ЛЧ ч 1 Фантом Гл 22 Игра в куклы

       Всегда ли целомудрие наивно?  У Евы оно было таким, оттого она ничего практически не предпринимала для того, чтобы познакомиться с объектом своего влюблённого любопытства. Она наблюдала его на расстоянии, как и он её, и они ничего друг о друге не знали. Да и язык, на каком языке они могли бы общаться, если он только несколько месяцев учит русский, а она, практически, не владеет никаким другим языком? 
       И с чего бы это она влюбилась в экзотического юношу, нежнейшей, утончённой красоты, изысканно, но непрактично смешавшей две расы?  Что же сказалось на таком выборе: реальность интернациональной культуры Советского государства или инфантильные фантазии совсем юного возраста?


        Той девчонкой, ещё лет семи, она часто забегала в гости к пятнадцатилетней соседке, почти девушке, проходила в гостиную, поворачивала налево и оказывалась в комнате этой загадочной  юной персоны, почти не выходившей на улицу.
       - Юля плохо себя чувствует, - отвечала её мама на вопрос, выйдет ли её дочь гулять.
       Все знали, почему: Юля болела туберкулезом. Мать Евы была, пожалуй, одной из немногих тех, кто не запрещал своей дочери иногда посещать соседскую девочку-подростка. Все нереализованные мечты этой болезненно красивой особы, почти всегда замкнутой в пределы комнаты, и всегда в пространство обречённости и интимного одиночества, проникли в её фантазии и игры.
       Юлия играла со своими куклами, всегда сопровождая действие словами, наверное, даже тогда, когда с ней не было Евы; и игра эта скорее походила на спектакль... или жизнь в другой  реальности. Всё в Юлии, её комнате-театре поражало Еву… и куклы, в воображении маленькой Евы - такие вдохновенные и прекрасные - оживали. Она полностью забывала о реальности и  погружалась в игру, даже если персонажи наряжала, передвигала и озвучивала старшая подруга. Ей было достаточно только наблюдать за действием, слушать - и ей уже казалось, будто это не кукла, а она сама, в длинном кружевном платье, с тонкой талией и лицом, бледным, чуть прикрытым вуалью, вышла из дворца и идёт к карете.
       Вот она - вдруг - поднимает  глаза и видит юношу. Будто ангел, он поражает её сердце. Юный красавец тоже замирает: он не может оторвать глаз от незнакомки. Но, будто опомнившись, она опускает  вуаль и, ещё больше прикрыв фарфоровое лицо, бросается к карете. Нет, она не оглянется, чтобы ещё хоть раз взглянуть на прекрасного незнакомца, -  но из окна кареты снова видит его!  Глаза их встречаются - они говорят друг другу: «Это ты». Время застыло, но пространство между ними расширяется, неумолимо разлучая их. «Я не имею права, быть с ним», - чувствует несчастная девушка-кукла. Но почему? Такой вопрос в игре не стоял; и только Юля знала ответ на него.
       И все же сердце куклы-девушки таило смутную надежду.


        Мало кто в их дворе заметил исчезновение Юли. Но для маленькой Евы этот уход оказался неожиданным и непостижимым.
        Ничто не исчезает бесследно, и в той игре, пожалуй, и зародились истоки того фантома, который неосознанно воплотился в жизни Евы первой, волшебной, но, не обязательно жизнеспособной, влюблённостью.