Хасимакин, Роза и я. Микро-роман в море слез

Напрасно думаете, что женские любовные уловки остались в позапрошлом веке. Тогда дамы не работали, не бегали по базарам, не уделяли время на посещение присутственных мест. Они свою энергию тратили исключительно на интриги и навешивание противоположному полу густой лапши на уши.
Поэты и романисты ушедших эпох только тем и занимались, что описывали коварство легкомысленных женщин. Не было такого произведения, где небесные создания в своих поступках выглядели бы ангелами в розовом сиянии.
Со временем мотивы классицизма, сентиментализма и романтизма ушли в лирическое прошлое, вместе с полыхающим железом и кровью, XX веком. Жизнь отмела бантики, беседки, холостых генералов и прочую мечтательную шелуху, таившуюся в сердцах женщин.
Сейчас представительницы слабого пола не падают в обморок, не болеют мигренью, они служат в милиции, поднимают штангу, ходят в атаку, пьют дареный одеколон, почти поголовно курят, носят штаны.
Отношения между мужем и женой обрели деловой характер. В брачных свидетельствах стали фиксировать число половых контактов, размеры денежных отчислений, а в случае развода специальная графа предусматривает алчность каждого из супругов в деле раздела приобретенной посуды.
Из жизненной практики так же исчезли любовные томления, стояние с гитарой под балконом, упразднили испытательный срок, который наши предки измеряли месяцами и годами. Никаких тайных свиданий, намеков на стразовые подвески, никаких записочек, облитых слезами. Любовь приобрела молниеносность. Как когда-то, первобытно-пещерный, обросший грязной бородой, лихой парень, положив глаз на танцующую вокруг костра девицу в набедренной мини-шкуре, умыкал без спроса в свой закуток кубатурой 3x2 кв. так и теперь современный молодой проныра, не тратя время на слюнтяйства и нежности, поступает подобным образом. Утром познакомился, день полобзался, вечером выгнал вон. А соперник, оставшийся с носом, не бросается в погоню за разлучником размахивая кремневым топором, не уходит в запой, не вербуется на край света, а наоборот бодрится и с энтузиазмом готовится погулять на чужой свадьбе, где есть шанс напиться на халяву. А легкомысленная подруга? Переметнется по новому адресу.
Таково веяние времени.
Хотя мое сознание было тронуто сведениями из душещипательных романов, где иные героини выглядели законченными стервами, душой я был уверен, что современная женщина лишена коварства и затаенной хитрости; она загружена работой, на ней лежит домашнее хозяйство, у нее просто нет времени на ведение войны с другой половиной человечества. А потому она не опасна. Да и дурить то мужиков ей скучно, они и так дураки, бери голыми руками. К женщине я относился, как романтик и идеалист.
Мой друг Коля Железобетонский адвокат, между прочим, о женщинах отзывался не лестно. Ангелов в России нет, говорил он и приводил слова поэта:
Быть может их во Франции немало,
                Но на Руси их нет и не бывало.             (А.К.Толстой)
Я доказывал, что женщина есть высшее проявление Природы, а природа ничего богопротивного произвести не может.
Друг Железобетонский смеялся, выставляя себя более осведомленным человеком: во все времена женщины были коварны и непредсказуемы. Ева, впервые в уголовной практике сперла не только запретное яблоко, передав, тем самым, по наследству тягу к присвоении чужого имущества, но и массу других наказуемых деяний, среди которых, невинная на первый взгляд, афера навешивать лоховитому Адаму лапшу на уши.
Словом, я боялся вступать в спор с другом – эрудитом. Опыта общения с женщинами почти никакого. Был одинок, жил в холодной квартире на девятом этаже, сорок лет имея за спиной. Силой и статью меня Бог не наградил, да и служба то у меня не рыцарская, в Архиве подвязался, писаришко. Словом лох лохом.
Свои дни я провожу в грезах и идеализировании, недоступных для меня, плешивого, творенья божьих – женщинах. Зачитываюсь романами.
И если бы судьба не свела меня с Розой Вулканской, я бы остался до конца своих дней идеалистом и романтиком. Эта коварная представительница рода извергова поступила со мной так невинно-нагло, будто отодвинула от прохода в лифт, или сдунула пушинку с рукава, не предполагая, что для меня это окажется хуже казни.
Познакомился я с ней во время выгулки собаки.
Каждый вечер я выводил своего шелудивого барбоса по кличке Килиманджаро на обязательную прогулку. Мило беседуя с псом я следовал в сторону оврага, где сохранялись остатки зеленой роскоши и чирикали почти экзотические воробьи. Наш путь пролегал мимо старой пятиэтажки в которой, как оказалось проживала эта самая Роза. Она тоже в одно со мной время выводила на прогулку свою собаку, ленивую, ничем не интересующуюся, беззлобную, как кролик. И мне показалось, что прежде, чем выйти на улицу Роза выглядывала с окна третьего этажа, как бы прицеливаясь, показался я, или нет? Мне это льстило. Я уже строил планы.
- Эта женщина высматривает меня! Если она в этот час не выскочит из подъезда, значит я всего лишь мечтатель, возомнивший о себе!
И она выскакивала! Сердце мое начинало набирать обороты.
Известное дело – собачники, ведомые своими животными, при первой же встречи, с первого контакта, или сразу влюбляются друг в друга, или проникаются лютой ненавистью, не принимая в расчет, что их подопечные облизываются, и не прочь наладить дружественные отношения.
Я с Розочкой Вулканской заворковал, едва наши четвероногие миротворцы успели исследовать визитные места под хвостами.
- Полканоподобный! – сразу похвалила женщина моего Килиманджаро, улыбаясь и в то же время, кривясь от вида совсем не фотогеничного пса. - Ему бы на Олимпе жить! Такому медаль нужно повесить. “За отвагу”! Да что там медаль, орден! “Победы”!   
- А ваша собачка, - подпевал я, - вовсе не собачка, а Елизабет Тейлор. Должен вам заметить, что собака тоже человек! А тот, кто не имеет собаки, тот сам собака!
Прелюдия к знакомству была достойна пера Шекспира! Да что там Шекспира! Нашего с Розочкой пера достойна!
- О, да! Конечно! – слился ее голос с моим. – Я бы даже сказала, что ваш четвероногий родственник на парижских вернисажах забрал бы все награды, которые придумали буржуи. Такому бесплатная колбаса положена!
С ее языка слетели отточенные фразы, проникающие в самые глубины моего холостяцкого сердца. А как она была близка к высокому искусству!
- Когда телевидение распространилось в массах, в меня вселилась надежда, что, наконец оно донесет с экрана классическую музыку в народ, который был оторван от нее! – благородно-мечтательно вещала моя новая знакомая. – Через голубой экран очень просто передавать оперы и симфонии. Но ничего не получилось, все отдали, извините за выражение, попсе. Попсу, одну попсу передают в эфире. Классику оттерли!
- Попса тоже может быть классикой! – слегка оппонировал я высокоэстетствующей, благороднейшей женщине. – Если ее будет исполнять симфонический оркестр. И будет сочинять ее Шостакович.
- Скажите тоже – оркестр! Его заменили двумя инструментами – швейной машинкой и кувалдой. Под них и поют. Никакой музыки и не надо.
- Какая интеллигентная женщина! – думал я.
После нескольких вечеров взаимных обменов любезностями, рассуждениями о погоде, а так же намеками об одиночестве, о вечных идеалах супружества, дело начало приобретать такой оборот, который описан во всех романах. Назревал логический финал. Дело шло к апофеозу!
Ей было за сорок лет. Она еще не утратила шарма, клацала своими зубами. Одним словом, женщина приятная во всех отношениях, мечта поэта! Лицо ее было недостаточно красиво, что бы тянуть на кинодиву, однако и не столь безобразно, что бы тоже стать ею. Немножко портили ее немалые телеса. На шесть пудов тянула, это точно. А ее привлекательная задница навевала игривую мысль. Если бы в том же буржуйском Париже проводился чемпионат мира на звание “Мисс жопа”, то одно из мест на пьедестале претендентке из нашего района было бы обеспечено.  Надо полагать, ее задница вобрала много мяса, ибо бюст Вулканской портил общую кондицию. Он был не больше двух творожных кучек на базарном прилавке. Но она его выпячивала таким секретным образом, что сам Рубенс не прошел мимо такой натуры.
Я смотрел на нее и влюблялся с каждой минутой.
- Везет же людям! – думал я о себе в третьем лице. – 20 лет я ждал своего счастья! И, наконец, то небеса послали мне его! Розочка! Ангел!
Мне почему-то вспомнились манекенщицы, демонстрирующие наряды перед публикой. Почему они такие тощие и безобразные? Ответ напрашивается сам собой. Таких невзрачных теток специально выпускают на подиум, чтоб глазели только на то, что на них напялена, а не на женские прелести. Вот если бы Розочка была манекенщицей, то публика любовалась ее телесами, а не нарядами. Модельеры прогорели бы.
Тогда я даже не мог подумать, что этот ангел может обмануть и сыграть злую шутку над бедным влюбленным. Я, конечно, слышал, что все женщины, кроме моей матери и вот теперь Розочки, стервы и плутовки. Но в самой страшной фантазии я не мог подумать что меня, такого открытого, такого беззащитного, эта женщина, с непостижимым для мужского чугунного ума, блеском, не только выкинет, как половую тряпку, но использует в качестве орудия мести и коварного расчета.
Но это случиться несколько позже. Пока у нас любовь! Обоюдная!
- Я сейчас чувствую себя окрыленной! – дышала на меня Розочка. – Я так одинока! Я ночей не сплю все думаю, где встречу порядочного мужчину, неважно, что он моложе меня на десять лет. Пусть у него будет собака, сам он романтик, пусть даже выпивает, живет на девятом этаже, пусть! У меня квартира значительно ниже…холодильник в котором всегда припасена бутылочка. Но где сейчас найдешь человека с собакой, неравнодушного к бутылочке, живущего на девятом этаже? Разве в кино…
Я слушал ее пение и пылал. Я тот о ком она мечтает! Какое совпадение романтическое. Я как раз моложе ее лет на десять, у меня собака, выпиваю и надо же, живу именно на девятом этаже…божий промысел!
И в один из вечеров она пригласила меня к себе в гости! Наконец-то сбылись мечты влюбленного!
- Накроем столик, - шептала она, - выпьем ком…по рюмочке…Придешь?
- Приду! Прилечу! Когда? Сегодня? Сейчас?
- Ишь, какой ты скорый. Нельзя так сразу. Нужна…пауза.
- Согласен! Согласен на паузу! Но все же когда?
- Сейчас скажу… Значит так. Приходи в четверг. Восемнадцатого числа. Ровно в шесть часов вечера! В квартиру №15. Запомнил? Не опоздай!
- Зачем так долго томиться? Давай сейчас!
- Нет. Сегодня не выйдет. В четверг!
Ну что ж, женщины капризны. Подождем до четверга.
В тот вечер я проводил любимую женщину до подъезда ее дома. Дома обшарпанного, ни разу не ремонтированного, заселенного советскими пролетариями, обретшими еще при Хрущеве сносное жилье. Жильцы не очень дорожили правительственным подарочком, коммунальное житие им было так же до феньки, как прошлое – барачное. Дом не облагораживали и не замечали грязи и помоек вокруг него.
Как раз выселяли из квартиры на первом этаже многодетную мать – алкоголичку. Родительница семи малолетних беспризорников пила горькую, водила мужиков и дети ей только мешали жить. Власть лишила беспутную тетку материнства и жилья. Специальным постановлением неприкаянных детишек государство брало под свою опеку. Решение более чем верное. Приехал автобус забирать детей. Занятая своими мыслями о похмелье, мать махнула им ручкой и тут же забыла о них. Государственные тетеньки пригласили разновеликую ораву псевдосирот в казенный автобус, ожидавший у подъезда.   
Довольные детки возрастом от трех до десяти лет весело бежали стайкой к дверям автобуса, потирая от удовольствия руки:
- Сейчас поедем в автобусе! Живем! Красова! Ура!
О матери никто не вспомнил. И о доме отчем тоже.

Домой я летел на крыльях любви.
- Дело на мази! Дама моего сердца пригласила меня к себе в гости!
Уютная квартира, накрытый столик, уединение! Намек более чем очевиден. Все ясно! Женщине надоела холодная постель и нераспечатанная бутылка в холодильнике. Объединим свои одинокие сердца. О, счастье! Оно поселилось в моем сердце! Такого и в романах не описать!
Я начал сочинять стихи. И уже придумал первую строку. “Я помню чудное мгновенье…” А вот дальше ничего не получалось. Лезли какие то непотребные рифмы, вроде: облысенье, землетрясенье, разоренье… Но они явно не отвечали требованию темы.
Несколько дней я не находил себе места. Прибывал в подвешенном состоянии, каждый час поглядывал на календарь, упоминая при этом Создателя, заставившего наш земной шар вертеться непозволительно медленно. Другое дело Марс! Там сутки длятся два часа!
Дни до звездного четверга мы продолжали встречаться, выгуливая своих четвероногих поводырей. Как незнакомые мы проходили мимо друг друга, каждый раз обмениваясь долгими любящими взглядами.
- До четверга! – читал я в ее глазах заветное. – Осталось немного.
О, женщина! Подогревает страсть! Хочет довести меня до безумного состояния. Недаром пишут в романах о них, как об исчадьях ада. Они сводят с ума и толкают на растраты. И за это мы их любим еще больше!
Наконец наступил счастливый час!
Отутюженный, проодеколоненный, вдохновленный и слегка подпитый, ровно в восемнадцать часов я стоял у заветной двери. Дрожащей рукой нажал кнопку звонка. Дверь мгновенно распахнулась. Конечно, меня ожидали! Хозяйка была по-деловому одета и от нее разило именно, какой то деловитостью. Даже сухостью.
- Феофан! – очень громко сказала она. – Ну, наконец, то! – Заждалась!
Поохав и счастливо хихикая, Розочка повела меня в свое гнездышко. Оно было уютно и маняще, если бы… За столом сидел немолодой мужчина шириной со шкаф. Он шевелил колючими усищами и поедал меня злыми тигриными глазами. Конечно же, это явление ошарашило меня. Кто такой? Почему он приперся в такой неподходящий момент? Зачем Розочка его пустила, зная, что должен явиться я? Надо разобраться.
Я остановился в проходе. Хозяйка демонстрировала полную ко мне расположенность. Сияющими глазками она одобряла мое появление.
- Дорогой мой! – с ходу запела она. – Я уж думала ты опять опоздаешь! Я так замучилась поджидая тебя. А это бывший муж. Мы давно в разводе. Зашел по делу. Дрель забрать. Ты еще долго, Мартын? Сейчас я тебя компотом залью на дорожку. А пока познакомьтесь.
- Феофан! – не замедлил отрекомендоваться я и приврал на всякий случай. – Начальник участка. Мастер. Фамилия Душегубченко.
- Гммм,- промычал в ответ мужичище. – Начмейстер! Знаем мы вас!
И демонстрируя полное ко мне презрение, протянул визитную карточку, на которой золотыми буквами было вытеснено.

“ООО “Политбюро”. Замки, ключи, отмычки.     Хасимакин Мартын Мартыныч.
Доктор исторических наук. Тел: без тел.”



                Странная фамилия подумал я. Кажется, у японцев так называлась ленточка на голове камикадзе. Он вроде не японец, но что у него на уме, этого бывшего мужа, может быть ревнивца? Но почему доктор? Зачем слесарю научная степень?
- А вот и компотик, Мартыныч! – лебезила Розочка. – Помню когда ты был евреем, и собирал почтовые марки, ты любил компотик. Попей, пожалуйста. Не забудь Маланье привет передать!
- Я уйду! – сказал Хасимакин. – Но напомню…
В нем проснулся доктор исторических наук.
- Вы еще пожалеете! Есть в истории такие моменты, когда нельзя выгонять личность! Можно просчитаться! Вспомните, история дважды в XX веке давала шанс России остаться Россией! И оба раза недалекие политиканы, Керенский и Горбачев выгоняли спасителей Корнилова и ГКЧП! Ты еще пожалеешь Роза! Да я был евреем и на таких, как ты, в суд подавал! А теперь я простой Хасимакин, меня можно гнать. Начмейстера ей подавай!
- А что? – Съязвил я. – Может я тоже личность! Чин имею! Николай Второй имел всего лишь чин полковника! И мало кто, даже доктора исторических наук не  знают, что он имел звание фельдмаршала Англии! Вот и я…
- Съел? – поддержал меня моя Розочка. – И мы не лыком шиты!
Бывший муж сверлил меня глазами и в них стояли слезы. Бедняга! Горе отвергнутым! Некоторое время мы молчали.
Если бы в комнате находился прибор улавливающий мысли, то он бы накалился от напряжения и взорвался, настолько была насыщена немая сцена репликами клокотавшими в наших мозгах.
- Ну, Мартынчик, - наконец сказала хозяйка. – Хватит тебе отравлять атмосферу. Заждались тебя в твоем ООО медвежатники и домушники. Пошел вон! Мешаешь!
Выгоняет! Давно пора! Решительная женщина! Только так надо поступать с недоумками сравнивающими себе с историческими личностями! Убирайся усатый Буденный ко всяким фельдмаршалам! Нечего ошиваться!
- Да да! – добивала его верная мне Розочка. – Должен понять, что у меня есть человек, мы любим друг друга. Вот он пришел с работы. Пошел вон. На улице дождик. Не забудь зонтик одеть. Грыжу промочишь!
Мужчина встал из-за стола и я увидел, что ростом он под два метра, а кулачища – такими без инструмента сейфы вскрывать.
- Когда я снова стану евреем, Розочка, - обернулся он в дверях, - Я на тебя Маланью натравлю, пусть она тебя покусает!
Ну, наконец, то мы одни! В уютном теплом гнездышке! О небо! Смелость разрывала мое сердце! Соловьиные трели витали в воздухе. Я подошел к ней, прижался и, как-то самим собою, моя дрожащая длань легла на то Розочкино место, за величину которого на мировых чемпионатах скоро будут давать золотые медали.
Она небрежно скинула мою нахальную руку и посмотрела на меня упреждающим взглядом, совсем неуместным в данной обстановке.
Умиление с ее лица исчезло.
- Попей компотику! – сказала она сухим голосом. – Охладись!
И подошедши к вешалке, стала напяливать на себя плащ.
- Да да, конечно… - мямлил я ничего не понимая. – Компот дело серьезное, но объясни, Розочка, зачем ты одеваешь плащ, разве он к месту?
- Надо Маланью проведать, - ответила она грубоватым голосом, отозвавшимся в моем сердце грохотом барабана в нежнейшей серенаде. – Дело есть срочное!
- Аааа как же…
- Ну, че компот не пьешь? Некогда с тобой нюни разводить!
- Аааа как же вздохи на скамейке…
- А ну, проваливай отсюда! – вдруг заорала она базарным голосом. – Шляются тут всякие кобели! Чего расселся! Из-за тебя хорошего человека может быть потеряла! Пошел вон!
- Аааа…
Я встал на ватные ноги, глаза у меня, конечно в этот прискорбный момент, были квадратные, мозги отказывались соображать.
Что произошло? Почему все так круто изменилось? Почему меня прогоняют? Оно, конечно, Меланью надо проведать… Но не сейчас же! Но вообще то и я тоже хорош. У женщины, может быть боль на душе, а я ей про вздохи на скамейке. Сам дурак. Надо было сначала цветы дарить, в театр сводить, а я сразу лапу наложил на запретное место. Хамло! Балбес! Так мне и надо!
Тогда мне в голову не пришла простая мысль, что эта коварная тетка использовала меня, как пешку в игре со своим бывшим мужем. Пригласила нас в одно время, что бы убедить доктора слесарных наук в полной его ненужности. Она может без него прожить. У нее есть Феофан! Я!
Как я вышел на улицу, не помню. Розочка куда то упорхнула. За углом меня ожидал новый удар. Как из под земли вырос усатый амбал. По всей вероятности он ожидал меня.
- А ну! – схватил он меня за плечо. – Ты думаешь, что победил меня Феофан? Как бы не так! Знаешь ли, что иногда Победа обходится дороже поражения! Знают ли начмейстеры историю? Так я напомню! Проигравшие войну Германия, Италия и Япония живут лучше победителей! Шведы считают свое поражение под Полтавой самой большой своей Победой! После Полтавы шведы не воюют, а живут лучше всех! Ничего ты не выиграл от победы надо мной, Феофан! Еще поплачешь!
Несколько изумленный от такой истерической справки неуместной в данной ситуации, я хотел пояснить амбалу, что тоже, вроде потерпел поражение, но он не в силах сдерживать негодование, развернул мою тощую фигуру на 180 градусов и дал хорошего пинка, как мячик пнул.
Я вернулся в свою холостяцкую квартирку на девятом этаже. Всю ночь мучался вопросом, почему она поступила со мной так невежливо? Как это так: называла любимым, томилась в ожидании, пригласила наконец…Усатый гад все испортил, принесла его нелегкая! Если бы он не нарисовался, все было бы, как в романе. А тут…треугольник. Во многих книгах упоминается это отнюдь не геометрическое событие. Лев Толстой об этом писал, Шекспир. Это все об нас, бедных… Никаких злых умыслов с ее стороны я не находил. Не может такая хорошая женщина способной на пакость. Это усач исторических наук разбил чужое счастье.
Жизнь это череда потерь, - утешал я себя. – вот и я потерял.

Целый год после этого я, как лунатик, бродил со своим верным Килиманджаро неподалеку от ее дома, не смея приблизиться к заветному подъезду. И на окно не бросал взгляды, вдруг там мелькнут усы, а это совсем убьет меня. И она не выходила на прогулку с собакой. Уехала что ли? Я продолжал ее любить. Чем больше разделяло нас время, тем больше я вожделел ее!
- Большое видеться на расстоянии! – бормотал я стихи Есенина и тут же дополнял его древнем Тацитом, - Отдаление увеличивает обаяние. О как правы классики! Как они понимали влюбленных! Какая женщина! Увижу ее брошусь к ногам, скажу, приказывай, что хочешь. Скажет, брось пить - брошу! Скажет, вступай в партию Жириновского – вступлю!
Это был самый печальный год в моей жизни. Образ любимой Розочки заслонил все картины, которые нам рисует трепетная жизнь.
И вот однажды…Фортуна нашла меня!
Я снова повстречался с любимой женщиной!
В один из вечеров, во время выгула своего Килиманджаро, мы встретились. Она шла на меня, ведя на поводке собачку, совсем другую, рыжую подозрительную, Килиманджаро сразу невзлюбил ее. Кличка у нее была подходящая – Ведьма.
Добрая улыбка играла на лице Розочки, глаза светились неподдельной радостью. Весь ее облик как бы намекал, что она готовилась к встрече, принарядилась и “подчепурилась”.
- Феофанушка! – запела она, приближаясь, - Наконец то я тебя увидела! Родной! Душа моего сердца! Куда ты подевался? Я целыми вечерами хожу с Ведьмой по нашим местам, а тебя нет, как нет! Почему ко мне не заходишь? Я тебя так ждала, так ждала! Не хорошо так поступать с женщиной. Я и обидеться могу!
Она говорила с такой искренностью, с такой теплотой, что я почувствовал себя виноватым, мерзавцем, гадом, подонком. Мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Обидеть такого хорошего человека!
- Гм…да…- замычал я. – Вообще то конечно. Но в прошлый раз ты меня, можно сказать, спровадила. Компот не дала допить.
- Компот не дала допить? Ах, это была большая ошибка! У меня этого компота была полная кастрюля, пей не хочу! Но сколько я страдала потом! Ночей не спала! В окно выглядывала! Но во всем виновата Меланья! Она, поганая мне жизнь отравила! Но это больше не повториться!
- Розочка…
- Так приходи же ко мне…Все будет как надо!
- Приду! Значит инцидент исчерпан! – наполнялся я счастьем.
- Какой инцидент? Небольшое недоразумение! Игра случая!
- А тот усач…который…он больше не появиться?
- Какой еще усач? Ах тот! Вспомнил тоже! Это мой бывший муж. Так, друг третьего разряда. Я его давно прогнала. Я ему еще тогда заявила, что у меня есть ты! Единственный! Он в этом убедился. Вопросы есть?
- У вопросов нет матросов! Командуй! – ликовал я.
Я опять любим! Она меня простила! Ждет меня! О, небо!
- Приду! Прилечу! Когда? Сегодня?
- Нет. Сегодня не выйдет. Приходи в четверг. Обязательно буду дома. В шесть часов вечера, не забудь!
- В шесть часов вечера! Как в кино! Можно ли забыть такое! Прилечу! На крыльях любви!
- Вот и хорошо. В четверг. В шесть часов вечера.
Мы расстались. Мелькнув наградным местом, Розочка скрылась в подъезде. В соседнем. И у меня мелькнула мысль, что Ведьма вовсе и не ее собака, а чья то соседская.
Весь день я бродил по городу. Душа пела. Я думаю и Ромео не сидел на месте, если бы Изольда, или как ее? поманила свиданием. Эх жаль Шекспиры перевелись! Не то бы с меня писали поэмы!
На Верхне – Парикмахерской улице города, на старом сарае я наткнулся на гордую вывеску.               
“ООО “Политбюро” Замки. Ключи. Отмычки.
Начмейстер Хасимакин Мартын Мартыныч.
Доктор исторических наук. “тел: без телефона”.
И рядом картонная приписка. “Работаем круглосуточно, кроме четверга”.
- Старый знакомый! – позлорадствовал я, ознакомившись с прочитанным. – Это же его мастерская! Жив Курилка! Надо заказать ему отмычку к Розочкиной квартире! Вот будет парадокс! У него в четверг и выходной!
На всякий случай я заглянул в окошко под вывеской. Стекло было на столько грязно, что пришлось плюнуть на него и протереть небольшое отверстие. Я глянул в глазок и обомлел! На меня смотрел Берия! То есть, не сам живой и страшный, а его портрет, в натуральную величину! Пенсне зловеще сверкали в полутьме, и он как бы говорил: - Зарэзать тебя мало, контра!
Я отпрянул от окна и поспешил удалиться.
- Зачем Хасимакин повесил у себя Лаврентия Павловича? – размышлял я – На страх врагам? Мода на чекистов вернулась? Говорят, что Берия был самый прогрессивный и умный в шайке сталинских шестерок. За что и грохнули…
Ночью я проснулся в странном тревожье.
У каждого порядочного человека есть ангел хранитель. Не каждый удостаивается встречи с ним. Он нисходит до самых несчастных, покалеченных любовью, которые совсем потеряли рассудок и нуждаются в срочной помощи. Очевидно, и я принадлежу к этой категории
- В четверг! В шесть часов вечера! – услышал я его глас. – Это что же получается, человече? И в прошлый раз эта женщина тебя пригласила в такое же время. Это что совпадение, или нечто другое в арсенале коварной интриганки, которая просто водит тебя, охламона, за нос? Не приурочила ли она, как и прошлый твой визит, к новому посещению своего бывшего, или мнимого мужа Мартына? Да она использует тебя, как игрушку, в спектакле жизни! Как только усач, вторично убежденный в своем фиаско, уйдет за кулисы, твоя роль тоже кончится! Роза пнет тебя в след! В этом ее задумка! Использовать тебя в качестве пугала!
Ночь я уже не спал. Освобождался от чар окутавших мое наивное, почти детское сознание. Ангел в моей душе постепенно улетучился и его место заменили черти. Они начали нашептывать мне мысли, которые и Шекспиру в голову и не приходили.
- Я покажу тебе четверг! – шептал я их языком, сжимая кулаки, - Я покажу, холодный компот. И холодную постель тоже! Темнила! Следующий ход за мной. И я его сделаю. Я проведу эксперимент! Я выявлю, где правда, где ложь!
Ровно в шесть часов вечера, но не в четверг, а среду я отправился выполнять свой зловещий план.
Возле подъезда ее дома случилась небольшая сценка, несколько задержавшая меня. Мне пришлось столкнуться с мужчиной, которого я часто встречал в наших краях. Он был заметен. Более того, примечателен. При небольшом росточке он обладал феноменально увеличенными частями тела. Огромные кисти рук, обувь этак сорок восьмого размера, небольшая голова с огромными на ней глазищами, растопыренными ушами, и свисающим носом на толстые лошадиные губы. Голову его накрывала старая измятая шляпа, которую он никогда не снимал. Зимой, как я помню, он бессменно уже лет двадцать носил, как у Горбачева шапку-пирожок, выцветшую и сморщенную. Может у него не хватало средств на приобретение новой, может она служила ему фетишом, кто знает. Вратарь Яшин никогда не снимал во время матча кепку, она у него была счастливым талисманом.
Тихий одинокий мужичонка. Он только что поскользнулся на арбузной корки, не удержался на ногах и сильно трахнулся одним из своих частей тела об угол лавки. Ему было больно. Он стонал и в судорогах удерживал свои лапища между ногами. Проявляя сердобольность к несчастному, я помог ему усесться на скамейке и изъявил желание вызвать скорую помощь. Человек же! Но он попросил не беспокоиться, пройдет и так.
Пожелав ему счастья, я ринулся вверх по лестнице.
Сотворив невинную мину на лице, я подошел к заветной двери. Той самой, за которой ютится, или уютное гнездышко с одинокой курицей, или хищное лежбище кровожадной гиены.
После звонка дверь тут же распахнулась.
Передо мной стояла она, моя Богиня, мечта ночей моих. Но в каком виде! Она была совершенно голая! Как говорили в старину, даже без калош! Бросив на меня молниеносный взгляд, она захлопнула дверь, едва не прищемив мне нос. Я успел заметить на ее лице мину ненависти и презрения. Удивление и испуг жирными мазками легли на чело. Эту палитру красок заменил страшный звериный оскал.
- Ты? – раздался из-за двери визг. – Ты зачем приперся? Кто тебя звал?
- Как зачем, как зачем? – лепетал я совершенно ошарашенный, силясь осмыслить что произошло. – Ты же звала. Компоту попить. Вот я и пришел.
- Я тебя в четверг звала, придурок! – свирепел голос за дверью. – Зачем в среду приперся!
- Извини, больше не мог ждать. Истомился.
- Вон! Вон от сюда! В четверг! В шесть часов вечера! Как назначено!
- В шесть часов. Как в кино. А сегодня как же?
- Вон! Немедленно! Ко мне Меланья должна придти! Вон!
За дверью все затихло. Я поплелся вниз.
На лавочке продолжал сидеть мужичок необычной наружности. Руки он по-прежнему держал меж ног, и продолжал страдать.
- Не повезло бедняге! – посочувствовал я ему. – А он, может на свидание торопился…
Но самое главное, мои предположения подтвердились. В среду я ей не нужен. Не вписываюсь в ее коварные планы. Я ей нужен именно в четверг, когда должен явиться усатый мой соперник. Она хочет его спугнуть. Хочет его еще раз убедить, что она счастлива со мной, Феофаном.
Но на сей раз у тебя этот фокус не пройдет, милая! Хватит с меня одного урока. Пусть твой усатый придурок убедится, что никому ты не нужна, никто к тебе носа не кажет!
Весело насвистывая, я прошел мимо ее окна демонстрируя полное счастье и что совсем не придурок. Но почему она в таком виде открыла мне дверь? Мучил меня вопрос. То, что сегодня жарко, это не оправдание ходить в голом виде по квартире и отворять дверь на первый звонок. Скорее всего, она ждала в этот миг очень близкого ей человека, перед которым можно явиться в костюме Евы, без калош. Видимо она ждала Хасимакина. О тварь жестокая! Почему голая? Почему Хасимакин? А может ей, в самом деле, было жарко? Женщина- загадка! Голова моя шла кругом. Я ничего не соображал.
На следующий день, в четверг, ровно в 17, но отнюдь не в 18, я незаметно подкрался к диким кустам, которые зеленели неподалеку от подъезда ее дома. Отсюда можно вести хорошее наблюдение. Это был смелый план. Для полноты маскировки и полной конспирации пришлось залечь в канаву и накрыть себя ветками. Злорадство наполняло мое сердце. Предвкушение победы компенсировало неудобство. Приходилось отбиваться от комаров. Собаки заглядывали в кусты посмотреть, что за объект появился в их владениях. Подо мной бежал ручей, и я насквозь промок. Мой верный Килиманджаро, привязанный к дереву скулил от непонимания происходящего. Сердитые сороки кричали с веток. Из продуктового киоска несся противный голос торговки.
- Пейте коку колу! Кто не любит хлебный квас, коку колу пьет у нас! Не за доллары! За рубли!
Неподалеку, какой то балбес мыл машину. Внутри ее громыхало радио. Да так мощно, что машина тряслась. Балбес млел от счастья, водя в такт музыке тряпкой по железу. Модный певец Херхеров в сопровождении циркуляционной пилы и отбойного молотка исполнял популярную песню, настолько близкую балбесу, что у него хватало ума подпевать.
Как партизану в засаде мне приходилось не шевелиться и неморгающими глазами наблюдать на дорогу ведущей к дому коварной обманщице. Иногда душу терзало небольшое сомнение, - а вдруг мой план окажется неверным? Амбал не придет? Тогда напрасно я Розочку заподозрил в измене. Не надо было проводить такой кровожадный эксперимент? Может я и вправду придурок?
Но нет! Не зря я мок в канаве! Не зря!
Без пятнадцати минут шесть появился Он! Мой соперник, кандидат исторических наук, начмейстер ООО “Политбюро” Хасимакин Макар Макарыч! Был он в парадном одеянии, с тяжелой сумкой в руках. Ясно, спешил на свидание в условленное время.
Теперь уж никаких сомнений у меня не оставалось. Женщина вела хитрую игру. Сначала пригласила Хасимаки, с которым не хочет общаться, затем покажет ему меня, якобы любимого. Обнаружив измену, амбал в слезах и тоске уматывает восвояси с Розочкиного лежбища. А следом, заправившись компотом, вылетаю и я. Хозяйка же спешит к таинственной Меланье.
О, коварное создание! Ни Шекспир, не Гомер не придумали бы такой пакости! Но теперь этот номер не пройдет! Ты разоблачена! Игра кончена.
В шесть часов пятнадцать минут по местному времени я покинул наблюдательную канаву.
И тут же из Розочкиного подъезда, как будто спасаясь от пидарасов, вылетел Хасимакин. Лицо его было искажено, он смачно плевался, а вдогонку из окна неслись визгливые проклятья.
- Срамец! Козел! Позорник! Чтоб тебя Меланья…
Что могла с ним сделать Меланья я не расслышал. Хасимакин налетел на меня и сбил с ног. И тут же помог подняться.
- Я такой же несчастный, как ты! – хлюпал он носом, проявляя полную осведомленность в сложившемся треугольнике. – Нет в истории человечества более жалкого типа, чем я! Я отстранен!
- Не ты первый, не ты последний! – утешал его я русской поговоркой.
- Я то первый, а вот ты второй! – перешел вдруг на шепот Хасимакин.
- Ну и что из этого, что второй? Зарплата что ли меньше?
- А то, что второй всегда оказывается гнусной личностью, хотя сначала вроде бы ничего. История подсказывает!
- И у тебя, конечно, на этот счет есть историческая параллель.
- Есть! Еще как есть!
Недаром Хасимакин на визитной карточки  обозначил себя доктором исторических наук. Все что ни происходит в нашей серой жизни, он связывает с историей. И сейчас нашелся нужный пример.
- Тебе может быть известно, что первым и высшим орденом Российской империи был орден Андрея Первозванного? И что за номером один он достался достойному кавалеру – адмиралу Головнину. А первым советским высшим орденом был орден “Боевого Красного Знамени”. И он тоже под первым номером достался достойнейшему человеку полководцу Блюхеру! Ты замечаешь это историческое дело?
- Пока нет. – почувствовал я какой то подвох. – А под вторым номером кого наградили?
- Во! Вторым номером наградили, таких же гадов, как ты! Второго “Андрея” получил изменник Мазепа, а второго Знамени – бандит Махно!
- Это надо же! Куда же смотрела милиция, награждая таких проходимцев?
- Вот именно проходимцев! – ткнул меня в грудь Хасимакин.
Расстались мы мирно. Я даже пригласил его к себе в гости, не назвав, однако, на всякий случай адреса. Вдруг придет убивать.
Романа у меня не получилось. Часто в своей холостяцкой квартире на девятом этаже я вспоминал свою неудавшуюся любовь. Из моего окна видно море, рядом звезды, доноситься соловьиная трель, - мне бы романы писать. Но жуткая тоска гложет мое сердце. Окаянная Роза не выходит из памяти. Идеалист. Романтик!
Незаметно пролетело пять лет. Я полысел и усох. Пью водочку.
Никуда не тянет. Даже телевизор вызывает отвращение.
И вдруг! Вдруг она дала о себе знать!
Пять лет мы с ней не виделись! Пять лет я считал ее навсегда потерянной. Ушедшей в забвение! И вдруг она объявилась! Ура! Старая любовь не ржавеет! О, как был прав Шекспир, когда писал о благородных женщинах! Или Гомер? Уже не помню.
Розочка отыскала меня возле моего дома, где я выгуливал Килиманджаро. Пес совсем одряхлел, плелся позади меня и из всех благ жизни интересовался одним – чего бы пожрать. Я его не каждый день вывожу на улицу, надоело. Бедный Килиманджаро скулит от негодования, после чего накладывает у дверей свою кучу, большую, как у лошади. Я не сержусь.
За пять лет разлуки Розочка нисколько не изменилась, даже похорошела. И место для медали увеличилось. Когда она шла, земля дрожала под ее ногами. Увидев меня она бросилась мне на шею.
- Феофанчик! Душа моего сердца! Ты куда подевался? Сколько тебя можно ждать? Я извелась в тоске, вспоминая тебя!
- Гм…да… - многозначительно отвечал я.
- Ты, почему ко мне не приходишь? Нехороший!
- Так ведь…усатый…компот…
- Непременно приходи! Ты мне позарез нужен! 
- Ну если позарез…А как ты жила все эти годы? Женихов наверно, как у Пенелопы?
- Скажешь такое! Был у меня как то один…Так расшибся, дурак. Упал, поскользнулся на арбузной корке и через неделю помер…Одна я. Всю жизнь одна. Так придешь?
- Прилечу! А когда? Опять в четверг? В шесть часов вечера?
- Вспомнил тоже! В такое детское время по дамам не ходят. Приходи, когда все уже спят. В двенадцать часов ночи!
- В двенадцать? Под покровом темноты! Ну, это совсем другое дело! Романтика! А Хасимакин не появится, как в прошлый раз?
- Хасимакин? А он нам нужен? Как нибудь без него! Приходи, душа моего сердца! Ты настоящий мужчина!
- Всенепременно! В плаще! С гитарой под полою!

В двенадцать часов ночи я стоял у дверей возлюбленной.
Я был в черном, сливающимся с ночной темнотой, костюме, в надвинутой на глаза, черной шляпе, решительный и готовый на все. Это был третий визит к даме моего сердца. А третий, как сказал Шекспир, или Гомер? – уже не помню, всегда решающий! Сегодня Розочка, наконец то будет моя!
Не успел я нажать на кнопку звонка, как дверь отворилась. Розочка, любовь моя, поджидала меня. Она тоже была в черном платье и, как мне показалось, не менее решительной.
- Проходи, - без всякого приветствия сказала она. – Садись. Разговор есть.
- Какой еще разговор? – удивился я. – Он нам нужен?
Розочка усадила меня за стол. Почему-то я подумал, что она сейчас нальет компоту. Но компота не последовало. Женщина поведала мне нечто такое, от чего я сначала задрожал, как осенний лист, затем остолбенел.
- Дело вот в чем. – Начала она. – Макар Макарыч Хасимакин, доктор исторических наук, твой усатый соперник, который когда-то наградил тебя, весьма оскорбляющим пинком, находится здесь, рядом, в моей квартире! И случай есть весьма прискорбный!
Двадцать лет этот проходимец жил в законном браке с Меланьей Селедкиной. Это ее девичья фамилия. В соседнем подъезде. Двадцать лет! Жили душа в душу, энциклопедии выписали, холодильник и все прочее для семейного счастья приобрели. Детей не было. Но пять лет тому назад Макар Макарычу надоело семейное счастье. Потянуло его на сторону. Полюбил он другую женщину, Розочку Вулканскую, меня.
- Долго он бил под меня клин, - продолжала Розочка, пока не зануздал. Бросил он Меланью и перебрался жить ко мне. И жил, не беря развода, со мной, почти пять лет. Заметь без развода! На правах сожителя. Но что я могу сказать, не пил не дрался, зарплату приносил. Но это между делом. Дело началось недавно. Состарился Макар, поистрепался и схватил его Кондрат. Паралич разбил, окаянного. Лежит теперь он без движения в моей квартире и помирать не хочет. Приходиться мне ухаживать за полутрупом, кормить с ложечки, белье менять. А мне это нужно? Надоела мне роль сиделки! Ну был бы хоть законный муж, а то просто приблудный дядя. Все мои родственники, знакомые, уши прожужжали: зачем тебе эта обуза, избавляйся от него. Он же тебе чужой! И в самом деле, зачем он мне? Пошла я к Меланье на переговоры.
- Хасимакин твой законный муж, - заявила я ультимативно. – Забирай его!
- С какой стати? Я с ним давно не живу. Он мне никто! Бросил он меня! Предал!
Наотрез отказывается Меланья принимать никому не нужного перебежчика.
- Закон обяжет тебя ухаживать за законным мужем! – пыталась я закончить дело миром. – Не доведи дело до суда!
- Плевала я на законы! – отрезала Меланья. – по понятиям надо жить!
- И целесообразно! – бросил я реплику, вспомнив, что ее любил упоминать большой поклонник Ленина, Хасимакин.
- Словом, словесные баталии, - продолжала Роза, - ни к чему не привели. Никто из нас не хочет иметь Макара. Ну вот ты, Феофанчик, скажи, с какой стати мне ухаживать за чужим мужем. Если бы он был мой законный муж…Да и не любила я его никогда! Привязался ко мне, проныра!
- Что же делать? – вскипел я возмущенный.
- План у меня есть! – прошептала Роза. – И ты мне поможешь!
- Я на все готов! Приказывай любовь моя!
Розочка впилась в мои глаза долгим взглядом и, как будто убедившись в полной моей любви к ней, перешла на заговорщицкий тон:
- Мы этот полутруп отнесем к Меланье! Ночью. Сейчас.
- Но она не примет его! Дверь не откроет! Соседей позавет!
- Молчи! Мы его завернем в одеяло и втихаря подбросим к Меланьиным дверям.
- Романтично! – вырвалось у меня. – Как в кино! Под покровом ночи сделаем!
- Я всегда знала, что ты настоящий мужчина! Ты душа моего сердца!
Мы покинули кухню и на цыпочках вошли в комнату, где находился Хасимакин. Он лежал на диване, без движенья, с закрытыми глазами. Слабый свет ночника едва освещал его спокойное лицо. Тень от носа занимала полстены. Если бы он сейчас знал в каком спектакле ему отведена главная и неблаговидная роль, он бы поднялся и тогда неизвестно кого бы пришлось выносить отсюда ногами вперед. Но он лежал и тихо сопел.
- Я принесла носилки! – прошептала Роза. – Надо его перекантовать и завернуть. А ну, взяли!
К моему удивлению Хасимакин был легок и не напоминал амбала, наверное высох. Тело бережно уложили в носилки. Роза укутала его одеялом так, что никто не мог догадаться, что это за ноша.
- Понесли! – приказала Роза. – Быстро, пока все спят.
Перед тем, как спускаться по лестнице, женщина поставила носилки на пол и очень тщательно на два замка закрыла дверь квартиры.
С третьего этажа на улицу мы почти сбежали. Розочка шествовала впереди носилок. И я слышал, как ее попа издавала неприличные звуки. На улице нас ждала маленькая неприятность. Мы наткнулись на местного дворника Петухеева Полкан Михалыча. За эти сутки он был третий или четвертый раз пьян и отсиживался на лавочке.
Этот поборник чистоты был не из тех дворников, которые были когда-то при каждом приличном доме. Тех очень уважали и по статусу они стояли на втором месте после околоточного. Тогда дворник мог сходить в полицию за загран-паспортом для барина, а молодые люди доверяли ему сердечные тайны. Сейчас не тот дворник пошел. Ленивый и никем не уважаемый. Кому не известно, что поднимать пыль метлой он начинает именно тогда, когда серьезный люд спешит на работу, а в девять утра он уже смертельно пьян. И на весь мир ему наплевать.
Какой черт занес его в такой неурочный  час к подъезду? Сейчас начнет интересоваться, чего доброго сорвет операцию.
- Полкан Михалыч! – заворковала Розочка с кошачьим мурлыканием в голосе. – Вот так встреча! Радость то какая!
- Мадам Вулканская! Розалия Адамовна! – сделал дворник галантный жест рукой, будто хотел снять шляпу. – А чего это вы? Ночью…Втихаря…Понятно. Мартына выносите, моего однокашника по историческому факультету! Убили, а теперь…Знаю все про вас! А вот Ленина Владимира Ильича, вам никогда не вынести с мавзолея! Пока жив хоть один большевик, не бывать этому! Оппортунисты, я вам припомню!
- Влипли…- пробормотал я в ужасе. – Этот лунатик и в самом деле решил, что мы убили Мартына…Надо устранит это,  как свидетеля. Иначе он нас заложит. Я убью этого негодяя! Как настоящий мужчина я обязан сделать это! Ради нашей любви!
- Тихо, - успокоила меня Роза. – Продаст, не продаст, все равно узнают, чьих рук это дело. Эй, Полкан! Будь другом, кончай наблюдать! Ты лучше пробегись по улицам, узнай, не открылся ли у нас в городе мавзолей? И есть ли в нем свободное место. А я тебе на бутылку дам.
Полкан Михалыч широко открыл глаза и ничего не сказал. Он неожиданно плюхнулся на скамейку и вроде бы заснул. Это нам на руку. Путь открыт. Вокруг все спят.
Мы взялись за ручки носилок и быстро направились к соседнему подъезду. Роза впереди, я сзади.
Еще когда мы спускались по лестнице Розиного дома. Меня сопровождали вполне музыкальные звуки. Они меня воодушевляли, и предавали сил. Но едва мы начали подъем по лестнице соседнего подъезда, колыхающаяся задница Розы начала издавать такие артиллерийские раскаты, что я испугался, это разбудит соседей. Но все обошлось. На последних ступенях подъема от натуги жопа уже не пердела, а рычала.
- Удивительная женщина! – размышлял я – Не каждая обладает таким даром. Талантливый человек во всем талантлив!
На наше счастье мы никого не встретили. В этот ночной час все спали. Когда мы подобрались к дверям Меланьи наши силы были на исходе. Бережно опустив носилки на пол, как истинные заговорщики мы переглянулись. Все на мази. Все идет по плану. Завернутый в одеяло Хасимакин не издает ни звука. В световое окно пробивался лунный лучик. Где-то лаял сумасшедший пес. Я надвинул шляпу на самый подбородок.
Наступила минута развязки. Роза поправила под головой Хасимакин подушку.
- Ты это…- сказала она ему трагическим голосом. – Кончай помирать…Тебе еще учиться надо. Ты же обещал на профессора выучиться…
Потом решительно положила руку на кнопку звонка. За дверями послышались трели и следом чьи-то быстрые шаги. Конечно, это торопилась Меланья.
- Бежим! – скомандовала Роза. – Линяем, пока не засекли!
Со скоростью удивительной для ее комплекции она рванула по лестнице вниз, и я едва успевал за ней.
Добежать до маскирующих кустов было делом минутным. Хотя никакой погони за нами не наблюдалось, но как говориться береженого Бог бережет. Мы остановились в густых зарослях. Сюда самая смелая милиция не рискнет нос сунуть. Луна освещала нас.
Нас двое, во всем мире двое! Сейчас я упаду на колени перед дамой моего сердца и прильну устами к ее подолу. Доблестный рыцарь, свершивший подвиг во имя своей возлюбленной должен быть награжден. О, почему рядом нет Шекспира, только он может описать сцену нашей любви! В сладком предчувствии я закрыл очи и изготовился услышать ее слова благодарности. Сейчас она мне скажет, то, что говорят наедине с любимыми.
Но послышалось совсем не то, что я ожидал услышать.
- Ну вот, дело сделано – донеслось до моих ушей. – Мартын доставлен по назначению. А нам надо когти рвать, дело то ведь уголовное.
- Как уголовное? – не понял я. – Как когти рвать?
- А так. Мы человека украли. Вдвоем. Групповуха. Теперь ты соучастник. Привлекут, как миленького.
- А а а, - медленно созревал я. – Ну будем мы рвать когти…Все равно повяжут. Уж лучше дома сидеть.
- Еще чего! Если я буду дома сидеть, мне этого Хасимакина обратно принесут. Так что лучше побыстрее слинять. Надолго. Спасибо тебе за помощь, Феофанчик! Век не забуду! Душа моего сердца.
- Аааа как же…Так и слинять? А наша любовь Я так надеялся…
- Перебьешься!
Сказав это оскорбительное для настоящего мужчины слово, авантюристка, не попрощавшись, скрылась в темноте. Я остался один. Соучастник ограбления, брошенный женщиной неудачник, бедный и несчастный.
Я шел домой и меня интересовал только один вопрос: обретет ли подкидыш Хасимакин покой в квартире Меланье Селедкиной и что скажет дядя прокурор об этом жизненном казусе, когда “дело” ляжет на его стол? У кого должен по закону коротать последние дни доктор исторических наук? У законной жены, или гражданской твари?
Вечером того же дня в мою холодную квартиру на девятом этаже ворвалась толпа неопределенных личностей. Справившись тот ли я Феофан, который похищает людей, и, не дождавшись объяснений, принялись меня бить. Иногда сцена избиения оглашалась пояснительными репликами. Оказывается еще утром, предводимые Меланьей, ее родственники, понесли неподвижного Хасимакина в обратном направлении, на квартиру Вулканской. Для восстановления статус кво. Но там их ожидал непредвиденный момент. Дальновидная хозяйка уже этой же ночью успела сдать в наем свое жилище лицам кавказкой наружности, кои числом пятнадцать были немало удивлены при виде визитеров с носилками. Пришлось Хасимакина транспортировать обратно. Сама же Вулканская бесследно исчезла. Ударилась в бега.
Тайну носилок с завернутым в одеяло человеком, поведал миру дворник Петухеев Полкан. Этот подлец был вовсе не пьян в ту лунную ночь. Он притворился спящим и одним глазом наблюдал за нашими с Розочкой действиями. Подлец, оказывается, имел к ней кобелиные намерения.
А гражданка Селедкина, горя чувством мщения, подала на меня в суд. Она мало того, что хотела добиться юридической справедливости, - куда девать бесхозного Хасимакина,- но заодно наказать и меня – соучастника.
На судебном процессе я шел, как главный обвиняемый, организатор целого ряда преступлений. Кроме хищения людей, мне инкриминировали попытку убийства дворника Петухеева, присвоение чужой квартиры гражданки Вулканской, которая в данный момент отсутствует, а главное по заявлению того же Петухеева, я проявил себя как брачный аферист.
- Да да! – выступил на процессе этот прохвост, - Он хотел меня убить! Он так и сказал в мой адрес: Я убью его! У меня на пленке записано. Я в ту ночь включил магнитофон! Гражданка Вулканская отвела руку преступника! Но самое главное этот оборотень похитил человека! И похитил с омерзительной целью – освободить жилплощадь в ее квартире, что бы самому туда вселиться! Ну не негодяй ли? А меня хотел убить, как свидетеля. Таких к стенке надо! Лаврентия Павловича на него нет!
В общей сложности, за букет преступлений, мне грозило пожизненное заключение, без права переписки с Розочкой. Что поделаешь – заслужил. Похититель людей, убийца, брачный аферист, гад всех времен и народов. Прощай Розочка! За нашу с тобой любовь страдаю! А любовь требует жертв…
Приговор отложили на следующий день. Ночевать отвезли в тюрьму. Там с меня сразу сняли костюм, часы и бросили в камеру к педерастам. Четверо суток в ожидании суда я томился под нарами. Ни на миг не переставал думать о своей любимой. Ждал от нее весточки. Но она скрывалась от милиции, бедная.
Спасла меня амнистия. Пожаловали свободу. Выпроводили.
Утомленный я побрел к себе домой. И придя обнаружил в квартире нового хозяина. На моей кровати, не сняв вонючие сапоги, лежал дворник Петухеев с удивлением рассматривая меня.
- Ты вернулся? – спросил он. – Тебя выпустили? А…амнистия. Нашли время выпускать преступников.
- Ты как попал сюда? – возмутился я. – Почему на моей кровати?
- В ЖЭУ решили, что ты не вернешься. Ну и вселили меня сюда, дворника. Расширили жилплощадь. Все по закону. Так что уматывай отсюда.
Сколько потом я не воевал с ЖЭУ, не писал жалоб, ничего не добился. Всюду меня гнали, как преступника, недостойного жить в порядочном обществе. С работы выгнали, Килиманджаро сдох, ночую я теперь в подвале в компании бомжей, доживу ли до полного полысения – не знаю.
Прошли годы. Иногда я поглядываю в подвальное окошко и вижу, как по тропинке петляющей возле лесочка, прогуливается дама в сопровождении мужчины. На поводке собачка. Мужчина это Хасимакин (оклемался, подлец!), а женщина – Розочка. Она еще больше потолстела и стала более привлекательней.
Иногда, глядя на нее, я вспоминаю вычитанные в научном журнале факт, что человеческого жира хватает на изготовления семи кусков хозяйственного мыла. Из Розочки, я думаю, получилось бы дюжина.
Великая женщина! Из-за нее я многое перенес, но она по-прежнему в моем сердце занимает самое лучшее место… Роковая тетка.