Лучше нету того свету

ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО СВЕТУ

Он знал, что дни его сочтены, и жизнь еле теплится в нем, словно  огарок свечи. Близкие тоже знали, что он знает и, зная, что так полагается, пригласили священника, чтобы причастил исповедовал и соборовал. Священник пришел, надымил ладаном, пропел положенные в таких случаях молитвы и помазал ему чем-то лоб. Когда же дошло до исповеди, Вадим сделал вид, что совсем ослаб и не может говорить. Хотя на самом деле думал: «Какого хрена я буду рассупонивать душу перед совершенно чужим человеком, который в силу каких-то непонятных мне причин, пытается посредничать между мной и Богом?». Он с трудом дождался, пока священник уйдет, но когда тот ушел, вошли Светка с Варей.  Нос у Светки был красный и распухший. «Перед тем, как войти разговаривала с врачом, потом плакала», - понял он. Варя потянулась к нему, и Светка положила ее ему на живот поверх одеяла. Варя болтала что-то на своем младенческом языке, улыбалась, пару раз пыталась вытянуть капельницу из его руки, после чего Светка, наконец, взяла ее и унесла за дверь, где, как видно, дежурила теща. Потом Светка вернулась и села в его изголовье. С одной стороны ему все это было тягостно, с другой – он понимал, что возможно видит жену и дочку последний раз и надо бы «надышаться», запомнить… А для чего запоминать, когда «там» ничего нет. А вдруг есть? Ему уже не хотелось ни болеть, ни лечиться, ни выздоравливать, ни возвращаться в жизнь с ее проблемами. Хотелось просто лежать и все. Особенно, когда действие наркотиков прогоняло разрывающую внутренности боль, характерную для онкологии.  Лежать и не видеть тихо плачущую Светку, сверкающую из-под одноразового больничного халата голыми коленками, которые когда-то так ему нравились. А сейчас он смотрел на них и думал: «Глупость какая! К умирающему мужу пришла, как на панель…».
- Может быть, ты кисельку клюквенного хочешь? – с нарочито веселой заботой подала голос Светка, - я принесла.
- Не хочу.
- Ну, Вадик… Надо же что-то кушать, вот и доктор говорит…
- Оставь меня в покое, - сделав над собой большое усилие выдавил он из себя.
- Вадик! Ну за что ты меня так? Я же как лучше хочу! – в голос зарыдала Светка.
В двери сразу показалось круглое тещино лицо. «Подслушивала» - подумал Вадим. Варька, которую теща держала на руках, услышав Светкины причитания, тоже зашлась в плаче.
- Убери ее пожалуйста, - сделав над собой еще одно усилие, попросил он.
- Да как же тебе не стыдно! Это же дочь твоя! Жену до слез довел, дочь рыдает! Одной ногой на том свете, а туда же! – выступила теща.
- Пошла вон! - неожиданно громко для себя крикнул он в ненавистное лицо и тут же подумал, что в его положении тоже есть свои преимущества.
Теща ретировалась. Он вздохнул с облегчением и закрыл глаза.
- Вадик! Нельзя же так! Что же ты так меня мучаешь? За что?!
Он открыл глаза и снова увидел зареванную мордаху Светланы, вдруг ставшую для него похожей на тещину и поэтому донельзя противную.
- Пошла вон… - прошептал он. На крик сил уже не было.
- Что? – оторопела Светка, глаза которой стали напоминать заплаканные блюдца.
Он улыбнулся и отчетливо артикулируя выдохнул:
- Пошла вон!!!
То ли он потратил на этот выдох последние, отпущенные ему силы, то ли просто срок подошел, но именно эти слова стали последними в его жизни. Ибо именно в этот момент душа птицей вылетела из его бренного тела и совершила «круг почета» над прежним пристанищем. Он увидел желтого исхудавшего человека под одеялом и Светку, безутешно рыдавшую и звавшую на помощь. «Только бы дура-теща не додумалась заглянуть опять вместе с Варькой!» - успел подумать он и полетел дальше, как и описывают выжившие очевидцы, в черный тоннель.
Происходившее с ним напоминало американские горки, на которые он однажды сдуру влез, гуляя с сыном по парку Горького. Его крутило и вертело, как в стиральной машинке при отжиме.
Через какое-то время вдалеке появился свет, который влек его к себе и, словно магнитом вытягивал наружу из центрифуги тоннеля. Когда уже казалось, что через доли секунды он достигнет этого желанного света, огненная вспышка вырубила его сознание.
Очнулся он в каком-то странном сумеречном пространстве без стен, пола и потолка. Самым странным было для него то, что он не видел своего тела, хотя явно ощущал, что существует и, вроде бы, живет. Настроение было паршивое, как обычно бывает вечером в дождливую погоду, когда на даче отключили электричество. «Неужели, это теперь навсегда?» - с тоской подумал он.
- А ты как хотел, сынок? Это тебе не курорт! – услышал он вдруг голос отца, который как и прежде, в земной жизни, перебил материнский:
- Нет, сыночек, это не навсегда, это пройдет! Впрочем, как и все…
Он обернулся и увидел отца с матерью, только не старых и скрюченных болезнями, как в то время, когда они умирали, а молодых и крепких, какими он запомнил их в своем «среднем» детстве, когда уже вообще мог что-то запоминать.
- Да, сыночек, душа возраста не имеет…  - словно прочитав его мысли сказала мать.
- И ты тоже таким задохликом желтым не останешься, каким умирал! Так что не ссы, Ярославна!  - как и в прежней жизни загоготал отец.
- Коля!!! Ну что за солдатский юмор! – возмутилась мать.
- Мам! Пап! Значит, мы теперь будем вместе? – вдруг обрадовался Вадим, словно ему снова было десять и его забирали из ненавистного пионерлагеря.
- Нет, сыночек, мы просто встретили тебя. Тут так положено…
- Тут, сынок все поодиночке… Каждый, как говорится, за себя.  – снова загоготал отец, но уже не так весело
- Это ведь только начало, дальше все будет по-другому… - осторожно, словно боясь поранить или обидеть, сказала мать.
- Как? Лучше? Хуже?
- Просто по-другому… Я не смогу тебе объяснить…
- Через сорок дней сам узнаешь!  - по-военному, как и в прежней жизни обрезал отец, и Вадим понял, что никто ему ничего не расскажет, потому что то ли нельзя, то ли невозможно.
«Интересно, а Марина тоже здесь?» - подумал он вдруг.
- А где же мне еще быть?
Он снова оглянулся. Вместо родителей за его спиной стояла Марина. Она была не так молода, как в годы их встречи, а в том возрасте, между тридцатью и сорока, когда особенно ему нравилась и возбуждала. Он вспомнил, как ревновал ее к каждому столбу…
- И зря ревновал… Понапрасну, – ответила на его мысли Марина.
- Правда?
- Правда. Я влюблена в тебя была безумно.
- А сейчас?
- Здесь все по-другому.
- В смысле?
- Здесь мы другие. Ты потом все поймешь и узнаешь.
- Через сорок дней?
- Через сорок дней.
- Ты прости меня…
- За что?
- За Светку.
- Да брось ты! Было бы за что прощать! Вот с Андрюшей ты так и не помирился…
- Я пытался… Только он…
- Знаю. А как ты хотел?
- Я хотел по-хорошему. Ну, должен же он был меня понять, как мужик мужика! Ведь сам уже взрослый, у самого семья…
- А как бы ты поступил на его месте?
- В смысле…
- Ну, если бы твой отец через месяц после смерти матери начал баб в дом водить?
- Ну… не знаю… Ты же знаешь, отец умер первый… И потом, Андрюшка тогда уже жил не с нами…
- Когда тогда?
- Ну, тогда…
- Когда я умерла?
- Ну да.
- И ты поэтому оставил его без квартиры?
- В смысле?
- В прямом. Он сейчас живет в квартире наташкиных родителей. Значит, если он с Наташкой разойдется,  то останется без крыши над головой.
- А что я мог сделать?
- Завещание написать. Знал ведь, что умираешь…
- Да я как-то…
- Что, «как-то»? Кооператив-то этот мы вместе строили,! И я вкалывала не меньше твоего!
«Вот те на! – подумал Вадим, - думал помер и от всяких житейских дел освободился, ан нет…»
- Освободишься еще! Через сорок дней… - ответила на его мысленную реплику Марина.
- Ты прости меня, ради Бога!
- Да что там! Бог простит…
«Интересно, а Мишка здесь?»
Мишка появился в нужную минуту, как и всегда, когда был жив.
- Ну вот и свиделись…
- Если бы не некоторые обстоятельства, я мог бы сказать, что очень рад тебя видеть…
- Да, обстоятельства оставляют желать…
- Скажи, а ты сейчас в раю или… - Вадим наконец-то задал вопрос, который не посмел задать ни родителям, ни Марине.
- Как тебе сказать, старик… Ни там, ни там… Здесь все по-другому…
- А почему же тогда нам там сказки рассказывают? – ткнул Вадим пальцем куда-то вбок, потому что и сам не понимал где находится земная жизнь.
- Потому что этого не объяснить. Сам поймешь.
- Через сорок дней?
- Через сорок дней.
- А что я буду делать эти сорок дней?
- Прощаться.
- Как?
- Посмотри вниз.
Вадим посмотрел вниз и увидел свое тело на столе у патологоанатома. Тот без особого интереса копался в его внутренностях. Потом он увидел Светку, которая ехала на переднем сидении «ягуара» Сереги Корнакова. Светка прикрыла распухшие от слез глаза темными очками и уже не плакала, а только шмыгала красным носом, который под очками было не спрятать, как и коленки, выглядывающие из-под короткого плащика, на которые искоса поглядывал Серега. Из разговора было понятно, что они едут договариваться насчет места на кладбище. Ехали на Востряковское, хотя он русским языком говорил и Сереге и Светке, чтобы похоронили его рядом с родителями в Зеленограде. Но сказать он уже ничего не мог. Вернее, мог, но они его не слышали.
- Вот дура! Деньги у нее лишние! – выругался он, и тут же получил ответ на свой вопрос.
- Вадик так хотел к родителям, в Зеленоград… Может, все-таки попробовать? – робко сказала Светка.
- Да знаю… Он мне тоже говорил… - отозвался Серега. – Я даже грешным делом сразу попробовал мосты навести. А там и кладбище закрыто, и мест нет… Говорят, только урну с прахом… Так ведь теперь считается кремировать – не по-христиански…
- Нет, кремировать не надо… - согласилась Светка.
- Да какая мне разница! – заорал Вадим, но они его по прежнему не слышали.
Он подумал о Варьке и увидел ее, ползающую по ковру в гостиной.  Розовый комбинезончик  на фоне светлого персидского ковра, пшеничные колечки младенческих кудрей… Как бы он хотел сейчас поползать рядом с Варькой, потискать ее, покидать в воздух, услышать ее восторженное агуканье…  Варька как будто услышала его мысли и подняла головку, словно прислушиваясь и приглядываясь. «Я тут, Варька! Я тут!» - закричал он, и Варька улыбнулась ему и «загулила», словно пытаясь что-то сказать. Потом она подползла к теще, болтающей по телефону (а что еще может делать теща в его квартире? С ребенком поиграть, обед приготовить? Убраться? Хрена! По телефону трендеть!) -, потянула ее за подол мерзкого фланелевого халата (уже халат свой сюда перевезла, сволочь!) и залепетала: «Па-па… па-па…». У Вадима стало тепло там, где раньше было сердце, а там, где раньше были глаза, потекли невидимые миру слезы…
- Что ты детка! – встрепенулась теща, и продолжила разговор по телефону. – Вот, Варенька папу зовет, а он, этот папа, по миру семью пустил! Да еще хоронить его Светланочка собралась на Востряковском, а там, известное дело, деньжищ немерено запросят!
Варька, настойчиво пыталась завладеть вниманием тещи, дергая ее за фланель подола и показывая пальчиком туда, где виделся ей Вадим. «Па-па, па-па!» по слогам повторяла она свое первое слово. Но теща продолжала изливать собеседнице свои претензии к покойному зятю, который, по ее мнению, совсем был Светланочке не пара и напрочь загубил светланочкину молодость, потому что «кому она теперь нужна с ребенком на руках» и спрашивала собеседницу, нет ли у нее на примете состоятельного вдовца можно с детьми.
- Вот гнида! – злился Вадим. - Не успел помереть, уже думает, как бы дочку пристроить, а на внучку ноль внимания!
Наконец, он обратил внимание, куда показывает пальцем Варька. А Варька была поглощена созерцанием его портрета, стоявшего на полочке, повешенной в аккурат над диваном, где разглагольствовала теща. Перед портретом стояла маленькая вазочка с двумя гвоздиками. Вадим подумал о том, как здорово было бы обрушить полку на голову старой дуре. Не успел он мысленно насладиться мщением, как его портрет покачнулся и съехал вниз, спихнув вазочку точно по адресу.  Вазочка была маленькая и довольно легкая, поэтому сотрясения мозга не случилось, но шишка получилась отменная, да и вид мокрой, как курица тещи с гвоздикой за ухом от души порадовал Вадима. «Тоже мне, Кармен Ивановна!». Но еще большее удовольствие он получил, когда увидел как заливается смехом Варька, показывая свои первые четыре зубика: «Па-па бух! Па-па бух!» - с удовольствием повторяла она.
- Неужели она меня видит? - подумал он.
- Может быть, но на этот вопрос тебе здесь точно никто не ответит, младенцы-то не разговаривают… – прочитал его мысли как всегда вовремя подоспевший Мишка.
- А вот ответь мне, почему портрет упал?
- Потому что ты этого очень захотел.
- Так значит, я могу, как-то действовать, а не только созерцать?
- В общем-то не можешь… И даже права особого не имеешь, но… бывают случаи…  Хотя, лучше не надо…
- А почему?
- Потом узнаешь.
- Через сорок дней?
- Через сорок дней.
- Ты это… Не исчезай. А то мне здесь как-то все непривычно… - взмолился Вадим.
- Отсюда никуда не исчезнешь, даже если захочешь… - ответил Мишка.
- А ты хотел?
- Конечно, хотел…   -запнулся Мишка, как будто что-то не договаривал. – Отметелить тебя очень хотелось или даже убить, когда ты Нинку утешал.
- Ты все видел?
- Да уж конечно! Тут ведь как в песне: «Мне сверху видно все! Ты так и знай!»
Вадиму стало омерзительно стыдно. Он ведь даже забыл уже,  что у них с Нинкой что-то было.
- Да было-то всего один раз… - словно мальчишка оправдывался он.
- Скажи еще, что «один раз - не педераст»! – подколол его Мишка. – или что в войну мужики хлебом делились, а мне бабу жалко… Знаешь, почему в цивилизованном обществе траур принято соблюдать?
- Теперь понимаю… 
Как это тогда его угораздило переспать с Нинкой? На девятый день после того, как Мишку совершенно нелепо смял грузовик, выехавший на «встречку», он, как положено поехал вместе со всеми на кладбище, отстоял службу, обустроил поминки в их с Мишкой любимом ресторанчике. Потом, опять же как положено, отвез вдову домой. Нинка всю дорогу ныла и плакалась, как ей плохо одной. Попросила его зайти, дома они «добавили» и… Когда проснувшись утром, увидел рядом с собой разметавшиеся по подушке нинкины рыжие локоны, было уже поздно сокрушаться. Он быстро оделся и выбежал из квартиры покойного друга, словно можно было убежать от угрызений совести, которые долгие годы потом занозой сидели в сердце. Встретившись на сороковой день, и Вадим, и Нинка сделали вид, что ничего не было. Он больше ей не звонил - было стыдно и перед покойным другом, и перед Мариной, которая тогда еще была жива и часто упрекала его, в невнимательности к вдове друга. Впрочем, сама тоже Нине не звонила. Интересно, она догадывалась?
- Знала… - услышал он Маринин голос.
- Ты же была в это время во Франции, в командировке…
- – Ты мобильник из кармана не вынул и, видимо случайно, когда вы тискались,  задел кнопку вызова. Я тебе: «Алло! Алло!» А у тебя там охи и вздохи…
- А как ты узнала, что Нина?
- Так ты ее по имени называл… Я минуты две послушала, потом нажала на «отбой». Слишком много информации за такое короткое время.
- Ты прости, я пьяный был в хлам…
- Да ты знаешь, мы тут уже ни обижаться, ни прощать не вольны. Что было – то было…
- А я обижался, у меня получалось… - вспомнил Вадим свои претензии к теще.
- Потому что не прошло сорока дней.  Но лучше не обижаться, тогда потом легче будет. Обида к земле тянет, а тебе нужно будет освободиться от всего.
- А ты освободилась? Что-то не похоже…
- Понимаешь, это ведь уже не я, то есть та я, которую ты помнил.
- В смысле?
- Ну, та я, которая живет в твоей душе.
- А настоящая ты какая?
- Никакая… Нет меня и все.
- Потом пойму? – с издевкой спросил Вадим, которому уже порядком надоела вся эта недосказанность и неопределенность.
- Потом поймешь – эхом ответила Марина.
Тем временем, там на земле его готовили к погребению. Вадим с интересом наблюдал за работой «похоронной команды». Сначала дядечка с испитым лицом, приводил в порядок его физиономию. «Ну, прямо «Смерть ей к лицу -2» - подумал Вадим.  Потом два дюжих молодца стали натягивать на него костюм, предварительно разрезав его на спине. «Э-э-э! Поаккуратней! Пал Цильери все-таки!» - чуть было не завопил Вадим. Костюм был почти новый. Он надевал-то его один раз.  Причем года два назад. Еще до Светки. Он тогда пытался сделать предложение Тамаре, но ее острый язык в очередной и последний раз стал причиной их ссоры. Приготовленное колечко с каратником так и осталось в кармане… «Так оно до сих пор там лежит!» - содрогнулся Вадим. Он тогда крепко запил, а когда выбрался из запоя - быстро подцепил Светку, которая, понятное дело, интеллектуалке Тамаре в подметки не годилась, но была молода, хороша собой и, главное, в отличие от Тамары, во всем с ним соглашалась, что на какое-то время стало для него главным критерием в выборе женщин… 
Вадиму стало жаль дорогого и со вкусом выбранного кольца, которое так и не принесло никому ни минутной радости, ни долговечного счастья. Лучше бы Светке отдал – продаст в трудную минуту. Хотя какая там трудная минута – все ей останется. Чтобы спустить такое количество денег надо уж слишком постараться. Вот Тамаре сейчас действительно будет хреново.  Она ведь не знала, что деньги, которые под видом специального гранта ежемесячно выдавал ей в конверте ректор Театрального Института на самом деле передавал Вадим.
В квартире Тамары никаких изменений не произошло, как будто только вчера он заехал за ней, чтобы повести в тот самый ресторан… Профессорская квартира второй половины двадцатого века – хоть музей устраивай. Подобные уже вряд ли встретишь в обновленной Москве. Такие квартиры давно уже проданы и переделаны в «студии». Кому сейчас нужен длинный, словно в коммуналке, коридор? Или запах старых книг, заполнивших все пространство, словно в публичной библиотеке. 
Вадиму впервые нравилось его теперешнее состояние, вернее возможность со скоростью мысли переноситься из одного места в другое и наблюдать, оставаясь незамеченным.
Тамара сидела за столом и что-то писала, вернее печатала за компьютером. Наверное, готовилась к лекции. Безукоризненно прямая спина, обтянутая любимым «домашним» свитером, копна темных волос. Как будто не сорок пять, а двадцать. «Одна ведь одна дома, а одета прилично, причесана…» - подумал Вадим. Марина обычно ходила дома в халатах. Летом – в ситцевых, зимой в бумазейных, которые гордо называла фланелевыми. Светка вообще по полдня таскалась по дому «в неглиже», что поначалу ему нравилось, а потом стало дико раздражать. Тамару же он видел в махровом халате только когда она выходила из ванной и шла в постель. В остальное время, находясь дома, Тамара была облачена в джинсы и свитера, которые летом сменялись рубашками и футболками. Он только сейчас понял, что это не было «рекламной акцией», как и ежедневные сервированные, словно в ресторане завтраки обеды и ужины. При том, что готовила Тамара отвратительно, сервировка всегда была на высоте. Тамара вообще всегда была «на высоте». Может быть, потому-то они и расстались, что ему, Вадиму, все время боязно было «не дотянуть» до соответствия своей безукоризненной возлюбленной. Потому-то, вынырнув из запоя, он тогда так самозабвенно нырнул в роман со Светкой, которая пришла наниматься к нему в секретарши. Ему казалось, что он впервые за долгое время стал самим собой, радовался, что не надо следить за словами, манерами и прочими атрибутами интеллигентского существования.
Через год  после скоропалительной свадьбы и вселения Светки в его квартиру и жизнь «обман прошел, очарованье спало», но… Светка была уже глубоко беременна Варькой и ни о каком расставании речи быть не могло.
Он несколько раз звонил Тамаре и каждый раз, натыкаясь на язвительную «прохладу» зарекался больше не звонить. Однако, все же, несколько раз свой зарок нарушал, хотя уже ясно было, что обратной дороги нет.
И вот сейчас, в этой квартире рядом с этой женщиной он ощущал блаженство возвращения домой, словно вернулся из длительной командировки, как будто сейчас тихонько окликнет: «Тамара!» и она, обернувшись, расцветет улыбкой и бросится к нему на шею и он, зарывшись в каштановые пряди, ощутит такой знакомый и любимый аромат «Chloe»…  Но Тамара не могла ни видеть Вадима, ни слышать, и уткнуться в его грудь тоже не могла. Вадиму стало так грустно, что если бы это было возможно, он бы заплакал. Но этого он тоже не мог. Единственное, что он мог сделать – заглянуть за ее плечо и посмотреть, что она пишет. Как всегда Тамара честно готовилась к лекции, которую завтра будет читать своим обалдуям – будущим актерам. «А ведь завтра мои похороны! - вспомнил вдруг Вадим. – Это что же значит? Она и на похороны ко мне не придет? А знает ли она вообще, что я, так сказать…» Слово «умер», как-то не проговаривалось, вернее, не думалось, потому, что говорил Вадим только в своих мыслях. Менее всего он ощущал себя умершим. Вот только невозможность действовать мешала ему чувствовать себя в своей тарелке. Ему вдруг очень захотелось, чтобы Тамара узнала о нем. Интересна была ее реакция. Ведь ее никто, кроме него сейчас не видел. Но как заставить ее узнать? Интернет? Не такая уж он важная персона, чтобы известие о его смерти появилось во всемирной паутине… Хотя…
Вадим с трудом дождался момента, когда Тамара встала из-за компьютера и пошла на кухню. Усилием воли, он заставил компьютер включить «эксплорер» и набрать в поисковике «Вадим Александрович Сергеев». Как ни странно, с компьютером оказалось управляться легче, чем с обычными вещами. Яндекс выдал сразу несколько некрологов. Времени выбирать не было, поэтому он ткнул в первый попавшийся, размещенный на сайте его фирмы.  «Топорно написано, - подумал Вадим, - руки бы оборвать этому сочинителю! Как будто пенсионера хоронят…». Он, в общем-то, и сам не мог себе объяснить, что его так раздражало в этом некрологе.  Просто неприятно было, что кто-то попытался уложить прожитую им жизнь  в столь сухие посконные фразы.
Экран компьютера погас – не дождавшись хозяйки, вошел в «спящий» режим. Тамара не торопилась возвращаться к работе. С чашкой кофе она стояла у открытой форточки и курила. Дым тонкой струйкой вылетал из ее губ. Вадиму не нравились женщины с сигаретой, но Тамаре сигарета необычайно шла, словно дополняя ее облик «эмансипе разлива 80-х». Ранняя седина, которую Тамара не закрашивая гордо несла по жизни, не только не старила, а наоборот словно убавляла несколько лет. Стройная - и это заметьте без всякого фитнеса – фигура, и какая-то общая «ухоженность», на которую его молодая жена Светка да и другие дамочки ее круга тратили бешенное количество денег и времени, выгодно выделяло Тамару среди множества знакомых Вадиму женщин. «Да, таких сейчас не делают! Зря я на ней не женился!».  Подумалось о том, что, войдя в такой вот мудрый размеренный ритм Тамариной жизни, отбросив нервотрепку связанную с зарабатыванием денег, которых все равно вечно не хватает, он прожил бы еще много-много лет. И под конец жизни они, взявшись за руки, чинно бродили бы по бульварчику возле Тамариного дома… «Да, в жизни, как в сказке: направо пойдешь – коня потеряешь, налево – убит будешь и так далее» - пробасил рядом Мишка. Видимо Вадим внутренне содрогнулся, испугавшись, что Тамара услышит, потому что Мишка засмеялся и добавил: «Не бойся! Даже если захочешь не услышит…». Вадим хотел спросить у Мишки совета, как ему сообщить Тамаре про кольцо, но тут Тамара сполоснув чашку, направилась в комнату.  В районе, где когда-то было Вадимово сердце, бешено заколотилось. Но Тамара не поспешила к столу. Подойдя к книжному шкафу, она начала искать какой-то фолиант с информацией для завтрашней лекции. «Ну же! Подойди к компьютеру! Посмотри!» - пытался телепатировать Вадим, но на Тамару посылаемые им «сигналы» не действовали, и ему пришлось еще долго ждать, пока Тамара открыв найденную книгу на нужной ей странице, подойдет к компьютеру. Экран загорелся как только она дотронулась до клавиатуры. Удивившись «присутствию» Яндекса, она поставила стрелку мышки на красный крестик в правом углу экрана… «Прочитай сначала! Дура!» - в сердцах выругался Вадим. Словно услышав его, она, «зацепившись» взглядом за некролог, отпустила мышку. Вадим вглядывался в ее лицо, тщетно пытаясь прочесть хоть какую-нибудь реакцию. «Вот сволота интеллигентская! – кипел Вадим. – Хоть бы слезинку выронила! Я чуть было на ней не женился, а она, похоже, даже на похороны не собирается прийти. Конечно, у нее ведь лекция!». Словно в ответ на его упреки, Тамара встала из-за стола и прошла в коридор, где опять же по старой «коммунально-интеллигентской» традиции стоял телефон. Она набрала номер и, дождавшись ответа, сообщила кому-то, что лекций по истории театра завтра не будет. «Значит пойдет», - успокоился Вадим. Повесив трубку, Тамара прошла на кухню и снова закурила, достала из шкафчика бутылку коньяка и два бокала. Плеснула понемногу в каждый. На один положила кусочек хлеба, другой пригубила…  С каким удовольствием он составил бы сейчас ей компанию. С Тамарой было приятно выпивать, чувствуя себя словно в романах Ремарка и Хэмингуэя.  Школа интеллигентских «кухонных» посиделок, когда пили не для того, чтобы напиться, а чтобы поддержать нужный градус беседы, давала себя знать. Она пила с удовольствием, но в отличие от других знакомых «девушек», отнекивающихся от первой рюмки, никогда не пьянела. Да и Вадиму «для счастья» хватало гораздо меньшей дозы спиртного, чем обычно. Выпить бы сейчас, да поговорить с ней по душам, как бывало! Интересно: вазочку я теще на голову сбросить смог, с компьютером управился, а вот отхлебнуть из бокала смогу? «Только разольешь сынок. Я пробовал, - вмешался в его размышления откуда-то взявшийся отец, - Эх! Что имеем – то не ценим…».  «Резюме» отца, отрезвило Вадима. И действительно, стоит ли разбрасывать силы на такие пустяки! Кольцо! Как передать Тамаре кольцо? «Приснись и расскажи», - ответил на его вопрос Мишка. «А можно?». «Ты же видишь, если для тебя это действительно очень важно – сможешь».
Тамара по-прежнему сидела с бокалом в руке, глядя куда-то вдаль своих воспоминаний. «Ну приснюсь я ей, ну скажу…» , - думал Вадим с трудом представляя себе Тамару, которая, подойдя попрощаться с покойным, шарит в карманах его пиджака. Это больше на Светку похоже. «Нет, нужно попросить об этом кого-то другого… А кого? Не Светку же…» Светка ни за что на свете не отдаст кольца, если оно попадет ей в руки. Тогда остается Серега…
Серега в данный момент «отрывался» в сауне. Вместе с тремя жрицами любви он пытался воплотить в жизнь эпизод из нашумевшего порнофильма. Но… то ли выпито было чересчур, то ли… В общем, что-то у Сереги не клеилось. Однако сдаваться он не собирался, поэтому сниться ему сейчас было бесполезно. 
Вадим снова оказался рядом с Тамарой. Она по прежнему сидела с бокалом в руке, глядя в одну точку. «Вот баба! – подумал Вадим, - другая бы уже на телефоне висела, подружкам названивала, плакалась, или, наоборот, злорадствовала по поводу «мой бывший помер», а эта сидит, как каменная…» Он помнил, что подружек у Тамары не было, по крайней, ему о них ничего не было известно. Вообще, несмотря на многолетнее знакомство, он совсем не был знаком с «закулисной» частью Тамариной жизни. Иногда ему думалось, что когда за ним закрывается дверь, Тамара становится такой же как все. Ну нельзя же в самом деле 24 часа в сутки жить бытово безупречно, как в художественном фильме. Ну, неужели, когда никто не видит, она не ходит по дому в халате, нечесаная и неприбранная, как большинство нормальных баб? Выходит, нет.
Вадим «вернулся» к Сереге, который утомившись от сексуальных утех, уснул прямо на коврике у дивана. Вадим подождал, наблюдая, как одеваются девушки. Девчата были знакомые, услугами одной из них, мулатки Веры, он сам часто пользовался.
- Люб, а не рано ли мы по домам намылились? – подала голос рыжая Надюха, - клиент-то за всю ночь заплатил. Вдруг еще проснется, скандал устроит?
- Не проснется. А если даже проснется, то будет долго вспоминать, сколько и за что платил, - обернулась на пороге пышногрудая Любаша.
- Ты чего, Любка? Опять что ли за старое? Подсыпала чего? – ужаснулась Надюха.
- Что я с ума сошла, по-твоему? Зачем ему подсыпать? Он сам так уклюкался, что мама не горюй! – огрызнулась Любка.
- У него повод был – друг умер, - тихо вставила Вера, - хороший был человек.
- Все они, мужики, хорошие, когда помирают, - авторитетно заявила Люба, - помню я этого друга. Хороший человек не станет по проституткам ходит, когда жена на сносях!
- Да много ты понимаешь! – взорвалась Вера, - да мы с ним больше разговаривали, чем этим делом занимались. Со мной, может, за всю жизнь никто так хорошо не разговаривал!
- Ну, это в корне меняет дело! – рассмеялась Надюха.
- Ладно, хватит трепаться! – оборвала всех Люба, - Поехали, девоньки!
Они, наконец, ушли, и Серега остался спать в гордом одиночестве. Тут бы самое время было Сереге присниться, да только Вадим не знал, как это сделать.
- Ну, это ты сам как-то должен… - молниеносно отозвался на его незаданный вопрос Мишка, - этого тебе здесь никто не подскажет…
- Эх, Серега, Серега! – с горечью подумал Вадим.
И Серега мгновенно откликнулся: «А чего я?». Только очутились они вдруг в раздевалке спортклуба, где иногда трепались после тренировок. И народу было пруд-пруди, как это всегда бывает по вечерам… «А, это я ему снюсь так… - подумал Вадим и успокоился».
- Ну, на хрен ты столько пил?
- Да так… На душе хреново было… А ты меня теперь с собой заберешь? – вдруг испуганно покосился на него Серега.
- С чего то ты решил?
- Да так… Говорят, когда покойники снятся, то…
- Глупости. У меня просто к тебе дело есть.
- Какое?
- У меня в пиджаке, том, в котором меня завтра хоронить будут, колечко с каратником в правом кармане лежит.
- Да его уже, наверное, в морге кто-нибудь присвоил, теперь не докажешь…
- Не присвоил, я знаю. Так вот, возьмешь кольцо и отдашь Тамаре. Помнишь Тамару.
- Помню… Только она на похороны не придет, я ей позвонить забыл.
- Придет. Я ей напомнил.
- Так же, как мне?
- Нет, по другому…
- А почему не Светке?
- Не твое дело.
- А если у меня не получится? Что мне за это будет?
- Ничего тебе за это не будет. Только, сделай, прошу, –Вадим попытался закончить беседу, на которую словно уходили последние силы. Он понял, почему покойники снятся не всегда и не всем.
- Ты, постой… А можно я на Светке женюсь?
- Ты чего, сбрендил? Меня еще не похоронили, а ты… Давно у вас с ней?
- Да не было у нас ничего. Это я сегодня, вдруг, подумал, когда мы с ней на кладбище ездили.
- Хорошие тебя мысли на кладбище посещают…
- Да я не сейчас… через год… или, как скажешь.
- Валяй… Только будь другом, когда на Светке женишься – квартиру мою Андрюхе отдай, я не успел, а вам все равно вторая не нужна… - сказал Вадим и словно растаял, вырубился, использовав все отведенные ему ресурсы.

Очнулся он только к похоронам. Серега стоял в морге, ждал, выдачи тела. Видно было, что «сновидение» выбило его из колеи. Руки у него дрожали. Он нервно ходил взад и вперед. Когда гроб на каталке ввезли в комнату, Серега попросил санитара выйти, мол хочу попрощаться с другом. Затем подошел и, откинув покрывало пошарил в левом кармане пиджака. Разумеется, ничего не нашел. «Я же говорил тебе: «в правом, в правом»!» - почти кричал Вадим, только Серега его не слышал. «Он и ищет в правом – со своей стороны!» - отозвался Мишка, как всегда оказавшийся рядом. «Ну, что с ним еще делать? – чуть не плакал Вадим, - опять ему сниться? Мудила! Посмотри с другой стороны!» В эту минуту, Сергей, словно услышав его приказание, пошарил в другом кармане и вынул кольцо. Он хорошенько разглядел его и положил во внутренний карман пиджака. «Смотри не потеряй!» - крикнул Вадим. Сергей оглянулся и съежился, видимо до него дошли и эти слова.
В назначенное время гроб выкатили в Зал Прощаний. Пришли люди, много людей. Одних Вадиму было приятно видеть, других – нет, но не выгонишь же… Светка с тещей сидели на стульчиках и принимали соболезнования. Андрей стоял неподалеку. Со Светкой они не ладили, как не ладил он со всеми бабами, которые появлялись в их доме после Марины,  а с Тамарой он его так и не познакомил…
Тамара стояла в толпе, держа в руках две  бордовые розы на длинных стеблях. «Хороший вкус», - отметил Вадим.
Началась панихида. Все несли какую-то чушь, о его прекрасных человеческих качествах.
«Не кипятись! – вмешался в его раздумья Мишка, - так принято».
Тут к гробу вышел начальник отдела сбыта и стал читать стихи «собственного изготовления». Стихи он читал везде: на производственных собраниях, на корпоративах,  похоронах и отчетных конференциях – иногда в тему, чаще всего невпопад… «Интересно, а когда он работает, если строчит такое количество виршей? Эх, надо было Серегу попросить нейтрализовать этого придурка!» – подумал Вадим.
Панихида длилась около часа. Потом все поехали на кладбище. Вадим наблюдал за тем, как Сергей, усадив в машину Светку с тещей, побежал за Тамарой, которая направлялась к автобусу.
- Тамара! – окликнул он.
Она обернулась.
- Я Сергей, друг Вадима…
- Я помню.
- Вот, он просил передать… - Серега полез во внутренний карман и долго там шарил. Вадим, было, уже подумал, что его друг-ротозей потерял кольцо. Но, в конце концов, кольцо было извлечено из кармана и передано адресату.
- Что это?
- Кольцо. Он хотел подарить его вам в тот день, когда вы поругались… А потом попроси меня передать его вам.
- Когда попросил? Перед смертью?
- Будем считать так. – ответил Сергей и, словно испугавшись, что Тамара вернет кольцо, повернулся и почти побежал к машине.

Потом было отпевание. Светка плакала, теща озиралась по сторонам, Тамара стояла в сторонке и молилась. Андрей тупо смотрел в одну точку, словно пытаясь что-то вспомнить или наоборот, запомнить…  Дородный благодушный батюшка махал кадилом и читал молитвы. Вадиму стало благостно и хорошо, он даже пожалел, что отказался исповедаться… Ему захотелось увидеть Варьку, и он тотчас же оказался рядом. Она гуляла в парке с незнакомой женщиной. «Все-таки взяли няню! - с досадой подумал Вадим, - Можно подумать, что без тещи похороны бы не состоялись!». Варька сидела в коляске, озираясь по сторонам. Недавно пришедшая осень была ей в новинку. Ах, как много ему нужно было рассказать Варьке, предупредить, защитить! Но он уже никогда не сможет этого сделать…
Церковная служба закончилась. Гроб понесли к могиле. Закрыли крышку. Опустили в яму. Близкие, как и положено, стали бросать в могилу комья осенней земли. Неожиданно Вадима, или ту субстанцию, которая когда-то была Вадимом опять затянуло в центрифугу тоннеля и понесло куда-то вдаль. Тоннель рычал, словно дикий зверь и сверкал огоньками. «Ну, вот и все… - подумал Вадим, - Постойте, а как же сорок дней?». Но ему уже никто не ответил…

Хорошенькая медсестра освободила его из плена томографа: «Профессор ждет вас в соседнем кабинете». Вадим на слабых от дурного предчувствия ногах прошел в соседний кабинет, где действительно сидел худощавый человек в очках, который внимательно изучал что-то на экране компьютера. Он жестом указал Вадиму кресло напротив.
- Ну, что я могу сказать? – заговорил он, наконец оторвавшись от монитора, - наши опасения не подтвердились, Вадим Александрович. Никакой опухоли у вас нет.
- А то темное пятнышко на рентгеновском снимке? – не веря в свое счастье спросил Вадим.
- Вероятно, просто случайная ошибка – брак.
Выйдя из дверей клиники, Вадим с наслаждением вдохнул весенний апрельский воздух, наполнивший его, как оказалось, совершенно здоровые легкие какой-то радостной силой. Он словно пил этот воздух, смаковал, как хорошее вино. Слева подрулил служебный мерс, ловко подставив ему свою полированную дверь. Он с удовольствием сел в прохладную кожаную глубь салона – он теперь все делал с удовольствием, самые простые обыденные вещи доставляли ему какое-то особую неземную радость.
- В офис или домой? – не дождавшись указаний поинтересовался водитель Геннадий.
- Знаешь что… - на мгновение задумался Вадим, - поехали-ка к Тамаре!
- Да вы же вроде бы давно расстались… - выпалил Гена и тут же осекся, почувствовал, что сует нос не в свои дела.
- Вчера расстались – сегодня помирились. С кем не бывает?
- Это точно… - подтвердил Гена, в душе порадовавшись, что шеф как бы не заметил его бестактности.
- Так что, давай, рули.
Загудел мобильник. Отвечать не хотелось, но звонил Серега, а кто знает, что там могло быть срочного…
- Привет, как ты?
- Все в порядке. Диагноз не подтвердился.
- Ну, слава Богу! Это надо обмыть!
- Обмоем, куда денемся.
- А тут тебя твоя будущая секретарша дожидается. Светлана зовут. Говорит, ты ей еще неделю назад встречу назначил.
- Ты понимаешь… - замялся Вадим, - меня и Нина Васильевна устраивает. Я раздумал ее увольнять. Так что…
- Понял. Не передумаешь? Девушка очень даже ничего…
- Не передумаю. А ты, Серега, приглядись к ней повнимательнее. Она абсолютно в твоем вкусе, точно тебе говорю.


 
«Лучше нету того свету!» - звонко выводил голос из приемника. Геннадий, как всегда слушал радио «Ретро».
- Не раздражает, Вадим Александрович? А то переключу…
- Нет, Геннадий, не раздражает.