Наваждение

НАВАЖДЕНИЕ

   Сознание возвращалось медленно. Пожалуй, слишком медленно, для обычного утреннего пробуждения. В голове что-то надсадно гудело, бухало и грохотало, словно я просыпался с глубокого похмелья или после тяжелой, продолжительной болезни. Временами, сквозь грохот и лязг, до сознания доносились непонятные гортанные крики, не складывающиеся, впрочем, во сколько нибудь понятную речь. К этим прелестям добавлялась непонятная боль в левом боку, затекшие руки и ноги, и общее ощущение пронизывающего холода.
   Наконец, с некоторым трудом удалось открыть глаза. Некоторое время ушло на то, чтобы справится с пульсирующей болью в висках и немного осмотреться. Долго я ничего не мог понять. Совершенно очевидным было только одно: очнулся я, вовсе не в своей постели.
   Мало-помалу, возвращалась способность соображать и оценивать окружающее. Однако я совершенно не мог припомнить, где нахожусь и как здесь очутился. Ситуация складывалась довольно странно, я сидел на траве, опершись спиной о ствол дерева, посреди небольшого лесного колка. Боль в боку, вызывал упиравшийся сучек, а затекшие члены и холод, являлись, разумеется, следствием столь необычного, если не сказать удивительного места ночевки. В том, что было утро, я ни сколько не сомневался. Об этом же свидетельствовало проглядывающее сквозь листву деревьев, высоко висящее солнце.
   Как уже говорилось, я не мог припомнить, каким образом оказался в лесу. Звуки, которые изначально я принял за последствия головной боли, доносились откуда-то со стороны и казались весьма и весьма реальными. Хотя и необычными. Временами слышались громкие взрывы и подобие автоматной стрельбы. А солнце, то и дело заслоняли клубы густого черного дыма. Кроме того, в воздухе отчетливо чувствовался запах пороховой гари.
   Словом, было очень похоже, что я внезапно очутился в зоне каких-то боевых действий. Как будто ночью, пока я спал, началась война. Хотя мне казалось, да нет, я был совершенно уверен в том, что еще вчера, никакой маломальской войны, не только в моей стране, но даже в ближайшем ее окружении, не было.
   Некоторое время я сидел без движений и настороженно прислушивался к доносившимся звукам. Конечно, еще оставалась слабая надежда на то, что это всего лишь продолжение нелепого сна, который вот-вот закончится и все встанет на свои привычные места. Но, почему-то, эта надежда таяла с каждой минутой.
   Сам не зная почему, я лег на живот и пополз к опушке. В ту сторону, откуда доносились наиболее громкие и отчетливые звуки. Я не мог себе объяснить, почему двигаться надо непременно ползком, но что-то мне подсказывало, что действовать нужно именно так. Видимо, во мне проснулся какой-то древний инстинкт воина. Ну, или что-то вроде того. Надо сказать, что я напрочь забыл про головную боль и прочие неприятности самочувствия. Чувствовал только внутреннее напряжение, как это бывает в минуты опасности. На душе было тревожно и немного страшно. Хотя, повторяю, я с трудом верил, что со вчерашнего вечера, после того, как я спокойно лег спать, произошло что-то, что может представлять для меня реальную опасность.
   Пробираясь между кустов, я лихорадочно пытался припомнить события минувшей ночи. Но в голову, ничего интересного не приходило. Я был почти уверен, что в обычное время отправился спать, в свою привычную постель и никаких значимых событий при этом не произошло.  Тем непонятнее оказывалось мое теперешнее положение. И тем невероятнее были все усиливающиеся, по мере моего продвижения, звуки канонады.  На минуту я замер от мысли, что сошел с ума, но наличие самой этой мысли, показалось наиболее верным опровержением подобного предположения. К тому же, мои собственные действия, показались вполне осмысленными и наиболее логичными в теперешнем положении. Если конечно, могла быть, хоть какая-то логика, в этой абсолютно нелогичной ситуации.
   Нельзя сказать, чтобы меня сильно удивило то, что я увидел, когда добрался до опушки леса. Это больше было похоже на удар молнии или сильный удар тяжелым молотком по голове. На мгновение, у меня помутилось в глазах, и закружилась голова.
   Примерно метрах в двухстах от того места где я находился, я отчетливо видел окопы, за которыми простиралось обширное поле, по которому в разных направлениях, с гулом и лязгом, двигались бронемашины. Стреляя друг в друга, из пушек и пулеметов. Некоторые из них горели в различных местах поля. Между машинами деловито сновали пехотинцы и все стреляли, стреляли, стреляли.
   Поле было усеяно телами не то убитых, не то раненых и сквозь стрельбу, слышались громкие крики и стоны людей, взывающих о помощи.
   Словом, и справа и слева, насколько я мог видеть, шел ожесточенный бой. Вдобавок, откуда-то из-за леска, в котором находился я, все прибывали и прибывали новые силы, которые развертываясь в боевой порядок перед линией окопов, с ходу вступали в сражение. По всему выходило, что бой или только начинался, или был в самом разгаре.
   Некоторое время я не мог справиться с охватившим удивлением и страхом. В голове все смешалось, а перед глазами снова поплыли радужные круги. Получалась, что нынешней ночью, началась какая-то грандиозная военная операция. Но как я сюда попал, где мой дом и куда, в конце концов, подевался мой город – по-прежнему оставалось загадкой. Несколько радовало то, что при мне, насколько я мог судить, не было никакого оружия и одет я, не в военную форму, а в обычный джинсовый костюм и гражданскую рубашку. Следовательно, по крайней мере, я, в этой войне не участвую. Конечно, для человека находившегося почти за линией окопов, это было слабое утешение. Кроме того, я совершенно точно помнил, что к военной службе не годен по состоянию здоровья, но как это объяснить, если меня вдруг поймают, представлял не очень хорошо.
   Все эти мысли проносились в моей голове в то время, пока я, с невообразимой для меня скоростью, уползал вглубь леса. Я никогда не думал, что могу ползать так быстро. Прекрасно, если бы это оказалось простым ночным кошмаром, но из-за реалистичности происходящих событий, это больше походило на какое-то наваждение.
   Разумеется, я совсем не замечал ни крупных, ни мелких препятствий на своем пути. Не замечал и того, что рубашка уже вся порвана, и я ползу, сдирая кожу на животе. Временами я чувствовал некоторые неприятные ощущения, но зато, это избавляло от лишних хлопот, например от банального пощипывания, для уточнения состояния. В том, что не сплю, я уже не сомневался. Ну, или почти, не сомневался. Хотя, четкого понимания происходящего вокруг,  тоже не было.  Явью все это, я тоже назвать не мог. Однако, третьего состояния, кроме сна и бодрствования, не знал и не мог придумать. По всему выходило, что я благополучно сошел с ума и представляю себе события, которых нет, не было и никогда не могло быть в моей тихой и размеренной жизни. Ужасным было и то, что я, почему-то, никак не мог проснуться, а затянувшийся кошмарный сон, начал уже порядком, надоедать. Если учесть, что утром надо идти на работу, то желательно  было бы посмотреть что-нибудь поприличнее и поприятнее, а не ползать на брюхе по сырой лесной траве, чтобы потом весь рабочий день мучиться от головной боли.
   Хорошо, что поверх рубашки на мне надета джинсовая куртка, которая, хотя бы с боков, защищает от не в меру колючих растений. Поймав себя на этой мысли, я совсем растерялся. Даже остановился. Потрогал свежую царапину и слизал с пальца капельку крови. Реально почувствовал ее солоноватый вкус. В общем, страннее некуда!
   Грохот стрельбы понемногу отдалялся. На пути встретился небольшой овражек, куда я и нырнул, чтобы перевести дух. На дне овражка, прямо перед моим носом, протекал ручеек, который оказался весьма кстати. Думаю, я никогда не пил так долго и так жадно, такой вкусной воды. Наслаждение длилось до тех пор, пока краем глаза, я не заметил, что метрах в пяти от меня, чуть ниже по ручью, лежит труп человека, одетого в камуфляжную форму.
   Меня также долго и упорно выворачивало в уже упомянутый ручеек. Затем я умылся и опять попил, но уже без прежнего удовольствия. Похоже, все-таки, что наступивший день испорчен безвозвратно и ничего хорошего от дальнейших событий, ждать не приходится.
   Некоторое время, сидел в оцепенении, не сводя глаз с уткнувшегося головой в ручей, трупа. Я все еще надеялся что проснусь, но пробуждение только издевалось и никак не хотело наступать.
   Наконец, пересилив страх и отвращение, я поднялся, на дрожащих ногах подошел к мертвому солдату и, чуть помедлив, перевернул его на спину. Он посмотрел на меня широко открытыми, ничего не видящими глазами. Несколько пулевых отверстий на его спине и груди, полностью убедили в том, что он вовсе не прикидывается мертвым, а действительно таковым и является. Осмелев, я присел на корточки и принялся его разглядывать. Совсем еще молодой парень. Лет двадцати с небольшим. На груди нашивка с надписью на непонятном языке. Для себя я решил, что это арабский. Ни одной знакомой буквы, и даже ничего похожего на буквы! Не зная для чего, принялся шарить у него по карманам. Нашел небольшую книжечку. Видимо удостоверение. Те же непонятные закорючечки, крючочки и точечки. Зажигалка, пачка сигарет, плитка шоколада,  перочинный нож.  На боку, из открытой кобуры, торчала черная рукоятка пистолета. Немного подумав, забрал его и запасную обойму. Так, на всякий случай. Раз уж ему теперь все равно ничего этого не нужно, так чего уж. Больше при нем ничего не было.
   Отойдя на свое прежнее место и устроившись поудобнее, принялся жевать трофейный шоколад. Вкус его показался не совсем привычным, но супермаркета поблизости не наблюдалось, а, следовательно, и выбирать было не из чего. Приходилось довольствоваться тем, что есть.
   Выходило, что пока я валялся в лесу без памяти (в который совершенно непонятно зачем, а главное как забрался) на нас кто-то напал. Хотя поверить в это, учитывая то, что еще вчера, я жил почти в самом центре довольно обширной страны, а преодолеть такое расстояние от границы, за одну ночь, можно разве что на самолете, достаточно трудно. Кроме того,  забросить такие силы десантированием и выкопать полноценные окопы, приличной длинны, уж и вовсе невозможно. В этом я готов был поклясться. Но тут же в голове всплыли строки из Библии, о том, что никогда и ничем нельзя клясться и, что Бог может вмиг создать и вмиг разрушить. Сложно понять к чему относится война, к созиданию или разрушению, но кто знает доподлинно, что имелось в виду, в великой книге. В общем, я совершенно запутался в своих мыслях. Да и в происходящих событиях, тоже. Одно становилось очевидным, как бы то ни было, нужно пробираться к своим. Но где сейчас эти свои и как к ним пробраться - непонятно. Если здесь валяется чужой солдат, значит свои, как раз с другой стороны поля. Но если представить, что они с другой стороны, то кто же его убил? Получалось, что свои,  с этой стороны. Но тогда как сюда попал враг и чего это он так спокойно тут разгуливал, не вынимая пистолета из кобуры и явно не ожидая внезапного нападения. Ясно одно, гораздо безопаснее идти вглубь леса, в противоположном от боя направлении. Подальше от боевых действий. В надежде натолкнуться на какое-нибудь селение, в котором можно будет разузнать истинное положение дел на фронте и смысл всего происходящего. Если конечно, что-то можно будет узнать. С другой стороны, не хотелось уходить далеко от воды. Я не сомневался, что при ходьбе по пересеченной местности, неминуемо захочется пить. А как часто на пути будут встречаться чистые водоемы и сколько придется топать до ближайшего жилья – одному Богу ведомо. Если вообще кому-то ведомо.
 Интересно, почему у солдата нет фляжки? Ведь должны же солдаты чего-то пить в дороге.
Я снова поднялся и подошел к нему. Внимательно посмотрев вокруг, я увидел фляжку там, где ей и следовало быть. Естественно, она валялась возле ручья, неподалеку от солдата. Вероятно, он набирал воду, когда в него кто-то выстрелил. Он упал и выронил ее. Она оказалась абсолютно целой. Только слегка помятой. Но в данном случае, последнее не имело ровно никакого значения. Тем боле, что опять-таки поблизости, не наблюдалось и фляжного магазина, где я смог бы не торопясь выбрать себе подходящую по размеру и форме флягу. А еще лучше, противоударный термос, приличный рюкзак и прочее дорожное снаряжение. О чем это я, собственно…
   Пока я набирал воду,  в голову пришла мысль, что мне следовало бы вернуться к окопам, разыскать какого-нибудь командира и объяснить свое бедственное положение. Конечно, при мне нет никаких документов, что не очень хорошо для военного времени. Что ж, пусть разберутся. Проверят, в конце концов, мои слова. Если даже на какое-то время  я потерял память и не могу вспомнить доподлинно события ближайших часов, или дней, то свои анкетные данные я помню совершенно отчетливо. А по ним легко будет установить, что я говорю правду. В плену я не был, наверное. Родину, не предавал, как мне кажется. То, что при мне пистолет, не слишком хорошо, но я могу его выбросить, перед тем как выйду к своим. В крайнем случае, приведу их к оврагу и покажу, где нашел этого солдата. В военное время, разгуливать совсем без оружия, тоже не безопасно.
   Почти не прячась, я зашагал в обратном направлении. Для того чтобы не оказаться прямо на передовой, решил взять немного правее. Туда, откуда, по моему мнению, двигались колонны подкрепления. Но чем ближе я подходил к опушке, тем сильнее меня мучили сомнения. Я никак не мог уловить знакомых слов в обрывках, доносившихся до меня голосов. Сильно мешал гул моторов и бесконечный грохот разрывов. Но сколько я не напрягал слух, ни одного слова разобрать не мог.
   Все больше меня охватывала тревога. Кончилось тем, что к последним деревьям, я опять подбирался тайком. Подобравшись поближе к дороге, насколько позволяла растительность, я затаился и принялся всматриваться и вслушиваться. Прямо перед собой я видел дорогу, по которой двигались военные силы. Техника чередовалась с пехотой, артиллерией и прочими военными подразделениями.
   С первых минут пребывания на своем наблюдательном посту, я понял, что меня постигла очередная неудача. Отовсюду отчетливо слышалась чужая речь. Ничего знакомого в произносимых звуках я не слышал. Несмотря на то, что внешне, солдаты ничем от европейцев не отличались и вовсе не походили на людей другой расы, разговаривали они на совершенно неизвестном диалекте. Даже отдаленно не напоминавшем ни один из языков, которые я когда-либо слышал. Естественно, разбираться в тонкостях их языка, хотелось меньше всего. Тем более что теперь, мое убежище казалось совершенно ненадежным. В любой момент меня могли заметить проходившие мимо солдаты. Чем это должно закончиться, даже представлять не хотелось. Больше всего, хотелось поскорее вернуться домой, в привычную обстановку. Или, хотя бы оказаться среди своих. Если уж не родных и близких, то вполне знакомых и понятных людей.
   От досады, захотелось пить. Я открыл флягу и стал небольшими глотками пить прохладную, освежающую воду. Опять выходило, что мои соплеменники, находятся на противоположной стороне. И пробраться к ним совсем не просто. Даже по приблизительным подсчетам, поле боя простирается километра на два. Разумеется, пересечь его под перекрестным огнем, не представлялось никакой реальной возможности. Да и вовсе не факт, что свои, с распростертыми объятиями встретят человека, бегущего со стороны противника. Перебраться через дорогу, по которой идут военные, вряд ли возможно. Во-первых, разрыв между подразделениями, довольно небольшой, а во-вторых, сомнительно, что они станут спокойно смотреть, как человек в гражданской одежде, переходит у них перед носом дорогу и двигается в сторону противника.
   Невеселые размышления, неожиданно прервал совсем близко прогремевший взрыв. За которым послышались еще  и еще. Колонна смешалась и рассыпалась. Все вокруг заволокло сизыми клубами порохового дыма. Застрекотали пулеметные очереди. Я оглох и растерялся, но бегущие в мою сторону солдаты, спешащие укрыться от смертоносного огня, накрывшего колонну, и свист пуль или осколков в ветвях ближайших деревьев, заставили меня опомниться. С одной стороны, я, порадовался, что наша артиллерия, нащупала идущее подкрепление и, на некоторое время, нарушила ритмичность его поступления. С другой стороны, встреча с врагом, не входила в мои планы. Боясь быть обнаруженным, а также пользуясь неразберихой и сильным задымлением, я что есть силы,  рванул опять вглубь леса. На бегу, машинально достал пистолет и на всякий случай  попытался передернуть затвор. Человек я мирный, но с оружием обращаться умею. Даже стреляю неплохо. В тире конечно.
   Я все дергал и дергал затворную раму, стараясь дослать патрон в патронник, но упрямая машина никак не подавалась. На минуту я обрадовался. Мне опять показалось, что все происходит во сне. Так ведь всегда бывает, оружие во сне или не стреляет, или не заряжается, словом, никогда толком не работает. А значит, скоро наступит пробуждение и от ночного кошмара останутся только воспоминания. Но в следующую минуту, я догадался, что пистолет просто стоит на предохранителе. Даже на бегу, я без труда нашел запорный механизм. Надежда проснуться, очередной раз рухнула. Можно было попробовать выстрелить, но я итак, уже на сто процентов уверен, что оружие сработает. Совершенно очевидно, что прежний владелец, привел его в боеготовность и поставил на предохранительный взвод. Теперь, чтобы выстрелить, остается большим пальцем опустить флажок предохранителя и нажать на спуск.
   Дальше бежать я уже не мог. Совершенно выдохся и валился с ног от долгого бега. Да и впечатлений, для одного дня, оказалось более чем достаточно.
   Я повалился на траву и долго лежал без движений, пытаясь перевести дух. Затем опять достал флягу и жадно пил. Хотелось, есть и спать. Конечно, ни того ни другого, я пока не мог себе позволить. Зато мог покурить. Пошарив по карманам, нашел целых две пачки сигарет. Одну свою, с надписями на родном языке, вторую трофейную, с непонятной и ничего не говорящей вязью. Закурил трофейную. Закашлялся. Сигареты оказались очень крепкими, с незнакомым привкусом. Сначала хотел их выбросить. Потом передумал. В моем положении, слишком кочевряжиться не стоило. Докуривал маленькими затяжками, пытаясь собраться с мыслями и стараясь решить извечный вопрос: что делать?
   Итак, подведем итоги. Я не сплю, как здесь очутился – не знаю, местность мне не знакома, когда и с кем началась война – не знаю. Есть мне – нечего и идти – некуда. У меня есть пистолет, сигареты и немного воды. Вообще, все это какой-то бред и наваждение. Всего этого просто не может быть! И только отдаленные звуки взрывов, упорно напоминали  о том, что бред продолжается и когда закончится – неизвестно.
   Не придумав ничего лучшего, решил вернуться к изначальному варианту действий. Встал и пошел вглубь леса, удаляясь все дальше и дальше от звука взрывов. Когда уставал, садился на траву и отдыхал. Встречая ручейки,  наполнял фляжку или пил впрок. Нашел несколько грибов. Развел костерок, надел их на прутик, зажарил насколько смог и съел.
   Лес понемногу густел. То, что изначально, он показался мне небольшим, на поверку оказалось ошибкой. Просветы, которые я принял за его оконечность, оказывались либо оврагами, либо большими лесными полянами. Вокруг располагалась, самая что ни на есть, живописная природа. Я пожалел, что в обычное время, этой прелести мы, почему-то, не замечаем. Все время заняты чем-то, как кажется, более важным, хотя на самом деле, все эти наиважнейшие дела, просто дырка от бублика. Так, например, понимаешь насколько прекрасно и изумительно голубое небо, только когда тонешь. А то, что оно прекрасно каждый день, даже когда не слишком голубое и не слишком чистое, когда идет дождь или снег, не замечаем. И лес этот - вечность! Небо, тоже. И ничего сейчас не нужно из созданного мной или другими людьми. Только сами люди. Все остальное, кажется бесполезным и мелким, по сравнению с этим лесом, который стоял здесь до меня, стоит при мне и будет стоять после того, как вечность, сотрет из памяти даже следы моего существования на земле. И вот ему от меня тоже, совсем ничего не нужно. Он во мне не нуждается. Ни во мне, ни в результатах моего труда, который скорее, только мешает его вековому спокойствию.
   Стало понемногу темнеть. Разрывы доносились уже глухо, но, все еще были слышны. Ночью идти не было никакого смысла. Нужно было как-то устраиваться на ночлег. Пока совсем не стемнело, ломал и стаскивал в кучу сосновые лапы. Куча получилась не очень большая, но на безрыбье… Залез внутрь кучи и, с грехом пополам,  устроился. Долго не мог заснуть, все прислушивался к ночным шорохам. Уже в полусне, подумал, что в лесу не хватает комаров и мошек. Мухи и разные пчелы есть. А вот комаров нет совсем. Очень странно…
   Проснулся от непонятного звука. Прислушался. Понял, что стучу зубами, ощутил, что одежда на мне мокрая. Ночью падала роса, и незащищенные участки промокли насквозь. Долго бегал и прыгал, махал руками пытаясь согреться. В итоге развел небольшой костер и стал сушиться. Солнце поднималось над деревьями и становилось заметно теплее. Начинался новый день. Правда, было не совсем понятно, какое теперь время года. Когда последний раз засыпал в постели, было лето. А сейчас, похоже, начинается осень. Еще по-летнему тепло, но на деревьях уже появляются желтые листья. Впрочем, возможно, они пожелтели по какой-то другой причине. Ладно, будем считать, что теперь начало осени. К тому же, решающего значения, это все равно не имеет. Если удастся выбраться, со временем года разберемся, а нет, так и не все ли равно. Тем более что после сегодняшнего пробуждения, ничего существенно не изменилось. Вокруг, все тот же лес, а вдалеке, все те же взрывы.
   Так прошло несколько дней. Временами, мне удавалось поесть. Ни о какой дичи речь не шла, она мне попросту не встречалась. Но, временами, я находил грибы или ягоды. Ощущение нереальности происходящего, так и не покидало. Разрывов больше не было слышно и я, с трудом справлялся с соблазном не повернуть назад. Я все глубже уходил в лесную чащу, которой, казалось, никогда не будет конца. Лес становился все гуще и я уже с трудом пробирался сквозь густые заросли. Пока  не натолкнулся и вовсе на живую стену из растущих вплотную друг к другу деревьев. Теоретически, такого не должно  быть, но практически, протиснуться между стволами не представлялось никакой возможности и мне пришлось свернуть и пойти вдоль своеобразной живой изгороди в надежде отыскать хоть какую-то брешь. Почти весь день я шел вдоль живой стены. Никакого прохода. Ни тропинки, ни просеки. Но за преградой,  казалось, виден просвет. А просвет в моем положении давал надежду на жилье питание и отдых.
   Через некоторое время, в голову пришла мысль, что чем выше от земли, тем стволы деревьев тоньше. Возможно, если залезть на дерево, можно будет протиснуться между ними. Поскольку я не знал, сколько времени придется протискиваться, то решил отложить операцию на следующий день. А остаток дня сегодняшнего, потратил на поиски ужина и устройство на ночлег.
   Пробуждения доставляли массу неприятностей. С одной стороны, каждое новое пробуждение, убивало надежду на чудесное избавление от неприятного, затянувшегося кошмара. С другой стороны, от непривычно долгой ходьбы, болели все мышцы. Организм очень ослаб и каждое новое утро, делалось гораздо труднее предыдущего. В довершение всех радостей, желудок, постоянно напоминал о нерегулярном и некачественном питании, а также об употреблении в пищу, малознакомых ему предметов. Вследствие полного отсутствия бритвенных принадлежностей, перочинный ножик, понятное дело, не в счет, отросла приличная борода и кожа под ней, с непривычки, чесалась нестерпимо.
   Пережив очередной раз все вышеперечисленные прелести походной жизни, я разыскал дерево посучковатее и начал восхождение. Самым трудным, оказалось, залезть на достаточную высоту. Дальше протискиваться между стволами оказалось несколько проще. Правда, один раз соскользнув и застряв между деревьями, я подумал, что пришел каюк. Долго я не мог зацепиться, чтобы подняться повыше, а деревья, плавно покачиваясь от ветра, едва не раздавили меня в лепешку. Однако, успокоившись и собравшись с силами, выпутался из этой передряги. Из-за, того, что продвигаться сквозь живую стену приходилось зигзагообразно, я, то приближался  к своей цели, то опять отдалялся от нее. В общем, преодолеть изгородь,  удалось только  когда солнце, скрылось за горизонтом. Но, все-таки, она закончилась, и я получил возможность вновь спуститься на твердую землю. После такого необычного перехода, болело все тело. Естественно, находиться такое продолжительное время в постоянном напряжении, для меня, человека не спортивного, оказалось почти непосильной задачей. Было немного удивительно, что я сумел проделать столь тяжелый и многочасовой переход. Теперь казалось, что решиться на подобный шаг – совершенное безумие. Какое-то время, я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Просто сидел, уставившись в темную даль ни о чем не думая, ничего не ощущая и ничего не замечая вокруг. Не знаю, сколько продолжалось это оцепенение. Когда я, наконец, пришел в себя, я  увидел прямо перед собой, молодую посадку из совсем еще тоненьких деревцев, похоже, искусственную. Это уже внушало определенную надежду. Самым логичным, было бы попытаться под покровом ночи продолжить двигаться вперед, но сил не осталось.
   Спать на голой траве, казалось совсем не комфортно, но собирать себе ложе в темноте было затруднительно. Кое-как устроившись, я впал не то в полузабытье, не то в какой-то зыбкий, тревожный полусон. То и дело, просыпался, трогая пистолет, проверяя, легко ли он достается, каждый раз перекладывая его из кармана в карман, когда приходила надобность перевернуться на другой бок. Меня не покидало чувство смутной тревоги. Хотя звуков войны слышно не было, но в том, что здесь все спокойно никакой уверенности не было. К тому же, после многодневной голодной прогулки по лесу, я уже не слишком надеялся на крепость рук и верность глаза. Руки порядком дрожали. Да и стрелять в людей, даже если они враги, нисколько не хотелось. Наверное, мог бы. Но, одно дело мишени в тире, а другое – живые люди.
   Рассвет, понятное дело, проспал. Задремал незаметно для себя и проснулся только тогда, когда над землей уже высоко стояло солнце. От его лучей стало совсем тепло. Потянувшись и похрустев костями, сел и попытался, по возможности быстро, придти в себя. Требовалось срочно оглядеться и оценить обстановку. Первое, что пришло в голову – никаких взрывов не слышно, зато вовсю поют птицы. Очень порадовали звуки их песен. С той стороны леса они молчали, а здесь горланили как угорелые. И каким родным и умиротворяющим казался их голос. Я заслушался пением. В сущности, уже давно, я имею в виду свою жизнь до пробуждения в злополучном лесу, не прислушивался я к этим чарующим звукам. Которые олицетворяют и радость жизни, и состояние влюбленности, и восхождение нового солнца, на обновленный же за ночь небосклон. Я не знаю, о чем они поют, не знаю зачем. Не верю в то, что ими движет только инстинкт. Наверное, они, как и я, просто радуются новому дню. И приветствуют его по-своему. Может быть не слишком замысловато, но зато искренне.
   Отдав дань лирическому настроению человека, истосковавшегося по комфорту и покою, внимательно осмотрелся. За небольшой лесопосадкой, расстилалось огромное поле, по всей видимости, искусственно засеянное травой. Ровно постриженной. И, совершенно нетронутое войной. Вообще, с этой стороны леса, ничего не напоминало о взрывах и стрельбе. Как будто никакой войны поблизости не было. Никто ничего не укреплял и не охранял границы от возможного агрессора. Выглядело это немного странно. Большого опыта в ведении войн у меня нет, точнее сказать, никакого. Но было бы логично предположить, что в нескольких днях пешего пути от ведения боевых действий, все, же должны вестись какие-то приготовления. По крайней мере, должны строиться укрепления, на случай, если противник прорвет линию фронта, ну или что-то подобное. А тут на лицо полная беспечность и безответственность. Словно люди с этой стороны, наивно рассчитывают на непроходимость лесной чащи. Но глупо рассчитывать, что преграда для человека, послужит, также, преградой для тяжелой, боевой техники. Даже смешно. В любом случае, нужно куда-то двигаться. Сидеть возле леса и рассуждать о тактических недочетах местных жителей, если таковые имеются, уж и вовсе бессмысленно.
   С другой стороны поля виднелся не то лесок, не то небольшой садик, к которому я и решил направиться. Хотя людей поблизости не наблюдалось, для безопасности, я решил пересечь поле ползком. Ползти, конечно, придется довольно долго, но идти по полю в полный рост, я не решился.
   Путь занял гораздо больше времени, чем я рассчитывал, но чем ближе я подползал к цели, тем отчетливее видел, что деревья – плодовые и на них полным полно плодов. Пока не понятно, каких именно, но они там были! В конце голод стал пересиливать осторожность и страх. Я стал передвигаться короткими перебежками. Падал, замирал на мгновение, осматривался, поднимался и бежал дальше. Наконец, добрался до крайних деревьев. На ветках висели зрелые на вид персики. Совсем низко. Стал срывать их и жадно есть. Вероятно, съел их довольно много, но, все равно, никак не мог остановиться. Тут я опомнился. Вспомнил, что если съем слишком много, отвыкший от работы желудок, не справится с обилием пищи. Пришлось остановиться. Сколько смог, набрал за пазуху. Стал крадучись пробираться вглубь садика. От деревца к деревцу. Конечно, маскироваться за тонкими стволами бесполезно, но все-таки. Я ни сколько не сомневался, что где-то рядом, должно быть селение. Во-первых, садик казался довольно ухоженным, а во-вторых, я никогда не слышал, чтобы персиковые деревья, росли сами по себе, аккуратными, ровными рядами. Разумеется, обращать внимание на то, что в климатической зоне, в которой я родился и вырос, персики не растут вовсе, даже дома на подоконнике, не стоило. Просто с памятного пробуждения в лесу, я перестал чему-либо удивляться. Персики так персики. В моей теперешней жизни, уже совсем не осталось места, для нормальной, человеческой логики. Только абсурд и наваждений. Впрочем, в последнее время, под эти понятия, подходило практически все.
   Вскоре наткнулся на мощеную дорожку, ведущую прочь от сада. Совсем не широкую и явно не предназначенную для транспорта. Получалось, что селение совсем близко, раз до него ходят пешком. Хотя, конечно, мне показалось, что для личного хозяйства, садик великоват, а к саду коллективному саду, должны были вести более широкие дороги. В любом случае, люди должны жить неподалеку. Идти по дороге могло быть опасно. По этому, отошел от нее на приличное расстояние и опять двинулся ползком. Старался не терять тропинку из виду. Понятно, это оказалось  далеко не просто. Высокая трава, то и дело скрывала ее очертания. То и дело приходилось подниматься, чтобы проверить правильность выбранного направления.
   Наконец, увидел селение. Всего несколько домиков. Очень красивых домиков. Чистенькие такие, опрятненькие. Что-то похожее, видел на рекламных проспектах про курорты Финляндии. Вообще, все кругом, было совершенно правильной формы. Чисто убранное и ухоженное. В этой чистоте и ухоженности, почувствовал себя лишним, в грязном и рваном джинсовом костюме, рваной же рубашке, с нечесаной бородой и немытой рожей.
   Опять-таки, было не совсем ясно, почему в такой непосредственной близости от военных действий, царит такая тишь и гладь. Совершенно очевидно, что я не мог незамеченным пересечь границу сопредельного государства, не встретив ни одной пограничной заставы и каким-то чудом, миновав заградительные рубежи пограничных войск.
   Немного понаблюдал за селением. Никакого шевеления не заметил. Как будто все вымерли, включая собак и кошек. Долго раздумывал, стоит ли заходить в селение среди белого дня или лучше подождать темноты. Пришел к выводу, что в чистом поле прятаться затруднительно, возвращаться к лесу или к саду – долго. Достал на всякий случай пистолет и уверенно пошагал к ближайшему дому. Подойдя к дверям, остановился и прислушался. Внутри было тихо. Я негромко постучал в дверь. Никто не откликнулся. Пошел к следующему и повторил процедуру. В общем, обошел безрезультатно несколько домов, пока, наконец, за дверью не почудилось какое-то движение. Постучал еще раз. Внутри домика все стихло. Стал стучать более настойчиво. Изнутри послышались легкие шаги. Словно бы кто-то подкрадывался,  а не шел к дверям. На всякий случай, снял пистолет с предохранителя. Сердце бешено колотилось от смешанного чувства страха, близкой опасности и азарта. Дверь тихонько приоткрылась, причем у меня создалось отчетливое впечатление, что она вовсе и не была запертой. Просто мне не пришло в голову открыть ее самостоятельно. На пороге стояла молодая девушка, лет двадцати – двадцати пяти. С полминуты мы удивленно глядели друг на друга. Я был совершенно ошарашен ее видом. На ней было только какое-то подобие хитона или тоги, я в этом не слишком разбираюсь. Одним словом, это был кусок полупрозрачной ткани, связанный по бокам в районе талии, короткими тесемками. И больше ничего. То есть совсем ничего. В ее глазах я, наверное, тоже выглядел, не менее экстравагантно. На ее лице отобразился испуг, скорее даже ужас. Она побелела как мел, что-то нечленораздельно выкрикнула и совершенно неожиданно,  села на корточки, вытянув вперед руки ладонями вверх и опустив голову. Странность ее одежды и поведения, вносили путаницу в мои мысли. На домашний халат, не похоже, скорее, на пеньюар. Тогда зачем открывала дверь, если не одета? А если одета, то, что это за селение, где девушки ходят почти голыми и совсем этого не стесняются. И потом, чего это она расселась. Я, конечно, видел, что она подглядывает за мной из-под рассыпавшихся на лоб волос, но продолжает сидеть в дурацкой позе и молчать. Я, как завороженный смотрел на ее чуть подрагивающие ладони и никак не мог сообразить, что же делать дальше. Через минуту, поймал себя на мысли, что в руке  держу пистолет, направленный в ее сторону и что рука заметно дрожит. Смутившись, спрятал пистолет за спину. Проследив мое движение, она чуть-чуть приподняла голову, но, в целом, в ее позе, ничего не изменилось. Я, почему-то спросил, какое сегодня число. Она лишь покачала в ответ головой. Некоторое время, задавал ей какие-то глупые и ничего не значащие вопросы. В ответ она только непонимающе качала головой. Я, было, подумал, что она немая, но тут,  уловив мои взгляды внутрь дома, она затараторила на каком-то тарабарском наречии, показывая внутрь, явно показывая, что я могу зайти. Сама, при этом, смотрела как-то странно и даже слегка отстранилась, словно освобождая дорогу. Конечно, я понял, что она собирается, пропустив меня внутрь, тут же дать стрекоча, но столь раннее обнаружение в поселке не прошеного гостя, вовсе не входило в планы. Знаками показал ей, чтоб заходила первой. Она отчаянно замотала головой и что-то опять залепетала на своем птичьем языке. Показал ей пистолет и это мгновенно подействовало. Она поднялась и, понурив голову, вошла в дом. Я вошел следом.
   Внутри дома,  все сверкало чистотой и свежестью.
   Хозяйка стояла посреди комнаты, по-прежнему не понимая головы. Я тронул ее за локоть, отчего она вздрогнула и затравленно посмотрела на меня. Показал ей на бороду и поводил по щекам ладонью, пытаясь дать понять, что хочу побриться. Она задумчиво поводила по своей щеке, повторяя мои движения. Потом кивнула, показывая, что поняла и жестом указала на дверь в комнате. Я снова показал ей, чтоб шла первой, похлопав себя, для верности, по карману, из которого торчал пистолет. Она повиновалась. За дверью находилась ванная комната. Только вместо ванны, был скорее небольшой бассейн на край которого, она и присела. Я подошел к умывальнику, сбросил на пол куртку и, некоторое время, раздумывал, каким образом снять рубашку. Ведь в ней по-прежнему находилось несколько ворованных персиков. Затем, открыв кран,  достал из-за пазухи персики, тщательно их вымыл и протянул девушке. Она удивленно посмотрела на меня, но персики взяла и аккуратно положила рядом с собой, на край бассейна. Я, меж тем, принялся искать бритвенные принадлежности. Конечно, я сразу заметил, что на разных  бутылочках и баночках, присутствуют непонятные знаки, похожие на древние письмена, виденные по телевизору. Но, честно сказать, это уже не удивило и не расстроило. Больше всего сейчас хотелось привести себя в порядок. С трудом поборол желание залезть в бассейн. Мыться, держа в руках пистолет, показалось не эстетичным. Девушка то и дело, недоуменно поглядывала на меня, не понимая, чего я там копаюсь, а я искал, чем можно побриться, но ничего знакомого, не находил. Наконец, под руки попался предмет, отдаленно напоминающий опасные бритвы, сделанный из какого-то желтого металла, похожего на бронзу. На ощупь, довольно острую. Не зная толком, где тут может прятаться мыло, просто намочил бороду и стал бриться. Вопреки ожиданиям, получалось здорово. Даже почти безболезненно. Покончив с бородой, долго  и с удовольствием умывался. По завершении водных процедур, рубашку надевать не стал. Запнул под умывальник. Куртку взял в руки, повернулся к ней и кивнул головой, чтоб выходила. Однако из ванны вышел первым, чтоб не убежала ненароком. Вернувшись в комнату, показал ей воображаемую ложку, подносимую ко рту. Она вышла в соседнее помещение и через минуту принесла мне что-то похожее на половину курицы. Только значительно крупнее. Хотелось попросить хлеба, но, наверное, это было бы слишком сложно. Отломив ногу, стал есть. Стоя. Она стояла и смотрела, как я ем ее курицу (или индейку, или еще кого-нибудь) и, видимо, силилась не улыбнуться. А я в это время смотрел на ее фигуру. Ну, или не совсем на фигуру. В общем, разглядывал ее. Хотя как раз это, ее совсем не смущало. Пожалуй, сильнее всего, ее смущал торчащий из кармана пистолет. Она почти постоянно посматривала на него. И в ее глазах мелькал страх. А я не знал, что дальше. Куда идти, что делать, кого искать.
   Съев сколько смог, подумал, что не худо было бы поменять гардеробчик. Раз уж все равно,  выступаю в роли грабителя, так чего стесняться. Немного подумав, как объяснить ей, что мне нужно переодеться. Затем, не найдя ничего лучшего, слегка подергал ее за край тоги и изобразил руками открывающиеся створки. С минуту она пристально смотрела на меня, потом ее губы задрожали, из глаз медленно покатились крупные слезы и, она стала медленно развязывать тесемки у себя на боку. Насилие над беззащитной девушкой вовсе не входило в мои планы и я немедленно замахал руками, давая понять, что того что она подумала, у меня и в мыслях не было. Хотя в мыслях, конечно, было. Все же она была весьма привлекательной девушкой. К тому же почти обнаженной. Особенно учитывая длительный перерыв в отношениях с женщинами. Но становиться преступником в самом широком смысле этого слова, мне совсем не улыбалось.
   Короче, я остановил ее и показал на себя, будто накидываю что-то на плечи. Она немедленно перестала плакать. Внимательно проследила мои действия. На минуту мне даже показалось, что она слегка обиделась. Но в следующее мгновение, она утвердительно кивнула и поманила меня к шкафу. Открыв дверцу, она указала  на стопку аккуратно сложенных кусков ткани. Наподобие того, что было надето на ней. Взяв в руки один из свертков и развернув его, я понял, что не ошибся. Овальная прорезь для головы и завязки по бокам, только что розового цвета (на девушке была надета белая) и более плотная. Я заулыбался и отрицательно покачал головой. Только пеньюара мне не хватало, для полного счастья. Надеясь найти более подходящее одеяние, открыл вторую створку шкафа и что же там увидел? Правильно! Точно такие же куски ткани, разве что более радужных расцветок, может быть, более тонкие и, наверное, менее грубые. Меня осенила догадка, вероятно, я попал в какую-то секту нудистов, которые сплошь разгуливают в пеньюарах и смущают прочих, непривычных к публичному обнажению, людей.  Я понял, что мужчины носят тряпки розового цвета, а девушки всех остальных. Естественно, имея ее юности и привлекательность, а также, безупречную фигуру, можно носить такие одежды. А что делать тем, кого природа не наделила столь щедрыми дарами? Получалось не слишком-то гладко. Тем не менее, никакой другой одежды в шкафу не наблюдалось. Из этого следовало сразу несколько выводов. Во-первых, явно, в этой местности лето круглый год, раз можно постоянно ходить нагишом без всякого ущерба для организма. Во-вторых, в доме живет мужчина, который сейчас отсутствует, но в любой момент может вернуться. При этом, также очевидно, что он будет не слишком рад моему присутствию. Хорошо еще, если у него нет оружия. В противном случае следует ожидать обострения обстановки до полной непредсказуемости. И, в-третьих, если здесь в таком виде ходят все, то в своей одежде я выгляжу примерно как кактус посреди лилий. И не заметить мое неместное происхождение, может только слепой. Следовательно, либо надо переодеваться, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, либо в своей одежде идти дальше, разыскать какое нибудь посольство, и попросить их отправить меня обратно на родину. Хотя, честно сказать, в быстрое осуществление последнего, верилось с большим трудом. Не то, чтобы я не верил в справедливость или в добрых людей. Просто еще несколько дней назад, я жил почти в центре обширной страны, где регулярно случались студеные зимы, но при этом все вокруг разговаривали на простом и понятном языке. И даже за месяц, ни через какой лес, я бы не смог добраться до страны с таким райским климатом. Значит, со мной произошло что-то совершенно невообразимое и, пока, не имеющее никакого логичного объяснения. А такое положение дел, отдаляло возвращение домой на неопределенный срок. В любом случае, потребуется время для того, чтобы объяснить, что я попал сюда случайно и никаких дурных намерений не имел. Тут я оценивающе покосился на девушку. Грабеж и вооруженное нападение на беззащитную девушку, естественно никто к дурным намерениям не отнесет, особенно, если здесь напрочь отсутствует уголовное законодательство, а вламываться в чужой дом с пистолетом, считается всеобщей нормой поведения. Остается затеряться в толпе и попытаться добраться до местных властей, привлекая к себе по дороге, как можно меньше внимания. Однако и здесь были минусы. Местного языка, совсем не понимаю, а, кроме того, в такой одежде, совершенно негде будет спрятать пистолет, расставаться с которым, было почему-то страшновато. Раздумывая над этим, я произнес вслух несколько фраз на разных языках. Никакими языками, к моему большому стыду, я конечно не владел. Так, несколько приветствий из школьной программы. Она никак не отреагировала. Только продолжала непонимающе таращиться на меня широко открытыми глазами. Казалось, что несмотря на очевидную опасность моего присутствия в ее доме, она с большим трудом сдерживается, чтобы не засмеяться. Вероятно, в ее глазах я выглядел каким-то диким человеком, который ничего не понимает, не умеет элементарных вещей и даже не может по-человечески разговаривать. Стоит ли говорить, что и она казалась мне, в некотором роде, дикаркой. Интересно, как я буду выглядеть в этом облачении. Повертел тогу в руках, как бы примериваясь, с какой стороны ее надеть. Тут она окончательно утратила возможность сдерживаться, и открыто заулыбалась. Забрала у меня одежду и перевернув, подала, показывая, что надо продеть голову в дырку. Как будто без нее, я бы не догадался. Просто не знал,  с какой стороны. Облачившись в тогу, подумал, что  драные и грязные джинсы, не слишком гармонируют с этой одеждой, да и девушка показывала знаками, что их лучше снять. Расстегнул брюки и сбросил их на пол. Она пристально поглядела мне в район находящийся ниже пупка. На ее лице промелькнула тень удивления и сомнения. И опять она повторила свой жест. Понятно, конечно, если они все тут разгуливают без трусов, то этот предмет моего туалета, сразу бросался в глаза, предательски просвечиваясь сквозь полупрозрачную ткань. Вообще-то, слишком стеснительным я никогда не был. Но в то время как я стягивал трусы, мне показалось, что девица, следит за моими действиями с явным интересом. Тихонько выругался. Ничем особенным, к сожалению, не располагал, но от ее вида и длительного отпуска от женского пола, в некоторых местах у меня возникло довольно сильное, неуправляемое напряжение. Которое хотелось от нее скрыть. Однако, это ее не смутило. Она поманила меня в ванную комнату и я, как телок на веревочке, почему-то, беспрекословно поплелся за ней.
   Нет, она не набросилась на меня, к моему огромному сожалению. Вероятно, ее, все же, не слишком вдохновил мой вид. Хотя, если честно, я на это не очень-то и рассчитывал. Я себя Апполоном никогда не считал, но и уродом тоже. И размеры, хотя и довольно скромные, но вполне приемлемые. К тому же, где-то читал, что девушки уже через несколько секунд знают, хотят они быть близки с данным человеком или нет. Так зачем же сдерживаться? Я ведь почти уверен, что ее разочаровал отказ от насилия. Но, вместо того, чтобы повиноваться зову природы, она набрала в пригоршню холодной воды и, задрав там где надо тогу, моментально охладила мой пыл. Затем опять повела в комнату и выдала некое подобие сандалий. Вероятно по местным меркам, я теперь был экипирован по самому последнему писку моды. Не ясно было только одно, куда, все-таки, спрятать пистолет. Не долго думая,  положил его в карман джинсовки и, свернув ее несколько раз, сунул под мышку. Девушка, стоя в сторонке, по-прежнему, наблюдала за моими действиями. В ее взгляде более не чувствовалось ни страха ни даже раздражения от моего непрошенного присутствия. Казалось, что она смотрит с некоторой долей не то сострадания, не то сожаления. Вероятно, она почувствовала мою неуверенность в своих действиях. Да, как бандит я видимо вел себя не слишком убедительно. На самом деле, больше всего хотелось, присесть рядом с ней, рассказать о постигшем несчастии, о полной растерянности и потерянности. Поделиться с кем ни будь своим горем, чтобы стало хоть чуточку легче. Расспросить ее о местных обычаях и нравах. О том, куда пойти, чтобы мне помогли поскорее вернуться домой. О том, что больше всего на свете, я сейчас мечтаю поскорее туда вернуться. О том, как оказывается, люблю свой дом, как милы его старые стены. И как прекрасно жить привычной жизнью, решать привычные проблемы, любить привычных людей, видеть привычные сны и засыпать в привычной до боли постели.
   Конечно, ничего этого я сделать не мог. Я не знал языка, на котором она щебечет. А, кроме того, мне давно пора было уходить. Я уже и так довольно попугал и пограбил несчастную девушку. Да и встречаться с ее мужчиной не было никакой охоты.
   С этими мыслями направился к выходу. А она покорно последовала за мной. На пороге остановился, обернулся к ней, посмотрел в ее глаза и, прижав руку к сердцу, поклонился. Она сделала последнюю попытку образумить меня и, показывая на куртку, щебетала что-то, делая слабый взмах рукой, как будто, что-то выбрасывая. Я только улыбнулся ей в ответ и отрицательно покачав головой, двинулся вглубь поселка.
   Так и прошагал весь поселок, не встретив по пути ни одной живой души.
   Поселок закончился. Я шагал все дальше и дальше по пустой, безлюдной тропинке, размышляя о своем незавидном положении. В голову лезли всякие глупости, мечты и несбыточные планы.
  Через некоторое время, увидел в стороне от дороги фруктовые посадки. Там суетились люди. Слышались звуки непонятной, чужой речи. Скорее всего, обитатели местной деревеньки собирали урожай.
   Я не стал подходить к ним. Спрашивать у них что-либо, было все равно бесполезно, а кроме того, все-таки, было неудобно, что так бессовестно ограбил их соплеменницу. По этому хотелось начать поиски местных властей, с какого-нибудь другого населенного пункта, в котором обо мне еще не могло сложиться предвзятого мнения. Кстати, я заметил, что форма одежды сборщиков урожая, ничем не отличается от моего облачения. Это несколько обнадежило и успокоило. Стало быть, в этой одежде не привлеку к себе слишком пристального внимания, и, может быть, без всяких приключений доберусь до следующего селения. А если повезет, то и города.
   Так и шагал весь день. Дорога была хорошей, очень ровной, выложенной из сероватого камня. Правда, совсем узкой. Не более двух метров. То есть, на двух автомобилях разъехаться невозможно. А значит, по этой дороге на автомобилях не ездят. Вообще, складывалось странное впечатление, что на автомобилях здесь совсем не ездят. Не ездят же они прямиком по полю. На такой дороге и одному легковому автомобилю будет тесновато, а уж два встречных создадут немыслимую пробку. Через высокие паребрики им нипочем не перебраться. Так и будут стоять друг против друга, пока не заржавеют и не превратятся в мелкую пыль. Так, о чем это я?
   Солнце плавно катилось к закату. Стоило задуматься об ужине и ночлеге. В теперешней одежде, ночевать на земле, казалось не слишком удобным. Никакого леса поблизости не наблюдалось. Только нескончаемые поля и редкие садики. Пришлось сворачивать к одному из садиков. От долгого пути очень хотелось пить. Я не смог точно припомнить, где и когда потерял фляжку. Наверное, там, еще возле леса. Без фляги идти оказалось гораздо утомительнее. Хотя ее все равно некуда было бы деть.
   Название растущих в саду фруктов, было мне неизвестно. Да и на вкус они оказались, прямо скажем, не очень. И для чего они выращивают такую гадость? Есть, конечно, некоторая вероятность, что они не едят их сырыми. Или дожидаются, когда они созреют полностью. Но рецепта приготовления никто не оставил, а без точной инструкции, я боялся не довести их до нужной степени готовности. Ждать же их полного созревания, вообще не имело смысла. Так что жевал их такими как есть, почти через силу, только для того, чтобы утолить голод. Потом немного побродил по саду. В глубине сада, увидел некое подобие беседки. А подойдя поближе, услышал приятный шелестящий звук бегущей воды. Сделав несколько шагов в этом направлении, набрел на небольшой ручеек, вытекающий из беседки.
   Внутри сооружения, располагался обложенный камнем ключ, от которого и брал свое начало упомянутый ручей. Рядом с ключом, находились две массивные скамейки, предназначенные, видимо, для отдыха сборщиков. Я вдоволь напился родниковой воды и стал располагаться на ночлег. Солнце закатилось. Как только на землю опустился сумрак, пошел крупный дождь. Пришлось мысленно поблагодарить устроителя беседки, за своевременный приют для одинокого, ночного путника. Разделся, обмотал бедра джинсовкой, а тогу сложив в несколько, раз положил под голову. Спать в тоге не рискнул. Неизвестно сколько в ней придется ходить и когда ее удастся постирать. Стоило сохранять ее чистой как можно дольше. Устроившись, таким образом,  на скамье, моментально заснул,  под монотонный шум ночного дождя.
   Проснулся очень рано. Буквально с первыми лучами солнца. Золотой диск, плавно поднимаясь над сонной долиной, совершал свой ежедневный и неизменный путь. Совершенно равнодушный ко всей земной суете, дарящий живительный свет и тепло всему живущему ныне, равно как дарил его живущим когда-то и давно ушедшим, и будет дарить тем, кто придет за нами и перелиснет страницу нашей истории. Он был абсолютно холоден,  к постигшей меня беде, но, по-прежнему, как и в той, теперь уже далекой  жизни, согревал своим всеобъемлющим теплом. Не взирая на прошлые и на будущие прегрешения.
   Пора было отправляться в путь. Завтрак ничем существенным не отличался от ужина.  С тоской вспоминалась вчерашняя недоеденная курица. Или кто она там. Конечно, надо было ограбить девушку до конца. Надо было забрать с собой остатки курицы. Наверняка, в дороге, она была бы мне верным и надежным спутником, насколько хватило  бы, ее сил. Особенно, при умеренном использовании. Вчера почему-то об этом не подумал. Вот что значит отсутствие опыта в разбойных делах. Ведь не умерла бы девушка с голоду, потеряв свой, или еще чей-то ужин. В конце концов, на ночь есть вредно. А из-за моей излишней гуманности, на завтрак у меня только родниковая вода да горькие фрукты.
 Покончив с завтраком и облачившись в одежду, пошел дальше.
   Сады стали попадаться чаще. Из этого сделал вывод, что в ближайшее время, дойду до какого нибудь селения. Вскоре, увидел группу людей двигавшихся навстречу. Взвесив все за и против, решил не сворачивать с дороги. Тем более что спрятаться негде.
   Вскоре уже различал розовые тоги мужчин и белые, женщин. Слышал их смех и говор. Еще через некоторое время мы прошли мимо друг друга. Мужчины несли большие плетеные корзины, а на плечах у многих девушек висели сумки, вероятно с провизией. Они не обратили на меня особого внимания. Прошли мимо, продолжая смеяться и переговариваться. Они явно заигрывали друг с другом, заливаясь при этом, веселым и беззаботным смехом. А я смотрел на эту радость жизни, на счастливые лица, на красоту полуобнаженных тел, но думал только о сумках, в которых, скорее всего, находилась нормальная еда. Вкус которой, не считая вчерашнего дня уже начал стираться из памяти. В последнее время, все чаще казалось, что я сошел с ума. Что все воспоминания о прошлой жизни не более чем плод больного воображения. Что я просто придумал себе все, что было до этого и, что здесь и есть моя настоящая жизнь. Только я забыл, что-то очень важное. Забыл настоящий язык. И мне почему-то кажется, что я умею разговаривать на другом, никому не понятном языке. И что от всего этого наваждения, нужно поскорее избавиться. Чтобы вернуться в жизнь, ходить за урожаем,  заигрывать с девушками и иметь нормальную человеческую пищу. А также крышу над головой и прочие маленькие житейские радости.
   Очнулся  от того, что какая-то девушка, трогала меня за руку и, заглядывая с видимой тревогой в глаза, о чем-то настойчиво спрашивая. Оказывается, заблудившись в своих мыслях, я остановился посреди дороги. Наверное, она подумала, что мне стало плохо и. пыталась помочь. Надо сказать, что возраст всех встречаемых людей,  не превышал двадцати пяти лет, а моя проявившаяся лысина, делала меня в их глазах,  практически старцем. Молодость ведь всегда смотрит на старость и зрелость одинаково.
   Что я мог сказать ей в ответ? Только отрицательно покачать головой. Она продолжала смотреть с сомнением и, мне пришлось выдавить из себя подобие улыбки. Наверное, это ее успокоило. Она кивнула, сказала что-то еще и, как молодая козочка, понеслась бегом догонять свою группу.  Я проводил ее взглядом.
   Подобные группки стали попадаться довольно часто. Никакого особого интереса, моя персона у них не вызывала и скользнув беглым взглядом они возвращались к своим привычным,  утренним действиям.
   Брусчатка закончилась. Вместо нее под ногами лежали совершенно гладкие, узорчатые плиты. Очень похожие на мрамор. А еще через некоторое время я дошел до мостика через реку. У нас такие называют «горбатыми». Он опирался на берега реки, не имея никаких промежуточных опор. На мосту остановился и посмотрел на реку. По берегу, совершенно обнаженные юноши тянули невод. Вероятно, сейчас они наловят свежей рыбы, и станут варить из нее уху. А потом, не спеша, тщательно дуя на ложки, лакомиться, горячим и вкусным варевом. Скорее всего, к этому моменту появятся и девушки. И опять они будут смеяться и шутить, завлекая друг друга в извечные сети Гименея.
   Миновав мостик, вошел в селение. Наверное, это был город. Дома стояли здесь гораздо чаще. Некоторые имели в высоту два или три этажа. Но, по-прежнему, не было видно никакого транспорта. Местный народ передвигался исключительно пешком.
   В городке, жизнь протекала более бурно. На улицах было полным полно людей, спешивших куда-то по своим делам. На некоторых домах висели вывески, с непонятными надписями и символами. А я все глазел по сторонам, пытаясь угадать, куда пойти и к кому обратиться. Теперь, когда я достиг цели своего путешествия, пугала проблема языкового барьера. Я вдруг испугался, что не смогу объяснить, кто я, откуда и чего от них хочу. Оставалось надеяться, что в местных органах власти, все-таки, имеются переводчики.
   Ничего похожего на правительственные здания не попадалось. Символы на вывесках напоминали не то Лабиринты, не то спирали и не говорили  ни о чем. Я все бродил и бродил по улицам, пока, наконец, не набрел на солидного вида сооружение напоминающее храм или святилище какого-нибудь бога. В любом случае, служители культа, по моему мнению, должны были отнестись с пониманием. Наверняка ведь любая религия проповедует человеколюбие и сострадание. Если конечно, здесь не приносят богам человеческих жертв. В последнем случае, лучше моей кандидатуры и придумать сложно.
   У входа в храм, на самых верхних ступенях, стоял мужчина преклонных лет. Гораздо старше меня. В руках у него был весьма замысловатый посох, а на шее висел внушительных размеров амулет с каким-то символом. У других жителей, ничего подобного я не замечал, а учитывая, его возраст, он вполне мог быть и служителем культа, и представителем местного правительства. В любом случае, судя по внешнему виду и возрасту, этот человек, должно быть, обладал большим жизненным опытом, а возможно и определенной человеческой мудростью. И то и другое меня устраивало, и я решил попытать счастья.
   Подойдя  поближе, я поздоровался. Он удивленно посмотрел в мою сторону. Я повторил приветствие, прибавив к сказанному еще несколько слов, чтобы он понял, что ему не послышалось. В ответ он нахмурил брови и произнес несколько слов. Я отрицательно покачал головой и повторил ему сказанное ранее.
   Понятное дело, как ожидалось, на его лице было написано, что он ничего не понял и очень удивлен услышанными звуками. Кроме того, я заметил, что прохожие начали останавливаться и обращать на нас довольно пристальное внимание. Поглядев куда-то поверх меня, он видимо тоже заметил собирающуюся толпу зевак и резко повернувшись, направился к входу к зданию. Я подумал, что он так и уйдет, не желая вникать в мои проблемы. Однако, на пороге он оглянулся. На его лице отразилось и удивление, и некоторое раздражение тем, что я не двигаюсь с места. Резким жестом руки он толи позвал, то ли приказал следовать за ним.
   Мы очутились в огромной зале, не имеющей ни одного окна. Вдоль стен горели многочисленные светильники, но не электрические. Наверное, масляные. Он таким же резким жестом указал мне на одно из стоявших кресел, а сам не останавливаясь, прошел куда-то вглубь помещения. Я слышал, что он с кем-то разговаривает за моей спиной, но постарался не оборачиваться. На всякий случай нащупал пистолет внутри куртки. Через минуту он вернулся, молча сел напротив  в кресло и принялся, барабанить пальцами по подлокотнику. Видимо он чего-то или кого-то ждал.
   Наконец, появившись откуда-то из темноты, к нему приблизился молодой человек. Они о чем-то негромко поговорили, причем, молодой человек всячески выказывал свое уважение, время от времени склоняясь в полупоклоне. Это не было похоже на подобострастие. Больше походило на дань уважения сану, хотя, мне показалось, что на лице молодого человека, временами проскальзывало выражение некоторой скрытой неприязни. Возможно,  это просто почудилось, из-за неровного освещения комнаты. После короткого разговора, молодой человек повернулся ко мне, поклонился и начал говорить, то тише, то громче, временами почти выкрикивая непонятные слова. Я отрицательно покачал головой. Молодой человек поклонился и начал что-то очень быстро тараторить, вероятно, на другом наречии. Так повторялось несколько раз. Каждый раз, в ответ, я только непонимающе качал головой.
   Через некоторое время, старший, видимо потеряв терпение, остановил молодого и знаками дал понять, что хочет, чтобы заговорил я. Я кивнул и стал медленно, стараясь проговаривать каждое слово, рассказывать, кто я, откуда родом, как называется мой город, моя страна. Словом, рассказывал им все, что казалось мне важным и полезным в такой ситуации.
   Они слушали молча, едва перекидываясь некоторыми фразами. Затем, не обращая внимания на продолжавшийся рассказ, о чем-то горячо заспорили. Я замолчал. С интересом наблюдая, за двумя странными людьми, напоминавшими ученых древности, которые впервые столкнулись с неразрешимой проблемой.
   Спор продолжался довольно долго. Я даже успел слегка заскучать. Затем, молодой ушел, а старый, с задумчивым выражением лица опять принялся барабанить пальцами.
   Несмотря на то, что они не проявляли никакой враждебности, доброжелательностью их поведение тоже назвать было нельзя. Собственно, старик, почти не замечал моего присутствия, и, казалось, думал о чем-то своем. Он не проявлял никакого намерения отнестись ко мне как к гостю, в общепринятом смысле этого слова. Хотя, скорее всего, опять чего-то ждал. От неизвестности у меня тоже росло напряжение, и я уже не выпускал пистолет из рук. Вскоре молодой вернулся с целым ворохом таблиц и плакатов, которые принялся поочередно показывать. На плакатах были изображены различные непонятные символы. Это напоминало проверку остроты зрения в глазном кабинете. Проверка не входила в мои планы и я, жестом, показал, что хочу писать или рисовать.
   Они удивленно переглянулись. Старший  кивнул и молодой вновь исчез. Вернулся он быстро. Он принес небольшой, совершенно прозрачный, похожий на стеклянный, экран и остроконечную палочку. Не деревянную, а скорее пластиковую или изготовленную из какого-то легкого металла. Все это он протянул мне. Я с недоверием покосился на предложенные предметы, однако, взял их в руки. Положив стекло на колени, повертел в руках подобие ручки, внимательно рассматривая ее. Было довольно сомнительно, что она сможет рисовать на стекле. Все это время они с интересом наблюдали за моими действиями. Как будто ждали чего-то необычного. Наконец я слегка потер ручкой по стеклу. Как и предполагал, ничего не произошло. Я вопросительно посмотрел в их сторону, а они опять о чем-то заспорили. Молодой все время отрицательно качал головой, вероятно не соглашаясь. В конечном итоге, старший, произнес что-то тоном, не терпящим возражений и молодой, покорно поклонился. После этого он подошел и, глядя прямо в глаза, слегка коснулся палочки. Тотчас ее острый конец засветился голубоватым светом. Было похоже, что к ней приклеилась малюсенькая голубая искорка. Несколько секунд я любовался ею, но увидев их выжидательные взгляды, вернулся к действительности. Не придумав ничего лучшего, принялся выводить буквы алфавита. На стекле, копируя движения палочки, появлялись желтые буквы, похожие на свет электрической лампочки, идущий изнутри стекла. Получалось довольно красиво. Оба моих собеседника, придвинувшись почти вплотную, с интересом наблюдали за этой писаниной. Покончив с алфавитом, я написал несколько фраз. Потом, немного подумав, добавил цифры. Затем написал несколько простых примеров сложения, там, умножения и так далее. Для верности напротив каждой цифры нарисовал количество черточек, вместо счетных палочек, на случай, если они и считать нормальными цифрами не умели. Закончив с этим, передал стекло молодому. На это раз на его лице не было скепсиса. На написанное, он смотрел с неподдельным интересом. Немного полюбовавшись моими художествами, он передал стекло пожилому и они вместе принялись всматриваться в экран. Потом, старый коснулся экрана пальцем, затем еще и еще раз. Мои буковки и циферки забегали по экрану, то разбегаясь, то собираясь вновь. Собеседники ждали затаив дыхание. Я понял, что экран, подобие нашего компьютера и они ждут обработки данных. Не знаю, сколько прошло времени, но наконец,  каракули выстроились в изначальной последовательности. Машина отделила их друг от друга, объединила в группы и под каждой группой вывела какие-то символы. Эти двое обрадовались как дети, показывая что-то друг другу и, опять что-то обсуждали.
   Я снова заскучал. Наговорившись вволю, они обратили свое внимание к моей персоне. Старший достал небольшой квадратный жетончик и, показав мне, ткнул в цифру один. Я утвердительно кивнул. Он достал еще два и, положив их рядом, ткнул в цифру три. Мне показалось, что они даже затаили дыхание, ожидая решения. Это меня немного обидело, нашли дрессированную обезьяну. Тем не менее, я опять кивнул. Они облегченно вздохнули. После этого, молодой собрал свои таблички и удалился. Пожилой еще некоторое время разглядывал экран. Потом показал мне, обвел палочкой группу цифр и утвердительно кивнул головой. После этого, показав на ряды букв, с видимым сожалением развел руками. В ответ я только пожал плечами.
   Неожиданно раздался мелодичный звон, наподобие колокольного, только очень негромкий. Пожилой поднялся, положил экран на стол и жестом пригласил следовать за собой. Увидев, что я беру с собой свой сверток, он жестом показал, что его нужно оставить здесь. Я отрицательно замотал головой и он, сделав неопределенный жест, пошел вглубь помещения. Я пошел следом. В помещении, куда мы пришли, ожидал накрытый стол. Вероятно, за разговором незаметно подошло время трапезы. Конечно, нельзя сказать, чтобы я хоть на минуту забыл о еде. Да и может ли о ней забыть, голодный человек, который несколько дней питался кое-как. В общем, приличная еда пришлась кстати. Несмотря на сильный голод,  приходилось сдерживаться. Я внимательно следил за действиями старца. Стол и посуда имели привычные формы, с той лишь разницей, что вилки имели всего два зуба. Но еда была совершенно незнакома. Поэтому и приходилось следить, как и что ест старик, дабы с одной стороны, не показаться ему полным невеждой, а с другой, не положить в рот что-нибудь не съедобное или предназначенное для других целей. Еда показалась невообразимо вкусной. Запивали ее душистой, прохладной жидкостью, от которой слегка зашумело в голове, хотя она и не пахла спиртным. Впрочем, это состояние прошло очень быстро. Покончив с едой,  вернулись в уже знакомую залу и опять молча, сидели некоторое время. Наверное, прошло не менее часа, прежде чем в комнату, вошла девушка и что-то старику сказала. Хозяин кивнул ей, поднялся и вновь пригласил следовать за собой. Какое-то время мы блуждали по узким полутемным коридорам, пока не пришли в небольшую комнату, где была приготовлена постель. Приоткрыв дверь в смежную комнату, он показал, что там можно умыться, ну и так далее. После этого он слегка кивнул и собрался уходить. Мне показалось невежливым таиться от него дальше и держать за пазухой камень в виде пистолета. Я тронул его за руку. Когда он обернулся, развернул куртку и, достав пистолет, показал ему, держа его на раскрытой ладони. Он не удивился и не испугался. Внимательно посмотрев мне в глаза, взял пистолет, повертел его пред глазами, рассматривая не то надписи, не то механизм, достал обойму, осмотрел патроны в ней, затем положил на стол пистолет, а сверху на него обойму. Явно он видел оружие не впервые, но оно не представляло для него никакого интереса. Я заметил, что гораздо с большим интересом он поглядывает на джинсовку. Тогда я протянул ему и ее. Он взял ее, слегка кивнул, не то прощаясь, не то благодаря и вышел из комнаты. Пистолет так и остался лежать на прикроватном столике. Этот факт и успокоил меня и утвердил мою уверенность в том, что я поступил правильно.
   Первый раз за несколько прошедших дней, я, как следует помылся и лег спать в настоящую постель. Уже засыпая, подумал, что они могли подмешать снотворного в еду, но меня охватила такая лень и апатия, что совсем не захотелось тянуться за пистолетом, чтобы положить его под подушку. Потеряв всякую бдительность и освободившись от постоянного чувства тревоги, я забылся спокойным и глубоким сном.
   Утром опять проснулся со странным чувством, в том смысле, что проснулся без ставшей уже привычной ломоты в суставах и затекших членах. Первым делом бросил взгляд на прикроватный столик. Пистолет, по-прежнему, лежал на месте. Рядом лежала чистая тога. Конечно, дверь я не запирал, да и предусмотрено этого не было. Они тут, похоже, с запорами, вообще не дружили. А так как дверь не запиралась, ночью кто-то тихонечко поменял мою одежду. Когда и как, я не слышал. Видимо за многие дни скитаний, накопилась усталость. Но оружие они не тронули, а это обнадеживало.
   Покончив с утренним туалетом и облачившись в свежее одеяние, присел на край кровати, в ожидании сам не зная чего. Спешить было некуда, в каком направлении идти я не знал, а шататься по чужому и незнакомому зданию, показалось не слишком удобным. Оставалось только ждать. Вскоре раздался знакомый мелодичный звон и за мной, пришла вчерашняя девушка. Она слегка поклонилась, улыбнулась и жестом позвала за собой. Естественно, я с готовностью последовал, предвкушая полноценный, человеческий завтрак. Что-то подсказывало, что подобный мелодичный звон, раздается всякий раз, когда приходит время подкрепиться. Я не ошибся. Правда завтрак был приготовлен в другой комнате и, на этот раз, никто из хозяев, не пожелал его со мной разделить. Но я не стал пытаться выяснить причину  их отсутствия, а просто съел все, что посчитал возможным. По окончании, сидел и потягивал терпкую, прохладную жидкость, ожидая, когда обо мне вспомнят.
   Пришла новая девушка. Убедившись, что завтрак закончен, пригласила в неведомые дали, своей непонятной цивилизации.
   Думаю, меня привели к врачам. Разумеется, попросили раздеться и тщательно исследовали каждый уголок  тела. Не сказать, чтобы это было слишком неприятно, но достаточно утомительно. В какой-то момент, приблизился молодой человек с длинным металлическим стержнем, непонятного предназначения. Я не знаю, чего и как он хотел исследовать, но его инструмент, как-то сразу не понравился и я отрицательно замотал головой. Ему что-то сказали и он отступил. Как-то не слишком хотелось, чтобы эти господа залезали ко мне внутрь. Кажется, они это поняли и удовлетворились наружным осмотром. Также попросили прислониться к стеклу, похожему на вчерашний экран, только больших размеров. Вероятно, разновидность местных компьютеров. Представив, что стекло должно быть холодным, я слегка поежился, но повиновался. В конце концов, их тоже можно понять. В их понимании, я, наверное, выгляжу как псих, или пришелец. Меня удивляло другое, с одной стороны, ни иголок, ни прочих привычных предметов медицины, все сплошь светящиеся палочки, шарики и другие атрибуты каких-то супер технологий, с другой стороны, передвигаются пешком, фрукты собирают вручную, ходят почти голыми, а вместо электричества жгут масло. Все это выглядит немного странно. Хотя, конечно, у каждого могут быть свои причуды. Обследование никак не прекращалось и я, понемногу, начал терять терпение. Видя, что я занервничал, они как по команде, разом оставили меня в покое. Я оделся и немного успокоился.
   Как только ушли предполагаемые врачи, вошел новый человек и поманил за собой. Я последовал за ним, уже без былого энтузиазма. Хотелось как-нибудь потихонечку отсюда смыться. Я понимал, что никто не примет меня за посланца внеземного разума и не станет оказывать божеских почестей, но чувствовать себя подопытным кроликом, оказалось гораздо менее романтично и более утомительно, чем виделось вначале. Тем более что медицинские осмотры не представляли для меня особого интереса. Я, все-таки, больше надеялся, что со мной попытаются наладить словесное общение. А вся эта белиберда ни на сантиметр не приближает к цели. Тем временем мы очутились в зубном кабинете. Почему зубном, потому что посреди комнаты стояло единственное кресло, как в упомянутых кабинетах и более ничего. Человек, находившийся в этом кабинете, жестом предложил его занять. Поморщившись (с детства не люблю зубоврачебных процедур) все же забрался в это кресло. Мужчина знаком показал  на левую часть груди и правое подреберье. Я пожал плечами, не понимая, чего он хочет. Он взял в руки небольшой предмет, похожий на печать, приблизил его к моей груди, примерно там, куда и показывал. Ощущения были похожи на удары слабого электрического тока. Я забеспокоился. У меня больное сердце и лишние перегрузки ему ни к чему, особенно учитывая то, что последние дни ему и так приходилась работать на пределе. Поймав обеспокоенный взгляд, неизвестно чего специалист, отрицательно покачал головой. Что он хотел этим сказать, так и осталось непонятным. Затем, та же участь постигла и печень. Действительно, печень частенько побаливала, однако, после первого же прикосновения этой штуковины, как-то сразу успокоилась. Или затаилась, выжидая, что за этим последует. Еще до окончания процедуры, я заметил, что за спиной «печатника» уже стоит вчерашний старец. С трудом сдерживающий нетерпение. Казалось, он ждет окончания процедуры, гораздо больше чем я.
   Как только от меня убрали прибор, он уже привычным резким жестом позвал за собой. Очень быстрым шагом мы проследовали во вчерашнюю залу, где на столе ждал вчерашний экран. С радостной улыбкой он указал на него. Я посмотрел на экран и увидел, что буквы сложены в какую-то тарабарщину.  Очень похоже, что компьютер, попытался сложить буквы в слова, по какому-то неизвестному принципу. После каждого ряда букв красовался непонятный символ, вероятно определяющий слово на их языке. Все время, пока я разглядывал экран, с лица старца не сходила победная улыбка. Было немного жаль его разочаровывать. Но, деваться некуда, я повернулся к нему и отрицательно покачал головой. На его лице последовательно отобразились крайнее удивление, разочарование и раздражение. Он опустился в кресло и, некоторое время, оставался без движений. Видимо думал. Я тоже думал. Потом взял палочку, повертел ее в руках, потер со всех сторон, пока она не засветилась, и стал рисовать человечка, на свободном месте экрана. Ниже человечка, написал слово его обозначающее. Потом также дом, кровать, словом все что вошло. Ниже подписей поставил знак вопроса и подобие их загогулин. Затем передал ему. Он осмотрел каракули, ткнул пальцем в знак вопроса и вопросительно посмотрел на меня. Я попытался объяснить. Показал на дом вокруг нас, на нарисованный мною дом и на надпись на моем языке, проговаривая для убедительности, потом показал на их обозначения слов и состроил вопросительную рожу. Он повторил мои действия, потом еще раз. Затем, до него, наконец, дошло, тоже мне мудрец, он тоже нарисовал дом возле моего и вместо моего слова вывел свою закорюку. Вопросительно посмотрел на меня. Я согласно кивнул. Все оставшееся время, до обеда или ужина, мы занимались рисованием всех попадавшихся под руку предметов и частей тела. Скорее, все-таки, ужина. Потому что сразу после него, меня отвели спать. Собственно я был совсем не против. Я порядком утомился за сегодняшний день. И все же, было гораздо легче, чем разгуливать по лесу или грабить одиноких девушек. На следующий день, повторилась процедура рисования и подписей. Правда, старик подготовился гораздо лучше. Экран выдавал изображение отдельных предметов или действий, а я обозначал их своим языком. Наши занятия прерывались только на поход ко вчерашнему «печатнику» и принятие пищи. Весь день старик сам ходил со мной. Как и вчера во время игр с печатью, он проявлял видимое нетерпение и даже позволил себе сделать доктору, какие-то замечания. К вечеру третьего дня, мы уже неплохо понимали друг друга без слов. Наконец, утром четвертого дня, вместо девушки, за мной пришел сам старец и потащил не в столовую, а в залу. Вероятно, сегодня я остался без завтрака.
   Усадив меня перед экраном, старик начертил на экране несколько символов и под ними почти тотчас загорелись почти правильные слова:
- Кто ты быть?
Увидев эти слова, я чуть не расплакался. Это была первая возможность хоть какого-то общения, с того самого момента как я очнулся в лесу.
   Справившись с нахлынувшими чувствами и, исправив вопрос, ответил. Под моими словами засветились его символы. Он с сомнением покачал головой, давая понять, что не понимает ответа. Я задумался, потом написал:
-Отведите меня поесть.
   Передав экран, выжидающе смотрел на него. Он бросил на меня беглый взгляд, затем прихватив экран под мышку, жестом предложил  следовать за собой. Распахнув передо мной дверь в столовую, он вопросительно уставился на меня. Я кивнул. Голод теперь меня не слишком мучил, но хотелось проверить, правильно ли мы понимаем друг друга на этот раз. За едой обменивались короткими вопросами и ответами.
-ты знать такой машина
-у нас это называется компьютер, но он не совсем такой
-где твой дом
   И все в этом духе. Надо сказать, что с каждой фразой, компьютер переводил вопросы все правильнее и правильнее. Вероятно, работала программа, анализирующая нашу переписку. Много вопросов было связано с тем, чем одни слова отличаются от других. Я старался объяснять все, что знал. Компьютер набирал словарный запас и общаться становилось легче. Я спросил его, знают ли они тех людей, которые живут за лесом. Некоторое время он испытывающе смотрел на меня, потом ответил, что за лесом никто не живет, в смысле никто кроме них. Что они знают легенду, про несуществующих людей (видимо имелось в виду призраков) которые, якобы являются с той стороны леса, но они подобны туману и кроме видимости, ничего собой не представляют. Кроме как пугать излишне доверчивых людей, никакого вреда они причинить не могут. Сам он, никогда их не видел, хотя слышал много рассказов, в которые, впрочем, не слишком верит. При необходимости, непроходимую часть леса можно легко обойти. Когда я спросил его, что он думает по поводу пистолета, он ответил, что оружие им знакомо. Они знают его предназначение.  Данная марка, ему неизвестна, но он думает, что я нашел его в лесу, где его когда-то потеряли. Для него загадка, почему оружие в таком прекрасном состоянии. Сами они давно не применяют оружие на верхнем уровне (тут я не совсем понял, что имелось в виду, хотя возможно, машина просто сделала не точный перевод) и увидеть его можно только в хранилище (вероятно имелся в виду музей).
   Это заставило меня задуматься на некоторое время. Стало быть, та девушка, вначале приняла меня за призрака, а затем за грабителя музеев. Однако, самое досадное заключалось в другом. Если люди за лесом только призраки, а я уверен, что попал к ним именно оттуда, каким образом я умудрился пронести с собой пистолет? Следовательно, для меня они призраками не были. Кроме того, если за лесом для них ничего незнакомого нет, что косвенно подтверждает их спокойствие в приграничной зоне, то куда могли деваться те огромные полчища воюющих солдат, которых я явно видел, слышал, а у одного даже съел шоколад и реквизировал, вовсе не призрачные вещи? Тем более что их линия фронта занимала обширную территорию, а по утверждениям старца, выходило, что там, за небольшим труднопроходимым леском, течет большая река. Получалось совсем некрасиво. Выходило, что я пришел из мира призраков, прихватив с собой призрачные вещи, по крайней мере, одна из которых, почему-то перестала быть призрачной. Сама возможность находиться среди призраков, вызывала у меня большие сомнения. А уж использовать их вещи, тем более переносить их в реальный мир  и вовсе, фантастика. Гораздо логичнее было бы исчезновение этих вещей при переходе. Тут я вспомнил о фляге. Я твердо помнил, что она у меня была, но когда и куда девалась, неизвестно. Может быть, при переходе она растаяла, будучи собственностью привидения, но очень даже возможно, что я ее просто потерял. Словом, ничего определенного не выходило. Ни за, ни против. А учитывая то, что  я считал себя жителем совсем другого мира и за последнее время, поменял уже несколько временных параллелей, получалось, что я и есть самый настоящий призрак. Разумеется, эти мысли плохо укладывались в голове. И чем дольше я думал об этом, тем сильнее запутывался в противоречивых аргументах. Более всего, склоняясь к мысли о помешательстве, но и тут никакой уверенности не было. Казалось, что умалишенный не должен сохранять способности к последовательным размышлениям, а тем более, трезво анализировать ситуацию. Хотя, в этом вопросе я мог ошибаться. Раньше-то, я никогда умалишенным не был, ну или, по крайней мере, так казалось. Конечно, я не стал делиться сомнениями со своим собеседником.
   Старец, внимательно наблюдал за мной. От него не укрылась моя растерянность и, он спросил, что меня так встревожило. Вместо ответа, я перевел разговор в другое русло. Сделав вид, что не понял его вопроса, я спросил, чего хочет от меня тот парень с печатью. Он не стал допытываться до истинной причины тревоги и ответил, что некоторые мои органы, не совсем здоровы и доктор это исправляет. Немного подумав, я спросил его, почему имея достаточно развитые технологии, они не используют техники для передвижения и сбора урожая. Он в ответ, снисходительно улыбнулся и сказал, что они слишком долго разрушали природу, но вовремя опомнились. Теперь, стараются ничем ей не повредить и используют на планете, по крайней мере, на ее поверхности, только естественные вещи и ручной труд.
   Опять несколько смутила оговорка «на поверхности» но попросить разъяснений я пока не решился.
   Смутно чувствовалась некая недоговоренность или даже скрытая угроза в его словах. Совершенно очевидно, что все их технические чудеса, не вырастали в рукотворных садах, а являлись продуктом довольно сложного технического производства. Но, если его нет на поверхности, значит, оно расположено под ней. Я опять задумался. Если они так бережно относятся к экологии, то люди, работающие на грязных производствах, и сами являются не слишком экологически чистыми. Кроме того, сразу вспомнилось, что старец, совершенно привычным движением разрядил пистолет. То есть, совершенно не похоже, что он видел его только в музее. Абсолютная чушь! Конечно, нет никакого сомнения, что сей муж, пользуется безграничным уважением среди окружающих и, вероятно, среди соплеменников, является ученейшим человеком, но вряд ли можно так свободно обращаться с оружием, да еще и неизвестной ранее системы, без определенных навыков. Знаний только принципа действия, тут явно недостаточно. Также вспомнилась девушка, к которой вломился в дом. На первый взгляд, она вела себя странно. Хотя, если задуматься, то ее действия подчинялись некоей, хорошо заученной схеме. То, что она приняла меня не за призрака – однозначно. Она тоже прекрасно знала назначение пистолета. И совершенно не сомневалась, что данный предмет несет разрушение и смерть. Наверное, они тут просто не вылезают из музеев, и каждый ребенок знает предназначение оружия. В моей прошлой жизни, оружие не было такой уж редкостью. Каждый постовой носил его на боку. Все это видели. Да и воспитаны мы были, в основном, на фильмах про войну. Но здесь, за все мое, пусть даже не слишком долгое пребывание, никаких служителей порядка я не видел. Видел только счастливых, беззаботных людей, разгуливавших безо всякой опаски по полям и долам. Несмотря на это, девушка явно знала, как вести себя при встречи с вооруженным человеком. В принципе, она вела себя очень логично, ничем меня не провоцировала, выполняла все мои требования. Даже когда решила, что собираюсь ее насиловать, не пыталась оказывать сопротивления. Короче говоря, что бы там ни говорил старец, оружие они знают, знают его опасность и знают правила поведения при встрече с его обладателям. Значит, старик либо лжет, либо чего-то не договаривает. Да и по поводу нетронутого пистолета, стали мучить некоторые сомнения, которые я решил проверить при первой же возможности.
   Старец видел, что я над чем-то напряженно размышляю. Он все это время пристально наблюдал за мной, не прерывая, однако, ход моих размышлений. Я тоже стал приглядываться к нему пристальнее. Конечно, у страха глаза велики, но теперь его взгляд казался колючим и враждебным. Но страха в нем не было. Скорее им двигало только любопытство ученого. Что ж, придется пока принимать их правила игры. Просто, после подобных размышлений, немного поубавилось радости от того, что попал к цивилизованным людям, которые приняли меня со всем радушием. Кто я для них, дорогой гость или подопытный кролик, обладающий неизвестной письменностью и непонятно каким багажом технических знаний? Словом, хотелось поскорее закончить сегодняшний сеанс общения и вернуться к себе. Я стал более рассеян в ответах и старик это заметил. Не знаю, какие он сделал для себя выводы, но вскоре меня проводили в отведенную комнату.
   Конечно, я не кинулся к пистолету, хотя этого хотелось больше всего. Нет, я долго принимал душ, старательно брился их необычной бритвой, более приглядываясь к самому предмету, нежели уделяя внимание процессу. Словом, старался вести себя обычно. Потом долго мерил шагами комнату, делая вид, что размышляю. На самом же деле, внимательно разглядывал потолок и стены, в надежде обнаружить подглядывающие устройства. Показалось, что над дверью имеется небольшой стеклянный квадратик. Едва заметный, он почти сливался с окружающей его стеной. Но, с точки зрения наблюдения, был расположен идеально для того, чтобы просматривать всю комнату. Тогда я лег на кровать, взял в руки обойму и принялся с размышляющим видом, вертеть ее в руках. Доставать из нее патроны и вставлять их обратно. В общем, делал вид, что держу ее в руках совершенно не специально. Потом бросил ее назад, на столик. Сходил в туалет и некоторое время, вновь ходил по комнате. Затем взяв в руки пистолет, стал бесцельно крутить в руках его. Я не хотел идти с ним в ванную. Во-первых, был уверен, что если наблюдение есть, оно есть везде, во-вторых, вовсе не хотелось, чтобы хозяева догадались о моих подозрениях. Я стал отводить затвор и спускать курок. В один из таких моментов, удалось, чуть приподняв затвор, снять его с рамы. Помня, что пружина очень тугая, постарался ослабить ее по возможности, незаметно. После этого, отвернулся от двери и уронил пистолет. С громким стуком он упал на пол, разлетевшись на составные части. Я замер, как бы испугавшись произведенного шума. Несколько секунд задумчиво, смотрел в его сторону, не делая никаких движений. Затем опустившись на четвереньки, полез за пистолетом под кровать. Бегло осмотрев ударный механизм, сразу понял, что боек сточен. Вернуть оружие в исходное состояние было делом нескольких секунд. После этого положил его обратно на столик, сверху положил обойму и больше к нему не прикасался. Ничего удивительного в таких мерах предосторожности, конечно, не было, но зачем устраивать показуху! Я ведь сам отдавал оружие. Можно было просто забрать его и все. Но они, зачем-то, хотели показать, что не боятся и доверяют. Ясно, что не все так просто, как кажется. Я ни сколько не сомневался, что получить разъяснения у старца, по этому поводу, вряд ли удастся. Чем это все может закончится – неизвестно. Хотя, последнее время, ничего совсем непонятно и совершенно неизвестно. Одно слово – наваждение.
   С этими невеселыми мыслями я и улегся спать.
   В очередном пробуждении не было ничего необычного. Обычный завтрак в одиночестве. Обычная терпкая жидкость на десерт. Только вместо старика пришел молодой. Мы опять играли в переписку. В основном, я отвечал на интересующие его вопросы, а он уклонялся от ответов на мои. Такая позиция сильно злила. Но собеседник делал вид, что не замечает раздражения. В конечном итоге, я намекнул ему что устал и что беседа в таком ключе, вовсе не доставляет удовольствия. Он слегка улыбнулся и сказал, что вопрос о моих удовольствиях, пока не стоит. Тогда я поинтересовался, в каком качестве здесь нахожусь, в качестве пленника или гостя. Затем, мы долго выясняли, что означают эти понятия. После этого, он ненадолго задумался и ответил, что решение по этому поводу еще не принято. И что решает это не он, а ему просто поручено задать несколько интересующих вопросов. Тогда, уже не скрывая раздражения, я написал ему, что все равно не знаю никаких технических секретов и ничего особенно интересного, сообщить ему не могу. Что скорее, нуждаюсь в помощи, ввиду странности положения. И, кроме того, никакой опасности, сам по себе, для их цивилизации и страны, представлять не могу, в силу своей малочисленности и довольно слабого физического развития. Уж не знаю, передала ли машина весь колорит иронии, но показалось, что, по крайней мере, пару раз он улыбнулся. Однако,  отчуждение не исчезло. Мы продолжали обмениваться короткими фразами. Причем он пытался задавать именно технические вопросы, типа знаю ли я, как работает компьютер, из чего он состоит и тому подобное. Ничего конкретного в этой сфере я не знал. И вообще, я не физик, и всегда считал, что хорошо уже то, что умею этим пользоваться. Кстати, весьма неплохо. Тогда он перешел к другому. Спросил, как, по моему мнению, называется моя планета и где она находится. Я чуть не подпрыгнул от этого вопроса. Конечно, мне и в голову не приходило, что я неожиданно мог оказаться на другой планете. И хотя был совершенно уверен в том, что не мог незаметно для себя покинуть планету, чтобы оказаться на другой. Безусловно, очень похожей, но, совершенно другой. Червь сомнений таки заполз  в душу. Я стал отвечать на вопросы более охотно. Потом мы застряли на понятии часа. Он никак не мог понять, почему сутки надо делить на двадцать четыре, а скажем не на сто двадцать четыре единицы. Тут мы с ним попытались углубиться в физические понятия. Во вращение всяческих электронов, вокруг атомов, но к счастью, у нас ничего не вышло. Компьютер видимо, не смог подобрать подходящего перевода и выдавал наполовину вопрос, наполовину ничего не обозначающий набор букв. Мы окончательно запутались и я потерял всякий интерес к продолжению беседы. На мое счастье зазвонили колокольчики, что предвещало скорый ужин и отдых. Он еще некоторое время не хотел сдаваться. Но я начал увиливать и писать, что не могу разобрать вопросов из-за некорректного перевода. Вдобавок, чтобы он поскорее отстал, вместо ответов, стал писать полную бессмыслицу. Машинка стала подвисать или выдавать ему всякую ерунду. Возможно, он разгадал хитрость, возможно, просто надоела пустая трата времени и меня отвели ужинать.
   После ужина, я много ходил по своей келье и думал о том бедственном положении, в котором очутился. Совершенно очевидно, что никто не торопится помочь вернуться домой. Никто меня особенно не удерживал. Но было и так ясно, что деться из пределов видимости просто некуда. Местный персонал, обращался корректно, но радушным приемом это назвать никак нельзя. Вероятное руководство, в лице молодого человека, хотя и сдерживалось в разговорах, но было очевидно, что в работе преследуются только их интересы. Чаще всего они позволяли себе задавать вопрос, полностью игнорируя мой. Вообще, все складывается довольно странно. Казалось, что во многом они меня обманывают. Делают вид, что не боятся оружия и плохо его знают, но боек сточили профессионально. Хотя и не забрали пистолет. Никак я не мог понять почему. Ни о каком решении вопроса через консульство речь не идет. Вообще, общаются со мной так, как будто я их подданный, а не гражданин другой державы. О существовании которой, они, похоже, ничего не знают. Правда и я о них никогда ничего не слышал. Вопросы о том, на какой планете я нахожусь, показались мне вообще, абсолютно нелепыми.  Хотя, конечно, если предположить…  Если, конечно, попутно они не пытаются проверить мою психическую вменяемость и адекватность поведения. С другой стороны, не мог же я, лежа в постели, пересечь космическое пространство и оказаться в другой точке вселенной на планете, удивительно похожей на мою. Хотя, за последнее время, со мной произошло много такого, чего я даже себе никак не мог объяснить. Взять хотя бы этих воителей за лесом. Эти, о них ничего не знают и считают призраками. Если снова не обманывают. Но я готов побиться об заклад, что никакие они не призраки. И что у них там идет совершенно не призрачная война. Лишним доказательством тому, служит лежащий на столике пистолет. Совершенно, кстати, неизвестной системы. К тому же, на нем имеются реальные надписи на языке, который эти, тоже, по-моему, не понимают. Но тогда кого же боялась та девушка, в этом земном раю, где ни у кого нет ни оружия, ни приличной одежды? Где процветает всеобщий мир и благоденствие, среди прекрасной экологии, обилия фруктов и неторопливого ручного труда. А ведь она испугалась реально. Но вовсе не как призрака. А как кого-то, о ком она хорошо знала. Получалось, что единственно возможным вариантом получить ответы на эти вопросы, было вернуться и расспросить ее хорошенько. Хотя бы для этой цели пришлось снова использовать оружие. Кстати, о пистолете, возможно, он еще не совсем уж бесполезная вещь. Особенно если хорошенько поразмыслить и найти где нибудь иголку, небольшой гвоздик или, на худой конец, спереть вилку из столовой. Все так складывается, что отсюда надо сматываться. Только  я пока не слишком хорошо представляю куда, но что-то подсказывает, что ничем хорошим мое пребывание здесь не закончится.
   С этим я и уснул.
   За завтракам я присматривался к вилке с неподдельным интересом. Она показалась  весьма подходящей для моих целей, но как ее присвоить, я пока не придумал. Лишних приборов на столе не было. По этому, по окончанию завтрака, я незаметно воткнул ее в перекладину под столешницей. Пока я не придумал, как объясню свое чудачество, если об этом спросят. Но могло помочь то, что вынести ее из столовой незаметно, вроде бы, никак нельзя.
   После завтрака опять появился молодой. Естественно, я заметно погрустнел и даже не пытался этого скрывать. Он поманил за собой и я, с неохотой, поплелся в залу. Первое что он написал, была не то просьба, не то предупреждение, не повторять вчерашних трюков с неточностью перевода и написания вместо ответов наборов букв. Разозлившись, я разразился длинным монологом, где заявлял, что не подопытный кролик и не преступник, что мне не нравится, когда меня допрашивают таким образом, словно пытаются в чем-то уличить. Что согласно международному праву, они должны связаться с посольством моей страны и все остальные вопросы задавать только в присутствии консула или его официального представителя. Если же ведется какое-то расследование в отношении моей персоны, то я как любой человек имею право знать, в чем меня обвиняют и тогда, кроме консула, мне должны предоставить еще и адвоката. И, что, по крайней мере, в их стране, я не мог нарушить никаких существенных законов, просто в силу краткосрочности своего визита. Тут я, конечно, лукавил и не упоминал об ограблении девушки, надеясь, что этот факт биографии им еще неизвестен. И что мне порядком надоело вести беседы в таком тоне и о вещах совершенно не интересующих. И что, учитывая все вышесказанное, я требую присутствия представителя моей страны, в противном случае больше ни на какие вопросы отвечать не буду и объявляю бессрочную голодовку.
   Он читал долго. Пожалуй, даже слишком долго. Потом долго смотрел куда-то в сторону, размышляя или обдумывая ответ. Я с большим трудом сдерживал нетерпение и нахлынувшую злость. Но, в следующее мгновение, он почти убил меня своим новым вопросом. Он написал: «а что если мы не знаем что такое консул, равно как и не знаем такой страны?»
   Тут пришла очередь надолго задуматься мне. Впрочем, мой собеседник, проявлял гораздо больше терпения и даже ничем не проявлял своего недовольства, по поводу моих, затянувшихся раздумий. Единственный вопрос, который я смог задать, знают ли они все страны, расположенные на планете. Вместо письменного ответа он утвердительно кивнул. Я снова спросил, уверен ли он, что моего государства, нет на их карте. Вместо ответа, он, недолго поколдовав над экраном, показал карту их мира. Даже беглого взгляда было достаточно для того, чтобы понять, что континенты моря и океаны, расположены в неизвестном порядке. А цветные кусочки государств, не оставляют моей Родине никакого права на существование. Видя мое замешательство, он предложил мне указать то место, откуда я, по моему мнению, родом. В ответ я только развел руками, а он криво усмехнулся.
   «Вот тебе раз. Подумал Штирлиц», вспомнилась строчку из известного анекдота. В этот момент, опять показалось, что я сплю и что вот-вот, зазвенит будильник и пора будет вставать на работу.  Но весьма возможно, что спал я как раз до этого и проснулся только теперь. И вся прежняя жизнь, вместе с друзьями, родственниками и знакомыми, просто снилась. Я опять подумал о наваждении, но теперь уже не мог определить точно, какое из трех моих состояний имею ввиду. Ужасно хотелось задать  бессмысленный вопрос: «что же делать?», но я сдержался. Вместо этого, спросил, могу ли я выходить на улицу. Он пожал плечами и показал на дверь. Тогда я спросил его, можно ли брать с собой экран. Он опять пожал плечами.
   С растерянным видом  взял экран под мышку, прихватил указку и направился к выходу. Я вышел на крыльцо, состоявшее из массивных каменных ступеней. Солнце клонилось к закату, но, все равно, казалось невообразимо ярким. В здании, почему-то не было окон и за несколько дней пребывания в нем, я отвык от солнечного света, показавшимся сейчас таким родным и близким, что от нахлынувших воспоминаний защемило сердце. Опустившись на теплый камень ступеней, я бесцельно наблюдал за прохожими. Я намеренно не затворил за собой дверь, чтобы меня было хорошо видно из помещения. Не хотелось волновать хозяев. В том, что они за мной наблюдают, сомнений не было. Тем более что я совсем потерялся и не знал, что делать дальше. От собственной беспомощности хотелось расплакаться.
   Мимо проходили веселые и, на вид абсолютно беззаботные люди. Они о чем-то говорили между собой на своем диковинном языке и никому из них, не было никакого дела, до сидящего на ступенях, сгорбленного немолодого уже человека, погруженного в свои скорбные мысли.
   Наверное, ни о чем я и не думал. Просто сидел и смотрел вдаль, ничего не видящими глазами. Не знаю, долго ли я сидел в таком состоянии, но в голове постоянно вертелась какая-то несуразная мысль. Что-то в окружающем мире, сильно удивляло, только никак не удавалось понять, что. Неожиданно понял. Вокруг я видел только молодых людей. Наверное, не старше тридцати лет. Старика, за все это время, видел только одного – хозяина этого дома. Я встал со своего места и немного прошелся по улице. Почти сразу же наткнулся на стайку разновозрастной ребятни в сопровождении взрослого.  Стариков, по-прежнему, нигде не было видно, равно как и людей моего возраста. Хотя я и не считал семя пожилым, но тридцать минуло уже давно и в соотношении со встречными прохожими, я вполне мог считаться зрелым мужем. Я подумал, уж не знают ли они эликсира вечной молодости, но тут же отбросил эту мысль. Во-первых, потому, что лекарь, колдовавший над моим сердцем, не добился значительных результатов. А во-вторых, что же моему старику – хозяину, эликсира не досталось? Решив не ломать голову над неразрешимыми пока вопросами, отнес этот факт к особенностям местного колорита и загадкам народных обычаев. И в самом деле, забавно должно быть смотрелись бы сморщенные старушки в этих полупрозрачных тогах.
   В какой-то момент, на одном из зданий увидел внушительных размеров циферблат и невольно улыбнулся. Я сразу заметил, что он разделен на десять частей. А почему, собственно, нет. Их час составляет сто шестьдесят минут, если в их сутках двадцать четыре наших часа. Какая разница, на сколько отрезков делить сутки. Например, в моем случае, время вообще, потеряло значение. Равно как и пространство. Куда могла подеваться привычная для  меня жизнь - непонятно. Остается уповать на Бога. Но и Бог здесь, как видно, не в моде. Нигде не видно ни храмов, ни мечетей, ни каких либо других культовых заведений.
   Побродив немного по ровным, нешироким улочкам, боясь заблудиться,  повернул обратно. Уже подходя к зданию,  услышал знакомый мелодичный звон, напоминавший о том, что пришло время ужина.  С опаской поднялся и вошел в полумрак залы. Было немного страшновато, вдруг после сегодняшнего разговора, они больше не станут меня здесь принимать и кормить. Идти больше некуда. И без этого, не слишком гостеприимного, но единственного приютившего меня дома, никто не предоставит ни крова, ни стола. Правду говорят, что худой мир, гораздо лучше хорошей войны. Пребывание здесь, внушает определенную тревогу и таит непонятную опасность, но,  все же, дает некоторую передышку. Положение полупленного  не очень приятно, но, впрочем, ничего другого я и не ожидал. Убегая от войны, я мог рассчитывать только на такое обращение. Неожиданным оказалось только то, что местное население, тоже оказалось неизвестной национальности и, не совсем привычного, если не сказать, совсем непривычного,  жизненного уклада. Это почти убило меня еще там, в доме у девушки. Хотя я и гнал от себя эти мысли. Но твердо знал, что рано или поздно, к ним все равно, придется вернуться. Нужно решать для себя, что делать дальше. Либо продолжать поиски своего привычного мира, либо пытаться адаптироваться к местным условиям. Последнего, хотелось не слишком. Все что я любил и все кого, я любил, остались там, за границей лесного пробуждения. Здесь я ничего не мог понять и никому не был нужен.
   Опасения оказались напрасными. На пороге я увидел знакомую фигуру девушки, которая обычно провожала в столовую и спальню. Я и сам легко бы нашел дорогу, но сейчас, ее присутствие вызвало вздох облегчения. Следовательно, в их отношении пока ничего не изменилось.
   Есть хотелось не особенно.  Но пренебрегать гостеприимством не стоило. Вилка на столе присутствовала. Точно такая же. Украдкой, я сунул руку под столешницу и с удовольствием отметил, что  первая вилка на месте. Понятное дело, не очень вежливо воровать хозяйские вилки, но и бойки стачивать тайком, тоже не по товарищески. Я же сам отдавал оружие, могли забрать. Я бы понял. Теперь приходится принимать ответные меры предосторожности.
   После ужина – келья. Я заметил, что кто-то копался в комнате. В постели и во всех остальных местах. Конечно, вилку искали. Не могли понять, зачем она мне и куда я ее дел. Интересно, что они  подумали. Вообще, классно получилось. Почти голый человек, а вилка пропала. Вот она смекалка прежней жизни. Разумеется, это была только половина плана, теперь предстояло забрать вилку из столовой. Хотя, возможно, она и не понадобиться. Если я смогу выходить на улицу, а меня, похоже, никто и не собирался удерживать, возможно, удастся найти там что-нибудь более подходящее.
   Наступило очередное утро моих скитаний. После обычных утренних процедур,  вновь оказался в зале с молодым собеседником и компьютерным экраном. Он продолжал настойчиво интересоваться прежней жизнью и я, по мере сил, отвечал. Стараясь после каждого ответа, задать свой вопрос. Очередной вопрос был по поводу того, вернут ли они, взятую у меня куртку. Он заметно удивился и спросил, зачем она мне, ведь как я мог заметить, в их краях в такой одежде, нет никакой необходимости и ее ношение,  вызовет изумление у окружающих людей, что совсем нежелательно. Я заверил его, что носить ее на себе не собираюсь, но она дорога мне как единственная вещь, оставшаяся от прежней жизни, одновременно являющаяся и доказательством, правдивости моих слов. Задумавшись на некоторое время, он видимо не нашел достойного аргумента для отказа и нехотя кивнул. После этого, разговор закрутился вокруг куртки. Я догадался, что состав ткани им понятен, а вот сплав из которого сделаны пуговицы, они никогда не применяют. Его интересовало, знаю ли я состав сплава и его свойства. Ничего этого, я не знал. Предполагал, что это сплав какого-нибудь алюминия с медью или еще с чем-то, но как его получают, даже не догадывался. Подумав, что это поможет ускорить возврат куртки, предложил ему срезать все пуговицы, кроме одной и оставить их себе для исследований. Мне показалось, что этот вариант его обрадовал. По крайней мере, он охотно согласился и перешел к надписям на злополучных пуговицах. Действительно, алфавит, при помощи которого мы общались и надписи на последних, никак не совпадали. Как мог, объяснил ему, что у нас много различных наречий и алфавиты, тоже разные. Что написано на пуговицах, я тоже не знаю и вполне возможно, что это какая-нибудь бессмыслица. Просто набор красивых букв, не имеющий реального перевода. Впрочем, я этот язык, почти не знаю и могу ошибаться. Затем мы перешли к другим темам и так и просидели за этой пустой болтовней, до самого вечера. Зато в своей келье, после ужина, я обнаружил куртку. Как мы и договорились, на ней осталась только одна пуговица, но во всем остальном она имела вполне приличный вид, даже постиранный.
   Каждый вечер, оставаясь наедине с собой, я пытался подвести итог и продумать план дальнейших действий. Хотя ни итогов, ни дальнейших действий, не предвиделось. Мой собеседник, старался почти ничего не рассказывать об их жизни, а только расспрашивал о моей. Очень часто он повторял одни и те же вопросы на разный манер.  Никак не оставляло ощущение, что они принимают меня за кого-то другого. Не за шпиона, конечно, но и не за посланца других цивилизаций.
   Начиная со следующего утра, я не расставался со своей курткой. Я аккуратно свернул ее и повсюду носил с собой. Мой собеседник, смотрел на меня с некоторой долей снисхождения, вероятно рассматривая мою причуду, как проявление слабоумия или чего-то в этом роде. На мой взгляд, общение со мной, ему тоже не доставляло никакого удовольствия. Я прямо спросил его, не надоело ли ему наше бессмысленное общение. Он, на минуту задумался, видимо принимая какое-то решение и ответил, что оно ему бесконечно надоело и что если мне наскучило запираться, мы можем перейти на нормальный язык. Однако, если мне так больше нравится, я могу и дальше продолжать ломать комедию и делать вид, что не понимаю его. Это заявление немного озадачило. Я написал, что действительно не понимаю их языка и, если честно, не совсем понимаю, где нахожусь. Он ответил, что учитывая, насколько далеко я забрался, это совершенно естественно. Я опять повторил, что не понимаю, о чем идет речь. Он усмехнулся и, игнорируя, как обычно, мои реплики, спросил, как мне удалось бежать, кто в этом помогал и на что я рассчитывал, разыгрывая спектакль с неизвестным языком. Пришла очередь мне всерьез задуматься. Я смотрел ему прямо в глаза и думал о своем. Он тоже не сводил с меня глаз. Он что-то негромко сказал. Я не счел необходимым реагировать на его провокации. Пауза затягивалась,  нужно было что-то ему сказать, или спросить, только вот непонятно что. Было ощущение, точнее почти уверенность, что он каким-то образом может повлиять на мою дальнейшую судьбу. И что это влияние окажется довольно негативным. Коль скоро он считает, что я откуда-то сбежал, стало быть, я для него преступник. Мое поведение, он воспринимает как фарс и, вероятно по этому, не верит ни одному слову. Не знаю, правда, как он объясняет знание другого языка. Вполне возможно, как тщательно разработанную версию для побега. Ведь не может же он отрицать, что общаемся мы, вполне осмысленно. Совершенно ясно, что он принимает меня за своего соплеменника, в чем-то провинившегося и осужденного. Другими словами, ведет себя со мной именно как следователь. Возможно, также, что он считает меня не совсем вменяемым, отсюда персонал лекарей и медицинский осмотр.
   Я написал ему, что готов ответить на любые его вопросы, но мне по-прежнему не ясно о чем идет речь и в чем я нарушил местные законы, если таковые были нарушены.
   В ответ он задал, как показалось, совсем неуместный вопрос: как мне удалось сбежать с нижнего уровня. Пришлось ответить, что не знаю, где у них нижний уровень, что на остальные этажи здания, меня никогда не приглашали, а разгуливать по зданию, без одобрения хозяев, я считал для себя не этичным. Он, безусловно, почувствовал иронию в ответе, но пояснил, что речь идет не о здании и что я это прекрасно понимаю. Тогда я написал ему, что если беседа будет идти в таком тоне, мы никогда ни к чему не придем. Если он не верит мне на слово, их цивилизация, безусловно, располагает средствами узнать правду без желания объекта, например, используя психотропные препараты. И, что я готов согласиться на их применение, если другими способами, не могу рассеять его сомнения. Но, самый простой путь, это объяснить в чем он сомневается и почему не верит в то, что я говорю правду. Конечно, я и без объяснений понимал, почему. С точки зрения здравомыслящего человека, мои россказни более напоминали бред сивой кобылы. А рассказы про идущую за лесом войну и того хуже. Ведь это для них гораздо ближе, чем мой мир, которого, по их мнению, существовать не может. Даже удивительно, что до сих пор, меня не упрятали в местную психушку. У меня на родине, скорее всего, так бы и сделали. Однако, никакой другой версии, все равно, не было. К тому же, я решительно не мог догадаться, каких именно признаний он от меня ждет.
   Он, все же, видимо решил попытаться и даже написал мне свои сомнения по пунктам:
1.Страны, о которой я рассказываю, нет на планете. Нет даже места, на котором она могла бы находиться, учитывая ее размеры.
2.Язык, на котором я говорю, не что иное, как набор символов, являющихся совершенно абстрактными, не имеющими никакого математического обоснования, расположенных в случайном порядке и условно обозначающих предметы и понятия. Судя по множеству различных сочетаний, обозначающих одно и то же понятие, я продолжаю придумывать их, если забываю изначально введенное в компьютер обозначение. Например, понятие дом, я почему-то именую то жилищем, то пристанищем и тому подобное.
3.Лес, на который я указываю, является искусственной посадкой, занимает довольно незначительную площадь и, разумеется, ни внутри него, ни за ним, никаких военных действий не ведется и не велось, по крайней мере, последние четыреста лет.
4.Никакими техническими знаниями выдуманной страны, я не владею и никаких доказательств ее существования предъявить не могу.
5.Мое строение как внешнее, так и внутреннее, полностью соответствует их строению, никаких сомнений по поводу моего пола или возраста у них нет.
6.Вместе с тем, особи моего возраста, имеющие заболевания подобные моим, не могут проживать на верхнем уровне.
   Прочитав эти замечания, я усмехнулся и ответил вопросом на вопрос: «Полагают ли они, что я самолично изготовил все пуговицы на своей куртке, да еще и нанес на металл надписи из набора, этих самых, абстрактных символов?»
   Он слегка смутился, но ответил, что на пуговицах нет символов, которые я описал в своем алфавите. Я опять усмехнулся над его глупой запальчивостью, которая вовсе не отвечала на вопрос, а была, скорее признанием собственной слабости и неумении объективно разобраться в вопросе. Рассказывать все это, я ему, конечно, не стал, а просто написал, что как уже говорил ранее, это буквы алфавита другого языка,  который я почти не знаю. Но, если ему так будет угодно,  могу написать и этот алфавит, а также некоторое слова, которые помню со школы. Собеседник, жестом предложил проделать эту операцию. Естественно, я постарался вспомнить все, что знал.  Я воспроизвел весь латинский алфавит, написал все слова, значение которых помнил и даже некоторые предложения, которые учил когда-то в детстве.
   Некоторое время, молодой человек тупо разглядывал новые закорючки. Затем, забрал экран и молча удалился, оставив меня скучать в одиночестве.
   Пожалуй,  больше медлить не стоило. Общение с молодым человеком и пребывание в этом доме начало принимать несколько угрожающий поворот. Почему-то я был уверен, что по-доброму меня отсюда не выпустят. А о том, что они собираются мне помочь, речь вообще не шла. Разумеется, я давно забрал свою вилку, незаметно спрятав ее в свернутую куртку. Пора было немедленно приступать к осуществлению задуманного плана, но не  под наблюдением камер. В том, что за мной постоянно наблюдают, я ни сколько не сомневался. Но, раньше времени раскрывать карты не стоило. Приходилось выжидать удобного момента.
   Следующим утром, мой собеседник уже не выглядел столь уверенным в своей правоте, каким я его оставил вчера. Или, вернее, он меня оставил. Несмотря на это, он продолжал задавать свои вопросы в прежнем тоне, настаивая на моем признании.
   Признаваться было не в чем. Вероятно, ему это надоело и он сообщил, что не видит смысла в дальнейших беседах, так как, несмотря на мелкие противоречия, он уверен в своей правоте, а мое отношение к этому, разумеется, не имеет особого значения. Я спросил, что он имеет ввиду. Он ответил, что уже вызвал охрану нижнего уровня и как только она прибудет, меня отправят туда, где мне и надлежит находиться. И что он надеется, что наказание за побег и разыгранный мною спектакль, будет достаточно жестким, дабы навсегда отбить охоту к подобным преступлениям и у меня и у других. Вопрос у меня к нему остался только один: могу ли я еще раз, поговорить со старцем. В ответ он криво усмехнулся и отказал. Но пояснил, что старец ушел к правителю, решать мой вопрос. Но решение, и так понятно. Он также прибавил, что этот старый идиот (за точность перевода поручиться нельзя, но приблизительно он выразился именно так) возомнил себя наимудрейшим. Что его давно надо было перевести в низ, в соответствии с законом и возрастом. А вместо этого, ему доверили управление такой большой областью. Все его научные изыскания, давно ушли в прошлое, и теперь он хватается за любую фантасмагорию надеясь высосать из нее сенсацию (под фантасмагорией он естественно подразумевал меня и мое появление здесь). Вместо этого, он мог бы приносить реальную пользу на более простых работах, где ему самое место. Но он, в смысле молодой, не собирается давать старику возможность, тратить средства на глупости и надеется, что доложив о моем переводе на нижний уровень, ввиду отсутствия какого-либо научного интереса к моей персоне, окончательно разрушит иллюзии мудрости старика в глазах правителя.
   Прочитав его ответ, я спросил его, не слишком ли непорядочно, строить карьеру, действуя исподтишка, за чужой спиной, да еще и на заведомо не проверенных фактах, ставя тем самым человеческие судьбы, ниже собственных амбиций и уязвленного самолюбия.
   Вместо ответа, он посоветовал мне не удаляться далеко от здания, дабы не осложнять положения и терпеливо ожидать прибытия охранной команды.
   Парируя его колкость, я ответил, что очень рад, что беседы с таким неприятным и самонадеянным собеседником, наконец-то закончатся и что любое наказание, пусть даже и не заслуженное, все равно несоизмеримо легче, чем общение с дураками.
Быстро прочитав мою писанину, он некоторое время, нервно крутил в руках ручку, видимо соображая, что мне ответить, затем,  бросив ее на экран, встал и молча удалился.
   Следующий день прошел спокойно, если не считать внутреннего состояния. Почти все время, я просидел на ступенях, рассматривая прохожих и окружающий меня ландшафт. Я уже отмечал, что все здесь выглядело очень опрятно и чисто. Все постройки имели совершенно новый вид, равно как и заботливо выложенные дорожки, с аккуратно постриженными газонами. Однако, теперь, все это казалось не настоящим и вовсе не добрым. Да и их ежедневное хождение на сбор урожая,  скорее, напоминало воинскую повинность, а не проявление доброй воли свободных и счастливых людей.
   После ужина, когда я уже собирался лечь спать, дверь комнаты распахнулась и на пороге показалась процессия, состоявшая из моего молодого собеседника, державшего под мышкой экран и двоих людей, среднего возраста, одетых в тоги синего цвета. На их предплечьях, красовалось по причудливому браслету, желтого металла, возможно из золота, а на боку висели кобуры.
   «То есть оружием, они, все-таки пользуются», подумал я и взял в руки свернутую куртку. Молодой, что-то сказал им, а мне написал на экране, что я должен следовать за этими людьми. Однако,  я уже твердо решил, что эти люди мне не интересны и нахождение среди них нисколько не приближает к возвращению домой. Поэтому я отрицательно покачал головой, показывая, что следовать за ними, никуда не собираюсь. Один из пришедших решительно сделал шаг в мою сторону. В ответ на это, я убрал с правой руки, висевшую на ней куртку и наставил на шедшего охранника свое оружие, с которым не расставался весь сегодняшний день. На всякий случай. Увидев вороненую сталь пистолета, он остановился как вкопанный. Лицо его окаменело. Второй охранник, тоже замер. Показалось, он даже затаил дыхание. Мой молодой друг, с язвительной улыбкой, что-то сказал им вполголоса. Я, конечно, и без перевода догадался что. Охранники заулыбались, какими-то недобрыми улыбками и первый, попытался продолжить движение в мою сторону. Выбора не осталось. Стараясь не делать резких движений, я плавно опустил ствол пистолета вниз и нажал на спуск. Конечно, никакой уверенности в том, что оружие сработает,  не было. Некоторое время ушло на то, чтобы засунув острие вилки в расщелину между камнями, отломить кусок зуба. Гораздо сложнее, было загнать обломок на место спиленного бойка. Затем, осталось аккуратно дослать патрон в патронник и поставить оружие на предохранитель. Гарантии не было, но, по крайней мере, один раз сработать могло. Следовало помнить, что оружие надо держать так, чтобы осколок вилки после выстрела не отлетел в меня, а если выстрела не получится, то перезарядка уже ничего не даст. Ситуация очень шаткая и непредсказуемая, но  попробовать можно.
   В маленькой комнате, выстрел прогремел особенно оглушительно. Зато в повисшей после, гробовой тишине, было отчетливо слышно, как брякает по полу гильза, выброшенная отражателем. Вернув пистолет в исходное положение, я наблюдал за лицами моих «гостей» Естественно, их плавно покрывала мертвенная бледность. А на лице  молодого собеседника, отражалась еще и крайняя степень изумления. Видимо, оставить мне испорченный пистолет, было его идеей. Похоже, он был большим любителем мелких пакостей и эффектных представлений. Теперь он никак не мог понять, почему оружие  сработало. Он даже на колени упал последним. Теперь они стояли на коленях с вытянутыми вперед руками, точь в точь, как это проделывала девушка из деревни.
   Не отводя пистолета, я подошел к охраннику, снял с него ремень и туго завязал им вытянутые вперед руки. Также поступил со вторым. Повинуясь каким-нибудь своим инструкциям на тему сохранения жизни, они совсем не сопротивлялись вооруженному человеку. Оставался мой молодой друг. Связать его было пока нечем, поэтому я, почти с удовольствием треснул его по голове рукояткой пистолет. Он рухнул как подкошенный. После этого,  снял с него тогу, разорвал ее на лоскуты, свил в некое подобие веревки и связал его так крепко, насколько это только было возможно. Кусок тряпки запихал ему в рот. То же проделал и с охранниками. Я никуда не торопился. Был полностью уверен, что до утра их никто не хватится. А про выстрел, персонал решит, что стреляли в меня. Или пугали просто. Разорвав постельное белье, связал охранников спина к спине, чтобы они подольше не могли развязать друг друга, а молодого, подтащив, привязал к кровати. Словом,  долго их пеленал, пока, наконец, не решил, что сделанного достаточно и сами они ни развязаться, ни позвать на помощь, никак не смогут. Пока я занимался этим безобразием, молодой очнулся и теперь смотрел на меня вытаращенными от страха глазами. В отличие от охранников, он совершенно откровенно дрожал. Это еще более роняло его в моих глазах. Так обычно ведут себя люди ничтожные, волею судьбы, сначала вознесенные над другими и получившие право распоряжаться чужими жизнями, а затем, рухнувшие со своих высот. И осознавшие, что их собственная судьба, целиком зависит от оскорбленных и униженных ими людей. И что никакие посулы или извинения, не могут изменить ситуации, что они легко могут потерять не только деньги и положение, но и саму жизнь.
   Я осмотрел оружие охранников. В целом, обычные автоматические пистолеты. Разрядил второй пистолет и забрал все патроны. Аккуратно положил лишнее оружие на столик. Перед уходом,  по очереди «выключил», посредством рукоятки пистолета, охранников. Опять подошел к молодому другу. Как отчаянно он заерзал. Мне даже стало его немного жаль. Но порядок есть порядок. Пришлось долго прицеливаться, чтобы попасть по его голове.
   Потом пошел в столовую. Ничего особенного там не искал, просто сложил все остатки съестного и, завернув в скатерть, прихватил с собой. Долго искал подобие сумки. Почти отчаявшись, наткнулся на большую кожаную суму. Погрузил в нее питание, свою куртку, экран с ручкой и пистолет с боеприпасами, вышел на темную улицу и зашагал в обратный путь.
   Всю ночь шел по дороге, не боясь быть замеченным. Только к утру, свернул в ближайший сад и позавтракал. Подумал, утром, сюда наверняка придут за урожаем, а встреча с жителями, пока не входила в мои планы. Пришлось уходить подальше, в сторону от дороги, пока, наконец, не встретился небольшой перелесок. Там, кое-как устроившись прямо на траве, проспал добрую половину дня.
   Проснувшись, немедленно отправился дальше. Не скрываясь,  вернулся на дорогу и зашагал к заветному лесу. Я опять шел до самого утра. Уже утром заметил вдалеке знакомые домики. Пришлось свернуть в поле, засеянное какой-то культурой, уйти подальше и залечь. В полудреме  наблюдал за дорогой. Хотелось, чтобы жители деревеньки поскорее ушли собирать фрукты. Что вероятно, они делали каждый день. Чтобы спокойно зайти в пустое селение. Наконец, сборщики небольшими группками потянулись к садам. Можно было идти дальше, но, после бессонной ночи хотелось немного передохнуть. Незаметно для себя уснул.
   Проснулся внезапно от непонятного чувства нависшей угрозы. Однако вокруг все было тихо. Поднявшись, побрел к знакомому домику, надеясь, что девушка и на этот раз дома и мне при помощи экрана удастся выяснить некоторые подробности.
   Стучаться не стал. Просто вошел в дом, на всякий случай, держа руку с пистолетом в торбе. Девушка была дома. Увидев меня на пороге, она издала какой-то возглас и застыла. Судя по выражению лица, ее не слишком обрадовало мое появление. Я достал из сумки экран и, постучав по нему палочкой, как это делали мои прежние, весьма «гостеприимные» хозяева, написал приветствие. Она, наклонившись с некоторой опаской, прочитала, взглянула на меня и кивнула. Я спросил, кто у них живет на нижнем уровне и что там вообще происходит. Она пожала плечами и ответила, что там живут люди, достигшие определенного возраста, что на подземном уровне расположены все вредные производства, на которых они и работают, пока не умрут. Они больше никогда не выходят на поверхность. На вопрос почему, она ответила, что раньше, на планете случилась большая экологическая катастрофа и жители решили, что нужно убрать все производства, вглубь земли, а на поверхности восстановить первозданную природу. Прошло очень много лет. Им удалось вылечить планету. Но за это время сложились определенные законы и люди, попавшие на нижний уровень, уже не могли выйти на поверхность, так как представляли опасность для экологии поверхности через въевшуюся в кожу пыль или заразить живущих на верху, болезнями подземелий. Кроме того, решено было, что на верхнем уровне живут только молодые, здоровые и красивые люди, способные рожать здоровое потомство. Словом население разделилось на две касты. Кому и когда покинуть поверхность планеты, решал глава области. Задачи касты поверхности, было выращивать и собирать урожай, разводить скот и поставлять эти продукты жителям нижнего уровня. Жители же нижнего уровня, обеспечивали наличие на поверхности всех технических средств. Конечно, жизнь под землей, по мнению девушки, походила на тюремное заключение. Словом, она очень боялась попасть туда, хотя и не знала точно, порядков, которые там царили. Вероятно, она была не так уж далека от истины. А если учесть то, что охранники были вооружены, то получалось, что жители нижнего уровня не выходили на поверхность вовсе не по своей воле. Скорее всего, их попросту не выпускали оттуда. Ну и если вспомнить уверенность моего молодого собеседника, что ради того чтобы вырваться оттуда, человек мог даже целый язык придумать, станут понятны и условия содержания подземных жителей. Уяснив для себя порядок местной жизни, я потерял интерес к дальнейшим расспросам по поводу их жизненного уклада. И, чтобы не затрагивать более, неприятную для хозяйки тему, спросил, почему она, не ходит собирать фрукты. Девушка немного подумала и ответила, что ее работа заключается в другом. Я не стал допытываться, в чем именно, вместо этого спросил, может ли она меня накормить. Она кивнула, ушла в соседнюю комнату и вскоре вернулась оттуда с подносом всякой снеди. Пока я ел, я не мог отвести от нее глаз. Конечно, она была молода, свежа и казалась очень привлекательной. А вид ее полуобнаженного тела не мог оставить равнодушным человека, несколько недель подряд не общавшегося с противоположным полом. Конечно, девушка не могла не заметить моего возбуждения. На ее губах блуждала еле заметная улыбка, выражавшая то ли удовлетворение моей реакцией, то ли легкую насмешку над престарелым ловеласом. Закончив есть, я тем-не-менее, остался сидеть за столом, боясь выдать ей свое состояние и не зная как выпутаться из этой ситуации не оскорбив ее своим перевозбужденным видом. Некоторое время, она, как мне показалось, наслаждалась моим дурацким положением. Затем, поискав глазами экран, написала, что у них принято просто спрашивать, когда приходит необходимость, не желает ли человек вступить в отношения, правда в случае отказа, любые дальнейшие попытки, расцениваются как нарушение закона и могут повлечь перевод на нижний уровень. Я написал в ответ, что перевода ни на какой уровень совершенно не боюсь, просто не питаю иллюзий. Учитывая свой возраст и незнание языка, не надеюсь соблазнить столь юную и прекрасную девушку, которая судя по всему, годится мне в дочери. Кроме того, я сам не знаю, откуда пришел, но для них, я точно пришел из другого мира, куда и попытаюсь уйти. Что никто здесь, даже не попытался мне помочь, кроме нее, разумеется, и, что я бесконечно ей благодарен, хотя бы за то, что она опять меня накормила. Что и в первый раз, я вовсе не собирался причинять ей хоть какую-то боль или неудобства. И был шокирован ее языком и поведением не меньше нее. Что я абсолютно не понимаю как попал в их мир и уж тем более не представляю, как из него выбраться. Что в моем мире, девушки ничуть не менее прекрасны, но там мы можем общаться на одном языке и там я знаю, как за ними ухаживать, что говорить, а чего нет, если захочется вступить с ними в отношения. Что и у нас, не принято настаивать, получив отказ, правда, это совсем не значит, что дальнейшие попытки запрещаются. И главное, я ничего не могу дать ей взамен, не могу дать ей любви, потому, что знаю, что через пару часов, я все равно пойду пытаться пробить брешь во времени или пространстве, чтобы вернуться в свой мир. Что меня уже наверняка ищут, так как я обезоружил и, по сути, напал на охранников нижнего уровня, пришедших за мной в дом, принадлежащий, по видимому, их правителю. Что они примерно догадываются, куда я мог пойти и попытаются меня поймать. И это тоже вопрос, каких ни будь нескольких часов. Но я не собираюсь  переселяться, ни на какой нижний уровень, потому, что даже их верхний уровень, для меня совсем чужой. Так что если я не буду убит при задержании, то просто застрелюсь, прежде чем закончатся патроны. Словом, при любом раскладе, она разговаривает, если не с трупом, то с привидением, не принадлежащим уже ни к какому миру и просто не успевшему еще, растаять полностью. А разве можно располагая подобной уверенностью, пытаться соблазнять девушку? В своей жизни, я пытался всегда оставаться честным человеком и за всю жизнь, кроме нее, никого не ограбил. Надеюсь, мне удастся сохранить честь и сейчас. И я еще раз прошу у нее прощения, за то свое вынужденное вторжение, за то что почти отнял у нее еду и одежду и за то, что сам того не желая, наверное, очень ее напугал. Мой письменный монолог она читала довольно долго. Пожалуй,  слишком долго. Наверное,  перечитывала некоторые места по нескольку раз. Не известно, насколько точно переводил местный компьютер. Некоторое время, после прочтения, она смотрела куда-то в сторону и, мне показалось, что в ее глазах блестят слезы. Затем она встала, развязала тесемки на тоге и сбросила ее на пол. Постояв так несколько секунд, давая мне полюбоваться открывшимся зрелищем, шагнула ко мне. Я разом забыл обо всех грозящих опасностях.
   Солнце уже клонилось к закату, когда я тихонько выбрался из кровати, где тихим детским сном спала девушка. Стараясь не шуметь, украл несколько тог из шкафа. Затем написал прощальную записку, прося прощения за украденные вещи, благодарил за гостеприимство и рекомендовал немедленно, после прочтения выбросить экран, чтобы не навлекать на себя подозрений. А также никому никогда не говорить, что меня видела. Не потому, что это может навредить мне, а чтобы ни в коем случае, не навредить себе самой. Вдруг ее еще обвинят в пособничестве преступнику, каковым я никогда не являлся.
   До лесной стены добрался уже глубокой ночью и, устроив себе ложе из тряпок, проспал до самого утра. Проснувшись, стал тщательно готовиться к  переходу. Крадеными тогами  обмотал себе ноги, чтобы не пораниться, лазая по деревьям. Пистолет, зарядив на всякий случай, оставил в надетой через плечо сумке. Кутку надел поверх тоги. Посетовал, что неосмотрительно подарил пуговицы и, перекрестясь, полез на дерево.
   Стена леса, как и в прошлый раз, казалось совершенно непроходимой. Вдобавок, тряпки намотанные на ноги, цеплялись за сучки, затрудняя и без того сложный переход. Временами удавалось передохнуть, когда на пути попадались подходящие горизонтальные ветки. Из моей затеи, конечно, могло ничего не получиться. Больше всего я сейчас боялся, что потратив столько усилий, попаду всего лишь к реке, о которой говорил Старец. Но я уже решил, что буду лазать взад и вперед, до тех пор, пока не попаду в свой изначальный лес или пока не столкнусь с разыскивающими меня охранниками. К вечеру, пробираться стало намного легче и в конце дня удалось опуститься на землю. Первым делом прислушался, пытаясь уловить звуки канонады. Но, то ли война закончилась, то ли до поля боя было далеко, то ли переход не удался. Лес молчал. Уже ни о чем не задумываясь и возможно не печалясь, соорудил себе ложе из веток и улегся спать.
   Проснулся от холода. Выпала роса. За время ночевок в нормальной постели, я опять отвык от экстремальных условий и о росе, просто забыл. Теперь вот весь промок. Отсыревшие и замерзшие суставы, почти слышимо скрипели. Пришлось долго их растирать и разрабатывать. На этот раз у меня не было с собой ни спичек, ни фляги. А это обещало дополнительные трудности. Ни костра развести, чтобы поесть, согреться или просушить одежду, ни жажду утолить. Некоторое время грустил об отсутствии вышеупомянутых предметов. В сущности, не так уж много человеку и требуется. Только без этой малости, существовать довольно проблематично. В прошлый раз я брел по лесу несколько дней. Но тогда, путешествие имело много остановок, с разведением костра, приготовлением пищи и прочими сопутствующими делами. Кроме того, тогда на мне была одежда, более приспособленная для лесных путешествий, нежели теперь. Конечно, можно будет поискать ягоды, но чтобы ими наесться, съесть нужно, как минимум ведро. Оружие в теперешнем состоянии, казалось вещью и вовсе бесполезной. Я бы с радостью поменял сейчас пистолет на флягу с водой или на спички.
   На время я предался воспоминаниям. Затем, вернувшись к суровой действительности, подумал, что если идти от лесной чащи, придется топать несколько дней. За это время можно будет потерять все силы или умереть с голоду. Оставалось попробовать идти вдоль лесной стены, влево или вправо. Возможно, в этом случае удастся выйти из леса быстрее. Хотя и не факт. Можно было бросить монету, чтобы выбрать направление. Монеты, правда, не было. Кое-как приведя в порядок свой экстравагантный туалет, пошел от солнца. Продвигался довольно медленно. Приходилось постоянно нагибаться за ягодой. К сожалению, изобилия последней вокруг не наблюдалось, но, то и дело попадались редкие кустики земляники с одной – двумя, не всегда дозрелыми ягодками. Пасясь как козочка от кустика к кустику, я и пробирался вперед. Когда солнце повисло над головой, уже порядком притомился. От бесконечных поклонов, ныла спина. Решено было сделать привал. Несколько минут ушло на поиски наиболее пушистой и мягкой травы. Затем был сон-час. Разумеется, весьма возможно, что это был сон- два часа, или сон – три. Как я уже говорил, спешить было некуда и временные промежутки не имели решительно никакого значения. Можно было просто попытаться выжить и добраться куда-нибудь. В идеале вернуться домой. А в случае невозможности последнего, подстроиться под окружающий мир и начать все сначала. Здесь я склонялся к мысли, что уж лучше запишусь добровольцем на фронт у этих, чем буду подземным заключенным у тех. Ни то, ни другое, конечно не радовало. Но все равно,  рабочие руки требуются везде. И хотя руки у меня не очень рабочие, что-то я делать ими все равно смогу, хотя бы за кусок хлеба. Перебьемся как-нибудь. Язык выучим, ремесла постигнем и все такое. Обо всем этом я думал, продолжая продвигаться в выбранном направлении и срывая по пути ягоды.
   Когда солнце стало клониться к закату,  решил прекратить движение и начать более тщательную, чем вчера, подготовку к ночлегу. Естественно, очень устал. Но, несмотря на это соорудил себе некое подобие шалаша, над почти пуховой периной из травы и еловых веток. При последних лучах дневного света, обобрал вокруг своего стойбища всю ягоду, которую смог найти. Несмотря на прекрасное ложе, спал не слишком хорошо. Во-первых, давал о себе знать накапливающийся голод, а во-вторых, пугали непонятные ночные шорохи. Всякий раз, просыпаясь, хватался за оружие. Но, через секунду все стихало и я опять проваливался в забытье.
   Новое утро, вместо согревающего солнечного тепла, порадовало моросящим дождем. Порадовало, разумеется, в переносном смысле. Идти все равно надо. Сидеть в дырявом шалаше пережидая дождь, да еще на пустой желудок, вообще бесполезно. Промокну все равно, но при этом нисколько не приближусь к цели.
    Вообще, раньше, имеется в виду, в нормальной жизни, вопрос питания никогда не стоял для меня так остро. Блуждая по лесу, я заметил, что силы организма, каким-то странным образом связаны с количеством и качеством поглощенной им пищи. Оказывается, человеческая машина, тоже работает только при наличии достаточного количества топлива. В противном случае, она с каждым часом становится все более маломощной. И работает все хуже и хуже с каждым новым голодным днем. Нельзя сказать, чтобы эти умозаключения вносили что-то новое в науку познания человеческой сущности, но для меня эта зависимость, становилась слишком уж очевидной. Я почти ни о чем не мог больше думать. Все мысли, неумолимо сбивались к еде. Тем не менее, решил не повторять вчерашних ошибок и не стал собирать ягоду, одновременно продвигаясь вперед. Пришлось разделить эти два действия, чтобы путешествие не длилось бесконечно долго.
   Промок я быстро. Удивляться нечему, особенно учитывая облачение. Но, так же быстро  привык к этому состоянию и перестал обращать внимание. Мешала только вода, постоянно текущая по лицу и заливающая глаза.  В целом, ничего страшного. Не знаю, как долго я шел. Мне показалось, что очень долго. Требовалось сделать привал, как-нибудь себя накормить и утолить жажду. Однако без воды и останавливаться не стоило. Временами,  пытался наловить воды ртом, но жажду она, почему-то, утоляла плохо. Да и никак не ловилась в достаточном количестве. Ручеек нашелся только под вечер, когда уже вконец выбился из сил. Ягоды вокруг росло невообразимо мало. Встречал несколько грибов, но сырыми их есть, не решился, а пожарить было не на чем. Оставил их стоять на месте, потом долго облизывался и ругал себя за излишнюю чванливость. Словом,  ужин состоял в основном из воды.
   В эту ночь  почти не спал. Сидеть под деревом было все равно мокро и холодно. Временами приходилось подниматься и бегать вокруг него, чтобы хоть немного согреться. Под утро дождь прекратился. Намаявшись за прошлые сутки, я так и уснул сидя под деревом, совсем незаметно для себя. Проснулся только когда солнце, уже перевалило за полдень. Долго ругался от досады, что проспал половину дня, понимая, что теперь придется сократить дневной переход. Временами, очень хотелось вернуться в сады с фруктами. Можно ведь было попытаться днем прятаться, а ночью спокойно питаться и ночевать в удобных садовых беседках. Правда сколько бы так продолжалось – неизвестно, но ведь и на нижнем уровне, люди чем-то питаются и где-то спят. Может все и не так страшно, на самом деле. Надежды заснуть в этом злосчастном лесу и проснуться в своей постели, не было уже никакой. Хотя для чистоты эксперимента, следовало бы придти в исходную точку и заснуть там. Но где она, эта исходная точка. В знакомом-то лесу, ее можно найти весьма приблизительно. А уж в незнакомом, да еще через такое время и вовсе утопия. Для подобной экспедиции сначала потребовалось бы запастись нормальным снаряжением и провиантом, а уж потом начинать  поиски. С этими мыслями и шел, сколько мог, пока ноги не начали подкашиваться. Может казалось, а может на самом деле лес редел. Я уже отчетливо видел, как садится огромное светило, пытаясь спрятаться от меня за горизонт. Выйти из леса сегодня  уже не смог. Сил не осталось. Поужинал, чем Бог послал и устроился на ночлег, прямо на траве. Строить шалаш совсем не хотелось. Угнетало и то, что никакой канонады, по-прежнему, слышно не было. Так что возможно,  опять зря потратил силы.
   Пробуждение оказалось тяжелым и малоприятным. Болело практически все. И голова, и все тело и живот. Кое-как заставил затекшие мышцы обрести подвижность. Собрал и съел несколько ягод. Медленно побрел вперед. На душе откровенно скребли кошки. По всем подсчетам, уже должен быть отчетливо слышен грохот боя, но вместо этого, вокруг вовсю горланили птицы, радуясь новому наступающему дню. Следовательно, либо опять лес не тот, либо я иду вглубь него. Последнее означало, что вернуться и начать все сначала уже не смогу никогда. Правда, я этого уже не боялся. Стало все равно. Лес почти кончилось, но что было за его опушкой, я пока не видел.
   Я не сразу заметил стоявших на опушке людей и даже не сразу услышал их окрик. Видимо разум слегка помутился от голода и достаточно слабо воспринимал окружающее. Заметил их только тогда, когда раздался неожиданный грохот выстрела. За ним, почти сразу, второй. Что-то сильно толкнуло в левую часть груди. Я покачнулся, но не упал, на секунду замер, прислушиваясь и стараясь справиться с сильной болью в сердце. Такое случалось и раньше. От этого немного темнело в глазах и становилось трудно дышать, но через некоторое время проходило. На этот раз боль становилась все резче и резче. Дышать было почти совсем невозможно. Нужно где-то затаиться и переждать. Поискал вокруг себя глазами и увидел то ли яму, то ли вход в небольшую пещеру. Превозмогая боль,  немедленно полез в это укрытие. Пещера оказалась узким длинным коридором. Настолько узким, что протиснуться можно было, только с большим трудом. Правда, в конце коридора, как водится, совершенно очевидно виден свет. Коридор все сужался.  Его стенки оказались на удивление теплыми, местами даже горячими и влажными.  Это несколько помогало продвигаться. Потолок тоже опускался все ниже. Пришлось опуститься на четвереньки, чтобы хоть как-то двигаться вперед. В какой-то момент, я опустил голову вниз и меж собственных ног увидел не погоню, а себя самого,  лежащего в постели. От удивления остановился как вкопанный и, некоторое время, с интересом разглядывал происходящее. Рядом с постелью, суетились какие-то люди, одетые во все белое. Что они делали, непонятно. Попытался закричать, но не смог. Звука, почему-то, не получилось. Следующей мыслью было немедленно вернуться назад. Но  никак не получалось, ни развернуться, ни двинуться задним ходом. Коридор оказался слишком узок для разворота, а сзади что-то мешало, хотя я никак не мог понять что. Создавалось впечатление, что коридор вдруг стал сзади меня, уже чем спереди, хотя в принципе, этого никак не могло быть. Оставаться на месте показалось  бессмысленным. Нужно было попробовать протиснуться вперед, до выхода, а там либо развернувшись двинуться обратно, либо попытаться обойти пещеру по верху. Силы заметно таяли, поэтому следовало всерьез поторопиться. К концу коридора, даже на четвереньках двигаться стало нельзя. Пришлось лечь и пробираться дальше ползком. Дыхание то и дело перехватывало. Вероятно, я совсем потерял связь с реальность. Мне даже стало казаться, что стены пещеры, то сжимаются волнообразно, то разжимаются, как бы подталкивая меня к выходу. Наконец, я совсем выбился из сил, последнее, на что меня хватило, это чуть-чуть высунуть голову из коридора. В этот самый момент, кто-то осторожно взял меня за голову и немного потянул на себя, как бы помогая выбраться. Затем, я почувствовал, как чей-то палец протиснулся мне под мышку и потянул уже сильнее. Ни протестовать, ни защищаться не было никаких сил. Сознание плавно угасало. Зрение тоже отказывалось подчиняться уставшему мозгу, и я различал только тень и свет. Больше ничего. Тем временем, я совсем освободился от коридора и, почему-то, повис в воздухе. Все тело жгло так, что было невозможно дышать. Я судорожно пытался вдохнуть, но ничего не получалось. И тут кто-то довольно ощутимо шлепнул по заднице. От неожиданности и раздражения я широко раскрыл рот и вдохнул побольше воздуха, чтобы сказать обидчику все, что по этому поводу думаю. Но вместо слов из груди вырвались только какие-то нечленораздельные звуки, более похожие на негромкий вой. Неодолимо хотелось спать. Так хотелось, что не мог разлепить веки. Не взирая ни на какие опасности я засыпал.
   Последним что я услышал, засыпая, были вполне отчетливые слова.  Которые хотя были и не слишком понятны, но все же, вселяли некоторую надежду, что попал к своим. Некоторое время, они еще кружились в моей голове:
- Поздравляю, у вас родилась девочка…
Какая девочка, у кого родилась, думал я засыпая и чмокая непривычно беззубым ртом…