, изменить, перекроить всю предыдущую его, Поручика, жизнь… И он бежит, кидается то туда, то сюда в этом своем страшном беспокойстве и неожиданности происходящего…
«Он решительно надел картуз, взял стек, быстро прошел, звеня шпорами, по пустому коридору, сбежал по крутой лестнице на подъезд... Он пошел в собор, где пели уже громко, весело и решительно, с сознанием исполненного долга, потом долго шагал, кружил по маленькому, жаркому и запущенному садику на обрыве горы, над неоглядной светло-стальной ширью реки... Погоны и пуговицы его кителя так нажгло, что к ним нельзя было прикоснуться. Околыш картуза был внутри мокрый от пота, лицо пылало...
       Поручик пытается понять, постичь, бессознательно догнать, стремительно исчезающий поток параллельного течения своей и ее жизни, где они только и могут быть вместе, но тщетно… Ничего вернуть нельзя…  Ход туда «заварен» светло-стальной ширью реки… Не понимая, в опустошении и отупении, рассматривает фотографическую витрину… с фотографическими отпечатками каких то иных, прожитых, и безвозвратно потерянных счастливых моментов чьих то еще жизней… И вновь на мгновение улицы этого городка среди бела дня пустеют… Городок умолкает, «вымирает»… Он безмолвен… И кажется, что вновь проявляется заветная дорога в это утраченное и заветное, но… дорога эта «горбатилась и упиралась»… в безоблачный, сероватый, с отблеском небосклон… Дороги туда нет. Металлический занавес входа уже опущен…
Удивительное, непонятное впечатление… Очень точные слова…
«Улица была совершенно пуста. Дома были все одинаковые, белые, двухэтажные, купеческие, с большими садами, и казалось, что в них нет ни души; белая густая пыль лежала на мостовой; и все это слепило, все было залито жарким, пламенным и радостным, но здесь как будто бесцельным солнцем. Вдали улица поднималась, горбатилась и упиралась в безоблачный, сероватый, с отблеском небосклон…
И поручик, с опущенной головой, щурясь от света, сосредоточенно глядя себе под ноги, шатаясь, спотыкаясь, цепляясь шпорой за шпору, зашагал назад».
       Понимание этой бунинской метафизики происшедшего открывает двери в недосказанное писателем… Намеренное отсутствие описания происшедшей ночи, присутствующей только бунинским кратким «спали мало» подразумевает, на мой взгляд, не совсем то, без чего невозможно представить себе любовные отношения… Бунин дает нам первую отправную их точку, но и дает нам возможность заглянуть и немного дальше: «… поручик так порывисто кинулся к ней и оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой». Бунин применяет здесь свой излюбленный прием: сегодняшнее, уже завершенное в будущем… Они не будут «вспоминать», а уже «вспоминали»… Можно предположить, что прямо не говоря об этом, отношения героев уже в минуту написания имели продолжение… Вполне возможно развитие сюжета «Солнечного удара», например, как в рассказе «Темные аллеи», или «В Париже», или…      
       Почему ни один из них «никогда ничего подобного не испытал»?! Ведь оба взрослые люди, она замужем, он – по своему еще неосознанию, непониманию, обозначает случившееся, как «странное приключение»…
       В этом бунинская загадка, и ответ одновременно: происшедшее - Дар Божий…  Той ночью Их посетило неописуемое возбуждение, необъяснимое доверие, невыносимая близость, неисчерпаемое желание …, но и выговориться самому ближайшему, и так неожиданно обретенному, родному Человеку… Может даже исповедь…Накал чрезвычайный и страсти, и нежности, и жизни…
       В эти несколько бунинских часов уместилось 10 лет. Господь попустил им это невообразимое, «райское» счастье… Что он возьмет взамен?!
       А если мы ошибаемся?! И все происшедшее - всего лишь буря любовной страсти, накрывшая с головой случайных попутчиков… Действительно «перегрелись»…
«Все было залито жарким, пламенным и радостным, но здесь как будто бесцельным солнцем»... Тогда, остается только признать, что Иван Бунин действительно описал крушение русского мира, где традиционная мораль, чистота отношений, неприкосновенность семьи перестали существовать. Где утрачены (точнее ими пренебрегли) и Вера и Любовь… 
       Но, вряд ли, можно это утверждать… Ведь они сходят с парохода… А все то же самое могло произойти и в каюте!? Но, это уже не Бунин, во всяком случае, не здесь, не в этом контексте… Хотя есть замечательный рассказ «Визитные карточки», правда написанный 15 лет спустя, но опять в том времени, которого уже никогда не вернуть…   
       Безысходность, и боль, и нестерпимая потеря, сгибают Поручика, опускают его плечи, нагружают грузом немыслимо счастливых непрожитых лет… Он обессиленным стариком возвращается в гостиницу… Возврата не будет!
«Он, собирая последние силы, вошел в свой большой и пустой номер…Он снял китель и взглянул на себя в зеркало: лицо его, – обычное офицерское лицо, серое от загара, с белесыми, выгоревшими от солнца усами и голубоватой белизной глаз, от загара казавшихся еще белее, – имело теперь возбужденное, сумасшедшее выражение, а в белой тонкой рубашке со стоячим крахмальным воротничком было что-то юное и глубоко несчастное».
       Почему Иван Бунин после всего пережитого подводит Поручика к зеркалу?! Необычно? Дает нам повод, на удивительную догадку…
« Поручик внимательно всматривался в свое отражение. И видел – другое… Там за этим гостиничным старинным зеркалом, как в синема, бежала его жизнь, другая, непрожитая, но безумно счастливая… От неожиданности он шагнул назад. На секунду его взгляд
утратил резкость, и когда он вновь приблизился к этому странному стеклу, на него уже смотрело лицо человека, постаревшего на десять лет». Это вольное дополнение, но, может быть, оно имеет какой то смысл?!
       Поручик погружается в спасительный сон… и просыпается вновь в обыденном жизненном потоке… И жизнь вновь катится медленно, степенно, размеренно… Все - неожиданное путешествие окончено… Этот жизненный цикл сомкнул свой круг…
«Он не спеша встал, не спеша умылся, поднял занавески, позвонил и спросил самовар и счет, долго пил чай с лимоном…»
       И тот же извозчик, что ночью, каким-то немыслимым путем привез их в эту гостиницу, отвозит его на пароход, и вновь ночь, и, так же как и вчера «был мягкий стук», и «легкое головокружение от зыбкости под ногами» и «шум закипевшей и побежавшей вперед воды под колесами несколько назад подавшегося парохода»...
       Иван Бунин завершает рассказ ощущением утраченного, исчезнувшего времени…
И вновь, возвращаясь к возникшей аллюзии, кажется, что писательское чутье Ивана Бунина, его стиль, не позволяют ему убрать из текста слово «чувствуя» и перебросить одним росчерком своего гениального пера рассказанную историю в область непознаваемого, в область реальности нереального…      
«Поручик закрыл и вновь открыл глаза. Никакого сомнения – это было его лицо. Но оно непостижимым образом менялось… На лбу, в уголках голубых его глаз бежали заметные морщинки. Скорбные складки легли у рта… Белели сединой выгоревшие усы…»
«Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет».