Дом

 
Маленькое село, утопавшее в садах, прижалось к берегу широкой полноводной реки, веками несущей тёмносерые волны в дальний путь к морю. За селом тянулись виноградники, а дальше было ещё одно село, рядом ещё одно. Одинокие деревья в тех сёлах торчали среди подслеповатых лачуг, жители сёл иногда прохладно дружили, иногда раскалялись из-за воды, но в армянском селе цвели сады, у всех колодец полон воды, во всех дворах дымился ердик, пекли хлеб. А в тех, то ли ли курдских, то ли тюркских деревнях вместо тонкого сытного лаваша пекли на раскалённых камнях лепёшки, заворачивали в них постный сыр, и бегали на выгон, все дети были одной национальности. Но в курдской и тюркской деревнях к армянскому языку особых способностей не обнаруживалось, поэтому детвора из армянского села бойко чирикала на трёх языках.

Так шли годы, текла река, текла тихая, местами не очень мирная жизнь. Григор мечтал о большом доме, где поместится вся огромная семья, у матери рождались двойни. Отец с братьями выделывали виноград, и настаивали в карасах дивные вина для офицеров русской армии. Вот даст Бог хороший урожай, новый дом начнём строить… – иногда за ужином тихо переговаривались братья. Но вместо нового дома пришла новая война. Русские сначала призвали мужчин, много было убитых, но армяне дрались уже не за русских, а за себя. Русские потом передумали воевать. И вместо войны, где враг стоит против врага и чётко обозначено, кто кого должен убить, теперь настал хаос.
Объявили, что надо бежать, с той стороны теперь нет никакой нашей армии, а идут турки. Царя нет, какой-то новый, доселе неизвестный царь открыл границу, село стало готовиться к новому жилью в чужой стране, за рекой. Там тоже жили армяне, такие же бедные, и так же мечтали о новых домах. Вместо этого из реки вылезали новые оборванцы.

Григор кое-как сумел спрятаться от взбесившихся зверей. Зарезанный отец упал прямо на грядках, разбегающихся детей ловили и рубили, мальчик успел схватить двухлетнего брата и присесть в виноградниках, зарывшись в куче обрезков. К ночи он дополз до реки, усадил к счастью замолчавшего от страха брата на плечи, и ноги сами вошли в быстрые волны… Как он доплыл до того берега, он так и не мог ни вспомнить, ни поверить. Но к рассвету они побрели к прибрежному селу по эту сторону реки. Жители той деревни пригрели не его одного, в хлеву нашлось тёплое место, наутро он стал чистить хлев, и стал подпаском. А брат ждал в тёплой ямке в сене, играясь костяшками…

Батрацкий год закончился, когда во двор зашёл бывший односельчанин и оказалось, что мать спаслась, видели её в дальнем селе.
Григор завернул в лаваш ломтик сыра, выпил побольше воды и пустился в путь, к тому селу. Мать нашёл быстро – она прибилась к бездетному вдовцу, трёхлетнее чудо вдовец не выпускал из рук ни на минуту. Через несколько дней Григор спросил:
 – Адэ, а школа далеко отсюда?
 – Школа? – застонала мать. Может, останешься, Матевос дом строить будет, поможешь…
Григор сразу помрачнел, лицо сжалось и он приник к просторной материной юбке. О новом большом доме он так мечтал! Но о городской школе мечтал ещё больше, и, увидев полные слёз глаза, мать отпустила его.
В чём он вышел из села, к половине пути уже не имело значения, шёл он пешком, чарохи давно выбросил по дороге. Но в школу переростка взяли, правда, сначала долго пытали: Как фамилия? А Григор силился понять, что это такое. Имя есть, как зовут отца и даже деда с матерью и отчимом, всех перечислил.
– Чужак я, недавно здесь оказался, нет у меня того, что спрашиваете,–  твердил Григор. Так и записали фамилию: Чужаков, если перевести.
Но на учёбу он набросился как голодный орёл на жертву. Все 10 лет снимал угол в хлеву, чтоб на стипендию в полтора рубля прожить и кормиться, из деревни ни крошки не могли прислать, отчим умер, а брат ещё ходил в школу. Стал подрабатывать на учениках – готовил по разным предметам всяких балбесов, слабых учеников. Всё, что зарабатывал, носил матери. Приземистый, закопчённый дымом домик, не будучи родным, удручал его взор. «Вот закончу школу, потом университет, собственный большой дом построю» – сам себе обещал подросток.

После медицинского университета началась война с малярией, все силы были брошены на участки, где малярийный комар подкосил здоровье тысячам людей. Потом началась чистка, расстрелявшая миллионы по всей стране, и которой он чудом избежал. Брата расстреляли тоже. А потом началась война с фашистами. Дом оставался в мечтах, женился, пошли дети, Григор и тут спасся – спасла контузия.

После войны его госпиталь стоял в Иране, Григор накупил ковров и повёз домой. Спрятал, хорошо, что хорошо спрятал, пошла вторая чистка, но судьба хранила его для шестерых детей. К началу пятидесятых годов он тихо распродал ковры и стал строить дом. Большой, просторный, с таким же роскошным садом, как тот, что пришлось оставить озверелым курдам. И работал, и строил. Десять-пятнадцать лет строил, наконец, пришло время сносить – город подступил к их улице и садам. Сады вырубили, новый, хороший дом безжалостно снесли и выделили квартиру на первом этаже. Григор стал сажать перед домом цветы и виноградную лозу. Ночью срубали и вырывали с корнем те соседи, которые давно мечтали о гараже.
Наконец, сад он отстоял, кроны шумели над дворовым асфальтом, цветы расцветали перед домом, прохожие боялись даже смотреть в ту сторону, так грозно стоял он, охраняя несколько кустиков хризантем. Детей, игравших в мяч, Григор отгонял особенно свирепо – мяч то и дело подбивал беззащитные головки цветов… Сын расширил балкон, углубил подвал. Дом после ремонта стал тёплым и уютным, всем хватало места.

Во время войны Григор три дня сидел в солёном лимане, пережидая бомбардировку Керчи и сумел в этой мясорубке вылезти из окружения. Но старые раны и болячки всё чаще давали о себе знать, с трудом ходил, катаракта застилала глаза, а днём его одолевала сонливость. Стоял перед очередным посаженным кустиком и, считая свои годы и прикидывая те, что остались, горько размышлял:
 – Жалко уходить, не доделав дел, не достроив дом… Но ещё хуже уходить, так и не вкусив полностью плоды сделанного, не походив по своему новому дому, не обжив его…
Мало лет жизни остаётся, пока достроишь дом, очень мало…   

Ердик - отверстие в строении, где пекут хлеб в тонире.
Чарохи - почти лапти.
Адэ - обращение к матери

Остальные произведения Гоар Рштуни читайте на сайте stihi.ru/avtor/goharikgogar и на сайте   http://proza.ru/avtor/goharikgogar   
Заходите! :)