8. 12. Нижние улицы Зукен. Откровение

       Кабина самолета?
       Или это кабина грузовика?
       Или я до сих пор бегу по лестнице госпиталя для душевнобольных ветеранов и втыкаю железную капельницу в живот санитара Мартина, рассказавшего мне о смерти моей любимой медсестры?
       Как бы там ни было, но я добегу.
       Добегу до конца – в какой бы стороне этот конец не находился.
Справа или слева? На юге или на севере – какая разница?
       Куда бы ты не бежал – ты всегда бежишь в одну сторону – вперед. По-другому не бывает.
       У меня нет сомнений, разве что только одно – за штурвалом самолета не я. А кто тогда?
       Я никогда не прибегал к живым голограммам, но сейчас решаю ее активировать.
       Остается всего несколько километров до столкновения, бордовые лепестки и черная коробочка. Момент счастья пилотов-камикадзе перед смертью.
      Она загорается на сидение рядом со мной. Как будто живая.
      - Привет, я решила попрощаться с тобой перед смертью. Подумала, что если не попрощаюсь – это будет неправильно.
      - Могу поцеловать?
      - Конечно, мы же больше не увидимся.
      Это было настоящее физическое касание, только потом я услышал, что она говорила.
      - Я никогда не включаю живую голограмму в момент боевого вылета. Помнишь, мы с тобой об этом много говорили? В этом мой секрет – именно так я прорвала оборону противника и принесла нам победу.
В этом момент я вижу, как начинаю исчезать – руки начинают становиться прозрачными, а сам я превращаюсь -
      - В Черную Коробочку?
      - В общем да.
      - Живая голограмма это я?
      - В одном можешь быть уверен – ты самая лучшая живая голограмма, которая у меня была. Но выкинуть тебя все равно придется, Ий, потому что так надо.
      - Погоди, как ты меня назвала?
      - Ий. А что? Дурацкое имя, первое пришедшее в голову. У меня в детстве у соседей кота так звали. Ладно все, прощай, пока я не расплакалась и не передумала.
      Грэта берет черную коробочку, выбрасывает ее в окно и кладет руки на гашетки.