Обратный отсчет любви

ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ ЛЮБВИ

Часть I 
 
 Все неприятности поджидают человека где-то между спокойствием и расслабленностью. Наш мир концентрированного напряжения, таит в себе бесконечные, спрессованные проблемы, особенно больно бьющие по расслабленному телу и спокойному сознанию.
Мокрое полотно автобана, поток мокрых автомобилей, мокрые деревья и кусты по бокам дороги, тоскливое низкое, плоское, разбухшее небо, напоминающее несвежее белье, эдакую старую, времен первой мировой войны, немецкую портянку. Колеса поднимают брызги и те, что по крупнее, летят в стороны, а мелкие же висят облаком над дорожным покрытием медленно оседая на кусты, покрывая собой лобовые стекла автомобилей, давая работу  монотонно работающим дворникам, частые плавные повороты дороги, мокрые съезды и мокрые дорожные указатели, пялящиеся влажной голубизной, прививают грусть и тоску. Решительно не хочется мчаться на родину и там обнимать   березки и, прижавшись щекой к влажному символу России плакать навзрыд. Воды и так предостаточно, а немецкие березки ничем не хуже русских, разве что по целее и по чище, но и их обнимать желания не возникает, хотя вон их, сколько растет в округе. Хочется тепла,сухости, пива и сигарет. Но, если сухость еще реальна и достижима, еще двадцать минут дороги и 49 автобан, вихляя своими многочисленными изгибами приведет в город, где, пронеся под мостом, выведет на Университетштрассе, а та, в свою очередь, доставит к дому, то пиво и сигареты в ближайшее время невозможны. Максим добровольно вбросил себя, свое сознание, свое тело, свои мышцы, легкие и желудок в унылую полосу «здорового образа жизни». «Здоровый образ жизни» наполняя гордостью сознание, не радовал и упорно норовил сползти в веселый и бесшабашный «нездоровый» наполненный алкоголем и никотином.
Максим держал легкий в управлении руль «Мерседеса» не задумываясь следуя изгибам дороги, и все время мысленно возвращался к незримому «рулю» здорового образа жизни управление которым значительно сложнее управления автомобилем. Нет ничего проще, чем бросить курить, тяжело первые три дня, дальше становится еще тяжелей. «Здоровый образ» так и норовит соскользнуть на «нездоровый» - ох уж эти образы! Мелькнул огромный знак ограничения скорости - 120 км, пролетел знак - 100 км, еще один предупредил о 500-х метрах остающихся до въезда в город. Немецкие указатели не лукавят, они точны и правдивы, как сама, правда, если написано 500 м, то хоть рулеткой мерь - через 500 метров жди обещанного, ни больше, ни меньше, хоть с закрытыми глазами веди машину, через указанное количество получаешь искомое - честно, благородно, и противно. Такое положение дел и вещей расслабляет своей незыблемостью и конкретикой. Не требуются, ни фантазия, ни трактовка, ни интерпретация, ничего не требуется кроме точного исполнения предписанного и обозначенного. За тебя уже все давно продумано и соизмерено, еще пятьсот лет назад. Как немцы собираются жить в объединенной Европе? Главное, им то, немцам, зачем это? Ну, еще с голландцами, бельгийцами и французами немцам можно объединиться, еще Италия и Испания - туда, сюда ... хотя бельгийцы до сих пор помнят  газовую атаку 1915 года в местечке Ипр, и вторую мировую помнят, и Арденны не забыли, и первую мировую помнят, хотя живых свидетелей почти не осталось, а все равно помнят, и девятнадцатый век весь помнят и восемнадцатый. Вглубь, во тьму веков тянется ниточка, да что ниточка - канат, узловатый канат франко-немецкой «дружбы». Работает генетическая память народов и никуда от этого не деться, какой вывеской не закрывай, какими политическими проектами не отгораживайся, все равно будут помнить, но это частности «дружбы» цивилизованных государств, а как им истинным европейцам объединяться с поляками, с чехами, с прибалтами. А с турками какое может быть объединение и, главное, зачем? Как и зачем им, французам и немцам бросаться в объятия англичанам? Как собираются немцы жить без своей марки,  французы без, франка, а англичане,  - вот ужас то! - без фунта.
Немыслимое дело – из отдельной квартиры со всеми удобствами добровольно переезжать в коммунальную. Отказаться от реальных, традиционных денег, предпочтя им не то купоны, не то обертки от конфет.
Неужели комплекс вины за вторую мировую войну так силен, что заставляет добровольно и намеренно ухудшать благосостояние целого народа. Неугомонный народ - немцы, трудности им подай, мало им Хонэкера, мало им всех гэдээровцев вместе взятых, мало евреев, и турков, так им еще поляков, прибалтов и югославов подавай. Так пусть они и нас всех русских усыновят!!! Разом, скопом и целиком. Разместимся у них по-соседски, все 150 миллионов не считая хохлов и братьев белорусов. Доиграются: - за югославами и поляками опять придут русские. Собственно уже идут. Собственно уже пришли. Из мокрой слизи непостижимой громадой вырос темно-серый рогатый массив Кельнского собора. В который раз у Максима прошла дрожь по телу. Вот они спрессованные столетия, овеществленное дыхание прошлого. По большому счету, только ради этого собора стоит жить в Кельне, да и в самой Германии. Сколько не смотри на него, сколько не трогай рукой - не надоест. Не надоедает и темнота, и прохлада его утробы, его своды, витражи, картины, иконы, скульптуры и замершее, затаившееся сердце собора - его рака с мощами волхвов покрытая брызгами погибшей римской цивилизации, случайно осевшими на золоте новой религии - восхитительными крупными, как африканские жуки, геммами и камеями, - не захочешь, а поверишь в существование бога стоя в глубине собора слушая ирреальные звуки органа, вдыхая его запах, впитывая каждой клеточкой организма густую энергию клубящегося времени.
Громадина собора осталась слева, машина, сбавив скорость, въехала в город и пристроилась в колонну многих других Мерседесов, Ауди, Фольксвагенов, БМВ, Парше и прочих, двигаясь по улицам легко шелестя шинами, послушно тормозя на светофорах, вписываясь в узкую дорожную разметку, ныряя в туннели, проносясь мимо стоящих на страже немецких улиц «скворечников» - нелепых металлических коробок укрепленных на столбах, поблескивающих стеклянными глазами, следящими за соблюдением скорости, и грозящими неожиданной вспышкой при выявлении превышения оной. За вспышкой обязательно и неуклонно следует фотография, запечатлевшая момент самого нарушения, машину и лицо нарушителя. За фотографией неотвратимо, как смена суток, приходит штраф. Ни один немец не любит это устройство, более того, буквально все их опасаются и дружно ненавидят, один склочный дядя даже затеял судебную тяжбу с государством о незаконности установки данной конструкции в городских условиях, но при этом никому и в голову не приходило тихой вечерней порой скрутить шею этому полицейскому жирафу или на худой конец подбить ему глаз. В России такая дрянь и недели бы не провисела, что там неделя, ночи бы не простояла, или же, в противном случае, к каждой пришлось бы приставить по милиционеру для охраны, а он уже сам бы нашел способ, как ее сломать, ибо с автоматом договориться невозможно, а с человеком в форме, да еще в России, да еще за деньги - запросто. Совершенно понятно, что если, все же, эти аппараты и начнут ломать, то первым это сделает русский.
Максим проскочил греческое посольство, только-только оправившееся от курдского захвата  происшедшего  в  Европе  со  всеми  греческими  посольствами  после  ареста Аджалана, привычно бросил взгляд на скучное здание университета, существовавшего в Кельне  еще  до  татаро-монгольского  нашествия  на  Русь,  и  вырулил  на типичную бюргерскую улицу Беренро терштрассе. Замелькали магазины, магазинчики, киоски, рестораны, ресторанчики, забегаловки: - греческие, арабские, китайские, итальянские, индийские, турецкие на любой вкус. Мелькнула кирха, сама по себе не маленькая, но убогая, в сравнении с Кельнским собором, хотя в сравнении с ним девять из десяти храмов  покажутся жалкими халупами.  Через  минуту  езды  по  обе  стороны улицы потянулись двухэтажные и одноэтажные дома с крохотными, но аккуратными прямо таки лубочными садиками. В садиках надувные бассейны подмигивали яркими цветами, а в педантично подстриженных кустах застыли гномы в натуральную величину карлика; -
глиняные, раскрашенные, забавные. Проплыли до боли знакомые,  рассчитанные на чисто немецкую чистоплотность и обстоятельность, мусорные контейнеры. По одной специальной емкости на каждый утилизированный материал; - на бумагу - свой, на пластик - отдельно, а на стекло по бункеру на каждый цвет и все это примостилось в полукилометре от дома и мусор в кусты не выбросишь - не по-немецки это, да и некуда, тут тебе не Россия, где для чего-чего, а уж для мусора всегда место найдется.
          В свое время, только начиная обосновываться, Максим долго «въезжал» в немецкий быт, превратив привычного размера кухню в филиал помойки, где в живописном беспорядке  расположились пластиковые пакеты на каждый вид сора своя емкость, пока сообразишь, что и куда бросать, пока пакеты заполняться, в общем, мизансцена называлась «Максим и пакеты для мусора». За помойкой темнел вход в «Бетховен парк» - сумрачный и неприветливый от дождя, вплотную к входу в парк пристроился «дом престарелых» полный старичков и старушек. Старушки-веселушки,  увешанные всевозможными ювелирными украшениями в основном отдавая предпочтение бриллиантам прямо таки какой-то нездоровой величины каждую субботу и воскресенье шумно веселясь, пили пиво в соседнем «гастхаузе». Их старость, их чистенький ухоженный вид, дорогие наряды, веселые лица, старость народа проигравшего две последние войны, по возрасту, все дети военных лет, сыновья и дочери тех с кем бились наши деды, резко контрастировала с неухоженной угрюмой и убогой старостью победителей и детей победителей - наших дедов и отцов. От этого становилось гадко и противно на душе. Может быть, и у наших старушек брюлики тоже найдутся и возможно размерами по более, но представить их увешанных ювелиркой, сидящих и пьющих пиво в барах по субботам решительно невозможно!
Серый фасад здания, под которым располагалась подземная парковка, от влаги стал почти черным, хмуро взирая на мир оконными квадратами, частично прикрытыми неизменными немецкими жалюзями, уставившись на соседние дома, такие же серые, скучные, мокрые, на проносящиеся мимо мокрые автомобили, дом казалось готов вечно мокнуть под бесконечным дождем. Перед зданием  на опрятно подстриженном газоне стояли таблички с названиями организаций расположенных за бельмастыми окнами. Сотни раз проезжая мимо и все, не удосуживаясь прочитать, кто же сидит в этих офисах, Максим привычно подумал, что надо бы, как-нибудь все же выяснить своих соседей, подумал и тут же забыл аккуратно до следующего раза.
Свернув с улицы на дорожку, машина через несколько метров круто нырнула вниз под здание и уперлась в выдвижную решетку, перекрывающую темный подвал гаража. «Кетлеровский» ключ вошел в замок расположенный на отдельном металлическом столбике и решетчатые ворота с тихим шумом поползли наверх. Машина, громыхнув колесами по техническому люку, осторожно въехала в темноту подземной парковки. Фары высветили бетонные стены со стандартными надписями: не курить, бетонные четырехугольные столбы с выключателями света позволяющие пользоваться ими прямо не выходя из автомобиля, парковочную разметку на полу, четко определяющую границу дозволенного расположения машин и обязательным порядковым номером самого гаражного места, тут же продублированного на стене, и редкие машины, застывшие в ожидании владельцев. В два приема припарковав «Мерседес», Максим достал с заднего сидения кожаный портфель, вылез из салона, небрежно хлопнув дверью, включил   сигнализацию, и звуком шагов разгоняя гулкую тишину, подвала, направился к выходу.
Повседневная жизнь немцев продумана и размерена, к мелочам они крайне внимательны; - жизнь в Германии состоит из этих внимательных мелочей: свет в гараже выключился в тот момент, когда Максим подошел к двери выхода и уже взялся за нее, самое важное, что так у немцев во всем, так работают услуги, законы и механизмы.
В почтовом ящике ждал ворох корреспонденции, состоящей   в основном из рекламных буклетов, методично распространяемых местными магазинами и службами заказов еды по телефону, среди рекламок выглядывало несколько конвертов.
А дождь все лил и лил, мокрое темное небо провисло настолько, что казалось готово совсем обрушиться на землю под тяжестью воды.
Не плохо было бы сейчас вынуть запотевшее пиво из холодильника, включить торшер и, расположившись  за невысоким  прочным  как  немецкие  устои  типично  бюргерским столиком, предаться легкому, конечно неполезному, но крайне приятному эпикурейству.
Однако «здоровый образ жизни» не позволял это сделать, равно, как и подымить «Ротмансом» после первого бокала. В тайне радовало только то, что ничего не вечно на этом свете включая и «здоровый образ жизни».
Холодильник предательски улыбнулся рядком коричневых бутылок с пивом «Битбургер». Несмотря на то, что Кельн находится в зоне безраздельного царствования пива сортов Кельш, Максим всем консервированным сортам предпочитал «Битбургер» находя его в бутылочном варианте по вкусовым качествам для себя более приемлемым, хотя нужно сказать честно, что в разливном виде сорта Кельша нисколько не ступали «Битбургеру». Вообще немецкое пиво - это отдельная страна, страна вкуса и удовольствия, что говорить: - умеют гады делать пиво!
Здесь немцы, безусловно, вне конкуренции ни французы, ни голландцы, ни англичане, ни тем более, итальянцы - рядом не стояли. Разве что чехи по качеству пива не уступают немцам, но что касается количества сортов, тут и они не дотягивают. О чем говорить, если у немцев закон о чистоте пива, т.е. что конкретно должен содержать данный напиток, дабы называться пивом, был принят в начале XVII века. В бедной России об эти поры гуляла смута в обнимку с бесконечными Лжедмитриями и поляками, а первый Романов еще, не будучи царем, томился у шляхтичей в неволе и представить себе, что может быть издан закон о чистоте пива, что там пива, - любого другого продукта, как то даже смешно, тут бы живым остаться и хоть что-нибудь поесть и детей с бабами накормить, чтоб с голодухи не померли. На сколько устроенная и спокойная была жизнь, если людей волновало не вообще наличие, а чистота продукта, да не просто волновало, а настолько, что пришлось издавать соответствующий закон!!!
На стол плюхнулись упаковка «камамбера», пикантные колбаски в пластике и банка с клюквенным джемом славно украшающий своим кисловатым вкусом разогретый сыр. Зашумела включенная микроволновая печь, устраивая сыру прощальную карусель. За окном в сырой полумгле виднелась ухоженная полянка, упирающаяся в аккуратный, кирпичный забор,  за забором расположилась  школа.  Вот тоже  момент достойный удивления, школа в двух шагах, а ничего из-за забора не летит, детишки через забор не сигают, не лазают по нему с блуждающими глазами, костров не жгут и не хулиганят с применением легкого и средней тяжести членовредительства. Одно слово - немецкие детки. В России рядом со школами лучше не селиться - беззаботного житья отроки не дадут, обязательно устроят соседям какой-нибудь «праздник жизни». Уж на что, на что, а на это у них фантазии всегда хватит.
По небу тащились низкие грязные облака, эдакая вата, выдранная из небесного дивана. Дождь не лил и не моросил, а как-то порционно прыскал. Поляна перед домом пустовала, обычные ее обитатели, отожравшиеся и неповоротливые зайцы или дикие кролики - кто их там разберет, попрятались от дождя.
Вот тоже дело, возле школы натурально под боком молодежи живут и стадно тусуются толпы зайцев, и ни у одного ученика не возникает желания открыть на них сезон охоты. У нас больше двух суток они, эти обнаглевшие кролы, не пропаслись бы, наши детишки их мгновенно определили бы в пищу,  да и откуда в России возле школы взяться зайцам! Немыслимое дело.
В прихожей вежливо звякнул звонок. В глазке виднелось комически искаженная оптикой фигура   соседа   по   подъезду.   Несмотря   на   стопроцентный   немецкий   район   и двести процентный немецкий дом, сосед Максиму достался русский. Когда-то, до развала Союза, сосед приехал в качестве специалиста на работу, в немецкую фирму, принадлежащую в равных пропорциях, каким-то советским министерствам и промышленным объединениям, потом случился распад Союза, следом развалилась и немецкая фирма, а он так и остался в Германии. Уже отвыкнув от родины и ее новых реалий, сосед плавно перешел из разряда элитных внешторговских работников в разряд обычного немецкого безработного. Время от времени он находил себе случайную работу, но в основном постоянно учился на самых разных курсах, приобретая все новые и новые профессии. Эти бесконечные курсы давали право на получение пособия по безработице, что обеспечивало сносное, в совковом понимании этого, существование его семье. Ребенок учился в немецкой школе, а жена, ссылаясь на многочисленные внутренние болезни, видимо очень глубоко засевшие в ее обманчиво цветущем теле, так глубоко, что они никак не отражались на ее внешности, даже можно сказать напротив, тоже не работала. Так они и жили, сосед в поисках заработка, жена в борьбе за его «здоровый образ жизни» (пить и курить в доме соседа строжайше запрещалось), ребенок, грызя податливый гранит немецких наук. По утрам семья разносила рекламные объявления, по почтовым ящикам соседских домов имея за это лишний доход марок в триста, затем все разбегались по своим делам: жена по магазинам и приятельницам, дочь в школу, а отец семейства на курсы освоения очередной профессии, а вечером собирались в доме у телевизора на просмотр русского канала РТР.
Соседа звали Виктор Венгеров.
- Макс сигаретки не найдется? Моя, ты знаешь, гоняет, а курить хочется, аж уши пухнут. - С видом заговорщика поведал сосед. Деформация ушей Виктора не наблюдалась, а вот опухлость щек сразу бросалась в глаза. Увесистые брыли Вегнерова казалось, жили отдельной жизнью, буквально затирая другие черты лица. Еще как-то с ними пытались бороться   торчащие   щеточкой   усы,   но   в   основном   терялись   стиснутые   двумя монументальными складками.
Глаза же..., а что собственно глаза, их еще надо было найти, его глаза, прячущиеся за нагло прущими щеками. Макс, зная, что сосед не откажется, еще случая не было такого, предложил выпить и, получив поспешное согласие, выдал гостю сигарету и направился в кухню. В шкафу нашлась «Бехеровка» и стопки, Максим налил ликер и придвинул гостю.
- А ты? - вежливо осведомился сосед, хотя чувствовалось, что ему решительно все равно будет хозяин пить или нет. Давно уже замечено среди русских:- неаргументированный отказ от спиртного влечет за собой настойчивые уговоры совместно выпить. Иногда эти уговоры превращаются в назойливые упрашивания, могущие перерасти в недовольство или даже в  конфликт.  Дабы избежать  этого чисто русского  проявления,  Максиму пришлось задвинуть  соседу что-то  про лекарства и  несовместимость  их приема с алкоголем. Такой способ действует безотказно, правда иногда находится кто-нибудь, кто осведомляется с понимающим выражением лица - не от триппера ли производится лечение. Виктора ответ полностью удовлетворил, он выпил, закурил хозяйский «Ротманс» и, двигая «знатными» щеками, пустился в пространным монолог, живописующий его нелегкую жизнь и жизнь русской диаспоры   в основном из числа таких же, как и он советских «невозвращенцев» осколками старого времени застрявших в Европе после распада Советского Союза. Таких как Виктор в Германии жило не много, назвать эту публику эмигрантами язык не поворачивался. Что держало их в этой стране, почему в потоке времени они уцепились за чужое государство и всеми фибрами души страстно не желали   возвращаться?   Вероятно,   не   последнюю   роль   здесь   играл   страх   перед обновленной, измененной и, в чем-то незыблемой и тем пугающей, родиной, из которой, по большому счету, их не выгоняли не люди, не политика, да и в Германии их особенно никто не держал, каждый имел свободный въезд и выезд и почти все регулярно посещали родину. Но именно посещали в качестве туристов и гостей, упорно возвращаясь в Германию, ставшую их домом. Кто-то нанимался на работу, кто-то открывал свое дело, а кто-то, как Виктор, перебивался случайными заработками или, плотно сидел на пособии по безработице. С годами связь с родиной ослабевала, а перспектива возможного возврата в Россию становилась все более отдаленной и пугающей. Эта публика разбредалась по городам и землям Дойчланда, но упорно поддерживала связи между собой, за многие годы, так и не став немцами, оставаясь все-таки совковыми русскими с застывшим в янтаре обстоятельств советским менталитетом. Бесконечное пиво и мизерный доход разжижали мозги и убивали фантазию и инициативу. Невозможность полностью ассимилироваться среди местного населения, стать истинным немцем выстраивала между ними и обществом непреодолимую преграду, запирая их жизнь в прочную скорлупу мелочного быта и пустых бесконечных разговоров.
Многие жены этих людей так и не научились говорить и понимать по-немецки, не поднимаясь выше сотни необходимых в быту слов и десятка фраз, используемых в местах общественного пользования. Полное незнание европейской культуры вообще и немецкой в частности накрывало их непроницаемым колпаком культурной тишины и пустоты, заставляя двигаться и существовать посреди гудящей германской жизни в положении глухонемых. Присмотревшись к этим индивидуумам, Макс имел все основания подозревать, что и русская культура для них если и была когда-то знакома, то очень давно, весьма поверхностно и только в контексте советских взглядов на это явление.
Венгеров выпил еще, серьезно подумал и тут же добавил, добавив - расслабился и закурил. Поначалу решительно отказавшись от пищи, он уже после второй рюмки приналег на закуску, а потом, втянувшись, не отказывался решительно ни от чего. Держит его дражайшая супруга видать впроголодь - подумал Макс, открывая очередную банку с консервами,- хотя щеки от этого у него не уменьшаются. При таком объеме Брылей радикальным средством борьбы с ними может явиться только пластическая операция. Здесь жестко нужно отсекать все лишнее топоровидным скальпелем. 
Этот русский пескарь, засевший в кельнской донной яме, заплывал в гости не часто, но всегда с ворохом новостей про «наших». Подобные встречи в смысле получения информации бывали любопытными и полезными, где еще узнаешь столько всего и сразу. Надо сказать, что русских и так называемых русскоязычных (при упоминании этого слова сразу представляется специальный орган в виде языка и не просто языка, а именно индивидуального, неповторимого, большого, красного русского языка) в Германии проживает много. Тут тебе иммигранты всех «волн» и толков и еврейские беженцы, так называемые, «рашин-юден», и русские немцы в простонародье «коза-дойч», но самую малочисленную категорию составляют русские специалисты уже не работающие на государство, люди не вернувшиеся домой, а ушедшие на вольные германские хлеба. Они еще поддерживают отношения со специалистами, имеющими официальный статус - дипломатами, торговыми представителями, представителями разных других российских компаний и организаций, но относятся друг к другу с прохладцей и настороженностью, вообще, настороженность отличительная черта «совка» за рубежом, они еще общаются с русскими евреями, но эпизодически и что называется «по нужде», но вот уже с «коза-дойч» у них уже связей нет и не может быть, и конечно сведений о их жизни и деятельности в газетах не найдешь. Даже иммигрантские газеты обходят существование таких людей стороной. Одно слово - люди-призраки. Исчезни они все в мгновение ока из жизни Германии и ровно ничего не произойдет, а через несколько месяцев и из памяти окружающих людей самое их существование исчезнет без следа. Тем не менее, Венгеров интересовал Максима не только как источник информации, такая разновидность «сарафанового радио», но и как неоценимый советник по вопросам быта и всяких социальных тонкостей. Иногда ему можно было подбросить мелкую работенку или воспользоваться им как шофером с автомобилем, Венгеров владел 190 Мерседесом 92 года выпуска, и это обстоятельство иной раз упрощало жизнь.
Болтовня Венгерова, сопутствующая аханьем и оханьем, обволакивала, висла на ушах, тополиным пухом лезла в глаза и ноздри.
Если его не остановить, то он способен говорить бесконечно. Я состарюсь, умру, тело мое истлеет, а он будет все говорить и говорить - подумал Максим. И еще он подумал, что в сегодняшнем трепе соседа, что-то было не совсем, так как бывало обычно. Что-то было в его паузах, дрожании щек и коротких подглядываниях в сторону входной двери выдающее скрытое желание сказать нечто важное, но вместо этого пер словесный понос, клубы обычных ничего не стоящих слов и фраз. Макс устав прибывать в дыму словесной шелухи, решил направить разговор в какое-нибудь более интересное русло.
 - Послушай, Витя, а что с нашим нефтяным другом?
- С которым? - словоизлияния соседа прекратилось, как будто закрыли кран.
- С Раевским
- А что с Раевским? - сосед вновь, в который раз потянулся к заветной «Бехеровке».
-  Я не пойму никак, что это такое: он все время твердит: Как хорошо - на работу на трамвае проехать, как хорошо - жена с работы на машине забирает. Это что?
Лично мне до работы на трамвае не доедешь, да и на автобусе тоже не удобно. Сосед забулькал, закряхтел, дробно рассмеялся. - Так у него же за пьянку полиция права отобрала. Ты что не знал? Все это знают. Вот он и скачет теперь без машины - Витя сиял. Его видно чрезвычайно радовало то обстоятельство, что у Раевского отобрали права, хотя в самом этом факте ничего хорошего для него, Виктора, не было. Теперь, что бы их восстановить придется Раевскому очень помучиться. Помимо денежного штрафа «алкоголику» придется в течение года один раз в месяц сдавать кровь на анализ, на предмет наличия в ней алкоголя, а через год с «нуля» сдавать все экзамены по вождению и дорожным правилам, только после этого проштрафившийся водитель допускается к прохождению знаменитого «идиотен теста». А вот этот тест пройти тяжелее всего. Барьер из простых вопросов типа: Как зовут Вашу маму? Или сколько лет Вашему отцу, не преодолевает с первого раза почти никто. Все иммигрантские газеты пестрят частными объявлениями, за деньги предлагающими помощь в прохождении этого психологического экзамена. Да! Господин Раевский попал в неприятность. Германия не Россия, здесь за 500 баксов права не купишь, да и за тысячу их не купишь, и за пять тысяч не возьмешь - не продают черти! Честные - чтоб их...!!! Одним словом попал хер Раевский ногами в жир. На радостях по поводу горя близкого товарища, Вегнеров махнул еще пятьдесят и, закурив хозяйские сигареты с заговорщицким видом, наклонился к Максиму и, понизив голос, заговорил:
- Послушай, Максим, хотел с тобой поговорить... такое дело... Вот, наконец, и разродился - мелькнуло в голове Макса. Договорить Венгерову не дали, явилась его жена, и деланно улыбаясь и рассыпаясь в любезностях, но при этом, бросая недобрые взгляды на мужа, утянула дражайшую половину в лоно «здорового образа жизни»
- Щас она ему даст - ехидно подумал Максим.
- Что же он хотел мне сказать? Вот ведь публика: - битый час распинался не о чем, усосал добрую половину бутылки в одну харю и только в последний момент созрел для более серьезного разговора, и на тебе, пожалуйста, приперлась его вечно больная, практически умирающая от целого букета таинственных заболеваний жена, и забрала его с собой, как чемодан без ручки. Ладно, этот похититель времени, и вечный стрелок еще появится и, вероятно, скоро. Раз у него уже есть мысль, он будет ее думать.
Дождь почти прекратился, но небо не очистилось, гигантские куски мокрой небесной ваты продолжали висеть над городом. На подоконнике сиротливо стоял герметично запаянный аквариум в форме пирамиды. На стекле копилась пыль. Хотя в Германии вообще на удивление мало пыли, это не то, что в России, где ее кажется, производят промышленным способом, слои на пирамиде казался приличным. Раньше аквариум вмещал несколько креветок-инфузорий, комок какой-то зеленой дряни называемой водорослями и все это вместе с песком было смешано и запаяно по какой-то модной космической технологии. Живности не требовалось ничего кроме солнца. Помещенный вовнутрь водный мирок представлял собой практически вечный автономный цикл жизни.
Сейчас аквариум пустовал. Погибли и креветки и водоросли. Вот как бывает, когда совершенная вещь попадает в руки русского. Максим уезжал в командировку на неделю, просто забыл поднять традиционные немецкие жалюзи. За неделю полной темноты в посудине сдохло все живое. Выбрасывать никчемную пирамиду было жалко, так она и пылилась на подоконнике, являя собой, символ того, что ничего вечного не бывает, даже замкнутая автономная космическая система, особенно попав в руки русского человека. На душе тоскливо, пусто, сыро. Что это: результат «здорового образа жизни», или же тоску нагнал дождливый день, быть может, явление болтливого соседа опустошило душу? Так бывает довольно часто, поговоришь  как-нибудь, как сейчас модно говорить: пообщаешься, а потом обнаруживаешь, что от внутренней пустоты, а ж звенит все. Время такое, что энергетических вампиров развелось множество, прямо не успеваешь закрыться, отмахнуться, спрятаться. И все охотятся за чем-нибудь положительным внутри тебя. Только расслабишься - хоп и отсосали все в нутрии, а ж до самого дна души, оставив тоску и сырость. Возможно, это сосущее ощущение внутри возникло от предчувствия чего-то нехорошего, притаившегося в будущем. Такой тонкий сигнал о приближении неприятностей. Но откуда им взяться, этим неприятностям? Все же в жизни Максима идет хорошо и здесь в Германии и там, в Москве и у родителей и у жены. Вероятнее всего - это результат резкого входа в проклятый «здоровый образ жизни»: но, уж раз вошел в него, стало быть - все! Держись. Максим грустно посмотрел на полупустую пачку «Ротманса», отгоняя желание закурить, прошел в большую комнату. Ласковый немецкий диван принял его тело в свои объятия. На фоне расслабленности и спокойствия в голове поплыл калейдоскоп мыслей и образов.


2
Ночь, освободив звезды из ватного плена грозовых облаков, накрыла Кельн. Звезды, поднатужившись, вытащила из влажной мути омытый дождями диск луны и он, щедро осветив Северную Вестфалию, от души накидал серебра в воды Рейна. Луна контрастно обозначила мосты, высветила дороги, ласково обняла Кельнский собор, придав каждому его рельефу дополнительную значительность и загадочность, и он, воспрянув из темноты, мощно навалился на город огромной двурогой тенью.
Ночное светило, внимательно рассмотрев все тонкости этого мира, цепко отметило каждый дом, каждую улицу, не позабыв буквально обо всех улочках и площадях, удостоверилась в целостности и сохранности памятников, оград, деревьев и кустов. Живые люди луну интересовали мало, слишком коротка их жизнь, слишком утомительна их суета, бездарны и нелепы их поступки. Жизнь людей иллюзорна, а уж их действия - иллюзия в иллюзии, мыльный пузырь в мыльном пузыре, неуловимое дуновение ветерка и хлоп, от пузыря ничего не осталось. Для такой забавы, как рассматривание людей, с их бесконечной суетой нужно специальное настроение, живые узоры человеческих судеб интересны в  бурные эпохи,  в  эпохи войн и  свершений,  во  времена катастроф  и вселенского движения людских масс. В эту ночь настроение у светила было. Возможно это своего рода любопытство. Может же быть у луны любопытство, своеобразное лунное любопытство. Серебряное любопытство ночи. Миллиарды тончайших лунных лучей пронизали город. Одна такая иголочка, найдя щелочку между двумя алыми пластинами плаща какого-то библейского персонажа, пронзила оконный переплет, ткнулась острием в темное рубенсовское полотно, и, отскочив, попала в массивную золотую раку, там ощупав огромную гемму с изображением неведомо какой древний триеры, застывшей со спущенным парусом и рядом гребцов, налегших на весла, скользнула в сторону огромного таинственно темнеющего органа. От легкого укола лунного луча, инструмент вздрогнул и испустил вздох, волной прокатившийся по внутренностям пустого собора.
Дыхание органа поднялось к потолку, достигло купола, да там и умерло. Еще один лучик пал на старый город, попав в бронзовую статую «Толстый и Тонкий», именно на Толстого, тот на долю секунды приосанился и внимательно посмотрел на своего металлического собрата - Тонкого. Множество лучей попало на улицу, метко называемую русскими «Большой Обираловкой» из-за несметного количества магазинов, не оставлявших возможности покинуть это место с пустыми руками, и поиграв в их темных стеклах покрытыми металлическими спускающимися на ночь решетками, ахнуло по вершинам нелепого, многометрового фалосоподобного фонтана, стоявшего в начале улицы. Фонтан хрюкнул, испытав своего рода, фонтанный оргазм и выпустил тонкую струйку воды. Еще один лучик просочился сквозь легкие тюлевые занавески, аккуратно ощупав лицо спящего Максима. Удостоверившись в чем-то своем, одному ему ведомом, луч покинул комнату, видимо помчавшись на доклад к хозяйке ночи. А та набирала уже обороты, входя в силу и полноту.


3
Резко нарушив тишину, полилась музыка. Голосистый английский певец в компании электрогитары, электрооргана и ударника, выпрыгнув из коробочки радио, разом завладел всем пространством комнаты, не оставив места сну. Сработал будильник-радио. Начиналось очередное утро немецкой жизни, подчиненное местным условиям и потому отработанное до мелочей. Сразу же после подъема на кухне поглощается маленькая бутылочка с молочной дрянью, предназначенной повышать иммунитет и стимулировать работу желудка и кишечника, в действительности из жертвы рекламы просто высасывались деньги под предлогом укрепления здоровья. Во всяком случае, за много месяцев потребления этого чудодейственного напитка, никаких видимых изменений в лучшую сторону с организмом решительно не случается, однако стойко входит в привычку. Единственно, когда изобретение под названием Актимель действительно помогает, так это при похмелье, да и тут он, безусловно, пасует против простого кефира, но кефира в Германии нет. Одновременно с употребление молочного напитка включается чайник, и пока он кипит, путь лежит в ванную комнату. Здесь человека поджидали свои национальные особенности. В России в больших и малых городах вода из кранов как горячих, так и холодных может течь как угодно долго. Русская вода вообще бесплатна и бесконечна. Правда иной раз без всяких видимых причин ее может не быть вообще. Никакой. В этот момент открытые краны либо уныло молчат, либо издают грозное боевое шипение. Но уж если вода течет, то процесс этот чрезвычайно щедр. Из иных кранов струя воды может истекать годами без остановки, неизвестно откуда берясь в них и неизвестно куда исчезая. Для Германии это невозможно. На любом бытовом движении воды железной лапой лежит счетчик, бдительно поблескивающий стеклянным глазком, и точно отмеряющий количество воды, протекающей к данному гражданину. Счетчики стоят везде. Кубометр - пять марок. Остается удивляться, почему немцы не приспособили счетчики к течению Рейна. В самые первые дни пребывания Максима в Германии, знакомый русский, не пускаясь в долгие объяснения, подвел его к унитазу, открыл дверцу маскирующую предательский счетчик, ткнул пальцем в клавишу слива воды и указав на бешено вращающуюся красную стрелку и щелкающие в такт времени цифры на табло, буднично произнес: - Это утекают твои деньги. - Нехитрый урок произвел впечатление и запомнился. Это потом уже последовали всякие поучительные истории о воде, счетчиках и немцах. Это потом, издалека, показали живое немецкое чудо, человека, мывшего асфальт около своего дома, (по закону владельцы частных домов сами следят за чистотой улиц), только тогда, когда шел дождь, дабы сэкономить пять марок. Прижимистый немец шваброй драил улицу, поливая ее моющим средством, а дождь при этом немилосердно лил на него, на швабру, на улицу. Впрочем, это чудо только для русского, для немца явление такого рода - дело обычное. Это потом уже знакомый «рашен-юден» с победным видом объяснял, в каком месте счетчика сверлят дырочку, и как именно в проделанное отверстие льют клей, чтобы вывести его из строя и тем самым убить сразу двух зайцев: сэкономить деньги и надуть немецкую державу. А тогда при виде мигающих цифр, стремительно бегущих вслед льющейся в унитазе воды, стало очевидно, что в этой части света вода стоит конкретных денег. И не просто абстрактных денег, а его, Максимовых, денег. На этом тонкости, связанные с водой, не закончились. Такого понятия как центральное отопление в русском смысле этого слова, когда одна котельная может отапливать целый район одновременно с той землей, под которой идут трубы к домам, в Германии не существует. Подозреваю, что и во всем мире дела обстоят так же. Каждый немецкий дом отапливается индивидуально, а для появления горячей воды для личных нужд жильцов в квартирах стоят встроенные нагреватели. В квартире Максима такой нагреватель вмещал в себя пять литров. Конечно, при произнесении вслух этой цифры - пять литров, понимания ситуации не возникает, но когда включаешь теплый душ и расслабляешься, стоя под ласковыми струями, и, неожиданно кончается горячая вода, а ласковые струи в мгновение ока превращаются в ледяные, хорошо, если все происходит, летом, а если зимой, вот тут внятно и зримо понимаешь, что это такое, когда у тебя нагреватель всего на пять литров. Кстати говоря, смесители для воды в виде сустава, тоже немецкое изобретение, придуманное исключительно из соображения экономии воды и соответственно - денег: - отрегулировал температуру воды и одним движением руки или предплечья закрепил кран, зубы чистишь, а вода в холостую, как это повсеместно происходит в России не льется, понадобилась вода – смеситель поднял вверх и порядок, не понадобилась - опустил ручку и хорошо, вместо воды идет чистая экономия - одно слово - сволочи! Не то, что в России: - врубил, отрегулировал температуру и хоть в отпуск уезжай, так и будет она течь, отрегулированная родная бесплатная бесконечная русская вода.
Максим залез в ванную и точными, строго рассчитанными, выверенными под пять литров воды, движениями, принял душ. Горячая вода кончилась в самый последний момент, а к этому времени чайник на кухне уже вскипел. И можно приступать к завтраку, состоящему в этот раз из свежего сырого мясного фарша под названием «мясо по-татарски», продаваемого уже в готовом для употребления виде, целлофан разрезал, смешал с сырым яйцом, добавил лимонный сок и специи, и - готово! Такая пища для центральной России немного диковата, и татары, вероятно, весьма удивились, что именно по их рецепту приготовлено это блюдо, но для местных условий, при полной невозможности отравиться сырым мясом (в Германии вообще, где бы ты и чего бы ты не ел, пищевое отравление получить просто нереально), еще, если все это заедать грубым хлебом с большим содержанием жмыха и еще какой-то дряни, то вообще, питательно, сытно и очень полезно. Конечно,   к   такому   блюду   подошел   бы   обычный   русский   черный   хлеб,   можно  «Бородинский», но его то в Германии, да и во всей Европе как раз и нет. Чай дополнил утренний завтрак. Хотелось курить. Максим с тоской посмотрел на пачку «Ротманса», но искушению не поддался, шел третий, самый тяжелый, день воздержания от никотина. В такой день все мысли, весь мир сужается до сигаретной пачки, точнее до размера никотиновой палочки. Максим допил чай и подошел к окну. На просохшей полянке мирно паслись зайцы. Аккурат четырнадцать штук. По прошествии нескольких лет их присутствие уже казалось обычным явлением, хотя еще недавно от первого столкновения с ушастым племенем Максим чуть не свихнулся. Дело было в первый день его приезда в Кельн. Его встретили знакомые в аэропорту, привезли на квартиру, затем вместе они объехали ряд магазинов, приобретая для постоянной жизни вещи первой необходимости, затем Макса вернули назад на квартиру. Пока распаковывали вещи, пока суть да дело, время подошло к вечеру и Макс спохватился, что в доме нет ни крошки еды, а голод уже дал о себе знать. Выйдя на незнакомую еще улицу Беренро терштрассе и взяв направление к центру города, обнаружилось, что улица совершенно пустынна. На этой «штрассе» заполненной всякими магазинами и ресторанами не оказалось буквально ни одного прохожего. Население как вымерло, но самое удивительное в том, что ни один из многочисленных магазинов не работал, купить съестного было решительно негде. В переулке, метрах в пятидесяти, издавая протяжный звук, медленно опускалась решетка, закрывая вход в какой-то «дохлый» магазинчик. Проявив неожиданную резвость, Максим добежал до входа и, нырнув под железные жалюзи, оказался внутри заведения. Ему представилась крохотная лавка по развозу пиццы на дом. Максиму повезло, ему удалось купить пиццу и бутылку немецкого вина. И то и другое оказались последними. Тогда еще он не знал, что после одиннадцати вечера купить продукты, да и вообще нормально поесть в Кельне крайне затруднительно, если не сказать - практически невозможно. Такое положение вещей обстоит во всей Германии. Ночью полноценно проесть можно только на заправочных станциях в прилегающих к ним круглосуточных кафе. Если же у тебя нет автомобиля, о еде ночью можно забыть. При барах кухни нет, что касается ресторанов, то сама кухня в них закрывается после одиннадцати вечера. Короче говоря, средний немецкий город после десяти вечера представляет собой пустыню «Гоби» - пусто, тихо, безлюдно. Наскоро поужинав пиццей и вином, Максим отправился спать. Новый город, новые люди требовали раннего утреннего подъема. Квартира, в которой ему предстояло жить, имела два уровня. Окна нижнего приходились вровень с землей и выходили на лужайку. Поразмыслив, Макс расположился на ночь в нижней комнате. Проснувшись рано, сонный Максим, решив полюбоваться на местную природу, подошел к окну. Стоял апрель, все цвело, зелень так и перла в глаза. Потянувшись, он бросил взгляд на лужайку и остолбенел. Прямо перед ним, за стеклом сидел и смотрел на него нереально здоровый зайчище. - Так - мелькнуло в голове - вина больше не пью, оно плохо действует на голову. - Он потер глаза, видение не исчезло. За окном по-прежнему сидел и нагло смотрел на человека живой заяц. Конечно же, зайцев ему приходилось видеть и раньше. Подумаешь - чудо природы! Не утконос же, но предположить, что ушастое лесное или там полевое животное окажется в центре Европы, в центре Германии, в центре Кельна, сидящим в метре от человека и нагло смотрящим прямо в глаза, было крайне тяжело. Со временем выяснилось, что в Германии в городах зайцев столько, сколько в Москве голубей, что они скучные и наглые животные, и, главное, то, что их никак невозможно тронуть. Вся мощь германского государства прямо таки стоит на защите этих тварей. Немецкие власти если прознают о физической опасности, угрожающей этим животным, могут обидчика в асфальт закатать, а узнают они о таких случаях быстро, - стучат в Дойчланде так, как России и не снилось. Стук здесь распространяется быстрее звука, такое милое музыкальное развлечение - легкий стук в полицию по любому поводу.
Вот он, Божьи твари, мирно пасутся и весь мир, вся вселенная умещается для них в эту зеленую лужайку размером пятнадцать на сорок метров. Травка, кустики, солнце и спокойствие и больше им ничего не надо. Вот оно - заячье счастье: еда, нора и солнце над головой. Не исключено, что среди этого народа есть свои музыканты, философы, художники и возможно даже есть свои террористы, а в их ушастых головах зреют немыслимые философские концепции, звучит удивительная музыка или же вынашиваются зловещие террористические планы. Или, возможно, греясь в лучах ласкового солнца, они размышляют о судьбах всех немецких зайцев, а заодно о судьбах французских, бельгийских и испанских собратьев, быть может, они даже страдают и сопереживают трудной жизни своих русских родичей. Хотя вероятнее всего в головах их звучит радостная музыка работающих челюстей, пережевывающих сочную траву, и на все остальные явления мира им просто наплевать. Правит ли в Германии толстый, Коль или его заменил многоженец Шредер, прячется ли, по норам Торы-Боры Усама Бен Ладен, мучаются их русские родичи, северные зайцы, голодом или нет, смотрит ли на них кто-то из окна или же не смотрит. Все это лишнее и главное не нужное для пережёвывания травы и сладкого спаривания с зайчихой, а если это не нужно, значит, этого просто нет. Стоит ли вообще задумываться о том, что напрямую не связано с твоей жизнью? Вообще, все отвлеченные понятия, в определенном смысле, есть умственные извращения. Все эти длинные многотомные и сложные философские, исторические и литературные построения, не плод ли свихнувшихся умов, забывших о существовании простых и ясных вещей. Простых, но жизненно необходимых понятий: деньги, еда, кров, дети, родители, женщины, спокойствие. Спокойствие и расслабленность. Но как тут расслабиться, когда буквально на каждом углу тебя подстерегает опасность. Можно конечно забиться в нору, как заяц, и выползать из нее по мере необходимости потребления травы, но и тут возможны неприятности. Макс однажды был свидетелем следующего. За окном раздался глухой удар, это из голубизны кельнского неба на зайца рухнул сокол, зацепил когтями оглушенную тушку, и тяжело оторвавшись от земли, оставляя на зеленой траве почти правильный круг из заячьего пуха, улетел с обедом в когтях. В другой раз, на открытой стоянке возле дома, обнаружился мертвый заяц. Причина смерти животного долго оставалась не понятой, а потом Макс увидел как хаусмастер (смесь дворника с управдомом) подстригая газон специальным бензиновым агрегатом, скрытно разбрасывал нечто по полянке. В то лето долго стояла жаркая погода, и зайцев расплодилось вдвое больше обычного, стало ясно: для поддержания обычного размера поголовья заячьего стада, в тайне от общественности и Ешки Фишера, городские власти травят расплодившуюся живность, поди, разбери потом, от чего помер ушастик, если же он вообще в норе окажется, то и вовсе хорошо и незаметно, и хоронить не надо. Так что в наше время, даже диким зайцем или там кротом в просвещенной Германии в спокойном городе Кельне опасно жить, а что там говорить о людях да еще в дикой России. В это утро Максиму предстояла операция под названием «выброс мусора». В Москве, к примеру, это делается так: берется пакет или ведро, в него помещается мусор, затем содержимое либо ведра, либо пакета выбрасывается в мусоропровод, либо в ближайший от дома мусорный бак, либо, в крайнем случае, бросается, где придется, и все. В Германии же, в этой цивилизованной, очень правильной, но немножко придурковатой стране, это простое действие растягивается в последовательную цепь операций под девизом: каждому мусору своя помойка. И Макс строго придерживался этой последовательно цепи действий. Дело не в излишней чистоплотности или страхе быть пойманным за руку при нарушении мусорной классификации, тем самым, навлекая на себя упрек в негерманском поведении или боязни возможного штрафа, вовсе нет, - не хотелось услышать за своей спиной, что-то вроде:- Ах, эти русские, они все такие нечистоплотные люди! - Только ради этого приходилось напрягаться и даже быть более чистоплотным в быту, чем сами немцы. Хотя это не просто. Максим продолжал вести себя по-немецки даже тогда, когда обнаружил в баке для пищевых отходов пачку немецких газет и журналов, и стало ясно, что подобное совершил отнюдь не русский свин, а его брат - свин немецкий.


4
Во время рассортировки мусора по пакетам, среди многочисленной рекламы, на глаза попалась стопка не просмотренной корреспонденции. Максим бросил их на журнальный столик. Мусора набралось много, тащить далеко, пришлось подгонять машину к подъезду. Практически весь багажник «Мерседеса» оказался забит желтыми сорными пакетами. Пустые пакеты ежемесячно обнаруживались возле дверей квартиры. Заботливые немцы!


5
«Здоровый образ жизни» диктует свои условия: - пришлось влезть в спортивный костюм, надеть кроссовки и потратить час на бег трусцой. Огромный «Бетховен парк» расположился прямо за домом. При трусцовом беге тяжело первые пятнадцать минут, потом ловишь ритм движения и дыхания, втягиваешься, и бежать так можно хоть весь день. Дорога, по которой обычно бегал Максим, пролегала через лес, мимо озера со скользящими по глади воды, подобно циклопическим водомеркам, байдарками, мимо усеянного кротовыми холмиками, поля. Сколько обитает кротов на этом поле, оставалось загадкой, может быть десять, может быть сто, а возможно всю эту работу, а виднелось сотни бугорков свежей разрытой земли, произвел один, но очень деятельный зверек. Такой слепой, но очень работящий кротище, или же это зловредный мерзавец, желающий только насолить людям своими холмами, не исключено также - это кротовый наркоман, употребивший «винт», и за одну ночь перепахавший все поле в одиночку, но нет: откуда кроту достать «винт», наверно тут поселился слепой Ромео, в погоне за кротовьей Джульеттой, кучно обработал землю, настиг возлюбленную, успокоился, и сейчас они в обнимку сопят себе в четыре дырочки в своей славной подземной норе...
Навстречу стали попадаться знакомые по прежним пробежкам такие же страдальцы-бегуны, как и Максим. Первым нарисовался потертый дядя преклонного возраста, передвигающийся очень странной манерой; казалось он не бежит, а падает, но каждый раз, в последний момент, успевает подняться, выставив очередную ногу. При этом дядя имел вид человека, находящегося за секунду до кондрашки. Следом обозначился балетного вида молодцеватый пидар, скорее порхавший, чем бегущий. По опыту прошлых пробежек, вот-вот должна была появиться отчаянно сисястая девица с наушниками и плеером на боку. И точно, вскоре из-за поворота вылетела необъятная грудь, а следом и девица. Как без риска для жизни можно бегать с таким бюстом, оставалось загадкой. Девица при каждом шаге рисковала получить грудью по лицу, либо травмировать солнечное сплетение двойным ударом своих пушечных ядер. При этом еще оставался риск нарваться на маньяка, хотя последней в Германии маловероятно, уж больно в этом смысле местные жители аморфны. Вообще немцы, в особенности немки, несмотря на дебелость и откормленность, не жирность, а именно откормленность в общей своей массе, некрасивы, и совершенно неженственны. Средняя русская бабенка в смысле сексуальности любую немку за пояс заткнет. От наших женщин пахнет женщинами, идет разговор не о физическом запахе, а о том неуловимом, трудно передаваемом словами, что является неотъемлемой частью настоящей женщины, а не самки человеческой особи.
Среди бегунов в парке время от времени встречался негр, негры в Германии явление не частое. Его обычное время пробежки приходилось на темную часть вечера, а, посему полностью сливаясь с окружающей природой и понимая это, африканский бегун носил на плече пульсирующий в темноте браслет. Вот на него, на этот плывущий над землей и пульсирующий в темноте красным светом неопознанный летающий объект, однажды немало удивившись, натолкнулся Максим. В этот раз негр не встретился.
Дома, после взвешивания, обнаружилась потеря веса почти в два килограмма. Что ж хорошая переостация не может не радовать. Вечная история: сначала зарабатываем деньги в поте лица, потом тратим их, запихивая в себя что, не попадя, а потом радуемся исчезновению лишних килограммов. И вот ведь штука:- крайне тяжело воздержаться хотя бы на неделю от поглощения всей этой продуктовой ерунды, ум все понимает, а физиология восстает вновь и вновь, требуя пищи. И не просто пищи, а пищи вкусной.
 Вся жизнь человека - есть бесконечная череда поглощения и выделения. И чем дольше живет человечество в целом, тем дольше и изысканней становится эти поглощения. Тысячелетиями человеческая цивилизация совершенствует места группового поглощения продуктов питания, рождая все новые и новые объекты обслуживания клиентов: как грибы после дождя растут и множатся рестораны, кафе, бары, закусочные, кафетерии, траттории, пиццерии, макдональдсы и прочие едальни, но при этом скрывается момент выделения. Поглощение всегда открыто и демонстративно коллективно, а выделение напротив, скрыто и индивидуально. Пойдем в ресторан, я угощаю - может сказать любой, а вот - разрешите пригласить Вас посрать, я угощаю, - не услышишь никогда. И если поглощение разбито на множество варианта от французского до японского, то выделение имеет всего один, максимум два безликих варианта. А что здесь собственно такого, почему цивилизация усиленно скрывает, по сути, естественный процесс? Как было бы хорошо: - пришли в соответствующее место, сели в солидном кругу любителей, например, китайского варианта, или там арабской позиции, официант расторопно принес все причиндалы, вокруг играет музыка, на сцене задушевно поет симпатичная певица, кругом, соответствующий интерьер, столики, стулья или, возможно, сидения, цветы, свет, парфюм. Клиент расслаблен, делает свое дело, если возникают трудности, специалист дает квалифицированные совет или же оказывает соответствующую помощь, бдительный официант или его можно назвать, например, «мердесантом», так вот, бдительный и услужливый мердесант вытирает задницу влажной салфеткой или, по желанию, моет ее минеральной водой, взбрызгивает духами или припудривает оздоровительным диетическим тальком, показывает по желанию результат, проводит, в случае надобности, экспресс анализ, дает рекомендации на будущее или тут же проводит колонотерапию, прогоняет такой легкий коктейль из ромашки и шалфея. Двадцать литров целебного настоя аккуратно очищают от шлаков и слизи весь кишечник, и все это в хорошей компании, в помещении с оригинальным дизайном, а в конце мердесант или, как вариант, анусант предоставляет счет с приличной скидкой по клубной карте, оплата, как и везде, наличные или кредитные карты. Как хорошо! Как полезно и цивилизованно. И почему это ни у кого не возникает желания - вплотную заняться таким бизнесом. По началу, конечно же, как и в любом новом виде обслуживания, публика конфузилась бы, но потом, полагаю, поперла бы валом.
- Вы где сегодня вечером?
- В адусации?
- Во французской?
- Нет, предпочитаю арабский вариант. Там предлагают кальяны! Очень перспективное дело.


6
Ветер очистил небо, прогнав эпизодические облака куда-то в сторону Бельгии и Голландии, и тот час же в его синеве зависли, словно приклеенные клеем «Момент» два сокола. Значительно выше стервятников небесную голубизну прошило звено из трех «Торнадо». Навстречу ему, оставляя за собой поначалу тонкий, а затем постепенно расширяющийся и незаметно улетучивающийся, инверсионный шрам скользила по небесной тверди капелькой ртути. Должно быть, пассажирский самолет откуда-нибудь из Франкфурта-на-Майне летел в сторону Африки, развозя очередную порцию веселых немецких старушек и любознательных ухоженных старичков, решивших потратить остаток жизни на путешествия, и обязательно среди пассажиров присутствует вездесущая стайка японцев с неизменной фото и видеоаппаратурой на груди. Есть подозрение, что при рождении каждому японцу вместе с соской вручают аппаратуру для съемки и маршрут его персональных путешествий по миру. Отснявшись по выданному графику передвижения, запечатлев себя на фоне окружающего мира, японец завершает земные мытарства, обкладывается фото и видео изображениями, подтверждающими его земное существование, и в таком виде его хоронят. Ну не может японец умереть, ни отсняв 200 километров фото и видео пленки! Без этого его просто не примут в Дзен-буддийский рай. Если же кому удалось отснять пятьсот километров, тогда тому тут же выдается билет на льготную внеочередную очень престижную реонкорнацию. В этом и кроется тайна любви японцев к фото и видео технике.
Куда двигается это серебристая капелька? Куда везет она радостных стариков и старушек. Ну, японцев, положим, понятное дело, за порцией очередных снимков, а остальных? Сидят они в брюхе гудящего лайнера и на что-то надеются, чего-то ждут. Чего? Надежда и ожидание! Ожидание новизны, надежды на счастье, веселье, сытость, достаток. Все это у них есть, так чего они в этой Африке не видели? Крокодилов? Слонов? Африканцев? Или же пирамиды? Да, видели они все это, сотни, раз видели и слонов и жирафов и пирамиды с верблюдами, но нет же, все равно хотят летать, летят, ждут и надеются. У них есть цель. Стремление к цели, ожидание достижения желаемого, зачастую бывает гораздо лучше самой цели.
- А что жду я? Какая у меня цель? - думал Максим, разглядывая массивный альбом с собранием всевозможных лабиринтов. - В детстве хотелось всего и сразу, но не из корысти или честолюбия, а по-детски, неосознанно: - вот мол, стану взрослым, и все само как-нибудь устроится. Как именно, детский ум еще не представлял в точности, мелькали лишь обрывочные яркие картинки. Реальные вожделенные цели не выходили за рамки психологии ребенка: хотелось, что бы купили родители игрушку, именно красную машинку на батарейках, или водный пистолет, или большой торт и, главное, дали возможность съесть его самому и за один раз. Позже, уже в школе, возникло желание поступить в институт, не важно в какой, не очень понятно для чего собственно, но появилось желание получить ни любое, а именно высшее образование. Спроси Максима тогда, почему именно потребовалось ему высшее образование, ответить он затруднился бы. Вероятнее всего так в поступлении в институт воплотилось неосознанное или подсознательное стремление походить на своего отца. Желание исполнилось, хотя ощутимого счастья оно не принесло. Сколько он себя помнил, ему всегда хотелось большой, захватывающей, красивой любви, и непременно, чтобы девушку звали Наташей, другие имена для этого не годились. При этом девушка Наташа должна была иметь длинные ниспадающие и покрывающие грудь волосы. Воображение диктовало необходимость ощутить женскую грудь через длинные волосы. Вероятно, если покопаться в психоанализе, психологии и сексологии - это можно как-то объяснить. Психоаналитики обязательно привяжут эту сексуального рода фантазию к воспитанию и родителям, пробурчав какую-нибудь чушь о стеснительности, целомудрии и пуританском воспитании. Но это все по большому счету не имеет значения. Важно, что желание исполнилось, в точности соответствуя фантазии. Когда же оно исполнилось, обнаружилось одно неудобство - волосы решительно мешали, все время приходилось их убирать. Так судьба, воплощая мечты, любит посмеяться над человеком. Будучи студентом, хотелось, выйдя в большую жизнь, найти интересную работу и жить насыщенной жизнью. И то и другое очень хотелось, но при этом отсутствовала точность и конкретность. Шло время, мир стремительно менялся, менялась страна и мышление. Все изменения, происходящие в обществе, захлестнули Максима. Он вдруг совершенно ясно осознал, что ему нужно. Деньги - универсальный прибор для исполнения желаний. Потолок желаемой суммы обозначился в размере ста тысяч долларов и наличия собственной квартиры.
Здесь видимо сказывалось стремление независимости от родителей. При Советском Союзе подавляющее число граждан жило крайне бедно и, честно гордясь этой бедностью и честностью. Его семья не была исключением. Квартира, если уже она была, то была единственной и на всю жизнь, а уже о машине, собственном автомобиле, даже думать не приходилось. До таких высот в то время фантазия не поднималась. Время незаметно, но неизбежно меняет все: - появилась квартира и первые сто тысяч долларов, но появившаяся недвижимость и деньги, почему-то не явили собой достижение желаемой цели. Незаметно осуществившаяся мечта, выполненная судьбой честно, но как-то буднично и совершенно незаметно, и в довершении ко всему, в связи с удивительными переменами в обществе поблекла и растворилась под наплывом новых, более мощных и ярких. Пришедшие полнота и насыщенность захлестнули жизнь, не давая вообще задуматься о происходящем, все в голове смешалось, и началась лихорадочная гонка из неоткуда в никуда. Хотя в начале девяностых так жила вся страна. Эта гонка вносила в орбиту внимания Максима самые неожиданные вещи, и при этом его самого мотала, как пушинку под вентилятором. То, о чем раньше и помыслить казалось невозможным, буднично являлось на сцену жизни, и тут же исчезало, толкаемое в спину, чем-то новым, прущим и пыхтящим. Первым, незаметно вошедшим в жизнь Максима автомобилем, стал смешной автомобиль «Ока» - как же ты помещаешься со своим ростом в эту «гравицапу» - спрашивали друзья - но, однако при росте в 190см он спокойно влезал на место водителя и еще умудрялся посадить с собой в салон трех человек. Целый год, искренне считая эту чудовищную пародию на автомобиль, удобной штуковиной. В то время ходил такой анекдот: - Милиционер спрашивает – толкает  водитель пассажира - как Ока? Что ответить? Пассажир, подумав, предлагает. -  Скажи ему Ку-ку-ку. Узнай Максим, что в конце 80-х, что в конце 90-х, т.е. через десять лет он Максим будет ездить по выбору сразу на трех или четырех автомобилях и таких как «Мерседес», «БМВ», «Кадиллак», при этом за эти десять лет сменив уже добрых двадцать различных автомобилей, то не поверил бы, рассмеялся бы и сказал: Ку-ку-ку!
Поменяв два десятка автомобилей, а вот к счастью ни на метр не приблизился. Исполнилось то, чего и не ждал, и не хотел, даже о чем и не мечтал. Жестокая под час бывает штука - мечта. Вожделеешь, вожделеешь, мечтаешь, мечтаешь, а исполниться и обалдеешь. Действительно, иной раз опасная штука - мечта. В желаниях надо быть предельно осторожным, нужно быть прагматиком, совершенно точно знающим, что именно является предметом твоих мечтаний. Иначе придется всю жизнь убирать с женской груди надоевшие волосы, либо ощущать вместо дамского бюста разросшиеся локоны. Сидя в одиночестве в немецкой квартире, Максим вдруг ясно понял, что оказался в полосе кризиса среднего возраста, и как результат этого цели размылись, а желания смешались и поблекли.
- И несет меня бурная река жизни к неизвестному морю. Не остановиться, не поразмыслить. Есть, вроде бы, все для счастливой жизни, но это все какое-то не то... Не этого я хотел. А что собственно я хотел? Какой все же человек; - скоропортящийся продукт! Неустойчивый, бестолковый, нелепый. Или это состояние присуще только русскому человеку, вечно переполненному глупыми и подчас смешными амбициями, рождающимися наперед всякого русского и тянущими его вслед за ним по жизненному пути. Вслед за амбициями следует гордыня. Затем мечтания, затем желания и уже где-то в хвосте плетутся трудолюбие и способности.
В альбоме расположились лабиринты. Перед глазами максима мелькали и долго стояли: лабиринты сады, лабиринты Эмира, английские, китайские, критские, сказочные и литературные, фотографии сменялись рисунками, рисунки гравюрами, гравюры схемами. Все это располагалось на восьмистах листах плотной бумаги. Лабиринты выплывали из тьмы веков и по мере приближения, к нашему времени усложняясь и совершенствуясь. Альбом представлял историю человечества иллюстрированную лабиринтами.
 Что за странное желание человека путать себя и других? Или лабиринт - это просто схема жизни. Кто-то находит выход, кто-то блуждает в самом лабиринте, а кто-то создает их. Лабиринт, как универсальный код бытия. Как пошло с Дедала, так до сих пор остановиться не можем, все бродим и бродим, а в итоге: - милая встреча с добрым монстром Минотавром, в результате, если даже и суждено остаться в живых после дружеской беседы с хозяином лабиринта, то дороги назад, т.е. выхода не найдешь, ежели все же так случится, что выход обнаружится, то только благодаря женской подсказке в виде тонкой ниточки, грозящей оборваться в любой момент. Не рассчитал силы, дернул неловко и - ау, сиди, скреби ногтем камень, думай о бренности бытия мирозданья. Чего проще было не соваться в лабиринт, но амбиции в вперемежку с гордостью так и толкают, так и тащат в него.


7
Любишь царевну, собака?
Люблю. Пуще жизни своей.
Так женись на ней, хороняка,
Что тебе еще нужно?


8
Немец не русский он, никогда сидя у себя в баре не будет, есть воблу, и запивать ее пивом. Не будет пить водку, и закусывать ее борщом, не будет сушить белье на протянутой поперек улицы веревке. Ездить на автомобиле марки «Запорожец» и на автомобиле марки «Ока» он тоже ездить не будет. Немец никогда не будет плакать, обняв березку, не будет, есть соседских собак, предварительно накормив и приласкав их, соседских кошек он тоже не будет есть. Не будет вскрывать себе вены не для самоубийства, а понта ради, а если, вдруг и найдется один такой больной на всю Германию, то уж точно этого он не будет делать лезвием, добытым из одноразового бритвенного станка. Немец не станет кипятить воду «бурбулятором», потому что он не знает, что это такое, а, узнав, никогда не поверит, что этим устройством можно кипятить воду, не будет бить стекла на ближайшей стройке забавы ради только потому, что ему нравится сам процесс разбивания стекла, не будет собирать грибы в лесу, и уж совсем ему немцу не придет в голову собирать их в городе, ему также не придет в голову разбавлять водой пиво, варить соленые огурцы, добровольно плавать в голом виде в проруби, в одетом полагаю, он тоже этого
делать не станет...
немец не русский...

9
Солнце проникло сквозь листву, просочились сквозь окно и, дробясь, высветило серое ковровое покрытие пола. Пыль не играла в солнечных лучах. В Кельне мало пыли, можно всю неделю в одних туфлях ходить, и они упорно не покрываются пылью, в отличие от России, где в сухой летний день полдня побегал по городу, и туфли радикально меняют цвет. От этого полного отсутствия пыли в Германии не принято в гостях   снимать   туфли,   влезая   в хозяйские  тапки. Такие   действия   практикуются   в больницах и музеях, да и то не во всех, в Германии, почему-то нет мух и комаров, чем питаются местные птицы остается загадкой. Так же не ясно, куда они подевали своих тараканов. С чего это русские называют тараканов пруссаками? Кажется - это немцам правильнее было бы называть тараканов - русаками. Пожив в России после посещения Германии  становятся понятно, куда делись все немецкие тараканы.
Солнце вдумчиво изучило доступное его лучам пространство. Немецкое солнце такое же, как и в России, только строже и не такое разухабистое, и светит оно не так просто, а для порядка, для осмотра, уточнения роста цветения и прочей биологической надобности.
 
продолжение следует...