Боча. Главы 13 - 14 - 15

                13

                Импровизированный рынок находился за рыбацким посёлком, на берегу реки. По выходным дням здесь можно было недорого сторговать у местных жителей свежую рыбу.
                Отец переходил от торговца к торговцу, пока наконец не нашёл то, что искал. Шесть золотистых пузатых карпов быстро перекочевали из стоящего на весах медного таза в плотный целлофановый пакет.
                Почти на самом выходе, в сторонке от стройных рядов торгующих, на корточках сидел худой парнишка. Перед ним стоял здоровый железный бак. Не обращая внимания на царившую вокруг сутолоку, он что-то тихо напевал, чуть шевеля обветренными губами.
                Мною овладело любопытство, и, отпустив руку отца, я стремглав помчался к баку. На дне заполненной на треть мутной речной водой посудины, свернувшись калачом, неподвижно лежал огромный сом.
                «Бо», - произнёс вдруг он, и из его грустно улыбающейся пасти кверху устремилась дорожка мелких пузырей. «Ча», - добавил он, качнув по воде длиннющими усами. Широко посаженные глазки-бусинки смотрели на меня не отрываясь. Я замер у бака не в силах пошевелиться – настолько поразила меня эта говорящая большая рыба.

                Подошёл отец. Я начал отчаянно жестикулировать руками, пытаясь уговорить его купить сома. Мама всегда отлично понимала всё, о чём бы я с ней ни «говорил». Мама, но не отец.
                Чем больше я распалялся стараясь объяснить своё желание, тыча пальцем то на бак, то на реку, тем всё более непонимающим и тревожным становился его взгляд.
                Я готов был заплакать от собственного бессилия что-либо изменить в сложившейся ситуации, когда парень-продавец встал, отошёл к ближайшему кусту, сломал ветку, освободил её от листьев. Выбрал на песке подходящее место, расчистил босой ногой ровную площадку, протянул прут.
                Я, как сумел, нарисовал дом, за ним – наш большой пруд, прочертил к нему от бака стрелку и с надеждой посмотрел на отца. Тот показал на сома, затем на нарисованное на песке озеро, я уверенно закивал головой. Он улыбнулся. Завёл с продавцом долгий разговор. Наконец-то!
                Пока взрослые вели отчаянный торг, я склонился над рыбой. Сом, заметив меня, шевельнулся, мотнул по воде усами, сказал: «Спа - си - бо, Бо - ча!» Я радостно махнул ладошкой в ответ.
                Как только парень пересчитал протянутые деньги и быстро сунул их в карман мятых штанов, они с отцом, взяв тяжёлый бак за ручки, медленно потащили его к машине. Я весело запрыгал вслед на одной ножке. Сначала на правой, а когда немного устал – на левой.

                14

                Мамаша Лу ещё раз сверилась с записями в раскрытой перед ней толстой тетради в мелкую клетку, положила палец на костяшки старых бухгалтерских счёт, резким щелчком отправила четыре штуки верхнего ряда к левому борту. По тому, как вздрогнул Гвоздь, наверное, раздался звук, напоминающий выстрел из пистолета с глушителем.
                Мы продолжали, как два истукана, стоять у входной двери кабинета, не решаясь первыми начать разговор. Случаются иногда такие скользкие неприятные моменты.
                Мамаша Лу, не обращая на нас внимания, опять уткнулась в свои записи, периодически в них что-то там исправляя и вычёркивая. Её кривой пальчик с тёмно-бордовым ногтём снова лёг на костяшки счёт. Три штуки второго верхнего ряда «полетели штурмовать» левый борт, но на этот раз Гвоздь был готов. Даже не шелохнулся.
 
                – Иди лучше на кухню и помоги нашинковать к ужину листья салата, дурак Гвоздь. Чем втыкать свои ржавые железяки в нужных мне людей, – зашипела змеёй Мамаша Лу. – Я зачем вас отправила к Ворчуну Бобу? Какой теперь с него будет толк?
                – Он сильно нервничал, Лу, и орал на нас с Бочей как резаный, – справедливо оправдывался Гвоздь, – обзывал последними словами ...
                – Вы что, не знали, каким бывает Ворчун? Или вы готовы платить его долю? – Она убрала в верхний ящик стола тетрадку, закрыла его на ключ. – Две пустые тумбочки, у которых вместо мозгов – сырые опилки!
                – На этот раз он перешёл все границы. Я даже не решусь озвучить всю ту ересь, что он нёс про тебя, Лу. Он потерял всякий страх ...
                – Это ещё не повод вручать ему билет в один конец, Гвоздь!
                – Я просил его держать руки на виду, а он зачем-то полез в карман плаща, Лу. Я решил не испытывать судьбу и кинул нож.
Всё  это время я согласно кивал головой, поддерживая напарника и стараясь, чтобы лицо моё при этом оставалось максимально серьёзным.
– Мы перерыли вверх дном всю его грёбаную контору, но денег так и не нашли. На этот раз Ворчун не собирался ничего тебе платить, Лу, – выложил наш главный козырь Гвоздь.
                Я заметил, как на долю секунды перекосилось и неприятно дёрнулось лицо старой китаянки, но у неё не было повода нам не верить.
 
                Чёрная сиамская кошка Орли, мягко спрыгнув со шкафа на ковёр, игриво потёрлась о мою ногу. Игриво потянулась и прыгнула теперь на стол. 
                – Иди ко мне, моя девочка, – похлопала по коленям Мамаша Лу, и Орли послушно на них улеглась.

                Знаете, иногда у людей так быстро начинают за спиной расти крылья, что приходится брать тупые ножницы и насильно их подрезать. Зачем позволять человеку взлетать слишком высоко? Упадёт – больно, поднимется выше – сгорит на солнце.
                Ипподром – доходное место, и, если правильно вести там дела, можно иметь хороший дом, молодых любовниц и приличный счёт в банке. Ворчун Боб давно принимал ставки. И всё это имел сполна. В любом вопросе, касающемся лошадей, заездов и ставок более грамотного специалиста было не найти.
                В нужный момент он совершал условный звонок Мамаше Лу. Та незамедлительно делала в главном заезде дня правильный выбор, и все были в шоколаде.
                В какой-то момент его перестал устраивать полагающийся процент. Он возомнил себя не весть знает кем. Скверный характер его испортился окончательно. Всякий раз, передавая полагающуюся сумму, Боб всё чаще распускал свой поганый язык, забывая простую истину: в нашем кругу ты можешь думать обо всех всё, что тебе угодно, но произносить этого вслух не следует ни при каких обстоятельствах.
                И если бы тогда Гвоздь хоть на мгновенье промедлил с ножом, Ворчун оказался бы в рефрижераторе-морозильнике на ферме «Хромой енот» с аккуратной дырочкой во лбу от пули калибра 3.57, выпущенной из моего револьвера.
               
                – Боча, всё было так, как рассказал Гвоздь? – спокойно спросила Мамаша Лу, нежно поглаживая по спинке задремавшую на коленях Орли. Я кивнул. – Надеюсь, вы там хорошенько прибрали за собой, и упрямый Боб сейчас прохлаждается на ферме? – Теперь кивнули мы оба. – Идите. Мне нужно обдумать, как правильно поступить дальше, чтобы мой старик не слишком нервничал по этому поводу.

                Прилично отойдя от кабинета, Гвоздь тронул меня за плечо и остановился.
                – Я не стал говорить ей, сам знаешь о чём, Боча. Это меня не касается, и считай, что я ничего не слышал, – он скрылся за дверью комнаты, а я пошёл к себе.

                Много лишнего успел наговорить Ворчун Боб, пока не получил от Гвоздя «билет в один конец». Но прежде, чем его взять, он произнёс, глядя мне прямо в глаза, странную речь:
                – А ты, глухонемой придурок, до сих пор считаешь, что твои родители погибли в автомобильной катастрофе? Как бы не так, Боча! Расспроси об этом свою чокнутую китаянку, она должна ещё помнить тот вечер ...
                В этот самый момент он зачем-то полез в карман плаща ... Ну, а что случилось потом, вы прекрасно знаете.

                15

                С любым из нас может произойти всё, что угодно, но знаете, какое обстоятельство лично меня всегда успокаивает?
                Похороны мои пройдут на высшем уровне. Они ни в чём не уступят похоронам известного политика или популярного актёра. Вереница шикарных авто будет бесконечно тянуться к главным воротам кладбища. У роскошного гроба соберутся все знакомые и знакомые знакомых, а зарёванные шлюхи Мамаши Лу неустанно будут поправлять на многочисленных венках перевёрнутые озорником-ветром траурные ленточки.
                Пожилой священник, монотонно отчитав причитающиеся молитвы, обведёт присутствующих пронзительным взглядом и произнесёт речь, которая оправдает всё или почти всё: «Этот грешный мир покинул один из лучших сыновей твоих, Господи. Скромный прихожанин, соблюдавший и чтивший при жизни заповеди твои и неуклонно им следовавший. Прими же достойного сына своего, Господи, и открой ему заветные врата рая».

                Не удивлюсь, если завтра на шее Ворчуна Боба увижу красиво повязанный бордовый атласный бант мамаши Лу. Но он заслужил его в любом случае. До скорой встречи, старина Боб!

               

продолжение: http://www.proza.ru/2014/05/28/179