Арштез Пашиньян

Утром меня вызывает врач, он хочет испробовать на мне новый экспериментальный препарат, который он не имеет права выписать без моего согласия. Ему нужна моя подпись.
Дрожащей от неуверенности рукой я ставлю подпись, которая может стать для меня приговором.
Врач просит меня ответить на вопросы анкеты. Я соглашаюсь.
Не кажется ли тебе, что ты не владеешь своими мыслями?
Нет.
Не кажется ли тебе, что люди могут читать твои мысли?
Нет.
Способен ли ты передавать свои мысли на расстояние?
Я начинаю злиться:
Не стыдно ли вам задавать мне такие вопросы?! Ведь я же нормальный человек!
- Нормальный – пока принимаешь лекарства. Перестанешь их пить и тогда сразу научишься и мысли читать и передавать их на расстояние.
И тут я понимаю, что этот умный армянин прав, хотя мне
не нравится его юмор.

- Знаете, доктор, - сказал я, - не столько, чтобы сменить тему разговора, сколько чтобы удовлетворить своё любопытство, - вот Вы держите меня здесь уже девятый месяц, готовите к выписке,
а хотелось бы хоть раз, наконец, услышать – что же на самом деле со мной произошло?
- Парень, ты можешь обращаться ко мне по имени.
- Артез, объясни мне на пальцах, что произошло с моими мозгами на клеточном уровне.
Я до больницы биологию изучал. Так что я – пойму, даже если это не очень просто.
Артез посмотрел на меня глазами человека, который «устал от лжи и пудры», и сказал,
- Знаешь, у нас тут не в каждом случае и, во всяком случае, не всегда принято посвящать пациента
в детали его состояния. Но я тебе скажу. Парадокс и специфика нашей «внутренней кухни», - в том,
что ни один из нас не знает, что с тобой произошло. А диагноз твой мы отяготили десятком симптомов, которые не имеют никакого отношения к истине. Так же как и лечение, тебе было подобранно на половину эмпирически, в чём ты, кстати, мог и сам убедиться. Так что вся наша писанина – нужна только для того, чтобы оправдать наши действия и заставить государство
финансово тебе помогать.
Шизофрения может быть тысячью и одной вещью, и только одно вас всех объединяет.
Вы ставите под сомнение реальность. Или – не доверяете ей, и делаете это каждый по-своему.
Можно сказать, что у шизофреника – своя вера и религия, со своими канонами. И переубедить
человека, уверовавшего «в своё» - не возможно, вот почему приходится прибегать к лекарству.
Проблема также и в том, что больного нельзя назвать оторванным от реальности совсем.
Просто он переживает некоторые фрагменты реальности гипертрофированно. Опять же, - мы не знаем – почему. И вернуть человека к адекватности – сложная задача. Выбор «предмета неправильного переживания» - кажется произвольным.
Тогда я тоже заговорил, - Вот ты упомянул о религии: не значит ли это, что набоковская ремарка
о том, что «шизофрения – начало всякой фантазии» - верна?
- Я думаю, что на сегодня, парень – достаточно, - сказал Артез, неожиданно заёрзав на стуле и занервничав,  как человек, спохватившийся из-за собственной откровенности.
- Свободен.
В словах Артеза было много логики, - сухой логики, в которой моему уму было как-то тесно. Мне больше нравилось выражение «транспсихический прорыв».