Глава 9. Ставка олдермена

  Агата провела рукой по своим темным волосам и вошла в холл. В нем было совсем пустынно, потому что домочадцы суетились в связи с вечерними торжествами и занимались последними приготовлениями своих нарядных костюмов. Где-то рядом невидимой, но ощутимой тенью по переходам и лестницам бродил беспокойный Джозеф. С верхнего этажа доносился веселый смех вперемешку с глухим топотом: Сюзанна, Беатрис и девушки бурно обсуждали предстоящие танцы. Вздохнув, старшая из сестер Уайнхолд присела у окна, разглядывая улицу внизу. Сегодня здесь не показывался ни Аллен, ни Кростен, и можно было просто погрустить о своем, не отвлекаясь на другие заботы. Впрочем, очень скоро шаги за спиной заставили Агату насторожиться. Она обернулась.
- Вы что-то хотели? - чуть слышно раздался ее голос.
- Да, сударыня, - кивнул Карданн, подходя ближе.
- Говорите, - холодно произнесла девушка, отворачиваясь к окну.
- Я давно хотел спросить, если позволите, почему вы так недолюбливаете монастыри, раз уж жили там и укрепляли свое благочестие молитвой, обучением, служением?
- Я не думаю, что должна обсуждать это с вами, но все же, если бы вы побывали там, то поняли бы, что большинство аббатств, которыми столь славится наша земля, в том числе и  бенедиктинские, далеки от соблюдения элементарных норм морали. Иначе многие пастыри не осуждали бы монахов за пьянство и разгул.
- Значит, даже там происходят такие вещи?
- Да, и чересчур часто. Поэтому я не хочу возвращаться в прежнюю обитель. Мне по душе отшельничество где-то в глуши.
- И все же, как бы вы служили другим людям, мисс, когда рядом не было бы никого? Ведь христиане должны помогать друг другу. Так учил мой дядя.
- Это истина. Сейчас во Франции, Уэльсе, Шотландии, на наших рубежах и в море гибнут сотни, тысячи воинов, мужчин и женщин, детей, стариков, истерзанных и измученных. Правда, Бертенфилд? И я не страшусь смерти, болезней, голода, лишений и все, что имею, отдавала бы им без остатка. Но есть вещи, гораздо хуже этих несчастий. Бесчестье, позор. Лишь они и могут остановить. Кто защитит меня там, когда пьяные, разгоряченные битвой солдаты станут делить между собой «трофеи»? Господь знает, что в такие моменты нет среди них христиан.
  Пораженный ее смелой речью, Карданн не нашел достойного ответа.
- Монахини и послушницы говорят, что мы ограждены от всех испытаний молитвой. Что ею мы разомкнем воды в море, получим пропитание с неба, заградим пасти львам. И мы верим в это, ибо по нашей вере воздается нам. Но стоя под навесом в ливень, разве я не знаю, что покинув его, промокну? И зачем мне тревожить всуе Господа своей глупой просьбой о том, чтобы вода не касалась моей одежды? Ведь нужно лишь постоять под навесом и подождать, когда дождь пройдет. А всякое прочее искушает Всевышнего, о чем написано...
- «Не искушай Господа Бога твоего», - кивнул Сэт, слушая.
- Вы правы. А мы нарушаем написанное, прося о несущественных трудностях.
- Вам нужно основать свой монастырь, Агата. Где все было бы так, как должно.
- Вы думаете?
- При возможностях вашего отца и вашем уме, несомненно. А я... Я сегодня утром имел честь сообщить ему, что собираюсь на бал и хотел бы, чтобы вы оказали мне снисхождение пойти туда со мной.
  Воин выпалил это, словно заученный псалом, но на этот раз ответа не последовало.
- Мисс Уайнхолд, прошу вас, составьте мне пару, - заговорил он снова и более вкрадчиво.
- Так вы пришли, чтобы поиздеваться надо мной?
  Агата резко обернулась и измерила его недружелюбным взглядом.
- Отнюдь.
- Неужели? Я еще не простила вам ту бесстыдную сказку, а вы снова начали?
- Я говорю серьезно.
  Последовало долгое молчание.
- Выходит, вы настолько смелы? - чуть мягче поинтересовалась она.
- Выходит, что так.
- Вы ведь знаете, что уже много лет никто не осмеливался говорить со мной на эту тему.
- Да, знаю.
- Тогда кто вас прислал сюда?
- Я не понимаю, сударыня.
- И все же вы волнуетесь, - заметила Агата. - Мой отец? Да, он мог. Или Джозеф, чтобы насолить мне? Вполне вероятно. Даже Хэндж из сострадания. Или Бети в конце концов.
  Карданн понял, что и впрямь теряет спокойствие.
- Так кто?
- Я ведь говорю вам, что это мое личное желание. А ваш отец... Он упомянул о мистере Джейке несколько раз.
- Да бросьте! Если бы Эйлсберри решили поженить нас, все случилось бы давным-давно. К чему тянуть столько месяцев? Родители не стали бы спрашивать нашего соизволения на брак, а просто сделали бы свое дело поскорее. Джейк никогда не выдавит из себя предложения, глупо перекладывать все на его плечи. Значит, отец и мать нарочно тянут, надеясь на иной исход дел. Будь все настолько серьезно, вряд ли бы вы получили разрешение моего отца на посещение со мной Святочного бала.
- Значит, - подытожил Карданн, - ваша помолвка не состоится?
- Все ее ждут, но трезвомыслящие знают, что ей не бывать. Будто вы сами этого не предполагали, - усмехнулась Агата.
- Тогда я имею еще больше оснований просить вас пойти со мной. Вы ведь свободны, не связаны обещаниями. А я всего лишь предлагаю быть вашим кавалером на один вечер.
- И это странно. Мне кажется, сами бы вы не додумались до такого шага. В конце концов, почему не Беатрис?
- Потому что не Беатрис! - неожиданно воскликнул мужчина. - Из всех, кого я знаю, я пожелал бы пойти только с вами и ни с кем больше.
  В смятении женщина быстро встала и прошлась по зале.
- Слышишь, Джозеф? У тебя появился конкурент, - растерянно проговорила она, увидев брата.
- О чем ты?
- Мистер Бертенфилд приглашает меня на бал.
- Вы? - горбун пристально взглянул на Карданна.
- Да, Джо. Если вы позволите.
- А как же... - он поспешно оборвал речь на полуслове. - Впрочем, если отец даст согласие, пусть будет по-вашему. Не стоит сестре всегда ходить со мной. Вы или мистер Джейк, или Уилл, или какой-то другой мужчина - лишь бы Агате не было скучно, и компания оказалась достойной. Пусть и прочие обратят внимание, что ей можно заинтересоваться, что она способна посетить маскарад не только в паре с Джозефом, но и с кем-то иным. Агата пользуется безупречной, хоть и весьма странной репутацией, но я всегда во всем ее всячески поддерживаю, - заискивающе улыбнулся мастер сапожного дела.
- Мы дружны с братом, это так, - кивнула мисс Уайнхолд.
- Я ни коим образом не нарушу вашей дружбы или положения вашей сестры в обществе, - заверил Сэт.
- Что ж, - словно с неохотой делая ему одолжение, отозвалась Агата, - даю вам свое согласие.

  Уже с полудня в Саутворке, ближайшем предместье Лондона, чувствовалось какое-то движение. Из Виндзора и Хартфорда к празднику доставили разную скотину, подававшуюся в качестве угощения, множество свечей и бочонки с пивом, а также коллекцию вин прошлых урожаев. На торжественный вечер к семье Эйлсберри и Уайнхолдам были приглашены старые знакомые со всех уголков Англии. Многие начинали свой путь сюда задолго до начала второй недели января. Ожидались гости из северных провинций, южных земель и Уэльса. В середине дня некоторые прибывшие издалека уже останавливали свои пыльные повозки и взмыленных лошадей перед огромным особняком лондонских друзей-олдерменов. В дверях всех любезно встречали младшие домочадцы из Эйлсберри: легкомысленная и неотразимая мисс Сюзанна и умудренный латинскими книгами мистер Джейк.
  Первыми явились господа Уоттсоны из Чатема, за ними - мистер и миссис Оуэн из Кентербери, потом семья Блэков из Ноттингема, Пэттоны, Джонсоны, Смиты, Майлзы, Брауны, Томсоны и прочие-прочие. К заходу солнца прибывших оказалось настолько много, что, как говорится, и малому яблочку некуда было упасть. Сам бал начинался ровно в шесть вечера. После хорошей встряски намеревались устроить грандиозный ужин, которого все ждали с нетерпением. Сэр Келл находился в центре внимания, он свято чтил все традиции и не заставлял никого скучать. Когда же в Саутворк заявился мистер Хэндж прямиком из Кента, стало еще веселее. До начала торжеств оставались считанные минуты.
  Как уже говорилось, Святочный бал являлся слабостью многих горожан. Он служил хорошим поводом еще раз вспомнить новозаветную историю, устроить народные гулянья, встретиться с друзьями и родными, особенно с теми, кто жил за много миль отсюда. Так, по старшей линии Уайнхолдов в столицу наведывались потомки единственной кузины сэра Келла - Катарины Милред, супруги Джона Милреда, жившего когда-то в Шотландии. Прежде этот праздник посещал и Уильям Кростен, младший брат Катарины и отец Рэндалла, когда возвращался со службы в Уэльсе. Здесь бывал и Хэмфри из Йорка, родной племянник старого Келла, вместе со своими детьми. Помимо них в Саутворке собиралось множество прочего люда, и запомнить всех гостей, приходивших на бал в течение одного вечера, было невозможно.
  Всякий раз в особняке - будь то выбранное на этот раз поместье, или какое другое - среди приглашенных шутов и озорников выбирался самый отъявленный весельчак, которому присваивалась почетная степень «доктора беспорядка». Любимец собравшихся получал титул лорда и одаривался изысканной свитой. Его подручные наряжались также, как и он сам, - ярко, броско, с пестрящими бантами и взвизгивающими колокольчиками. В ходе праздника лорд отвечал за услаждение гостей, организовывал игры, танцы и потехи для горожан. Поздно вечером на балу обязательно раздавали памятные подарки. Кто-то из мужчин наряжался в костюм лошади, а иногда посреди зала вдруг выбегал молодой барашек и, отчаянно блея, увлекал за собой толпу желающих его поймать парней и девушек.

  В тот вечер Карданн лишь успел примерить одежду да размять неуклюжие ноги перед танцами, как уже пришло время ехать на маскарад. Не желая возвращаться в свою спальню с зеркалом на выходе, где ему пришлось столько страдать ночью, молодой воин спросил разрешения у Джозефа переодеться в его комнате. Торопливо вбегая и с грохотом бросив в ящик какие-то вещи со стола, средний из сыновей учтиво предложил гостю войти в помещение. 
- Только закрывайте дверь плотнее, - предупредил он Сэта. - Отец не поощряет тесной мужской дружбы.
- Что плохого в дружбе? - невольно поинтересовался Карданн, раскладывая костюм. 
- Это ведь не выгодная сделка, - пожал плечами Уайнхолд, торопясь стянуть с горбатой спины рубашку.
  Какими странными порой представали в глазах рыцаря лондонские обыватели! Во всем они искали только доход, выигрыш, преимущество. Разве нельзя было вести себя просто, подобно родным братьям? Как часто, оставаясь в сельской кузнице на окраине, Сэт и другие работяги раздевались догола, повязывали полотнища из грубой ткани и словно древние атлеты начинали грохотать огромными молотами по раскаленному докрасна железу. Они ковали там не только оружие, но общую целеустремленность, взаимовыручку, стальные мускулы, несгибаемую волю. Здесь же все казалось каким-то неестественным, лживым, предательским.

  С Беатрис он не обмолвился не единым словом, будто бы не знал ее вовсе. Признаться, он и не предполагал, о чем с ней можно беседовать после всего. Рэнулф отправился на бал вместе с воином и Агатой, но был занят собственными размышлениями. Тут же рядом присутствовал и Джозеф, мрачный и погруженный в себя.
  Точно в шесть грянула музыка. Для этих целей из города были призваны неплохие мастера, усердно терзавшие сонные инструменты. Люди вокруг, радостные и веселые, слепили глаза разноцветными вставками на платьях. Здесь танцевали звери и птицы, шуты и карлики, страшные горбуны и добрые феи, дикари в шерстяных тогах и рыцари с блестящими заклепками, мужчины в обычных кафтанах и женщины с длинными шлейфами, но каждый закрывал лицо маской. Единственное, чего здесь не доставало, это оружия. Даже бравым молодцам приходилось рассекать зал без мечей, потому что железные атрибуты слишком сковывали движения и не давали насладиться праздником.
  Дамы красовались в парадных платьях, с ног до головы в парче и шелке, пытаясь перещеголять друг друга. Впрочем, Сэт не слишком хорошо разбирался в тканях, чтобы делать выводы настолько уверенно. Жены богатых торговцев могли себе позволить настоящие изыски моды, однако здесь присутствовали и люди, достатком куда попроще. Выглядели они, впрочем, тоже неплохо. Но никому на этом торжестве невозможно было сравниться с мисс Беатрис и ее дорогими украшениями, тонкой талией, обвитой нежным розовым одеянием, и веселой маской, скрывавшей милое личико. В каждом ее движении чувствовалось что-то особенное, что раньше никогда не проявлялось. Мелькавшая на губах улыбка отражала известные только ей одной радости. Сегодня ее кавалером был Джейк, а значит, она была освобождена от всяких надоедливых поклонников.
  Когда они появились в зале вдвоем под руку, все внимание сосредоточилось на их фигурах. Вот только кому сейчас завидовали больше - красавице Бети или ее блистательному спутнику? Сказать определенно было невозможно. Сэр Келл просиял, став свидетелем подобного зрелища, и хвастался окружающим с нескрываемым восторгом:
- Это моя дочь! Это моя младшенькая!
  На Сэта и его спутницу, впрочем, тоже глядели с нескрываемым любопытством. Хотя молодого рыцаря мало кто знал, его фигура заметно отличалась от сгорбленного силуэта Джозефа. Небывалый слух разнесся по всему особняку - монашка Агата обрела завидного кавалера, который, к тому же, относился к ней с почтением и рассыпался в любезностях! Жадные до сплетен Эйлсберри подогревали интерес толпы все новыми и новыми подробностями дружбы загадочной парочки. Но молодые люди, казалось, ни на кого не обращали внимания. Некоторые из старейшин недовольно наблюдали за такой неожиданной картиной и оценивали обстановку на празднике, но вскоре сменили гнев на милость, разрешив веселиться всем, даже Агате. Кто-то отпустил шутку, что незнакомец из дома сэра Келла, вероятно, спутал, какую именно из мисс Уайнхолд нужно было пригласить на святочный бал, поэтому и случился такой курьез. Гости хохотали до упаду, веселье достигло своей кульминации.

  Испепелив взглядом яркую пару Джейкоба и Беатрис, Карданн обернулся к Агате.
- Какой успех у вашей сестры, вы посмотрите.
- Вы ревнуете? - усмехнулась спутница.
- Нисколько. Я лишь желаю справедливости.
- А ведь вы заверили меня, и Джозефа, и отца, что хотите пойти на маскарад только со мной. Не жалеете?
- Но это правда, мисс Уайнхолд, и я не отказываюсь от своих слов. Провалиться мне сквозь землю, если бы я оказался тут с Беатрис!
- За что вы так ее невзлюбили? Мне думалось, она нравится вам.
  Карданн бросил из-под маски острый взгляд.
- Такая, как она, не может мне нравиться.
  Наступило продолжительное молчание, потому что все вокруг танцевали и веселились. Сэт догадывался, что Агате не слишком приятно его общество, но соблазн предстать на балу с новым кавалером оказался для нее чересчур велик. Даже такая неприступная крепость, как она, понимала, что отказываться от приглашения в такой ситуации бессмысленно и неоправданно. Бертенфилд являлся единственным мужчиной помимо Джозефа, который не боялся ее выходок, и хотя бы поэтому заслуживал снисхождения. Его настойчивость и бесстрашие покоряли любое адекватное существо вокруг.
  Воин пытался улыбаться, однако лицо его лишь мрачнело. Ему не были близки люди, у которых на сердце жил только обман, чего в свои молодые годы он не мог стерпеть. Он начал подозревать, что старик Уайнхолд оставил его, нищего странника, у себя только затем, чтоб тот занял место Уилла или иного парня. И в будущем его наверняка точно также высмеют и выкинут из дома, а какой-нибудь новый легковерный мужчина станет сидеть за семейным столом напротив Агаты или Беатрис, если она к тому времени уже не выйдет замуж.
  Беднягу Хэнджа вскоре женят на Сюзанне и сбагрят на голову Эйлсберри. Джозеф, доведенный до отчаяния, сбежит из-под родительской опеки искать счастья во Франции подобно Рэнулфу когда-то. А Агата закончит свои дни одинокой и гордой в глухом монастыре. Печальный конец для такой обеспеченной, важной семьи, как Уайнхолды!
- Мистер Бертенфилд, нам пора выходить, - раздался у самого уха Карданна знакомый голос его спутницы.
  Во время нового танца Бети и Джейкоб вновь собрали все улыбки и овации зала. Дамы вздыхали по мистеру Эйлсберри, а мужчины умирали от зависти, что он пришел сюда с такой очаровательной девушкой. К Беатрис все сказанное относилось в не меньшей степени, только наоборот. Кого-то подобное занимало и веселило, у других вызывало немую ненависть и гнев.
  Наконец, Сэт сумел совладать с собой и перестал обращать на них внимание. Разноцветные костюмы двигались по кругу стройными колоннами, поспевая одна за другой. Воин спокойно вышагивал подобно другим и, слегка поклонившись, шепнул Агате:
- Вы хорошо танцуете, чего нельзя сказать обо мне.
- Да, - кивнула она, - иногда у меня бывали партнеры и порасторопней. Но вы немного получше, чем Джозеф.
  Карданн улыбнулся.
- Благодарю вас.
- И все же ваш поступок не укладывается в голове. Зачем вы сделали это?
- Чтобы преподать урок самому себе.
- Но ведь вы увлечены Беатрис, - тихо возразила Агата.
- Нет, я ошибся. И вы, только поймите меня правильно, вы как друг, как сестра гораздо ее лучше и достойнее, - искренно заметил мужчина.
  Неожиданно мисс Уайнхолд вспыхнула, как свеча, словно он сказал ей нечто невообразимое, и не поднимая на него глаз, уставилась на танцующих. Сэт понял, что задел какую-то очень личную для нее тему, и поспешил извиниться на всякий случай.
- Не стоит, - сдержанно произнесла она, - однако прежде вы были худшего мнения о моей персоне. Подумайте, нужно ли его менять.
- Я приехал сюда изменить свою жизнь, а вы толкуете всего лишь об одном-единственном мнении. Уверен, что не пожалею, думая о вас еще лучше, чем раньше.
- Пусть так, воля ваша.
- Что до моих скованных движений, то я никогда не отличался даром в этой области. Я достаточно ловок, но здесь необходимо особое изящество, которого я лишен. Да и вряд ли я вообще способен танцевать, никогда толком не обучался подобному.
  Шумный хоровод гостей прошел между ними и разлучил их. Сэт почему-то обрадовался этому и уселся отдохнуть на скамью, хотя вовсе не устал. Воина не покидали мысли о предстоящей встрече с Нортгемптоном и переживания по поводу того, как граф отнесется к его появлению в своем доме, хотя этот момент мог наступить и не столь скоро, учитывая нередкие разъезды вельможи и занятость делами сэра Келла. К тому же все зависело от некого Ральфа, о котором Карданн ничего толком не знал.   
  Нарушая ход мыслей мужчины, перед его взором возникла Беатрис. Странно, но мистера Джейка рядом с ней не оказалось. Очевидно, веселая толпа и их развела по разным концам зала. Задумавшись, девушка окинула взглядом костюм ирландца и улыбнулась. Через пару мгновений ее окружило сразу несколько крепких парней, желающих пригласить на танец очаровательную даму. Наблюдая за их притязаниями, едва не сошедшими на грубость, и дерзкими ухмылками, Карданн не вытерпел и, скрепив сердце, вмешался в эту неприятную сцену. Он постарался как можно спокойнее унять разгоряченных молодых людей и увлек девушку за собой. Неожиданно для себя воин оказался с ней посреди холла.
- Благодарю вас, сэр. Теперь вы просто обязаны побыть со мной, - пролепетала Беатрис, и только тогда он догадался, что она не узнала его в маске.
  Воин промолчал.
- Как смешно вы танцуете, - невольно улыбнулась Бети.
  Видя, что спутник не отвечает, она слегка покраснела.
- Что же вы не подарите мне пару слов? Или вы обиделись? Простите меня.
  Но он продолжал молчать.
- Да вы умеете разговаривать? - полушутя спросила девушка. - А знаете, хорошо, что я могу потанцевать с вами. Мне так стыдно быть здесь с моим кавалером. Я чувствую себя подлой и несправедливой по отношению к окружающим. Не ухмыляйтесь, сударь, я говорю правду.
- И относительно друга вашего отца вы тоже испытываете угрызения совести? - наконец, произнес Карданн.
  Бети вздрогнула.
- Ваш голос! Я знаю его.
- Несомненно.
- Мы знакомы с вами! Но я не вполне уверена. Кто вы?
- Если знаете, вам лучше покинуть меня.
- Почему?
- Вряд ли после всего я смогу остаться искренним с вами. Я понимаю, вы испытывали неприязнь к Уиллу, но стоило ли так поступать со мной? Теперь все сложилось согласно вашим чаяниям. Будьте счастливы и не делайте вид, что сострадаете кому-то.
- Бертенфилд, - бледнея, прошептала Беатрис.
  Сделав шаг назад, она изумленно глядела на него. Воин усмехнулся, заметив ее смятение, и хотел произнести еще пару веских фраз, но девушка, закрыв лицо руками, поспешно выбежала из залы в сад. Почти сразу в памяти мужчины прозвучали слова мистера Уайнхолда о том, что его дочерей следует оберегать, не отпуская никуда в одиночестве, тем более сейчас, когда опасность исходит от Аллена и Кростена. Нехотя он последовал за ней, пробираясь через толпу веселящихся гостей.
- Вот вы где! - подоспев, Агата коснулась рукой его плеча.
- Простите, мне надо идти.
- Куда вы спешите, сударь? На этот вечер вы мой кавалер, разве забыли?
  Но Сэт не ответил на замечание, исчезнув за дверью.
 
  Здесь, в большом зимнем саду было темно и холодно. Длинные полосы света, отбрасываемые через высокие окна на снег, заканчивались в нескольких шагах от особняка, и далее начиналась неизведанная, поглощенная густым мраком земля с очертаниями причудливых коряг, тонких изгибов ветвей и силуэтами других строений поодаль за дорогой. Обернувшись несколько раз, мужчина попытался отыскать Бети, но не смог. Возле угадывавшегося в темноте дерева он разглядел фигуры двух людей.
- Простите, вы не видели здесь мисс, покинувшую праздник? - обратился к ним воин.
- Не мешай! - произнес женский голос и рассмеялся. - Лучше вали отсюда!
  Промолчав, Карданн направился вглубь сада. Холодный воздух проникал под одежду и неприятным ознобом покрывал спину. Пройдя вдоль ограды, воин повернул назад, и только тут до его слуха донесся тихий шорох и сдавленные рыдания, которые едва можно было разобрать в порывах ветра. Подойдя ближе, он увидел светлое пятно, сидящее на невысокой скамье.
- Беатрис, - тихо позвал ее ирландец. - Здесь такая стужа, давайте вернемся в дом.
  Заметив его, она отпрянула.
- Уходите. Зачем вы преследуете меня? Я хочу быть одна.
- Я не могу вас оставить здесь.
- Вы подлец! Я не ожидала от вас такого.
  Карданн непонимающе покачал головой.
- Вы ведь благородный, добрый человек. Зачем вы поступили так со мной? Если бы я могла предположить, что вы станете вести себя подобным образом, я бы не опустилась до того, чтобы поддерживать с вами общение! - выпалила девушка, смахнув слезы.
- И все равно мне не ясно, о чем вы говорите, сударыня. Кажется, я сделал все, как вы сами того желали.
- Да как же вы не понимаете? Что за дурацкую выходку вы затеяли с Агатой? Почему? Разве я не достойна была дождаться приглашения от вас?
  Сказав это, она тут же смутилась. Отчаяние и праведный гнев заставили ее на миг забыть о былой скромности, смирении, и, внимая собственной речи, Бети не узнавала себя.
- При чем здесь я? - спокойно возразил Сэт. - Вы требовали мистера Джейка, и теперь он с вами. Стоило бы поблагодарить на вашем месте.
  Поджав губы, она прошептала:
- Я хотела пойти с вами.
- Это ложь.
- Вы не знаете, что есть ложь. Когда-то Джейк был мне дорог, и я думала о том, что Агате очень повезло, что скоро состоится их помолвка, а я буду вынуждена принять предложение Уилла, которого не могла видеть! А потом я смирилась, решила, что все к лучшему, ведь в нашем доме появились вы, и отец так проникся к вам. И вы, словно настоящий рыцарь, храните наш очаг, нашу семью. Вы стали нам братом, другом, помощником!
- Выходит, вслед за Уиллом и мистер Джейк стал вам не мил? - усмехнулся воин.
  Девушка промолчала.
- Я свободный человек и имею право приглашать, кого захочу. Сэр Келл разрешил мне пойти с вашей сестрой, поэтому на маскараде я с ней. А вы танцевали там прекрасно и выглядели очень счастливой, не замечая меня вовсе, так с чего же вдруг столько уныния? 
- Это маска, Берт. Я сделала вид, что все в порядке. Но я много раз обращала внимание на Агату и на ее спутника. Ведь очевидно, что на этот раз она оказалась в паре не с Джозефом. А после, когда я поняла, что это вы...
- В вас пробудилась совесть.
- Я не знаю, кто вас надоумил на то, что я довольна всем происходящим, - пожала плечами мисс Уайнхолд. - Разве я просила вас когда-нибудь, чтобы вы помогли мне расположить к себе Джейкоба? Я ведь всячески намекала вам, чтобы вы пригласили на Святочный бал меня, но вы выбрали Агату. Хотя, постойте. Не Сюзанна ли беседовала с вами об этом?
- Нет, я... догадался сам.
- И вы нарочно так поступили, чтобы я наслаждалась обществом Джейка?
- Не знаю, сударыня, - замялся Карданн. - Я сделал то, что сделал. В угоду ли вам, из почтения ли к вашей сестре, или чтобы поумерить собственную гордость, - все сразу, наверное. Я считал, что раз ваша мечта исполнилась, то я смогу вывести в свет мисс Агату, доставить ей приятные минуты. Она решила, что я предпринял это из-за чьей-то прихоти, но она сама удивительна, как я уже говорил вам. В ней столько загадочного, столько...
  Он остановился, потому что Беатрис, кажется, снова вытерла слезы.
- Продолжайте.
- Не могу, мисс. Я произнес слишком много лишнего, всего, о чем должен был лишь подумать, но не облекать это в слова.
- На мне та же вина, сударь.
- Вы еще молоды, а я несу ответственность за происходящее. Так что виноват во всем я.
  Девушка задумалась.
- Вас задел тот случай с Уиллом, и вы боитесь оказаться на его месте, не так ли? Вы боитесь моих братьев, отца, племянников из Виндзора, потому что они имеют власть, в то время как вы все лишь странник, путешествующий по чужим землям. Не не нужно опасаться! Папа сказал мне, что если я испытываю симпатию к Уиллу, то могу принять его предложение и беспрепятственно выйти за него. Понимаете? Он не отговаривал меня, только просил подумать, как следует. Но я думала, что... что люблю Джейка, правда! Но после осознала, что это лишь мое воображение, пустое и ненастоящее. Простите мне мою глупость, как рыцарь. Простите из великодушия. Я не знала, что делать. Не знала и не знаю, как поступить! Не судите меня так, как вы это делаете, - она вновь заплакала. - Вы пришли вытащить из меня всю душу, и вам это удалось!
  Карданн почувствовал ужасную тяжесть на сердце. Он не понимал, не мог принять своим разумом поведение девушки, но в то же время ее боль, обида, муки потерянного создания, сбившегося с ясного пути, передались ему так, словно он ступал той запутанной дорогой, ведущей к бездне неизвестности.
  Он попытался обнять Бети, чтобы утешить, но она уклонилась от его рук и направилась к дому, откуда порывы ветра иногда доносили глухое бренчание колокольчиков.
- Беатрис, тогда простите и вы меня, - нагнав мисс Уайнхолд, мужчина попытался задержать ее. - Если все так, как вы рассказываете, я был несправедлив. Но поймите, что я ничего не знал.
- Ваши извинения мне уже не помогут, сударь. Они подоспели слишком поздно.
- Никогда не поздно просить прощения, если испытываешь стыд и раскаяние.
  Она не отвечала, опустив глаза.
- Могу я надеяться на вашу снисходительность, как вы - на мое великодушие?
- Вы рыцарь, а я всего лишь слабая дама. И несмотря на это, вы каждым своим взглядом осуждаете меня.
  Она, наконец, посмотрела на него, но Карданн, к счастью, не обнаружил с ее стороны ни гнева, ни ненависти по отношению к себе. Лицо девушки, едва освещенное далекими огнями, вдруг преобразилось и стало таким естественным, каким не бывало прежде. Воин улыбнулся, вспомнив, как часто он видел Бети в особняке и на улицах Лондона, но всякий раз перед ним представала словно не она, а рукодельная кукла наподобие той, что он смастерил для Эмили на Рождество, только Беатрис все же была живой, но как бы сделанной при вмешательстве сэра Келла, его богатых товарищей, их жен, братьев, Сюзанны и подруг. Все они, не задумываясь, лепили из мисс Уайнхолд определенный стандарт английской горожанки, которая растет в семье зажиточного олдермена, не зная бед и лишений, воспитывается в соответствии с установленными нормами эпохи, ведет себя так, как положено и как требует того общество, пока не достигает нужного возраста, чтобы оказаться выданной замуж. И год из года, столетие в столетие все повторяется совершенно одинаково. Агате повезло: огромными усилиями и ценой насмешек, изгнания, непонимания она сумела рассечь замкнутое кольцо острым мечом несогласия, в то время как Беатрис осталась заложницей навязанного ей образа жизни, даже не считая его каким-то неправильным или несправедливым. Но при этом ее внутреннее «я» иногда вдруг просыпалось, вырывалось из глубины, пугая девушку, и в отчаянии стремилось найти опору, но не находило. Подлинные переживания, связанные с балом, масса ярких впечатлений и эмоции сегодня как раз достучались до ее похороненного окружением живого огня, который никогда не гас в Агате, и Бети, не боясь, говорила все, что лежало у нее на сердце, высказывала собственные беспорядочные мысли, а не заученные фразы, произнесенные кем-то другим. Карданн радовался, что в его собеседнице оставалось еще что-то настоящее, искреннее, чего он не мог отыскать у многих представителей дома Уайнходов и всех прочих, кого он видел здесь. Именно такие люди, думал он, откроют новые земли за горизонтом, не слушая заикающуюся толпу с ее убеждением, будто на другом берегу реки нет жизни. Именно такие люди будут поэтами вроде Чосера и Легленда. И всегда во всем они будут впереди.
  Когда Сэт очнулся от своей радости, он заметил, что Беатрис сжимает его руку. Дрожа, но сгорая от любопытства, она смотрела в его глаза. На мгновение воин приблизился к ней, явственно ощущая теплое дыхание девушки посреди океана ледяного воздуха, но, опустив веки, он невольно, словно по озарению свыше представил вдруг темные вьющиеся локоны Мари и старый камин, медленно догорающий к утру в далеком Грё.
  Побледнев, Карданн качнулся, и, теряя равновесие, сделал шаг в сторону.
- Извините, - прошептал он с трудом.
  Бети испуганно уставилась на него, после чего огляделась и, окончательно придя в себя, быстро направилась к дому. Воин, оставшись один, выдохнул с невероятным облегчением. Как повезло ему, что в саду не оказалось свидетелей этой сцены, когда он едва не поддался мимолетной слабости. Задыхаясь от нахлынувшего ужаса и стыда, он расстегнул давивший шею воротник. В сознании вновь ясно предстал образ Мари. Карданн обхватил голову руками, как совсем недавно перед сном, и, мучимый совестью, собрался покинуть Саутворк вовсе, однако совершенно не разбирая дороги, наткнулся вдруг на прятавшегося в темноте Джозефа.
  Пристально глядя на рыцаря, он скривил рот в ехидной усмешке, и, одернув кафтан, заискивающе поклонился.
- Вы познакомились с кем-то из моей гильдии? Здесь много мастеров.
- Простите, Джо. Я еще не нашел для этого времени, - хрипло отозвался Сэт.
- Если вы желаете, я могу устроить вас. Раз уж вы кузнец и хорошо обучены своему ремеслу, в чем я не сомневаюсь, то могли бы работать в моем цеху, подковывая сапоги, как копыта лошадям, чтобы подошва не снашивалась так скоро.
  Карданн кивнул, не понимая, почему Джозеф вдруг завел этот разговор.
- Я подыскал вам в одном трактире хорошую комнату, Берт. Вы ведь с превеликим удовольствием покинете наш дом, не так ли?
  Странно улыбнувшись, горбун продолжал:
- Вряд ли вы ощутите какую-либо нужду. Я постараюсь во всем вам помогать, словно вы мой брат. Вы ведь понимаете, что у старика более оставаться нельзя. Как друг, я не советую вам медлить.
- Что вы хотите сказать, Джо? Неужели я провинился чем-то перед сэром Келлом или вашей семьей? Вы толкуете так, будто меня там совсем не ждут и собираются выкинуть на улицу при возвращении. Что я сделал?
  Собеседник остановился в дверях, но ничего не ответил.
  Через мгновение Сэт оказался в шумном, душном зале, где продолжались торжества. Несколько раз обойдя столы вместе со свитой лорда беспорядка и кричащей лошадью, он отыскал Агату и сел рядом с ней.
- Какой у вас отвратительный вид, - проговорила она, рассмеявшись.
- Благодарю. У меня была непростая прогулка.
- С моей сестрой? Я не могла найти ее здесь.
- Мне кажется, я... обидел ее.
  Агата опустила голову.
- И меня тоже, Бертенфилд.
  Карданн открыл рот, пытаясь горячо возразить, но девушка знаком велела ему молчать.
- Я старше вас. По сравнению со мной, вы и Беатрис - еще дети. Если вы росли в Бургундии, вдали от людей, вам не понять, какие интриги иногда случаются в обществе, особенно в присутствии женщин. Вас никто не искушал в подобных вопросах, никто не вводил в заблуждение по сотне раз на дню, никто не пользовался вашим доверием и честностью, преследуя подлые цели и пытаясь заманить вас в капкан, словно на охоте. Вы наивны и думаете, что вокруг живут идеалы вроде тех, какие описывал вам ваш преподобный дядя, но в жизни все не так. Выбросьте из головы любую надежду, что вы питали когда-то. Не думайте, что за стенами монастырей царствует лишь молитва и благочестие, а если вы проживаете в семье олдермена, то она окажется более порядочной, нежели простые люди в крестьянском угодье, грубые, но хотя бы справедливые.
- Простите меня.
- Это вы простите нас, Берт. Ни наш дом, ни Саутворк не достойны вашего присутствия здесь. Мужчины вроде вас должны оставаться в замках, как у лорда Бракли. А я - жить в отшельничестве. Мы должны оградить себя от этого мира.
- Выходит, вы потому хотите выставить меня, что я воспитан лучше, чем вы рассчитывали?
  Агата повернулась к нему.
- О чем вы?
- Только что Джозеф намекал мне, что я должен убраться подобру-поздорову из особняка вашего отца. Я посчитал, что провинился как-то перед вашей семьей, но дело, оказывается, в другом. Нет уж, сударыня, я намереваюсь держать слово перед сэром Келлом, если он потребует от меня объяснений, а не прятаться по трактирам, словно трус. Хотя я согласен, что слишком долго пользуюсь вашим гостеприимством. Уже больше месяца я разделяю с Уайнхолдами кров, хлеб, одежду и радости, но очень скоро я постараюсь отплатить вам за всё должным образом. Как только разберусь с делами, что привели меня сюда, - заверил Карданн.
- Возможно, брат хочет избавиться от вас, потому что переживает за Бети, - проговорила Агата. - Она слишком легкомысленна, склонна к переменам. Видный мужчина, к тому же холостяк из загадочной далекой страны - вы любой горожанке покажетесь в диковинку. Немудрено, что девочка могла вами увлечься. А вы молоды и можете заинтересоваться ей, если еще этого не сделали. И даже ваше разочарование сегодня на балу не помешает общей картине. Джозеф желает предупредить дальнейшее развитие подобного сюжета.
- Вы говорите так, словно ревнуете меня к ней, - начал защищаться Сэт. - Я повторюсь: ваша сестра мне безразлична. Опасения Джо ничем не подкреплены кроме его собственных догадок.
- И тем не менее, - не сдавалась Агата. - Думаете, я не заметила, с каким лицом вернулась из сада сестра? Зачем вы довели ее до слез? Неужели нельзя было утешить вашу задетую гордость по-иному?
- Ваш брат следил за нами. Он находился рядом и все слышал. Я попросил у Бети прощения, он подтвердит вам. Больше я к ней не приближусь.

  Ужин показался воину долгим и нестерпимо скучным. Гости продолжали веселиться, плясали, играли, пели и поглощали блюда с поразительной скоростью. Мужчина насытился одним пирогом и при первой же возможности покинул праздник.

 Беатрис больше не витала в облаках и не поражала всех без исключения своим поведением. Она внимательно, но без любопытства слушала разговоры окружающих людей, отвечая на вопросы довольно небрежно, и была погружена в себя. Девушки вокруг напевали веселые мелодии, демонстрируя отменное настроение, изящно двигались и кружили, но ее ничто не могло отвлечь от каких-то печальных, одной ей известных переживаний. Старый мистер Уайнхолд не придавал происходящему значения до тех пор, пока не находилось причины для беспокойства. Он знал, что Бети в виду юных лет могла вести себя несколько отрешенно, вздыхая из-за девичьих грез, тем более, что такое уже случалось. Однако теперь, когда она стала скрывать от отца гнетущую ее печаль, чего прежде он никогда не замечал, хозяин лондонского особняка потребовал от дочери откровенной беседы.
- Дорогая моя, я всегда уверял, уверяю и буду уверять, что обеспечу тебя только добром и благом. Но у меня такое чувство, словно между нами образовалась пропасть. На днях я спросил тебя, кому ты решила подарить тот старинный кинжал, что я позволил тебе взять из моей коллекции оружия. Ты ответила, что пока не знаешь, и я не настаивал и не торопил тебя дать мне окончательное слово, потому что ты все равно бы промолчала. Вчера я поинтересовался, как прошел бал, которого все так ждали, и довольна ли ты своим кавалером, ведь когда-то ты мечтала танцевать с Джейком, а тут благодаря смелости Берти все осуществилось самым необыкновенным образом. И что же? Вразумительного объяснения я, позволь заметить, не дождался. А сегодня ты перестала есть, сидишь у окна и постоянно грустишь, как будто серьезно больна. Мне хочется знать, в чем дело? Я же твой отец, Бети! Неужели ты совсем меня не любишь? - старик, произнося длинную речь, взволнованно взглянул на Беатрис.
- Что ты говоришь, отец? Конечно люблю! - она крепко обняла его.
- Тогда ответь, что же произошло?
- Я не знаю, - отозвалась девушка. - Во мне словно изменилась какая-то черта.
- Значит, ты нездорова?
- Нет, я совершенно здорова. Это другое, нечто странное.
- Не мучай меня, Бети! Говори, как есть.
- Это вроде... - она прошлась по комнате, рассматривая стены, - вроде того, как когда один человек, который тебе совсем, - Беатрис выдержала паузу, подбирая слово, - совсем не нравится, вдруг становится почему-то дорогим. Я ведь не знаю, смогу ли объяснить это, отец.
- Ты ведь говоришь не о Джейкобе?
- Нет, мистер Эйлсберри тут ни при чем.
- Значит, и на балу тебе с ним было плохо?
- По правде сказать, да.
  Келл призадумался, не спуская глаз с дочери.
- Понимаю, тебя смущает и угнетает этот разговор, Бети. Со мной ты не можешь стать такой же откровенной, как с Сюзанной. Или как с твоей покойной матерью, будь она жива. Женщины обсуждают все по-своему, доверяя друг другу, в то время как в моем присутствии находятся мелочи, скрываемые тобой волей-неволей. Ты уже не девочка, которая прежде делилась со мной всем, не размышляя, правильно она поступает или нет. Ты повзрослела, приняла вид зрелой девушки, молодой дамы, и у тебя появились от меня секреты, раскрывать которые ты не спешишь. Все так, я не спорю.
- Отец! Ты убиваешь меня этими словами! - Беатрис прильнула щекой к его руке. - Ты мне всех дороже на свете. Я просто... Кажется, я просто...
- Просто тебе нравится какой-то мужчина, - договорил за нее старик. - Раньше им являлся Джейк, и ты избегала общества Уилла, а теперь его на смену пришел другой.
- Выходит, что так. Я ветреная и непостоянная, мне так стыдно, - она едва не заплакала.
- В юности все переживают подобное, не сокрушайся, дитя мое. Лучше намекни мне, кто этот человек. Я его знаю?
  Беатрис кивнула, покраснев.
- Вы познакомились с ним гораздо раньше святочного бала?
- Да.
- Он из наших гостей?
- Он... он наш жилец.
- Берт? - улыбнулся сэр Келл. - Я почему-то так и думал. Не сторонись меня, дочка. Не отворачивайся из-за этого. Ты мучаешься, я вижу, но причина твоя не столь ужасна, как я предполагал. Не нужно бояться говорить мне правду.
- Я так переживала, отец!
- Знаю, - хозяин дома обнял Бети, успокаивая. - Что же мне с тобой делать? Я не могу не одобрить твой выбор, потому что он достойный человек. Сколько бы я ни умалял его заслуги перед нашей семьей, все равно Берт воплощает в себе многие рыцарские черты. Он смышлен и способен принести выгоду, несмотря на бедность. Если бы вы пошли на маскарад вместе с ним, если бы он пригласил тебя, у меня не возникло бы сомнения, что ты дорога ему. Я не постыдился бы представить его, как твоего жениха, клянусь! Но Берт сам, добровольно избрал в партнерши Агату. Видит Бог, я не пытался содействовать этому. Да, старшая сестра должна выйти замуж прежде, ей супруг необходимее, нежели тебе, учитывая вашу разницу в девять лет. Ты можешь решить, что именно я вынудил Берта стать на вечер кавалером Агаты. Но нет. И теперь я имею основания полагать, что он заинтересован ей более.
- Я думала, что нравлюсь ему, - прошептала девушка.
- И я тоже. Да и остальные, уверен. Вы молоды, подходите друг другу. Любой мужчина на его месте выбрал бы тебя и остался бы доволен. Знаешь, когда разбивают горшок, он иногда разваливается на две части, и если их соединить вместе, то края в точности совпадут, повторяя линию разлома. Требуется лишь залить ее клеем, и они будут прочно держаться, словно никогда и не были врозь. Точно также мне казалось в отношении вас с Бертенфилдом, кабы не его странный поступок. Но твоя сестра, Бети, не безобразна, как принято считать, и не безумна. Видишь, случаются моменты, когда не все вокруг восхищаются лишь тобой, а Агата прозябает в твоей тени, довольствуясь обидными прозвищами и нелестными эпитетами. С кем ее только не сравнивали за последние годы! И все же она моя дочь. Я люблю ее, как и всех вас. И ты, не взирая на подобные обстоятельства, не должна таить на нее обиду.
- Джейкоб говорил, что я достойна лучшего, что Уилл мне не пара. Что кавалеры наперебой судачат обо мне. И все же Берт не в их числе. Должно быть, я задела его прежде, обронив неосторожное слово. Или он верен только ему известным правилам. А на балу он обидел меня, очень сильно.
  Опустив глаза, девушка неторопливо поведала сэру Келлу все, что произошло между ней и Карданном во время танцев и в саду, не упомянув, однако, о несостоявшемся поцелуе. Старик внимал дочери с интересом, иногда страшно гневаясь, но в конце концов не нашел, за что воина можно было бы серьезно наказать. Действительно, Сэт не совершил никакого злодеяния, ничем не оскорбил Беатрис, разве что только своими заблуждениями, в истинности которых он был уверен.
- Что ж, некоторые вещи для меня разъяснились, - заключил хозяин дома. - Вероятно, Сюзанна или Джозеф, способный подслушать вашу с ней беседу, или кто-то из слуг намекнули Берту, что он должен так поступить. Сам он, конечно, никогда не выдаст этого подлеца. Однако он, как рыцарь, мог обойтись с тобой помягче. Я хоть и не злюсь, но все же не вполне доволен им.
- У него такое мужественное лицо, серьезное и даже хмурое, - улыбнувшись, прошептала девушка, - но при этом не грубое, а определенно красивое. Серые или голубые глаза, очень добрые и глубокие. В них поместился бы весь мир! Он высок ростом, стройный, хорошо сложен. Широк в плечах, но немного сутулится. Я бы хотела, чтобы его осанка была лучше. Он воспитан, многое повидал, держится уверенно и мало говорит.
  Слушая ее, старик рассмеялся.
- Бети, да ты влюблена в него!
 Она побледнела.
- Я не буду тебя ругать, дитя. Успокойся.
- Что мне теперь делать, отец?
- Ничего. Я поговорю с ним об этом.
- Но зачем? Ведь я не нравлюсь ему.
- А разве ты не хочешь узнать истину?
- Вовсе нет!
- Почему?
- Страшно ведь, отец.
- А оставаться с ним в саду ночью один на один было нестрашно?
- Но он же ничего мне не сделал.
- Твое счастье, Бети. Ладно, вели кому-нибудь, чтоб позвали его ко мне. Я желаю видеть его прямо сейчас. А тебя, пожалуй, запру в комнате.
  Не решаясь перечить отцу, она поспешила выполнить его поручение.

  Личный разговор с глазу на глаз всегда настораживал Карданна. Еще не зная, о чем его станут спрашивать, он уже имел предубеждение против подобной беседы. Воин не рассчитывал, что сумеет так быстро дойти до комнаты хозяина дома, но радовался, что не сбежал после слов Джозефа и мог разрешить все сомнения пересказом из первых уст. Он намеревался отстаивать свою правоту и порядочность, не позволяя никому мешать его имя с грязью. Легкое волнение вместе с любопытством притупляли чувство осторожности. Мужчина решительно открыл дверь и вошел.
  Старик сидел в кресле, задумчиво потягивая из кружки эль. Воздух вокруг был пропитан ароматом трав и настоек. Книги покоились на прежнем месте, свечи еще не зажигались. Умиротворенная обстановка не предвещала бурю.
  Услышав шаги, Уайнхолд медленно открыл один глаз, затем другой, сощурился и уставился на пришедшего, словно видел его впервые. Неясный страх зашевелился в груди ирландца от столь загадочного поведения хозяина дома, но мужчина никак не проявил этого. Изучающе глядя на молодого человека, Келл всем своим видом демонстрировал, что знает нечто, неимоверно жуткое и разоблачительное, а потому Карданн невольно начал вспоминать, что плохого он успел совершить с момента приезда в Англию. Но на ум не приходило ничего, кроме сцены с Беатрис минувшей ночью. Скорее всего она выдала тайну их разговора, от обиды неудачно приукрасив ее.
- Вы побледнели, мистер, - проговорил старик, не торопясь.
  Воин продолжал молчать.
- У меня к вам серьезное дело, не скрою. Но волноваться не стоит, дружище.
  С плеч Бертенфилда словно свалилась гора. Он решил, что самая страшная опасность миновала его и осталась позади после столь радушного приветствия.
- Я вас слушаю, сэр.
- Тогда садитесь, потому что слушать придется много. Так вот. Я решил поведать вам одну историю - историю, которой я горжусь и стыжусь одновременно. Вы уже отчасти слышали ее, отчасти она покажется вам новой.
  Мой дед был потомком того человека, что ездил на Восток отвоевать Гроб Господень у неверных. Оттуда он привез несколько ценных трофеев, какие достаются на войне, а также фунт золота и лихорадку, которая в конце концов и сгубила его. К сегодняшнему дню наш род мог бы затмить своим блеском дома Ланкастеров и Йорков, но мой прадед старательно свел все труды своих предшественников на нет. Таким образом, отец моего отца всю жизнь прозябал в нищете, знакомой только жителям Нормандии и Шампани. Он не гнушался никакой работы, брался за любое грязное и тяжелое дело. Умирая, дед оставил моему родителю, Роберту, неплохие деньги, которыми сам не пользовался ни разу. Да, славный Эдуард покровительствовал ему, но старик не щадил себя не только на поле боя, но и в мирной жизни. Мой батюшка, тогда еще Джерардс, оказался прекрасным сыном, свято чтущим и прекрасно исполняющим свой долг. Он не тратил ничего из того, что досталось ему в наследство. Полуразвалившуюся пивоварню он обустроил так, что теперь в нее захаживают многие почтенные люди. Роберт первым из нашего рода приобрел дом подле сердца Лондона рядом со знатью. Мой отец умел делать деньги из ничего, о нем слагали легенды! Я и не мечтаю походить на него, это никому не под силу. Именно Роберт Джерардс привел в порядок все наши поместья, земли, хозяйства, наладил отношения с родственниками, поддерживал свою сестру, вошел в состав лондонского самоуправления и передал все, что он накопил за эти годы, мне. Я работал, не покладая рук, жил впроголодь всю юность, копил какие-то гроши, чтобы отец не разочаровался во мне. И он всегда был мною доволен.
  Однажды отец сказал мне: «Келл, сын мой. Наш родной дед был нищим, как церковная мышь. Когда-то имя Джерардсов втаптывали в грязь, что стоит на Чипсайде, а твой кузен слыл самым страшным пьяницей на весь Хартфорд. А ныне? Ты видишь, что стало ныне? Все, что ни окружает нас, - парчовые подушки, тканые ковры с Востока, серебряная посуда, картины, книги, оружие, мебель, дорогие камины - все это принадлежит нам. Генри Джерардс, приближенный Эдуарда Третьего, возродил наш род. Я, Роберт Уайнхолд, этот род продолжил, хотя твоя тетя Элейна Кростен всячески пыталась этому помешать. Не верь Кростенам, они дурны. Так что вся надежда ложится на тебя и на твою сестру. Но она, как любая девушка, выйдет замуж и уедет отсюда, а ты останешься, Келл Уайнхолд! Ты навсегда останешься здесь. И я, - сказал он мне, - я старался не для себя. Единственное, чего я хотел, - чтобы ты вырос богатым человеком! Но не просто богатым, а честным, умным, порядочным. Вот, что главное, сын!»
  Когда отец говорил это, я плакал. Плакал, потому что когда-нибудь буду иметь счастье сказать тоже самое своему наследнику. Я тоже мечтал только об одном - чтобы мои дети никогда не познали нужды. Но чтобы при этом они выросли достойными носить имя Уайнхолдов, принадлежать столь великому роду, созданному руками деда и отца. Я растил своих первенцев - умершего в младенчестве Роберта и Келла-младшего, которого мы до сих пор называем просто Келли - со всей строгостью, ровно также, как учил меня отец. Вы не знакомы с Келли, он и Роуз живут вблизи Виндзора, но спросите, кого угодно, любой скажет вам, какой это прекрасный, добрый человек! Он самый лучший мой сын, самый преданный! После себя я с радостью оставил бы ему все наследство, все дома и владения. С юности он занимается нашим семейным делом и помогает мне. Но, Берт, - покачал головой хозяин, - Келли болен. Он захворал очень серьезно и медленно угасает. Что я только не предпринимал, чтобы помочь ему! Видит Бог, все мыслимое и немыслимое лечение, существующее на свете! Вы не представляете, какого это. Как жить с такой гнетущей ношей, как думать день ото дня и ждать, что вот-вот из Виндзора гонец принесет страшные вести. Я решил не мучить его, дать возможность спокойно окончить свои дни вместе с женой и детьми без воплей Джозефа, без ссор с Агатой, которые мы часто устраиваем, без мельтешащих подмастерий и торговцев, снующих здесь почти каждое утро. Без любопытных Эйлсберри, которым всегда есть дело до чужого горя. Я скрыл его там, в провинции от всех невзгод. Надеюсь, что поступил правильно.
  Только вообразите, Берти, какого сына я теряю. Он был бы лучшим наследником, настоящим Уайнхолдом. Но я знал о его болезни давно, очень давно, и не смог с ней справиться. Лекари сказали, что остается лишь уповать на Всевышнего. И это и делаю. А никто, кроме Келли, не представляет, каким трудом достаются нам деньги, процветание. Я столько надежд возлагал на него, когда-то дав ему свое имя, чтобы Лондон еще долгие годы твердил: «Тот самый Келл Уайнхолд, первый бюргер лондонского Сити, знаменитый винодел.»
  Есть еще Хэмфри, мой племянник, отпрыск сестры. Есть и Джозеф, ведь он тоже мой сын! Да, но не приведи Господь иметь такого родственника. Я честно пытался углядеть в нем хоть что-то хорошее, но увы. Он научился врать, льстить и изворачиваться еще раньше, чем встал на ноги. Наследство, добытое потом и кровью, нужно ему только за тем, чтобы кутить в компании сомнительных господ и делать дорогие подарки какой-нибудь распутной девке с площади. Вы не догадывались, Берт, что он лишь на людях предстает несчастным вдовцом, хранящим свой траур по молодой супруге? Джозеф злопамятный, наглый, подлый, хотя должен быть благодарен мне за то, что я буквально вытащил его из петли после того случая с несчастной Софией. Далеко не все выглядело настолько гладко и невинно, чтобы не заподозрить злого умысла с его стороны. Я не сомневаюсь, что он каким-то образом причастен к ее смерти. Хотя среди подмастерий нашлось немало защитников, утверждавших о порядочности Джозефа. Но если бы я тогда поступил по-иному, их всех ждал бы Ньюгейт и виселица. Как же я могу оставить Джозефу все, что было нажито в течение стольких лет? Здесь трудилось не одно поколение нашей семьи, в том числе и бедный Келли. Я долго думал над этим и решил: Джозеф получит самую малую часть денег, а, быть может, и вообще ничего, ведь он подлец, такой же как Артур Аллен, и не заслуживает ни фартинга. Пусть радуется, что я оставил его на свободе и не отобрал жизнь.
  Впрочем, нельзя отрицать, что мой сын - способный человек. Он большой мастер, хорошо управляется с подчиненными. Такой человек пришелся бы весьма кстати при королевском дворе с его умением плести интриги, разжигать ненависть, доводить до исступления. Определенными качествами дельца он обладает, чего нельзя сказать о Хэндже. Этот парень - большой добряк, не умеет врать вовсе, искренний, прямой до невозможности, простодушный, веселый, но, что касается денег, здесь все без толку. Ни учеба, ни служба под началом мистера Томсона в Кентербери, ни скорая женитьба - ничто на него не влияет. Я уже устал от его долгов настолько, что желаю поселить их с Сюзанной где-нибудь подальше отсюда. Пусть вертится, как хочет, может, хоть это его вразумит, когда бежать за помощью станет некуда. Ведь рано или поздно у него появятся дети, которым необходимо есть, а значит, он вынужден будет приносит в дом заработанное, не тратя по дороге. Сюзанна быстро возьмется за него. У такой жены не забалуешься. То, что надо для Хэнджа. Пора ему взрослеть!
  Сэр Келл перевел дух, опустошив кружку с напитком. Карданн слушал его, затаив дыхание.

- Что получается в итоге, мистер Берт? - продолжал старик после паузы. - И в том, и в другом случае, если Господь призовет к Себе меня и Келли, все драгоценные труды Уайнхолдов исчезнут вместе с нами в могиле. Четверо моих внуков, чьими родителями являются Келли и Роуз, дети Хэмфри, не появившиеся на свет малыши Сюзанны и Хэнджа, ребятишки Бети, Агаты, дай Бог, Томас и Эмили, вечно нуждающиеся в Шотландии потомки Катарины Милред, Рэнулф -  все окажутся на улице! Я уже стар и так устал, но привык смотреть правде в глаза, какой бы они ни была. Жизнь в грезах не для меня. Поэтому, друг мой, я надеюсь, что теперь вы понимаете меня и мое положение. Понимаете, почему в свои годы я все еще не имею возможности отдохнуть, переложить на надежные плечи давние дела и перестать бояться будущего, всячески его отдаляя. Вы ведь согласны со мной?
  Воин кивнул.
- Лишь в отношении ваших сыновей я бы выразил много добрых слов.
- Да-да, - махнул рукой Келл, - вам нет смысла порочить их в моих глазах. А теперь позвольте сказать пару слов о моих дочерях, Берт, раз уж я так разоткровенничался с вами и выложил то, что лежит у меня на душе. Пожилым иногда нужно поворчать, чтобы стало легче. Побрюзжать, порассуждать, делясь горестями, так ведь? Вот Агата, моя старшая девочка, сколько раз внимала недовольству старика и никогда не перечила, хотя я прекрасно знал, что она против почти всего, о чем я говорю. У нее красивое имя в честь бабки Разен. Тереза считала, что наше дитя станет первой красавицей Лондона с огромным преданным и знаменитой фамилией. Я рассказывал о ней Рэнулфу - не только хорошее, но и плохое, ничего не стал скрывать. Но несмотря на все дочь очень мне дорога. Моя душа болит за нее. Она достойна обращения «мадам», достойна мудрого и благочестивого супруга. Да, она строга и надменна, в ней много гордости, самолюбия. Не всякий мужчина отважится ей возразить. Но Агату можно обуздать, я уверен. Если бы появился достойный человек, не чуждый отваги, смелый и решительный, кто смог бы пробудить в ней подлинные чувства, она была бы верна ему до конца. Для такой необыкновенной девушки и спутник должен найтись необыкновенный, правда?
- Да, сэр.
- Только самые отчаянные господа решались просить ее руки, но это было давно. А храбрецов нынче и не сыскать, слишком мало их на земле. К тому же, разве я не знал, что за жизнь ожидает их? Самого терпеливого из рыцарей мне было бы жаль сделать своим зятем. Все потому, что Агата не мыслит семьи без ответных чувств. Это мы с Терезой виноваты, показали ей пример в детстве. Она знает, как мы любили друг друга, и станет хорошей женой, только если у нее будет также. Поэтому она и не спешила выйти за выбранных мною мужчин, подстрекая их на отказы: ей не хочется помолвки на зло этому миру, нарочно!
  Я воевал с ней через суд, заточил в монастырь, но через некоторое время мне вернули ее обратно. В какой-то момент я смирился, не видя смысла продолжать это дальше. Теперь я в не меньшей степени занят устроением брака Беатрис. Младшая дочь мила, приятна в общении, она тихая, спокойная, вежливая, уважительная и к старикам, и к детям. Никогда не скажет дурного слова, не будет спорить и доказывать обратное. Правда, ей не хватает решительности, мало в ней и постоянства. Но в последние дни она сильно удивила меня, словно повзрослела в один миг, стала более мудрой и рассудительной. Я считаю ее совершенной дочерью. Бети, как Келли, никогда меня не огорчает, всегда поддерживает. Была бы жива их мать, дорогая Тереза, она порадовалась бы вместе со мной. А вот Агате ее выходки не спустила бы с рук! Я-то ведь совсем другое, я отец. Когда нужно было, не наказывал ее, а теперь уже бесполезно. Не могу же я пороть зрелую, давно выросшую девицу! Но родись она мальчиком, летала бы у меня из угла в угол, как Джозеф в свое время. Вот он и ненавидят меня за справедливость. Я пытался сделать из него человека, а он вырос таким негодяем. В отличие от окружающих мне хорошо известны тайны этого дома.
  Скажите же мне теперь, сударь, когда и вы посвящены во все, что было скрыто от вас прежде, могу ли я умереть спокойно? Разве всем своим трудом и жизнью я не заслужил хотя бы одного достойного наследника? - голос старика задрожал.
  Карданн кивнул с глубоким сочувствием. Ему было искренне жаль Уайнхолда.
- Прежде, когда Келли был здоров, я даже не думал об подобном. Теперь вместо него Хэндж, который не справится с непосильной задачей, возложенной судьбой. И еще... у меня появились вы, Бертенфилд. Я готов оставить большую часть своего состояния Беатрис, но для этого она должна выйти замуж. Вы понимаете, о чем я говорю? Я хочу, чтобы вы стали моим зятем и одним из наследников. И то, что вы, обладая такими средствами, через пару лет сделаетесь лордом и позабудете любые беды, - все это здесь ни при чем. Возможно, вы не проникнитесь к старому дураку, не захотите сострадать тому, который только и знает, что трясется над своими деньгами, пересчитывая бутылки и деля наживу с торговцами, но который преданно любит честных и добрых людей. Я пойму, если вам нет дела до блага семьи Уайнхолдов, до малых детей, до женщин и будущего всего моего рода; нет дела, что в вас я вижу тот сильный дух моих предков, еще живущий в старых жилах Келла и едва теплящийся в слабеющих руках Келли... Но я заклинаю вас Богом, мистер Бертенфилд! Подумайте о моей Бети, прошу вас!
  У Сэта на миг что-то передернуло внутри, а язык прилип к гортани. Такое количество новостей пока еще не могло уложится в его голове в нужном порядке, и он переваривал последние слова хозяина дома целую вечность. Глядя на Келла пораженным взглядом, он молчал.
- Говорите же! - не вытерпел старик.
- Что вы имеете в виду, толкуя о вашей дочери, сэр?
- Что я имею в виду?.. Да неужели непонятно, что Бети любит вас?
- Меня? - воин не поверил своим ушам.
- Я знаю ее прекрасно. Бывало, она выдумывала себе женихов, говорила о каких-то нелепых влюбленностях, но сейчас абсолютно другое дело, могу дать слово джентри. Я вижу, как она изменилась после вашего прибытия к нам. Слышали бы вы, что она рассказывала о ваших глазах сегодня вечером!
- Почему она не объяснила мне это сама? - будто размышляя вслух, спросил Карданн.
- Она ведь девушка, Берт. Нерешительна, пуглива, скромна. Что вы хотите от нее? Беатрис никогда бы вам не призналась.
  Повисло долгое молчание. Уайнхолд пытливо изучал поведение мужчины.
- Над вашей мелкопоместной родословной потрудится кто-нибудь из моих заемщиков. Стоит приплатить, кому следует, и можно даже выбрать себе фамилию по душе. Я с этим управлюсь. Думаю, у вас не возникнет веской причины для возражения.
  Собеседник не отзывался.
- Вижу, ваше лицо измучено, сударь. Устали, голова идет кругом от моих слов, верно? Вам нужно все решить, поразмыслить над свадьбой, я понимаю...
- Над свадьбой?! - громко воскликнул Карданн, перебивая. - Ни о какой свадьбе не может быть и речи! Я никогда не женюсь!
  Лицо Сэта вспыхнуло, кровь загремела в ушах, как рев кузнечного горна, и, не задерживаясь более в комнате, он молниеносно вылетел за ее пределы. Его торопливые шаги на лестнице тут же привлекли внимание Джозефа, словно тот только и уповал на появление воина.
- Я ухожу, - проговорил Карданн, задыхаясь от волнения. - Все кончено.
  Горбун заискивающе улыбнулся и протянул ему ключ.
- Налево прямо и прямо, никуда не сворачивая. «Толстый здоровяк Джон». Хозяин знает.