Лепилы

(Чёрным по Белому 5)

– Я  йе-ха-ла  до-мой… – приятным баритоном напевал Серафим, поглядывая на своё отражение в стёклах буфета. Тыльной стороной ладони он периодически отбрасывал падающие на лицо локоны, но волосы мешали, и, устав с ними бороться, он - накрутив кудрявые пряди на вилку - заколол их на макушке. Дабы не мешали работать. В зеркале отразился  краснощёкий Ангел, с зачехленными в марлю крыльями и с вилкой в голове.

– Душа...была... полна... –  продолжал Белокрылый, ловко орудуя скалкой и  кидая раскатанные лепестки  теста своему помощнику.

Помощником был Демон, сидящий  на другом конце стола на жёстком стуле. Он ловил прозрачные лепестки, сосредоточенно погружал чайную  ложечку в  грибной фарш и, отмерив нужную дозу, аккуратно размещал её  в центре идеально раскатанного круга. К процессу Демон относился ответственно, сверяясь с инструкцией по изготовлению пельменей в раскрытом ноутбуке. Он  опускал кончики пальцев в воду со льдом, чтобы тесто лучше склеивалось, и тщательно сдавливал края тонких лепёшек, соответственно картинкам на экране. Затем придирчиво осматривал каждый пельмень и кидал его на ледяной противень.

На плече Демона, свесив лапы, спал рыжий Васька. Кот вздрагивал во сне и  дёргал то крыльями, то лапами, а один раз и вообще упал на стол, но быстро вскарабкался по руке Демона на своё уютное место. Глаз котёнок не открывал и не заботился об испачканных  мукой рыжих крыльях, которые время от времени отряхивал Чернокрылый.

– Во дрыхнет! – прервав романс, отметил Серафим. – Нет, чтобы вылизаться. Убери его, Чернокрылый, а то отплёвываться будем от кошачьей шерсти.

– Почему грибы вместо мяса? – решил уточнить Демон, не реагируя на замечание относительно Васькиной нечистоплотности. –  С мясом-то вкуснее.

– Завязал я с мясом, дружище! И... пост ведь... – укоризненно намекнул Серафим. – Грей воду! Уже фарш кончается, сейчас буду накрывать на стол.

Демон щёлкнул двумя пальцами в сторону огромной плиты и под блестящей кастрюлей  послушно загорелось ровное пламя.

– Крышку не забудь,– командовал Серафим, – тока без фокусов... а то  железо портится от твоих вибраций.

Демон покорно выполнял все приказы. Приглашение «на пельмени» он принял неохотно, но возражать не стал, зная: если Серафим что задумал - отвертеться было невозможно. «Лепить» порешили на кухне Демона (хотя он эту затею и не одобрил... но и не отказал приятелю). 

«Придётся слушать нудные романсы и «с удовольствием» выполнять команды шеф-повара... – думал Чернокрылый. – И хвалить, обязательно надо будет хвалить... можно конечно поспорить, а потом и поругаться - может быть обидится и улетит... но, только после того как поедим…не раньше…»

– Зачем людям власть? – неожиданно для Верховного спросил Демон, поглаживая спящего Ваську. – Почему они так стремятся к ней, к любой... начиная с детского сада и кончая местом на кладбище?

Серафим оглянулся на помощника, вздохнул и принялся яростно соскребать ножом остатки теста  со столешницы, напевая очередную песенку, чтобы скрыть досаду: «Жил-был Анри четвёртый... он славный был король»...

Настроение Верховного портилось.

– И нечестивец старый скончался, как и жил, –  попытался подпеть Демон, радуясь, что сумел задеть Белокрылого. –  Ля-ля… бум-бум...

– Испортил песню... –  пробурчал Серафим себе под нос.

– А ты уходишь от ответа, –  парировал Демон.

– Ну, положим, место на кладбище им не важно. Это уже атрибуты для оставшихся, на память... –  вынужденно ответил Серафим, стряхивая остатки муки. – Ты лаврушку в воду кинул? Посолил?

– Кинул, посолил, – Демон не унимался и продолжал задавать «неуместные к пельменям» вопросы. – Все инструкции давно спущены с Небес и прописаны в Священных Книгах. Мы же старались: знамения там, явления...  Что ещё надо людям, чтобы принять и уверовать? Всё по пунктам, подробно расписано – кто, за что и как с этим бороться. Читают же! Обсуждают и спорят. А предстают  перед нами и как двоечники на экзамене: «не знал, забыл, не читал, бес попутал». Чуть что – всё валят на меня...

 Серафим встал и раздражённо постукивая скалкой по мраморной плите стола, протрубил:

– Да сколько можно, Чернокрылый! Ну ты вечно! Вечно всё портишь! – он резко выдернул вилку из заколотых волос, и они упали ярким золотом на плечи. – Я же готовился, пельмени задумал и воплотил. Думал в шашки сыграем, по рюмашке хлопнем  глядя на вселенную. С Васькой в салочки погоняем, говорить-писать его поучим: мы-не-рабы-рабы-не-мы, а ты - всё про грустное, всё про людей!

– Мгновения их краткой жизни, – не вникая и не откликаясь на возмущения  Верховного, продолжал Демон, выделяя отрицания, – не написанные письма друзьям, не доцелованные любимые, не забитые мячи в их ворота, их  же  сыновьями...

 Он взял двумя пальцами тонкий, раскатанный Серафимом листок теста и сжал его в руке, превратив в мятый комок.

– И заметь! – Серафим вырвал комок из рук Демона и стал повторно раскатывать его.
– Ведь минутное упоение сомнительным превосходством над себе подобными - навсегда меняет перспективу действительно вечной  жизни!... для их Души.

– Что-то мы упускаем,  Шестикрылый... Мотивы их поступков, пренебрежение  Царствием Небесным - походя, словно играючи... так враждебно к себе же, относиться? Чего-то мы не понимаем или неправильно объясняем.

– Это я сейчас вообще  не очень понимаю, о чём ты?  –  Серафим замер со скалкой в испачканной мукой руке. – Не  ве-ле-но человечеству жить по нашим с тобой правилам, разве ты не знаешь? Для них существуют свои. Иначе, в чём разница? Всеобщей благодати не должно хватать на всех. Зачем ты со мной об этом говоришь? Тебе марксистов не хватает? Или они уже покаялись все и отреклись от ереси? После твоих...хм... «душеспасительных» бесед... с пристрастием... Готовы ко мне взлететь? Вот, хотел же тихо посидеть, так с тобой – никогда не выходит!

– Я о том, чем рискуют люди. Чего упорно не замечают в коротком забеге через свою жизнь и мимо чего проносятся, в погоне за химерами. Нескончаем поток желающих властвовать, врать и судить. Распоряжаться чужими жизнями, растаптывая свою, вечную. И шагают, по вязкой дороге, вымощенной  страданиями загубленных ими же: любимых, друзей, да и врагов. Скрипят изношенными сердцами и хлюпают кровавой печенью, распирающей их нутро от жадности.

– Красочно, –  хмуро отметил Серафим,– тебе бы книги писать. Или опять Пелевина начитался?

Верховный осмотрел свои одежды, отряхнулся и стал аккуратно снимать марлевые чехлы с крыльев, предварительно сдув мощным выдохом муку со стола. Мрамор стал идеально чист и в его отполированной глади отразились грустное лицо Демона, золотистый контур Серафима и хрустальный штоф ледяной водки.

– Зачем-то ведь даровал Отец людям желание побеждать и властвовать. Значит так надо! – продолжил Серафим,  подошёл к кастрюле, поднял крышку и проверил воду на кипение. – Метафизическая химия,  проблема выбора пути, –  перечислял повар, помешивая в такт словам, кипящую воду. – А, если бы не было у человеков этих искушений, то и ты бы, Чернокрылый, коротал время в одиночестве. Чем бы ты занимался? Маялся от тоски со своими низверженными и провожал взглядом косяки праведников, летящих в мою обитель? Никакого разнообразия! Ты с уксусом или с соевым соусом?

Демон согласно кивнул головой.

– Провожал бы, а мы с тобой и есть - провожатые. Строим препятствия и испытания, толкаем на праведный путь. Я - искушая, а ты - увещевая и убеждая. А люди нет, чтобы поумнеть и насторожиться! Нет... прут во всю «дурь» на амбразуру порока, ко мне.

– Так и что тебя не устраивает? Многочисленность или маловдумчивость этих многочисленных? – подавив смешок, поддел Верховный надоедливого философа. –  Водку подними.

Серафим достал накрахмаленную скатерть и, встряхнув её, профессионально накрыл всю столешницу, не ошибившись и в сантиметре. Отобрав у Демона штоф, он водрузил его на место и добавил: хватит твоих пессимистических размышлений, ставь рюмки.

Не получив ответов на терзавшие его вопросы, Демон решил больше не злить Верховного и перевёл тему разговора на приятную для шеф-повара. Обсудили, выпили, погоревали о судьбах взорвавшейся Африки, сыграли в шашки, посмотрели новый фильм об очередном погружении упрямого человека на самое глубокое дно океана и, съев все пельмени, стали учить Ваську говорить. А он ленился, несмотря на солидный возраст - в полгода уже должен: и болтать, и бегло читать, а не мяукать мыслями что-то невнятное.

– Хо-ро-шо ко-тя-там се-лё-доч-ку гло-дать, – наставительно повторял Серафим, глядя в зелёные Васькины глаза. – Чернокрылый! Какой-то он ленивый у тебя... А ведь породистый! Я все документы проверил.

– Вот подрастёт, наслушается нас с тобой и будет такие речи нести! Ещё на голову сядет и станет Главным, – Чёрный Ангел рассмеялся и схватил Ваську за шкирку. Подняв его выше головы и глядя в очумелые кошачьи глаза, он начал декламировать: дай кот на счастье лапу мне! Такую лапу не видал я сроду...

– Почему люди врут? Почему люди не летают? – кричал, развеселившийся, то ли от водки, то ли от безответственности, низвергнутый когда-то, Ангел. –  Я понял! Физическая зависимость. Как человеческий всемирный закон тяготения. Яблоко обязательно упадёт.  И можно подумать об этом. Но, его можно сорвать и съесть... и не открыть Закон...

Серафим решительно встал, собрал грязные тарелки и выбросил в пропасть. Водки ещё немного оставалось. Подняв штоф и посмотрев на свет через хрусталь, он вернул бутыль на место. Пригодится.

– Всё. Я ушёл. Вечер не удался, подожду другого раза. Хоть в шашки выиграл! Как же ты выводишь меня, Чернокрылый! Ведь всё вроде и проговорено, и расписано, так ведь нет! Каждый раз, хоть в бане, хоть в Суде, вопросики у тебя - матькаться грех... Всё чего-то спрашиваешь, бубнишь под нос, покоя меня лишаешь!– Серафим оттолкнулся от тверди демонской и рванул ввысь, невнятно причитая на лету.

Демон вздохнул и, проводив взглядом Шестикрылого, отметил, что к Земле летит новый, не записанный в Книгу, метеорит: «Громадный,  – подумал он,  – надо бы людей подготовить. Только Белокрылый опять будет пенять, что я всё за людей».

Он снова вздохнул, и достал из складок плаща книгу Пелевина. Раскрыв на недочитанной странице, углубился в чтение, а Васька хотел что-то сказать Демону про метеорит,  но  передумал и стал вылизываться, вытянув заднюю лапу выше маленькой рыжей головы.