Бездна. Глава 7-13. Шестой Счастливый день

   Прекрасна на острове жизнь! Вот только за какие заслуги нам предоставляют все жизненные блага? Не лишиться бы вольготной жизни… Как доказать вождю, что могу быть достойным членом островного общества?

   Утром я так и сказал девчонкам. Потом добавил:

   — Давайте организуем школу для всех. Я буду учить вас, вы будете учить туземцев.

   — Надо спросить у вождя, — Оленька говорила это, обвив мою шею и целуя меня так нежно, что пропало желание думать про туземцев и школы.

   — Что спросить? — всё же уточнил я, когда чуточку насытился Оленькиными ласками.

   — Без его одобрения здесь ничего не делается. Я знаю, что он будет говорить про морские глубины…

   — Какие ещё глубины? Утопить, что ли нас хотят? Это общепринятое наказание за дерзость?

   — Нет, успокойся. Они нас считают пришельцами из морских глубин. Для туземцев лишнего здесь говорить нельзя. Если хочешь убедиться, то пойдём.


   После лёгкого завтрака мы пошли в сторону деревни. Я шёл и думал, как смогу спокойно разговаривать с вождём после недавних событий. Но нежелание быть нахлебником...

   Впервые мы шли в сторону самого красивого жилища.

   Бало-мото словно ждал меня. Он встретил нас у входа во “дворец”, но не пригласил туда. Тем лучше.

   Оленька что-то сказала вождю. Бало-мото грозно сказал в ответ то, что, видно, много раз повторял девочкам.

   — Бало-мото говорит, что нас ты можешь учить любым сказкам. Но местным жителям нельзя говорить даже о том, что мы приплыли с большой земли.

   — Как им объяснять, откуда мы взялись?

   — Мы — со дна моря. Придётся подчиниться, если хочешь спокойно жить.

   — Но я хочу быть полезным на этом острове.

   Девочка опять перевела мои слова. Вождь усмехнулся и что-то сказал в ответ.

   — Бало-мото говорит, что ты и так полезен.

   — Я готов сотрудничать, чтобы сделать людей счастливее.

   — Бало-мото говорит, что эти люди счастливы, и всякие басни вызовут лишние смущения.

   — Вождь говорит?

   — Да.

   — Они на самом деле счастливы?

   Несмотря на минимальный словарный запас, я решил поговорить с вождём без посредников. Но Оленька поклонилась вождю и примирительно что-то сказала.

   Я хотел возмутиться, но девочка так чудно потянула меня за руку, что мне ничего больше не было нужно.

   — Я знала, что вождь будет недоволен. Мы со Светланкой тоже хотели учить детей, даже придумали для островитян слоговую азбуку, но вождь сказал, что грамота внесёт смущение в умы бало-боло. Они счастливы, поэтому азбуку оставьте при себе, сказал он.

   — А как же мои рассказы о родине, о горах и Морковкиной бездне?

   — Я всё рассказала так, как ты говорил… Почти. Лишь чуточку изменила место жительства. Я им сказала, что ты жил на морском дне, где есть коралловые рифы, горы и впадины, Морковкина бездна и даже реки с водопадами. Не сердись, здесь иначе нельзя… Я сама возмущалась не меньше…

   Мне стало жалко девочек и туземцев.

   — Ну я выведу этого вождя на чистую воду, — потихоньку, чтобы Ольга не услышала, произнёс я.

   Но она догадалась о моих настроениях и так нежно меня обняла, что я сразу проникся к вождю благодарностью за то чудо, что он мне подарил.

   Я поискал глазами младшенькую и увидел, что она самозабвенно учит девчонок играть в прятки. Только этому здесь можно учить?

   Пока Светланка играла с детьми, мы с Оленькой уединились в густых зарослях. Я целовал, целовал девочку, я забыл о вожде и о счастливых островитянах. Пока Светланка не надумала в этих зарослях искать спрятавшихся подружек.

   — Ах, целуются! Я нашла вас, вы вадите!

   Светланка бросилась в наши объятия и поцеловала меня. Пришлось идти к большой пальме и собирать рассыпанные в траве орехи вместо счёта до тридцати —лишь после этого я мог начать искать.

   Я с азартом играл в детскую игру. До нарушения свободы слова теперь мне не было дела. Давления со стороны вождя я больше не ощущал. Наоборот, он всегда добродушно улыбался мне, одобрял мои успехи в изучении языка, порой даже разговаривал со мною. И хотя я всё время ждал с его стороны неожиданного коварства, эти разговоры вызывали к нему дружеское расположение, несмотря на негласное требование соблюдать субординацию.